Текст книги "Тайна горы Муг"

Автор книги: Клара Моисеева

Соавторы: Олег Зотов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

– Мало ему своего богатства, кривоглазому Акузеру! Дочь свою сватает за старого и хромоногого, зато богатого. Сами сидят на мешках золота, захотел и еще жемчугов.

«Где-то я уже слышал о старом, злобном Акузере, – подумал Рустам. – Да, это было недавно. Махзая говорила, что отец спешит отдать Акузеру урожай винограда. Хватамсач говорил как-то: „Справедливость надо искать на небе“. А вот хотелось бы знать, есть ли справедливость на земле? Он многое видел, старый Хватамсач, он побывал в других странах, был при дворе хорезмшаха. Может быть, он ответит на вопрос Рустама: есть ли справедливость на земле?»

Однако, вернувшись во дворец, Рустам так и не спросил учителя об этом. Он был озабочен другим. Рустам принялся за работу. Хотелось сделать портрет девушки из виноградника и одеть ее в царские одежды. Пусть всякий, кто посмотрит, подумает, что это дочь богатого господина. Пусть думают. Всякий, кто заглянет в комнату молитв, будет удивляться красоте и богатству одежд девушки.

«И вот пройдет много лет, – размечтался Рустам. – Может быть, даже сто. Давно уже не будет на свете Диваштича. Все забудут о том, что жил когда-то афшин, а комната молитв, быть может, сохранится. И люди, которые зайдут сюда помолиться, увидят красоту плодов земных и красоту этой девушки. Они даже не узнают, что ее нарисовал Рустам и что девушка эта нравилась ему больше всех девушек на свете. Они этого не узнают. Но, может быть, скажет: „А живописец был с душой. Он понимал толк в своем деле!..“ А что же Махзая? В самом деле она лучше всех девушек на свете?»

Рустам не смог ответить себе на этот вопрос, но почему-то радовалось сердце.

Не ищи того, чего нельзя найти

АВИМАХ застал брата в саду. Среди зеленой листвы наливались соками тяжелые янтарные кисти винограда. Артаван подставлял деревянные подпорки, чтобы не сломились хрупкие лозы.

– Да будет счастье в твоем доме! – приветствовал Навимах брата. – Все трудишься, Артаван?

– Я подобен муравью – все тащу в свой дом, но как ни стараюсь, не могу добыть счастья. Все хочу спросить мудреца, – продолжат Артаван, выпрямляясь и вытирая лоб рукавом грязного халата, – почему считает себя живым тот, жизнь которого сложилась не по его желанию?

– Вечно ты жалуешься, Артаван. Побойся бога. Чем тебе плохо? Какой виноград созрел, какая осень стоит!

– Что толку в этом винограде! Сам знаешь, что он не для меня.

– А что касается мудреца, – заметил Навимах, – то не ищи его, я за него скажу. Мне кажется, что нет предела нашим желаниям и нет возможности их утолить. Пока мы живем, мы будем к чему-то стремиться.

– Пожалуй, что и так, – согласился Артаван.

– Жизнь сложилась не так, как мы задумали, – продолжал Навимах, – а все же мы живем и дышим. Если бы каждый, чье желание не осуществилось, посчитал себя мертвым, то род людской давно бы прекратился.

– И то верно, – кивнул Артаван. – Но мне от этого не легче.

– Боюсь что и сам Диваштич может посчитать себя мертвым, если его спросят, все ли делается по его желанию. Ведь он владеет только Панчем, а спроси его, так, пожалуй, недоволен, наверно, хочет присоединить к своим землям еще Самарканд или Бухару… Сам афшин не смог сделать, чтобы все было только так, как ему хочется. Что же нам говорить!

– Тогда прав наш михтар[13]13
  Михтар – староста сельском общины.


[Закрыть], – вздохнул Артаван. – Он сказал: «Если ты не хочешь, чтобы тебя считали безумным, не ищи того, чего нельзя найти».

– Вот с этим я не согласен, – возразил Навимах. – Мы ведь надеемся найти то, что мы ищем. А вдруг найдем! Почему бы не поискать. Кто может знать заранее…

– Такие люди есть, – усмехнулся Артаван, радуясь, что как-то может возразить брату. – Не знаю, есть ли звездочет у нашего господина, а говорят, что в далеком Руме он есть. Посмотрит в небо и по звездам все узнает, все предскажет.

