Текст книги "Кружной путь, или Блуждания паломника"

Автор книги: Клайв Стейплз Льюис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

Глава 2

Свет молнии

Здесь царила тьма, лишь мирное дыханье старца напоминало Джону, где он. И сразу, вспомнив все, он пополз из пещеры, обдирая ладони и колени. Дождь превратился в ливень, бушевала гроза, гром грохотал в скалах, но холодная влага, лившая на спину, была лучше горячего пота, заливавшего ему лицо. Встать он не смел, воскресли старые страхи, он провидел сквозь тьму черную расщелину, кишащую змеями и пауками. Молнии сверкали чаще и чаще, Джон видел скалы и кручи, и припоминал дядю Джорджа, и думал, что таким же будет он сам, если сорвется в пропасть. Когда страх его достиг высшей точки, из мрака раздался голос:

– Вернись!

Но Джон не знал, хватит ли у него на это сил.

– Вернись, – повторил голос, – или покажи, на что годишься.

И в свете молнии Джон увидел друга своего, рыцаря – без коня, но по-прежнему в латах.

– Хочешь сразиться со мной? – спросил рыцарь Разум.

Безумная мысль мелькнула в мозгу у Джона – схватиться за коленчатый локоть и перепрыгнуть расщелину; но он представил себе, как рыцарь падает с ним в пропасть.

– Здесь мне не повернуться, – тихо сказал он, но все же повернулся, и быстро пополз назад, и достиг пещеры. Гроза утихла, он увидел звезду.

Последние капли хлестнули его, а когда лунный свет залил пещеру, Джон застонал и вышел снова.

Глава 3

Тьма

Рядом с собою он увидел лицо. Облако скрыло луну, лицо исчезло, но он знал, что оно здесь – старое, страшное, большое, не сливающееся воедино. И он услышал голос:

– Ты все думаешь, что боишься черной ямы? Разве ты не понял, почему они убеждали тебя, что за ручьем ничего нет? Потому что в таком случае нет и меня, и не надо меня бояться. Можно сказать так: где я, там их нет, где они – нет меня. Но я не отрицание, не ноль, и ты это знаешь. Иначе с чего бы ты так старался забыть своего дядю? Для тебя я – поражение, шаг в неизвестность, полная беспомощность, последний риск, утрата свободы. Сын Хозяина ничего не боялся, но меня боялся и Он.

– Что же мне делать?

– Что выберешь. Прыгай сам, или жди, пока тебя толкнут. Закрой глаза или жди, пока их завяжут. Сдайся или продолжай бесцельную борьбу.

– Я бы сдался, если бы мог.

– Тогда я стану тебе служанкой, а не владычицей. Исцеление от смерти смерть. Отдавший свою свободу получит ее с избытком. Идем же к Матушке.

Луна показалась снова, и Джон увидел рядом глубокое Ущелье. На дне его мелькали какие-то люди и сверкала вода. Ему показалось, что его ждут – люди как будто расступились – и он осторожно двинулся вниз по крутому откосу, цепляясь рукой за скалы. Футов через сто он присел на выступ, очень кружилась голова, и двинулся дальше. Страх стал иным – холодным, ясным, спокойным; и Джон спускался все ниже.

Глава 4

Securus te projice [1]

Ha самом дне Ущелья стояла Матушка в сверкающем венце, и в руке у нее был скипетр. Люди держались чуть поодаль, за пределом светлого круга, и глядели на нее, а сама она глядела на Джона, цепляющегося за камни. Недалеко, в светлом круге, сидел обнаженный Виртус. Сразу за ним начинался полукруглый пруд, как бы среза-ный другим склоном, который поднимался отвесно до края Ущелья. Люди молчали, пока жалкий человечек не вышел из тени скал и не пошел к ним в лунном свете.

– Я сдаюсь, – сказал Джон.

– Это хорошо, – сказала Матушка. – Долго тебе пришлось идти, а я бы тебя перенесла за одну минуту. Но ничего, хорошо и так.

– Что мне делать сейчас? – спросил Джон.

– Снять свои лохмотья, – ответила Матушка. – Вон, друг твой уже разделся! А потом – ныряй в пруд.

