Текст книги "Миры Клиффорда Саймака. Книга 15"

Автор книги: Клиффорд Дональд Саймак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц)

– Вы хотите сказать, что скунс… крыло… что…

– Он вроде бы спланировал, – докончил я.

– Капрал, – обратился полковник к Слейду, – что там у него на счету?

– Да только езда в пьяном виде, – ответил Слейд. – Пустяки.

– Я хотел бы взять его с собой на базу.

– Буду вам очень признателен, – неуверенным голосом ответил Слейд.

– В таком случае пошли, – сказал полковник, и я проследовал за ним к джипу.

Мы расположились на заднем сиденье, а машину вел солдат – шпарил как на пожар. Мы с полковником особенно не разговаривали. Мы только зубы стискивали и надеялись, что доберемся живыми. Так, по крайней мере, было со мной.

Там, на базе, полковник сел за свой письменный стол, кивком приказал мне занять кресло. Потом откинулся на спинку стула и давай меня изучать. Счастье, что ничего плохого я не сделал, иначе под его взглядом я бы, пожалуй, не выдержал и раскололся.

– Вы тут много чего наговорили, – начал полковник. – Устраивайтесь-ка поудобнее и расскажите все с самого начала, не пропуская ни единой мелочи.

Я стал рассказывать ему все как есть и пустился во всякие подробности, чтобы втолковать ему мою точку зрения, а он ничего, не перебивал, только сидел и слушал. Ни разу еще мне не попадался такой хороший слушатель.

Когда я выложил все до конца, он нашарил на столе блокнот и карандаш.

– Давайте-ка зафиксируем основные выводы, – сказал он. – Вы утверждаете, что раньше машина никогда не совершала самовольных действий?

– Насколько я знаю, не совершала, – ответил я как на духу. – Но, конечно, она могла тренироваться в мое отсутствие.

– И никогда до сих пор не летала?

Я покачал головой.

– А когда она стала проделывать то и другое, в ней находился этот ваш скунс?

– Совершенно верно.

– И вы утверждаете, что после катастрофы скунс спланировал, сидя на крыле машины?

– Крыло перевернулось, а скунс убежал в лес.

– Вам не кажется странным, что крыло планировало, тогда как остальные обломки просто грохнулись оземь?

Я согласился, что это и вправду чудно.

– Теперь о скунсе. Вы утверждаете, что он мурлыкал?

– Еще как! Любо-дорого было слушать!

– И вилял хвостом?

– Прямо как собака.

Полковник отодвинул блокнот и откинулся на спинку стула. Он сложил руки на груди, точно обнял себя за плечи.

– По личному опыту, накопленному в детстве при ловле скунсов в капканы, могу вам сообщить, что скунсы не мурлыкают и никогда не виляют хвостом.

– Я знаю, что у вас на уме, – объявил я, озлившись, – но не так уж я был пьян. Я сделал глоток-другой, чтобы скоротать время, покуда появится самолет. Но я видел скунса своими глазами, знаю, что это был именно скунс, и помню, как он мурлыкал. Ласковый был, будто я ему понравился, и он…

– Ну ладно, – сказал полковник. – Ладно.

Сидели мы и смотрели друг на друга. Ни с того, ни с сего он ухмыльнулся.

– А знаете, – сказал он, – я вдруг понял, что мне нужен адъютант.

– Желающих нет, – ответил я упрямо. – Вы меня и на четверть мили не подтащите к реактивному самолету. Хоть вяжите по рукам и по ногам.

– Вольнонаемный адъютант. Триста долларов в месяц и полное обеспечение.

– Всю жизнь мечтал толкаться среди военных.

– И выпивки сколько влезет.

– Где надо расписаться? – спросил я.

Вот так-то я и стал адъютантом полковника.

Я подумал, что у него шарики за ролики заехали, да и сейчас так думаю. Для него все сложилось бы куда лучше, если бы он тогда же вышел в отставку. Но он носился со своей идеей и был из числа тех азартных дураков, что играют ва-банк.

Мы с ним уживались как нельзя лучше, но временами кое в чем расходились. Началось все с дурацкого требования, чтобы я не отлучался с базы. Я устроил скандал, но полковник уперся.

