Текст книги "Лёд и пламень"
Автор книги: Кирилл Бенедиктов
Соавторы: Сергей Волков
Жанр:
Героическая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
Сергей Волков
Кирилл Бенедиктов
Маруся 3. Лед и пламень
ЧАСТЬ 1
Ты-дымс!
Сегодня у меня хорошее настроение и хочу сделать подарок большому количеству незнакомых мне людей:)
29.10.2012 въ 23:35Сергей Волков
Эпизод 1
Зал Ста Тысяч предметов
локация неизвестна,
время не поддается исчислению
Поколебавшись несколько секунд, Маруся протянула руку и вставила свой предмет в углубление. Ящерка словно прилипла к бархату. Перед глазами полыхнуло уже знакомое сияние. Девочка ухватилась за фигурку, дернула – безрезультатно. Она ощутила, что падает, при этом оставаясь на ногах. У Маруси закружилась голова. Пространство вокруг озарилось пурпурным светом.
Женский голос за спиной произнес:
– С днем рождения, Марусенька!
Маруся замерла. Она помнила этот голос. Она хорошо знала этот голос. Этот голос всегда был с ней. Медленно-медленно, словно боясь поверить в то, что сейчас увидит, она обернулась.
– Мама?
Они стояли в нескольких шагах друг от друга. На Еве было легкое зеленое платье, расшитое по вороту и подолу серебряными цветами. Она растерялась не меньше Маруси. Так бывает в жизни – готовишься к какому-то событию, ждешь его, считаешь дни, часы, минуты – а когда ожидаемое случается, впадаешь в ступор, превращаешься в соляной столб.
Для Маруси мама давным-давно стала неким символом, семейным преданием, легендой. Она хотела встретиться с ней всю жизнь. Но никогда не думала о том, что будет делать, когда это вдруг произойдет.
И вот – произошло.
Воздух, казалось, звенел от напряжения, словно кто-то тронул невидимую, туго натянутую струну. Ева первой сделала короткий, осторожный шаг навстречу дочери. Потом второй. Третий…
И тут струна лопнула! Маруся сорвалась с места, бросилась к маме, повисла у нее на шее, прижалась, зажмурив глаза…
– Мамочка…
– Девочка моя… – Ева обняла Марусю за плечи, заплакала, и они замерли, счастливые, а над ними таинственно мерцали на черном бархате тысячи серебряных фигурок…
Сколько времени это продолжалось – минуту, час, год – Маруся не знала. Она просто наслаждалась этим внезапным счастьем и покоем, который можно обрести только в объятиях мамы. Она тоже плакала. И улыбалась сквозь слезы.
– Господи… – прошептала Ева. – Наконец-то… Ты дошла. Ты умница, молодчина! Марусенька, я так рада! Дай-ка, я тебя рассмотрю как следует! Чумазая какая!
– Это от пыли. В вашей башне давно не убирались, – пряча смущенную улыбку, прошептала Маруся.
Отойдя друг от друга на шаг, мать и дочь разглядывали друг друга. Ева – с удивлением, Маруся – восхищенно. Мама и вправду осталась совершенно такой же, как на фотографии, что стояла у отца на рабочем столе. Ее можно было принять за старшую сестру Маруси, но никак не за мать четырнадцатилетней девочки.
– У тебя хороший косметолог, – попыталась пошутить Маруся.
– Да какой там косметолог, – покачала головой мама. – Вон, синяки под глазами от недосыпа. Просто… Просто время здесь идет совершенно иначе.
– Почему?
– Объяснить трудно. Поверь – и все.
– Легко сказать.
– Иногда сказать легче, чем понять.
– Ну, это всегда так.
– А вот и не всегда, – Ева смахнула со лба упавшую прядь волос.
– Всегда-всегда, – уверенно сказала Маруся.
– Ого, да ты у меня спорщица!
– Ладно тебе… Лучше расскажи, что ты тут делала все это время?
– Организовывала работу штаба, – Ева опять засмеялась.
– Штаба?
– Информатория, если угодно. Или пункта управления.
– Но чем тут управлять?
