Текст книги "Игры разума (ЛП)"

Автор книги: Кирстен Уайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Глава 6

Фиа

4 года назад

– ЭТО НЕСПРАВЕДЛИВО.

Я СТОЮ, НОГИ НА ШИРИНЕ ПЛЕЧ, РУКИ скрещены. Я не собираюсь бояться Мисс Робертсон. Мне плевать, что ее плечи расширились, как плотно связан пучок волос, что студенты перешептываются, что она знает о моем жульничестве, даже не смотря на меня. Она не испугает меня (пугает, и я ненавижу ее за это).

– Что именно несправедливо? – Она поднимает свои брови на меня.

– Почему мой тест состоит из эссе? Ведь у всех остальных тест с вариантами ответов!

Она улыбается; это не касается ее глаз. Лживая улыбка. Она – лживая сука. Да все тут врут. Ненавижу это место, ненавижу всю обстановку, изо дня в день я чувствую себя все хуже. Ненавижу две открытки тети Элен, посланные нам за три месяца, как мы тут, пишет, что она в Египте, и что ей жаль, что школа даст всем каникулы на лето. Ненавижу эту красивую столовую со всеми блюдами, ненавижу прачечную со стиральной машиной, ненавижу классные комнаты с малым количеством студентов и таким вниманием к ним.

Энни все это по душе. У нее личный наставник. Они говорили с огоньком в глазах. Она счастлива.

– Послушай, Фиа, целью нашей школы является усложнение задач для студентов. И ты показала отличный результат в тестах на множественный выбор. Ты ни разу не сделала ни одной ошибки. Никогда. В любом тесте по любому предмету.

– Вы намекаете на то, что я жульничаю? – Я не свожу с нее глаз. Не дождется. Я никогда не мошенничала в своей жизни.

– Конечно же, нет. Я просто пытаюсь сказать, что у тебя имеется необыкновенная способность отвечать на вопросы с множественным выбором. Если тебе это так легко дается, чему мы же научишься тогда?

Я едва сдерживаю свой взгляд. Энни бы не одобрила это. Она говорит мне терпеть их столько, сколько я могу, и заставляет меня сообщать ей, когда теряю контроль. Но Энни не понимает. Она не чувствует постоянную боль, у нее нет этих мыслей, которые сводят с ума. Она не чувствует себя дном, как будто не можешь дышать, задыхаешься. Я чувствую это с тех самых пор, как мы приехали сюда. Я схожу с ума. Но я не мошенница.

– Хорошо, будь что будет! – Я топаю к своему месту. Моя тупая клетчатая юбка шелестит. Девушка, с которой я сижу рядом, Эден, хмурит брови. Нас всего пятеро тринадцатилетних в этом классе. Я не удосужилась узнать их. Да и не хочу знать. Я бы хотела ходить на уроки с Энни.

– Перестань быть такой злюкой все время, – шепчет она. – Это отвлекает.

– А тебе какое дело? – шепчу я. – Я не на тебя злюсь.

– Нет, но… не нравиться чувствовать себя так… просто успокойся.

Все здесь больные. Я самая душевнобольная из всех. Я собираюсь сбежать сегодня ночью. Мне плохо от того, как они таращатся на меня, как будто видят меня насквозь, тошнит от класса, который они создали специально для меня, вместо изучения математики и занятий по самообороне, вместо тренажерного зала. И меня так достало чувствовать себя сумасшедшей здесь.

Но Энни счастлива. Она любит своего наставника, Клариссу, все эти тексты и памфлеты от врача, которые я должна читать для Энни время от времени. Она связана с Эден, и они вместе тусовались не раз; можно подумать, что они сестры. Она будет счастлива без меня, ведь я только тяну ее вниз. Может Эден права – я действительно настолько злая, что другие люди чувствуют это.

Я собираюсь убежать. У меня нет денег. Неважно. Я справлюсь с этим. Просто планируя убежать сейчас, я чувствую себя лучше, легче, меньше волнения в голове. Имеется камера и сигнализация, и охранник при входе в школу. Но на втором этаже есть окно, там и балкон. Высотой в десять футов. Я смогу преодолеть такую высоту. Потом продолжу путь внизу. Кирпич старый и неровный. Я смогу, у меня получится.