– Ты выйдешь за ворота, распустишь слюни и начнешь трепаться, – твердил он. – А мне надо, чтобы ты прикусил язык и держал его за зубами. Как по-твоему, для чего я тебя взял на службу?

Жилось мне не так уж плохо. Забот и в помине не было. Просто пальцем не шевелил – никакой работы с меня никто не спрашивал. Жратва была сносная, комнату с постелью мне дали, и полковник сдержал слово насчет выпивки.

Несколько суток я полковника вовсе не видел. В один прекрасный день забежал к нему поздороваться. Только я на порог, как входит сержант с пачкой бумаг в руке. И будто сам не свой.

– Вот рапорт о том автомобиле, сэр, – доложил он.

Полковник взял бумаги и перевернул несколько листов.

– Сержант, я ничего не понимаю.

– И я тоже, сэр.

– Ну вот это, например, что? – спросил полковник и ткнул пальцем.

– Вычислительное устройство, сэр.

– В автомобилях не бывает вычислительных устройств.

– Вот именно, сэр, то же и я говорю. Но мы нашли место, где оно было укреплено на моторе.

– Укреплено? Приварено?

– Ну не совсем приварено. Оно вроде бы стало частью мотора. Как будто их отлили вместе. Там не было никаких следов сварки.

– А вы уверены, что это вычислительное устройство?

– Так утверждает Коннели, сэр. Он на вычислительных машинах собаку съел. Однако таких он еще не видывал. Он говорит, что это устройство работает по совершенно иному принципу. И полагает, что он очень толковый. Принцип этот, он говорит…

– Продолжайте! – гаркнул полковник.

– Он говорит, что по мощности это устройство в тысячу раз превосходит лучшие наши вычислительные машины. Он говорит, будто, даже не обладая буйной фантазией, можно назвать это устройство разумным.

– Что вы понимаете под словом «разумный»?

– Вот Коннели уверяет, что такая штука, возможно, умеет самостоятельно мыслить.

– О господи! – только и выговорил полковник.

Он посидел с минуту, словно о чем-то задумался. Потом перевернул страницу и ткнул в другое место.

– А это другой блок, сэр, – сказал сержант. – Чертеж блока. Что за блок – не известно.

– Не известно!

– Мы никогда ничего подобного не видели, сэр. Мы понятия не имеем, какое у него назначение. Он был связан с трансмиссией, сэр.

– А это?

– Результаты химического анализа бензина. С бензином что-то странное, сэр. Мы нашли бак, весь искореженный и на себя не похожий, но там еще оставался бензин. Он не…

– Но с какой стати вам вздумалось делать анализ?

– Да ведь это не бензин, сэр. Это что-то другое. Раньше был бензин, но он изменился, сэр.

– У вас все, сержант?

Сержанту, как я видел, становилось жарко.

– Нет, сэр, есть еще кое-что. В рапорте все изложено, сэр. Нам удалось найти большую часть обломков, сэр. Отсутствуют лишь несколько мелких деталей. В настоящее время мы работаем над сборкой.

– Сборкой…

– Может, вернее назвать это склейкой, сэр…

– Машина не будет ходить?

– Навряд ли, сэр. Ее здорово покалечило. Но если бы ее удалось собрать целиком, это был бы лучший автомобиль в мире. Судя по спидометру, машина прошла 80.000 миль, но ее состояние такое, будто она только вчера с завода. К тому же она сделана из таких сплавов, что мы просто диву даемся.

Сержант помолчал.

– Осмелюсь доложить, сэр, тут дело нечисто.

– Да, да, – сказал полковник. – Вы свободны, сержант. Еще как нечисто!

Сержант повернулся кругом.

– Минуточку, – окликнул его полковник.

– Есть, сэр.

– Мне очень жаль, сержант, но вам и всему подразделению, прикомандированному к машине, не разрешается покидать территорию базы. Я не могу допустить утечки информации. Сообщите своим людям. Если кто-нибудь пикнет, я с ним живо расправлюсь.

– Есть, сэр, – сказал сержант и вежливо козырнул, но вид у него был такой, словно он сейчас полковнику глотку перережет.