– Тогда пойду искать звездочета, нс ответит ли он на мой вопрос! – рассмеялся Навимах и пошел со двора, словно в самом деле собираясь уйти.

– А ты погоди, – остановил его Артаван, – может быть, я отвечу тебе вместо гадателя. Что же ты думаешь, они даром предсказывают?

Братья уселись в тени яблони, и Навимах рассказал Артавану о том, что он задумал откупить землю и для этого собирается послать Аспанзата с караваном, чтобы продать шелка.

– Дом – мой, двор – мой, хочу, чтобы и земля была моей.

– Нынешний урожаи коконов я тебе отдам, – предложил Артаван. – А ты вернешь мне долг, когда продашь свои шелка. Мне деньги нужны для покупки осла. Да еще нужно купить кое-что из одежды моим невестам. Время идет, глядишь – и замуж пора.

– Об одежде не думай, – успокоил Навимах, – я шелками расплачусь. Чатиса знает, что нужно для твоих дочерей. А часть долга я деньгами верну. – И Навимах хлопнул брата по плечу в знак того, что сделка состоялась.

Артаван пошел за коконами, чтобы показать брату, хороши ли. Навимах остался один.

– «Не ищи того, чего нельзя найти…» – повторял он слова мудреца. А там ли он ищет свое счастье? Стоит ли посылать Аспанзата с караваном? Даст ли Акузер верблюдов? Да и много ли наберется шелков?

Навимах похвалил Артавана за хорошие коконы и пообещал прислать за ними Аспанзата.

– В добрый час! – Артаван был рад – он знал, что не прогадает в этой сделке: когда брат просил что-либо взаймы, то возвращал всегда с лихвой.

– А стоит ли посылать сына с караваном? – спросил Артаван брата, когда тот собрался уходить. – Не будет ли то походить на удар палкой, который уничтожил все богатства бедняка? Знаешь притчу? Жил на свете человек. Был он постоянно голоден. И вот однажды нашел он в лесу дупло с медом. Стал он мед собирать в глиняный кувшин. Ел мало, все старался наполнить кувшин. А когда кувшин наполнился, он подумал: «Вот продам я этот мед, да подороже. А на те деньги куплю себе десяток овец. Через полгода каждая овца принесет мне по ягненку. Через год у меня будет тридцать голов. Если дело пойдет хорошо, то через десяток лет у меня будет большое стадо. Если все сбудется, то продам я это стадо и сделаюсь богатым человеком. Возьму я тогда в жены богатую невесту. Родит она мне сына. Я дам ему хорошее воспитание. А если будет он ленив и непокорен, то придется мне его наказывать. Тогда возьму я палку и стану колотить мальчишку. Вот так! Вот так!» И при этих словах он взял палку и стал ею ударять по своему кувшину с медом. Кувшин треснул, и мед брызнул ему прямо в лицо.

– Бедняк неразумно распорядился своим добром! – рассмеялся Навимах. – Я буду разумнее.

– Поистине так, – согласился брат.

* * *

Всю осень и зиму семья Навимаха тяжко трудилась. Прежде Чатиса работала на станке до заката, а теперь не оставляла его до позднего вечера. Когда сумерки спускались на землю, она зажигала глиняный светильник, который был у нее подвешен над станком. В хлопковом масле плавали два фитилька. При скупом свете этих фитильков Чатиса все ткала и ткала пестрые шелка. Кушанча помогала матери по хозяйству. Она варила похлебку, размалывала зерна пшеницы в большой каменной ступе, пекла лепешки в круглой глиняной печке. Аспанзат вместе с Навимахом чистили канавы, подтаскивали свежую землю для огорода.

С первым и весенними лучами солнца все оживилось. Кушанча чаще запевала свою любимую песенку о пестрой птичке, прилетевшей из дальних стран. А Навимах то и дело подшучивал над Аспанзатом: то называл его знатным купцом, то владетелем оврага, который он как раз намеревался откупить у Акузера. Только Чатиса была невесела. Кушанча заметила морщинки, что легли вокруг глаз матери. Лицо Чатисы, прежде свежее и румяное, стало каким-то желтым, похожим на пергамент. По ночам Кушанча просыпалась от громкого кашля – он сотрясал хрупкое тело Чатисы и надрывал ей грудь. Навимах хотел позвать знахаря, но Чатиса и слышать этого не хотела. Она говорила, что ей некогда варить целебные травы. Пусть уж уйдет караван, тогда она станет лечиться.

