Текст книги "Брачное ложе"
Автор книги: Клаудиа Дэйн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)
Глава 22
Когда Элис начала изливать на Изабель скопившиеся в ней боль и стыд, леди Дорни поняла, что спектакль, который Ричард устроил во дворе, предназначался именно для нее. И имел свой результат. Теперь ее задача – закончить начатое Ричардом дело, чтобы то, что произошло сегодня по вине Элис, никогда не повторилось.
– Ты думаешь, что я поощряю твои попытки избежать брака с лордом Иво? – серьезно спросила она. – Ты не права. Или ты думаешь, что сможешь выйти за Эдмунда? Или теперь тебе больше нравится Ульрик? Ты забыла, что мой брак с Ричардом был устроен лордом Робертом и самим епископом? Ты думаешь, что я могла выбрать, за кого и когда мне выйти замуж?
Элис стояла, дрожа всем телом, по ее раскрасневшимся щекам текли слезы. Изабель продолжила:
– Ты, наверное, вообще не думаешь, раз могла предположить, что я рада смерти двух братьев Ричарда. Ты глубоко заблуждаешься, Элис. Я сделала так, как мне было приказано, и ты поступишь так же. И если в тебе осталась хоть капля здравого смысла, сделаешь это по доброй воле.
У нее самой здравого смысла не было, и вот к чему это привело.
Элис вышла вся в слезах, но Изабель не сделала попытки успокоить ее. Даст Бог, Элис что-нибудь поймет. Даст Бог, это положит конец ее заигрываниям и бесконечному флирту.
Видел ли Ричард в Элис Изабель? Неужели она такая же своенравная? Изабель надеялась, что нет. Хоть он ей теперь и безразличен, все же совсем не хочется, чтобы Ричард так о ней думал.
От этого человека она должна произвести на свет наследников.
Это будет чудом из чудес, потому что Изабель не могла даже представить, что останется с ним в одной комнате.
Но глупо мучить себя мыслями об этом, когда день еще только начинается. Ее ждут дела. У нее нет ни времени, ни желания думать о Ричарде. Она должна вынести все это, ведь леди Дорни обязана родить наследников. Три года? Сможет она терпеть Ричарда в своей постели целых три года? Нет, не сможет и не будет. Каждым своим словом он давал ей понять, насколько она ему отвратительна, каждый его взгляд, каждое действие говорили о том, как ему не нравится жить с ней. Она не станет делить с ним постель столько лет; Ричарду придется постараться, чтобы выполнить свою обязанность как можно скорее. Он всегда прилежно и хорошо исполнял свои обязанности; наверное, и с этим справится намного быстрее, чем дряхлый папаша Элзбет. А потом, когда у нее прекратятся месячные, он сможет вернуться назад, к своим излюбленным молитвам и песнопениям. И к мечтам о Бертраде.
Да, он выполнит свой долг по отношению к ней, а она – свой. Она не хуже его знает, как исполнять свои обязанности.
А ее долг – проследить за приготовлением ванны для гостей. Изабель направилась к лестнице, ей необходимо было разыскать дворецкого, но тут в холл взбежала запыхавшаяся Джоан. Изабель подумала, что Джоан, увидев ее, развернется и умчится обратно, как делала это весь день. Ей не хотелось обсуждать тему брачной ночи, как и самой Изабель не хотелось говорить об этом.
– Изабель, – пропыхтела она, нервно поправляя платок, – в Дорни прибыли гости.
– Да, я знаю. К нам приехали лорд Уильям из Гринфорда и…
– Нет, Изабель! – произнесла Джоан, и ее голос зазвенел от напряжения. – В Дорни приехал лорд Хенли.
Ричард не мог не впустить его в замок. Хенли воспитывал его как отец, он не мог дать ему от ворот поворот. С каменным лицом Ричард наблюдал, как лорд Хенли и его свита въезжают в ворота Дорни.
Он не был подготовлен к приему такого гостя. Они с Уильямом как раз состязались на мечах, и тот обучал Ричарда некоторым редким приемам, которые узнал во время жестокого сражения с сарацинами. Ричард был весь потный, его кожаная куртка была вся в грязи. С дрожащими от напряжения мускулами, он стоял лицом к лицу с человеком, которого хотел видеть меньше всего на свете.
