Текст книги "Черное безмолвие"

Автор книги: Кирилл Кудряшов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

План прост донельзя – когда небо над нами превратится в громадный пылающий костер, перебить всех, кого смогу, и броситься бежать к заводу. Единственная проблема – это бегун-командир, значит, придется посостязаться с ним в ловкости и силе. Женщина-снабженец против мужчины-воина. Кажется, силы не равны, но выбора нет.

– Твой выбор?! – театрально вскинув голову спрашивает меня бегун, – Ты со мной?!

Краем глаза я замечаю стартовавший перехватчик. Ракета взмывает в небо, оставляя за собой сияющий след, и прочертив плавную дугу, заворачивает к нам – ее цель, естественно, приближается с запада. Делаю вид, что ничего не вижу и не слышу, что ужасно занята обдумыванием ответа на вопрос моего собеседника. Все еще надеюсь, что перехватчик ускользнет от его взгляда. Его люди не могут видеть струй огня, вырывающихся из дюз ракеты – плотные тучи и слой пыли в воздухе почти полностью гасят весь видимый диапазон уже через сотню метров. Видимый, но не инфракрасный…

Он устремляет взгляд в небо, отслеживая путь ракеты. Поздно, увидел, теперь счет пошел на секунды. Он вслушивается в Черное Безмолвие и, наверняка, улавливает отзвуки сирены воздушной тревоги завода. На его лице играет снисходительная улыбка… истинный вождь народов. Мало нам Гитлера, Сталина и Уоллеса, развязавшего эту чертову войну.

– Твой ответ, Ира?! – рявкает он, и мое сердце сжимается от предчувствия беды. Он знает мое имя! Что еще рассказал ему предатель внутри завода, выдавший мой маршрут?

С запада приближается сияющая огненная точка – вражеская ракета. Идет высоко, почти теряясь в черных облаках, но уже начинает снижаться, при чем все сильнее и сильнее. Без сомнения, направлена на нас… Навстречу ей несется перехватчик.

– Мой ответ… – я медлю, видя, что люди вокруг нас зашевелились и зашептались. Они боятся… Оно понятно, ведь они не бегуны. Их убьет повышенный радиационный фон после взрыва, но это при условии, что они переживут сам взрыв, который раскатает нас всех по Черному Безмолвию. Можно, конечно, согласиться с ним, сказать, что за таким, как он, я пойду в огонь и в воду. Соврать, чтобы подождать более удобного момента для побега, но что-то подсказывает мне, что этот человек прочтет мою ложь в моих глазах. Услышит ее в каждом вздохе, в каждом ударе сердца. Он бегун, но, в отличие от меня ему помогали раскрыть свои способности.

– Мой ответ – нет. – провозглашаю я, глядя в его глаза и стараясь заставить себя презрительно улыбнуться. – Я хочу остановить войну, но твой план просто притянут за уши!

– Он сработает! – восклицает бегун. Кажется, он начинает злиться…

– А если и сработает, то я не хочу, чтобы миром правил новый Уоллес.

– Уоллес был кретином!

– Ты не лучше.

Он бросает последний взгляд на черное небо, в котором стремительно сближаются две точки, и вновь переводит взгляд на меня.

– Всем отступать. – четко, по военному, произносит он, и я даже сразу не понимаю, к кому он обращается. Однако, его бойцы понимают все с первого слова. Давно ожидавшие этого приказа люди срываются со своих мест и несутся к машинам и снегоходам, подгоняемые страхом перед приближающейся ракетой. Атмосферный термоядерный взрыв, мегатонн, этак в семьдесят – есть чего испугаться.

– Ты не передумаешь?! – грозно спрашивает он.

– Не дождешься.

– Ты передумаешь. – утвердительно заявляет он. – Очень скоро.

Мое сердце вновь сжимается от предчувствия беды. Что еще наболтал обо мне его информатор? Какой козырь он прячет в рукаве? Впрочем, мое сердце угадывает его слова за секунду до того, как он произносит их.