Я знаю, у меня получится.

Я собираюсь убраться отсюда ночью, и я больше не вернусь сюда. Если понадобится, я укроюсь в доме тетушки. Я буду жить для себя. Буду посылать Энни глупые открытки, и может они вернут ей зрение, и она даже сможет прочитать их самостоятельно. Я не хочу быть без нее – от этой идеи мне трудно дышать – но я не могу остаться здесь.

Я поднимаю взгляд на Мисс Робертсон, она улыбается, но сейчас она не врет. Это вызов. Как будто она знает, что я планирую.

Но она не может знать.

Все же знает. Это моя обычная реакция, дрожь по телу, пустота в желудке, внутри все замирает. Я знаю, что она знает. Откуда ей знать? Мне нужно уйти сейчас. СЕЙЧАС ЖЕ. Я подымаюсь, бросая стул с грохотом к столу.

– Я плохо себя чувствую, – говорю я, оставляя свои вещи, и направляюсь к двери. Внизу длинный коридор, как темный лес. Вверх по лестнице доносится запах лимона, это польская мебель. Прямо к окну, которое я открыла на прошлой неделе, чтобы увидеть, насколько высоко.

Оно забито гвоздями.

Что за черт, я ухожу. Я подымаюсь по другой лестнице, наслаждаюсь яркими желтыми оттенками, под ногами красный ковер. Я заберу все вещи и убегу отсюда. Я побегу к солнцу и больше не вернусь туда, где все неправильно. Я врываюсь к Энни, она сидит на диване и плачет.

– Что не так? – спрашиваю я. – Что случилось?

Она смотрит на меня, но улыбается. Почему она и плачет и смеется одновременно?

– Я не одна такая», говорит она. – Фиа, я не одна! Кларисса тоже может. Она видит будущее. И она собирается научить меня контролировать свои эмоции и видения. Ах, я знала, что эта школа – правильный выбор. – Она стоит и протягивает руки для объятий, я иду вперед, чтобы она обняла меня, потому что я никогда не остаюсь в стороне, если Энни рядом. – Подумай об этом, Фиа. Если бы я могла это контролировать, я бы могла увидеть раньше маму и папу, я могла понять, что именно увидела… – Я знаю, что она видела, ведь она говорила об этом столько раз, плача посреди ночи.

Она видела их жизни, перевернувшиеся в один миг. Она до сих пор обвиняет себя в смерти родителей, потому что у нее было видение, и она ничего не смогла изменить. (Не изменила. Я здесь потому – нет, остановись).

Может эта школа – это лучшее, что случалось с ней; она сможет понять, как контролировать свои видения. Но почему я должна чувствовать себя плохо, в то время как она счастлива и полна надежды? Нет. Моя работа заботиться о ней. Если ей нужно, чтобы я осталась, я останусь.

Волосы на затылке встают дыбом, и я поворачиваюсь увидеть то, что Энни не может. Мисс Робертсон, тихо притаившись у дверей, стоит и наблюдает за мной.

Прошло две недели, как окна забили гвоздями. Замки были установлены на всех окнах, на каждом этаже. Администрация сказала, что это сделано, чтобы предотвратить взлом.

Каждый день Энни рассказывает мне, чему она научилась, какая умная Кларисса, какое это удивительное совпадение, что нашелся единственный человек, кто может понять ее. Я не улыбаюсь, ведь с Энни в этом нет необходимости, но я вру, когда мы вместе.

Сейчас я сижу в классе.

Я не выполняю заданий.

Я просто сижу, без какой-либо работы, не отвечаю на вопросы, и они не сделают со мной ничего. Нет ареста. Нет угроз. За исключением случаев самообороны, когда мой инструктор бьет и бьет меня, пока я, наконец, не нанесу ответный удар.

Я пронизана синяками под моей белой рубашкой, которая пропахла хлоркой, они заставляют испытывать боль из-за смерти мамы, не думаю, что может быть что-то сильнее этого.