Его напряжение передалось всем присутствующим во дворе. Уильям опустил меч и встал рядом с Ричардом. Роланд стоял прямо у него за спиной, и одно только присутствие его темной фигуры успокаивало. Гилберт хмыкал, поглаживая пальцами рукоять меча, очевидно не доверяя новому гостю. Но все же Хенли ни в чем не виноват. Это Ричард заслуживает недоверчивых и подозрительных взглядов.
Он знал это.
И Изабель тоже.
Ричард повернул голову в сторону холла, надеясь увидеть ее и одновременно не желая ее прихода. Пусть она не увидит этого. Всевышний, сделай так, чтобы она не стала свидетельницей его позора.
– Кто он? – спросил Уильям.
– Лорд Хенли из Молтона. Я провел там свою юность, – ответил Ричард.
– Были трудные времена? Ты совсем не рад его видеть, – заявил Уильям. Это звучало как утверждение, а не как вопрос.
Ричард не ответил. Да и что он мог сказать? Молясь про себя, чтобы Бог дал ему смирения, и стряхнув грустные мысли, Ричард пошел навстречу Хенли, чтобы поприветствовать его. Если бы он был настоящим мужчиной, он рассказал бы Хенли о том, что произошло между ним и Бертрадой. Если бы он был настоящим мужчиной, он с гордостью встал бы перед лицом смерти, достойно встречая свой конец. Именно так поступил Иисус. Хотя Иисус был невинен, а Ричард погряз в грехе.
Но у него есть Изабель. Он не может оставить ее одну, без защитника.
Он не хотел оставлять Изабель.
В этот момент все мысли покинули его. Люди, сопровождавшие Хенли, начали снимать шлемы, один за одним. И внимание Ричарда привлекло к себе одно лицо: солнце вспыхивало в его огненно-рыжих волосах, серые глаза радостно сияли в предвкушении скандала. Адам снова оказался в стенах Дорни, приехав в числе рыцарей, сопровождающих лорда Хенли. Адам, которого он прогнал, осмелился вернуться в Дорни. Прежде чем Ричард успел заговорить, Хенли жестом остановил его. В этом был весь лорд Молтона: неимоверно гордый человек, который взрывался каждый раз, когда что-то шло не так, как ему хотелось. Если он решил что-то сказать, его ничто не остановит, и уж тем более какое-то там приветствие не помешает ему высказаться.
– Остановись, Ричард, – скомандовал он, и голос его вполне соответствовал тучной фигуре. – Теперь Адам – мой вассал. Он такой же свободный человек, как и ты, и волен приносить присягу кому захочет. Ты потерял власть над ним, когда выгнал его из своих владений.
Уильям и Роланд вышли вперед и встали плечом к плечу с Ричардом, в любую минуту готовые пустить в ход свои мечи. Никогда прежде никто не стоял с ним рядом, он всегда был один. Как хорошо, когда рядом есть люди, которым доверяешь, а они безоговорочно доверяют тебе.
– Этот человек нанес оскорбление моей жене. Ему нет места в стенах Дорни.
Хенли улыбнулся. Его улыбка была резкой и угрожающей: за год, что Ричард провел в монастыре, он потерял передний зуб.
– Возможно, ты принял все слишком близко к сердцу, Ричард. За тобой всегда водилась эта черта. Адам поклялся мне в верности. Теперь он мой человек.
Он говорил так, словно пытался пристыдить Ричарда. Так ругают и учат вести себя по-мужски маленького мальчика, который плачет оттого, что разбил коленку. Именно так общался с окружающими лорд Хенли, и Ричард хорошо это помнил. Но за год, проведенный в стенах монастыря, он кое-чему научился, в том числе выдержке, самодисциплине, а также умению осознавать ту опасность, которую несут в себе поспешно сделанные обвинения или ложное чувство вины. Но теперь его не заставишь слушаться из-за чувства собственной вины, как это было однажды.
Хенли продолжал:
– Ты не умеешь прощать? Или ты стремишься вынуть щепку из его глаза, не замечая бревна в своем собственном?