– А разве ты еще не поняла? Планетой. Террой, Геей…
– Геей?
– Еще существует много названий. Но все они переводятся как «Земля».
– Нифига себе…
– И это говорит моя дочь! В каком колледже учат так выражаться?
– Йель, – фыркнула Маруся и они обе рассмеялись.
– Как ты? Цела? Жива, здорова? – Ева тормошила дочь, заглядывая ей в глаза.
– Типа того.
– Марусенька, ну ты что? Растерялась?
– Это от радости, – Маруся еле выдавила из себя эту фразу. Она не понимала, что с ней творится, что происходит.
– Я тоже очень рада. Ты даже не представляешь, как рада! – Ева опять поцеловала Марусю, всмотрелась в нахмуренное лицо дочери. – Ты точно в порядке? Ничего не болит?
– Нет, все в норме.
– Ну, тогда пойдем, – Ева указала рукой куда-то в глубину переливающегося всеми цветами радуги пространства, увлекая за собой Марусю. – Я покажу тебе, чем занимаюсь.
– Занимаешься? – переспросила девочка. Она никак не могла привыкнуть к мысли, что рядом с ней, в двух буквально шагах, идет ее много лет назад пропавшая мама.
Живая!
Здоровая!
Мама!
– Ну да, – кивнула Ева. – Это моя… Лаборатория.
Маруся еще раз огляделась. Черная сфера, выложенная бархатом, казалось ночным небом, в котором сияли бесчисленные серебряные звезды фигурок. Они образовывали созвездия, незнакомые девочке. «Наверное, вот так выглядит небо сказочной страны», – решила Маруся.
– А вот здесь лежат предметы, еще не нашедшие своего места, – Ева подвела Марусю к прозрачному, точно отлитому из разноцветного стекла, длинному возвышению, похожему на стол. Маруся увидела множество фигурок, выложенных в ряд. Тут были звери, птицы, рыбы, насекомые.
– Систематизация – залог порядка, – непонятно сказала Ева.
– Мама… – это слово далось Марусе нелегко. Все же она еще не привыкла обращаться вот так к этой красивой женщине, которую много лет считала погибшей. – А Арк… Он жив?
– Жив, здоров и невредим, – весело ответила Ева.
– А наемники? Что с ними?
– Какие наемники?
– Ну, клоны Чена.
– А, эти… Ерунда, забудь.
– А что будет с Уфом?
– С Рыжиком? Все нормально. Зря только ты отдала ему кролика.
– Ты знаешь?
– Я знаю все.
Маруся замешкалась. Все перемешалось у нее в голове и было непонятно, как себя вести, что говорить.
– Какая ты стала большая, – склонив голову на плечо, с улыбкой произнесла Ева.
– Да уж… И все же – что ты тут делаешь?
– Работаю. Управляю. Линзы пространственных переходов, предметы, многие другие технологии Создателей подвластны мне… Нет, ты просто не представляешь, какие это чудеса!
– Что еще за линзы? – уцепилась Маруся за самое понятное из всех произнесенных мамой слов.
– Портал в башне, через который ты попала сюда, помнишь? – охотно принялась объяснять Ева. – Это стационарная, ну, неподвижная линза пространственного перехода. Через нее может пройти лишь тот человек, у кого есть предмет.
– А Арк и другие прозрачные?
– Нет, им через стационар ходу нет. Поэтому они приносят предметы в башни, и я забираю их оттуда. Но помимо этих линз есть и другие.
– Какие?
– Они соединяют особые территории на поверхности Земли. Это такие зоны, где время течет по иным физическим законам, где случаются всевозможные аномалии. Зоны тоже были придуманы Создателями. Для чего – мы пока не знаем, но Хранители пытаются овладеть древними технологиями, чтобы управлять зонами. А я… я могу управлять линзами. Перемещать их, изменять пространственные коридоры, ведущие от линзы к линзе. Причем не только в нашем времени, но и в прошлом или будущем. Это сложно понять. Я тебе говорила, что и сама еще не во всем разобралась.
Еще раз оглядев мерцающий купол над головой, девочка осторожно прошлась вдоль закругляющейся стены, рассматривая предметы.
