Текст книги "Поваренная книга Самурая или Черт Те Что, а не книга о Японии"
Автор книги: Китя Карлсон
Жанры:
Публицистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
Ниточки ветхой истории
Расскажу-ка я одну поучительную историю для начала. О том, как самураи письмо китайскому императору писали. Быль. Ну, точнее, самураев никаких в те времена еще, конечно, не было, но кто в те времена на японских островах жили, из них потом самураи и получились. То есть самурайский дух уже стоял. Поэтому для простоты назову их самураями.
Сначала самураи были совсем дикими. Писать-читать не умели, только убивали друг друга и иногда растили рис. Потом японцы научились писать (тогда еще по-китайски) и сразу написали китайцам письмо. В хрониках китайской династии Суй хранится письмо из Японии 607-го года, начинающееся словами «Император страны восхода приветствует Императора страны заката». Именно это письмо считается первым историческим свидетельством появления вообще какого-либо японского императора. И в те времена китайский Император тоже ни о каком Императоре страны восхода знать не знал.
Важно помнить, что в те времена китайские Императоры считали себя Императорами вселенной. С одной стороны от Китая море и вроде больше ничего, а со всех остальных сторон – горы. Ну и разные дикари, которые, ясное дело, совсем не люди. Китайцы знали два факта:
1. В Китае живут люди.
2. Горы слишком высоки, чтобы люди могли их перейти.
Из этих двух фактов и ошибочной формальной логики, китайцы ясно получали одно – люди на свете они одни, и их император правит всем светом. Никаких японских императоров в этой картине мира не должно быть, и китайский Император в гневе ответил: «Император Вселенной говорит Принцу Ямато». В наши дни эту логическую ошибку тоже многие допускают и с тем же, в конце концов, результатом.
Самураи подумали и ответили новым письмом, начинавшимся с: «Император Востока говорит Императору Запада». А вот что ответил на это китайский Император, так никто и никогда не узнал, но не потому, что китайский Император был очень вежливым, а потому что японский посланец ответ китайского Императора потерял на обратном пути. Обронил где-то, говорят. Работа у послов в те времена считалась опасной на всех фронтах: даже если переплыть море до Китая (что чаще для японцев кончалось кораблекрушением, чем возвращением), то за дурные вести и казнить могли.
Самураи, однако, осознали свою ошибку и решили в следующий раз схитрить, поняв, что у китайцев им, конечно, есть еще чему поучиться. Могущество Китая в те времена не выразить словами. По крайней мере не выразить моими словами. А в те времена китайцы верили в силу слова, и умение составлять слова в предложения было главным умением любого китайского чиновника и аристократа. Предложения составлялись в абзацы, тексты, и иногда поэмы. Из них составлялись петиции, прошения и оды, а последнее в те времена часто считалось тем же самым, что петиция с просьбой не считать государственным преступником и не рубить голову. Для аристократа составление грамотной литературы являлось чем-то вроде умения современных дипломатов и адвокатов: литература всегда имела цель в чем-то убедить. Целые сообщества древних адвокатов собирались на поэтические оргии и читали друг другу убеждающие и полезные в хозяйстве стихи собственного сочинения. На эти упражнения решило послать своих самых лучших аристократических сынов и японское государство.
Фактически любая маленькая страна, направлявшая с дарами и официальными бумагами своих посланцев к китайскому двору, признавала себя данником китайского трона. На щедрые дары китайский трон отвечал щедрым гостеприимством и давал посланникам много знаний, которые они потом увозили в свои страны. Решив этим воспользоваться, самураи тоже отправили своих посланцев на обучение в Китай. Дары, какие были, собрали, одежды тоже выдали самые лучшие. Только вот официальных бумаг с печатью решили не давать. Так, на всякий случай, чтобы всегда можно было про своих послов сказать: “Какие такие послы? Мы, если что, их не посылали”. И что страна восхода – данник китайского трона, мы, если что, не признаем. Дары-дань, конечно, кто-то привез, а кто – черт их знает.
И так хитроумные самураи делали всякий раз, даров и дани, впрочем, каждый раз становилось все меньше, а документов меньше стать не могло, потому что их ни разу и не было. В конце концов китайцы заподозрили какую-то самурайскую хитрость и арестовали японский корабль с послами в порту. Корабль тот сильно потрепал шторм и китайцы заявили: “По одеждам вы оборванцы, документов с печатями у вас нет, так кто скажет, что вы действительно посланцы японского трона, а не какие-то жулики?”.
