Текст книги "На фланге линии Маннергейма. Битва за Тайпале"
Автор книги: Кирилл Якимович
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)
А здесь, на востоке Перешейка, части Красной армии, казалось бы успешно начавшие генеральное наступление по всему своему участку фронта и достигшие определенных успехов раньше своих коллег на выборгском направлении, потерпели неудачу, затормозили наступление, а вдобавок еще и потеряли позиции, отбитые у противника ценой большой крови в районе Кирвесмяки.
Дело было так. На следующий день после того, как первые красноармейцы 222-го полка спрыгнули в ходы сообщений 1-й и 2-й опорных позиций Теренттиля, пехотинцы из 756-го полка 150-й дивизии, прикрываясь склоном противотанкового рва, подтянулись к бугру на лугу Суонийтют и захватили 5-ю позицию, обозначенную на советских картах как «высота „Репа“ с ДОТом № 102». Большинство солдат из ее гарнизона не успело встретить их огнем из-за того, что во время артиллерийского налета они скрылись в убежище на соседней «четверке», до которой было около трети километра. В этот момент позиции занимали бойцы финского 6-го отдельного батальона, «карелы» или «псы Саарелайнена», которые уже неделю находились на передовой. В течение короткого боя, перед тем как оставить окопы и отступить, батальон лишился свыше пятидесяти человек убитыми, побив свой мрачный «рекорд» по числу погибших в сражении за Келья в декабре 1939 года.
Одновременно с этим мощный удар обрушился на 1-ю позицию, у берега Суванто-ярви. Артиллерийский налет и последовавший за ним штурм советских блокировочных групп был такой силы, что на этой позиции ни один финн не успел отступить. Это был первый и, пожалуй, единственный случай за всю историю войны на Тайпале, когда ни одного боеспособного защитника в окопах не осталось – только убитые и раненые. Окрашенные под цвет зимы бронещитки, которыми прикрывалась атакующая советская пехота, сыграли немаловажную роль при штурме, позволив ей намного ближе подползти и блокировать ДОТ № 108, бывший ключом всей обороны этого опорного пункта. Красноармейцам удалось преодолеть неглубокую безлесую лощину с оврагом, разделяющую противоборствующие стороны. Когда большинство бойцов из блокировочной группы оказалось в «мертвой зоне» противоположного склона, куда не могли попасть финские пули, ворваться во вражескую систему траншей оставалось делом техники. Это были бойцы взвода младшего лейтенанта Айрапетяна.
Обе утерянные позиции – одна на крайнем правом и вторая на левом фланге Кирвесмяки – создавали для финнов угрозу охвата всего укрепрайона. И контратака началась в этот же день.
Сначала взялись за «единицу». Горя желанием как можно быстрее покончить с неприятным инцидентом, командир финского 1-го батальона 21-го полка выслал туда штурмовую группу без предварительной артиллерийской подготовки. Группа откатилась назад, таща на себе убитых и раненых, включая своего командира. Почти сразу же была выслана еще одна группа, которая возвратилась с тем же результатом.
К ночи началась вьюга, и после того как финские минометы выпустили около трехсот мин на занимаемый русскими пехотинцами участок шириной сто пятьдесят метров, сопротивление группы Айрапетяна было сломлено. Плотный огонь вражеской артиллерии и начавшаяся метель не позволили красноармейцам подтянуть подкрепление и боеприпасы, и когда в бой пошла пехота противника, оставшимся в живых нечем было обороняться. Айрапетян дал приказ отступать, сам оставшись прикрывать отход своих подчиненных. Финны обложили сопротивляющихся с трех сторон, и лишенные боеприпасов солдаты гибли под пулями врага даже не имея возможности подороже продать свою жизнь. В этом бою батальон потерял двести человек, т. е. большинство из тех, кто еще утром полз по склону у деревни Кирвесмяки. По прошествии всего нескольких часов все, что осталось от целого батальона живых людей, представляло собой перемолотую кровавую массу, заполнившую собой окопы и близлежащие воронки. Войлочная обувь отбивших свою позицию финнов быстро приобрела розовый оттенок.