– Мама, здесь много незаполненных ячеек…
– И это тоже моя работа.
– Ты собираешь предметы?
– Не только. И не столько. Понимаешь, Муська… Можно, я буду тебя так называть?
«Как папа», – хотела сказать Маруся, но удержалась и только кивнула.
– Так вот, понимаешь: Хранители – Арк и другие – они не властны над предметами. Они могут собирать их, приносить в башни – и все. Сюда им ходу нет.
– А тебе?
– А мне есть. И тебе.
– Почему?
– Это долгая история, – Ева сделала неопределенный жест, словно попыталась нарисовать в воздухе какую-то фигуру. – Долгая и очень запутанная. Могу только сказать, что и предметы, и это место, и башни создали те, кто в тысячи раз могущественнее и мудрее нас. И Хранителей.
– Хранители – это люди с прозрачной кожей?
– Они – не люди, Муська. Когда-то невообразимо давно Хранители служили тем, кто создал предметы. Потом произошла какая-то трагедия и Создатели сгинули, а предметы рассеялись по Земле. С тех пор Хранители пытаются собрать их и вернуть сюда. Но вставлять предметы на места и вообще управлять ими могут только те, кто имеет гены Создателей.
– Гены? – Маруся сразу вспомнила шанхайскую историю, Чена и жуткое медицинское оборудование. – То есть в тебе течет кровь…
– И в тебе. Поэтому ты здесь. Но во всей этой истории масса белых пятен. Тут еще изучать и изучать! – воодушевленно сказала Ева. – А самое главное…
– Что?
– Я успела едва ли не в последний момент! Вся система Информатория могла пойти вразнос. В башнях накопилось столько неопознанных предметов, что их совокупная сила грозила неконтролируемым выбросом энергии. Я должна была разместить их в ячейках, направить их мощь на поддержание системы в стабильном состоянии. Иначе – бум! Бада-бум! И все… Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Ну, более-менее, – улыбнулась Маруся. – А что потом? И что теперь?
– Теперь… Ты знаешь, кто такой Атлант?
– Российский самолет, большой такой? Я по телику видела…
Ева рассмеялась, обняла Марусю.
– Ах ты моя милая… Нет, я имела в виду персонажа из древнегреческой мифологии. Атланта. Титана, брата Прометея. Он держал небо.
– Зачем?
– Муська, ну это же миф! Атлант держал его, потому что иначе небо упало бы на землю и все люди погибли бы. Случилась бы катастрофа.
– Катастрофа?
– Ну да.
– Ты хочешь сказать, что ты – Атлант?
– Да, – с мрачной гордостью сказала Ева. – Я не могу все бросить и уйти. Наверное, в самом начале еще могла, а теперь вот, когда сама все поняла – нет. И именно поэтому все это время я провела здесь. Работала. Держала небо. И не могла вырваться к тебе, к папе.
– Десять лет…
– Тут они показались мне двумя неделями. Или даже двумя днями.
– Двумя днями?! – изумилась Маруся.
– Ну, я же говорила тебе, что время тут идет и ощущается совершенно иначе.
«Так вот в чем секрет ее молодости», – подумала Маруся и ей почему-то стало очень обидно. Обидно за себя, за отца, за влюбленного в мать Бунина и других людей, которые наверняка переживали, не спали ночей, искали жену миллиардера Гумилева. Проходили дни, месяцы, надежда таяла…
А мама в это время «держала небо». И, возможно, спасла человечество от гибели. Возможно…
Но с другой стороны…
«А ведь получается, что мама – Главный Хранитель, – подумала Маруся. – Ангел-хранитель Земли». У нее опять защипало в носу. Стало безумно жалко эту хрупкую, красивую женщину с усталым лицом. Она, Маруся, а вместе с ней тысячи, миллионы, миллиарды людей спокойно жили, учились, работали, развлекались, а мама держала над ними небо…
– Какая сложная штука – жизнь… – пробормотала девочка.
– Ты ж голодная наверняка! – как-то очень по-домашнему всплеснула вдруг руками Ева. – А ну признавайся – есть хочешь?
