Текст книги "Сталинский социализм. Практическое исследование"
Автор книги: Клаус Хессе
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Глава 9. Индустриализация Советского Союза
Несмотря на концентрацию всех усилий на сельском хозяйстве и системе транспорта, новая экономическая политика не помогла преодолеть экономические проблемы, связанные с возникшими еще в довоенное время и с тех пор все дальше развивающимися технической отсталостью и застоем. Но также, и в особенности с учетом позднейших споров, конечно, стоит помнить о том, что Бухарин отметил еще в 1925 году: «Мы живем между капиталистическими странами, мы окружены врагами. Если некоторое время тому назад мы могли говорить совершенно определенно, что параллельно с нашим ростом буржуазные страны экономически и политически падают и идут книзу, то теперь этого мы сказать не можем. Мы растем, и они растут, вот это есть нечто новое в той всемирно-исторической картине, которая развертывается сейчас перед нами… Вопрос о темпах нашего развития, о скорости экономического движения приобретает исключительное значение». В более поздних экономических теориях и спорах о принятом на XIV съезде курсе на индустриализацию он уже не упоминал и каких-либо выводов из этого не делал.
Сталин обобщил эти мысли 4 февраля 1931 в своем выступлении на Первой Всесоюзной конференции рабочих социалистической промышленности в столь же простой, сколь и убеждающей формуле: «Мы отстали от передовых стран на 50—100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут».
На повестке дня стояло не только сокращение быстро увеличивающегося отставания. Речь шла также об эффективности зарождающейся советской промышленности, способности производить собственное вооружение и противостоять потенциальным противникам. Лишь в этом напряженном контексте становится понятным спор между «левыми» и «правыми» в конце 1920-х. То, что сегодня недопустимым образом рассматривают как простое и своенравное противостояние одновременно амбициозных и некомпетентных политиков, в котором в конечном счете взял верх жестокий произвол бюрократического сталинского аппарата, было в первую очередь поиском путей решения. Тот факт, что каждая из сторон была убеждена в правильности собственной позиции, то, что эти моменты тщеславия и высокомерия играли не последнюю роль, так же верно, как и то обстоятельство, что возобладала концепция, в меньшей степени продиктованная тщеславием своих представителей и именно поэтому нашедшая в партии самую большую поддержку. Каковы были социальные проблемы того времени, становится ясно, даже если смотреть только на масштабы безработицы. Годы индустриализации привели к глубоким изменениям в социальном составе населения СССР: если в 1928 году три четверти граждан составляли отдельные крестьяне и частные ремесленники, то одиннадцать лет спустя из них остались только 2,6 %. В то же время доля рабочих поднялась с 12,4 % до 33,7 %, госслужащих – с 5,2 % до 15,5 %, колхозников и задействованных в кооперативах ремесленников – с 2,9 % до 47,2 %.
Отправной точкой в научно-техническом переустройстве страны стал разработанный в 1920 году, т. е. в разгар гражданской войны, план ГОЭЛРО. В рамках запланированного на 15-20 лет проекта было предусмотрено строительство 20 каменноугольных шахт и 10 гидроэлектростанций. Сюда относились тепловые электростанции в Минусинске, Кашире, Горьком, Шатуре и в Челябинской области, а также гидроэлектростанции в Горьком и на Волхове. Расширение железнодорожных и водных путей в восьми крупных экономических районах (в Северном, Центральном федеральном округе, на юге, на Волге, на Урале, в Западной Сибири, на Кавказе и в Туркмении) сопровождалось, помимо улучшения транспортных связей, возведением жилых комплексов, созданием инфраструктуры, то есть созданием условий для индустриализации Советского Союза. Этот проект был завершен в 1931 году. Первоначальные цели были перевыполнены: в 1932 году производство электрической энергии поднялось не до 450 %, как первоначально ожидалось по сравнению с 1913 годом, а с 2 млрд кВт*ч до 13,5 млрд кВт*ч, т. е. до 675 %. Одним из больших проектов этого плана стало строительство гидроэлектростанции на реке Днепр. Идея построить вместо нескольких небольших ГЭС гигантскую на то время Днепрогэс возникла еще в 1920 году.