Я не говорю Энни. Я не могу ей сказать. Энни счастлива и я должна сделать ее счастливой. Моя работа убеждаться в том, что она по-настоящему счастлива.

Я смотрю на Мисс Робертсон, я все еще виню ее в заколачивании окон, никаких причин на это не было.

Затем мне в голову приходит гениальная идея. Может и Клариссу не просто так подослали. Вся эта школа пронизана ложью. Я знаю это как никто. Я хочу узнать зачем, если я узнаю почему, мне не будет так плохо время от времени. Если есть причина, почему все так, я не буду чувствовать себя сумасшедшей из-за этого всего. (Я не сумасшедшая, не сумасшедшая). Я откидываюсь на стуле, глядя на мисс Робертсон, и думая, что у меня нож в ботинке. У меня в ботинке нож. У меня нож в ботинке и я собираюсь вытащить его и зарезать Эден до того, как она закричит. Нож в ботинке. Я собираюсь зарезать Эден. Прямо сейчас.

Мисс Робертсон бежит ко мне и кидает на пол, моя голова прижата к полу. Она бьет меня – это не так уж трудно, хватает за локти, колени скрещены, и мне всего тринадцать. Она снимает один из моих ботинок, а потом другой, тяжело дыша. Мое лицо разбито. Я не могу ничего видеть. Не могу двигаться.

Моя учительница орет:

– Что… зачем ты… Эден! Что сейчас чувствует Софиа?

– Я не знаю! Как я могу…

– Просто скажи, как она себя чувствует сейчас!

– Она – вообще она была спокойной, пока вы ее не схватили. И сейчас она как будто, не знаю, как сказать, как будто смеется внутри, но также она и напугана. – Эден тоже напугана, тем более она все знает.

Мисс Робертсон встает, и я поворачиваюсь на спину, слезы текут по моим щекам от боли в голове, но Эден права – я смеюсь.

Я смеюсь, смеюсь, заливаюсь, думая о мисс Робертсон, ищущей нож в ботинке, которого там не было. Я как будто освещаю эту комнату светом, смеясь от души, как будто взяла спички и зажгла ее.

Это место плохое, я думаю о ней, и я все знаю.

– Очень умная девочка, – говорит мисс Робертсон со своей лживой ухмылкой. – Думаю, ты готова для углубленного отслеживания.

Глава 7

Энни

День понедельника

Она должна была уже вернуться к этому времени, почему ее до сих пор нет? Мне надо услышать ее, понять, все ли с ней в порядке. Конечно же, она мне соврет, но я должна услышать ее.

Это все моя вина. Снова. Либо я вижу события и не могу остановить их, либо я сама вызываю их, потому что все неправильно вижу. Из-за меня погибнет вся моя семья. Я уже итак разрушила Фию, затащив ее в эту школу. Я не могу убить ее.

Я выхожу за дверь и выхожу в холл. Кто-то тут же встает – Дарен, это его звуки. У него привычка выдыхать, когда он собирается что-то сделать.

– Я могу чем-то помочь, Мисс Анабель?

– Ну да, можешь, Дарен! Там окно в конце холла, не так ли?

– Да.

– Можешь открыть его?

– Тебе жарко? Я могу включить кондиционер.

– О, нет, окно не для меня. Это для тебя. Ты можешь просто выброситься из него.

Минутная пауза и затем:

– У вас такое потрясающее чувство юмора, мисс Анабель.

– У меня всего 4 чувства, надо ж как-то это компенсировать. Ты можешь продолжать сидеть в кресле и читать свои любовные романы. А мне надо увидеться с Эйден.

– Дай мне знать, если тебе что-нибудь понадобится.

– Чтобы вы могли вновь разочаровать меня, не послушав? Да будет тебе, Дарен. – Я продолжаю идти по коридору, касаясь руками гладкой деревянной обшивки. Пропускаю дверь в пустую комнату. Еще одну. Стучусь.

Открывается дверь, и она тут же протягивает руки ко мне.