Все вернулось. Он целый год скрывался, неустанно молясь и раскаиваясь, но все, что он пытался забыть, опять встало у него перед глазами в ярком дневном свете. С этой секунды нет смысла скрываться, хотя ему даже сейчас хочется закрыть голову руками и сжаться в комочек.
Ричард чувствовал, как эти слова вытягивают из него душу. Слова проклятия и ясные блестящие осуждающие глаза.
Хенли знает.
Он знает все.
То, что произошло между ним и Бертрадой, открылось во всем своем отвратительном, пошлом и уродливом виде, и все, кто находится во дворе, стали тому свидетелями. В сердце Ричарда забурлило чувство стыда, переплетаясь с тяжестью лежащей на нем вины. Он чувствовал то же, что и год назад, как будто его пребывание в монастыре было всего лишь сном. Даже сидящий на лошади Адам смотрел на него с улыбкой, как будто знал о позорном клейме, которое Ричард носил на себе.
Теперь все отвернутся от него, кончится его нежданная дружба с двумя хорошими и благочестивыми людьми, стоящими рядом с ним сейчас. Его выбросят из своей жизни, как вырывают из земли никому не нужный сорняк. Так и должно быть. Они не должны связывать свою жизнь с ним – с человеком, который пал так низко.
В этот момент во двор вбежала Изабель. Дикая, импульсивная Изабель, которая должна бы держаться подальше от всей этой грязи, от раненой мужской гордости и плотского греха. Но она бежала прямо к нему с точностью и целеустремленностью ястреба, преследующего свою добычу. В ее огромных ясных глазах горели нескрываемый гнев и ярость.
Ей было все равно, о чем все подумают. Хенли злорадствовал. Она ясно видела это, и в ее памяти мгновенно всплыло то время, когда подобное выражение не сходило с его лица: когда он имел дело с юношей или девицей младше и слабее себя. Он был заносчивым, напыщенным и высокомерным человеком, и Изабель радовалась, что ей не приходилось иметь с ним дел. Все обитатели Молтона, едва завидев его грозную тень, чувствовали, как по спине бежит неприятный холодок, и дрожали от страха.
Ричард испытал на себе взрывной характер Хенли, как никто другой, потому что довольно долго лорд Молтона держал его при себе, оказывая ему покровительство. Никому не удавалось мирно прожить бок о бок с Хенли долгое время. И то, что сейчас он притащил в Дорни Адама, чтобы показать тем самым Ричарду, что не он решает, кого пускать в Дорни, а кого – нет, говорило отнюдь не о его хороших качествах.
А с какой злорадной улыбкой сидит на лошади Адам! Эта улыбка исказила его лицо, не оставив на нем ни одной красивой черты. Он подлец, это видно по его глазам.
Она помчалась к ним, на ходу замечая все: молчаливую поддержку Уильяма, Роланда и Гилберта, немой гнев и отчаяние Ричарда. Да, отчаяние, ибо теперь, зная о Бертраде, она понимала, как он страдал, видя перед собой Хенли. Он страдал от того, чему большинство людей не придает значения: он страдал от своей честности. Ричард стоял перед человеком, которого предал, и Изабель почти чувствовала болезненные уколы совести, которые, без сомнения, истязали душу Ричарда.
В этот момент он посмотрел на нее своими глубокими темно-синими глазами, отчего ее гнев увеличился в сто раз, он стал больше ее самой, больше всей земли, даже больше солнца, потому что она поняла то, что было в этих глазах: Ричард думает, что она встанет на сторону его врагов, что она присоединится к тем, кто нападает на него в его собственном дворе. Он думает, что она встанет на сторону Хенли, будет против него. Глупый человек! На свете нет мужчины, который знал бы женский характер хуже, чем Ричард! Неужели он не понимает, что она будет на его стороне, даже если ей вовсе не хочется находиться рядом с ним? Как плохо он ее знает. Он не знает ее вообще.
– Добро пожаловать, лорд Хенли, – произнесла она. Слова ее были доброжелательными, а вот голос – нет. – Добро пожаловать в Дорни. Спешивайтесь, отдохните. Я распоряжусь, чтобы вам приготовили еду.