Сам же младший лейтенант Григорий Айрапетян до последнего момента оставался в занятой траншее, держа противника на расстоянии, тем самым обеспечивая отход взвода. Когда кончились гранаты, он, будучи раненным в грудь, смог доползти до своих позиций, отстреливаясь из револьвера. К счастью, почти невидимое в условиях ночной снежной мглы обессиленное тело заметили и затащили в свои окопы. В госпитале лейтенанта положили в палату безнадежных, но, к удивлению врачей, он выкарабкался из лап смерти и стал поправляться. После окончания войны за этот бой он был награжден Звездой героя.
На всех остальных участках передовой линии Маннергейма успех идущим на штурм советским батальонам не сопутствовал. В тот же день 11 февраля финны пресекли еще несколько попыток взять в лоб 4-ю и 5-ю позиции в Теренттиля. Действовавшие по декабрьскому сценарию роты красноармейцев не успевали пересечь поле у «леса Пярсинена» и у «Народной школы» и залегали под огнем стрелкового оружия неприятеля. Порой достаточно было одного пулемета, чтобы остановить и отбросить назад группу из нескольких десятков человек, как это было на «четверке»: приданные батальону Карла Лагерлефа пулеметчики, увидев десятки стремительно приближающихся к ним людей в белых маскхалатах, схватили свое вооружение и бросились наутек. Единственный не испугавшийся и оставшийся в окопах финский солдат со своим скорострельным вооружением спас все положение – штурмующие были рассеяны.
Отступления, переформирования и новые атаки на позиции противника не только не останавливали напора, но, наоборот, повышали интенсивность сражения. Неудачи на восточном фланге с лихвой компенсировались на западном, потом опять на восточном, затем все повторялось по новой.
После того как в Кирвесмяки была отбита обратно 1-я позиция, финны атаковали «пятерку», ударив по ней из остатков леса, в трехстах метрах по направлению к Суванто. Как и в случае с «единицей», пятая позиция была взята через пару дней только со второй попытки. Первая же попытка окончились неудачей опять-таки из-за спешки и отсутствия минометной поддержки. В конце концов минометы и автоматы «Суоми» сделали свое дело, и 14 февраля командир 9-й роты Неминен выстрелил из ракетницы, подав своим сигнал: «пятерка в наших руках».
Но в руках финнов позиция оставалась недолго.
На следующий же день большинство финских солдат, засевших в осыпавшихся траншеях на выступающем холме, были погребены под разрывами советской артиллерии или полегли под огненными всполохами пулеметов Дегтярева. Пятая опорная позиция опять перешла в руки батальона теперь уже 469-го полка, сменившего изрядно потрепанный предыдущими боями 674-й полк 150-й стрелковой. Очередная сотня красноармейцев капитана Василенко, снабженная автоматическим оружием и гранатами, вновь отбивала контратаки противника. Все та же финская 9-я рота несколько раз вставала в контратаку за овладение этой болотной возвышенностью и снова и снова теряла солдат и офицеров. В первой атаке ведущий своих бойцов в бой капитан Неминен получил ранение и был отправлен в тыл. На его место встал лейтенант Хоканен, но и его через мгновение настигла пуля. Следующий офицер, устным приказом в суматохе боя назначенный командовать 9-й ротой, также довольно скоро получил тяжелое ранение. С приходом четвертого командира атаки решили прекратить. Пятая позиция в Кирвесмяки окончательно перекочевала за линию фронта на советскую сторону, позволив красным командирам доложить командованию, что ДОТы № 102 и 141 захвачены. Бугор на лугу Суонийтют ощетинился стволами в противоположную сторону. В качестве дополнительного оборонительного средства перед позицией был выставлен танк Т-26, грозно вращающий башней в направлении возможной контратаки противника.