– Что-то не так? Что стряслось?

– Они послали Фию на миссию.

Эйден вскрикивает:

– Она в порядке?

– Мне нужно, чтобы ты увидела, что с ней, когда она вернется. Она соврет мне.

Она вздыхает и ее настроение меняется, когда она отдаляется от меня.

– Мне очень жаль. Правда. Думаю, это неправильно. Но я не могу находиться с ней рядом. Ты понятия не имеешь, на что это было похоже, когда мы виделись в последний раз, втянутая во весь этот гнев. У меня голова кругом. От нее у меня головная боль, чувство будто я наглоталась кислоты. Она – яд.

– Моя сестра не яд. – Я выдергиваю свою руку обратно.

Она снова вздыхает, и ее голос становится мягче:

– Прости. Просто я уже говорила тебе, как она будет себя чувствовать. Она будет в гневе. Это первый раз с тех пор, как мы приехали из Европы. Я бы хотела помочь ей, но не могу, также как и ты!

– Почему ты еще здесь? – Я так разъярена, что хочу тряхнуть ее, и уверена, она это чувствует. – Почему ты вернулась? Почему не вернулась к Кейну, не осталась его маленькой шпионкой?

Мне не обязательно быть ясновидящей, чтобы почувствовать боль в голосе Эйден:

– Я не хотела, чтобы ты была одна.

– Как ты можешь работать на них? – Шепчу я. – Они держат меня здесь как в тюрьме, чтобы контролировать Фию.

– Ты когда-нибудь задумывалась, что они держат тебя здесь лишь для того, чтобы обезопасить от Фии?

– Это ложь.

– Ты не можешь чувствовать ее так, как ее чувствую я. Она опасна, Энни, и меня пугает каждый раз, когда она остается с тобой наедине. Она – … – Я слышу ее резкий вдох. – Хорошие новости, она здесь. Я чувствую ее на первом этаже. Полагаю, институт искусства отменяется. Приходи, как она уйдет, и мы сделаем маникюр, договорились? – Эйден начинает закрывать дверь, но колеблется. – Прости меня. – И вот дверь закрыта.

Я смотрю с надеждой на лифт в конце коридора. Я бы хотела спуститься и встретиться с ней, но в отличие от Эйден, которая может ходить когда и где угодно, без ключа—карты Дарена я не смогу спуститься вниз.

Чтобы защитить меня. Отлично. Да я самый защищенный заложник во всем мире.

Я сосредотачиваюсь на звуках из лифта: приглушенный звон, звук дверей. Звук шагов Фии, спускающихся вниз. Она всегда ходит громко, чтобы я услышала ее.

Но вдруг вместо звуков я вижу вспышку света, да – это он, я вижу свет! – и все эти огни и темнота, которые заполняют мои видения, везде темнота и дым, пожар ли это? Должно быть пожар! Слишком много людей умрут.

Нет, это не огонь, это тела танцуют, ритм музыки. Вспышки меняются так быстро, что я не могу запомнить их лица и имена. И Фиа, О Фиа – ты так красива, что у меня разрывается сердце, все танцуют, но она двигается так, как никто другой. Ее глаза закрыты и ее рука поднята. Только одна рука, ей очень больно, кто посмел причинить ей боль? Как скоро это произойдет? Но она потеряла себя, и я знаю, что в тот момент она была по-настоящему счастлива.

Я хочу что-нибудь сделать, но продолжаю стоять и видеть, как моя сестра танцует.

Но потом я понимаю, что не единственная, кто наблюдает за ней. Кто-то еще. Вот что главное в этом видении – не увидеть Фию счастливой, а увидеть того, кто именно наблюдает за ней. Я пытаюсь отсканировать этого труса, но ничего не получается: Я застряла здесь, в своих видениях. Кто-то смотрит на нее. Фиа продолжает танцевать, забыв обо всем.

Если бы я только могла понять, кто смотрит, затем …

– Энни! Анабель!

Голос Фии освобождает меня от видений, от этого света и тьмы.