– Я не умею нырять, – сказал Джон.

– Уметь тут нечего, – сказала Матушка. – Когда ныряешь, как раз и не надо ничего делать.

– Только не пытайся сохранить жизнь, – улыбнулся Виртус.

– Что ж,– сказал Джон, – если все одно, я просто прыгну.

– Совсем не все одно, – сказала Матушка. – Прыгнув, ты можешь сильно ушибиться, да и не нырнешь. глубже. А тебе надо попасть как можно глубже, ибо с этой стороны ты не вынырнешь. В скале – проход, и кончается он далеко отсюда. Туда и выйдешь, прямо на землю.

– Они заманили меня сюда, чтобы убить, – подумал Джон и все-таки стал раздеваться. Снимать ему пришлось немного, одни лишь грязные лохмотья, но кровь на них запеклась, и отодрать их было трудно. Когда он разделся, Матушка подвела его к пруду, у которого уже стоял Виртус. Спускаться пришлось дольше, чем он предполагал. Дойдя до края, он хотел нырнуть прежде, чем испугается, но сама эта мысль была такой горькой, что ему показалось, будто самое плохое позади, и он уже в воде. Однако он стоял на берегу, все по эту сторону. И тут с ним случилось странное: он услышал голоса теней.

– Еще не поздно, – сказал старый Умм. – Вернись ко мне и это исчезнет, словно сновиденье.

– Неужели ты можешь расстаться со мной навсегда? – сказала Лирия. – Я знаю, сейчас я тебе ни к чему, но навсегда?.. Подумай!

– Неужели об этом ты и мечтал? – сказал Блазн. – Где тут твой остров? Вернись ко мне, и я спою.

– И не стыдно? – сказал Болт. – Какой же ты после этого мужчина?

– Надеюсь, – сказал Сигизмунд, – ты знаешь, что это? Религиозная меланхолия. Если ты нырнешь, ты вынырнешь безумным.

– Позаботься о себе, – сказал Трутни. – Умеренное благочестие украшает жизнь, но этот максимализм... Где твой вкус?! Уволь, не понимаю.

– Что за атавизм! – сказал Гумани. – Ты просто увиливаешь от дела. В конце концов, нырять гораздо легче, чем строить.

– Дорогой мой, – сказал Плюш, – одумайся, очень тебя прошу! Не бери на себя лишнего. Эти порывы, знаешь ли, не доведут до добра. Поосторожней, мой тебе совет, попроще, я бы сказал – помягче.

И тут заговорил Виртус:

– Решайся, Джон. Чем дольше мы тут стоим, тем нам хуже.

И Виртус нырнул, и исчез из виду. Я не знаю, как решился Джон и что почувствовал, но он тоже потер руки, закрыл глаза и нырнул – не очень ловко, однако головой вперед.

Глава 5

Ущелье

Сон мой стал смутным, и я не знаю, как плыл через проход бедный Джон. Одно запало в мою память: из всех, кого он повстречал на своем пути, только Мудр явился ему в пещерах, и смутил его, объяснив, что человек не может оказаться там, где он сейчас, так что все это, как теперь называют, миф. Но сразу же зазвучал другой голос:

– Сын Мой, если хочешь – да, это миф. Это – истина, а не факт. Но это Мой миф и Моя истина. Слова самого Мудра – тоже иносказание, но он этого не знает; и потому миф властвует над ним или, точнее, остается его выдумкой. А этот миф создал Я, под этим покровом Я пожелал явиться твоим чувствам. Их тоже создал Я, чтобы ты мог увидеть Мое лицо и жить. Разве Языки не знали истории о Семеле? Разве хоть где-то и когда-то не знали, что хлеб и вино тело и кровь умершего, но живого Бога?

И почти сразу краски и звуки оглушили и ослепили меня. Запели птицы, зашумели листья, Джон и его друг оказались в зеленом лесу. Много паломников поджидало их, и все они пошли на Запад, по берегу светлой реки. И сколько они шли вдоль нее, с ними ехал рыцарь, и беседовал, и не исчезал.

Долго снилось мне шествие, неспешно идущее по долине. Наконец они пришли к белому берегу моря, на западный край света, который лежит за древними лесами. Было утро, и я услышал пение волн. Завидев море, паломники остановились. Я не знаю, что видели другие, но Джон видел остров.