Хенли посмотрел на нее, как смотрел на каждого, кто был ниже его. Его взгляд был задумчивым и немного презрительным.
– Спасибо, Изабель. Я вижу, теперь ты леди Дорни, это правда.
– Разумеется, – ответила она. Она не станет играть с ним в его витиеватые словесные игры, которые могут привести к обману и вконец запутать. – Я думаю, что это вам прекрасно известно.
– Да, известно, – улыбнулся он. На месте недостающего зуба чернела дыра, которую не могли прикрыть губы. Изабель зло порадовалась этому обстоятельству, и ее нисколько не волновало, что он может прочитать ее мысли по глазам. – Я не знал, выйдет ли из тебя хорошая хозяйка большого имения. Ты всегда казалась мне чрезмерно мечтательной. Но Бертрада уверяла меня, что, когда придет время, ты вспомнишь уроки, преподнесенные тебе в Молтоне. По-видимому, она оказалась права.
Она чувствовала, как напряжен Ричард: он, как еж, окружил себя защитными иголками, стараясь погасить снедавшее его отчаяние. Она знала, почему он был такой… и прокляла Хенли. Она живо вспомнила Молтон, вспомнила многочисленные, всем ненавистные обеды в его обществе. Она думала, что ее воспоминания были правдой лишь отчасти: она была маленькой девочкой и наверняка многое домысливала и приукрашивала. Но теперь она поняла, что все это было на самом деле. Она не любила Хенли. Он не нравился ей, и ее не заботило, известно ли ему об этом.
– В свое время все мы вспоминаем то, что нам нужно, милорд, но также в свое время многое забываем. – Она зло улыбнулась, наслаждаясь действием на него своих слов. – Как я могла плохо преуспеть в домашних делах, если моей учительницей была леди Бертрада? Или вы думаете, что она ни на что не способна?
Недовольно хмыкнув, Хенли спешился.
– У твоей жены острый язык, Ричард. Ей нужен строгий хозяин. Неужели ты не можешь приструнить ее?
Ричард вздрогнул и сжал руки в кулаки. На его скулах заходили желваки, выдавая его внутреннее напряжение.
– Я вполне доволен тем, что дал мне Бог. Все в Дорни меня устраивает.
– Ну что ж, каждому – свое, – злобно проворчал Хенли.
– И моя жена тоже устраивает меня, – тихо добавил Ричард. Его гнев, казалось, существовал в нем как самостоятельное существо, грозя поглотить в любой момент.
– В Дорни позаботятся о вас, лорд Хенли, пока вы наш гость, – вставила Изабель.
Она не приняла всерьез слова Ричарда о том, что она устраивает его, потому что знала: это всего лишь часть его словесного поединка с Хенли. Теперь он разговаривал с ними иначе, и это очень радовало. Они больше не дети, которыми он может командовать и управлять. Теперь они лорд и леди и вовсе не обязаны сносить его дурацкие оскорбления. Пусть Ричард тоже поймет это и оставит наконец свой гнев. Неужели он не видит, как это радует Хенли?
– Эдмунд, – позвала она, – покажи лорду Хенли дорогу к холлу. Роберт, проследи, чтобы для наших нежданных гостей принесли пирог с курятиной и сыр. Элис, проверь, готовится ли вода для ванны. Я уверена, что по крайней мере один человек сегодня будет принимать ванну, – улыбнулась она Уильяму.
Он улыбнулся в ответ, и она увидела восхищение в его глазах. Это придало ей сил.
Хенли ушел. За ним поспешили Адам и остальные. Плестись вслед за Хенли – вот все, что им осталось в этой жизни. Адам должен был уехать, как она велела ему, в имение, которое давалось ей в приданое, и остаться там. Но он не сделал этого.
Когда они удалились, Ричард расслабился, расправил плечи и сказал:
– Изабель, позаботься, пожалуйста, чтобы воды было достаточно для двух ванн. Никогда в жизни мне не хотелось залезть в воду так, как сейчас. В Дорни найдется бадья, которая вместит меня целиком?