– Что ты увидела? – Слышится голос Джеймса. Черт. Я должна была оставаться в своей комнате. Он бы не узнал, что я что-то увидела. Я не рассказываю им о большинстве своих видений. Это великая сила все держать в голове и ничего не открывать. Они туда не заберутся.

– Фию. Она танцует.

– Вау! Я собираюсь танцевать! – Я чувствую, как она кружится вокруг меня, ее шаги становятся все быстрее, и какой-то стук об стену.

– Тебе нужно ложиться отдыхать. – Фыркает Джеймс.

– О, Джеймс, – Фиа вскрикивает. – Только не при моей сестре. Она тебя ненавидит.

– С тобой все в порядке? – Я хочу прикоснуться к ней, но она танцует вдали от меня. Играет какая-то неприятная попса. Наверно здесь Дорис – я пропустила все, что видела.

– Я не добьюсь от нее ничего, – фыркает Дорис. – Я возвращаюсь к себе в офис. – Она уходит, бормоча себе под нос, что эта песня заела у нее на весь день.

– Детка, детка, детка, Мисс Робертсон! Та-тата! – Фиа не берет мою руку, больше и не возьмет, но я слышу, как она топает ко мне в комнату, я следую за ней.

Ее шаги обрываются. Я предполагаю, Джеймс схватил ее. Его голос слишком спокойный.

– Хорошо, Фиа. Ты увидела ее. Не знаю, зачем она тебе нужна, но ты уже увидела Анабель, так что мы можем направляться к доктору Гранту, не так ли?

– К доктору Гранту? Зачем ей нужен доктор? – спрашиваю я.

– Но я должна рассказать все Анабель о моем приключении. Энни… – Она так близко склоняется к моему лицу, что я могу почувствовать ее дыхание. – В меня стреляли. Это было незабываемо. Сколько семнадцатилетних девчонок могут сказать это?

– Кто-то выстрелил в нее? – Я поворачиваюсь к Джеймсу и с ужасом говорю. – Ты позволил этому случиться?

– Пожалуйста, Фиа, – говорит Джеймс.

– Да, хорошо. Я тоже убила одного невинного ребенка из колледжа. Он бы тебе понравился, Энни. Он был очаровашкой. У него были длинные ноги и руки, и серые глаза. Но потом он просто сдох. Маленький несчастный мертвый малыш.

Я вздохнула, не знала, что смогу. Не чувствовала такого с момента, как солгала Кейну.

– Мне жаль.

– Я была почти убита или убила кого-то? Конечно, мне не жаль. Не жаль, не жаль, вообще пофиг. Этот зал предназначен для кого-то еще? Только для меня? Ладно, я собираюсь вытереть кровь об диван Энни. Не волнуйся, Джеймс – она все равно не может видеть. Она никогда не узнает.

Я слышу, как ее плечо касается стены, она волочится в мою комнату.

– Ты накачал ее антибиотиками? – Спрашиваю я. Я предполагаю, что она не истекает кровью, а также то, что Джеймс не позволил бы и приблизиться близко ко мне. Возможно, он дал ей что-то от боли. Я не почувствовала ни капли алкоголя в ее дыхании. С ней давно такого не происходило.

– Нет. – Джеймсу хватает смелости грустить. Он не имеет права так поступать с моей сестрой. Я шагаю дальше, он сжимает мою руку, но я отталкиваю его.

– Ей не разрешено быть здесь сейчас.

– Джеймс. Она ранена. Она убила человека. Я думаю, ты можешь нарушить правила.

Он спокоен и я задерживаю дыхание: пожалуйста, пожалуйста, ну будь ты человеком, ну хотя бы раз в жизни.

– Хорошо. Я пошлю Гранта присмотреть за ней в вашей комнате. Но потом ей придется уйти.

Ненавижу его. Ненавижу, что Фиа может приходить сюда только по их разрешению, что мы не можем покинуть эту проклятую школу. А также то, что Фиа может жить где-то еще, в то время как я закрыта здесь, в этом аду.

– Да ты святой. – Я кидаюсь словами, желая, чтобы я была его ядом, а Фиа – ядом для Эйдена.