Утренний ветер принес знакомое благоухание, особенно чистое в чистом воздухе и горьковатое от моря. Джон глядел теперь не один. Чувства его стали иными, ибо их пропитало смирение, и красота явилась ему не в одиноком мечтаньи, как является она поэтам, и не в гордыне тайны, но в простоте сказки, в светлой печали виноградных гроздьев, в свежести утреннего поля. А с нею пришли и страх, и надежда, и радость от того, что остров так не похож на прежний мираж, что знай он это, он не стал бы его искать.

Глава 6

Nella sua voluntade [2]

Что было с другими, я не видел, но к Джону и Виртусу подошел Житель Гор и сказал, что теперь он поведет их.

– Спасибо, – сказал Джон. – Мы поплывем на лодке?

Житель Гор покачал головой

– Приглядись к острову, – сказал он. – Что ты видишь?

– Скалы там такие же, как Замок Хозяина.

– Они не такие же. Это Замок и есть.

– Как же так? – сказал Джон, и сердце у него упало. – Те были на Восточном краю света, а мы все время шли на Запад.

– Земля круглая, и ты ее обошел, – сказал Житель Гор. – Твой остров это горы, только ты видишь их сзади. Никакого острова и нет, с той стороны идет суша.

– Как же мы туда попадем?

Житель Гор посмотрел на него, как смотрит добрый человек на собаку, которую он сейчас насильно поведет домой.

– Придется идти назад, – сказал он. – Кораблей тут нет, нужно прийти на Восток и пересечь ручей.

– Что ж, – сказал Джон. – Лучшего я не заслужил. Значит, я обошел свет, чтобы проделать путь, который дядя проделал в полчаса.

– Кто знает, где твой дядя, кроме Хозяина? Кто знает, где был бы ты сам, если бы пересек ручей прямо у дома? Поверь, Хозяин привел тебя сюда самым коротким путем.

– Ничего не поделаешь, – сказал Виртус. – А я-то думал, что там, под землею, мы пересекли ручей.

– Ты много раз будешь так думать, – сказал Житель Гор. – Ручей не пересечешь с одного раза. Они помолчали.

– Если вы решились, идемте, – сказал Житель Гор. – Страна покажется вам не такой, как прежде.

–

[1] Прыгай смело (лат.).

[2] Так начинается стих у Данте "Nella sua voluntade e nostra pace": "В волении Его – покой для нас" (Рай,...).

КНИГА ДЕСЯТАЯ

ПУТЬ ПАЛОМНИКА

Представим себе человека, лишенного знаний, которые нам поставляют чувства. Представим себе, что, возжаждав, он сыплет в глаза золотую пыль; завидев огонь в очаге бежит прочь; утомившись, надевает железные цепи. Представим себе, наконец, что к нему пришел благодетель и показал, как пользоваться тем, что окружает его.

Джон Лоу

Глава 1

То же самое, но иначе

И мне приснилось, что Житель Гор повел их в ту страну, где они жили прежде. Не ныряя и не проплывая сквозь скалы, они перешли Ущелье и оказались в том самом месте, где повстречали впервые Матушку. Я взглянул туда же, куда и они, ожидая увидеть немного к Северу домик мистера Трутни, а к Югу – домик отца Плюша, но увидел лишь длинную, узкую, прямую дорогу, и скалы к Северу от нее, и черную тучу за ними, а к Югу – топи, и заросли, и тоже черную тучу. Однако я твердо знал, что край – тот же самый. Джон и Виртус остановились в удивлении.

– Не бойтесь, – сквазал Житель Гор. – Теперь вы видите этот край таким, каков он есть. Полоска земли здесь очень узка. На Севере, прямо за горами, Холодное море, а за ним – страна, где царствует враг Хозяина. Однако из его страны идет сюда перешеек, на котором сидит дракон в твердом панцире. Когда мы дойдем до перешейка, ты, Джон, пойдешь туда, к дракону, и сразишься с ним, дабы укрепить свой дух. На Юге, за топью, лежить Горячее море, и через него тоже тянется перешеек, по которому ползает дракон, чье дыханье обращает все в гниль. С ним сразишься ты, Виртус, дабы смягчить свое сердце.