Когда сержант вышел, полковник сказал мне:

– Эйса, если ты что-то знаешь и молчишь, а потом это выплывет наружу и я окажусь в дураках, то я сверну твою тощую шею.

– Чтоб мне провалиться, – сказал я.

Он как-то чудно на меня посмотрел.

– Тебе известно, что это за скунс?

Я покачал головой.

– Это вовсе не скунс, – сказал он. – И мы обязаны выяснить, кто же это.

– Но ведь его здесь нет. Он убежал в лес.

– Его можно поймать.

– Это мы-то вдвоем?

– Зачем вдвоем? На базе две тысячи солдат.

– Но…

– Ты думаешь, им не очень-то по вкусу ловить скунса?

– Примерно так. Может, они и пойдут в лес, но сделают все, чтобы не найти скунса, ни за что не станут ловить.

– Станут как миленькие, если пообещать вознаграждение. Пять тысяч долларов.

Я посмотрел на него так, словно он окончательно спятил.

– Поверь, – сказал полковник, – он того стоит. Всех этих денег, до последнего цента.

Я же говорю, свихнулся человек.

В облаву на скунса я не пошел. Я знал, как мало шансов найти его. К этому времени он мог выбраться за пределы штата или залезть в такую нору, где его и днем с огнем не сыщешь.

Да и ни к чему мне было пять тысяч долларов. Я получал хороший оклад и пил вволю.

На другой день я зашел к полковнику покалякать. У него был крупный разговор с военным врачом.

– Вы обязаны отменить свой приказ! – разорялся костоправ.

– Не могу я его отменить! – орал полковник. – Мне необходимо это животное!

– Вы когда-нибудь видели, чтобы скунсов ловили голыми руками?

– Нет, никогда.

– У меня уже одиннадцать штук, – сказал костоправ. – Больше я не потерплю.

– Капитан, – ответил полковник, – прежде чем все это кончится, у вас будет гораздо больше одиннадцати скунсов.

– Значит, вы не отмените приказ, сэр?

– Нет.

– В таком случае я сам прекращу это безобразие!

– Капитан! – свирепо произнес полковник.

– Вы невменяемы, – заявил костоправ. – Никакой военный трибунал…

– Капитан!

Но капитан ничего не ответил. Он повернулся кругом и вышел.

Полковник взглянул на меня.

– Иной раз приходится тяжко, – сказал он.

Я понял, что надо срочно найти этого скунса, иначе полковника смешают с грязью.

– А все-таки я в толк не возьму, – сказал я, – на кой черт вам сдался этот зверь. Обыкновенный скунс, разве что мурлыкать умеет.

Полковник уселся за стол и стиснул голову руками.

– О господи! – простонал он. – До чего же тупы люди!

– Это-то да, – не отставал я, – но все-таки непонятно…

– Сам посуди, – сказал полковник. – Кто-то копался в твоей машине. Ты утверждаешь, что это не твоя работа. Ты утверждаешь, что не подпустил бы к машине никого другого. Ребята, которые исследовали обломки, заявляют, что в машине есть такие премудрые устройства, до каких у нас еще никто не додумался.

– Если вы думаете, что этот скунс…

Полковник трахнул кулаком по столу.

– Да какой там скунс! Нечто, похожеена скунса! Нечто, смыслящее в машинах побольше твоего, моего, да и вообще больше, чем будет когда-нибудь смыслить человек!

– Но у него и рук-то нет. Как, по-вашему, мог он сотворить то, что вы думаете?

Но он не успел мне ответить.

С треском распахнулась дверь, и ввалились двое солдат из караулки. Им было не до того, чтобы приветствовать полковника по всей форме.

– Господин полковник, – сказал один из них, переводя дух. – Господин полковник, нашли. Даже не пришлось его ловить. Мы свистнули, и он пошел за нами следом.

За ними, виляя хвостом и мурлыча, вошел скунс. Он сразу подбежал ко мне и стал тереться о мои ноги. Когда я наклонился и взял его на руки, он замурлыкал так громко, что я побоялся, не взорвется ли.

– Он самый? – спросил меня полковник.

– Он и есть, – подтвердил я.

