Текст книги "Детские игры"

Автор книги: Клиффорд Дональд Саймак

Соавторы: Танит Ли,Роальд Даль,Уильям Тенн,Ширли Джексон,Гектор Хью Манро,Уильям Фрэнсис Нолан,Эл Саррантонио,Томас Френсис Монтелеоне,Алан Эдвард Нурс,Розмари Тимперли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

Роберт Л. Макграс
Оплаченный счет

Чули Росс был странным пареньком, это точно. Для – девятилетнего мальца он вел себя даже еще более чудно, чем щенок охотничьей собаки. И не то, чтобы он был тупой – просто не такой, как все. Как говорится, малость «того». Очень уж книжки любил читать. В Санрайзе на него почти не обращали внимания, и потому, когда в то утро почти все его жители занимались подготовкой к торжественной церемонии, на которой на шею самого почетного гостя – Тэннера Хиггинса – собирались накинуть «галстук-удавку», никому и в голову не пришло прогнать мальчика, болтавшегося поблизости от них с черным котенком на руках. На него вообще даже не посмотрели – никто.

– Пора кончать с ним! – гаркнул кто-то.

– Пусть скажет последнее слово, – прозвучал еще один голос. – Нельзя вздернуть человека без последнего слова – его дух потом семьдесят лет подряд будет за тобой гоняться и гавкать по семь раз на день!

Там собралась вся честная компания Санрайза: Рим Катлер, с белой гривой волос на голове, – за неимением судьи, проповедника, шерифа и некоторых других официальных должностных лиц он время от времени становился то одним, то другим, то третьим, в зависимости от того, в ком конкретно возникала потребность; Сет Андерс, синий от наколок, – когда-то он плавал в Индию, где ему все тело разукрасили причудливыми индийскими изречениями; виновник торжества, богобоязненный Тэннер Хиггинс – некогда школьный учитель, спокойный, из тех «тихих омутов, где черти водятся», обвиненный в убийстве своего лучшего друга; и еще чертова дюжина других граждан, каждый из которых горел желанием поскорее покончить с этим делом – желательно до восхода солнца, как того требовала традиция города.

– Так, хорошо! – проревел Рим Катлер. – Ясное дело, что каждый человек перед казнью имеет право на последнее слово. Ну, говори, Тэннер, только не тяни, – у нас мало времени, и оно дорого.

– К чему все это? – проговорил Тэннер Хиггинс, сидя на лошади со связанными за спиной руками. – Мы ведь уже все выяснили.

– И тебе больше нечего сказать? – спросил Рим Катлер.

– Я не убивал его! – прокричал Тэннер Хиггинс. – И вообще не имею к этому никакого отношения!

Рим Катлер смачно сплюнул в пыль.

– А кто же это сделал?

– Я уже сказал вам: не знаю, – ответил Тэннер и обреченно покачал головой.

– Топор твой, так ведь? – спросил Катлер.

– Да, топор мой, но я его не убивал!

– И ухаживал он за твоей девушкой, правильно?

– Да, она была моей девушкой! Но я бы не стал из-за женщины убивать человека!

– Ну, может, тогда из-за денег? – предположил Катлер. – Поговаривали, что денежки у Джека Бронсона водились. Как знать, может, из-за них.

– Послушайте, в последний раз говорю вам – не убивал я его! Он был хорошим человеком – моим лучшим другом! Не мог я убить его! И вообще никого не смог бы убить!

– Слушай, Рим, мы только тратим время, – прервал их Сет Андерс. – Солнце всходит. Давай кончать с этой бодягой!

– Ну ладно, – проговорил Катлер. – Парни, подведите лошадь вот сюда.

– Мистер Катлер, сэр! – прозвучал высокий, почти писклявый и настойчивый голос.

– Что? Это ты? А ну-ка, иди домой, Чули. Здесь не место детям.

– Мистер Катлер, вы… вы хотите высечь Тэннера Хиггинса плеткой?

– Ну… – Рим Катлер огляделся, чувствуя некоторую неловкость. – Пожалуй, можно сказать и так. А теперь уходи-ка отсюда, иди, откуда пришел.

– Мистер Катлер, он ничего не сделал, он ничего не сделал!