– Встретимся в «восьмерке».

«Восьмерка». Бункер, в котором живет мой сын… Ублюдок! Вот, значит, как ты собирался управлять мной, согласись я примкнуть к твоему отряду?! Угрозами и шантажом, используя против меня моего же сына?! Да, получается, что не так уж неуязвимы и бегуны, я, по крайней мере. У этого-то мерзавца, наверняка нет ни родных, ни близких, ни любимых. Идеальный вождь нации!

Я нахожу в себе силы, чтобы удержаться на ногах после этого удара, и холодно, стараясь голосом не выдать своего волнения и страха, отвечаю ему:

– Встретимся.

Две ракеты прошли в нескольких сотнях метров друг от друга – видать наши зенитчики все же плохо навелись на цель. Ничего, это еще не конец. Перехватчик ловит в объектив своей головки самонаведения тепловое излучение сопла ракеты и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, мчится за ней, наращивая скорость. Запас топлива в перехватчике куда меньше, чем в громадной крылатой ракете, но ему и Атлантику не пересекать, так что, разогнаться он может себе позволить. Второй перехватчик взмывает над заводом, и мчится к ракете – зенитчики решили не рисковать и все же пустить второй, на случай, если первый промахнется. Маловероятно, но все же… Нельзя позволить ракете коснуться земли, иначе – все! Мегатонный взрыв вызовет землетрясение, которое разнесет все подземные бункеры в радиусе полусотни километров. А так, двадцатью килотоннами в воздухе больше, или меньше – особой роли не играет. Атмосферный взрыв не повредит подземным сооружениям.

Бегун тоже переводит взгляд на взлетевшую ракету и, на долю секунды, забывает обо мне. Спасибо тебе, Господи! Мне этого достаточно. Я подбрасываю себя в воздух и в прыжке бью ногой по руке бегуна, сжимающей гранату. В цель! Она вылетает из его раскрывшегося от боли кулака и, кувыркаясь в воздухе, падает за его спиной.

Я уклоняюсь от несущегося мне в лицо кулака и отпрыгиваю в сторону, опасаясь нового удара. Еще секунда и рванет РГДшка… Мой противник припадает к земле, вслушиваясь в окружающие нас звуки. Одновременно мы слышим тихий щелчок внутри гранаты, а затем он тонет в рокоте взрыва, разворачивающегося для обычных людей подобно вспышке, и для нас – подобно облаку дыма.

Нет, это гораздо глубже моего порога восприятия. Уследить за осколками гранаты не могу даже я. Интересно, насколько глубок порог восприятия того бегуна, ведь он тренировал его много дольше моего… Я успеваю заметить, как граната, разрываемая изнутри взрывом, разваливается на куски, и как стартуют во все стороны осколки, набирающие скорость с каждой секундой, а затем облако сливается в мешанину даже для меня. Я припадаю к земле, слыша, как над моей головой проносятся куски металла, и перекатываюсь в сторону, уходя с примерной траектории их полета. С примерной траектории… Осколок пролетает у меня над левым ухом, другой больно впивается в плечо к счастью, не задев кости. Кажется все – хотя бы основной дождь сколков я пережила, мало-мальски правильно вычислив, в какую сторону он понесется. Интересно, а как там мой противник?

Я поднимаюсь с земли с намерением оглядеться по сторонам и надеждой увидеть его искореженное взрывом тело, но нет! Он уже стоит рядом со мной, и я едва успеваю уклониться от его ноги, просвистевшей по воздуху прямо перед моим лицом. Отпрыгиваю назад, уклоняясь от новой возможно атаки, но он словно читает мои мысли и, делая, резкий выпад вперед, бьет меня кулаком в раненное плечо. Чуть не потеряв равновесия я блокирую его следующий удар, направленный в лицо, от чего все мои кости гудят словно от столкновения с грузовиком, и бью сама, целясь в горло.