В 1927 году началось строительство дамбы, 60 м в высоту и 760 м в длину, и электростанции 236 м в длину и 70 м в ширину, в которой работали 9 вертикально стоящих водных турбин, мощностью 72 МВт. Введенный в 1932 году в эксплуатацию завод стал энергетической основой для Запорожского промышленного комплекса. В 1939 году была достигнута планируемая эффективная мощность.
Масштаб задействованных к началу тридцатых годов крупных гидротехнических объектов в то время еще нельзя было предвидеть полностью. Кто сегодня приводит тот факт, что гидроэлектростанции Волжско-Камского каскада мощностью более чем 12 870 МВт вырабатывают только 4 % производимой в России на начало 2010 года электрической энергии, может представить себе, какая цепная реакция глубоких изменений была приведена в действие тогда.
Одной из отправных точек этого продолжающегося по сей день процесса было постановление ЦК ВКП(б) от 15 июня 1931, предписывающее поднять уровень воды Москвы-реки с помощью подвода воды с верховья Волги, чтобы не только снабдить питьевой водой столицу, но и иметь возможность использовать водный транспорт и обнаруженные в разнице высот в 60 м возможности для выработки электроэнергии. В результате был построен канал 128 км в длину и 12 м глубиной. Строительство длилось четыре года и восемь месяцев: начатые в 1932 году строительные работы были завершены 2 мая 1937 года.
Сюда относятся семь гидроэлектростанций: Ивановская ГЭС мощностью 14,4 МВт, Сходненская ГЭС мощностью 15 МВт, Карамышевская ГЭС мощностью 1,76 МВт, Перервинская ГЭС мощностью 1,76 МВт, Пироговская ГЭС мощностью 0,28 МВт, Ново-Тверецкая ГЭС мощностью 1,2 МВт и Ново-Цнинская ГЭС мощностью 0,22 МВт. Электрификация и не менее бурное развитие химической промышленности стали технологической основой перехода царской России к империалистическому этапу капиталистического способа производства. В этих областях отсталость промышленного развития была особенно очевидной. По сравнению с введением паровых двигателей в XIX веке ускорение темпов развития при обеспечении электрической энергией было значительно выше.
Уже в 1900 году в мире было произведено 15 млрд кВт*ч электрической энергии, количество которой в течение десятилетия увеличилось более чем в два раза: в 1913 году количество выработанной энергии составило уже 35-40 млрд кВт*ч. Доля России, однако, составила только 2,04 млрд кВт*ч ≈ 5 %, которые были произведены рядом небольших электрических станций. Только в 1914 году в России впервые начали использовать дистанционную передачу высокого напряжения. Еще хуже была ситуация в электротехнике: до 1917 года были построены только 24 турбогенераторов мощностью 8000 кВт.
Почти все прочее оборудование для электростанций приходилось импортировать. Уже по этой причине огромная страна относилась к тем мировым регионам, где в то время не существовало реальных предпосылок для достижения промышленного уровня производительности развитых индустриальных стран.
Сравнение индустриализации Советского Союза в 30-е годы с тем, как обстояли дела в Великобритании, Франции, Германии и США в XIX и в некоторой степени даже в XVIII веке, заставляет предполагать, что задачей было не только простое повторение. Конечно, преимущества более позднего вступления на путь развития нужно рассматривать не менее внимательно, чем большей частью абсолютно новые задачи. Но все, что было перенято из опыта предшественников и могло быть использовано в целях облегчения, не было даже дополнено значительно более обширными и дифференцированными требованиями современной технологической инфраструктуры. Речь здесь идет об индустриализации, которая могла проводиться не в смысле органично-логичного развития на основе потенциала экономических показателей. Здесь началось строительство промышленности, которое, опираясь на месторождения угля и руды, которые еще только предстояло найти, ориентировалось при строительстве электрической сети, а также тяжелой и легкой промышленности, других отраслей обрабатывающей промышленности и транспорта на современные научно-технические решения. Цель заключалась в том, чтобы в кратчайшие сроки создать металлургическую основу, которая могла быть использована в качестве основы машиностроения, автомобильной, тракторной и авиационной промышленности, а также для всех новых отраслей промышленности, которые на этом этапе военно-технического развития использовали профиль современной оборонной промышленности.