– Честное слово, – сказал Джон, – Матушка к нам немилостива. Дорога стала много уже и опасней.

– Ты знаешь, – сказал Житель Гор, – что без опасности люди гибнут.

– Что ж,– сказал Виртус, – идем. И они пошли, и Виртус запел песню.

Глава 2

Составной человек

Пропев свою песню, Виртус посмотрел туда, где некогда стоял дом мистера Трутни.

– Все осталось прежним, – сказал Житель Гор, – но глаза ваши изменились. Теперь вы видите лишь то, что есть, а его почти не было. .

– Как странно, – сказал Виртус. – Я думал, что человек он плохой, хотя вполне весомый.

– Весомость эта, – сказал Житель Гор, – принадлежала не ему, а прежним жильцам. Он казался умеренным, но это досталось ему от Эпикура. Он вроде бы любил стихи, но их оставил ему Гораций. Дух достоинства оставил Монтень, личину добродушия – Рабле. Он весь из кусочков и, если забрать чужое, будет пустота.

– Разве он не вправе учиться у других? – спросил Виртус.

– Он ничему не учился, он брал у них слова. Как Эпикур, он говорил об умеренности, но обжирался. Как Монтень, говорил о дружбе, но ни с кем не дружил. Он даже не знал толком, чему учили прежние обитатели дома. Скажем, он ссылался на "Делай, что хочешь", данные Телемской обители, не зная, что телемиты получили такую свободу на одном условии: они связаны честью, и лишь потому избавлены от законов. Тем более не знает он, что Рабле следовал великому управителю, сказавшему: "Возлюби, и делай, что хочешь" [1], и уж совсем неведомо ему, что управитель этот преобразил в афоризм слова своего Создателя: "На сих двух заповедях утверждаются весь закон и пророки" [2] .

Глава 3

Лимб

И Джон взглянул на Юг и увидел на болотах маленький заросший ивами остров, где сидели старики в черных одеждах и горестно вздыхали.

– Место это, – сказал Житель Гор, – вы называли прежде землей мистера Мудра. Сейчас зовите его Лимбом.

– Кто тут живет, – спросил Джон, – и почему они страдают?

– Живут здесь немногие – те, кто сохранил истинную и глубокую жажду истины, но по гордости ли, по робости или по чему иному упорно противятся единственному, что может ее утолить. Их очень мало, ибо дети старого Мудра чаще изменяют ему – одни пересекают Ущелье, другие тайком подкармливаются у других, гораздо худших, чем он. Чтобы остаться с ним, нужна большая сила и большая слабость. Что же до страданий, таков их удел – они живут в стремлении, но без надежды.

– Почему же Хозяин мучает их?

– Отвечу тебе чужими словами, ибо страдание – тайна, которую Он разделил с вами, но не с нами. Мне говорили, что они предпочтут эту муку всему на свете. Лучше всего – иметь, но, если не имеешь, хотеть тоже неплохо.

– Это я понимаю, – сказал Джон.

– Так я и думал. Но и это не все. Хозяин не лишал их надежды, они сами ее лишились. Он вмешался лишь тем, что пришел им на помощь. Сами по себе они ушли бы гораздо дальше, в черную яму, но Он остановил их, закрепив их муку навечно. Говорят, Его любовь и Его гнев – одно и то же. Из черной ямы этого не увидишь, но отсюда это видно, и, глядя на них, ты видишь это сам.

– Да, – сказал Джон.

Глава 4

Черная яма

– Значит, – сказал Джон, – управитель не лгал, черная яма все же есть.

– Я не знаю, что говорил твой управитель, но яма есть.

– А Хозяин, тем не менее, милостив?

– Вижу, ты побыл среди вражьих наемников. Теперь Хозяина непрестанно обвиняют в жестокости. Очень похоже на врага, ведь он так скучен. Если бы он хотел получше поддеть Хозяина, он сказал бы, что Тот – азартный игрок. Это неправда, но это ближе к истине хотя бы тем, что Хозяин всегда идет на риск.

– А как же с жестокостью?