Чем ближе был день расставания, тем больше грустила Кушанча. С тех пор как она помнила себя, рядом с ней всегда был Аспанзат. Девушка и представить себе не могла, что настанет утро, когда она проснется и не услышит голоса брата.

А юноша думал о том, как грустно ему будет без любимой подруги. Ему все хотелось раскрыть тайну, рассказать Кушанче, что он ей не брат и что он любит ее всем сердцем. И еще о том, что он скоро вернется и тогда они поженятся. Ведь не может же Кушанча отказаться от него, уйти к другому? Так думал Аспанзат, но каждый раз, когда представлялся случай поговорить с Кушанчой, он терялся и не находил слов.

Аспанзат все чаще задумывался над предстоящим путешествием. Многое переменилось с тех пор, как Навимах впервые заговорил с ним о поездке в дальние края. Тогда ему казалось, что нет большего счастья, чем отправиться в путь с караваном. День отъезда часто представлялся ему самым радостным событием его жизни. Но так он думал два года назад. Сейчас все было иначе. Сейчас сердце сжималось при мысли, что надо покинуть родной дом и расстаться с Кушанчой. Никто не знал, как долго он будет в пути. А тем временем могут сосватать Кушанчу.

Было жаль расстаться с Махоем. Это он открыл ему глаза на многие премудрости жизни. Когда Аспанзат вспоминал свои занятия со стариком, ему казалось, что перед ним открылся целый мир. Учитель рассказывал ему о врачевании, о делах торговых и ремесленных, о таинствах магов и даже о богах великой Индии и Китая. Старый Махой растолковал Аспанзату учение Мухаммада. С гневом и болью говорил он о завоевателях, пришедших на землю согдийцев.

– Скажи мне, учитель, кто они, эти люди, пришедшие поработить Согдиану? Разве нет у них своей земли? – спрашивал его Аспанзат.

– Трудно мне ответить на твой вопрос, сын мой, – вздохнул старик. – Одно скажу: воины, что рыщут по чужим землям, посланы халифом. На конце меча несут они свою веру и отбирают наши богатства.

Воины пустыни разоряют нашу землю. Но обидней всего, что волю халифа выполняют и знатные согдийцы. Ишхид Гурек, правитель Самарканда, стал нашим самым лютым врагом. А ведь он согдиец, и великим Мазда покровительствовал ему. Но я бы не хотел, сын мой, чтобы у тебя сложилось ложное представление о чужом народе. Я слышал, что в стране арабов немало городов, а в них много искусных мастеров, живущих плодами рук своих, немало у них и врачевателей, ученых, знающих тайны небесных светил. Есть у них люди, которые постигли загадки недр земных. А в молодости при дворе Диваштича пришлось мне встретить арабского сочинителя. Он прочел тогда свои стихи возлюбленной. Я краше этих стихов никогда не встречал!.. Не знаю, как это случилось, что воины пустыни и городами многими овладели, и пошли войной на целые страны. Но это произошло, их наглость и дерзость не имели границ, а теперь они владеют многими землями и многие народы стали им под властны.

– Скажи, учитель, – спрашивал снова Аспанзат, – почему же люди умные и достойные не преградят им путь?

– У тебя доброе сердце, сынок! – вздыхал Махой. – Ты хорошо придумал. Но в жизни так не бывает. Редко разум останавливает злодейство. Скорее он идет на поводу у злодейства.

Учитель был умным и добрым человеком. Сейчас Аспанзату больше всего хотелось остаться дома и продолжать свои занятия с Махоем. И все же надо было отправляться в путь. Это принесет им богатство. Если ему посчастливится хорошо продать шелка, то удача эта будет лучше клада, который он искал в детстве.

В день Анахиты вся семья поднялась вместе с солнцем. Навимах от волнения всю ночь не смыкал глаз. Сегодня ему предстояло пойти к Акузеру договориться о верблюдах для каравана. Сколько запросит за них Акузер? Иные владетели охотно отдают внаем своих верблюдов и берут с купцов барыши. Богатым, конечно, выгодней самим покупать верблюдов. Бедняк же этого сделать не может. Вот и нет для него выбора.