Вместо безвозвратно утерянного опорного пункта в ста метрах к северо-западу финны оборудовали новый оборонительный рубеж. Вырытая прямо в болотной земле позиция получила название «промежуточной» или по-фински «Вяли». Впрочем, иногда она еще называлась «Таппара», по имени убежища для солдат, расположенного прямо за ней.
Всего за несколько дней кровавой мясорубки, превращающей в бренные останки целые подразделения с обеих сторон, физическая выносливость солдат отступила на второй план. Когда, подобно немилосердной лотерее, смерть постоянно витает над окопами, час за часом, день за днем выдергивая из рядов то одного, то другого, а то и целые группы людей, единственной преградой для помешательства оставалась выносливость моральная, не позволявшая принимать потерю однополчанина близко к сердцу По сути дела, в этих окопах из перемолотого снега и земли мертвые не сильно и отличались-то от живых. Обилие тел убитых солдат и финны и русские приучились использовать как дополнительную защиту от пуль – уложенный на бруствер застывший на тридцатиградусном морозе труп по своей крепости был сравним с броней. При всей дикости этого способа фортификации с сегодняшней позиции, осуждать их не то что не этично, но скорее всего и бесполезно. В момент, когда жизнь висит на волоске и страх застилает все остальные чувства, моральные соображения (даже если отбросить некую преднамеренность в связи с тем, что тела принадлежали к армии противника) уступают место обычному прагматизму. Ведь мертвому уже ничем не поможешь, ему все равно где лежать, а своим телом он сможет защитить от пуль еще живого.
Обилие покойников нередко вызывало ошибки в определении, кто в этом холодном аду живой, а кто отправился к праотцам. Командир одного из финских батальонов, капитан Полон, подчиненные которого в этот момент занимали окопы 3-й опорной позиции в Теренттиля, лично выходил ночью проверять часовых и всегда перекидывался несколькими фразами с каждым солдатом, встречающимся ему на пути по мере его обхода. Проходя мимо приставленного кем-то к брустверу лицом в поле замерзшего тела красноармейца, он не различил в темноте разницы между живым и мертвым, и с вопросом «Как дела?»похлопал его по плечу. Не услышав ответа, он вполне серьезно произнес: «Вы, конечно же, молодец, что так внимательно ведете наблюдение. Тем не менее, я бы рекомендовал вам двигаться, чтобы не замерзнуть…» [61]61
«Talvisota. Kronikka». «Gummerus», Jyväskylä, 1997.
[Закрыть]
Через неделю после начала «генерального наступления» Грендаля все подступы к финским позициям в Теренттиля и Кирвесмяки были усеяны телами. Итог непрекращающихся штурмовых вылазок с 8 по 15 февраля получился неважным – потеряв пару тысяч человек, только в трех местах 3-му стрелковому корпусу, объединяющему 150-ю и 49-ю дивизии, удалось вклиниться в финскую оборону. Теперь надо было сделать передышку, потому что после такой жаркой схватки ни людей, ни техники не хватало. Обе дивизии срочно нуждались в пополнении. Ну а те, кто выжил, были готовы сделать все, чтобы не идти в бой, вплоть до самострелов и открытых отказов. За каждый день боев только один 222-й стрелковый полк терял около двадцати человек убитыми и сорока ранеными. Бесстрастная запись в журнале боевых действий от 15 февраля гласит: «Полк до укомплектования к наступательным действиям не способен, необходим отдых всему личному составу. Комсостав чрезвычайно нервно реагирует на распоряжения в обстановке, что отражается на боевой работе подразделений» [62]62
РГВА. Ф. 34980, Оп. 12c, Дело № 384.
[Закрыть].
«Первая адская неделя» завершилась. Впереди была вторая, но для противоборствующих сторон наступила передышка. Длиной в одни сутки.
Люди на войне
Состояние человека на войне описано в литературе тысячи раз. Трехмесячная Финская кампания не была исключением в общемировой военной истории в том смысле, что основную тяжесть нахождения на передовой приняли на себя так называемые резервисты – как с советской стороны, так и с финской. И если в Финляндии мобилизацию объявили еще в октябре (объявив ее «внеочередными армейскими сборами»), то в Советском Союзе войну начали кадровые части, которые затем пополнялись как за счет призванных из мирной жизни гражданских лиц, так и за счет новых сформированных подразделений.
