Текст книги "Мир, полный слез"

Автор книги: Кит МакКарти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

– Возможно, кто-нибудь из посетителей рассказывал о приезжих или о том, что видел незнакомую красную машину?

– Нет.

– Что-то от вас не слишком много помощи, мистер Дауден.

Тот пожал плечами.

– Я ничего не видел и ничего не слышал. Поэтому мне нечем вам помочь.

Сорвин попробовал пойти другим путем, хотя бы для того, чтобы выиграть время и разобраться, что же так настораживало его в Даудене.

– Похоже, вы не слишком любите полицию.

– Мне все равно. – Дауден снова пожал плечами.

– И давно вы приобрели этот паб?

– Два, нет, почти три года тому назад.

– А чем занимались до этого?

– А вам-то что? Я так понял, вас интересует сгоревшая машина.

Сорвин улыбнулся.

– Мне также интересны люди, которые отказываются сотрудничать, мистер Дауден.

Дресслер.

Имя всплыло в памяти словно по волшебству – из ничего, нарушая все законы термодинамики.

– Я сотрудничаю. Просто я ничего не видел, – смущенно ответил Дауден, он же Дресслер. Джим Дресслер – вышибала, сжег себе пальцы участвуя в вооруженном ограблении.

Сорвин расслабился и огляделся по сторонам. «Симпатичный паб», – подумал он, решив, что можно будет зайти сюда с Фетр…

– А знаете, что я сейчас сделаю? – спросил Сорвин, вновь устремив взгляд на хозяина паба.

– Нет, – скованно ответил тот.

– Я пойду и проверю вашу лицензию, – наклоняясь вперед, промолвил Сорвин. – И мы посмотрим, чье имя там значится.

– Что вы имеете в виду?

– Просто я хочу выяснить, какая фамилия там значится – Дауден или Дресслер. – И Сорвин улыбнулся, не спуская глаз со своего собеседника.

– Дресслер?

– Да, Джим Дресслер. Четыре года тюрьмы за участие в вооруженном ограблении. Так что его должны были выпустить около трех лет тому назад. – Сорвин помолчал. – Конечно, может быть, это совпадение, но именно тогда вы приобрели этот паб.

Дресслер не был красавчиком, но теперь его лицо исказилось настолько, что он стал напоминать нераскаявшегося грешника с церковной фрески.

– Да пошел ты, – тихо выругался он.

– Нет, это ты пойдешь, – перестав улыбаться, ответил Сорвин. – Ты прекрасно знал, что осужденные преступники не имеют права на приобретение лицензий. Потому ты и сменил фамилию.

С мгновение Дресслер смотрел на Сорвина с таким видом, словно собирался превратить его физиономию в печеночный паштет, однако затем он откинулся на спинку кресла и глубоко вздохнул.

– Думаю, нет смысла отрицать это.

– И я так думаю.

– Выпьете? За счет заведения, – осведомился Дресслер, вставая.

– Нет, спасибо.

Дресслер подошел к стойке и дрожащими руками налил себе большую порцию виски.

– Ладно. Чего вы хотите? – спросил он, вернувшись за стол.

– Я уже сказал. Сотрудничества. Чтобы вы думали перед тем, как отвечать.

– А что, если я соглашусь? – Виски уже начинало действовать.

Сорвин сделал вид, что не понимает, о чем речь.

– Лучше представим себе, что будет, если вы этого не сделаете. Думаю, пока нам следует думать об этом.

Виски в стакане закончилось.

– Еще раз. Видел ли ты в деревне старую красную «тойоту»?

– Да, – невозмутимо ответил Дресслер. – Появилась здесь дней десять назад.

Сорвин не стал произносить всего, что вертелось у него на языке.

– Сколько человек в ней было?

– Я видел только одного.

– Можете описать его?

– Вблизи я его ни разу не видел, – поморщился Дресслер.

– А сюда он не заходил?

– Нет.

Другого паба в деревне не было, и Сорвин возлагал на этот след особенно большие надежды.

– Неужто вы не можете ничего о нем сказать, мистер Дауден? Или мне следует говорить «Дресслер»?

Бармен издал жалкий смешок и криво ухмыльнулся.

– Пожилой. На вид за шестьдесят. Короткие седые волосы. Щетина.