– Ну, есть немного.
– Немного?
– Ну да…
– Накрывать?
– Что накрывать?
– Стол, конечно. А ты что подумала?
– Ну, разное… Откуда тут стол?
– Ха, стол! Тут не только стол. Сейчас будем пировать! У тебя же день рождение!
Ева сделала какое-то незаметное для Маруси движение – словно потянула за невидимый рычаг – и дрожащий воздух сгустился, обрел форму, превратившись в самый настоящий круглый столик, уже укрытый белоснежной скатертью.
– Материализатор, – весело сообщила Марусе Ева. – Нам такие технологии даже не снились.
– А это технологии?
– Конечно. А ты что подумала?
– Ну, магия там… – Маруся засмеялась.
– Магии не бывает, – уверенно сказала мама. – Что будешь заказывать?
Маруся огляделась – над ее головой серебряными звездами мерцали фигурки.
– Как называется это место?
– Какое?
– Ну, вот эта… Комната?
– Зал, Муська. Зал Ста Тысяч предметов. Так я не поняла про обед?
– Давай сама, а? Я не знаю, что у вас тут есть.
– Все есть. Дочка, напряги фантазию!
– Не хочу, мама. Надорвалась, пока сюда шла.
– Ну, тогда я?
– На свой вкус.
– Хорошо.
Ева начала водить руками над столом, искоса поглядывая на дочь – видит ли? «Она похожа на девчонку, которая хвалится перед подружкой чем-то необычным – новым коммуникатором, или платьем, или сережками», – подумала Маруся.
На столе тем временем стали появляться тарелки с кушаньями, кувшин, бокалы, приборы и специи в фигурных сосудиках. Маруся уловила дразнящие ароматы жареного мяса и свежей зелени.
– Все по высшему разряду, как в лучших домах, – улыбнулась Ева.
– А ты бывала в лучших домах?
– Конечно.
– Конечно да?
– Конечно конечно.
– Я ведь про тебя ничего не знаю.
– Еще будет время.
– Точно?
– Точнее не бывает. Ну, давай есть?
– Давай.
Когда Ева успела материализовать стулья, Маруся не заметила. С опаской усевшись на изящный венский стул, девочка развернула накрахмаленную салфетку, взяла вилку.
– Серебряная?
– Высшей пробы, – улыбнулась Ева. – Давай я положу тебе салатик. Ты какой любишь?
– «Цезарь» с креветками.
– Хороший вкус.
– Весь в тебя.
Ева из кувшина налила в тонкостенные фужеры янтарную жидкость, сразу покрывшуюся пенной шапкой.
– Это что, пиво?! – всполошилась Маруся.
– Ну, я, конечно, плохая мать, но не настолько, чтобы поить родное несовершеннолетнее дитя пивом, – рассмеялась Ева. – Нет, это щербет. Очень вкусный освежающий напиток. Давай – чин-чин!
Маруся чокнулась с мамой и осторожно пригубила из фужера. Щербет и впрямь оказался вкусным – что-то среднее между лимонадом и крюшоном.
– Еще раз с днем рождения! А теперь принимайся за салат. И хватит разговоров, – строго сдвинула бровки Ева. – Вон ты какая худющая. А я пока тебе мяса положу. Смотри, какое аппетитное.
Мясо – это были зажаренные до золотистой корочки эскалопы – и впрямь выглядело очень вкусным, а уж пахло так, что рот у Маруси сам собой наполнился слюной.
Она отрезала кусочек, попробовала.
– Ну как? – со свойственной всем хозяйкам тревогой спросила Ева.
– М-м-м… пальчики оближешь!
Неожиданно в эту идиллию семейной трапезы вмешался какой-то посторонний звук. Это был далекий, низкий рокот, очень мощный и…
И тревожный!
Ева выронила вилку, побледнела.
– Что это, мама? – спросила Маруся, вертя головой.
– Это… Он уже начал! Уже…
– Кто?!
– Твой отец…
– Папа?!
– Да, Муся. Он идет сюда. Он не понимает, что делает. Точнее… – Ева поднялась со стула, обвела рукой пространство вокруг, – он понимает… Но…
– Мама, что происходит?