– Слушайте, уберет кто-нибудь этого сопляка или нет?

– Мистер Катлер, он не убивал Джека Бронсона. Не убивал!

– А ну, проваливай отсюда, сказано тебе! Здесь не место детям!

Сет Андерс нагнулся, чтобы подхватить паренька и подтащить его к своему седлу, но черный котенок резко повернулся и на запястье мужчины появились несколько багровых полосок. – Ну ты, маленький гаденыш…

– Я знаю, кто это сделал, – проговорил Чули Росс, поглаживая своего черного любимца. – Я знаю, кто убил Джека Бронсона.

На какое-то мгновение воцарилась тишина.

– О чем это ты там толкуешь, сынок? – когда требовалось, Рим Катлер умел говорить довольно мягко.

– Я… я знаю, кто убил Джека Бронсона. И это был не мистер Хиггинс.

– У, – хмыкнул Сет Андерс. – Может, ты его и пристукнул, а?

Все так же поглаживая котенка, Чули посмотрел на него и ничего не сказал.

– Ну ладно, сынок, – проговорил Рим Катлер. – Ты знаешь, кто это сделал. И ты скажешь нам, кто.

– А это обязательно? – Чули огляделся вокруг себя.

– Обязательно, сынок, обязательно, – кивнул Катлер. – Сегодня мы вершим правосудие.

– Это был… это был… – Чули переводил взгляд с одного мужчины на другого. Словно легкая волна пробежала по рядам собравшихся.

– Ну, давай, сынок. Говори!

– Это был – он!

Маленький палец вытянулся вперед. Семнадцать пар глаз, включая котенка, устремили свои взоры в сторону одного-единственного человека.

– Черта с два! – воскликнул побагровевший Сет Лидере. – Вы что, верите этому придурку?

– Никто пока этого и не говорит, – протяжно произнес Рим Катлер. – Но сегодня мы никого уже не вздернем, солнце-то взошло.

Далеко на востоке красный шар прорвал тонкую полоску горизонта. Взгляды присутствующих соскользнули с Сета Андерса, метнулись в сторону восходящего светила, затем как-то неловко прошлись по головам остальных людей, ненадолго задерживаясь на Тэннере Хиггинсе, Риме Катлере, Чули Россе и черном котенке.

– А с чего это ты взял, Чули, что Сет Андерс убил Джека Бронсона? – мягко спросил Рим Катлер.

– Я… я видел, как он это сделал, – коротко бросил мальчик. – Я… я там прятался.

– Лжешь, проклятый! – прокричал Сет Андерс, пожалуй, чуть громче, чем следовало бы.

– Чули, – негромко проговорил Катлер, – а ты сам-то понимаешь, о чем говоришь? Ты уверен, что… – он окинул взглядом присутствующих, – что не вычитал об этом в одной из своих книжек?

– Я видел, как он это сделал, – продолжал настаивать Чули. – Я видел. И Джек тоже.

– Ты хочешь сказать, Джек Бронсон?

– Нет, Джек – это мой котенок, – ответил Чули. – Мы оба видели, как он это сделал.

– Но послушай, – терпеливо проговорил Рим Катлер, – разве старина Сет может кого-нибудь обидеть? С чего бы это Сету вздумалось убить Джека Бронсона?

Мальчик посмотрел на Андерса, взгляд его при этом не дрогнул.

– Деньги, – сказал он. – Это все из-за денег.

Сет Андерс быстро спешился и устремился вперед, пытаясь схватить мальца. Черный котенок снова выгнул шею, зашипел и едва не царапнул протянувшуюся было руку.

– Джек, мой котенок, не любит его.

Теперь все взоры были обращены уже на Сета Андерса – и в самом деле, его совсем недавно пунцовое лицо стало белее ларя из-под муки.

– Это – это он! – вырвался из глотки Андерса сдавленный шепот.

– Ты что, приятель? Совсем рехнулся?

– Это – это он – вернулся… Он! Он! – Раннее утро окрасилось протяжным криком, на смену которому пришли надрывные рыдания.

– Чули, – проговорил Рим Катлер, – а ну-ка, бери своего котенка и сматывайся отсюда, да чтобы духу твоего не было.

Паренек побежал, да так, что только пятки засверкали.

