Текст книги "Миры Клиффорда Саймака. Книга 15"
Автор книги: Клиффорд Дональд Саймак
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц)
Его зовут Спенсер Коллинз, сказал беглец. Он проспал пятьсот лет, проснулся месяц назад. Физически для своих пятидесяти пяти он в прекрасной форме. Всю жизнь заботился о своем здоровье – правильно питался, соблюдал режим, упражнял и дух и тело, обладал кое–какими познаниями о психосоматике.
– Надо отдать вам должное, – сказал он Блейну. – Вы умеете заботиться о телах клиентов. Когда я проснулся, то чувствовал лишь небольшую вялость. Но никаких признаков старения.
Мы постоянно следим за этим, – улыбнулся Блейн. – То есть не я лично, конечно, а команда биологов. Для них физическое состояние клиента – проблема вечная. За пять веков вы наверняка сменили дюжину хранилищ, и каждый раз они усовершенствовались. Как только появлялось какое‑нибудь новое изобретение, его тут же применяли и к вам.
Коллинз сообщил, что был профессором социологии и выдвинул оригинальную теорию.
– Вы извините меня, если я не буду углубляться в подробности?
– Ну разумеется.
– Они представляют интерес только для специалистов, а вы, как я понимаю, не ученый.
– Что верно, то верно.
– Моя теория касалась социального развития общества в отдаленном будущем. Я решил, что пятьсот лет – срок достаточный, чтобы стало ясно, прав я был или ошибался. Меня мучило любопытство. Согласитесь: обидно придумать теорию и отдать концы, так и не узнав, подтвердит ее жизнь или нет.
– Могу вас понять.
– Если мои слова вызывают у вас сомнения, можете справиться в Архиве.
– Я ничуть не сомневаюсь.
– Впрочем, вам к таким историям не привыкать. У вас наверняка все клиенты с заскоками.
– С заскоками?
– Ну, чокнутые. Ненормальные.
– Да, заскоками меня не удивишь, – заверил профессора Блейн.
Хотя большего заскока, чем сидеть под осенними звездами в собственном дворике, беседуя с пятисотлетним человеком, трудно себе и представить. Впрочем, работай Блейн в Адаптации, ему бы это не показалось странным. Для служащих Адаптации подобное времяпрепровождение – обычная рутина.
Но наблюдать за Коллинзом было интересно. Речь его ясно показывала, насколько изменился за пятьсот лет разговорный язык. К тому же он то и дело пользовался всякими жаргонными словечкам^ – идиомами прошлого, которые потеряли смысл и исчезли из языка, несмотря на то что многие другие почему‑то уцелели.
За ужином профессор недоверчиво тыкал вилкой в некоторые блюда, другие поглощал с явным отвращением, не решаясь, однако, их отвергнуть. Очевидно, старался по мере сил вписаться в новый для него мир.
В его манерах были какие‑то нарочитость и претенциозность, лишенные всякого смысла, а в больших дозах даже и раздражающие. Задумываясь, он потирал рукой подбородок или начинал хрустеть суставами пальцев. Эта последняя привычка особенно действовала Блейну на нервы. Хотя, возможно, в прошлом не считалось неприличным во время беседы постоянно трогать себя руками. Надо будет выяснить в Архиве или спросить кого‑нибудь, например ребят из Адаптации – они много чего знают.
– Если это не секрет, конечно, мне хотелось бы услышать: подтвердилась ваша теория или нет? – спросил Блейн.
– Не знаю. У меня не было возможности выяснить.
– Понимаю. Я просто подумал – может, вы спросили об этом в Адаптации?
– Я не спрашивал, – сказал Коллинз.
Они сидели в сумеречной тишине, глядя вдаль, за долину.
– Вы многого достигли за пять столетий, – проговорил наконец Коллинз. – В мое время человечество было очень озабочено проблемой межзвездных полетов. Считалось, что поскольку скорость света превзойти невозможно, то о полетах нечего и мечтать. Но теперь…
– Да, верно, – сказал Блейн. – То ли еще будет. Лет этак через пятьсот.
– Можно продолжать так до бесконечности: проспал тысячу лет, проснулся, посмотрел – и снова заснул на тысячу…
– Думаю, оно того не стоит.
– Кто бы спорил, – сказал Коллинз.
Козодой стрелой пронесся над деревьями, стремительными резкими движениями хватая зазевавшихся мошек.
– Что не меняется, так это природа, – заметил Коллинз. – Я помню козодоев… – Он помолчал немного, потом спросил: – Что вы намерены делать со мной?