Эта война становилась особенной еще и потому, что здесь не было многочисленных военных преступлений и не было массовой гибели гражданского населения. Да, существуют отчеты о «художествах» финнов в окруженных частях РККА в Карелии, равно как и сводки о жертвах среди горожан финских населенных пунктов после советских авианалетов. И будучи в бою, противники не жалели сил и средств, чтобы выполнить поставленную задачу, а это значило убивать и убивать…
Но когда жар сражения остывал и солдаты враждующих сторон опять располагались друг от друга на пусть и незначительном, но расстоянии, ожесточение и злоба в людских сердцах опять уступала место обычному человеческому состраданию. Плотная стена атакующего противника, воспринимаемая как единое целое, распадается на отдельных людей, к которым применимо сочувствие.
В период январского передыха наблюдатели с обеих сторон фронта пристально вглядывались в нейтральную полосу, чтобы засечь любое движение противника. Если с советской стороны дозорный видел значительное число перебегающих финнов, он тут же вызывал огонь артиллерии или пулеметов в означенный район.
Но иногда поведение неприятельской стороны обескураживало наблюдателей своей нетипичностью.
Вообще, любое перемещение в стане врага скрупулезно протоколировалось в разведсводках и в журналах боевых действий советских частей. Тем более что финны старались не высовываться и не дразнить противника. В один из морозных январских дней мерзнущие красноармейцы с удивлением увидели, как из траншеи противника, нисколько не скрываясь и положив винтовку на бруствер в советскую сторону, задумчиво смотрит финский пехотинец. В дневной записи 222-го стрелкового полка завершение этой необычной истории звучит так: «Финна пригласили во второй батальон. Не пошел, после чего был обстрелян пулеметным огнем и скрылся» [63]63
РГВА. Ф. 34980, Оп. 12c, Дело № 384.
[Закрыть].
Другая, более печальная история произошла в одну из ночей затишья между первой и второй «адскими неделями». В болотной канаве, одновременно ставшей окопом второй позиции Теренттиля, солдаты из батальона майора Лиеска находились на боевом дежурстве. Ночь была на удивление тихой и морозной. Морозной до такой степени, что к утру столбик термометра упал до -30 °C. Холодный блеск звезд затмевал только яркий месяц да осветительные ракеты, с шипением очерчивающие полукруг по черному небу и гаснущие на полпути к заснеженной земле. Солдаты почти не разговаривали – русские позиции были в нескольких десятках метрах от них, и временами они чувствовали запах махорки, достигавший их траншеи с легким ночным ветерком, от которого становилось еще холодней и тоскливей.
Внезапно из темноты «ничейной» земли до них донеслись слабые стоны. Они прислушались. Стоны усилились, и они смогли различить невнятную речь на русском языке, из которой они понимали только одно слово: «Сталин». Вероятно, это был один из несчастных бойцов Красной армии, участвовавший в последней атаке. Раненый в бою и потерявший сознание, сейчас он очнулся посреди ночи и начал бредить.
Прошло достаточно времени, но стоны и повторяющееся слово «Сталин» не только не прекратились, но еще и усилились. Теперь уже не надо было прислушиваться, чтобы их различить. Одинокий жалобный голос, раздающийся с перепаханного снарядами и обильно политого кровью мерзлого болота, резал слух и вызывал нестерпимую жалость в казалось бы очерствевших душах защитников Тайпале.
Стоны скоро перешли почти в крик. Один из пулеметчиков шепотом предложил выпустить очередь в направлении голоса, чтобы прекратить мучения неизвестного вражеского солдата. Однако его напарники возразили ему, и договорились, что если с русской стороны к кричащему будет пытаться подползти помощь, они не будут стрелять. Было очевидно, что крики хорошо слышны не только на финских, но и на советских позициях.