– Ну что-о, – снова проревел Катлер, – хочешь что-нибудь сказать, Сет?

– Я… я это сделал, – наконец выдавил Андерс из себя. – Я не знал, что он вернется. Не знал! Я не ожидал этого!

– И ты воспользовался топором Тэннера? – продолжал Катлер.

– Я… я попросил у него… Но я не хотел убивать… А он мне не хотел дать денег, – сказал он со стоном. – Я не знал, что он вернется!

– Парни, признаю, что мы едва не совершили ошибку, – проговорил Рим Катлер. – Признаю, что мы в долгу перед Тэннером Хиггинсом. Обещаю вам, лично обещаю, что постараюсь загладить свою вину.

Сидевший на лошади человек как-то обмяк, рубашка на его спине потемнела от пота.

– И я признаю, что в долгу перед Чули Россом, – спокойно промолвил Тэннер Хиггинс. – А может, и еще перед кем-то.

Он поднял глаза к небу; остальные на него уже не смотрели – глаза их были устремлены к земле.

– Пожалуй, Сет, тебе лучше пойти с нами, – сказал Катлер, обращаясь скорее к собравшимся. – Можешь даже идти впереди нас.

Одним резким движением он перерезал путы на руках Хиггинса. Потом похлопал его по ноге, чуть поколебался и пошел прочь.

Тэннер Хиггинс чуть подождал, а потом, когда все разошлись, слез с лошади и направился в сторону мальчика, который незаметно от всех вернулся назад.

– Я хотел бы поблагодарить тебя, Чули, – проговорил он. – Ты совершил смелый поступок.

Он протянул руку, и мальчик, смутившись, пожал ее.

– Но тебе надо было бы сказать им об этом раньше, несколько дней назад, когда они вершили свой суд. Почему ты раньше ничего им не сказал?

– Я… я не знал, что они собираются сделать, – ответил паренек. – Мистер Хиггинс…

– Да, Чули?

– Мистер Хиггинс, а что имел в виду Сет Андерс, когда сказал: «Это он!» О чем он говорил? Кто вернулся?

– Ну, я думаю, он посчитал, что твой черный котенок – это и есть Джек Бронсон, который вернулся специально, чтобы всюду преследовать его. Они называют это переселением душ – что-то вроде суеверия такого.

– Вроде того, что черные кошки приносят беду?

– Совершенно верно, Чули. Поскольку твоего котенка зовут Джек, ну и все такое, Андерс подумал, что дух Джека Бронсона вернулся на землю в образе котенка и стал его преследовать.

– Мистер Хиггинс, я хочу вам еще что-то сказать.

– Да, Чули?

– Джек Бронсон не мог переселиться в моего котенка. Это… это кошка, и по-настоящему ее звать Джеки. Только я подумал, что они станут смеяться надо мной, вот и назвал ее Джеком.

Тэннер Хиггинс вытер лоб тыльной стороной ладони, после чего снова взглянул на небо.

– Мистер Хиггинс…

– Что-нибудь еще, Чули?

– Да, сэр. Знаете, на самом деле я не видел, как Сет Андерс убивал Джека Бронсона. Я… просто я подумал, что он мог убить его.

– Ты? – что?..

– Я подумал, что, возможно, это он и есть. Он всегда насмехался надо мной за то, что я люблю книжки читать.

– О… – Тэннер Хиггинс покачал головой.

– Ну и ладно, зато теперь, мистер Хиггинс, пожалуй, мы с вами квиты.

– Квиты? Что ты хочешь сказать, Чули?

– Я оказал вам услугу, – ответил Чули Росс, – но я и вернул вам долг.

– За что, Чули? Ты же не был мне ничего должен.

Мальчик погладил дремавшего у него на руках котенка.

– Это еще как посмотреть, мистер Хиггинс. А вы что, забыли? Ведь это же вы научили меня читать.

Гай Каллингфорд
Моя бесчестная леди

Выбрав себе уютное местечко в глубине леса, я сидел, почитывая какую-то книжонку, когда окружающая меня листва чуть раздвинулась и из нее выглянуло лицо маленькой девочки. На первый взгляд, она показалась мне не лучше и не хуже любой другой представительницы племени будущих женщин – набор невзрачных и совершенно неопределенных черт, лицо ее обрамляли сплетенные словно из светлой пакли косы, впрочем, достаточно длинные, чтобы почти доставать ей до плеч. На девочке было относительно чистое платье, а на босых ногах красовались стоптанные сандалии.