– Вы мой гость.
– Пока не нагрянут копы.
– Поговорим об этом позже, сегодня вы здесь в безопасности.
– Я вижу, вам не дает покоя один вопрос. У вас просто на лице написано, как вам хочется его задать.
– Почему вы убежали?
– Вот именно, – сказал Коллинз.
– Ну и почему же?
– Я выбрал себе сновидение, соответствующее моим склонностям. Нечто вроде профессионального затворничества – такой, знаете, идеализированный монастырь, где можно было бы предаться любимым занятиям и пообщаться с родственными душами. Я хотел покоя: прогулки вдоль тихой речки, живописные закаты, простая еда, время для чтения и раздумий…
Блейн одобрительно кивнул:
– Прекрасный выбор, Коллинз. Жаль, маловато у нас таких заказов.
– Мне тоже казалось, что я сделал правильный выбор. Во всяком случае, мне хотелось чего‑то в этом духе.
– Надеюсь, вам не пришлось раскаяться?
– Я не знаю.
– Не знаете?
– Я не видел этого сновидения.
– То есть как не видели?
– Я видел совсем другое.
– Какая‑то накладка? Кто‑то перепутал заказы?
– Ничего подобного. Никакой накладки не было, я уверен.
– Когда вы заказываете определенное сновидение… – начал Блейн, но Коллинз перебил его:
– Говорю вам, никакой ошибки не было! Сновидение подменили.
– Откуда вы знаете?
– Да оттуда, что такое сновидение не мог заказать ни один из ваших клиентов. Это исключено. Сновидение было изготовлено вполне сознательно, с какой‑то целью, о которой мне остается только догадываться. Я попал в другой мир.
– На другую планету?
– Не планету. Я был на Земле, но в какой‑то чужой цивилизации. И прожил в ней все пятьсот лет, каждую минуточку. Я‑то считал, что сновидение будет укорочено – что тысячелетний сон сожмут до размеров нормальной человеческой жизни. Но я пробыл там все пятьсот, от звонка до звонка. И могу утверждать совершенно определенно: никто ничего не перепутал. Сновидение навязали мне сознательно и целенаправленно.
– Давайте не будем спешить с выводами, – запротестовал Блейн. – Поговорим без эмоций. В том мире была другая цивилизация?
– В том мире не существовало такого понятия, как выгода. Вообще не существовало, даже теоретически. В принципе цивилизация походила на нашу, только была лишена тех движущих сил, которые в нашем мире проистекают из понятия о выгоде. Мне, разумеется, это казалось фантастикой, но для коренных жителей – если их можно так назвать, – такое положение вещей было совершенно естественным. – Коллинз наклонился к Блейну. – Думаю, вы согласитесь, что ни один человек не захотел бы жить в подобном мире. Никто не мог заказать себе это сновидение.
Может, какой‑нибудь экономист…
Экономисты не такие идиоты. А кроме того, само развитие событий в сновидении было до жути последовательным. В него была заложена заранее продуманная схема.
– Наша машина.
– Вашей машине известно заранее не больше, чем вам. По крайней мере не больше, чем вашим лучшим экономистам. К тому же ваша машина алогична, и в этом ее прелесть. Логика ей ни к чему, логика только испортила бы сновидение. Сновидениям логика противопоказана.
– А ваше было логичным?
– И даже очень. Вы можете просчитать в уме все варианты, но все равно не в состоянии с уверенностью сказать, что произойдет в следующий момент, пока он не наступит. Вот что такое для вас логика. – Коллинз встал, прошелся по дворику и остановился прямо перед Блейном. – Поэтому я и сбежал. У вас в Сновидениях кто‑то играет в грязные игры. Я не могу доверять вашей банде.
– Я об этом ничего не знаю, – сказал Блейн. – Просто не знаю.
– Могу просветить, если хотите. Впрочем, стоит ли вмешивать вас во все это? Вы приютили меня, накормили, одели, выслушали мой рассказ. Не знаю, как далеко мне удастся уйти, но…
– Нет, – сказал Блейн. – Вы останетесь здесь. Я должен узнать, в чем дело, и вы мне можете еще понадобиться. Главное – не высовывайтесь. А роботов не бойтесь, они не проболтаются. На них можно положиться.
– Если меня выследят, я постараюсь не даться им в руки в вашем доме. А если поймают, буду нем как рыба.
Норман Блейн медленно встал и протянул руку. Коллинз ответил быстрым и решительным рукопожатием.
– Значит, договорились.
– Договорились, – эхом повторил Блейн.