– Найдется, – сказал Уильям. – Она у меня в комнате.
Губы Ричарда растянулись в улыбке уже во второй раз за этот день.
Глава 23
В Дорни нашлось больше одной большой бадьи. Ричард как раз отмокал в такой, а Эдмунд был рядом на случай, если его лорду понадобится помощь, когда в комнату вошла Изабель. Он нарочно послал за ней, зная, что будет обнаженным, полузакрытым водой, когда она придет. Ричард сам не понимал, зачем делает это, но не хотел копаться в своем сердце, чтобы выяснить эту причину.
Он сидел в воде, желая поскорее смыть со своего тела запах лорда Хенли, присутствовавшего в Дорни. И Адама. Их прибытие заставило кровоточить раны, которые только начали затягиваться после его признания прошлой ночью на супружеской постели.
Он знал, что Изабель рассержена на него и не ищет встречи с ним. Она думает, что ее муж влюблен в Бертраду. И все же, когда приехал Хенли, она встала на его сторону. Он не ожидал этого. Но если бы он хоть чуть-чуть знал ее, он бы понял, что Изабель не может поступить иначе. Она всегда была рядом, всегда защищала его, в то время как он только и делал, что игнорировал ее присутствие. И так все долгие годы, проведенные вместе в Молтоне. Даже теперь, когда она имела полное право отвергнуть его, она пришла по первому его зову. И вот она стоит перед ним посреди просторных покоев, и глаза ее гневно сверкают.
Хоть бы он мог не обращать внимания на ее раздражение.
– Эдмунд! – сказала она, избрав несчастного юношу мишенью для своего гнева. – О чем ты думал, когда нападал на нашего гостя, который не сделал тебе ничего дурного? Что бы он ни сказал, чтобы поддеть тебя там, во дворе, я-то знаю, что этот милый юноша может заставить улыбнуться даже самого хмурого человека.
– Миледи, – пробормотал Эдмунд, умоляюще глядя на Изабель, – я не думал…
– Это заметили все, кто был во дворе, – отрезала она. – Впредь постарайся думать.
– Постой, Изабель, – сказал Ричард, сверля ее своими темными глазами. – Перестань. Парень уже ответил за свой проступок. Все улажено. Не говори ему ничего. Это была всего лишь драка двух мальчишек, ничего более.
Ничего более? Поднятые мечи, жаждущие крови, и глаза, полные боевого азарта? Именно это видела она, хотя была в этой самой комнате, а значит, довольно далеко от места сражения. Но она не должна больше ничего говорить, хотя дело касается Эдмунда, которому она доверяла, как собственному брату, только потому, что лорд Дорни и Уорфилда приказал ей молчать? Деспотизм Ричарда просто невыносим. Но сейчас она не скажет больше ни слова, это может подорвать доверие к Ричарду людей, которыми он должен командовать. Она ничего не скажет в присутствии Эдмунда. Кроме того, Изабель была уверена, что Ричард уладил это дело с Эдмундом, и решила не затрагивать эту тему в присутствии юноши. Из ее уст Ричард не услышит ни слова. Была бы ее воля, она вообще никогда не стала бы с ним разговаривать.
Ну зачем он лежит сейчас в своей бадье – такой размякший и вялый?
Во время их супружеской ночи она почти не разглядела его, так как в комнате было темно, а ее глаза распухли от слез. Но теперь она ясно могла видеть его.
Он совсем не похож на монаха.
У него могучие мускулистые руки, под кожей отчетливо вырисовываются синеватые вены. Шея довольно мощная, а темный контур, оставшийся после чисто выбритой бороды, придает ему мужественный вид. От сильной шеи волосы спускаются вниз, к широкой мускулистой груди, покрытой завитками темных волос. Его живот плоский и подтянутый, мышцы на нем напряглись, когда Ричард поменял положение тела, стараясь сесть вертикально. Да, он, конечно, довольно худой, но на монаха не походит. Он воин, нетерпеливый и жестокий, готовый к сражению, храбрый и мужественный. Именно такого Ричарда она помнила. Это именно тот человек, которого она искала.
До того, как узнала о Бертраде.