Это напоминает боксерский поединок с тенью – там, где он только что стоял, мой кулак разрывает лишь холодный воздух Черного Безмолвия. Эта сволочь слишком быстра даже для меня. Где же он? Черт! За моей спиной! Быстро, ничего не скажешь.

Удар, пришедшийся по позвоночнику бросает меня на снег лицом вперед, заставив изогнуться в немыслимую дугу. Я перекатываюсь на спину, чувствуя, как по всему телу разливается острая, режущая боль, и успеваю заметить, как бегун темной молнией обрушивается на меня, целя локтем в солнечное сплетение. Такой удар прошибет насквозь и крепкого мужчину, особенно, если его нанесет бегун… Сволочь, а ведь ты сказал, что мы с тобой встретимся возле «восьмерки». Видать, решил не ждать – добить прямо тут.

Я уклоняюсь, и он всем корпусом врезается в черный снег, проламывая крепкий наст. Выигрыш в долю секунды, но спасибо и на этом – он слишком быстр для меня.

Подскакиваю с земли и в тот момент, когда он уже готов подняться на ноги таким же резким броском, я со всей силы бью его ногой по ребрам. Бью так, что, кажется, сворачиваю на бок мысок своего кроссовка, а нога вспыхивает адской болью. Удар отбрасывает его сторону и вновь швыряет на землю – получил, урод?! Не все тебе бить беззащитную женщину.

И в этот момент небо над нами раскалывается, освещая Черное Безмолвие невообразимо ярким, слепящим светом. Не знаю, какой из перехватчиков первым настиг ракету, но это и не важно – работу нашей ядерной ПРО я наблюдала не раз. Принцип действия очень прост – воздушный ядерный взрыв не нанесет вреда подземным объектам, поэтому нужно подорвать ракету еще в воздухе. Как взорвать ядерную ракету? Ее заряд не взрывается от удара и нагрева – уран и водород – это вам не порох или динамит. Единственный способ – это детонировать ее другим ядерным взрывом, происходящим в непосредственной близости от нее. И вот, перехватчик настигает ракету и взрывает свой двадцатикилотонный заряд. Огненный шар взрыва, температурой в десятки тысяч градусов, накрывает боеголовку вражеской ракеты… Цепная реакция перекидывается и на нее, и не важно, урановая ракета перед нами, или водородная. Близкий ядерный взрыв способен запустить и термоядерную цепную реакцию, не зря же во всех водородных бомбах используются урановые запалы.

Огненный шар от ядерного взрыва… или уже термоядерного, не важно, разрастается с поразительной скоростью. Я прикидываю расстояние от нас до места взрыва – по крайней мере самим шаром нас не накроет, хотя уже через пару секунд начнет припекать основательно.

Ныряю в черный снег, стараясь зарыться в него с головой, уже напрочь забыв о своем противнике. Ему сейчас тоже не до меня, наверняка он сейчас занят тем же, – мечтает скрыться куда-нибудь от испепеляющего света.

Накрыло! Даже сквозь снег я чувствую страшный жар взрыва. Кажется, одежда на мне уже горит, но пламя тут же заливает талой водой. Когда вода вновь замерзнет, это место на несколько дней, до выпадения нового снега, превратится в громадный радиоактивный каток.

Спина покрывается волдырями, заливающая меня вода разогревается градусов до шестидесяти, и теперь обжигает мои голые руки. Перекатываюсь на спину, отчасти, чтобы сбить пламя, которое, возможно, гуляет у меня на спине, а отчасти для того, чтобы оценить размер пылающего шара на небе.

Нормально, он уже достиг своего максимального размера и начинает уменьшаться в объеме. Утихает и жар, достигающий земли. Теперь на подходе кое что пострашнее – взрывная волна, которая почти не ослабевает на таком расстоянии. Я уже слышу рокот несущегося на меня воздуха….

Оглядываюсь по сторонам, выискивая взглядом своего противника. Вот он, катается по мокрому снегу, сбивая пламя со спины и волос. Видимо, не успел достаточно глубоко зарыться в снег. Не повезло.