– Сейчас, сейчас. Хозяин рискнул населить страну не рабами, а свободными, и они вольны идти, куда хотят, и есть то, что есть нельзя. До определенной черты Он может помочь им, но за ней – ты видел по себе. Можно так пристраститься к запретной пище, что самый вред станет вожделенным. Не думай о том, от какой точки нельзя вернуться, но помни, что она где-то есть.

– Неужели Хозяин ничего не может сделать?

– Он не может сделать того, что само себе противоречит. Бессмысленная фраза не обретет смысл, если мы прибавим к ней: "Хозяин может..." Разве не бессмысленно сочетание слов: "...заставить человека свободно сделать то, чего он делать не хочет?"

– Я понимаю. Но зачем же еще загонять его в черную яму?

– Тьму создал не Хозяин, она – повсюду, где волю разъел запретный плод. А что такое яма? Место, в котором есть стенки. Черная яма – это тьма, ограниченная со всех сторон. Да, в этом смысле Хозяин ее создал. Он положил пределы злу. Само остановиться оно не может, ибо предел и форма – благи. Стены ямы – последняя милость тем, кто не дает оказать себе иной милости.

Глава 5

Спесильда

Они прошли дальше иувидели белый скелет, но глаза у него сверкали, и он был обтянут кожей, и любовался собою перед гладкой, словно зеркало, скалой.

– Это Спесильда, старшая дочь врага, – сказал Житель Гор. – Когда вы ее видели на том, кружном пути, она, быть может, походила на трех Бледных Братьев.

Спесильда пела скрипучим голосом, и в песне своей ухитрялась и восхвалять себя, и выражать гнушение всякой плотью.

Джон и Житель Гор прибавили шагу, Виртус заколебался.

– Средства ее дурны, но про цель она кое-что знает, – сказал он.

– Про какую цель?

– Ну... про чистоту... собранность, что ли... четкость. В конце концов, телесные отправления и впрямь мерзки.

– Одно дело – каяться, другое – гнушаться, – сказал Житель Гор. Раскаяние – от Хозяина, брезгливость – от врага.

– И все же, гнушаясь телом, многие спаслись от худших зол.

– Иногда, силою Хозяина. Но не играй в эту игру. Самое опасное на свете – бороться с одним злом при помощи другого. Ты знаешь, что бывает со странами, которые берут на службу чужеземных наемников.

– Наверное, ты прав, – сказал Виртус, – но чувство это очень глубоко во мне. Разве никак нельзя стыдиться своей плоти?

– Сын Хозяина не стыдился.

– Это другое дело.

– Лишь в том смысле, что не только твое, а общее для всех. Неужели никто не говорил тебе, что Матерь Его оправдала навсегда слово "материя"? Поверь и не сомневайся, что ваша страна, столь похожая порою на влажный, дымящийся парник, говорила устами Матери и Девы о смирении раба. Поверь, природа, со всем ее хаосом, который так ранит твою тонкую душу, и чиста, и нечиста.

– Хорошо, – сказал Виртус, – я об этом подумаю.

– И еще одно ты должен знать, – сказал Житель Гор. – Какие бы добродетели ты ни приписывал Хозяину, гнушения телом среди них нет. Поэтому ваши шутки почти непонятны у нас.

Глава 6

Профанна

А я спал и видел во сне, как трое идут дальше по узкой полосе земли, огражденной слева горами, справа – болотом. Они о многом беседовали, но, проснувшись, я вспомнил лишь несколько фраз. Через несколько миль после Спесильды они повстречали сестру ее Профанну, и спросили Жителя Гор, излечатся ли от ее влияния Твердолобые и Снобы. Тот отвечал, что теперь это еще сомнительнее, чем прежде, ибо до недавней поры северян заставляли читать записки Языков, и потому, сказал он, "они знали хотя бы столько, сколько те, кто пришел в конце концов к Матушке".

– Почему же они теперь этого не читают? – спросил то ли Джон, то ли Виртус.