– Извините меня, мистер, – проговорила она, устремив на меня твердый взгляд своих добрых глазенок.

– Пожалуйста-пожалуйста, – дружелюбно произнес я. – Ведь лес достаточно велик, чтобы в нем хватило места для нас обоих, даже если мы будем держаться на некотором расстоянии друг от друга.

После этого я снова уткнулся в книгу, и хотя взгляд мой был устремлен исключительно в напечатанный текст, я продолжал чувствовать, что ее глаза продолжают сверлить меня подобно двум маленьким буравчикам.

– А как ты относишься к тому, чтобы оставить меня в покое? – спросил я. – Ну, будь хорошей девочкой.

Она даже не предприняла попытки сдвинуться с места, явно придерживаясь своей собственной, но отнюдь не моей логики мышления. Прошло еще несколько секунд, когда она заговорила снова:

– А там под деревом какой-то дядя пристает к какой-то тете, – промямлила она и, чуть повернувшись, сделала указующий жест рукой.

Я почувствовал, что начинаю медленно краснеть.

– Это совершенно не мое и, кстати сказать, не твое дело. А ну, беги быстро домой, маленькая любопытная девчонка. Знать тебя не желаю!

Она продолжала стоять, словно вкопанная, – так продолжалось добрую минуту, в течение которой девочка хранила молчание, потирая одну лодыжку о другую, пока наконец не произнесла:

– А как бы вы отнеслись к тому, что кто-то втыкает вам нож в живот?

– Что?! – Я вскочил на ноги, судорожно захлопывая книгу. – Почему же ты с самого начала ничего об этом не сказала? Где это? Под… под каким деревом, говоришь?

Она пулей понеслась впереди меня. Мы спустились примерно на двадцать футов по склону холма, после чего маячивший впереди меня хвост ее платья скрылся в густом подлеске. Я, естественно, последовал за ней. Едва оказавшись у основания высокого дерева, я резко остановился и безмолвно уставился на представшую моему взору картину.

Действительно, на слое прошлогодней листвы лежала женщина, положив голову на выступавшие из земли корни раскидистого бука. Нож, очевидно, попал ей в самое сердце, поскольку она была мертва, как и окружавшие ее листья, с той лишь разницей, пожалуй, что женщина находилась там не так долго, как они. Мне всегда казалось, что во внезапной смерти есть что-то глубоко шокирующее, тем более, что женщине этой на вид было не более двадцати лет. К тому же, она была довольно миловидная. Из груди ее торчала рукоятка ножа – при виде ее я внезапно почувствовал, как в желудке у меня словно что-то поднялось. Я повернулся, чтобы броситься прочь от этого места, и тут же обнаружил, что маленькое создание, которое привело меня на это место, бесследно исчезло. Скорее всего, девчонка скрылась, пока я лихорадочно оценивал сложившуюся ситуацию. Таким образом, времени на то, чтобы лишаться чувств, у меня уже не было, и я с неожиданной отчетливостью понял, что попал в довольно скверную ситуацию. Сейчас эта маленькая попрыгунья была для меня в буквальном смысле дороже любых сокровищ; она одна могла подтвердить мое алиби, равно как и то, что я лишь прибыл на место преступления и ничего больше. Короче говоря, мне следовало как можно скорее отыскать ее.

Я быстро спустился с холма и направился к тому месту, где располагался небольшой пруд-лягушатник, в котором плескалась ребятня примерно того же возраста, что и она. Я метался из стороны в сторону, и хотя там были десятки маленьких девочек, так и не смог разглядеть ту единственную, которая была мне нужна. Должен сказать по правде, что когда я остановился, пот градом катился у меня по лицу. Прошло, наверное, минут десять, прежде чем у оставил дальнейшие поиски и задался вопросом: что же теперь делать?