– Рост?

– Я видел его только за рулем.

– А как он был одет? Неряшливо или, наоборот, с иголочки?

– Насколько я могу судить, неряшливо. Определенно неряшливо.

– И вы никогда не видели его раньше?

– Нет.

Несмотря на свой юный и неискушенный вид, Сорвин уже достаточно проработал в полиции, чтобы знать: враждебно настроенного свидетеля можно прижать лишь с помощью садистских методов. Дресслер был настроен враждебно, поэтому не оставалось ничего другого, как держать его на грани пропасти, постоянно угрожая сбросить его туда. Сорвин вздохнул, улыбнулся и нагнулся ближе к хозяину паба.

– Вы абсолютно уверены в этом, мистер Дресслер? – дружелюбным и доверительным тоном осведомился он.

Дресслер внимательно посмотрел на Сорвина, а затем перевел взгляд на свой стакан, однако виски там уже закончилось. Когда он вновь поднял голову, у него было такое выражение лица, которое Шекспир, окажись он рядом, назвал бы «душераздирающим».

– Да, – ответил он и натужно замолчал, словно пытаясь произвести на свет какое-то чудовище. – Но я знаю, что раньше он жил здесь.

– Правда? Когда? – У Сорвина перехватило дыхание.

Однако на этот вопрос Дресслер не мог ответить.

– И все же вы знаете, что он жил здесь раньше. Откуда?

– Мне сказали.

Сорвин поймал себя на том, что начинает испытывать к хозяину «Танцующей свиньи» легкую симпатию, однако ощущение это было мимолетным.

– Ладно. Значит, вы хотите так, – промолвил он. – Наверное, это хорошая работа. Не понимаю, почему вы хотите ее бросить.

Дресслер не спускал с него глаз, и с его языка уже готов был сорваться вопрос «почему?», но он передумал.

– Один из постоянных посетителей. Парень по имени Майкл Блум.

Сорвин записал имя.

– И где я могу найти мистера Блума?

– На заправке. Она принадлежит ему.

Сорвин улыбнулся.

– Спасибо, – поднимаясь, промолвил он. – Пойду загляну на заправку.

– А что вы собираетесь делать? – окликнул его Дресслер, когда он уже двинулся к выходу.

– С чем? – обернулся Сорвин.

– Ну, с этим. С лицензией.

Сорвин посмотрел на него с выражением искреннего недоумения и улыбнулся:

– Ничего, мистер Дауден.

На лице Дресслера, только что напряженном и встревоженном, появилось выражение благодарности или, по крайней мере, то ее подобие, которое могло передать его физиономия.

– О, хорошо. Спасибо, спасибо…

Сорвин уже вышел за порог, но внезапно остановился и обернулся.

– Зато я скажу вам, чего я не собираюсь делать. Я не собираюсь забывать фамилию Дресслер.

Он еще раз улыбнулся и двинулся прочь.

Сорвин остановил машину в пятьдесяти метрах от бензоколонки и связался с Джексоном. Тот откликнулся лишь через пять минут. Сорвин улыбнулся, включил двигатель и проехал последние пятьдесят метров, отделявшие его от заправки.

Станция оказалась старой и обветшавшей, две колонки не работали, а объявления, извещавшие об этом, были замусолены и трепыхались на ветру. Рядом с небольшой мастерской, которую окружали пучки засохших цветов, были сложены старые газеты и мешки с углем и растопкой. Сорвин припарковался у одного из насосов и вошел внутрь.

Внутри пахло раскаленным жиром, так как на прилавке стояла печь, в которой были разложены коричневые рогалики с сосисками и пирожки с мясом и яблоками – все это выглядело столь же просроченным и пожухлым, как и цветы под окном. За прилавком стоял опрятно одетый мужчина пенсионного возраста.

– Чем могу служить, сэр? – улыбнулся он при виде Сорвина.

Сорвин не стал утруждать себя официальным представлением.

– Надеюсь, вы сможете мне помочь, – улыбнулся он в ответ. – Я ищу Майкла Блума. Мне сказали, что он работает здесь.

Сорвин был готов к тому, что улыбка собеседника померкнет, а отношение его изменится, однако этого не произошло.

– По-моему, он в бунгало, сэр, – откликнулся его собеседник. – Он придет сюда только после полудня.