– Почему призрак мистера Трутни запер свой дом и ушел совершенствовать атараксию в отеле? Потому что Труд отказался на него работать. Так и здесь, и во всем краю Маммона – рабы их бегут на Север, к картинкам, и господам приходится изобретать машины. Им кажется, что машины эти когда-нибудь заменят слуг, и надежда эта их так пленяет, что они отвергли все знания, кроме технических. Я говорю об арендаторах. Крупные землевладельцы потворствуют им для своих целей.

– Нет, что-то хорошее в этом есть, – сказал Виртус. – Посуди сам: нынешний мир слишком прочен и устойчив, чтобы оказаться чистым злом. Просто не верится, что Хозяин допустил бы иначе изменить всю природу и всю жизнь.

Вожатый засмеялся.

– Ты ошибаешься так же, как они, – сказал он. – Перемена эта прочна и не слишком существенна. Беда нынешних людей в том, что они верят рекламе. Конечно, если бы машины делали именно то, что о них пишут, перемена была бы очень глубокой. Но это не так. Они хотят облегчить труд – и отяжеляют его; хотят подстегнуть похоть – и плодят скопцов; развлечения утомляют их, а попытки сберечь время уничтожили в их стране добрый досуг. Нет, серьезных изменений не будет. А что до прочности – вспомни, как быстро ломаются эти машины. Темные пустоши еще зазеленеют, а из всех городов, которые я видел, быстрее всего придут в упадок железные города.

И он запел.

Глава 7

Блудильда

Когда он кончил свою песню, Джон огляделся и увидел к Югу от дороги множество странных существ. Подойдя поближе он понял, что это люди, но лежали они в таких позах и вид у них был такой, что понять это было нелегко, тем более, что одних закрывала до горла мутная вода, других скрывали камни. По-видимому, они чем-то болели; хуже того – Джон вдруг заметил, как у одного из них отделился от руки какой-то комок и стал жирной, красноватой тварью. Глаза у Джона открылись, и он уже видел яснее, что все эти лежащие тела не то размножаются делением, не то разлагаются на части. Однако они глядели на него, и во взоре их была тоска. Калеку, от которого остались глаза да рот, поила из кубка какая-то женщина, темнолицая, но красивая.

– Идем скорее, – сказал Житель Гор. – Это очень опасное место. Женщину зовут Блудильдою.

Но Джон глядел на юношу, которому она теперь понесла кубок. Он болел совсем недавно, и выглядел хорошо, разве что пальцы были мягче, чем нужно и движения несообразней. Когда Блудильда подошла к нему, он потянулся к кубку, отдернул руку, снова потянулся, отпрянул и стал смотреть в сторону.

Женщина стояла и ждала, глядя на него темными глазами и улыбаясь багровым ртом. Но пить он не стал; и она перешла к другому. Тогда он зарыдал и схватил кубок и цеплялся за него, как утопающий. Потом он опустился в топь.

– Идем! – сказал Виртус.

Женщина приблизилась к самой дороге и протянула Джону кубок; когда же он ускорил шаг, пошла рядом с ним, говоря:

– Я не обману тебя. Я и не притворяюсь, что выпив, ты увидишь свой остров. Я не обещаю утолить надолго жажду. И все же, отпей, тебе хочется пить.

Джон не отвечал ей.

– Да, – сказала женщина, – никогда не знаешь, от какой точки уже нельзя вернуться. Ты не знаешь, погубит ли еще один глоток, или не погубит. Одно ты знаешь достоверно: тебе хочется пить.

Джон снова не ответил.

– Куда тебе сейчас бороться? – сказала она. – Ты устал и ты несчастен, и ты слишком долго меня слушал. Отпей, и я уйду. Я не обещаю вернуться, но если вернусь, не бойся – ты ведь будешь сильнее, и веселее, и сможешь побороть меня.

Но Джон не сказал ничего.

– Зачем тратить попусту время? – продолжала она.

– Ты же знаешь сам, что сдашься. Смотри, какой скучный путь, какое серое небо! Где же тут радость?

И она долго шла рядом с ним, и он едва не уступил, чтобы от нее отвязаться. Но все же не уступил; и женщина исчезла. А он ужасно устал, и некотрое время даже не помнил, зачем и куда идет.

Глава 8

Северный дракон

– Что ж, – сказал Житель Гор, – время настало.

Джон и его друг посмотрели на него.