Полковник схватил телефонную трубку.

– Соедините меня с Вашингтоном! Пентагон! Мне нужен генерал Сандерс!

И махнул нам рукой.

– Вон отсюда!

– Но, господин полковник, вознаграждение…

– Получите! А теперь убирайтесь!

Вид у него был, как у человека, которому только сейчас объявили, что его не расстреляют на рассвете.

Мы повернулись через правое плечо и вышли из кабинета.

У двери с винтовками в руках топтались четыре субъекта устрашающего вида, типичные техасские гангстеры.

– Ты на нас не обращай внимания, друг, – сказал мне один из них. – Мы всего-навсего твои телохранители.

Это и вправду были мои телохранители. Ни на шаг от меня не отставали – куда я, туда и они. И с нами ходил скунс. Поэтому они ко мне и прилипли. Я-то им был до лампочки. Это скунса надо было охранять.

А скунс привязался ко мне – клещами не оторвешь. Он шел за мной по пятам и шмыгал у меня между ботинками, но по большей части ему хотелось, чтобы я таскал его на руках или сажал себе на плечо. И он все время мурлыкал. То ли смекнул, что я ему настоящий друг, то ли считал меня простофилей.

Жить стало трудновато. Скунс спал вместе со мной, и в моей комнате ночевали все четыре охранника. В отхожее место я шел со скунсом и одним охранником, а остальные трое околачивались поблизости. Я ни на миг не оставался один. Я говорил, что это непорядочно. Я говорил, что это неконституционно. Ничего не помогало. Деться было некуда. Охранников было двенадцать штук, и работали они в три смены, по восемь часов каждая.

Несколько дней я не видел полковника и подумал, что это странно: раньше он себе места не мог найти, пока не заполучит скунса, а теперь ему до скунса и дела нет.

А я тем временем пораскинул умом насчет того, что говорил полковник о скунсе: будто это и не скунс вовсе, а существо, по виду схожее со скунсом, и будто оно знает о чем-то побольше нашего. И чем дольше я об этом думал, тем больше верил в то, что полковник, пожалуй, прав. Но все-таки казалось невероятным, чтобы какая-то безрукая тварь разбиралась в машинах, не говоря уж о том, чтобы мудрить с ними.

Но тут я вспомнил, как мы с Бетси всегда понимали друг друга, и, более того, представил себе, что человек и машина сближаются настолько, что могут друг с другом беседовать, и тогда человек, даже безрукий, может помочь машине улучшиться. И хоть, когда говоришь это вслух, получается что-то вроде нелепицы, но в глубине души мне казалось, что так и должно быть, и как-то тепло становилось при мысли о том, что человек и машина могут стать закадычными друзьями.

Если на то пошло, не такая уж это нелепость.

Быть может, говорил я себе, когда зашел в кабачок и оставил скунса в машине, то скунс оглядел ее и пожалел эту старую колымагу, как мы с вами пожалели бы бездомную кошку или больную собаку. И, может быть, скунс тут же, на месте, решил починить ее, как умеет; с него сталось бы и металлом разжиться где-нибудь, где не скоро хватятся, чтобы смастерить вычислитель и все эти хитроумные штучки.

Кто его знает, может, до него не доходило, хоть тресни, как это их не было в машине с самого начала. Может, он считал, что машина без этих штучек вообще не машина. А скорее всего, подумал, что Бетси неисправна.

Охранники прозвали скунса Вонючкой, и это были враки, потому что от него ничуть не пахло – редко я встречал таких спокойных и воспитанных зверей. Я сказал охранникам, что это несправедливо, но они только ржали надо мной, и вскорости об этой кличке прознала вся база, и, куда бы мы ни шли, отовсюду нам кричали: «Эй, Вонючка!» Скунс, как видно, ничего не имел против, и я тоже в мыслях стал называть его Вонючкой.

Так я сам додумался, что Вонючка мог починить Бетси и почему он ее чинил. Но одного я никак не уразумел – откуда он вообще взялся? Думал я, думал, но так ничего и не надумал, кроме каких-то глупостей, и даже сам решил, что это уж слишком.