До того, как поняла, насколько лживым был его поцелуй.
Она смотрела ему в глаза, стараясь отвести взгляд от его мужественной фигуры. Он смотрел на нее в ответ, и его темно-синие глаза казались такими глубокими, что ей захотелось погрузиться в их манящую бездну. Но она отбросила от себя эти мысли. Она больше не будет выставлять себя дурой из-за Ричарда. Она оставит свои девичьи грезы и несбыточные мечты позади, в своем детстве. Теперь она взрослая женщина и должна знать свои обязанности.
– Эдмунд, оставь нас, – произнесла она в тот момент, когда Ричард сказал:
– Выйди из комнаты, парень.
Эдмунд поспешил покинуть комнату, а заодно и царящую в ней напряженную обстановку. Он очень уважал Ричарда, что вызывало жуткое раздражения Изабель. Когда это Ричард успел настолько утвердиться в роли лорда Дорни, что Эдмунд забыл о своей верности ей и так привязался к этому монаху, который теперь стал их общим хозяином?
Но Ричард больше не монах. Разве она этого не заметила? С каждым днем он все менее походил на монаха, обретая воинственный облик. Но почему тогда она чувствует себя такой ничтожной? Такой несчастной?
Из-за Бертрады.
Как легко ей открылся этот ответ.
Когда дверь в комнату закрылась, Изабель снова уставилась на Ричарда. Она чувствовала, что не может перестать смотреть на него, и кляла себя за это безумие.
Он облокотился спиной о край деревянной бадьи. При свете дня черты его лица казались прямыми и острыми. На коже цвета слоновой кости его глаза казались двумя светящимися сапфирами. Такая красота в мужчине была просто… неотразимой. И греховной. Разве не эти руки, лениво лежащие сейчас на краях бадьи, разводили ее бедра с такой нежной силой? Разве не этот рот целовал ее шею, нащупывая пульс своей горячей влажной глубиной? Разве не он в самом деле вошел в нее своей огромной твердой плотью, сорвав тонкую преграду, и сделал своей? Но стала ли она принадлежать ему?
Изабель с трудом сглотнула скопившуюся слюну и закрыла глаза, чтобы не видеть его. Все это время она жила в крохотном, придуманном ею самой мирке, который состоял из обрывков воспоминаний, ее грез, ее планов и памяти о крошечных мгновениях ее общения с Ричардом. Но больше она не хотела там жить. Это была просто детская игра. И Изабель больше не ребенок.
Стала ли она принадлежать ему?
Нет, потому что он по-прежнему принадлежит Бертраде.
Она замужем за человеком, который не хочет ее.
Она замужем за человеком, который везде и всегда повинуется только зову долга.
Чувство долга руководило его жизнью, когда он был еще молоденьким оруженосцем. Но о ней нельзя сказать то же самое. Она была слишком импульсивной, теперь она понимала это, и Ричард вполне имел право так пренебрежительно к ней относиться. Дни каждого человека на земле предопределены, каждый должен поступать так, как ведет его Бог. Она будет выполнять свои обязанности леди Дорни, не обращая внимания на боль, разрывающую сердце на части. Она не будет больше жить в своих мечтах.
Она должна стать другим человеком, и это поможет ей преодолеть боль.
– Изабель, нам надо поговорить. Мне нужно многое сказать тебе, – произнес Ричард.
Она заставила себя посмотреть на своего мужа. Да, он мужчина, о котором женщина может только мечтать, но отныне мечты не входят в круг ее обязанностей.
– Говори. Я готова тебя выслушать, – спокойно сказала она. В ее глазах, ее невероятно красивых, блестящих глазах он не мог прочесть ничего.
Он всегда, всегда видел по ее глазам, что она думает, чувствует, чем живет. Но не сейчас. Сейчас ее глаза были для него закрыты, и он не знал, что ему делать.
Он не знал эту Изабель.
Как может она быть настолько спокойной, настолько скрытной, когда он, обнаженный, находится в одной с ней комнате? Это кажется невозможным. Разве она не должна быть, как и он, взволнованна? Или смущена хотя бы самую малость?