Сорвин повернулся и окинул взглядом уродливое бунгало, сложенное из красного кирпича, на которое ему указывал старик. Оно располагалось с противоположной стороны прямоугольного и безликого двора.

– Он там живет?

Старик кивнул с таким простодушием, что Сорвину стало стыдно за свои расспросы.

– Он мой хозяин.

– А вы давно здесь работаете?

– Всего неделю. Я работаю по несколько часов в день, чтобы получить надбавку к пенсии.

– Приятно было познакомиться, – промолвил Сорвин, направляясь к выходу. – И удачи, – искренне добавил он.

Он постучал в дверь, отметив про себя, что садик перед бунгало запущен, а краска на наличниках окон облезла. Ему никто не ответил. Сорвин постучал еще раз, уже более властно, и тем не менее прошло почти пять минут, прежде чем дверь распахнулась.

На выглянувшей заспанной физиономии виднелись следы продолжительных возлияний. Одежда на человеке была измятой.

– Мистер Блум? Майкл Блум? – с некоторым изумлением осведомился Сорвин.

Владелец бунгало мигнул, но ничего не ответил.

Алкоголь? Наркотики? Или то и другое вместе?

– Мистер Блум, не могли бы мы побеседовать? Пожалуйста.

Он уже потянулся за удостоверением, лежавшим в нагрудном кармане, когда его визави внезапно ожил. Заметив что-то за спиной Сорвина, он, не говоря ни слова, оттолкнул его в сторону и кинулся босиком по заросшей сорняками дорожке. Сорвин обернулся и увидел, что Блум движется прямо к заправке.

– Эй ты! Проваливай! – кричал он.

Это было обращено к бедно одетому типу с ярко-красным продуктовым мешком, который шаркающей походкой пересекал двор. Если он и услышал обращенный к нему призыв, то ничем этого не показал.

– Сколько раз тебе говорить?! Проваливай и больше здесь не появляйся!

Добежав до своей жертвы, мистер Блум толкнул ее в спину, и малый упал на гудроновое покрытие стоянки. Сорвин поднял взгляд на серое облачное небо и кинулся их разнимать. Когда он подбежал, Блум стоял над сжавшейся фигурой и пинал ее босой пяткой.

– Поднимайся, негодяй! Поднимайся и проваливай отсюда!

Сорвин протянул руку, чтобы удержать его, и Блум обернулся так стремительно, словно его ударило током. Лицо его было искажено яростью, и он как будто забыл, что уже видел Сорвина.

– Отвали! – рявкнул он, еле сдерживаясь, чтобы не ударить.

– Эй, спокойно! Полиция, – поднимая руки, ответил Сорвин.

Блум открыл рот и слегка втянул голову. Лежавший на земле человек застонал.

– Кто это?

Блум пожал плечами, словно давая понять, что не знает, однако выглядело это неубедительно. Сорвин присел на корточки и положил руку на спину лежавшему человеку. Тот дернулся, пытаясь увернуться.

– Все в порядке. Я помогу вам.

Пострадавший замер и немного расслабился. Сорвин почувствовал характерный запах, который едва ли был принесен ветром с близлежащих полей, более того, он даже пожалел, что этот ветер дует недостаточно сильно. Он обернулся и посмотрел на Блума, который медленно смещался в сторону, переминаясь с ноги на ногу на холодной земле и, вероятно, уже жалея о своем скоропалительном решении отказаться от обуви.

– Куда это вы собрались? – поинтересовался Сорвин.

Блум пожал плечами.

– Стойте на месте.

Блум обхватил себя руками за плечи, поскольку его била дрожь, но остановился. Подвергшийся его нападению встал на четвереньки и сделался наконец похож на человека, а не на ежа-переростка. Впрочем, распространяемая им вонь не стала от этого менее интенсивной. Сорвин набрал в легкие побольше воздуха, преодолел желание спрятать руки в карманы и помог пострадавшему, который оказался глубоким стариком, подняться на ноги. Это потребовало немалых усилий, но в конце концов результат был достигнут.

Старик был грязным и неухоженным, его длинные седые волосы свисали до плеч, а обветренное, с синими прожилками лицо заросло бородой; глаза были темными и водянистыми, пожелтевшие от никотина пальцы сжимали продуктовую сумку с такой силой, что, казалось, расцепить их было невозможно.