Акузер был очень богат. Ему принадлежали обширные земли в предместье Панча, а также по берегу реки Согд. Громадные стада паслись на зеленых лугах в долине реки. А его умелые конюхи выводили самые дорогие породы коней.

Кривоглазый див, как его называли подвластные ему кедиверы и слуги, не жалел трудов, чтобы умножить свои богатства.

Его можно было увидеть на пастбище, в кладовых, на винограднике. Труднее всего было застать его дома. Если у кого была необходимость поговорить с господином, то лучше всего было искать его на конюшне. Туда и пошел Навимах. Он стоял под навесом и смотрел на рослых, красивых коней, которых слуги мыли и чистили с такой тщательностью, словно их собирались доставить царю Самарканда. Навимаху понравился красивый гнедой жеребец. Он подумал, что не зря купцы называют этих коней «небесные кони». Казалось, что конь сейчас вздыбится и взлетит к облакам. Вдруг из конюшни послышались проклятия:

– Бездельники, дармоеды, опять не позвали коновала! Хотите загубить моего лучшего коня! Вы что, не видали, как у него распухло брюхо? Посмотрю я на вас, когда у вас распухнет спина от моих палок!.. – Акузер в ярости швырял все, что ему попадалось под руки.

– У него язык в мозолях от сквернословия! – прошептал на ухо Навимаху конюх.

– Твое брюхо лопнет, если конь завтра не поправится! – кричал Акузер, бегая по конюшне и заглядывая в каждую загородку, где стояли его любимые кони.

Акузер выскочил из конюшни и столкнулся с шелкоделом. Это был маленький щупленький человечек с кривым глазом и тонким, как клюв, носом. Бороденка жиденькая, голова громадная, а на ней соболья шапка. Парчовый халат был перевязан поясом, который сверкал камнями-самоцветами.

Навимах еще раздумывал, стоит ли обращаться к грозному господину, когда Акузер сам его увидел и спросил, что ему надобно. Не собирается ли бедный коконовар купить себе коня?

Навимах бросился к его ногам и тихо просил выслушать его.

– Я слушаю… – проворчал Акузер, нетерпеливо мотая своей громадной головой на тоненькой шее. – Говори скорее, – торопил он, – не для тебя ли я поднялся в такую рань?

– Да будет благословен твой дом, твои поля, твои сады!.. – начал причитать Навимах. – Прошу твоей милости. Не откажи, дай двух верблюдов в долг. Я все отплачу, как положено. Верну твоих верблюдов целыми и здоровыми.

– Скажите, какой купец! – усмехнулся Акузер. – Дай ему верблюдов! Будто для него я ращу верблюдов. А кто поручится мне за твою честность? – Он криво улыбался беззубым ртом и перебирал руками золотую кисть от пояса.

– Я подпишу пергамент! – молил Навимах. – Я ведь никогда еще не обманывал моего господина! Всю жизнь на твоей земле живу и долги всегда исправно выплачиваю. Почему ты не веришь мне?

– Как можно верить человеку, который ничем не владеет! – закричал Акузер. – Много вас найдется, охотников пустить по ветру мое добро!.. А я не дам! Не дам! Не дам!

– Я пошлю свои шелка в землю Румийскую, – говорил Навимах. – Я прибыль получу и с тобой расплачусь.

– А если падут верблюды, кто мне за них уплатит? Твоя голова не сюит того!

– Милостью богов все будет хорошо! – уверял, волнуясь, Навимах. – Во главе каравана пойдет старый Тургак, бывалый купец, мудрый человек.

– Бери двух верблюдов, – неожиданно согласился Акузер.

Ему надоел разговор с коконоваром. Разговор, который не сулит большой прибыли, – напрасный разговор. Акузер приказал писцу, который следовал за ним повсюду, как тень, чтобы он написал пергамент и чтобы указал, сколько причитается получить за верблюдов.

А дома все со страхом и надеждой дожидались Навимаха. В этот день все делалось как всегда. Только Чатиса не могла работать. Она лежала на груде одеял, бледная, едва дыша. Вместо нее у станка сидел Аспанзат. Кушанча то и дело подбегала к нему.