Глава 7Ночной Центр походил на замок с привидениями. Пустые коридоры звенели тишиной. Блейн знал, что где‑то в здании должны работать люди – служащие Адаптации, вентиляторщики, уборщики, – но никого не было видно.
Робот–сторож сделал шаг вперед из своей амбразуры.
– Кто идет?
– Блейн. Норман Блейн.
Робот замер на секунду, тихонечко жужжа, просматривая банки данных и выискивая в них фамилию Блейна.
– Удостоверение! – потребовал он.
Блейн поднял свой идентификационный диск.
– Проходите, Блейн, – разрешил робот и, стараясь быть подружелюбнее, добавил. – Что, приходится работать по ночам?
– Да нет гпросто забыл кое‑что, – ответил Блейн.
Он зашагал по коридору, поднялся на лифте на
шестой этаж. Там его остановил еще один робот. Блейн вновь предъявил удостоверение.
– Вы ошиблись этажом, Блейн.
– У меня новая должность. – Блейн показал роботу бланк.
– Все в порядке, Блейн, – сказал робот.
Блейн приблизился к дверям Архива. Перепробовал пять ключей, шестой наконец подошел. Блейн запер за собой дверь и постоял на месте, давая глазам привыкнуть к темноте.
Он находился в кабинете. Другая дверь вела отсюда в хранилище записей. То, что он ищет, должно быть где‑то здесь. Мирт наверняка уже закончила работу над сновидением Дженкинса. Большая веселая охота в парилке джунглей. Сновидение вряд ли успели сдать в архив, а может, и вовсе не собирались туда сдавать – ведь Дженкинс не сегодня–завтра придет погружаться в сон. Наверное, где‑то здесь есть полка для заказов, за которыми вскоре должны прийти.
Блейн обошел вокруг стола, оглядел комнату. Стеллажи, еще несколько столов, проверочная кабинка, автомат с напитками и едой – и полка, а на ней штук шесть катушек.
Он устремился к полке, схватил первую катушку. Шестая оказалась сновидением Дженкинса. Блейн стоял, держа ее в руках и удивляясь, до какого безумия может дойти человек.
Коллинз просто ошибся или кто‑то из служащих перепутал сновидения… А может, профессор вообще все выдумал? Может, у него есть на то свои причины, неизвестные Блейну? Это же бред какой‑то – ну зачем кому‑то могло понадобиться подменять сновидения?
Но раз уж он здесь… Раз он позволил заморочить себе голову…
Блейн пожал плечами. Надо проверить, чего уж теперь.
Он зашел в кабинку и закрыл дверь. Вставил в аппарат катушку, указал продолжительность сеанса – полтора часа. Затем надел на голову шлем, растянулся на кушетке и включил воспроизведение.
Аппарат еле слышно загудел; потом что‑то дохнуло Блейну в лицо, гудение прекратилось. Кабинка исчезла. Блейн стоял посреди пустыни.
Пейзаж вокруг был желтым и красным. Солнце жарило вовсю, лицо обдавало волнами зноя, подымавшимися от раскаленного песка и камней. Куда ни глянь – сплошная равнина, до самого горизонта. Ящерица, пискнув, перебежала из тени одного камня в тень другого. В расплавленной голубизне неба кружила птица.
Блейн заметил, что стоит на чем‑то вроде дороги. Она петляла по пустыне и скрывалась вдали в жарком мареве, клубившемся над измученной землей. А по дороге медленно передвигалось черное пятнышко.
Он оглянулся в поисках тени – но тень здесь было отбрасывать нечему, кроме камней, за которыми могли укрыться разве что шустрые маленькие ящерки.
Блейн поглядел на свои руки. Они были такие загорелые, что показались ему руками негра. На нем были ветхие штаны, свисавшие лохмотьями чуть ниже колен, к мокрой от пота спине прилипла рваная рубаха. Босые ступни – он поднял ногу и увидел ороговевшие мозоли, делавшие кожу нечувствительной к острым камням и жаре.
Он стоял и тупо смотрел на пустыню, пытаясь сообразить, что он тут делает, что делал минуту назад и что должен делать теперь. Смотреть особенно было не на что – красные пятна, желтые пятна, песок и зной.
Блейн ковырнул песок ногой, вырыл пальцами ямку потом разгладил ее задубелой ступней. Постепенно к нему стала возвращаться память, возвращаться понемногу, урывками. Но воспоминания все равно ничего не объясняли.