Ударная волна совсем рядом. Одним прыжком я подлетаю к парню, в голове которого торчит мой охотничий нож, и, ухватившись за рукоятку, резко дергаю вверх. Нож теплый – то ли позаимствовал тепло остывающего тела, то ли нагрелся от излучения взрыва. Теперь я могу даже различить слой более плотного воздуха, с бешеной скоростью несущийся на меня. Обычный человек не успел бы даже понять, что происходит, но мы, бегуны, отчетливо видим разницу в плотности воздуха. Эх, мне бы так и остаться оптиком, градиентные среды на глазок рассчитывать, так нет же, война…

Когда ударная волна подкатывается ко мне почти вплотную, я резко подпрыгиваю вверх и группируюсь в прыжке, притягивая колени к голове. Лучше пусть меня шмякнет о землю и покатит дальше, ломая ребра и позвонки, чем размажет ударом по черному снегу, не дав даже шанса подняться. Противостоять ядерному взрыву невозможно… такой удар сворачивает на бок кабины автомобилей и разносит в клочья прочнейшие дома. Единственный шанс уцелеть – это превратится в перекати-поле, которым ударная волна может играть сколько угодно… Пока не ослабнет окончательно.

Накатило! Время прыжка я рассчитала правильно, и свернуться в клубок успела секунда в секунду. Впрочем, нет, здесь счет идет отнюдь не на секунды а на десятые, или сотые их доли. Взрывная волна подхватывает меня и швыряет о землю под небольшим углом…

Снова повезло – меня бьет о землю не головой, а спиной, которая, правда, и так ужасно болит после драки с бегуном. Не помогло ни расслабление мышц, ни поза эмбриона – удар настолько силен, что я слышу, как хрустят мои шейные позвонки… Впрочем, по крайней мере, по первым ощущениям, ничего серьезного.

Меня влечет, катит, волочит по мокрому черному снегу с бешеной скоростью, я даже не могу определить направление, в котором меня швырнуло взрывом. Надеюсь только, что того бегуна отшвырнуло прочь от меня – не хотелось бы, когда сила взрыва сойдет на нет, подняться с земли только для того, чтобы получить удар ножом в сердце.

Со всего маху я налетаю поджатыми коленями на дерево, чудом устоявшее при взрыве. Все, на этом мой полет, видимо, закончен. Я обхватываю дерево руками, чувствуя, как сила, протащившая меня несколько сотен метров, проносится мимо. С запозданием приходит звуковая волна – страшный грохот раскалывает небо и мою голову… Не понимаю, как Бомбодел мог принять раскаты грома за этот чудовищный звук?…

Поднимаюсь на ноги, ощупывая себя на предмет ранений. Несколько крупных ссадин и царапин, в основном, на спине, коленях и локтях. Широкая рваная рана на правой руке – должно быть, меня зацепило о камень во время этого сумасшедшего полета. Можно сказать, что легко отделалась. Это мой третий раз в эпицентре взрыва – кажется, привыкаю помаленьку – в последний раз, когда я год назад оказалась застигнута воздушной атакой на охоте, меня швырнуло о сосну, сломав пять ребер и проломив череп в двух местах. До сих пор поражаюсь, как я тогда сумела доковылять до завода, и как выкарабкаться после операции на мозге, проводимой, мягко говоря, не в лучших условиях. Но врачи все же вытащили меня с того света… В самом деле, чудеса бывают – и тот, и сегодняшний случай, тому подтверждения.

Снова грохот, только на этот раз куда слабее. Волна сжатия – это увлеченный взрывной волной воздух откатился обратно. Вот этот грохот и в самом деле сравним с громовым раскатом и по силе и по тональности.

