Текст книги "8 декабря 1980 года: День, когда погиб Джон Леннон"
Автор книги: Кит Гринберг
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Кит Элиот Гринберг
8 декабря 1980 года: День, когда погиб Джон Леннон
Посвящается Дженнифер
«Дыханье – это жизнь моя,
его прервать не смею я»
Из стихотворения Джона Леннона,
написанного для школьного журнала.
Глава 1
«Мы все время куда-то спешим» [1]1
«Been So Long Since We Took the Time» – строка из песни Джона Леннона «(Just Like) Starting Over»
[Закрыть]
Статуя индейца-лакота внимательно разглядывает высокие фронтоны, терракотовые стены, желтые такси и толпы народа, выливающегося из метро на Семьдесят второй стрит. Под ее неусыпным взором Джон Леннон носится вокруг Дакоты и на ходу строчит записки. Несмотря на то, что его последний альбом во всех чартах идет в гору, бывший «битл» теперь не столько музыкант, сколько отец и муж. Домашние хлопоты – такая штука, если не помечать их в блокноте, обязательно что-нибудь да забудешь. Джон и Йоко, родители пятилетнего сына, просыпаются в восемь утра и перед завтраком составляют список дел на день. В свои сорок лет Леннон относительно здоров. Остались в прошлом шумные попойки, которыми отмечена его ливерпульская молодость и гамбургский этап карьеры «Битлз». Давно закончился пятнадцатимесячный «Потерянный Уикенд», едва не стоивший ему брака. Среди рок-н-ролльщиков, выросших на «Битлз», считается, что встречать 1980-е надо на кокаине. Но Джон свое уже отторчал и теперь в завязке.
По официальной версии он теперь и сахар не ест. Однако в студии тайком предается, пожалуй, самому безобидному из своих пороков. Джон и Йоко прошли через фазу вегетарианства и переключились на макробиотику, теперь они питаются цельными овощами и рыбой с рисом. Тем не менее, журналист из «Плейбоя», встречавшийся с Джоном в Дакоте, заметил, что тот до сих пор курит «Синие Голуаз», крепкие французские сигареты, пользующиеся популярностью на Ближнем Востоке.
– Макробиотики не верят в рак, – сказал Джон в интервью. Судя по дальнейшим словам, он вполне отдавал себе отчет, что это самообман. – Мы не согласны с тем, что курить вредно. Но если курение нас убивает, значит, мы были неправы.
Тема смерти часто всплывает в разговоре с Ленноном. Как музыкант, он призывает слушателей не верить в то, что земными делами можно заработать место в раю. Однако, лишившись этого утешения, он явно боится умереть раньше срока. Практически в каждом интервью Леннон упоминает о смерти, хотя бы для того, чтобы подчеркнуть, что надеется жить долго и счастливо.
Раньше он любил побить непослушных подружек и зарвавшихся коллег, но уже более десяти Джон исповедует пацифизм. Он говорит, что если завяжется драка, он убежит с криками о мире. Но он отмечает, что Махатма Ганди и Мартин Лютер Кинг младший тоже отказались от насилия, а их все равно убили.
Семье Леннонов принадлежит квартира в Дакоте, примечательном здании в стиле северно-германского ренессанса, расположенном на улице Централ-Парк-Уэст. Устав быть заложником собственной славы, Джон с 1975 года живет уединенно, большую часть времени проводит дома, не как отшельник, но как простой человек. Ведь и после распада «Битлз» популярность Леннона ничуть не пострадала. Поначалу ему казалось, что посвятив столько сил индустрии звукозаписи, теперь он обязан поддерживать имидж «битла» Джона. Но за пять лет творческого отпуска, как он сказал одному репортеру, «невидимый призрак» исчез.