– С вами все в порядке?

К счастью, ответа не последовало. Старик опустил голову и тут же двинулся прочь.

– Прошу прощения! Сэр! – Но с таким же успехом Сорвин мог бы обращаться к неприятному аромату, удалявшемуся вместе с его носителем. Он потер руки, словно пытаясь стряхнуть с них грязь, и еще раз окликнул старика, однако столь же безуспешно. Сорвин повернулся к Блуму, который кисло улыбался.

– Не волнуйтесь. Он того не стоит, – промолвил Блум, отвечая на невысказанный вопрос.

– Зато заслужил, чтобы его пинали ногами?

– Ну…

– Кто это?

– Бродяга. Болтается в округе. А посетителям это не нравится.

Как и тебе.

– А где он живет?

– Черт его знает.

Сорвин кинул на Блума неуверенный взгляд. Бедняга, несомненно, был бродягой, но вряд ли он заслуживал столь жестокого обращения.

Однако на время Сорвин решил отвлечься от этих размышлений.

– Ну ладно. Давайте пройдем в дом.

Они направились к бунгало, при этом Блум уже настолько замерз, что двигался почти бегом. Изнутри постройка оказалась не более привлекательной, чем снаружи. Сорвин с трудом отыскал свободное место среди стопок старых бульварных газет, порножурналов, банок из-под пива и пустых коробок.

Блум в поисках сигарет рылся в кармане куртки, висевшей на спинке кресла, на котором стоял ящик с инструментами.

– Миленькое местечко, – иронически заметил Сорвин.

– Благодарю, – ответил Блум, выпуская облако серо-голубоватого дыма и делая вид, что не заметил сарказма собеседника. – Так что вам надо?

– Я – инспектор Сорвин, занимаюсь расследованием гибели человека, сгоревшего в машине неподалеку отсюда.

– Ах, это…

Сорвин заметил, как расслабился его собеседник, по-видимому предполагавший, что полиция может наведаться к нему и по более серьезным поводам.

– У нас есть основания полагать, что вы можете знать этого человека.

– Я? Вряд ли, – с явным удивлением ответил Блум.

– Его фамилия Мойниган.

Фамилия произвела на владельца бунгало сильное впечатление.

– Билл? Вы шутите!

Сорвин ответил, что шутить не собирался. Блум нашел свободное место напротив него, сел и глубоко затянулся, задумчиво качая головой.

– Быть того не может, – медленно произнес он. – Не верю.

– Мы еще не выяснили этого окончательно, но в данный момент разрабатываем эту версию.

– О господи! – Блум снова затянулся. – А что там произошло?

– Я жду результатов вскрытия, – осторожно ответил Сорвин, – а пока пытаюсь собрать какие-нибудь сведения о нем. За этим-то я и пришел к вам.

Он не стал намекать на то, что, если держаться версии об убийстве, Блум был на данный момент главным подозреваемым.

– А что вы хотите знать?

– Давно вы знакомы с Уильямом Мойниганом?

– Сто лет.

– Сто лет? – удивленно переспросил Сорвин. – А мы считали, что он совсем недавно переехал сюда из Лестера.

– Да, но раньше он жил здесь, а потом уехал.

– Давно?

Блум наморщился.

– Не помню. Лет семь-восемь тому назад.

– А потом ни с того ни с сего снова объявился здесь?

– Да.

Сорвину послышалось что-то странное в этом ответе.

– И он не говорил, зачем приехал?

– Нет.

Этот ответ тоже прозвучал как-то фальшиво. Сорвин решил зайти с другого конца.

– А где он жил до отъезда?

– В коттедже на территории поместья.

Вот оно!

– Он там работал?

Блум кивнул.

– Что делал?

– Да все. Рубил сухостой, делал изгороди, чистил дорожки.

– Значит, Малькольм Грошонг был с ним знаком?

Блум рассмеялся.

– Еще бы! Мойниган практически был его заместителем.

Сорвин почувствовал, как в душе у него начинает теплиться интерес к этой истории, и внезапно подумал, что мистер Грошонг заслуживает самого пристального внимания.

– А почему он уехал?