Сегодня утром он ушел из своей деревни. Ушел не просто так: у него была какая‑то важная причина, хотя какая – он не вспомнил бы даже под пыткой. Пришел он оттуда, а идти надо было вон туда. Черт, вспомнить бы хоть, как называется его деревня! Глупо будет, если кто‑то спросит, откуда он держит путь, а ему и сказать– то нечего. Неплохо бы припомнить и название города, куда он направляется, но это уже не так важно. Это можно будет выяснить на месте.
Блейн побрел по дороге вон туда – и вдруг подумал, что путь впереди еще не близкий. Как‑то он умудрился заплутать в дороге и потерял кучу времени. Нужно поторопиться, чтобы успеть в город засветло.
Черная точка на дороге стала гораздо ближе.
Но он ее не боялся, и это открытие его подбодрило, хотя он так и не смог понять почему.
Блейн припустил рысцой: надо наверстывать упущенное время. Он бежал изо всех сил, несмотря на пекло и острые камешки под ногами. На бегу он похлопал себя по карманам и обнаружил в одном из них какие‑то предметы. Он сразу понял, что предметы эти необычайно ценные, а через некоторое время даже сообразил, что они собой представляют.
Черное пятнышко все приближалось, пока не выросло в большую повозку на деревянных колесах. Ее тащил весь облепленный мухами верблюд. В повозке под рваным зонтом, когда‑то, наверное, разноцветным и ярким, а теперь выцветшим в грязно–серую тряпку, сидел человек.
Блейн подбежал к повозке, остановился. Человек что‑то крикнул верблюду, и тот тоже остановился.
– Тебя только за смертью посылать! – проворчал человек. – Садись, хватай поводья.
– Меня задержали, – сказал Блейн.
– Задержали его! – ухмыльнулся человек и, спрыгнув с повозки, бросил Блейну вожжи.
Блейн прикрикнул на верблюда, шлепнул его ремнями. «Что за чертовщина, что все это значит?» – с такой мыслью он открыл глаза в кабинке. Рубашка прилипла к взмокшей спине, на лице постепенно остывал палящий жар пустыни.
Он лежал неподвижно, пытаясь собраться с мыслями. Сбоку медленно крутилась катушка, загоняя пленку в прорезь шлема. Блейн остановил ее и крутанул в обратную сторону.
Его охватил такой ужас, что он чуть не заорал; крик, не родившись, замер у него в груди. Блейн оцепенел, не в силах поверить в реальность происходящего.
Потом решительно сбросил с кушетки ноги, выдернул из гнезда катушку с остатками несмотанной пленки, перевернул ее, прочел на этикетке номер и имя. С именем все в порядке – «Дженкинс», с номером тоже – именно этот код он сам ввел в машину не далее как сегодня вечером. Ошибки быть не может. На катушке записано сновидение Дженкинса. Завтра– послезавтра клиент явится сюда, и катушку отправят вниз, в хранилище спящих.
И Дженкинс, предвкушающий веселые приключения, Дженкинс, решивший провести два столетия на увлекательном бесшабашном сафари, очутится в красно–желтой пустыне на тропе, которую лишь из вежливости можно назвать дорогой, увидит вдали черную движущуюся точку, точка превратится в повозку с верблюдом…
Дженкинс окажется в пустыне, одетый в ветхие штаны и рваную рубаху, а в кармане у него будет нечто необычайно ценное – но не будет никаких джунглей или вельдов, никаких ружей и ни намека на сафари. Охотой тут и не пахнет.
Боже, сколько же их, обманутых? Сколько человек не попали в заказанные сновидения? А главное – почему они туда не попали?!
Зачем подменяют сновидения?
И подменяют ли их вообще? Может, Мирт..
Да нет, ерунда какая‑то. Машина делает лишь то, что ей приказывают. В нее вводят уравнения и символы, она их заглатывает, переваривает, деловито пощелкивая, пыхтя и гудя, а затем выдает заданное сновидение.
Остается только один ответ – подмена. Ведь сновидение, сфабрикованное машиной, просматривают здесь, в этой проверочной кабинке, и ни одно из них не отдают заказчику, не убедившись, что оно полностью соответствует его пожеланиям.
Коллинз прожил пять веков в мире, не подозревающем о концепции выгоды. А красно–желтая пустыня – что это за мир? Норман Блейн пробыл там недостаточно долго, чтобы прийти к каким‑то определенным выводам, но одно он знал совершенно точно: никто по доброй воле не захотел бы жить в таком мире. И в том, куда попал Коллинз, тоже.