Первый раз Джон женился, когда «битломания» в Англии набирала обороты. Брак был обречен с самого начала: его уничтожили наркотики, фанатки и слава, а так же печальный семейный опыт, усвоенный с детства. Старшему сыну Леннона, Джулиану, как раз исполнилось семнадцать лет, он начал собственную музыкальную карьеру. Но лишь когда тяготы звездной жизни остались позади, Джон начал общаться с ним в муниципальной квартире в Манчестере, или в таунхаусе в Балтиморе. Только вот упущенные годы уже не наверстать. Узнав в начале 1975, что Йоко в сорок два года забеременела, Джон поклялся, что ошибок прошлого не повторит.
Поскольку ему не нужно зарабатывать на жизнь, Джон все время проводит с близкими, занимается с младшим сыном Шоном. Однако, что бы там ни думали люди, он не перестал быть собой. Он следит за современными стилями – нью-вейвом, реггей, даже диско, пишет музыку, решает вопросы. Но там, где Мик Джаггер выходит в люди, Джон сидит дома.
Так лучше для семьи.
Для тех, кто не понимает, все объясняется в новом альбоме Джона и Йоко, «Double Fantasy».
Его выход – большой успех продюсера Дэвида Геффена, руководителя лейбла «Геффен Рекордз», дочерней компании «Уорнер Бразерс». Тот, кроме бывшего «битла», сумел подписать договоры с Элтоном Джоном и Донной Саммер. Как и Джон, он начинал, не имея за душой ничего: родители его были беженцами из Палестины, мать владела магазином одежды в анклаве евреев-хасидов в Бруклине, в Боро-Парк. Но заряд энергии, помноженный на способность предугадывать вкусы покупателей музыки, и даже бросать им вызов, позволил ему переплюнуть многих отпрысков богатых фамилий. Причем «Double Fantasy» ушел далеко от таких абстрактных экспериментов, как «Glass Onion», «I Am the Walrus» и «Revolution 9». Джон больше не старался провоцировать слушателей, он хотел просто общаться с ними. В песнях альбома читается простота той жизни, которую Ленноны создавали в Дакоте, прославление доброты, романтики, детства.
Что важнее, утверждает Леннон, ему больше не к чему соревноваться с Элвисом Костелло или «Карс». Достаточно выражать через музыку собственную личность и чувства.
С выходом альбома Джон распахнул двери Дакоты, открывая свою жизнь для прессы и всего мира. Фанаты Джона пришли в восторг – за три недели «Double Fantasy» разошелся тиражом в 700 000 копий. Бывший «битл» выпустил первый сингл 1975 года «(Just Like) Starting Over», не потому что видел в нем большой коммерческий потенциал, а потому, что его смысл – возвращение домой, новое начало – лучше всего выражал его текущую позицию. 8 декабря 1980 года песня вышла в США на третье место.
В прошлом Джон Леннон редко бывал доволен плодами своей работы, он постоянно жаловался на качество собственных песен. Как-то раз, когда Джордж Мартин, легендарный продюсер «Битлз», сказал ему, мол, твои песни – настоящее сокровище, Джон возразил: «Если бы я мог их переписать, я бы обязательно это сделал».
Подобная неудовлетворенность преследовала Джона во всех его начинаниях, душевное смятение питало его творческий потенциал, но мешало радоваться жизни. Но к радости фанатов Джона Леннона в «Double Fantasy» его талант сияет всеми гранями. Более того, его искусство словно приобрело новое измерение. Он готов делиться не только болью, но и ликованием. Как можно судить по названию первого сингла, он начинает с чистого листа – и в личном плане, и в профессиональном. Прошлое забыто. Словно не было ничего: ни «Битлз», ни саморазрушения рок-звезды, ни попыток правительства США выслать его из страны. «У меня такое чувство, будто я сегодня впервые открыл глаза», – сказал он в интервью для радиосети RKO.
Джон включает магнитофон и слушает «сырой» микс «Walking on Thin Ice» – танцевальная песня, над которой сейчас работает Йоко в студии «Рекорд Плант», расположенной на Сорок второй стрит, где в 1971 году он записывал «Imagine». Ее основатель Гэри Келлгрен изначально хотел создать такую студию, которая будет похожа не на залитую белым светом лабораторию, где строгают записи, а на гостиную дома у музыканта.