Блум докурил сигарету и уже достал следующую.

– Какая-то размолвка. Он никогда мне не рассказывал.

– И тем не менее он снова вернулся после всех этих лет, – переварив полученные сведения, заметил Сорвин.

– Да.

– Он общался с Малькольмом Грошонгом? Может, он хотел снова вернуть свою прежнюю работу?

– Не знаю. – Блум пожал плечами.

– А что он говорил?

– Что-то о каких-то незаконченных делах, – с видом полного неведения ответил хозяин бунгало.

С Грошонгом?

– А в каком именно коттедже он жил?

– Кажется, в коттедже ветеринара, – подумав, откликнулся Блум. – На Мелбери-роуд. Теперь его уже нет. На его месте Хикманы возвели какие-то мастерские. Что-то вроде художественных промыслов.

– Так когда вы его видели в последний раз?

– Дня два тому назад, – сказал Блум, ухмыльнувшись и вновь пожав плечами. – В Мелбери. Он там останавливался.

– Конкретно, где и когда?

Блум глубоко вздохнул.

– В «Короне» два дня назад.

Сорвин не стал подвергать это сомнению и вместо этого спросил:

– А он не говорил вам, где живет?

Он и не надеялся на положительный ответ, тем приятнее было его услышать.

– На Уилсон-стрит. Он мне показывал.

– Номер дома?

– Кажется, четырнадцать. Дом с синей дверью. Отвратительная отделка.

Сорвин внезапно ощутил невероятный душевный подъем; да, он все еще бултыхался в трясине сомнений, однако она мельчала с каждой минутой.

– А вы не знаете, у Мойнигана есть какие-нибудь родственники?

– Кажется, где-то есть сестра. Хотя лично я никогда ее не видел, – не слишком уверенно добавил Блум.

– Может, она живет в Лестере?

Но этого Блум не знал.

– Он не носил никаких украшений? Серьги, перстни, пирсинг?

– Не видел, – с удивленным видом ответил Блум. Отрицательных ответов с каждой минутой становилось все больше.

– А машина у него была красного цвета?

– Да, – улыбнулся Блум. – Развалюха. Сто лет на ней ездил.

Сорвин снова насторожился.

– Сто лет? То есть вы хотите сказать, что он ездил на ней и тогда, когда жил здесь?

– Да. Над ним все потешались. Она уже тогда была развалюхой. И как только ему удалось проездить на ней так долго?

И тем не менее Грошонг не узнал ее…

– Спасибо, мистер Блум, вы мне очень помогли, – вставая, промолвил Сорвин.

– Не за что.

– И все же, если я еще раз увижу, что вы обращаетесь с кем-нибудь так, как с тем беднягой, вы и моргнуть не успеете, как окажетесь за решеткой, – улыбнулся он. – За нанесение телесных повреждений.

Блум помрачнел, и Сорвин заметил, как у него начали сжиматься кулаки.

– Я бы на вашем месте воздержался, – заметил он, выждал несколько мгновений и покинул бунгало. Он не оглядываясь пересек двор, спиной чувствуя, как Блум провожает его взглядом.

Дойдя до мастерской, Сорвин остановился и решил купить газету.

– Вы полицейский? – спросил у него старик, когда тот протянул ему деньги.

– Ну и что?

– Я видел, как вы вмешались, когда он пинал Альберта.

– Да, я его остановил. Того человека зовут Альберт? Похоже, мистер Блум его не слишком-то жалует.

– Он его на дух не выносит. Набрасывается на него при всяком удобном случае.

Сорвин улыбнулся.

– Ничего, я уже поставил ему на вид, так что теперь он подумает, прежде чем бросаться на кого-нибудь с кулаками.

– Сомневаюсь, – ответил старик, передавая ему сдачу. – Он мечтает о том, чтобы Альберт сдох, и неоднократно говорил об этом.

– Почему? Что ему сделал этот бедняга, что он его так ненавидит?

– Альберт – его отец. И Блум предполагает, что он убил его мать.