В дополнение к этому во время принимаемых в 1927 году мер по мобилизации было установлено, что 235 промышленных предприятий, которые должны были взять на себя задачи по вооружению, до 1926 года в связи с демобилизацией и в связи с преобладающими пацифистскими настроениями не получали должного внимания со стороны экономического совета. Это было не следствием пренебрежения к этой сфере, а скорее результатом предыдущих войн. Вместо минимального стандарта расходов на оборонную промышленность в размере 4 % государственного бюджета в распоряжение были получены только 0,75 %. В значительной мере это объяснялось тем, что предприятия металлообрабатывающей и машиностроительной промышленности, несмотря на уже проведенные меры по реконструкции и восстановлению некоторых предприятий, функционировали, как и прежде, только ограниченно.
С учетом такого состояния материальных и технических условий и финансовых возможностей на период с 1926 по 1931 год был разработан пятилетний план по развитию Советских Вооруженных Сил, согласно которому для создания новых пехотных дивизий и в целях максимального использования всех возможностей, создания воздушных вооруженных сил и ПВО, а также усиления полевой артиллерии, тяжелой артиллерии, химического оружия и бронетанковых войск должны были быть выделены 260 миллионов рублей. Уже в 1927-1928 годах расходы на оборону поднялись до одного миллиарда рублей, то есть до 17,3 % государственного бюджета (в 1926 году сумма составляла 780 млн, или 15,4 %). Особое внимание в этой области было уделено предстоящим исследованиям и разработкам.
В мае 1925 года в Свердловске было начато проектирование Магнитогорского комбината. Должны были быть разведаны и разработаны огромные рудные месторождения горы Магнитной. Четыре года спустя этот проект был подтвержден советом народного хозяйства СССР. 1 июля 1930 года был заложен первый камень в фундамент первой доменной печи, а 31 января 1932 года печь была запущена, и на следующий день в ней начали плавку чугуна. Летом 1933 года начала использоваться доменная печь № 2, а еще через год печи № 3 и № 4; в августе 1934 была получена первая прокатная сталь. В 1936 году на этом комбинате обрабатывалось 20 % добываемой в СССР железной руды. Таким образом, были созданы важнейшие условия для производства советской техники.
Не менее примечательным является строительство Беломорского канала. Начатое в 1931 году строительство 227-километрового канала, 19 шлюзов, плотинных сооружений, дамб и всего другого оборудования между Онежским озером и Белым морем было завершено в 1933 году. Это не только способствовало сокращению пути между Ленинградом и Архангельском на 4000 км. Эта транспортная связь стала отправной точкой сети водных путей, которая позже связала все промышленные центры европейской части СССР.
Многие специалисты, приехавшие из западноевропейских промышленных стран и США, пытались всеми способами шпионить за научно-технологическим развитием СССР, препятствовать ему и неправильно ориентировать. Несмотря на крупные масштабы проекта и препятствия, в период 30-х годов удалось обеспечить огромный прирост объема производства в едва развитых до этого времени регионах: на западе и востоке Урала, в Восточной и Средней Азии, на Дальнем Востоке. За несколько лет были обнаружены новые источники энергии, месторождения железной руды и угля, а также введены в эксплуатацию большой металлургический комбинат, новые предприятия машиностроительной промышленности; велись разработки в сфере химической и текстильной промышленности.
Перечисление некоторых новых объектов и достижений дает возможность понять, что они означали для развития советской экономики в то время:
1931:
– реконструкция автомобильных заводов АМО (позже ЗИС);
– сборка первого трактора на Харьковском тракторном заводе имени Серго Орджоникидзе;
– ввод в эксплуатацию Саратовского комбината по производству сельскохозяйственных комбайнов.
1932:
– ввод в эксплуатацию автомобильного завода в Горьком;
– ввод в эксплуатацию первого цеха доменных печей в Магнитогорске;
– ввод в эксплуатацию химических заводов в Воскресенске;
– ввод в эксплуатацию первого шарикоподшипникового завода в Москве;
– ввод в эксплуатацию первой доменной печи на Кузнецком металлургическом комбинате;
– открытие первой шахты каменного угля в Воркуте;
– официальное открытие Днепрогэс.