Среди японцев на том корабле находился великий японский проповедник буддизма, святой Кобо Дайси, которого тогда звали просто Кукай. Среди всех японцев он признается самым большим талантом в литературе и его письмо китайским пограничникам до сих пор считается одним из великих образов японской литературы. “Как высокие горы, хоть и безмолвны, но зовут птиц лететь к ним издалека с неустанной силой; как глубокий океан, хоть и тих, привлекает морских драконов с непрерывным усилием стремиться в его глубину, – так и прекрасный климат Китая, являющийся продуктом неустанных трудов китайских чиновников и аристократов, привлекает народы вроде нас со всего света” – начал он свое письмо. “Зорким оком следят китайские чиновники за тем, чтобы не допустить обмана и жульничества, охраняя, сохраняя и преумножая благоденствие этого китайского климата. Но только среди тех народов, где обман и жульничество еще не искоренены, применяются документы с печатями и штампами, как тяжелая, но необходимая мера защиты от обманов” – продолжалось письмо. “И только японский народ, со своей феноменальной честностью, сравнимой лишь с китайскою, никогда не нуждался в документах и официальных бумагах” – объяснили изворотливые японцы свою хитрость. После этого письма слава Кукая как великого литератора стала известна в Японии и Китае. Даже сами китайские аристократы не раз обращались за помощью к великому мастеру слова для составления своих петиций к императорскому двору Китая. Не желая уступить в искусстве слова, сам императорский двор не раз призывал того же самого Кукая для составления доброжелательных ответов или красноречивых отказов на петиции, им же самим написанные.
Так развивалась японская культура, но все-таки в те далекие времена, когда самураи были совсем-совсем дикие, на всех просторах широких морей нашей земли не нашлось ни одного народа, умевшего делать корабли хуже японцев. В то время, когда арабы уже шпаклевали свои корабли настоящим битумом, японцы все еще пытались заклеить щели сушенными морскими водорослями “нори”, надеясь предотвратить протечки. Компенсируя недостаток технологии, они перед очередным плаваньем долго молились, и давали кораблям не только звучные имена, но и государственные чины, продвигая корабли по службе за каждое успешное плаванье. И в наше уже время: на работе у нас серверам и программам дают звучные имена, а все программисты имеют корпоративные титулы (хотя я уже давно предлагаю титулы и ранги выдавать как раз программам, и за каждую «недопустимую операцию» понижать их в должности). То ли у меня не хватает самурайской хитрости, то ли умения составлять красноречивые письма, но мою программу на работе все никак даже до прапорщика не поднимут.
Программист, разработавший программу, в коде которой мне сейчас предстоит разобраться, недавно уволился и стал миссионером. Не обязательно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: если предыдущий программист становится миссионером, то это примерно столь же хороший знак, как черный ворон, кружащий над больничной койкой в госпитале, куда вы вскоре попадете. И вот пока предыдущий программист замаливает свои грехи где-то в Африке, мне остается лишь судорожно думать, кого же послать к начальству рассказать о том, что надо сделать с доставшейся нам программой, и так, чтобы этот несчастный не потерял послание по пути. Думаю, придется послать себя.
Еще немного о работе
Замечали ли вы, что чем лучше офисное здание, тем хуже качество туалетной бумаги в его туалетах? Знаете, бывают такие здания, в которых любая деталь говорит о том, какая богатая и престижная компания его занимает; как она успешна, что может позволить себе мраморные полы и картины на стенах; каких дорогих консультантов эта компания нанимала, чтобы произвести оценки и получить рекомендации по дальнейшему увеличению эффективности работы компании; как увеличилась прибыль и сократились расходы, после того как эти консультанты посоветовали купить самую дешевую и некачественную туалетную бумагу, которая только продается на рынке.