И действительно, через какое-то время впереди послышалось движение.
Осторожно выглянув из своего импровизированного укрытия, финские пехотинцы заметили в ночном сумраке две фигуры, ползущие к одной из воронок у растерзанных остатков заграждений из колючей проволоки. Пистолетный выстрел сухо разорвал морозную ночь, и под февральским небом Сурмансуо воцарилась тишина. И только закутанные до ушей дозорные всматривались в ночную мглу…
Вероятно, раненый красноармеец был безнадежен. В противном же случае однополчане попытались бы его вытащить, как бывало не раз и описывалось в боевых донесениях.
Похожий случай, хотя и с более счастливым концом, произошел с финским солдатом Арни Нити, прибывшим на Тайпале в составе пополнения в середине февраля 1940 года. Будучи подносчиком патронов, он был прошит очередью из советского пулемета и в момент отступления своих был в бессознательном состоянии оставлен в одной из воронок на «гиблом болоте». Когда он открыл глаза, над ним склонились два вражеских солдата, у которых еще не прошел пыл ожесточения сражения. Обычно в момент боя атакующие обеих сторон, не задумываясь, стреляли в попадавшихся по пути бойцов противника и продолжали атаку. Поэтому Арни закрыл глаза, ожидая последнего выстрела. Однако ему повезло.
Красноармейцы с выражением нескрываемого любопытства на грязных лицах спрыгнули в воронку, быстро обыскали его самого и содержимое его вещмешка и торопливо выкинули в соседнюю яму найденные там гранаты, а заодно с ними вещи и продукты. Потом, откуда ни возьмись, появились носилки, и солдаты потащили его к своим позициям, проходившим по южному краю болота. Пришел врач, который поцокал языком, сказал пару фраз ни слова не понимающему по-русски финскому парню, разрезал его куртку и накрепко перевязал.
Арни потерял сознание, а когда очнулся, то обнаружил себя уже в Метсяпиртти, в полевом госпитале. Его накормили горячей пищей и даже влили в него стакан водки. Смерть отступила.
После того как его переправили в советский тыл, рядовой Нити покочевал по советским госпиталям, побывав в Рауту, Сиркиянсаари и в Ленинграде. В конце концов он очутился в лагере для военнопленных в глубине России, откуда с сотней своих земляков благополучно вернулся на родину в мае сорокового года.
Плен – это всегда сильное потрясение, страх за свою жизнь и глубокое унижение. Конечно, если речь не идет о добровольном переходе на сторону врага. Судьба плененного полностью находится во власти его противника и порой совсем не зависит от его поведения. Пленный может рассказать на допросе все, что знает, чтобы потом быть расстрелянным просто из-за того, что у захвативших его солдат нет ни дополнительного пайка для него, ни возможности отправить его в свой тыл.
Проблема отсутствия достаточного количества пленных (а следовательно, информации о противоборствующем войске) вынуждала советскую сторону относиться к каждому захваченному военнослужащему противника с большим вниманием. Конечно, бывали досадные случаи, когда добыча ускользала из рук, как, например, в случае с захватом окопов у болота Теренттилянсуо. Притворившийся мертвым финский солдат открыл огонь по находившимся в траншее красноармейцам 222-го полка. Недолго думая, его закололи штыками, о чем потом с нотками извинения и доложили своим командирам. Дескать, выхода другого не было…
Тех, кто, не сопротивляясь, сдавался в плен, отправляли в Особый отдел дивизии на допрос. Для того чтобы представить, какую информацию советская разведка получала от каждого допрашиваемого, ниже почти полностью приведен протокол допроса финского солдата, взятого в плен бойцами 49-й стрелковой дивизии в начале февраля во время «первой адской недели» на высоте «Стул» или 5-й опорной позиции Кирвесмяки.