Слева от меня, в нескольких километрах, в небе зияет дыра в облаках, разогнанных взрывом… И сквозь нее на Черное Безмолвие льется солнечный свет! Боже мой, до чего величественное зрелище! Ради такого стоило пережить пяток подобных полетов с приземлениями мордой в сосну… Прошлые два пережитых мной взрыва заставали меня ночью, поэтому никаких особенных изменений на небе я и не заметила – что черные облака, что черная ночь – не все ли равно? И вот, теперь, сквозь медленно затягивающуюся рваную рану облаков на землю проливается малая толика того солнечного света, что положен нам по замыслу матушки природы. Того света, под которым мы могли бы загорать, валяясь на пляже, как когда-то давно, до войны, если бы три ядерные сверхдержавы практически одновременно не подняли бы в воздух своих ядерных «птичек».

Меня одолевает жуткое чувство, что спустя несколько минут эта рана в облаках вновь затянется черным, а на меня так и не упало ни капли солнечного света… Я слишком далеко от места взрыва, и ни один лучик не долетает до меня! Я делаю пару шагов по направлению к лежащему вдалеке пятну света, но тут же одергиваю себя. Глупо. Безнадежно глупо и опасно нестись туда, словно угорелая, только ради того, чтобы на несколько минут искупнуться в солнечных лучах. Довольно и того, что меня озарил свет термоядерного взрыва – я, как бывший оптик, должна понимать, что по составу они практически равнозначны. Но Боже мой, до чего же хочется хоть минуту понежиться в настоящих солнечных лучах!

Впрочем, рана в черных облаках и в самом деле затянется через пару минут. Исчезающая в ней громадина грибообразного облака взрыва уже начинает расползаться, и скоро затянет эту дыру в небе. Жаль… Позагорать под солнечными лучами мне не светит в ближайший десяток лет даже при условии, что этот взрыв будет последним в мире. Но нет, война не закончится ни сегодня, ни завтра и, по-видимому, вообще никогда. Пробить систему ядерной ПРО невозможно, а значит враждующие страны так и продолжат перестреливаться ядерными ракетами в надежде, что противника доконает ядерная ночь. Что расплодившиеся волки-мутанты прорвутся в заводские бункеры и перегрызут горло бомбоделам-ядерщикам….

Ладно, к черту философские рассуждения об окончании войны. Все равно ни мне, ни даже Коле не светит жить в другом мире. Только Черное Безмолвие, воцарившееся повсеместно, на всей планете! Так что, пока буду гордиться тем, что я – одна из немногих, кто может похвастаться бронзовым загаром, пусть и не солнечным, а ядерным.

Я несколько раз сгибаю и разгибаю колени, проверяя подвижность суставов. Ничего не сломано, ничего не вывихнуто. Повезло… Говорят, Бог хранит дураков и пьяниц, интересно, к кому из них он относит меня, позволив выбраться живой из этой передряги? Хотя, может я еще и не выбралась – нужно еще суметь добраться до завода живой.

Оглядываюсь, выбирая направление. Кажется, восток – приблизительно там… И кажется, что завод приблизительно на востоке… Местность не узнать – голые стволы деревьев, когда-то служившие мне ориентиром, вырваны с корнем или просто сломаны, словно щепки. Видела я такие мертвые леса, и не раз, но вот чтобы взрыв сотворил его на моих глазах – такого еще не было.

Срываюсь с места и бегу в выбранном направлении. Бегу легко, но по-человечески, ступая на снег всей ногой, а не касаясь его лишь кончиками пальцев. По-человечески, не по-бегуньи. Не углубляю больше порог восприятия, позволяя своему уху слышать лишь то, что доступно обычному человеку… ну, быть может, чуть-чуть побольше. Берегу силы. Боюсь, что не хватит меня на то, чтобы добежать до завода, под защиту прочных антирадиационных бункеров. Уровень радиации высок – это я чувствую даже не используя свой потенциал. Что-то около сотни рентген в час… Правда, создается он за счет альфа частиц, обильно бомбардирующих Черное Безмолвие после взрыва, которые распадутся в течение ближайшего часа. Правда, тогда на смену им придет гамма излучение, куда менее интенсивное, всего под 30–50 рентген, зато и гораздо более опасное. Человек способен выдержать здесь не более трех часов, при чем уже по истечении первого из них он ощутит все прелести острой лучевой болезни. Ощутит, как отслаиваются от костей его мышцы, как наполняется собственной кровью желудок, как выпадают зубы из кровоточащих десен.