Разумеется, больше всего мне хотелось тогда повернуться и убежать оттуда, да так, как я не бегал еще никогда в жизни. Если бы у меня была шляпа, которую можно было натянуть по самые глаза, то я, скорее всего, именно так и поступил, однако голова моя оставалась непокрытой, и, в свете последующих событий, вел я себя в те минуты, как заявил бы любой заинтересованный наблюдатель, по меньшей мере, странно. Наверняка там оказалось несколько мамаш, у которых выдалась пара-другая секунд, чтобы оторваться от своего любимого Бобби, безоглядно шлепающего по воде, и зафиксировать в сознании образ некоего мужчины, проявляющего интерес к маленьким девочкам. Возможно, кое-кто из них готов был даже обмолвиться на эту тему с полицейским. И, о Боже, как на грех, там же, разве чуть поодаль от них, действительно маячила фигура полицейского, спрятавшегося в тени под деревьями, величаво взиравшего на проказы малолетних отпрысков и явно готового прийти на помощь при первом же признаке беды от водяных забав.

Перед моим мысленным взором всплыла чудовищная картина: я в бегах, спасаюсь от преследующих меня полицейских, которые мечтают допросить меня в связи с делом об убийстве неизвестной мне девушки. Сказать по правде, я всегда придерживался правила, гласящего, что из двух зол выбирают наименьшее, а потому, не тратя времени даром, направился к этому самому полицейскому, как если бы в его монолитной фигуре была сокрыта моя единственная надежда на спасение.

– Офицер… – проговорил я предательски надтреснутым голосом, – офицер, я хотел бы сообщить вам о совершенном преступлении.

Казалось, известие это потрясло его. Это был довольно молодой человек, и вид у него в ту минуту был такой, словно вся кровь, циркулировавшая в его теле, стремительно утекла в сапоги. Однако он тут же взял себя в руки, задал мне несколько уточняющих вопросов, после чего мы вместе пошли вверх по склону, причем сердце мое билось гораздо яростнее, чем того требовала крутизна холма.

Разумеется, после этого я прошел еще несколько стадий допросов у все возрастающих по рангу полицейских чинов – сначала состоялась беседа с сержантом, затем с инспектором, а потом с ними обоими. Я твердо придерживался своей истории случившегося, и эти, насколько я мог судить по их поведению, вполне достойные люди, можно сказать, мне почти поверили.

Смутило же их одно из тех поистине фантастических совпадений, которых никогда не встретишь на страницах детективных романов. Когда первый полицейский проводил меня в участок, я по-прежнему сжимал в руке ту самую проклятую книжонку, которую читал в лесу, и первое, что увидел взявший ее у меня сержант, была красующаяся на обложке мертвая блондинка с кинжалом в сердце. Должен сказать, что я даже не обращал внимания на эту примитивно намалеванную картинку, пока ее не сунули мне буквально под нос. За неимением других, более существенных улик, вроде крови, вырванных клочьев волос или уличающих отпечатков пальцев, они, ясное дело, попытались было выжать максимум из того, что все же имелось в их распоряжении. Со своей стороны, я, обороняясь изо всех сил, твердо держался истории с маленькой девочкой, которая, собственно, и ввергла меня в этот переплет. Кроме нее, у меня никого и ничего не было.

– Как жалко, что вы не знаете ее имени, – прокомментировал мое сообщение инспектор, как мне показалось, уже с оттенком некоторой сухости в голосе.

– Я, в общем-то, не имею привычки бегать по лесу, выспрашивая у странных маленьких девочек, как их зовут, – был мой ответ. – Не настолько же сильно они меня интересуют.

Инспектор кивнул и произнес:

– Ну что ж, если все то, что вы нам рассказали, действительно правда, то вам совершенно не о чем беспокоиться. Если это дитя действительно бродит по земле, мы его отыщем.

– Что ж, тогда мне действительно не стоит волноваться, – заявил я.

– Хорошо еще, что в школах каникулы не начались, – сказал сержант. – Пройдемся по ним частой гребенкой и отыщем ее, вот и все… – Он сделал многозначительную паузу и почесал кончик носа. Насколько я смог заметить, его самого не вполне удовлетворил подобный метод поисков.