Моя работа в банке, казалось бы, скучная, но на самом деле мне есть, что про нее рассказать. Большую часть из этого, впрочем, рассказать нельзя. Я уже и так сделал 2 ошибки из 10 в экзамене по корпоративным правилам поведения. Это такие экзамены, на которых отвечать полагается либо правильно, либо честно. Тест, в котором всегда два диаметрально противоположных варианта ответа. Главное, вот что обидно: у тех, кто сдавал такой экзамен как иностранные сотрудники, вопросы такие поучительные, иностранные, звучат как полезные советы из книги “Как заработать миллион”. Или из криминальной хроники – эти области часто пересекаются. Получение внутренней информации, секретные счета, скупка пакетов акций – жизнь! А для меня, как для японского сотрудника (ибо нанят в Японии), дают все больше вопросы скучные, вроде: “вы нанимаете человека на работу и из всех кандидатов вам надо выбрать а) самого старого, потому что он самый опытный, или б) близкого родственника, потому что вы его лучше знаете”. Оказалось, что по заключении удачной сделки не принято принимать в подарок от клиента оплаченное путешествие на бизнес-конференцию на Гаваях. Кто бы мог подумать! А если ко мне подходит журналист и спрашивает моего мнения, то, оказывается, правильный ответ – сказать, что мне запрещено общаться с прессой и направить журналиста напрямую в наш специальный отдел по общению с прессой. У банкиров для всего есть специальный отдел.
Смотрите. Эффективная работа напрямую зависит от эффективного разделения труда. Кроме того, важно, чтобы никто не расслаблялся, и видимо поэтому тут в туалетах все (слив, кран с водой, мыло, сушка для рук и основное освещение) работают исключительно от детекторов движения. Сотрудник должен двигаться. Если попробовать засесть в туалете, чтобы подумать – то да, сразу выключается свет…
Даже книжку почитать не получится, но сейчас не об этом. Каждый делает только ту функцию, в которой он профессионал. Например, когда мне предлагали работу в банке, мою зарплату определяла не моя жадность и не скупость моего начальника, а некоторая специально нанятая исследовательская фирма, которая по моему резюме и описанию должности определяла рыночную цену моего труда в данной стране. Оформлением документов контракта занимались профессионалы в Индии, а всякий раз, чтобы поставить любую программу на моем рабочем компьютере, мне надо звонить по телефону специальным людям в Гонконге, которые потом из Гонконга удаленно заходят на мою машину и настраивают мне программы. Даже изменение моей визы проходит не так, как я привык это делать. Раньше, бывало, я просто шел к начальству, получал справку о работе, а потом стоял с этой справкой в очереди к чиновникам из иммиграционного офиса. А теперь вместо этой процедуры есть специально нанятая фирма профессиональных адвокатов, которым передаются мои документы и которые уже их оформляют.
История компании напоминает обмен квартир. В разное время более 100 компаний производили слияния, слияния, и еще раз слияния, в результате чего получилась наша компания. И что же теперь? Даже разные отделы внутри компании оформлены как разные фирмы, предоставляющие услуги друг другу. Например, отдел работы с персоналом – официально отдельная компания. И есть еще одна отдельная компания, предоставляющая сотрудникам и их родственникам консультации по поводу психического здоровья. Правда, обращаться в нее разрешено ограниченное число раз. То есть сходить с ума можно, но не слишком часто.
Когда я работал в маленькой компании, всякий раз, когда я приходил с утра на работу, все махали мне рукой и кричали “С добрым утром!”, или хотя бы “Гони 1000 йен, штраф за опоздание”, что, к сожалению, бывало чаще. А теперь еще у выхода из метро, бедная, согнутая в вечном поклоне девушка-железнодорожница осипшим голосом непрерывно повторяет “С добрым утром, с добрым утром, с добрым утром…”, здороваясь с каждым из миллиона пассажиров, выбегающих с утра через турникеты. А уже в здании при входе стоит молодой человек, спортивно кланяющийся с огромной скоростью вверх-вниз – “С добрым утр! С добрым утр! С добрым утр!” – проходящей толпе, потом я еду в лифте с людьми, которых я не знаю и, наверное, никогда не узнаю, хотя они работают в одной со мной компании, но наши дела никогда не пересекаются. Я выхожу на 30 этаже, иду сквозь ряды столов, полных людей, занятых своими делами и не поднимающих глаз от мониторов, и в лучшем случае получаю маленький молчаливый наклон головы от соседа в метре справа за моим же столом. Мол, с добрым утром, коллега.
Я понял. Банкиры не здороваются. Банкиры нанимают для этого профессионалов.