Получилось удачно. На «Рекорд Плант» родились «Electric Ladyland» Джими Хендрикса, «Born to Run» Брюса Спрингстина, «Destroyer» группы «Кисс», «Toys in the Attic» «Аэросмитов». Джон с Йоко уже подготовили там демо-версию альбома из тех песен, которые не вошли в «Double Fantasy». Более того, они уже обсуждали и третий альбом. После пяти лет заточения чета готовилась к мировому турне.
Джон знал, что будет дальше. Вокруг будет увиваться толпа народу: подхалимы, усталые капризные музыканты, организаторы сомнительных моральных качеств. Но он – исполнитель, ему нужна энергия живых концертов. Теперь все будет не так, как раньше. Занимаясь воспитанием Шона, Джон окреп духом. А если его занесет на повороте, Йоко уверенной рукой наведет порядок. Другой мужчина взбунтовался бы против того, что его ограничивает жена. Джону же нравилось. Он прилюдно называл Йоко «матушкой» и, по собственным словам, считал ее не равной, а даже лучше себя.
«Матушка» не только писала вместе с ним музыку, но и преумножала их состояние. В 1980 году Джон получил отчислений примерно на 12 миллионов долларов, а его имущество оценивалось в 235 миллионов. Среди прочего жена приобрела: 250 голштинско-фризских коров молочной породы, дающей самые высокие надои, поголовье целых четырех молочных ферм в штатах Вермонт, Вирджиния, Делавэр и Нью-Йорк, стоимостью больше 66 миллионов; два поместья у себя на родине, в Японии; дома на Палм-Бич, в Лорел-Каньон и в старой деревне китобоев Колд Спринг Харбор на Лонг-Айленде. Самопровозглашенный «герой рабочего класса», Джон и не думал извиняться за подобное стяжательство, поскольку чета ежегодно жертвовала десять процентов дохода на благотворительность.
Десятью годами ранее, когда Ленноны переехали в Дакоту, соседям не очень понравилось, что их мрачный, закопченный дом привлек такого персонажа. Девятиэтажное здание, запоминающееся готичными очертаниями, и без того пользовалось дурной славой: Роман Полански снимал здесь «Ребенка Розмари», а среди бывших жителей числился киношный Франкенштейн, Борис Карлофф и несчастная Джуди Гарленд. И все равно их не радовала перспектива, что буйные толпы папарацци будут тушить бычки о черных змей и горгулий, украшающих массивную ограду.
Когда Ленноны сняли квартиру актера Роберта Райана на седьмом этаже с видом на Центральный парк, соседи подивились тому, что бывший «битл» с супругой так же стремятся к уединению, как и все остальные. Они не устраивали шумных вечеринок, и жаловаться было решительно не на что. К тому времени, как чета Леннонов решилась на покупку (в 1973 они приобрели пять квартир, общей сложностью в двадцать пять комнат), их не просто терпели, а даже любили. Каждый год Йоко устраивала японский праздник для всего дома, с палочками для еды, а сама играла с сыном и тихо беседовала с Джоном или подругой и соседкой Лорен Бэколл, к 8 декабря 1980 года закончившей сьемки триллера «Фанат» об актрисе театра, которую преследует поклонник-убийца.
Глава 2
Вот мое заявление
Было утро 8 декабря 1980 года. Газеты, пестрящие рекламой торговых центров, авиалиний и свежих фильмов, вроде «Бешеного быка» и «Рядового Бенджамина», сообщали жителям Нью-Йорка, что в город прилетает свежеизбранный президент Рональд Рейган с женой. У него запланирована встреча с Терренсом Куком, католическим кардиналом Нью-Йорка, и обед с самым молодым членом семейства – Роном Прескотом Рейганом. Первая чета страны весьма удивилась, узнав, что двадцатидвухлетний танцор балета вдруг решил жениться на сожительнице, Дории Палмиери, и Рейган-старший решил лично обсудить этот вопрос с сыном. Мать жениха объявила, что ее на встрече не будет.