В течение следующих двадцати четырех часов мне довелось достаточно хорошо узнать этого сержанта – равно как и познакомиться с местными школами. Что касается самой ребятни, то наши визиты оказывались для них приятной и неожиданной переменой между занятиями, тогда как учителя испытывали по этому же поводу гораздо меньший энтузиазм. Наконец в школе для девочек под поэтическим названием «Омега» мы наткнулись на нее.

После короткого разговора с директрисой мы прошли в класс, где проводились занятия с нужной нам возрастной группой. В нем сидело примерно двадцать четыре милейших создания, среди которых притаилось и то, которое мы искали, кстати, почти неразличимое на фоне остальных – разумеется, для всех, кроме меня. Она сидела за партой во втором ряду от доски. Нас заранее предупредили, чтобы мы неосторожным вопросом не потревожили нежные души, и потому сержант голосом, в котором явственно чувствовались ароматы молока с медом, спросил, не видел ли кто-либо из детей «вот этого джентльмена» (жест в мою сторону) раньше. Вверх взметнулся лес рук, и лишь одна продолжала спокойно лежать на парте – вы уже догадались, чья именно.

– Где? – спросил сержант.

– Пожалуйста, пожалуйста! – чуть ли не хором понеслись отовсюду детские голоса, пока директриса не пришла на выручку и не выудила из общей массы солистку.

– Пожалуйста, мэм. Мы все видели его у пруда в лесу Хэммервуд в тот самый день, когда зарезали ту молодую тетю.

Директриса стрельнула в мою сторону ледяным взглядом, как если бы я нес персональную ответственность за любое психическое потрясение, которое могут пережить эти невинные создания. Я тут же попросил сержанта уделить мне пару минут для частной беседы. Когда мы укрылись за школьной доской, я прошептал ему на ухо, что девочка, которая не подняла руку, и была той самой особой, которую мы с ним разыскивали. Выйдя наружу, он легким движением руки вспушил свои усы – сначала левый, потом правый, – после чего проговорил:

– Я хотел бы спросить вот ту маленькую девочку во втором ряду, не видела ли она когда-либо раньше этого джентльмена?

– Ну, Руби Гэнт, отвечай дяде, – проворковала директриса, обращаясь к маленькой негоднице. – Тебе никто здесь не сделает ничего плохого.

На невыразительном лице ребенка не проступило ни малейшего намека на какое-то выражение. С ответом она тоже явно не спешила, вперив в меня отсутствующе-серьезный взгляд своих глаз.

– Я никогда в жизни не видела его, мисс Берч, – наконец произнесла она. – Я вообще не знаю этого джентльмена, и… – в это мгновение губы ее раздвинулись в ухмылке, обнажив рад крохотных ровных зубов. – Да и не хочу знать.

По классу прошелестел всеобщий смешок, причем мисс Берч даже пальцем не пошевелила, чтобы прервать его. Вместо этого она сдержанным тоном спросила:

– Значит, ты не была с остальными у пруда?

– Нет, мисс Берч, Руби не была с нами у пруда, – ответила девочка, сидевшая позади «моей» Гэнт. – Она сказала, что сразу пойдет домой.

– Это так, Руби?

– Да, мисс Берч. Я хотела присмотреть за маленьким братиком, чтобы мама могла немного отдохнуть.

Только нимба не хватало над этой соломенного цвета короной.

– Я всегда считала Руби очень честной девочкой, – тихо заметила мисс Берч, обращаясь к сержанту.

Вот так все получилось. Ну и что, скажите, мне оставалось делать?

Разумеется, в конце концов им пришлось отпустить меня, поскольку никаких улик против моей персоны у них не было и быть не могло. Им не удалось обнаружить никакой связи между мной и убитой девушкой, и они не решались строить обвинение на основании одной лишь пошловатой книжной обложки. Тем не менее, мне сообщили, что десятки женщин добровольно вызвались проинформировать полицию о том, с каким выражением лица я бродил в тот день по берегу пруда. Ну, вы сами понимаете, стандартный набор: дикий, пылающий взгляд, маниакальная одержимость в жестикуляции, и так далее, и тому подобное. Несмотря на массу предоставленных мне возможностей, я так ни на дюйм и не отошел от своей версии случившегося, а у самой полиции против меня ничего не было. И к тому же я хорошо характеризовался по месту работы.