Он взял ее, сделал своей здесь, на стоящей позади нее кровати. Разве не он накрывал ладонями ее груди, лаская нежную белую кожу всего несколько часов назад. Разве не он целовал ее в шею, чувствуя ее тепло, ощущая биение ее сердца на своих горячих губах. Разве не его руки разводили ее бедра, готовя Изабель принять в свое лоно его разгоряченную плоть.
Но она была не готова.
Вот в чем причина. Или только ее часть. Он надругался над ее телом, разрушив все ее девичьи грезы о любви, и сознался в грехе, который преследовал его, заставляя испытывать стыд, каждую минуту его жизни. Он взвалил на нее слишком много. Она не стала прилюдно оскорблять его, и это говорило о ее великодушии и милосердии. Он понимал, почему она закрыла от него свое сердце. Но не мог позволить этому продолжаться и дальше. Он хотел открыть дорогу к мыслям и сердцу Изабель. Он очень хотел этого. Краткий разговор с Роландом открыл ему глаза на то, чего Ричард не знал и не желал знать: он хотел, чтобы Изабель всегда была рядом. Он хотел, чтобы она прожила с ним всю свою жизнь. Он хотел ее внимания, ее расположения. Он хотел ее всю.
Он хотел ее.
Но не знал, как теперь получить ее.
Они с Изабель стали близкими друзьями с самой первой встречи. Во всем Молтоне одна она могла заставить его улыбнуться. Ей одной удавалось разделить его компанию. Ей одной он рассказывал свои самые сокровенные желания и опасения. Он не знал, как сумел заслужить ее дружбу тогда, и не знал, как снова завоевать ее сейчас. Раньше ему нужно было просто жить, чтобы Изабель всегда была рядом.
На этот раз этого оказалось недостаточно.
Он не знал, с чего начать. Ричард не был сладкоречивым льстецом и не знал, какие слова могут вернуть ее. Он умел драться. Он умел молиться. Но эти умения не помогут ему вернуть свою леди. Ричард и представить себе не мог, что эти навыки помогут ему завоевать жену.
Но он попытается.
– Я хочу поблагодарить тебя, – начал он. Всегда хорошо начинать разговор с благодарности. Ведь именно так зачастую и начинаются молитвы. – Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты была так приветлива и добра с нашими гостями. Ты отлично справилась, несмотря на то что к нам понаехало такое количество нежданных гостей. Я не знал, что ты такая способная.
Изабель, которую он знал с детства, вспыхнула бы от скрытого в этих словах оскорбления. А Изабель, стоящая сейчас перед ним, никак не отреагировала. Он с радостью принял бы от нее любой ответ, даже гневное возмущение. Но то, что сказала она, и особенно как она это сделала, привело его в тупик.
– Я не сделала ничего, что не входило бы в мои обязанности как леди Дорни. И я не жду за это похвалы, – сухо ответила она.
На этом запас его лестных слов иссяк. Он не знал, как вести себя с этой странной новой Изабель. С прибытием в Дорни лорда Хенли с его завуалированными обвинениями атмосфера в замке стала достаточно напряженной, и Ричарду не хотелось, чтобы Изабель внезапно стала считать себя незначительной и ничтожной. Куда подевалась его импульсивная и увлеченная девочка? Возможно, если они станут ближе в интимном смысле, она опять станет прежней?
– Раз уж Эдмунда рядом нет, не могла бы ты?.. – И он протянул ей кусок льняной ткани.
– Не могла бы я?.. – удивленно переспросила она, глядя на него округлившимися глазами.
– Потереть мне спину, – невинным тоном сказал он.
Изабель колебалась лишь несколько мгновений, и это делало ей честь. Она взяла кусочек мыла и стала усердно натирать им ткань. Ей ни к чему знать, что Эдмунд уже вымыл его полностью. Может быть, прикасаясь к нему своими руками, она ощутит хоть какие-то ответные чувства. Так оно и будет, утешал он себя, наклоняясь вперед в широкой бадье. За всю жизнь Изабель очень редко могла противостоять ему, а значит, вскоре она потерпит поражение.
Но этого не случилось.