Деревянные колеса, верблюд в качестве движущей силы – может, это мир, которому чужда идея механического транспорта? Хотя Бог его знает, что у них там за цивилизация.
Блейн отворил дверь и вышел из кабинки. Положил катушку на полку и застыл посреди ледяной комнаты. Через пару мгновений он осознал, что ледяной была вовсе не комната, а он сам.
Еще сегодня утром, разговаривая с Люсиндой Сайлон, он упивался чувством преданности Центру, с умилением распространялся о безупречной репутации Сновидений, о том, как неукоснительно выполняет гильдия свои обязательства, стремясь завоевать доверие общества и потенциальных клиентов,
Где теперь эта преданность? И как быть с доверием общества?
Сколько клиентов погружались в подмененные сны? Когда это началось? Пятьсот лет назад Коллинз попал в сновидение, которого не заказывал. Значит, обман длится как минимум пять веков.
И сколькие еще будут обмануты?
Люсинда Сайлон – в какое сновидение попадет она? Будет ли это плантация девятнадцатого века или что‑то совсем другое? Сколько же сновидений, в фабрикации которых Блейн принимал участие, было затем подменено?
В памяти всплыл облик женщины, сидевшей сегодня утром напротив него за столом. Волосы цвета меда, синие глаза, молочно–белая кожа. Он вспомнил ее голос, интонации, вспомнил, что она говорила, о чем предпочла умолчать.
«И она тоже!» – подумал Блейн.
Нет, этого он не допустит! И Блейн поспешил к выходу.
Глава 8Взбежав по лестнице, он позвонил в дверь. Женский голос пригласил его войти.
Люсинда Сайлон сидела в кресле у окна. В комнате горела только одна лампа в углу, так что фигуру женщины окутывала полутьма.
– Ах это вы! – сказала она. – Стало быть, вы тоже занялись расследованием.
– Мисс Сайлон!..
– Проходите, садитесь. С удовольствием отвечу на ваши вопросы. Видите ли, я по–прежнему убеждена…
– Мисс Сайлон] – прервал ее Блейн. – Я пришел, чтобы убедить вас отказаться от заказа. Я хочу предостеречь вас. Я…
– Вы дурак! – сказала она. – Безнадежный дурак.
– Но…
– Убирайтесь отсюда!
– Но я…
Она встала из кресла, каждой – складкой своего платья излучая презрение.
– Значит, по–вашему, мне не стоит и пытаться? Продолжайте же! Скажите, что это опасно, что это сплошное надувательство. Вы дурак! Язнала все до того, как пришла к вам.
– Вы знали…
Они застыли в напряженном молчании, пристально глядя друг другу в глаза.
– А теперь и вы знаете. – И она вдруг задала вопрос, который он сам себе задал каких‑нибудь полчаса назад. – Где теперь ваша преданность?
– Мисс Сайлон, я пришел, чтобы сказать вам..
– Ничего не надо говорить, – оборвала его женщина. – Идите домой и забудьте обо всем. Так куда удобнее. Былой преданности, конечно, не вернуть, но жить будете спокойно. А главное – долго.
– Не пытайтесь меня запугать…
– А я и не пытаюсь, Блейн, просто предупреждаю Стоит Фаррису прослышать о том, что вы в курсе, и можете считать себя покойником. А намекнуть об этом Фаррису для меня раз плюнуть.
– Но Фаррис…
– Что, он тоже беззаветно предан гильдии?
– Нет, конечно. Я не…
Об этом даже думать смешно. Преданный Пол Фаррис!
– Когда я приду в Центр, – сказала она спокойным ровным голосом, – мы продолжим нашу беседу так, словно этого визита не было. Вы лично проследите за тем, чтобы моим заказом занялись без проволочек Потому что иначе Фаррису кое о чем доложат
– Но почему вы так настойчиво стремитесь погрузиться в сон, зная, чем это грозит?
– А может, я из Развлечений. Вы ведь не обслуживаете Развлечения, верно? Недаром вы утром так выпытывали, из какой я гильдии. Вы боитесь Развлечений, боитесь, что они своруют ваши сновидения для своих солидиографий. Как‑то раз они уже попытались, и с тех пор вы постоянно начеку.
– Вы не из Развлечений.
– Но вы же сами так предположили сегодня утром. Или все это было игрой?
– Игрой, – покаянно признал Блейн.
– Сейчас‑то вы уж точно не играете, – холодно сказала она. – Вы напуганы до потери пульса. И правильно: вам есть чего бояться. – Она с отвращением взглянула на него и добавила: – А теперь выметайтесь!