– Она не заслуживает этого. Мне действительно жаль. Обо всем. И я обещаю, что не брошу ее сегодня. Я позабочусь о ней.

– Не тебе о ней заботиться. – Я направляюсь в свою комнату, не касаясь стены, и закрываю за собой дверь. – Фиа? Ты где?

Приглушенное рыдание доносится из-за дивана. Я подхожу к углу и вскрикиваю. Я уже несколько лет не спотыкалась о мебель. Потом я сажусь на колени и пытаюсь сесть рядом с ней.

– Тсс, все будет хорошо.

– Не все так хорошо, Энни. То, что я наделала…что же я наделала…Мне очень жаль. Я со всем разберусь, я обещаю.

Я нахожу ее волосы и глажу их; они мягкие, но на кончиках твердые с какой-то жидкостью. Кровь. Я хочу подбодрить ее. Моя маленькая сестренка на моем диване, и у нее в волосах кровь, и я не знаю точно, чья именно эта кровь.

– Ты что-нибудь видела? – шепчет она. – Они собираются убить нас? Мы в порядке?

– С нами все хорошо, мы в порядке, я обещаю, все будет хорошо. – Я бы так хотела увидеть ее плечо, ее рану. Увидеть ее лицо, понять насколько ей больно. Может и не хочу вовсе. Лучше увидеть ее танцующей.

Я прихожу в себя.

– Не танцуй.

Она смеется.

– Почему?

– Кто-то смотрит на тебя.

Она снова смеется. Смех резкий, не такой, когда мы были детьми.

– Когда я танцую, все наблюдают.

Я вздыхаю, прислоняю голову к ней.

– И не позволяй Джеймсу остаться у тебя на ночь.

– Ты что-то увидела, да? Что-то плохое должно случиться?

Она встревожена.

– Я твоя старшая сестра. Мне не обязательно видеть, чтобы понять, что Джеймс плохой парень, он не для тебя

Фиа фыркает.

– Ты бы изменила свое мнение, если бы увидела его. – Ее голос приглушенный, она пятится назад, берет мое лицо руками. Она кричит, потом рыдает. – Мое плечо реально болит, – она хныкает. Я слышу постукивание пальцев по дивану, три паузы, потом три постукивания. Ох, Фиа.

– Я знаю. Но все в порядке. Все кончено. Больше я не позволю им сделать тебе больно снова.

– Энни, – говорит она, обнимая меня за шею и целуя мой лоб. – Я ничего не сделала.

– Не сделала что?

– Я это улажу. Я обещаю. Ты будешь гордиться мной, я заставлю тебя гордиться и я вытащу тебя отсюда. Я не выполнила задание. Не смогла. Я не убила Адама.

Мое сердце охладевает, я хватаю ее за плечи. Она кричит от боли.

– Ты не?

– Нет, я не смогла. Прости. Я знаю, что натворила. Но я подумала…Я надеюсь…Ты бы не хотела, чтобы я убивала его. Он хороший, Энни. Я сделала правильный выбор. Впервые за столько лет я послушалась себя. Я была так напугана, что вернусь домой – что ты – что они узнают, и что они причинят тебе боль. Но они не знают. Я покончила с этим. И я собираюсь дальше прислушиваться к себе. Я смогу с этим справиться. – Она ждет моего ответа, но я не отвечаю, не могу. В ее голосе еще больше боли, когда она говорит это. – Я думала, что ты будешь гордиться мной за то, что спасла того, кого хотел убить Кейн.

Я позволяю ей пойти и сесть на диван. Слышится удар двери.

– Это не Кейн хотел его смерти, – говорю я.

Щелчки ручки двери; наш разговор подходит к концу. По крайней мере, доктор Грант – человек и наши мысли сейчас в безопасности.

– Тогда кто? – спрашивает Фиа, ее голос дрожит. Мне и так больно видеть ее в таком состоянии, я не могу подойти к ней. Не могу помочь. – Кто хотел его смерти?

Я встаю с дивана и направляюсь к выходу.

– Я.