Америка с трудом приходила в себя после войны во Вьетнаме, Уотергейта, телерепортажей о «студентах» в Тегеране, с воплями сжигающих звездно-полосатый флаг, и карикатур на президента Джимми Картера. Сорок два человека, захваченных в посольстве США, до сих пор содержались под стражей.
Днем ранее Иран с большой помпой отметил четырехсотый день взятия заложников. Восьмидесятичетырехлетний аятолла Рухолла Хомейни, прекрасно осведомленный, как болезненно воспринимают американцы его суровый лик в черном тюрбане, провозгласил исламскую революцию «завоеванием сердец» и призвал последователей экспортировать ее в другие страны.
После добропорядочного, но слишком мягкого Джимми Картера, киноковбой Рейган во многих домах воспринимался, как новый шериф в городе, быстрый пистолет которого будет вселять страх и в бородатых исламистов, и в коварных коммуняк из Советского Союза. Его сторонники полагали, что он пришел к власти в самый нужный момент. Прошел год с тех пор, как Советы вторглись в Афганистан, на горизонте маячил конфликт между востоком и западом, которого все давно боялись. Пока пролетевший на выборах Картер страдал от позора с захватом заложников в Иране, его правительство 7 декабря гневно заявило, что судя по определенным признакам, контингент советских войск, размещенный в Восточной Германии и Чехословакии, численностью от трехсот до четырехсот тысяч человек, готов пересечь границу Польши. В Ватикане папа Иоанн Павел II [2]2
Иоанн Павел II, урожденный Кароль Юзеф Войты-ла, был поляком.
[Закрыть] во время праздника Непорочного зачатия вознес молитву Деве Марии, дабы защитила она его родную страну.
– В сей трудный час я говорю, как сын Польши, моей любимой родины, – сказал понтифик. – Оттуда приходят весьма грозные вести. Мы все надеемся, что тревога окажется ложной.
Пока в Европе католическая церковь вела борьбу с левыми силами, в центральной Америке схлестнулись леворадикальное крыло веры, исповедующее теологию освобождения, и правые правительства, традиционно пользующиеся поддержкой США. Не прошло и недели с тех пор, как на проселочной дороге в Сальвадоре нашли тела монашек Иты Форд, Мавры Кларк и Дороти Кейзел и религиозного социального работника Джины Донован. Первые две были родом из Нью-Йорка, вторые – из Кливленда. В ходе воскресней мессы в митрополическом кафедральном соборе Сан-Сальвадора епископ Артуро Ривера-и-Дамас заявил, что «за гонениями на церковь, а главное, убийствами служителей церкви, стоят силы госбезопасности и ультраправые банды. Таким образом, мы обвиняем во всем правящую хунту». В результате, администрация Картера прекратила военную и экономическую поддержку Сальвадора. Наблюдателям очень хотелось знать, какую политику в отношении центральной Америки будет проводить Рейган, полагающий, что борьба с коммунизмом важнее любых идеологических разногласий.
Джону Леннону нравился Джимми Картер. То, что родное правительство поддерживает военных преступников, трогало его сердце куда сильнее, чем угрозы и черные дела коммунистов и мусульман-шиитов. Во времена личного протеста он бы присоединился к сборищу последних хиппи и йиппи [3]3
Йиппи (англ. Yippies от аббревиатуры YIP – Youth International Party – международная молодежная партия) – движение-партия, основанное Джерри Рубином, Эбби Хоффманом и Полом Красснером в 1967 году.
[Закрыть]в Юнион-сквер парк, где нового президента клеймили демагогом. Но Джон повзрослел, Рейган честно победил на выборах, а в США на глазах крепчали консервативные настроения.