«ОПРОСНЫЙ ЛИСТ ВОЕННОПЛЕННОГО БЕЛОФИННА-ШЮЦКОРОВЦА ЛАППЕ ЭЙНО ЮГАНПОЙКО
Рабочий, но имеет землю 100 Га. Уроженец Пихлаявеси, местечко Пиракюля. Служил в финской армии рядовым, по национальности финн, член шюцкоровской организации с 1933 года.
Вступил в шюцкоровскую организацию в г. Пихлаявеси. В бело-финскую армию мобилизован 13-го октября 1939 года. На передовой линии находится с начала войны в 21-м полку 3-го батальона 9-й роты, который действует в районе оз. Суванто-ярви. С самого начала войны наш полк носил до января 1940 года 30 номер и с января переименован в 21 пехотный полк. Штаб полка находится в деревне Виллакала. Точное место нахождение штаба полка на карте показать не могу. 3-й батальон находится в районе Коуккуниеми. В одном километре от Коуккуниеми – штаб батальона, который находится в тылу от высоты „Стул“ в одном километре сев-зап. на опушке леса и в лесу. Справа кто находится не знаю. 1-й и 2-й батальон 21-го пехотного полка располагается левее. Точное место расположение батальонов на карте показать не могу – не знаю. Знаю только, что в районе высоты „Стул“ действовала наша 9-я рота. Какие полки располагаются справа и слева от 21-го пехотного полка не знаю, но знаю, что какие то части есть.
Артиллерия полевая у нас есть, сколько батарей и где они находятся не знаю. Есть 5–6 дюймовая артиллерия, где стоит не знаю.
ДОТы находятся с обоих сторон от высоты „Стул“ в лесу, несколько ДОТов разрушено. Разрушенные ДОТы восстанавливать не успеваем, а переходим в другие ДОТы. Механизированных частей нет. Снаряды возятся из тыла на лошадях, преимущественно ночью, на карте эти дороги показать не могу.
С желанием на войну никто не идет и я как шюцкоровец на войну шел не с желанием. Какое настроение офицеров не знаю, но обращение офицеров с солдатами хорошее.
На передовой линии в основном находится младший командный состав, а средний командный состав приходит для проверки один раз в день. Во время атаки ваших частей на короткое время приходил командир роты, потом ушел.
Начальниками ДОТов является младший командный состав, который там и находится вместе с солдатами. На роту 4–5 ДОТов, в каждом ДОТе от 30 до 40 человек. Связь между ДОТами – телефонная, кабель не всегда зарывается в землю. Часть ДОТов не имеет кабельной связи, пользуется ходами сообщений. ДОТы друг от друга на расстоянии 50–70 метров, по глубине до 200 метров в шахматном порядке.
Фамилия командира 9-й роты Неминен, командир 3-го батальона – Полун в чине капитана, командир полка Кемппи в чине полковника, фамилию командира дивизии не знаю.
О народном правительстве знаю по листовкам и по радио. Отношение к народному правительству плохое, старое правительство лучше.
Патрон дают без нормы. Об артиллерии не знаю, какая норма выдается им. Подходит ли железная дорога к Тайпале не знаю. Питаемся хорошо, дают каждый день мясо, суп и ячневую кашу, хлеба черного дают неограниченное количество» [64]64
РГВА. Ф. 34980, Оп. 12с, Дело № 694.
[Закрыть].
Финны относились к пленным с меньшим почтением, особенно если поблизости не было старших офицеров. Характерна история, описанная командиром взвода Каарло Симойоки о пленном красноармейце, захваченном в контратаке на тот же самый пятый опорный пункт Кирвесмяки или высоту «Стул», где был пленен упомянутый выше Эйно Лаппе. Собственно, трофеев после боя у финнов оказалось два: один пленный солдат противника и одна бутылка водки. В отличие от порядков в воюющих частях Советского Союза у финнов водка не входила в ежедневный рацион, и поэтому появившаяся возможность выпить привлекла в блиндаже гораздо больше внимания, чем прикорнувший в углу боец в буденовке.