Мелбери был маленьким, плотно застроенным городком. Он не являлся туристической курортной достопримечательностью, где люди фотографируются на память, и все же в нем было что-то завораживающее, некий намек на историческое прошлое, которого у него на самом деле не имелось. В нем было множество извилистых улочек, домов с дубовыми балками, чайных и сувенирных лавок; на окраине виднелись холмы и древняя церковь. В городке был даже свой собственный поразительно раскованный и общительный глашатай. В это время года улочки и магазинчики пустовали, но нетрудно было догадаться, что весной и летом здесь не протолкнуться от приезжих. Общую атмосферу нарушали лишь строительные конторы, риелторы и работавшие допоздна магазины – они напоминали приезжим о том, что это все тот же ужасный современный мир, а не фантазия Джейн Остин.

Елена и Айзенменгер час с небольшим побродили по городу, посетили все достопримечательности, а потом зашли в чистенькую чайную перекусить. Пища оказалась вполне сносной, хотя Айзенменгер не мог избавиться от воспоминаний о лекциях по микробиологии, на которых преподаватель объяснял им, что ядовитым бактериям невыгодно придавать пище неприятный вкус.

Исчерпав все удовольствия, которые мог предложить им Мелбери, Елена и Айзенменгер решили вернуться в замок и воспользоваться предложением Терезы совершить экскурсию по территории поместья. Дорога заняла у них не больше четверти часа, и когда они въехали во двор, то увидели, что там только что остановилась машина Малькольма Грошонга.

– Мне сказали, что вы хотите осмотреть поместье, – окликнул он их, когда они выходили из машины. Судя по его тону, эта затея его не слишком привлекала.

– Если вы заняты…

– Нет, – ответил он с видом ребенка, уличенного в совершении чего-то недозволенного.

Айзенменгер бросил взгляд на Елену, но она смотрела на Грошонга.

– Спасибо, это так любезно с вашей стороны, – сказала она.

Грошонг издал странный звук – что-то среднее между вздохом и кряхтением – и указал на свою машину.

– Поедем в «лендровере». Эта не годится, – добавил он, указывая на «ауди», которой так гордился Айзенменгер, развернулся и пошел обратно к машине, не обращая внимания на негодующее выражение лица Джона. Зато Елену это почему-то очень позабавило.

Она уселась на переднее сиденье, а Айзенменгер устроился сзади. Грошонг завел двигатель, включил передачу и рывком двинулся с места, так что из-под колес полетел гравий, а пассажиры вжались в видавшую виды обшивку сидений. Машина быстро разогналась до пятьдесят миль в час, и Елена, обернувшись, подмигнула Айзенменгеру, сидевшему с застывшей, словно забальзамированной улыбкой на губах.

– Сколько вы уже здесь работаете? Лет двадцать? – спросила она у Грошонга.

– В мае будет двадцать восемь.

– Видишь, Джон, – снова повернулась она к Айзенменгеру. – Никто не сможет так хорошо показать нам поместье, как мистер Грошонг.

Айзенменгер молча улыбнулся. Лицо Грошонга было по-прежнему сосредоточенным, хотя он уже не так сильно давил на акселератор и вся его поза стала менее напряженной. Айзенменгеру оставалось лишь поражаться способности Елены усмирять дикарей.

Они миновали парковку для туристов, свернули направо и выехали на дорогу, с правой стороны которой поднималась высокая каменная стена. Слева виднелись разбросанные здесь и там коттеджи, площадка для крикета и поля, поросшие кустарником. Затем они въехали в деревню, и мимо промелькнули треугольный пруд, обрамленный гудроновыми дорожками, церковь, паб «Танцующая свинья» и несколько живописных домиков.

В полумиле от деревни в каменной стене были проделаны ворота, запертые на замок. Грошонг остановил машину, вышел из нее и достал из кармана большую связку ключей. Ему потребовалось несколько минут, чтобы найти среди них тот, который был нужен, и еще несколько, чтобы вставить его в замочную скважину. Затем он открыл створки ворот, вернулся в машину и въехал внутрь.

– Закрыть? – спросила Елена, и Грошонг кинул на нее изумленный взгляд, словно ему и в голову не приходило, что кому-то захочется помочь ему.

– Спасибо.