Насколько мне самому все это представлялось, им так и не удалось бы отыскать преступника, совершившего то убийство в лесу. Как и в большинстве других случаев с обнаружением убитых девушек, оказалось, что погибшая вообще не имела с мужчинами никаких отношений; по всеобщим откликам, это была спокойная, сдержанная, уважающая себя девушка. Как бы то ни было, но именно ее, бедняжку, и убили. Нож тоже оказался самым что ни на есть обычным – такой найдешь у любого бой-скаута. Хотя он и был отточен, как бритва, никаких следов на нем обнаружить не удалось. Что же до слоя опавшей листвы, то, в отличие от цветочной клумбы, он едва ли годился в качестве источника информации о форме и длине каблука злоумышленника. Если бы мне самому взбрело в голову совершить убийство, едва ли бы я обделал это дельце с большей аккуратностью.

В конце концов полицейское управление было вынуждено признать свое поражение, и я окончательно покинул это заведение с незапятнанной репутацией. Правда, я лишился своей работы, квартиры, друзей, а в довершение всего ни одна девушка в нашем районе не желала с тех пор и на пушечный выстрел приближаться к моей персоне. На протяжении нескольких недель после этого если какая особа и позволяла мне сопровождать ее, то всякий раз это была одна из самых осторожных девушек на свете. Я и шагу не мог ступить без полицейского сопровождения – правда, очень-очень ненавязчивого, и стоило где-нибудь раздасться хотя бы малейшему писку, как тащившийся в хвосте человек тут же оказывался у меня под боком.

Тем не менее я отказывался уезжать из нашего района – по крайней мере, пока отказывался. Вместо этого я подыскал себе новое жилье с глухонемой хозяйкой, работу, где мне платили половину полагающейся ставки, и так и жил, коротая время, которое, как известно, всему лучший лекарь.

Однако теперь я уже не просто ждал – я выжидал. Прошли еще три месяца, и я снова остался один – даже без полицейской опеки, – и тогда наконец решил, что настало время заняться делом. Говорят, что детская память коротка, и потому я решил не тратить время зря. Однажды, где-то к четырем часам дня, когда в школе «Омега» заканчивались уроки, я оказался поблизости от ее дверей. Свою добычу я выследил без особого труда – за истекшие три месяца она практически не изменилась. Не составило мне особого труда и отделить ее от остальной ватаги девчонок, поскольку на ближайшем же перекрестке она пошла своей дорогой. Пожалуй, все было как и в тот день у пруда – она вела себя скорее как самая настоящая индивидуалистка. Для завязывания разговора я решил воспользоваться приманкой и в этих целях вот уже несколько дней таскал с собой большой пакет с ирисками.

– Привет, Руби, – сказал я, пристраиваясь к ней рядом и предлагая пакет. – Бери конфетку.

Узнала она меня сразу и при этом отнюдь не испугалась, а лишь покачала головой и сказала:

– Мама говорит, чтобы я никогда не брала конфеты у посторонних.

– А я и не посторонний. Ты что, забыла, что я тот самый дядя, которого ты чуть было на всю жизнь не упрятала за решетку.

– И поделом. Не надо было грубить мне.

Она снова продемонстрировала свою знаменитую ухмылку. Впрочем, сразу было видно, что на меня лично она никакого зла не держит.

– А кроме того… – продолжала девочка.

– Что, кроме того?

– Я не хотела, чтобы у меня самой были неприятности. Не хотела привлекать к себе внимание, понимаете?

Бог ты мой! И все это варилось в той «кастрюльке», что она носит на плечах, и которой от роду-то всего лет восемь или около того! Оказывается, я ее совершенно не интересовал и все, чего она хотела, это лишь спасти свою собственную тонкую шкурку.

Она наверняка знает, кто убил ту девушку…

Я постарался ничем не выдать своего возбуждения и, подстраиваясь под ее шаг, как можно беззаботнее проговорил:

– Значит, ты видела того парня, который сделал это? А я-то думал, что ты просто врешь!

– Только вот этого не надо. Разумеется, я его видела. По крайней мере, со спины. Он как раз тогда наклонился над ней.

– Иными словами, лица его ты не видела. Ну что ж, значит, ты его ни за что не узнаешь.