Открыв бутылку, никто из присутствовавших не рискнул первым выпить разлитое по кружкам спиртное, потому что все опасались, что коварные русские специально оставили на брошенной позиции яд для нейтрализации вражеских сил. Все находящиеся в блиндаже долго совещались, как поступить в такой ситуации, пока решение не пришло само собой. Выбор пал на задремавшего в углу пленного. Его пинком подняли с пола и приказали выпить содержимое протянутой кружки. Испуганный красноармеец залпом влил в себя водку и скроил благодарную гримасу. Подождав немного и увидев, что с пленным ничего не происходит, финны за два круга с удовольствием опорожнили бутылку. Когда алкоголь начал влиять на их мозг, им захотелось поговорить с обитателем другой стороны фронта, которого к тому времени опять сморил сон. Один из хозяев землянки подошел к дремавшему пленному и, скорчив злобное выражение физиономии, схватил его за грудки и рывком поставил на ноги. Испуг на лице красноармейца повеселил финских солдат. Затем с грехом пополам, используя словарик и язык жестов, они выяснили, что он из Ленинграда, что прибыл на Тайпале недавно и что в окопах «пятерки» до их контратаки была почти сотня советских бойцов. На вопрос, что он думает о Сталине и Молотове, пленный ответил, что он их ненавидит. Будучи в плену, всегда хочется говорить то, что от тебя желают услышать хозяева положения, от которых в буквальном смысле зависит твоя жизнь…
Эта история окончилась тем, что в блиндаж пришел офицер и увел пленного в штаб на допрос. Дальнейшая его судьба, к сожалению, неизвестна…
Людская психология интересна тем, что она одинакова вне зависимости от национальности и вероисповедания. Не прошло и полутора месяцев противостояния, как в расположении противоборствующих сторон начали возникать очень похожие истории о жизни по другую сторону фронта. И финская и советская стороны утверждали, что в боях противник использует команды на языке неприятеля. Находились красноармейцы, которые явно слышали русскую речь от финнов. И финны также ясно слышали команды на своем наречии с позиций атакующих. Обе стороны объясняли такое применение знания иностранного языка противником для того, чтобы сбить их с толку, и в то же время докладывали, что уловка врага не удалась и одурачить их не получилось.
Одной из самых известных историй с советской стороны являлся рассказ о «кукушках» – финских снайперах, сидящих на деревьях. На линии фронта в районе реки Тайпалеен-йоки снайпера действительно были как с финской, так и с советской стороны. Проблема была в деревьях. Их просто не было как по природным условиям (вокруг были крестьянские поля), так и по результатам боевых действий – большинство рощ и лесков было сметено огнем артиллерии и авиабомбардировками. Поэтому снайперы собирали свою смертельную жатву обычным способом, из замаскированных позиций на земле.
Еще одна тема, в негуманности которой стороны обвиняли друг друга, – разрывные пули. Скорее всего и финские и советские части имели на вооружении патроны с пристрелочными и зажигательными пулями, разорванная оболочка которых и принималась за запрещенный международной конвенцией вид боеприпаса.
Кроме этого, в советских частях почти до самого конца войны циркулировали распространяемые политотделами слухи о брожении в тылу врага, о скором восстании «порабощенного пролетариата» и неминуемой победе социалистической идеи в Финляндии. Доходило до того, что рассказывали, как на неразорвавшихся снарядах, прилетевших с севера, были надписи по-русски «Чем можем, тем поможем»…
И, конечно же, рассказы о женщинах… Женщины на фронте всегда являлись источником повышенного внимания, даже если их было мало или не было совсем. Советские наблюдатели докладывали о женских голосах, якобы слышимых из окопов противника. Финские дозорные в точности повторяли эту информацию о русских позициях. Можно с уверенностью сказать, что на финской передовой женщин не было вообще. Члены женской полувоенной организации «Лотта Свярд» находились как минимум на расстоянии двадцати километров от места боя, прикомандированные к ближайшему стационарному госпиталю. В палаточных медсанчастях прифронтовой полосы все врачи и санитары были сплошь мужского пола. Учитывая, что финское гражданское население было поголовно эвакуировано, женские голоса на позициях противника могли возникать только в воображении бойцов Красной армии.