Разок-другой я заходил к полковнику, но сержанты и лейтенанты гнали меня в три шеи и мы с ним так и не повидались. Я обиделся и решил туда больше не соваться, пока он меня не позовет.

В один прекрасный день он меня позвал. Прихожу я и вижу: у него в кабинете полным-полно важных шишек. Полковник как раз переговаривался с каким-то старым, седым, свирепым старикашкой, у него был нос крючком, зубастая пасть и звезды на погонах.

– Генерал, – обратился к старикашке полковник, – разрешите представить вам ближайшего друга Вонючки.

Генерал подал мне руку. Вонючка помурлыкал ему, сидя на моем плече.

Генерал хорошенько вгляделся в Вонючку.

– Полковник, – сказал он, – от души надеюсь, что вы не заблуждаетесь. В противном случае, если когда-нибудь дойдет до огласки, военно-воздушные силы погибли. Армия и флот будут потешаться над нами еще десятки лет, да и конгресс нам никогда не простит такого розыгрыша.

Полковник судорожно глотнул:

– Уверяю вас, сэр, я не заблуждаюсь.

– Не знаю, как это я дал себя уговорить, – разворчался генерал. Более сумасбродный план и представить себе невозможно.

Он еще раз поглядел на Вонючку.

– По-моему, скунс как скунс, – заметил генерал.

Полковник представил меня группе других полковников и куче майоров, а с капитанами, если они там вообще были, возиться не стал, и все жали мне руку, а Вонючка им мурлыкал – получалось очень уютно.

Один из полковников подхватил Вонючку на руки, но тот стал отчаянно брыкаться и все рвался ко мне.

Генерал сказал:

– Кажется, он предпочитает именно ваше общество.

– Он мой друг, – объяснил я.

После ленча полковник с генералом зашли за мной и Вонючкой и все мы отправились в ангар. Там навели порядок, и в ангаре стоял только один самолет, из новейших реактивных. Нас поджидала целая толпа – были и военные, но больше все спецы в гражданской одежде или в грубых бумажных комбинезонах. Некоторые держали в руках инструменты – так я считаю, – хотя я эдаких диковин сроду не видывал. И всюду были понаставлены какие-то аппараты.

– А теперь, Эйса, – сказал полковник, – сядь в этот реактивный самолет вместе с Вонючкой.

– А чего там делать? – спросил я.

– Да просто посиди. Но только ничего не трогай. Иначе ты нам все испортишь.

Мне показалось, что дело тут нечисто, и я заколебался.

– Не бойтесь, – успокоил меня генерал. – Вам ничего не грозит. Входите смелей и усаживайтесь.

Так я и сделал, и получилось вовсе глупо. Я вскарабкался туда, где полагается сидеть пилоту, и уселся в его кресло; ну и местечко! Повсюду торчала всякая чертовщина, какие-то приборы и невиданные штучки. Я не смел шелохнуться, до того боялся их задеть – бог его знает, что бы могло стрястись.

Вошел я, значит, уселся и некоторое время развлекался тем, что глазел на все эти диковины и гадал, для чего они служат, но почти ни разу не угадал.

В конце концов я осмотрел все в сотый раз и стал ломать себе голову, чем бы еще заняться, а делать было нечего, скучища смертная. Но тут я вспомнил, сколько денег заколачиваю, сколько даровой выпивки получаю, и подумал, что ради всего этого можно просидеть любое кресло.

А Вонючка вообще не обратил ни на что внимания. Он пристроился у меня на коленях и заснул – так мне, во всяком случае, казалось. Он-то себя не утруждал, это уж точно. Лишь время от времени приоткрывал один глаз или поводил ухом, только и всего.

Поначалу я об этом не думал, но, когда посидел там час или около того, до меня вдруг дошло, зачем они затащили нас с Вонючкой в самолет. Они надеются, подумал я, что, если посадят в самолет Вонючку, он и этот самолет пожалеет и проделает с ним такую же штуку, как с Бетси. Но если они так полагают, то наверняка останутся в дураках: ведь Вонючка решительно ничего не стал делать, только свернулся клубочком и заснул.

Мы просидели несколько часов, а потом нам сказали, что можно вылезать.