– Ты должна остановить его, Маруся. Остановить – и спасти. И его, и всех, всех людей. Понимаешь… – Ева запнулась. – Он ищет меня. Уже нашел, хотя еще и не знает об этом. И теперь хочет… освободить. Вернее, это он думает, что спасает меня. А на самом деле его машины разрушат все. Зал Ста Тысяч предметов, Информаторий – все погибнет! Защитный контур будет нарушен, энергия предметов… Система пойдет вразнос! А потом погибнет и Земля. Начнется хаос, люди превратятся в обезумевших животных. Прости меня, Маруся…
– За что?
– Ты поймешь потом, милая. А сейчас тебе надо спешить. Только ты, ты одна можешь… Вот, возьми.
Ева положила на стол фигурку. Маруся глянула – на белой скатерти лежал серебряный Богомол. В двух шагах от стола возникла переливчатая линза перехода.
– Я буду помогать тебе, Маруся, – Ева смахнула слезу. – Ничего не бойся. Линзы приведут тебя туда куда нужно.
– А моя ящерка?
– Она, увы, уже не сможет помочь тебе. Саламандра нашла свое место и ее энергия влилась в силовое поле.
– Мама…
Маруся сунула Богомола в карман, встала, подошла к Еве. Обняла, заглянула в глаза.
– Но мы еще увидимся?
– Конечно, девочка моя. Конечно. Мы очень скоро встретимся – и уже никогда не расстанемся.
– Честно?
– Обещаю.
– И папа будет с нами?
– Обязательно. И я хочу, чтобы ты знала, – голос Евы задрожал, глаза наполнились слезами, – я очень люблю нашего папу. И тебя. И во имя этой любви…
– Я поняла, – прошептала Маруся.
Она поцеловала маму в мокрую от слез щеку, повернулась и шагнула в линзу…
Эпизод 2
Люди и звери
Арктика,
тем же днем
Через окно портала или линзу, как назвала эти странные мерцающие образования мама, Маруся прошла, даже не заметив этого. Не было ни покалывания кожи, ни вязкого, кисельного сопротивления воздуха. Все случилось мгновенно, точно девочка шагнула в обыкновенную дверь – раз! и она уже не в загадочном Зале Ста Тысяч предметов, а среди сверкающих на солнце бескрайних льдов.
Зажмурившись от их нестерпимого блеска, Маруся некоторое время постояла на месте, дожидаясь, пока глаза не привыкнут к яркому свету. Наконец она, сунув подаренную мамой фигурку в карман, чуть приоткрыла веки и сквозь узкие щелочки огляделась. Под ногами похрустывал снег. Вокруг расстилалась бескрайняя заснеженная равнина, кое-где на ней виднелись ледяные скалы, называемые торосами. Маруся помнила, что такие образуются в Арктике, когда льдины сталкиваются и наползают друг на друга. Один из торосов высился совсем близко, всего в нескольких шагах. Маруся представила, что было бы, если бы линза перехода образовалась на вершине этого ледяного утеса и поежилась.
Арктика… С этим словом в жизни девочки было связано очень многое. Когда Марусе едва исполнилось четыре года, она с отцом побывала в настоящей арктической экспедиции. Память сохранила лишь несколько отрывочных воспоминаний – огромный атомный ледокол «Россия», духовой оркестр в Мурманском порту, друзья и коллеги отца в кают-компании (особенно Марусе запомнился почему-то бородатый улыбчивый полярник Чилингаров), потом автономный модуль терраформирующей станции «Земля-2», какая-то красивая женщина, находившаяся все время рядом с Марусей и…
И все. Дальше в памяти словно образовалось чернильное пятно. Клякса. Неприятная, похожая на жуткое чудовище из морских глубин клякса, скрывающая в себе что-то нехорошее. Маруся как-то пару лет назад попыталась узнать у папы подробности той экспедиции и что за женщина была с ней. Но Андрей Гумилев неожиданно отказал любимой дочери.
– Я не имею желания обсуждать эти давно минувшие события, – твердо сказал он.