1933:
– ввод в эксплуатацию Челябинского тракторного завода;
– ввод в эксплуатацию машиностроительных заводов Орджоникидзе (Уралмаш);
– ввод в эксплуатацию первой доменной печи на заводе Азовсталь в Мариуполе;
– ввод в эксплуатацию химического завода в Бобриковске.
1934:
– XVII съезд ВКП(б) утверждает второй пятилетний план развития народного хозяйства;
– ввод в эксплуатацию первой секции Новокраматорского машинного завода.
1935: ввод в эксплуатацию московского метро.
1936: ввод в эксплуатацию целлюлозно-бумажного комбината в Краснокамске.
Тот факт, что ориентация на ускоренную индустриализацию была единственным выходом из экономического пике, был очевиден. Однако на тот момент предстояло решить и совсем другие задачи. После сопровождаемой доселе немыслимыми потерями военной победы социалистической революции Советской России в тот момент мог угрожать только голод. Но как могло понимание насущной необходимости быть применено в условиях очевидного дефицита продуктов питания, одежды, обуви, отсутствия жилья, почти разрушенной системы здравоохранения, почти во всех отношениях недостаточного и ориентированного по большей части на устаревшие понятия образования?
Несмотря на существование в некоторых областях определенных идей и планов, даже мудрейшие руководители не могли совершить невозможное.
В марте 1931 несколько капиталистических государств начали кампанию по обострению экономического бойкота СССР. Открыто выраженной целью стал подрыв проектов индустриализации. Польское правительство начало террористическую деятельность в Западной Украине и призвало западные державы к антисоветской войне. Но эти проекты потерпели поражение, столкнувшись с реальностью мирового экономического кризиса: для все большего числа немецких, французских, британских и других компаний заказы из Советской России остались единственным шансом избежать предсказуемого банкротства. Несмотря на открыто выражаемые симпатии самых реакционных кругов монополистического капитала, именно экономические причины помешали антисоветским усилиям уехавших за границу или скрывавшихся в России последователей Троцкого. Принятое в мае 1931 года в Берлине соглашение между руководителем троцкистских группировок в СССР И. Н. Смирновым и сыном Троцкого не имело значительных последствий. После ареста Преображенского и Смирнова силы этой группировки ослабли. Но в то же время стало понятно, какое влияние последователи Троцкого все еще имели на центральные партийные органы. На XVII партийном съезде 29 членов и кандидатов ЦК не были переизбраны на свои должности, потому что были связаны со Смирновым. Но, с учетом откровенно агрессивных намерений монополистических и военных кругов Великобритании, Германии и Франции и имеющихся данных советской разведки, не оставалось никакого другого пути, кроме как подвергнуть меры и результаты новой экономической политики критической проверке: вот почему вряд ли стоит удивляться, что начавшаяся на рубеже 20—30-х годов индустриализация Советского Союза с самого начала подверглась влиянию требований надвигающегося военного противостояния. Хотя нужно признать правоту Смирнова в том, что СССР уже на основании состоянии промышленности и финансовых возможностей не мог преследовать цель военного первенства. Но система возникших здесь производительных сил неизбежно доминировала в военно-промышленном плане благодаря развитию этих сил в условиях постоянно и везде ощущающейся экономической, научно-технической и военной конфронтации с принадлежащими монополистическому капиталу продуктивными и деструктивными силами. Исходя из этой точки зрения и полученных выводов, Сталин и его товарищи пришли к убеждению, что необходимо сделать все, чтобы определенная Сталиным генеральная линия была приведена в исполнение, несмотря на все препятствия.