Тут-то и закрутилась операция «Вонючка». Так они называли всю эту бодягу. Просто умора, каких только названий не выдумает военная авиация!

Это тянулось несколько дней. Утром мы с Вонючкой вставали, несколько часов сидели в самолете, делали перерыв на обед и возвращались еще на несколько часов. Вонючка как будто не возражал. Ему было все равно, где сидеть. Он только и делал, что сворачивался клубочком у меня на коленях, и через пять минут уже дремал.

Насколько я мог судить, дело не двигалось ни на шаг, но с каждым днем генерал, полковник и спецы, что наводняли ангар, распалялись все больше и больше. Видно было, что им до смерти охота почесать языки, но они сдерживались.

Очевидно, работа не кончалась и после того, как мы с Вонючкой уходили. Каждый вечер в ангаре горел свет, спецы вкалывали вовсю, а вокруг них охраны было видимо-невидимо.

В один прекрасный день тот реактивный самолет, в котором мы сидели, выкатили из ангара, вместо него поставили другой, и все повторилось снова-здорово. Опять ничего не произошло. Однако атмосфера в этом ангаре до того накалилась, что, казалось, все вот-вот вспыхнет.

Ума не приложу, что там такое творилось.

Постепенно это состояние напряженности передалось всей базе, и началось что-то совершенно невероятное. Вам и во сне не снилась воинская часть, которая бы так проворно пошевеливалась. Приехала бригада строителей и давай строить новые корпуса, а как только они были готовы, там разместили какие-то машины. Приезжали все новые и новые люди, и очень скоро база превратилась в растревоженный муравейник.

Однажды я вышел погулять (а охранники тащились рядом) и увидел такое, что аж глаза выпучил. Всю базу обносили четырехметровым забором, увенчанным колючей проволокой. А по эту сторону забора было столько охранников, что они чуть не наступали друг другу на пятки.

Вернулся я с прогулки перепуганный, потому что, судя по всему, меня силком втянули в какое-то чересчур сложное и темное дело.

До сих пор я полагал, что речь идет только о полковнике, который слишком выслуживался перед начальством и теперь никак это не расхлебает. Все время я очень жалел полковника: ведь генерал, судя по его роже, был из тех типов, что позволяют водить себя за нос лишь до поры до времени, а потом раз – и к ногтю.

Примерно в то же время посреди одной из взлетных полос стали рыть огромный котлован. Как-то раз я подошел взглянуть на него и только диву дался. Была хорошая, ровная взлетная полоса, стоила больших денег, а теперь в ней роют яму – не иначе как хотят сделать бассейн для плавания. Я порасспросил кое-кого, но люди, к которым я обращался, то ли сами ничего не знали, то ли знали, да помалкивали.

А мы с Вонючкой все сидели в самолетах. Теперь это был шестой по счету. Но ничто не менялось. Я сидел и скучал до одури, а Вонючка не унывал.

Как-то вечером полковник передал через сержанта, что хочет меня видеть.

Я вошел, сел и посадил Вонючку на письменный стол. Он разлегся на полированной крышке и стал переводить глаза с меня на полковника.

– Эйса, – сказал полковник, – по-моему, все идет хорошо.

– Вы хотите сказать, что добились своего?

– Мы добились неоспоримого преимущества в воздухе. Теперь мы опередили остальные страны на добрый десяток лет, если не на все сто, – в зависимости от того, насколько нам удастся все освоить. Теперь нас никому не догнать.

– Но ведь Вонючка только и делал, что спал!

– Он только и делал, – сказал полковник, – что реконструировал каждый самолет. В ряде случаев он применял совершенно непонятные принципы, но голову даю на отсечение, немного погодя мы их поймем. А в других случаях изменения были так просты и так очевидны, что просто удивительно, как это мы сами до них не додумались.

– Полковник, а кто такой Вонючка?

– Не знаю, – ответил он.

– Вы же что-то подозреваете.

– Безусловно. Но это только подозрение, не более. Мне страшно даже подумать об этом.

– Меня не так-то легко застращать.

– Ну что же, в таком случае… Вонючка не похож ни на что земное. Мне кажется, он с другой планеты, а может быть, даже из другой звездной системы. По-моему, он совершил к нам космический перелет. Как и зачем, не имею представления. Возможно, звездолет потерпел аварию, а Вонючка сел в спасательную ракету и прилетел на Землю.