О центральной Америке Джон предпочитал помалкивать также, как не видел смысла обсуждать голодовку десятка членов Ирландской Республиканской Армии (ИРА), сидящих в тюрьме в северной Ирландии. Как у многих жителей Ливерпуля, где даже футбольный клуб «Эвертон» изначально назывался ирландской католической командой, в жилах Джона Леннона текла своя порция ирландской крови. В альбом 1972 года «Time in New York City» вошли две песни в поддержку обретения шестью графствами северной Ирландии независимости от Британии. Это «Sunday Bloody Sunday» (не путать с песней группы U2, где речь тоже идет об убийстве двадцати семи человек во время демонстрации за гражданские права в Дерри, северная Ирландия) и «The Luck of the Irish», изобилующая упоминаниями тысячи лет «пыток и голода», и «английских бандитов», насилующих и губящих народ. Но после выхода «Double Fantasy» Джон не хотел больше поднимать скользкую тему.
В Нью-Йорке, где каждый пятидесятый белый числился в предках Ниалла Девяти Заложников – ирландского короля V века, чиновники не могли позволить себе такую политику молчания. Сенатор Альфонс Д'Амато полетел в северную Ирландию на встречу с семьями голодающих. Мэр Эд Коч выразил сочувствие ирландским повстанцам, напомнив избирателям, что горожане ирландского происхождения голосуют за него гораздо активнее, чем соплеменники-евреи.
Коч любил слушать «Битлз» в служебном авто. В плане текстов и музыки мэр отдавал предпочтение Полу Маккартни, но Джона Леннона любил и ценил как человека, и радовался тому, что бывший «битл» переехал жить в Нью-Йорк. По словам Коча, соседи, прохожие и хозяева магазинов при виде Леннона приходили в восторг: «Всякий, кто ценит анонимность, обретает ее в нашем городе. Люди с уважением относятся к личному пространству окружающих. Когда известный человек появляется на улице, никто к нему не лезет».
Высокий, лысеющий, то веселый, то раздражительный, студентом Коч жил в Гринвич-виллидж и ходил на демонстрации в защиту гражданских прав и против войны во Вьетнаме. В 1977 году, претендуя на должность мэра, он назвал себя «адекватным либералом», и основным приоритетом обозначил «законность и правопорядок», чем привлек рабочий электорат из таких районов, как Бэй-Ридж, Бруклин, Вудсайд, Квинс. Когда во время предвыборной кампании Рейгана Коч пригласил его в свою резиденцию, многие сочли этот жест заигрыванием с консервативными республиканцами. Других сторонников мэр оттолкнул, ради экономии бюджета закрыв Сиднэмскую больницу в Гарлеме, существенную часть персонала которой составляли афроамериканцы. Его обвинили в расизме и пренебрежении нуждами черного населения. Тем не менее, к концу 1980 года его популярность у народа была достаточно велика. Когда он в толпе кричал – «Ну как я вам?», вокруг раздавались возгласы одобрения.
Есть мнение, что золотой миг его мэрства пришелся на апрель, когда водители автобусов и метро устроили забастовку. Коч в знак протеста вышел на Бруклинский мост, где стал здороваться с пассажирами, пешком добирающимися на работу в Манхеттен.
– Все было однозначно, – вспоминал он впоследствии. – Жители Нью-Йорка в ответ на противозаконную забастовку сказали: «Ну вы и мудаки. Подождите, мы еще с вами разберемся». Это было чудесно. Практически звездный час нашего города.
Как Леннон в былые времена, Коч весьма смачно выражал свое недовольство. В 1965 году он вопреки линии партии поддерживал бывшего мэра, Джона В. Линдсея. Когда Линдсей выступил в пользу его соперника, между ними разгорелась вражда.
– Если честно, я не слишком уважаю Джона Линдсея, – заявил Коч. – По-моему, он не отличается умом. Он не ценит всего, что я для него сделал. Под его руководством город тратил деньги, которых у нас не было. А мне теперь приходится за ним разгребать финансовые проблемы.
В ходе предвыборной кампании Коч при малейшей возможности радостно лил грязь на предшественника. Линдсей обратился к общему другу, чтобы тот вступился за него.