– Наверно, все напрасно, – говорила девушка. – Не даст Акузер верблюдов, не поверит. И лучше бы не дал. Зачем только отец задумал такое дальнее путешествие! – сокрушалась она. – Тебе не страшно покинуть дом?

– Отец прав, – отвечал Аспанзат. – Я готов пойти пешком на край земли, чтобы не работать больше на кованый сундук Акузера. За все мы платим. Не пойму только, почему он не берет с нас за смех и песни?

– Вот еще что придумал! – возмутилась Кушанча. – Если он станет брать за песни, то мне придется платить больше всех.

– Боги милостивы! – послышался голос Навимаха. Он подошел к навесу возбужденный и радостный. – Завтра в путь, Аспанзат! Караван выходит на рассвете. Хорошо, что успел договориться с кривоглазым!.. Двадцать верблюдов пойдет до Самарканда, а там еще двадцать дожидаются. Тургак поведет большой караван. Два верблюда будут нагружены нашими товарами, – улыбнулся Навимах. Ему и сейчас не верилось, что так все хорошо обошлось.

– Аспанзат, оставь работу! – заторопилась Кушанча. – Надо собираться в дорогу!.. О, какой дальний путь! – Девушка побежала к матери.

Через несколько минут все женское население дома уже хлопотало у очага. Чатиса поднялась с постели и стала печь лепешки. Кушанча жарила баранину, варила сладкий сироп из ягод тутовника. В такой день часто вспоминали давно умершую Махширу. Вот она умела хозяйничать! Но вместо нее нашлась другая помощница – Чатисе помогала соседка.

– Вернется Аспанзат, и солнце взойдет над нашим домом, – говорила, утирая слезы, Чатиса. – Трудно отпустить сына в такой дальний путь, а что поделаешь? Разве лучше всю жизнь гнуть спину на Акузера!.. И подумать только, – жаловалась Чатиса, – не хотел давать верблюдов! Угрожал, кричал. Навимах стоял перед ним на коленях. Упрашивал. Пергамент подписал.

– А что на том пергаменте? – спрашивала соседка.

– Навимах говорит, что пергамент плохой. Если с верблюдами какая беда выйдет, то мы должны уплатить за них вдвое. А плата такая, что в глазах темнеет.

– Навимах подписал?.. – И старая женщина запричитала. Ей страшно за Аспанзата, которого она помнит еще совсем маленьким, ей страшно за Навимаха, который подписал пергамент, за все страшно…

Город еще спал, когда у Самаркандских ворот собралось много людей – купцы, уходящие с караваном, пришли со своими родственниками. Аспанзата провожала вся семья.

– Привези мне тонкую шелковую накидку! – шептала Кушанча.

– Возвращайся здоровым, с удачей! – просила мать, утирая слезы.

Навимах дрожащей рукой щупал тюки и повторял:

– Бойся случайных людей, мой сын! Найди наших родственников в Самарканде. Они помогут тебе добрым советом.

– Все сделаю, как велишь, – успокаивал отца Аспанзат.

Он с грустью смотрел на Кушанчу и не мог свыкнуться с мыслью, что через час он уже не сможет ее увидеть.

– Ты везешь все наше достояние! – снова напомнил Навимах. – Мы будем ждать тебя, как ждем восхода солнца.

Аспанзат старался шутить, улыбался, но тяжело было на душе. Все ли будет хорошо?

– Когда прибудешь в Самарканд, – поучал отец, – иди туда, где останавливаются приезжие купцы. Шелка оставь в надежных руках. Не бросай без присмотра. Опасайся разбойников в пустыне. А если встретишь арабских купцов, о которых добрая слава, не бойся их, веди торг…

– В добрый час, сынок! – прервала мужа Чатиса, – Все будет хорошо! Не забудь только, сынок, – запасись едой на обратный! путь. Не ровен час – пропадешь в пустыне от голода и жажды.

– Пришли мне весточку, – попросила Кушанча. – Пришли с проезжим караваном. Ведь я теперь прочту.

– Я напишу тебе, Кушанча. Только от тебя не смогу получить ничего. Далеко уйдет мой караваи. Не скоро снарядится туда другой.

Кушанча не успела ответить. Сторожа распахнули кованные бронзой ворота, и все стали прощаться.