– Но если у него была ракета…

– Мы прочесали каждый квадратный метр на много миль в окружности.

– И ничего не нашли?

– Ничего, – сказал полковник.

Переварить такую идею было трудновато, но я с этим справился. Затем я подумал о другом.

– Полковник, – сказал я, – по вашим словам, Вонючка починил самолеты, и они стали даже лучше новых. Как же он мог это сделать, когда у него нет рук и он только спал и ни до чего ни разу не дотронулся?

– А как по-твоему? – спросил полковник. – Я выслушал уйму догадок. Из них только одна не совсем лишена смысла, да и то с натяжкой, – это телекинез.

Ну и словечко!

– А что это значит, полковник?

Этим словечком я собрался ошарашить ребят в кабачке, если когда-нибудь попаду туда снова, и хотел употребить его кстати.

– Передвижение предметов усилием мысли, – объяснил полковник.

– Да ведь он ничего не передвигал, – возразил я. – Все новые устройства в Бетси и в самолетах взялись прямо изнутри, никто ничего не вставлял.

– При телекинезе и это возможно.

Я задумчиво покачал головой.

– А мне все иначе мыслится.

– Валяй, – вздохнул полковник. – Послушаем и твою теорию. Не понимаю, с какой стати ты должен быть исключением.

– По-моему, у Вонючки, если можно так выразиться, легкая рука на машины, – сказал я. – Знаете, как у некоторых людей бывает легкая рука на растения, а вот у него…

Полковник одарил меня долгим жестким взглядом из-под нахмуренных бровей, потом медленно склонил голову.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду. Новые узлы и детали никто не вставлял и не переставлял. Они наросли.

– Что-то в этом роде. Может быть, он умеет оживлять машины и все улучшает их, отращивая детали, чтобы машины стали счастливее и повысили свой КПД.

– В твоем изложении это звучит глупо, – проворчал полковник, – но вообще-то здесь намного больше смысла, чем во всех прочих рассуждениях. Человек работает с машинами – я говорю о настоящих машинах – всего лишь лет сто, от силы двести. Если поработать с ними десять тысяч или миллион лет, это покажется не таким уж глупым.

Мы долго молчали, уже наступили сумерки, а мы оба все думали, и, наверное, об одном и том же. Думали о черной бездне, лежащей за пределами Земли, и о том, как Вонючка пересекал эту бездну. Пытаясь представить себе, из какого мира он прибыл, почему расстался со своим миром и что случилось с ним в черной бездне, что вынудило искать убежища на Земле.

И оба, наверное, думали о том, какая ирония судьбы занесла его на планету, где он похож на зверька, от которого все норовят держаться подальше.

– Чего я никак не пойму, – нарушил молчание полковник, – так это зачем ему такие хлопоты? Почему он это делает ради нас?

– Он это делает не ради нас, а ради самолетов, – ответил я. – Он их жалеет.

Дверь распахнулась, и, громко топая, вошел генерал. Он торжествовал. В комнате сгустилась тьма, и вряд ли он меня увидел.

– Разрешение получено! – радостно объявил он. – Корабль прибудет завтра. Пентагон не возражает.

– Генерал, – сказал полковник, – мы чересчур торопим события. Пора заложить какие-то основы для понимания самой сути. Мы ухватили то, что лежало на поверхности. Мы использовали этого зверька на всю катушку. Мы получили колоссальную информацию…

– Но не ту, что нам нужна! – рявкнул генерал. – До сих пор мы занимались опытами. А вот информации по А-кораблю у нас нет. Вот что необходимо нам в первую очередь.

– Точно так же нам необходимо понять это существо. Понять, каким образом оно все делает. Если бы с ним можно было побеседовать…

– Побеседовать! – генерал совсем взбесился.

– Да, побеседовать! – не испугался полковник. – Скунс все время мурлыкает. Может быть, это способ общения. Нашедшие его солдаты только свистнули, и он пошел за ними. Это было общение. Будь у нас хоть капля терпения…

– У нас нет времени на такую роскошь, как терпение, полковник.