– Он просил, чтобы я перестал его ругать, – поведал Коч. – Иначе ему пришлось бы уехать из города, вот как его допекли мои замечания.
В конце концов, Коч согласился на некий компромисс, поклявшись больше не упоминать имя Джона Линдсея.
– Если мне потребуется что-нибудь о нем рассказать, – пообещал он, – я буду звать его Мэр Икс.
Эллен Чеслер, руководитель аппарата у Кэрол Беллами, президент городского совета и будущей главы ЮНИСЕФ, а так же первая женщина, избранная на общегородской пост, работала на том же этаже, что и мэр. И последние три года жила в том же доме, что Джон Леннон.
Чеслер, американский историк, впервые попала в Дакоту, когда ее пригласили на праздник домой к Бетти Фридэн. Та, соосновательница Национальной организации женщин (НОЖ), и самая известная феминистка страны, отлично вписалась в богемную атмосферу этого здания. Чеслер была очарована.
– В Дакоте было множество интереснейших людей, представителей мира искусства, – сказала она. – В здании было грязновато. Он же старое, местами ветхое, но архитектура просто потрясает.
Когда в 1977 году появилась возможность недорого взять там квартиру, Чеслер с мужем-адвокатом немедленно переехали туда.
Местный фольклор гласит, что Дакота стала первой высоткой, построенной за пределами центра города, примерно в миле от его границ, а имя получила в честь далекой Территории Дакота. Но в прессе нет упоминания этой истории вплоть до 1933 года, когда дому уже было пятьдесят лет, так что скорее всего застройщик просто хотел выразить уважение растущему западу Америки. В 1980 году, до того, как на здание, по выражению Чеслер, «навели лоск» и продали инвестиционным банкирам, его социально ответственные жители с умеренным доходом встречались в лифте с Леннонами, Бэколл, дирижером Леонардом Бернштейном и певицей Робертой Флэк.
– Там жили отличные люди, – сказала Чеслер, – кинопродюсер, торговец антиквариатом. Дети вместе играли во дворе и в коридорах дома. Это была чудесная община. Моим детям очень нравилось.
Уроженка Огайо, Чеслер в 1964-ом попала на концерт «Битлз» на муниципальном стадионе Кливленда. Едва Джон, Пол, Джордж и Ринго вышли на сцену, фанаты рванулись вперед, лезли по головам, устроив на трибунах большую свалку. Положение настолько вышло из-под контроля, что буквально через несколько песен концерт пришлось прекратить, и «битлов» эвакуировали со стадиона.
Через два года «Битлз» привезли на бронированном грузовике. И снова озверевшие фанаты прорвали ограждение и полезли на сцену. Посреди концерта музыкантов утащили в машину и объявили, что если порядок не будет восстановлен, группа уедет. Фанаты, скрипя зубами, вернулись по местам, и спустя сорок пять минут шоу продолжилось.
Воспитание помешало Чеслер подойти к Джону и поведать свои воспоминания о визите «Битлз» в Кливленд. Буйный Шон Леннон со всеми общался легко и непринужденно, но его родители сохраняли дистанцию, и Чеслер с мужем хорошо их понимали.
– Никаких претензий, – сказала она. – Все-таки Джон Леннон – это Джон Леннон.
На милю к югу от Дакоты другой почитатель Леннона готовился к величайшему дню в жизни.
В районе 11 утра в отеле Шератон проснулся и нацепил на нос очки двадцатипятилетний Марк Дэвид Чепмен, ничем не примечательный, низенький и полный гость из Гонолулу. Хотя погода на дворе стояла непривычно теплая для декабря, с Центрального парка по Седьмой авеню дул сильный ветер. Ввиду того, что ему предстояло провести на улице долгое время, Чепмен оделся потеплее. Под свитером песочного цвета у него было термобелье, на ногах – скромные синие слаксы и туфли из коричневой замши.
У Чепмена было предчувствие, что больше он сюда не вернется. Так что он разложил для полиции ряд вещей. Среди них была Библия в кожаном переплете. Открыв Евангелие от Иоанна, он взял ручку и исправил название на «Евангелие от Джона Леннона».