– А вот захочу и смогу. На нем был синий костюм.

– У моего дяди Берта тоже есть синий костюм. Ну что ты за чертовщину мелешь! Да каждый…

– А вот ругаться тоже не надо. Мама говорит, что это нехорошо.

– Да ну тебя и твою маму! Сказал бы я тебе, кто такая твоя мама – она такая же большая лгунья, как и ты, если говорит, что ты сидела дома с малышом, хотя на самом деле шныряла по лесу и подсматривала за людьми.

– Не может же она постоянно смотреть на часы, так ведь? С моим маленьким братиком этого никак нельзя. И ничего я не шныряла, мистер Умник, а просто играла там под деревьями.

– Значит, говоришь, знаешь того парня?

– Я не сказала, что знаю. Я сказала, что могу указать на него пальцем – если захочу, конечно.

– Так почему же ты этого не сделаешь?

– Это меня не касается, – проговорила она с затаенным триумфом в голосе.

Зато меня это даже очень касалось; и в данный конкретный момент меня больше всего касалось то, чтобы как можно дольше говорить с ней, пока не удастся добиться поставленной цели. Я где-то слышал, что маленькие девочки любят поддразнивать друг друга и что в девяти случаях из десяти такая тактика срабатывает.

Поэтому я собрался с силами и проговорил, стараясь вложить в собственные слова весь сарказм, который к тому времени во мне скопился:

– Эге, Руби Гэнт, ничего-то ты не знаешь!

– Знаю.

– Ты все выдумываешь.

– Не выдумываю.

– А вот и выдумываешь. Ты вообще не видела того парня, а если и видела, то все равно ни за что не отличишь его от любого другого.

– Я сказала вам, что на нем был синий костюм.

– Ну и где он живет?

– Не знаю я, где он живет, зато знаю, где он находится сию минуту.

– Ты просто маленькая лгунья!

– Не лгунья.

– А вот и лгунья.

Я уже сам было увлекся этой игрой, когда она вдруг капитулировала.

– А если я отведу вас туда, вы мне тогда поверите?

– Ну, скажешь тоже. Разумеется, если отведешь – поверю.

Она снова посмотрела на меня тем своим серьезно-отсутствующим взглядом, который, похоже, являлся частью ее маскировки.

– А если я покажу, поклянетесь, что никому не расскажете?

– Конечно, поклянусь.

– Тогда повторяйте за мной.

– Что повторять? Что я должен сказать?

Она облизала свой грязный палец и подняла его над головой.

– Видите, мой палец мокрый… ну, повторяйте.

Я облизал собственный палец и последовал ее инструкциям.

– Видишь, мой палец сухой.

– Видишь, мой палец сухой.

– Перережь мне глотку, если я солгу. – Она со зловещим видом провела пальцем по своему тоненькому горлу.

Я повторил детскую клятву, хотя, разумеется, и в мыслях не имел выполнять ее. Я посчитал бы себя последним идиотом, если бы решил, что должен нести какие-то обязательства перед этим ребенком.

Тем не менее, моя клятва, похоже, удовлетворила ее.

– Ну, тогда пошли, – сказала она.

Она вприпрыжку побежала вперед, и я, как и в прошлый раз, двинулся следом за ней. Вся разница заключалась лишь в том, что на сей раз на ней было простенькое пальтецо из дешевой ткани и шли мы не по лесной тропе, а по асфальтовому тротуару.

Мы прошли по переулку, потом свернули в другой, пока не оказались на Хай-стрит. Вокруг нас сновали люди, занятые преимущественно покупками, и девочка, как угорь, мелькала между ними, тогда как мне не оставалось ничего другого, кроме как неуклюже имитировать ее движения, то и дело натыкаясь на прохожих. Наверное, у меня был довольно нелепый вид, когда я следовал за этой тщедушной девчонкой с таким видом, словно от этого зависела вся моя жизнь. Однако в те минуты меня не особенно волновала мысль о том, каким я могу показаться со стороны, и сердце мое отчаянно колотилось, поскольку я чувствовал, что впереди меня ждет нечто действительно важное.

В конце концов мы дошли до перекрестка, где Хай-стрит соединялась с проходившим через весь город проспектом.