– Мы там, – пояснил он, – откуда идут два перешейка. Покажите, на что вы годитесь. Да защитит вас Хозяин!

– Иду, – сказал Виртус и обножил меч.

– Ступай там, где трава, – сказал Житель Гор. – Тогда не утонешь.

И Виртус направился к Югу, а Житель Гор сказал Джону:

– Ты дрался когда-нибудь?

– Нет, – ответил Джон.

– Что ж, положись на память крови. Цель ему в брюхо.

– Я постараюсь, – сказал Джон. – А он там один?

– Конечно, один, других он съел. Знаешь пословицу:

"Змий ест только змиев".

И я увидел, как Джон идет вверх – скалы поднимались прямо над дорогой. Когда он остановился стереть пот, туман кругом него был так густ, что он ничего не видел. Над ним серая мгла переходила в черный мрак. Джон слепо ступил еще выше и прислушался, и услышал странное, громкое кваканье. Дракон пел песню сам для себя; и я не приведу ее, потому что она слишком гнусна.

Слушая ее, Джон утратил страх и ощутил сперва гадливость, потом жалость. Ему захотелось поговорить с драконом, но тело не слушалось его, и он стоял твердо, когда ощутил сквозь мглу, что к нему что-то ползет. Дракон вытягивал себя из пещеры, словно ленту. Передняя его половина повисла над Джоном, как гусеница, он оглянулся, свернулся, и Джон оказался в кольце. Подождав, пока кольцо сузится, он ударил чудовище в бок, но крови не было. Над ним маячила голова и глаза – жестокие, но без капли страсти – в упор глядели на него. Широко открытая пасть была изнутри не красной, а серой, как свинец, дыханье – холодным. И только оно коснулось лица, сердце у Джона стало твердым, больше никогда не трепетало от страсти или страха. Он засмеялся и всадил меч чудовищу в горло, и только тогда заметил, что все кончено. Мертвый дракон лежал на камне у его ног. Он вспомнил, что сам убил его, и ему показалось, что это было много лет назад.

Глава 9

Южный дракон

Когда Джон, распевая песню, прыжками спустился на дорогу, Ангел обрадовался ему и оба молча обернулись на радостный крик с Юга. Солнце уже взошло, топь отливала грязной медью, и сперва им показалось, что Виртус, прыгающий по кочкам, сверкает в солнечных лучах. Когда он приблизился, они увидели, что он схвачен пламенем и оттуда, где он ступает, валит пар. Они кинулись ему навстречу, а он громко запел, ибо добродетель его стала пламенной, как страсть.

Глава 10

Ручей

Сон мой наполнился светом и звуками. Виртус, утратив свое достоинство, распевал, как школьник; Джон тоже не отставал. По дороге они прихватили старого скрипача, и он играл им, и они плясали. И Виртус потешался вовсю над стоическими добродетелями.

Вдруг Джон остановился и чуть не заплакал. Он увидел маленький домик, пустой и обветшалый. Спутники спросили его, в чем дело, и он ответил им:

– Мы снова в Пуритании. Здесь жила моя семья. Отец и мать, я вижу, перешли ручей, а мне столько надо сказать им.

– Ничего, – сказал Ангел,– и ты перейдешь его сегодня.

– В последний раз? – спросил Виртус.

– Да, – сказал Ангел, – если все будет хорошо. День склонился к вечеру, горы сверкали почти над ними, а тени удлинялись, когда они шли к ручью.

– Больше я сильным не притворяюсь, – промолвил Виртус, – и скажу, что печалюсь и боюсь. Мне тоже надо поговорить со многими. Что бы там ни было за ручьем, что-то кончилось, мы – у черты.

Сумерки сгустились, но ручей был виден, и Джон сказал:

– Я много думал об этом у мистера Мудра, но сейчас мысли мои яснее. Хозяин знал, что делал, привязав наши сердца к одному месту, к одному человеку, больше, чем к другим.

Подошли они к ручью в полной тьме, а я почти проснулся, и слышал пенье птиц за окном и голос Ангела, похожий на птичье пенье.

–

[1] Речь идет о святом (в правосл. традиции – блаженном) Августине

[2] Мт 22,40