Мне все это тоже светит, но значительно позже, часов через шесть, и развиваться лучевая болезнь будет гораздо медленнее. Сначала радиация пожрет свежее мясо, съеденное мною недавно, превратит его в чистую энергию, которую я смогу использовать. Потом примется за мою собственную кровь, разлагая и ее. Медленно, но верно.… И вот тогда нужно будет срочно дезактивироваться – остановить действие радиации спиртом, или наполнить желудок новым мясом, которое примет на себя удар гамма частиц. Добраться бы до завода – там мне помогут. А сейчас, в этой выжженной взрывом черной пустыне, невозможно даже охотиться – дичь либо погибла, либо попряталась.

Я бегу, экономя силы – они мне еще потребуются в борьбе с радиацией. Бегу, как обычный человек, делая не более, чем десять – двенадцать километров в час. Ну, или почти как обычный человек, так как мне практически неведома усталость. Разве что, если радиация истощит подаренный ею же запас сил….

Бегу, держа направление на завод, не озираясь по сторонам и не оглядываясь. Сейчас бы поохотиться, догнать отряд мародеров, но нет, нельзя. С ними бегун, и если он не погиб, а в чудеса я не верю, то выстоять в схватке с ним я не в состоянии. Бежать к заводу, собрать отряд и выступить к «восьмерке». Спасать сына…

Свой грузовик я заметила примерно через час бега по Черному Безмолвию, растаявший снег которого начал, понемногу, подмерзать, вновь обращаясь в лед, так что, я уже не бежала а, скорее, летела по гладкой поверхности этого гигантского катка. Бомбоделу, видимо, тоже приходилось не сладко – вести машину по этой жути сумеет далеко не каждый а, учитывая что он еще и первый раз за рулем – эта поездочка с ее взрывами, гололедом, да еще и мной, поедающей человечину, наверняка показалась ему кромешным адом.

Ускорившись, и углубив порог, чтобы легче было нестись по льду, улавливая его малейшие неровности и дуновения попутного ветра, я бегу за грузовиком, уже предвкушая дальнейшее комфортное путешествие к заводу. Металлическая кабина худо-бедно но защитит от радиации, да и пронизывающий холод не будет больше хватать за верхушки легких. Конечно, бегуну холод не помеха, но для поддержания температуры тела на нужном уровне тоже требуется энергия, а это – вновь слабина перед надвигающейся лучевой болезнью.

Грузовику досталось основательно – краска обгорела, фургон покорежен и погнут, особенно сверху, куда, видимо, и пришелся основной удар взрывной волны. Однако, стекла каким-то чудом уцелели, хотя, отсюда я не вижу, в каком состоянии лобовое. Но ведь цел, зараза, цел! Движок рычит, колеса крутятся – пережил мой «ЗИЛок» ядерную катавасию, а значит, защитил и Антона, спас от смерти!

В общем-то, Бомбоделом я могла бы гордиться – шел он плавно и аккуратно, правда, уж больно медленно, да и не замечал ничего, что творилось у него за спиной. Я нагоняю грузовик и, без труда затаившись вне поля обзора боковых зеркал (в которые он, наверняка и не смотрит), некоторое время скольжу, прицепившись к «ЗИЛу» позади его, а затем, убедившись в том, что Бомбодел смотрит лишь на дорогу перед собой, цепляясь за выступы фургона, приближаюсь к водительской двери. Детство в одном месте играет, черт меня дери! Пошутить решила…

Я рывком открываю дверь и впрыгиваю в кабину с громогласным воплем «А-а-а-а, Бля!» Бомбодел дергается сначала ко мне, видимо намереваясь ударить меня чем-нибудь – отбиться, выкинуть меня из машины, но затем, бросив на меня один лишь взгляд, отшатывается назад, выпуская из рук руль. Мои рефлексы срабатывают безотказно – я хватаюсь за руль, выравнивая грузовик на скользком ледовом поле, и лишь затем в голову приходит мысль о том, как же жутко выглядит мой подопечный. Нос разбит, верхняя губа рассечена – видимо его здорово тряхнуло взрывной волной, и шибануло то ли об руль, то ли еще обо что.