Голос из шахты
И вот, что меня раздражает: открываю двери я, а кланяется он. “С добрым утром!” – кричит он, когда все одновременно бегут. “Спасибо за работу!” – это он, когда по одному усталые выходят. Ну что же, у него своя работа – у меня своя. Я, конечно, часов не наблюдаю, утро или вечер мне все равно, работать приходится круглосуточно. А он вот работает посменно. Точнее они, в этом то их секрет. Ведь похожи как братья, и одеты в одинаковые черные костюмы, но один всегда рано с утра, а другой его сменяет после обеда. Один научен “с добрым утром, с добрым утром” непрерывно кричать, как призыв на зарядку, в одно непрерывное слово. Другой только медленно и устало “спасибо за работу” умеет говорить. Вот и не путают они никогда. А у меня работа тяжелее – и вес поднять надо, и смены нет, и двери открывать. Мы с коллегами параллельно работаем все время. А поклоны все он делает, в черном костюме, и “спасибо” кланяются тоже ему. Обидно.
Если в офисе есть тот, кто знает всех и все – то это только я. Начальство лишь думает, что контролирует, кто и когда приходит и уходит, но без меня-то никто не пройдет. Даже само начальство, так что я знаю всех. И охрану. Даже начальника службы безопасности. Он, кстати, тоже интересная личность. Вроде бы старик стариком, но бодрее многих. Бывший полицейский из Калифорнии, вернувшийся на старости лет в Японию, японец в третьем поколении. В Калифорнии таких много – целые японские города иммигрантов. Он когда-то ездил на своей патрульной машине, арестовывал наркоманов и убийц. Потом в частном охранном агентстве сопровождал высокопоставленное начальство в Ирак. А теперь вот вернулся на историческую родину, где простых хулиганов на улице не найти. Разве ж это жизнь?
Уж настолько ему действия не хватает, что ходит в полицейский участок, хоть поговорить. Рассказывает японским полицейским, что, мол за преступниками следил, патрулировал, даже в участок вернуться было нельзя – отчеты и те в машине, прямо на ходу заполнял. Дивятся японские полицейские, какие же отчеты прямо на ходу, это же не удобно отчеты писать, пока на велосипеде едешь. Так и грохнуться можно. Бензин в Японии дорогой, машину каждому полицейскому не дают. А вот велосипед всегда дают – и езди, патрулируй своей одной полицейской тягой. А дорожной полиции? Ей еще тяжелее. За неправильную парковку штраф еще наклеишь. А за превышение скорости? На велосипеде гоночную машину не догнать. Вот и хвастается бывший американский полицейский, что в день по 100 штрафов выписывал, как норму. Вот и удивляются японские коллеги, мол десять штрафов – еще бывает, но это в месяц.
На первом этаже вошли трое. Девушка-красавица из отдела работы с клиентами (и где они таких берут, не иначе как по красоте отбирают) и два программиста. Я одного не пойму – конечно, красота для программистов не самое важное качество, но зачем все-таки отбирать по степени уродливости? Наверное начальству кажется, что это признак ума – должен же бог компенсировать отсутствие красоты. Но тут они, увы, ошибаются, начальству это свойственно, бог наделяет их глупостью, чтобы даже побить было жалко.
Они ведь коллеги и соседи по рабочим местам. У того, который приехал из России, все мысли в голове о его технических игрушках. Может, им в России так холодно, что в руках хочется всегда держать хоть какой-нибудь греющийся электроприбор? Без ноутбука его не увидеть, а уж микрокомпьютер давно стал продолжением руки. Точнее, продолжением руки стало стило, с помощью которого он этим микрокомпьютером управляет. И как ребенок тащит пальцы в рот, так и он – стило постоянно грызет. А оно хоть и сделано из самого дешевого пластика, но стоит приличных денег. Если такое ежедневно съедать, то на настоящий обед денег уже не останется. Вот и делятся у нас все программисты на два вида: голодные и забывчивые – то есть те, кто стило потеряли еще до того, как успели сгрызть.
Второй программист приехал в Японию из Индии. Знаете, наверное, национальность индус – это национальность программист. В русском языке, говорят, даже есть выражение – “индусский код”. Но с таким соседом у него в голове уже устойчивое выражение “русский код” зарождается. Он как раз из тех, которые забывчивые, поскольку постоянно покупает жвачку и жует на рабочем месте, пытаясь сэкономить на цене сгрызенных стило. Но, честно говоря, разница не большая: и то и другое пластик, и стоит примерно одинаково, если по целой банке жвачки в день съедать.