– Генерал, нельзя же так – просто выжать его досуха. Он сделал для нас очень много. Отплатим же ему хоть чем-нибудь. Ведь он-то проявляет необычайное терпение – ждет, пока мы установим с ним контакт, и надеется, что когда-нибудь мы признаем в нем разумное существо!

Они орали друг на друга, и полковник, должно быть, позабыл о моем присутствии. Мне стало неудобно. Я протянул Вонючке руки, он прыгнул прямо ко мне. На цыпочках я прокрался через весь кабинет и незаметно вышел.

В ту ночь я лежал в постели, а Вонючка свернулся клубком поверх одеяла у меня в ногах. В комнате сидели четыре охранника, тихие, как настороженные мыши.

Я поразмыслил над тем, что сказал генералу полковник, и сердце мое потянулось к Вонючке. Я вообразил, как было бы ужасно, если бы человека вдруг выкинули в мир скунсов, которым плевать на него, – им интересно разве только то, что он умеет рыть самые глубокие и гладкие норы, какие приходилось видеть скунсам, и делает это быстро. И вот человек должен вырыть столько нор, что скунсам некогда постараться понять этого человека, потолковать с ним или выручить его.

Лежал я, жалел Вонючку и убивался, что ничем не могу ему помочь. Тогда он полез ко мне по одеялу, забрался под простыню, я высвободил руку и крепко прижал его к себе, а он мне тихонько замурлыкал. Так мы с ним и заснули.

На другой день появился А-корабль, последний из трех изготовленных, но все еще экспериментальный. На вид это было просто чудище, и мы стояли на порядочном расстоянии от цепи охранников и смотрели, как он, лихо маневрируя, садится торцом в заполненный водой котлован.

По трапу спустился экипаж корабля – свора наглых юнцов. За ними подъехала моторка.

Наутро мы отправились к кораблю. Я сидел в моторке вместе с генералом и полковником, и, пока лодка качалась у трапа, они опять успели разойтись во мнениях.

– Я по-прежнему считаю, что это рискованно, генерал, – сказал полковник. – Одно дело – баловаться с реактивными самолетами, совершенно другое – атомный корабль. Если Вонючке вздумается мудрить с реактором…

Не разжимая губ, генерал процедил:

– Приходится идти на риск.

Полковник пожал плечами и полез вверх по трапу. Генерал подал мне знак, и я тоже полез, а Вонючка сидел у меня на плече. За нами последовал генерал.

Раньше мы с Вонючкой сидели в самолетах вдвоем, но тут на борту оказалась еще бригада техников. Места хватало, а они ведь только так и могли выяснить, что делает Вонючка в часы своей работы. Как дошло до А-корабля, так им приспичило выяснить все доподлинно.

Я уселся в кресло пилота. Вонючка примостился у меня на коленях. Полковник побыл с нами, но вскоре ушел, и мы остались вдвоем.

Я нервничал. То, что полковник говорил генералу, показалось мне дельным. Но день прошел, ничего не случилось, и я стал склоняться к мысли, что полковник ошибся.

Так продолжалось четыре дня, и я притерпелся. Перестал нервничать. На Вонючку можно положиться, твердил я себе. Он ничего не сделает нам во вред.

Техники держались бодро, с генеральской физиономии не сходила улыбка: судя по всему, Вонючка не обманул ничьих надежд.

На пятый день, когда мы плыли к кораблю, полковник сказал:

– Сегодня кончаем.

Я рад был это слышать.

Мы уже совсем было собрались сделать перерыв на обед, как вдруг все началось. Не скажу точно, как это вышло, – но все перемешалось в голове. Будто бы кто-то закричал, но на самом-то деле никто не кричал. Я приподнялся в кресле и снова сел. Кто-то крикнул еще раз.

Я знал, что вот-вот случится что-то страшное. Я это нутром чуял. Я знал, что надо срочно уносить ноги с А-корабля. Меня охватил страх, безотчетный страх. Но сквозь этот страх и наперекор ему я помнил, что мне нельзя уйти. Я должен был остаться – за это мне платили деньги. Я вцепился в ручки кресла и против воли остался.