Однако реализация таких масштабных проектов многим вызванным в целях помощи иностранным специалистам казалась совершенно нереальной. Но не только они были убеждены в том, что эти проекты, с учетом бедственного экономического положения, были обречены на провал. Не хватало не только строительных материалов, машин и технического оборудования. Откуда должны были взяться необходимые для строительства этих предприятий рабочие силы, когда они в то же самое время были необходимы для требующего, как и прежде, затрат сельского хозяйства? Как могли люди, едва знакомые с началами школьного образования, выполнить технические задачи, которые требовали профессиональной квалификации, откуда могло появиться такое большое число инженеров, которые обладали бы достаточной квалификацией для строительства, эксплуатации и решения связанных с этим задач?
Проблемой стало не только отсутствие знаний и навыков, но и небрежность, разгильдяйство и – не в последнюю очередь – скрытое за этим поведением умышленное вредительство. Так, например, закупалось дорогостоящее оборудование, которое, как становилось ясно с самого начала, просто не соответствовало поставленным задачам. Другое оборудование повреждалось при транспортировке, монтаже или вводе в эксплуатацию. Нередки были случаи, когда произведенные с помощью такого оборудования детали были негодными или низкого качества. Предвидеть такие помехи можно было не всегда, но в тот момент любое промедление влекло за собой катастрофические последствия. Некоторым это может показаться абсурдным, но 9 декабря 1933 была введена уголовная ответственность за выпуск некачественной продукции.
Это еще не все. Задачи, которые теперь стояли перед членами партии, были абсолютно другими, нежели во время подпольной борьбы. Теперь речь шла в первую очередь о приобретении навыков, необходимых для выполнения обязанностей работников государственного аппарата и неизвестных до сих пор, о чрезвычайно ответственных задачах ВЧК и решении сложнейших технических, военных и экономических задач, которые во многих случаях считались неразрешимыми даже специалистами. Из этого возникал не только революционный энтузиазм, позволявший решить многие крупные проблемы научно-технического образования, экономического преобразования и начатого строительства. Возникшие здесь зародыши конфликтов между «стариками», которые ссылались на уже устаревший опыт, и «молодыми», нередко чрезмерно возгордившимися своими успехами, использовались конкурирующими за власть и влияние партийными группировками.
В этой ситуации возникла еще одна проблема: те, кто имел базовые знания о марксизме, действительно много говорили о развитии производительных сил, о современных технологиях и новейших достижениях науки. Но мало кто из них действительно имел способности к научному или техническому обучению. Многие говорили о вещах, о которых они, в лучшем случае, имели смутное представление. Было немало тех, кто, с уверенностью победителей вернувшись с фронтов гражданской войны, не мог и не хотел понимать, что все многообразие экономических, социальных, культурных и других проблем страны уже нельзя было решить методами партизанской войны. Все чаще и чаще они вынуждены были убеждаться в том, что теперь те, кто использовал свои полномочия и таланты для собственного обучения, учитывая новые задачи, имели неоспоримое преимущество.
Все более и более очевидным становился тот факт, что многие из только намечающихся внутрипартийных столкновений сводились, прежде всего, к тому, что различия между претензиями на политическую власть, основанными на заслугах в нелегальной борьбе, страданиях во время ареста и военных успехах, и способностью анализировать актуальные проблемы и искать пути для их решения становились все больше.
Все чаще возникающие в этом контексте конфликты привели к сильному обострению разногласий внутри партии. В своем докладе на XVII партийном съезде Каганович сообщил делегатам, что во время Шахтинского процесса, а также во время других процессов стало ясно, что многие из руководящих работников-коммунистов не знакомы с современными технологиями, что они не стремятся освоить их, слепо веря старым специалистам, и что они работают как худшие комиссары. Возникшее при этом требование ориентироваться при выборе командного состава не на заслуги, полученные в годы революции и гражданской войны, понравилось далеко не всем и было встречено несогласием, открытой враждебностью и нередко – даже в рядах ведущих партийных кадров – организованным сопротивлением. Многие из тех, кто посвятил жизнь революции и гражданской войне, не могли понять новых реалий и не были готовы отказаться от своих функций, своего влияния и связанных с ними условий жизни, не считая справедливыми новые требования, возникшие по отношению к ним.
В связи с этим в областных управлениях и в центральном руководстве партии, в Советах, армии и спецслужбах все чаще более квалифицированные конкуренты и другие непопулярные лица подвергались клевете и арестовывались по ложным обвинениям сотрудниками органов безопасности.