Тут, правда, еще вопрос вкуса. У химических вкусов названия красивые, цветные. На жвачке со вкусом смеси фруктов написано: со вкусом “черники”, “яблока” и “закатного рубина”. И нарисованы: черника, яблоко и грейпфрут. Похоже, что название последнего фрукта дизайнер просто забыл, но с другой стороны вкус закатного рубина – это честнее. Кто этот закатный рубин пробовал? Главное – цвет. Строгую, мужскую, мятную жвачку без сахара в синей банке ядовитого цвета и на работе не стыдно поставить. Совсем другое дело с розовой жвачкой с яблочным вкусом. Лучшие химики Японии работали над искусственным вкусом яблока из нефтепродуктов, но поставить на стол такое стыдно, очень уж женский розовый цвет получился. В результате они пересыпают из розовой баночки в синюю по дороге на работу прямо в лифте, когда никто не видит. Почему я сказал они, а не он? Потому, что пересыпают теперь оба. Тот, который забывчивый посоветовал тому, который голодный тоже учиться жевать жвачку вместо стило.
Но вот мы наверху, двери открыты, кокетка из отдела поддержки клиентов стоит у двери и не выходит: держит кнопку двери, ждет пока выйдут программисты. Потому, что в Японии женщина никогда не выйдет из лифта раньше мужчин. Но это же опять маньеризм! А я все сам вижу, и двери раньше времени не закрою. Зачем опять брать на себя мою работу? И снова кланяться. Обидно ведь. Я иногда думаю – вот взять и бросить все к чертовой бабушке. Да с коллегами из параллельных шахт. Но ведь половина наших потом по лестнице до своего 30-го этажа не поднимутся. Смешно было бы устроить забастовку, но нельзя. Моя работа в офисе самая важная. Я – лифт.
Не все правила одинаково полезны
Чтобы жизнь не казалась нам медом, начальство на работе не устает придумывать новые правила и требовать строгого их исполнения. Когда 6 лет назад я только приехал в Японию, то нагло ходил на работу исключительно в шортах и майке. Какая мне разница, кто и как ходит? Я гайдзин, у меня дух свободы и независимости. Но года через два медленного кипения начальница на работе видимо решила, что я уже перешел на следующий уровень игры и стал усовершенствованным гайдзином следующего уровня. Так она мне и сказала: ты уже не просто гайдзин, а член коллектива, и твой пляжный стиль пингвинов смущает. Пришлось в рабочей одежде перейти на джинсы, оставив майку. Я сдавался шаг за шагом. На другой работе я, скрипнув зубами, сменил майку на рубашку.
Джинсы и рубаха – чем не форма для программиста? Походил первую неделю – и чтобы вы думали? Им моей рубашки уже не достаточно. Менеджер говорит, необходимо сменить джинсы на штаны. Ну где кто-то видел Карлсона в штанах, а? То есть я может быть и согласился бы, но тут все-таки какая-то опасность, потому что периоды, через которые мне решаются сделать замечание на тему моей одежды, опасно сократились. С этим надо бороться! Злился целый день, а потом попросился на аудиенцию к генеральному директору и говорю – “Караул, меня менеджеры в штаны одевают”.
– Безобразие, – говорит директор, – я бы тебя никогда так обижать не стал. Ну и что, что ты один в джинсах. По-моему, это нормально, если у тебя такой стиль. Я менеджерам скажу, чтобы они не смели тебя больше обижать!
Назавтра прихожу на работу, и менеджер спрашивает – “ну как, штаны?” А я говорю, что, мол, нет штанов, мне директор разрешил. Вот же гад, отвечает менеджер, а мне он как раз сказал, что тебя в штаны одеть нужно. В учебниках для менеджеров это, наверняка, называется не вранье, а “искусство управлять”. Ладно, не взяли мытьем, решили катаньем. Как-то наш офис переехал в одно здание с компанией “Джоржио Армани”. Вы представляете, что это такое? Это множество очень хорошо одетых мужчин. Мне было стыдно зайти в лифт. Я купил черный костюм от Армани и отправился проходить интервью на новую работу. Не все правила работают одинаково полезно.