Она терла его спину вдоль и поперек, в том числе и мускулистые ягодицы, как самая настоящая рабыня, выполняющая повседневную работу. Очень добросовестно, но в ее прикосновениях не было ни капли нежности, ни толики страсти, не было вообще никаких чувств.
И это поразило его до глубины души. И даже более того. Ее прикосновения, которые не были ни страстными, ни яростными, в которых не чувствовалось абсолютно ничего, заставили его плоть восстать, наполниться пульсирующим желанием. Он содрогался от страсти и делал это один.
Неужели она на самом деле так холодна? Неужели все ее чувства к нему умерли и утеряны безвозвратно?
Да, она не получила удовольствия от их близости, но редко какая девственница получала его. Что гораздо хуже, она, возможно, не простила ему то, что он согрешил с Бертрадой. Изабель потрясло его признание, как и должно было быть, а он, теперь Ричард это понял, решил, что ее преданность ему останется неизменной независимо от того, какой грех он совершил. Вот до какой степени он был уверен в ее чувствах к нему. Он ошибся в очередной раз, и теперь к списку его грехов можно с уверенностью приписать гордыню.
Не важно, какие раны он наносил сам себе, но он очень сильно обидел Изабель, невольно позволив ей думать, будто он ушел в монахи из-за своей несчастной любви к Бертраде и из-за их незаконной связи. Он позволил ей верить, что все еще любит жену своего бывшего лорда. Такая правда может оказаться для Изабель непомерным грузом, и он не может позволить ей нести столь тяжкое бремя. Он должен поговорить с ней о Бертраде. Ричард понимал это так же хорошо, как сильно ему не хотелось затрагивать эту тему.
Изабель склонилась над ним, и кончики ее волос начали закручиваться, намокнув от горячего пара, поднимавшегося над водой. Выражение ее лица было серьезным, лишенным каких-либо эмоций. По нему можно было прочесть только одно: она выполняет свою обязанность. Нет, он должен поговорить с ней. Он должен рассказать ей все, и в том числе то, что она ошибается, приняв его влечение к Бертраде за любовь.
Но все слова застряли у него в горле. Он должен признаться ей во всем, но не сейчас, когда она стоит так близко и ее нежные пальцы прикасаются к его коже. Ее руки такие маленькие и белые, ее кожа такая гладкая и бархатистая, ее губы как алые розы. Изабель всегда была потрясающе красивой, и каждый знавший ее мужчина хотел сделать ее своей. Ее улыбка буквально освещала все вокруг, а ее смех был мелодичным и нежным. Когда она смеялась в последний раз? Конечно, не после того, как стала его женой. Все, чего она хотела, – это обладать им, а все, что он дал ей, – это боль и унижение. Он не тот человек, о котором мечтает каждая женщина, но все, что ему нужно сейчас, – это чтобы она снова захотела его.
Его плоть стала твердой, и он закрыл глаза, переполненный невыносимо жгучим желанием. Нет, он не будет стремиться к удовлетворению своей похоти, когда она этого не хочет. Он больше никогда не будет принуждать ее.
Он только попробует заставить Изабель желать его.
Но Ричард не знал, как это сделать.
Он должен поговорить с ней, должен освободить ее от ложного знания о его любви к Бертраде. Это может опустить его в ее глазах еще ниже, но это уже не имеет значения. Изабель должна освободиться. И он сумеет обуздать свое желание и потерпеть, пока она не захочет его снова.
– Я хочу сказать тебе кое-что о Бертраде, – начал он. Она резко выпрямилась и уронила в воду мыльный кусок ткани. – Все не так, как ты…
– Я не твой исповедник, Ричард. Это твое личное дело. Твое – и Бога, – резко сказала Изабель. – Но если ты хочешь о чем-нибудь поговорить, я хотела бы обсудить выполнение наших супружеских обязанностей на брачной постели.
Ричард уставился на нее в немом изумлении. Неужели она и вправду хочет снова близости с ним? Может, он ее неправильно понял…
– Мне рассказали о том, что, чтобы зачать ребенка, – продолжила Изабель, насухо вытерев руки и положив полотенце на невысокую скамью, – я должна получить удовольствие на супружеском ложе.