Когда Елена вернулась в машину, Грошонг двинулся вперед по грязной дороге, пролегавшей сквозь густой лес и покрытой полузамерзшими лужами. Несмотря на рытвины и ухабы, Грошонг вскоре вновь набрал прежнюю скорость, и пассажиров начало периодически подбрасывать на сиденьях; это сопровождалось ревом двигателя, скрипом амортизаторов и скрежетом и дребезжанием подвески. Когда Елена оглянулась снова, то увидела, что Айзенменгер сидит бледный, вцепившись в спинку ее кресла.

Дорога пошла вверх. По обеим сторонам ее высились деревья, и полуденное солнце отбрасывало на нее тусклые косые лучи, а дальше она и вовсе терялась в сумраке леса. Ветви кустов и папоротники хлестали по крыльям машины.

Однако через двадцать минут дорога выровнялась, а лес поредел. Они свернули налево, Грошонг неожиданно сбросил скорость, резко взял вправо и затормозил. Машина замерла на берегу огромного озера.

– Вы должны это помнить, – промолвил Грошонг.

– Озеро Вестерхэм.

– Да. – И в первый раз за день, а вернее, впервые с момента их приезда в поместье на лице Грошонга появилось довольное и умиротворенное выражение, и Айзенменгер понял почему.

– Не могу поверить!

– Я понимаю, насколько вы потрясены…

– Он производил такое приятное впечатление. Я его даже в дом не впустила бы, если бы знала…

Сорвин, чувствуя, как в нем закипает раздражение, заставил себя не отводить взгляда и продолжить.

– Нет, миссис Глисон, вы меня не поняли…

Однако миесис Глисон совершенно не интересовало, что думает Сорвин.

– Если бы я знала, я никогда не впустила бы такого постояльца, – не унималась она, подстегиваемая зудом возмущения. – Но теперь, когда я вспоминаю, мне кажется, я с самого начала чувствовала в нем что-то неприятное…

Казалось, она закончила и погрузилась в какие-то размышления, но, прежде чем Сорвин успел открыть рот, продолжила:

– У меня приличное заведение. И плату я всегда беру за месяц вперед.

Сорвин уже привык к подобному поведению свидетелей, особенно пожилых и относящихся к определенной социальной группе. Миссис Глисон была маленькой женщиной, и природа, как водится, наградила ее многочисленными жировыми отложениями, поэтому теперь ее большая грудь неприятно вздымалась всякий раз, когда ее обладательница испытывала потрясение, возбуждение или удовольствие. Фетр, судя по ее лицу, готова была сразу заковать миссис Глисон в наручники, но Сорвин, более искушенный в общении со странным зверем по имени «люди», проявил большую сдержанность. Он понимал, что ничто не сможет поколебать убежденности миссис Глисон и, независимо от того, что они станут говорить, она все равно будет рассказывать окружающим то, в чем уверена.

Поэтому, исчерпав все средства, Сорвин просто спросил:

– А мистер Мойниган, случайно, не выписывал чек?

– Да.

– И вы его обналичили?

Миссис Глисон вспыхнула и, смутившись, направилась к буфету. Последовало длительное шуршание перебираемых бумаг в трех разных ящиках, прежде чем она повернулась к посетителям с обеспокоенным выражением лица.

– Наверное, да. – Все ее лицо сморщилось – казалось, она признается в непредумышленном убийстве.

– Не волнуйтесь, миссис Глисон. Мы всегда сможем связаться с банком.

– Неужели это было так важно? Я даже не подумала…

– Ничего страшного. Садитесь.

Все еще не веря тому, что ее не подвергнут наказанию, она вернулась на место, а они уселись на диван, давно вышедший из моды. Вся комната была заставлена фарфоровыми фигурками, которые могли представлять немалую ценность, а могли быть обычной дешевкой, но ни Сорвин, ни Фетр в этом не разбирались.

– Значит, в первый раз вы увидели мистера Мойнигана шестнадцатого числа?

– Да, кажется, так. Это было в тот день, когда мистер Уильям отправился к ветеринару.

Последовала пауза, при этом миссис Глисон, в отличие от своих внимательных слушателей, чувствовала себя уверенно и спокойно, в то время как они терялись в догадках и мысленно блуждали в окружении самых странных образов.

– Мистер Уильям? – переспросила наконец Фетр.