– В добрый час! – кричал Навимах.

Плавно покачиваясь, верблюды тронулись в дальний путь. Зазвенели колокольчики на их мохнатых изогнутых шеях. Женщины заохали, стали причитать. Чатиса вдруг закричала и бросилась за Аспанзатом. Ее грубый серый платок свалился с плеч и остался на пыльной дороге. Скупые слезы покатились по черному, морщинистому лицу Навимаха. Кушанча догнала мать, и они, плача, пошли домой.

Афшин озабочен

ОСТИ прибыли на пиршество к афшину Диваштичу в час заката. Афшин принял их в своем великолепном саду, славившемся в Панче удивительными цветами, редкими деревьями и заморскими птицами. Среди благоухающих роз, нежных ирисов и стройных лилий пламенели лепестки диковинных цветов, привезенных из далекой Индии. Никто не знал названия этих цветов. Этого не могли сказать и купцы, привезшие их в подарок афшину. Несколько лет назад, когда Диваштич был правителем Согда[14]14
  Согд – так древние согдийы называли свое государство – Согдиану.


[Закрыть] и жил в Самарканде, эти цветы украшали его самаркандский сад. Но с тех пор как он стал афшином Панча и покинул столицу, сад его был перевезен в Панч. Тогда об этом было много разговоров. Одни говорили, что он покинул Самарканд, не поладив с арабами, другие – что он в заговоре с арабами и по их желанию уединился в Панче, чтобы помочь им завладеть горными селениями Согдианы.

Гости любовались бирюзовым озером, обрамленным вавилонской ивой. Ее тонкие, кружевные ветви спускались к воде и отражались в ней причудливым узором. Над веселыми ручейками журчащих оросительных каналов склонились ветви яблонь, отягченные румяными плодами. По зеленой бархатной траве важно прогуливались павлины. Яркие попугаи то и дело садились на карниз резной беседки и гортанным голосом кричали:

– Афшин идет! Афшин идет!

Где-то под крышей ворковали голуби, а стаи маленьких пестрых птиц с веселым щебетом проносились над садом. Пение птиц сливалось со звуками золотой арфы, и казалось, что и птицы, и арфа поют о красоте этой благословенной земли.

– Все удивительно в этом саду! – говорил старый тюркский дихкан с узкими, сверлящими глазами. – Все мы владеем богатыми землями, имеем сады и виноградники, но никто из нас не сумел превратить кусок своей земли в такой райский уголок.

– Не забудь, что Диваштич совсем недавно был ихшидом[15]15
  Ихшид – правитель всей Согдианы.


[Закрыть] Согда, ему многое доступно, – отвечал с поклоном собеседник тюрка, маленький, сухонький старичок в зеленом шуршащем халате. Это был Зварасп, звездочет Диваштича, жрец храма предков. Он уже много лет составлял гороскопы[16]16
  Гороскоп – таблица расположения светил в момент рождения человека. В далекой древности астрологи составляли гороскоп для предсказания судьбы.


[Закрыть] афшину. – Тебе никто не привез из жаркой Индии цветов, напоминающих горящий костер, а ему привезли! У тебя нет рабов, а у него есть!.. – Старик поправил свой огромный белый тюрбан и, коснувшись парчового одеяния тюрка, добавил: – Но еще более ослепительны цветы на твоей одежде! Поглядишь на такое – и сразу видишь, что имеешь дело с человеком богатым! Ты не пожалел денег на китайскую парчу!..

Он хотел еще что-то добавить, но, увидев приближающегося афшина, юркнул за могучий ствол старого чинара.

– Не оттуда ли исходит эта волшебная музыка, господин Панча? – льстиво заметил тюркский дихкан, подняв глаза к небу, а затем низко склоняясь перед афшином.

– Небо дарит нам большее, чем звуки арфы, – ответил с достоинством Диваштич. – Оно дарит нам свое покровительство!

– О, это прекрасно! – воскликнул тюрк. – Когда есть покровительство небес, можно и на земле устроить райскую жизнь!

Тонкое, строгое лицо афшина с короткой черной бородой и умными, чуть косящими глазами на мгновение просветлело в улыбке.

– К этому мы стремимся. Но все мы люди. И все мы смертны!