Любое правило не обходится без исключений. Точно так же летом сначала кто-то на небесах включает рубильник в положение “жарко”, после чего тут внизу всякий раз происходит одно и то же – начинается национальный спорт “давайте выключим кондиционеры и сэкономим миллионы”. Да еще и атомные электростанции в Японии ровно каждое лето преследуют неприятности. Все началось с 1999 года, когда небольшая электростанция недалеко от Токио, в деревне Токаймура, немножечко взорвалась, и несколько человек (на которых все и свалили) умерли от радиации. Казалось бы – мелочь, но, между прочим, по рейтингу международной комиссии катастрофа в Токаймура названа второй после Чернобыля. Стали проверять все атомные электростанции в Японии – и выяснилось, что половина работает с нарушением всех норм безопасности, а другая половина электростанций пошла уже трещинами по всем трубам, которые аккуратно заклеивают рекламными плакатами как раз к приходу комиссии. Или вот недавно опять обнаружилось, что с реактора в Такахама кто-то упер немного урана. Не жалко, конечно, но непонятно зачем. И выключить все треснутые реакторы тоже никак нельзя – каждое лето их и так на кондиционеры едва хватает. Как только жарко становится, так сразу начинают пугать, что может отключение электричества произойти – правда, ни разу не было еще такого.
Так или иначе, но все думали, думали, и лучший из нас, то есть тогдашний премьер-министр Коидзуми придумал – давайте ходить на работу без пиджака и галстука, не включать кондиционер и экономить на электричестве. Даже такое выражение новое в японском языке появилось, звучит так “сделать Коидзуми” и обозначает прийти на работу без галстука. Но не работает. Государевы люди жалуются, что, мол, очень накладно галстук все время то снимать, то одевать. А то в кабинете сидишь без галстука, а как на встречу с кем – то уже без галстука неприлично. А с кем встреча? С послом Индонезии. Кто видел когда-то индонезийца при галстуке? И если бы Коидзуми иногда ездил на метро и видел, как в мае на жаре тот самый заталкиватель (помогающий зайти в вагон железнодорожник) стоит в кофте, а по руке его течет пот – потому что те, кто придумывал для железнодорожников дату смены зимней формы на летнюю не учли глобального потепления – то он сразу понял бы: не сработает.
Или вот другой способ экономить электричество: обсуждают, а не ввести ли в Японии декретное время, как в других странах. Тем более что в стране восходящего солнца оно и заходит тоже раньше всех. И если бы время на летнее и зимнее разделить – то вроде это должно миллионы опять сэкономить. Но…
– А вот не сработает, – говорят старые ребята в правительстве.
– Почему? – спрашивают у них молодые.
– Пробовали уже. В 56-м. Не работает. Если заставить их приходить на работу на час раньше, то они все равно сидят опять до ночи, всем стыдно уходить пока еще светло.
– Так может снова национальную компанию? Чтобы Коидзуми пример показал. Мол, уходить надо в 7, чтобы завтра с утра на работу как огурчик?
– Твоими устами да бы в 56-м…
У сына одного нашего сотрудника тем временем случилось беда – директор вызвал родителей в школу. Дело оказалось вот в чем. У всех японцев бывают волосы только двух цветов – черные и седые, причем в начале жизненного пути – черные. Это лишь в мультиках по телевизору волосы исключительно разноцветные. Поэтому у школьников чешутся руки волосы покрасить, а у садистов из школьной администрации, в соответствии с третьим законом Ньютона, начинают чесаться руки это запретить. Помню, как в мое время в московской школе пытались запретить красить губы. Тут аналогично: красить волосы школьникам строго запрещается. Но мальчик даже и не красил – просто под влиянием июньского солнца гайдзинские гены (папа канадец, мама – японка) как-то неправильно среагировали, волосы выцвели и стали неприличного коричневого цвета, вместо приличного черного.
Директор ходит злой по кабинету.
– Почему ваш сын покрасил волосы! Разве вы не знаете, что это строго запрещено правилами школы и карается отчислением!
– Но, понимаете, он не красил, гайдзинские гены, все такое…
– Да?… ммм… но коричневые! Так это нельзя оставить все равно, пусть он покрасит волосы черной краской.
– Но ведь красить волосы правилами школы строго запрещено???