– Да, мой сиамец. Он прожил у меня двенадцать лет, а это немало для сиамского кота. – Миссис Глисон понизила голос. – Сиамцы живут меньше других котов, – сообщила она и окинула взглядом заставленную безделушками гостиную, словно опасаясь, что ее могут услышать. – Я назвала его так в честь своего первого…

Фетр и Сорвин обменялись вопросительными взглядами. К счастью, им не пришлось уточнять, что она имела в виду, так как миссис Глисон сама поспешно добавила:

– Усопшего мужа.

Впрочем, она так и не объяснила, какой смысл вкладывает в слово «первый», что опять-таки озадачило полицейских, поскольку их собеседница, казалось, была вдовой с самого рождения; однако ни у инспектора, ни у констебля уже не было сил на то, чтобы слушать ее объяснения. Сорвин отогнал от себя пугающую картину умственной деятельности миссис Глисон и продолжил:

– Вы можете описать его?

Миссис Глисон глубоко задумалась, как будто пыталась разгрести завалы собственной памяти.

– Он довольно высокий.

– Насколько высокий?

– Выше меня.

Это мало чем могло помочь, так как миссис Глисон, скорее всего, понадобилась бы стремянка даже для того, чтобы поменять лампочку в торшере.

– Больше шести футов?

Женщина снова задумалась.

– Да, – неохотно ответила она. – Думаю, да.

Фетр добросовестно записала полученную информацию, а Сорвин, уцепившись за эту ниточку, поспешно задал следующий вопрос в надежде, что он поможет ему разобраться в бессвязных мыслях миссис Глисон:

– Вы не помните, он не носил каких-нибудь украшений? Перстней, колец или еще чего-нибудь?

Последовал тот же ритуал. За креслом висели настенные часы с кукушкой, и Фетр начала считать движения маятника в ожидании ответа.

– Кажется, у него был перстень с печаткой, – наконец изрекла миссис Глисон.

– На каком пальце он его носил?

Последовало еще с десяток «тик-таков».

– На правой руке. Кажется, на мизинце. Уильям всегда называл его малышом, а я ему объясняла, что это вульгарно…

Она улыбнулась, погрузившись в счастливые воспоминания, и ни один из полицейских не решился спросить, кого она имеет в виду – кота или мужа.

Фетр подняла с пола планшет, в пластикатовом кармане которого лежало несколько фотографий, выбрала одну из них и протянула ее свидетельнице.

– Может быть, этот?

Миссис Глисон взяла ее, наклонилась и уставилась на нее сквозь очки с толстыми стеклами.

– Может быть, – промолвила она, и по ее тону сразу стало понятно, что перстень с равным успехом мог принадлежать совершенно другому человеку. Фетр забрала фотографию, ощутив большее разочарование, чем Сорвин, который догадывался, что миссис Глисон будет верна себе.

– К нему приходили гости? – спросил он.

Как ни странно, на этот раз миссис Глисон не выразила никаких сомнений.

– Нет. Мне не нравится, когда постояльцы принимают гостей в своих комнатах, и я всегда прошу, чтобы они делали это в гостиной. Но к нему никто не приходил.

– Он часто бывал дома?

– Нет. У него были устоявшиеся привычки. В восемь он спускался завтракать, а без четверти девять уходил из дому – даже по выходным. Я даже сказала мистеру Уильяму – такое ощущение, будто он ходит на работу.

– А вы его не спрашивали? Может, у него была работа?

– Нет, он сказал, что ищет работу. И еще говорил, что раньше работал в этих местах.

– А вы не знаете, где именно он искал работу?

Этого она не знала.

– В округе есть масса мест, где можно найти такую работу.

– А поместье Вестерхэм он не упоминал?

Однако углубление в подробности вновь привело к торможению мыслительного процесса миссис Глисон.

– Возможно, – после длинной паузы изрекла она.

– И насколько я понимаю, у него была машина?

– Да. Красная.

– А вы не можете вспомнить марку? Или год выпуска?.. – Еще не успев договорить, Фетр поняла, что с таким же успехом могла попросить миссис Глисон вспомнить точное значение числа «пи».

– Простите… Но, по-моему, она была несколько потрепанной. Мистер Уильям…

Но Сорвин вдруг понял, что ему совершенно наплевать, о каком мистере Уильяме идет речь – двуногом или четверолапом.

– А он не говорил о том, что раньше работал в поместье? Около восьми лет тому назад.