Но в той же мере, в которой такие недостатки в практической деятельности: планировании и управлении национальной экономикой, восстановлении предприятий, железнодорожных объектов и оборудования, в системе здравоохранения и образования – становились все очевиднее, разрешение этого конфликта становилось вопросом выживания. Все более очевидной становилась опасность, что способность руководства партии решить эти проблемы будет подавлена в связи с эскалацией конфликта между Троцким и его сторонниками, с одной стороны, и Сталиным, Зиновьевым, Каменевым – с другой, а также между другими конкурирующими группировками. Принятый на X съезде партии еще под давлением Ленина запрет на образование фракций имел только ограниченное влияние. После болезни Ленина и его смерти скрытая борьба за политическое руководство разгорелась со всей остротой. Что бы произошло, если бы Троцкий победил? Ответ остается поводом для размышлений, а факт остается фактом: борьба за власть привела к тому, что решение неотложных проблем, связанных с восстановлением страны, и необходимое беспристрастное обсуждение альтернативных вариантов в результате этих споров не только перемешались, но и были отодвинуты на задний план и по большей части стали неосуществимыми. Звучали разные мнения, имеющие значение только в контексте этих споров, и часто речь шла только о поверхностном решении основных вопросов. Пытаясь разобраться, почему в этой борьбе победил именно Сталин, нужно обращать внимание не только на то, какие проблемы в результате этого остались неразрешенными, какой вред этот спор между несколькими одинаково амбициозными группами нанес идее социализма. Речь идет также о все более четко определяемых особых интересах конкурирующих групп власти, которые придавали значение интересам страны и работающего населения лишь в последнюю очередь, что повлекло серьезные последствия в результате выбранного способа захвата руководящих должностей.
Масштаб требующих решения научно-технических проблем станет, пожалуй, более понятным, если напомнить, что в дореволюционной России примерно лишь треть населения была грамотной. На Кавказе, в Центральной Азии, в бескрайних северных и дальневосточных регионах Сибири эти проблемы осложнялись еще и тем, что практически во всех областях молодого Советского Союза на основе простейших форм хозяйствования совместно проживали народы, говорившие на разных языках, имеющие различные религиозные и культурные традиции и образ жизни.
Многие народы в конце 20-х оставались кочевыми, а обширные территории на Дальнем Востоке еще даже не были открыты географами. Здесь не было ни дорог, ни школ, ни управления, ни милиции, которая могла бы вмешаться, если бы что-то случилось. К культурным ценностям доступ имели почти всегда только представители правящих слоев. Для многих мелких и обычно угнетаемых на протяжении столетий народов эти условия были само собой разумеющимся явлением, в таких условиях они привыкли жить издревле. Однако неясное чувство всепроникающей несправедливости передавалось из поколения в поколение. У многих из них не было письменности. В этой ситуации стало очевидным, что вопрос уже не в прямой связи между образованием и экономическим развитием: здесь исторические и цивилизационные масштабы развязанной Октябрем культурной революции определились настолько очевидным образом, что все наивные представления о разнообразии жизни этих народов были сметены в кучу. Благодаря своему опыту полевых исследований в периферийных регионах Узбекистана, лингвист А. Р. Лурия пришел к выводу, что только радикальная трансформация основных форм хозяйства, быстрая ликвидация неграмотности, а также освобождение от влияния мусульманства может привести не только к расширению кругозора, но и к настоящей революции в познавательной деятельности. Действительно, после победы Октябрьской революции в постоянно расширяющемся спектре новых социальных явлений стал намечаться ряд новых возможностей для развития. Но не стоит забывать: вместе с появившимися в этой ситуации ожиданиями на повестку дня были вынесены актуальные проблемы революционного переворота в огромной стране, проблемы научно-технической отсталости сельского хозяйства, промышленности, системы транспорта, систем образования и здравоохранения, питания, жилья, строительства школ, университетов и домов культуры, борьбы с неграмотностью, борьбы против еще действующих форм угнетения, против изживших себя форм поведения и религиозных предрассудков. Масштаб начавшейся в молодом Советском Союзе в результате этого понимания культурной и образовательной революции характеризовался прежде всего охватом огромных территорий: на малолюдных и необработанных землях Центральной России и Сибири, Дальнего Востока, в полуфеодальной Центральной Азии и на Кавказе началась коренная ломка всех жизненных привычек, исторических аналогов которой нет. Глубокие изменения жизненных условий народов этой огромной территории не ограничивались первыми шагами к народному образованию, созданием письменного и литературного языка и коренными изменениями в системе здравоохранения.