Чепмен достал любимую книгу, «Над пропастью во ржи», об одиноком подростке, который у себя в голове ведет войну с «жуликами». Распахнув блестящую красную обложку, он написал: «Вот мое заявление», подписавшись именем главного героя – Холденом Колфилдом.
На пике славы «битлы» часто оказывались запертыми в отеле, потому что у них под окнами буянили толпы поклонников, так что связью с внешним миром им служили помощники. В первые годы жизни в Нью-Йорке Джон боялся поворачиваться спиной к восторженным почитателям, мало ли кто схватит его за волосы. В былые дни люди так и норовили оттяпать ножницами локон-другой, или вцепиться в него со всей дури. Но теперь Джон расслабился: с одной стороны, фанаты были повсюду, с другой – они научились вежливо обращаться к нему. Чувствовать признание Джону нравилось куда больше, чем бегать ото всех.
– Я гуляю по этим улицам вот уже семь лет, – сказал он на радио Би-Би-Си. – Просто выхожу за дверь и иду в ресторан. Знаете, как это здорово? Или пойти в кино. Конечно, люди подходят и просят автограф, или просто здороваются, но больше не пристают ко мне.
До увлечения макробиотикой Джон с Йоко могли нагрянуть в Нижний Ист-Сайд, сесть за столик в древнем кошерном ресторане «Ратнер», заказать сердитой официантке с еврейским акцентом блинчики. Джон был завсегдатаем «Хисае», расположенного рядом с Дакотой, брал там домой рыбу с овощами, или кусок шоколадного пирога, испеченного согласно принципам макробиотики, на меду вместо сахара.
Люди часто видели, как Джон ведет за руку сына к педиатру, а потом среди прочих родителей сидит в приемной с газетой или журналом. Несмотря на то, что бессчетные помощники семейства Леннонов развивали бурную деятельность, Джон находил дома тихое место, где учил Шона рисовать, читать и писать.
В 1979 году Джон с Йоко попытались объяснить фанатам свой выбор, отправив в «Нью-Йорк Таймс» статью с заголовком «Любовное письмо от Джона и Йоко. Тем, кто спрашивает нас что, как и почему». В послании говорилось, что они ценят семейную жизнь и город, где можно жить так, как им нравится: «Дома у нас очень уютно. Шон у нас умница. Цветы растут. Кошки мурлыкают. Солнце ли, дождь ли, снег ли – город сияет». Отказ от публичности, говорят они, ни в коей мере не означает, что им безразличны те, кто любит их самих и их музыку. «Если вы думаете о нас, – подчеркивается в письме, – помните: наше молчание – это молчание любви, а не равнодушия».
Несомненно, Ленноны были неравнодушны к Нью-Йорку.
В три с половиной года Джон с Йоко устроили Шону визит в дом Гейла, гарлемский приют для детей матерей-наркоманок. Также они послали туда еду и одежду вместе с чеком на 10 тысяч долларов.
В день благодарения чета пожертвовала нуждающимся 1200 пакетов со свежими фруктами, изюмом и орехами, а также шерстяные шарфы. Они организовали доставку тысяч корзин с подарками старикам, неспособным выйти из дома, и малолетним преступникам, заключенным в споффордской следственной тюрьме в Бронксе.
«Сегодня день благодарения, – гласила приложенная записка. – Мы думаем о вас и желаем вам счастья… С любовью, Джон, Йоко и Шон».
Фотограф Боб Груен, друг Джона, предложил бывшему «битлу» попозировать в самой спокойной обстановке. На снимке Леннон, в майке с надписью «New York City», стоит на крыше, а за его спиной виден силуэт Манхеттена.
Джон бесконечно гордился ливерпульским происхождением и акцентом, но Нью-Йорк любил так сильно, как можно любить только дом. «Здесь нет агрессии», – говорил он. В этом городе бывший «битл» и его семья чувствовали себя в полной безопасности.