Афшин пошел рядом с гостем. Его стройная фигура в парчовом узорчатом одеянии казалась юношески подвижной и гибкой. Если бы не седеющие виски и не печаль в глазах, никто бы не смог сказать, что афшину уже минуло сорок лет. Они шли впереди, а за ними следовали молодые спутники дихкана, имеющие обширные земли в долине реки Согда. Все они были изысканно одеты и соперничали богатыми украшениями. У каждого за поясом был меч в дорогих ножнах.

Предполагаемое изображение афшина. С росписей древнего Пянджикента.

– Музыка, показавшаяся вам небесной, – продолжал Диваштич, – исходит отсюда…

И он остановился у маленькой, деревянной беседки, увитой розами.

Гость заглянул туда и, прошептав что-то по-тюркски, приостановился. Там сидела молодая красивая арфистка. Легко касаясь пальцами золотых струн арфы, она тихо пела.

– Это дитя Согда? – спросил, хитро улыбаясь, тюркский дихкан.

– Это дитя Хорезма! – ответил Диваштич и повел гостей дальше.

В глубине сада, у маленького бассейна, где плавали золотые рыбки, на деревянном возвышении лежали мягкие пестрые ковры. Диваштич пригласил гостей расположиться и дал знак слугам подавать еду и питье.

Рядом с афшином поместился юноша-виночерпий. Он наполнят золотые чаши вином и с поклоном подавал их гостям. Слуги обносили гостей жареной дичью, всевозможными кушаньями из рыб, баранины и овощей, подавали сладкие пряные лепешки, фрукты и виноград.

Оживившись после нескольких чаш вина, тюркский дихкан решился наконец обратиться к Диваштичу с тем, что привело его во дворец афшина.

– Я хочу предложить господину Панча, – начал он, – свои сады и виноградники, расположенные по левому берегу реки.

– А что угодно почтенному дихкану? – спросил Диваштич. – Не станет же он дарить мне свои владения?

– Могу и подарить, – отвечал тюрк с угодливой улыбкой. – Только тебе это не нужно, господин Панча. Я хочу попросить взамен пустой и голый клочок земли, ничем не занятый.

– Я не знаю такого места в своих владениях, – ответил Диваштич и, глядя исподлобья на тюрка, выпил несколько глотков вина.

– Есть такое место, – настаивал тюркский дихкан. – Его населяют дивы. Не потому ли оно называется горой Магов?

– Ты хочешь поселиться среди злых духов? – рассмеялся Диваштич. – Но я, кажется, опередил тебя. Я строю там дворец. Когда я был молод, то боялся дивов, а теперь готов с ними сразиться. Я не страшусь ни воплей, ни угроз, которые слышны там по ночам.

– А может быть, афшин уступит мне этот недостроенный дворец, – настаивал тюрк. – У афшина великое множестве прекрасных дворцов! Зачем ему дворец на голой, как лысина, горе? Афшин любит цветы, деревья и птиц, а там только серые скалы.

– У афшина достаточно людей, чтобы превратить серые скалы в сады и виноградники, – возразил Диваштич. – Они протянут канал к вершине горы, принесут туда земли из долины, и такой там будет сад, какого еще нигде не было! Мы сделаем это, когда захотим, – сказал он с расстановкой. – А сейчас нас позабавят и серые скалы над бурной рекой.

– Афшин хочет уединиться среди злых духов! – зашептал приятелю несколько опьяневший молодой тюрк.

– Не говори чего не следует! – предостерег юношу старый дихкан. – Афшин услышит – так тебе несдобровать.

– Разве ты не знаешь, что афшин – маг, покоритель дивов! Весь Панч говорит о его подвиге. Недавно он убил дива, который принял облик дикого кабана и поселился в окрестностях крепости Диваштича. Афшин чуть не погиб при этом, но вышел победителем.

– Это делает ему честь! – важно заметил молодой тюрк. – Но почему он хочет там жить? И зачем тебе нужна гора Магов?.. Выпей вот эту чашу и скажи мне правду, – шептал он на ухо старику. – Я тебя не выдам! Я тюрк и согдийского афшина не почитаю даже на полмедяка.

– Если будешь нем как рыба, тогда скажу, – согласился старый дихкан, у которого хмель и обида на афшина развязали язык.