– Это вы… – с трудом выдавливает он из себя, сползая с ручки переключения скоростей на пассажирское сиденье. – Вы меня напугали…

– Ясен пень, напугала! – бодро отвечаю я, стараясь напустить на себя веселый вид, – Так и было задумано.

Одновременно до меня доходит и тот факт, что он ТОЛЬКО ЧТО понял, что перед ним я, а перед этим, ведь, сначала пытался сбить меня подножки, а потом отскочил в сторону. Если он тогда еще не знал, что я – это я, то почему же не ударил?

– Я вас не узнал. – отвечает он на мой незаданный вопрос, – Смотрю, в кабину ко мне лезет нечто – чуть не обделалася со страху.

Видимо, шок от пережитого добавил ему смелости. Раньше он не то, что выразиться при мне не решался – вообще боялся открыть рот. А теперь, вот…

Я ловлю свое отражение в зеркале заднего вида и, сначала, тоже не узнаю себя, затем, на секунду, пугаюсь, и лишь потом приходит облегчение, вместе с приступом гомерического хохота. Бомбодел с опаской косится на петляющий в моих руках руль, и вообще, видимо, решает для себя, что взрывом мне окончательно стряхнуло мозги. Его реакция, в общем-то, понятна – когда на ходу в твой автомобиль впрыгивает окровавленное нечто, лицо, (или морда?) которого перемазано сажей вперемешку с запекшейся кровью – трудно узнать в этом существе твою недавнюю спутницу, с которой ты и знаком-то всего пару часов.

– С вами все нормально? – спрашивает он, наконец, чем окончательно добивает меня, и я вынуждена нажать на тормоз, чтобы не загнать грузовик в яму, сугроб, или какую-нибудь скалу.

– Нормально. – отвечаю, наконец, я – Просто уж больно смешно мы с тобой выглядим. Тебя тоже вон как разукрасило! Что с тобой приключилось то, пока меня рядом не было?

Он, кажется, даже не обиделся на этот покровительственный тон, или признал, что годится мне в сыновья не столько по возрасту, сколько по знанию этого мира.

– Ну, я, в общем, ехал, как вы сказали, а потом шарахнуло.

Коротко, но ясно. Вот только, шарахнуло – это мягко сказано.

– …Меня повело влево и впечатало в какую-то скалу. Я, видимо, стукнулся обо что-то головой и, потому, потерял сознание. Не знаю, через сколько очнулся, но хоть очнулся – и на этом уже спасибо.

Точно подмечено, парень. Спасибо, что жив остался. Немногие могут похвастаться тем, что оказались в эпицентре ядерного взрыва, пусть и под защитой грузовика, и выбрались живыми.

– …Ну, прикинул направление и поехал туда, куда, как мне казалось, вы указывали. А потом… Потом вы ко мне вломились!

При воспоминании о том, как я «вломилась», меня снова пробивает смех.

– Молодец. – говорю я, – Направление выбрал верное… Я, ведь, тебя догнала, идя к заводу, если, конечно, сама с пути не сбилась, а это просто нереально.

Я снова трогаюсь с места, набирая куда большую скорость, чем та, с которой ехал Бомбодел. Он опасливо смотрит на спидометр, показывающий сто двадцать километров в час, а затем переводит взгляд на меня. Мол, не разобьемся? Я сбрасываю скорость, демонстративно указывая ему на спидометр – картина та же, стрелка намертво зависла на ста двадцати. На деле мы не делаем и шестидесяти. Антон тяжело вздыхает, но успокаивается.

Впереди мелькает что-то необычное, и я вновь углубляю порог, всматриваясь в темноту. Точно, пост завода! Почти приехали.