Что же касается присутствия женщин с советской стороны фронта, то тут единичные случаи нахождения санитарок или военврачей на передовой имели место. Известен факт участия лекпома2-го батальона 222-го полка Староверовой в боевой операции – она сопровождала группу капитана Нетребы при захвате «Алказара» в декабре 1939 года. Кроме того, все госпитали и медицинские части находились в Метсяпиртти, то есть прямо за рекой. В тихую морозную ночь, когда ветер меняет направление с северного на юго-западное, голоса с того берега вполне могли достигать траншей финских опорных пунктов.
И все равно, даже в прифронтовой полосе, в Метсяпиртти, Рауту и прочих занятых советскими частями населенных пунктах женщин было очень мало. Промелькнувшая дамская фигура в белом халате мгновенно рождала ассоциации с находящейся так далеко отсюда гражданской жизнью, покинутым домом, женой и детьми. Большинство из рядовых солдат и младших командиров, призванных в ряды бойцов 13-й армии РККА, были выходцами из сельской местности, жизнь в которой после сталинского «Великого перелома» никак не поворачивала к лучшему. И в своих письмах красноармейцы мало писали о боевых буднях. Их больше интересовала информация о том, что происходит дома.
«Здравствуйте, Жена Наталия Яковлевна и дорогие дети. Привет Вам с фронта от Вашего мужа и отца пламенный Красноармейский. Желаю Вам хороших успехов в вашей жизни и очень Вас благодарю за ваше письмо, которое писано 21.01.40 г. и получено мною 27.01.40 г.
Наташа вы пишете дать Вам совет относительно выноски молока. Конечно совет выносить и кормить своих детей, а заявление напишите в районный ком. заг. отдел. А от работы дояркой в колхозе я Вам советую воздержаться так как я полагаю, что там себя мучить задаром не стоит. Все равно от Кузнецовой ордена не заработаешь. У нее отношение к нам плохое и трудодень дешевый. Если суждено вернуться в живых тогда будем соображать что-то новое. Так как я полагаю, что наш колхоз окончательно экономически ослаб.
Наташа прошу тебя, как получишь это письмо, ответь, как учатся наши дети в школе и их отметки. Опишите мне непременно. Прошу Вас отпишите, если возможно моему семейству просьбу купить для Вас 2 кило хлеба в магазине в Локотско а также попросите у отца часть других продуктов. Таких как сахар и сахарный песок и крупа. Наташа Тихон мне писал что он достал 15 метров мануфактуры и купи что-нибудь детям для носки. Им ходить в школу в особенности Пете.
Наташа опишите, когда получите пособие до сообщения моей записки или после как я написал письмо совет зятю Володи.
Наташа, когда будет у Вас составлен годовой отчет и утвержден. Пишите мне выписку из лицевого счета письмом.
Теперь описываю Вам о себе. У нас стояли морозы 16–18–19–20–21/1.40 года не выше 40 и не ниже 33 градусов. А теперь тепло живем мы в прифронтовой полосе. Никаких нам смен нет. Как вы просили – условия нашей жизни писать не буду. Так Вы знаете теперь. Прошу Вас ухаживайте лучше за коровой. Затем до свидания. Остаюсь жив и здоров. Пишу Вам письмо 28.01.40 года утром в 9 часов дня.
Жду ответа. Пишите чаще письма. Известный Ваш муж и отец
Это письмо, которое тридцатичетырехлетний красноармеец 31-го артиллерийского полка 49-й стрелковой дивизии Иван Иванович Воронин написал в январе 1940 года у берегов реки Тайпалеен-йоки. Десять дней спустя он погиб от разрыва финской мины, прокладывая связь по этому самому ненавистному берегу ненавистной реки. Его жена и шестеро детей в деревне Рыхлово Новгородской области получили извещение о том, что он пропал без вести…