С учетом всего этого станет понятнее, как было невообразимо трудно в эти годы, при недостатке строительных материалов и недостаточном обеспечении рабочей силы продуктами питания, строить угольные и гидро– электростанции, ремонтировать и вводить в эксплуатацию разрушенные и заброшенные шахты, доменные печи, металлургические и машиностроительные предприятия. Это также объясняет, почему открытие Волховской электростанции, несмотря на использование до 15 000 рабочих, смогло состояться только 19 декабря 1926 года. Следующие цифры дают только поверхностное представление о масштабах начавшегося образовательного бума: в период с 1928 по 1932 год число учеников в начальных школах выросло с 10 до 19 миллионов, число учеников средних классов – с 1,6 до 4,35 миллионов, количество студентов на рабочих факультетах – от 274 000 до 1,437 миллионов, студентов вузов – с 166 тысяч до полутора миллионов. Первые годы социалистической индустриализации в СССР были одновременно годами коренных революционных изменений в системе образования.
Не менее сложными и противоречивыми оказались усилия по созданию единой системы государственного планирования. Образованная в 1921 году комиссия по планированию (Госплан) неоднократно сталкивалась с конфликтами по вопросам компетенции, ревностью по ничтожному поводу и бюрократизмом Особого совещания по восстановлению основного капитала (ОСВОК), непониманием и концептуальными различиями между проектами министерств и других государственных учреждений.
В условиях всестороннего дефицита многие усилия по решению задач развития и расширения промышленности и других экономически важных задач столкнулись с бюрократическим барьером скрытой конкуренции между спорящими за осуществление своих желаний, полномочий и возможностей предприятиями, народными комиссариатами, их органами и чиновниками.
Все попытки дать реалистичное представление о проблемах того периода остануттся поверхностными, если не рассматривать отношения между СССР и империалистическими государствами и возникшие в результате этого проблемы развития и конфликты в СССР. Тот факт, что социалистическая революция в России не стала, как ожидалось, отправной точкой волны других мировых революционных потрясений, в то же время стал отправной точкой всех основных противоречий в споре о дальнейших путях развития социалистической революции в СССР. В усиливающейся конфронтации обострились противоречия между поддерживаемой большинством членов партийного руководства и партии группой Сталина и Троцким и его сторонниками. Для последних революция в России была не целью, а средством к разжиганию революционного пожара в более продвинутых странах, что в конечном итоге должно было привести к победе коммунизма в мировых масштабах. Идея Сталина заключалась в том, чтобы победа большевиков в России стала фактом, имеющим самостоятельное значение. Таким образом, нужно было не ориентироваться на экспорт революции, а без промедлений начинать строительство социализма в стране, освобожденной от капиталистов.
Даже Троцкий считал борьбу пролетариата за власть с помощью социалистической революции незавершенной. Его вывод заключался в том, что эта борьба в условиях решающего преимущества капиталистических отношений на мировой арене приведет к неизбежным социальным взрывам, а значит, к гражданской войне внутри страны и к революционной войне за ее пределами. На первый взгляд, такое соображение кажется вполне правильным. Но при критическом рассмотрении в глаза бросается не столько затихание революционных событий в Западной Европе, сколько драматическое положение экономики, а с ней и военно-экономических ресурсов Советской России. С исторической точки зрения такая оценка может показаться верной, но линия, сосредоточенная только на этом, неминуемо вела, как показал опыт войны против Польши, не только к провалу революционной экспансии, но и к краху полностью ослабленной этими войнами Советской России. Поддержки такого рода авантюризма нельзя было ожидать ни от населения, ни от партии.