Молодой тюрк, зажав рот рукой, дал понять, что принимает условие, и они вышли в сад.

– Я давно хотел поговорить с тобой о деле, – начал старик. – Ты нужен мне для пользы. А польза будет и мне и тебе.

– Тем лучше, – пробормотал молодой тюрк, захмелевший так сильно, что едва держался на ногах.

– Гора Магов ничтожна! – зашептал старик. – Она нужна мне лишь для отвода глаз. А за горой есть несметное сокровище – заброшенный свинцовый рудник. Там свинца так много, что весь Панч можно одеть в свинцовую броню.

– А как ты узнал об этом? Может быть, то рудник Диваштича?

– Диваштич о нем не знает. Если бы он знал, он бы не стал закупать оружие в Самарканде. Он делает это тайно, а мне все известно – у меня уши вот какие… – Старик сделал при этом жест, показывающий, что уши его слышат далеко.

– А для какой пользы слышат твои уши? – Молодой улыбался.

Старик вытащил из потайного кармана горсть монет и, взяв их в обе ладони, стал прислушиваться к их звону, сладко улыбаясь. При этом его маленькие, сверлящие глазки превратились в черные бусинки.

– Наместник халифа в Самарканде не жалеет звонких монет за добрые вести. А имея длинные уши, можно всегда добыть для него добрые вести.

– Если бы афшин знал, что давно уже куплено каждое его слово, он бы вместо вина подал тебе чашу с ядом, – усмехнулся молодой тюрк.

– Но он этого не узнает! У каждого из нас найдется щепотка яда. Не правда ли? Но ближе к делу. Ты хочешь узнать, как я нашел этот рудник? Очень просто. Мои пастухи пасут стадо вблизи горы Магов. Как– то в дождливую погоду они искали укрытия и забрались в маленькую пещеру, скрытую в диких зарослях. Когда они развели огонь, то увидели, что в пещере есть узкое отверстие – подкоп в гору. Они сделали факел и полезли в то отверстие. Прежде всего они увидели обиталище змей. А когда перебили их палками и полезли дальше, то попали в заброшенный рудничок. Там валялись молотки, а в истлевших корзинах лежали куски свинцового камня. Рядом с корзинами пастухи увидели кости давно погибших рудокопов. Знаешь, как наши предки руду добывали? Разумно! Каждый рудокоп был прикован цепью к стене. Цепь и сейчас висит на костях. Хорошо была прикована. Хочешь посмотреть?

– Зачем смотреть на старые цепи, прикованные к костям, когда можно будет посмотреть на новые, блестящие цепи, прикованные к твоим рудокопам!

– Ты догадлив. Я так и сделаю. Только надо скорее освободить гору Магов. Нужно заставить Диваштича уйти оттуда. К тому же этого желает наместник в Самарканде. Ему не угодно оставлять афшину такое укрытие. Он хочет застичь его в Панче без лишних хлопот. А пока у афшина есть крепость на горе Магов, наместнику много забот.

– Чем же я могу тебе помочь? – спросил молодой тюрк.

– Ты должен пойти к афшину и рассказать ему о том, что дивы не дают житья, изводят птицу, накликают болезни на людей и мор на баранов. Подкупи жрецов, чтобы они сообщили дурные вести афшину, чтобы предсказали гибель всем людям, которые ступят ногой на гору Магов. А когда афшин поверит во все эти россказни, тогда нетрудно будет его уговорить покинуть гору Магов. Подумай только, какую пользу мы извлечем и деньги получим! Их нам пришлет наместник из Мерва.

– Я вижу, ты совсем захмелел, – заметил молодой тюрк. – Только что рассказывал, как афшин победил дивов на горе Магов, а теперь предлагаешь запугать его дивами. Диваштича трудно запугать. И рудника тебе не видать, как собственных ушей. Рассчитывай лишь на звонкие монеты, которые тебе дадут за длинные уши. А я не стану вмешиваться в это дело. Ты бы смог обмануть афшина, если бы он был круглым дураком, но афшин Диваштич во всем Согде прославлен своим умом! Так легко ли его обмануть?

– Не знаю, кто из нас захмелел! – рассердился старый тюрк. – То ты говоришь, что не почитаешь афшина и на полмедяка, то хвалишь его за ум! Как тебя понять?