Маруся попыталась поканючить – иногда это срабатывало, – но папа оказался непреклонен. Он лишь строго добавил:
– Возможно, когда-нибудь, когда ты станешь совсем взрослой, мы вернемся к этому разговору.
Когда папа говорил вот так, когда в его голосе отчетливо лязгала сталь, просить было бесполезно, Маруся это хорошо знала. Андрей Гумилев, конечно, баловал дочь и разрешал ей слишком многое. Это понимал он, это понимала (и частенько этим пользовалась) сама Маруся, это понимали и все вокруг. Но в отношениях отца и дочери имелась некая незримая граница, пересекать которую Марусе строжайше запрещалось. За этой границей находилась пропавшая мама, арктическая экспедиция и еще несколько тем, которые очень занимали Марусю. Например, загадочный дядя Тёма. Высокий, седой, загорелый человек со шрамом на правой щеке, он двигался с грацией хищника из семейства кошачьих. Молчаливый, спокойный, уверенный в себе, дядя Тёма нравился Марусе, хотя она и видела его всего несколько раз. Но самое главное не это.
Андрей Гумилев, миллиардер и ученый, всегда держал дистанцию в общении с людьми. С подчиненными он был суров и справедлив, с партнерами – жесток и решителен, с прислугой – вежлив, но строг.
И только к одному человеку папа Маруси относился с уважительным почтением, только одного человека он всегда выходил встречать и провожать. Это и был Артем Владимирович Новиков, а для Маруси – дядя Тёма. Но когда девочка спросила отца, что их связывает, Андрей Гумилев, не глядя на дочь, отчеканил:
– Этого тебе знать не следует. Просто запомни – если бы не дядя Тёма, не было бы и тебя. Все, ступай.
…Съехавший с вершины тороса пласт подтаявшего снега отвлек Марусю от воспоминаний. Она еще раз огляделась, уже не щуря привыкшие к свету глаза. Рядом парила в воздухе линза перехода. В сизой дымке, закрывающей горизонт, угадывались очертания далеких гор. Было тепло – солнце припекало так, словно это не Арктика, а какое-нибудь Подмосковье.
– Надо идти, – сказала вслух Маруся.
В самом деле, пока светло, пока тепло и не очень хочется есть – надо идти. Жалко, что рядом нет верного Уфа, добродушного, смешного двухметрового чебурашки, оказавшегося самым надежным другом Маруси. За те семьдесят два часа, что они провели вместе, пробираясь сквозь тайгу, ёхху научил Марусю очень многому. Это были не знания в прямом смысле этого слова, не логарифмы и не теоремы. Уф просто на собственном примере показал Марусе, что такое настоящие, реальные человеческие отношения. Что такое дружба, что такое ненависть. И как можно отдать за друга жизнь, не задумываясь об этом.
Но у рыжего ёхху оказался свой путь, и Маруся искренне желала ему счастья. Впрочем, с кроликом, подаренным Уфу на прощание, у него наверняка все сложится хорошо, по крайней мере, в семейной жизни.
Маруся улыбнулась и зашагала к далеким горам. Раз там земля, значит, могут быть и люди. Мама сказала, что бояться ничего не надо. Маруся верила ей. Потому что если не верить собственной матери – то кому тогда?
Обогнув торос, Маруся заметила в стороне какое-то странное сооружение явно искусственного происхождения. Это было похоже на антенну или мачту – решетчатая металлическая конструкция возвышалась над глыбами льда, а на ее вершине лениво помахивал лопастями большой пропеллер.
«Да это же ветряной двигатель», – догадалась Маруся. Она видела подобные в Казахстане, когда ездила туда с папой два года назад. В степях под Семипалатинском стояли тысячи ветряков, снабжавших электричеством добрую половину казахстанских городов. Правда, там ветряные двигатели были огромными и высились в сотнях метров над землей. Ветряк, замеченный Марусей во льдах, можно было назвать их сынишкой, маленьким, неказистым отпрыском.
Но в любом случае его сделали люди, и Маруся, изменив направление, пошла в сторону ажурной мачты. По мере приближения она разглядела у ее подножия утонувшую в сугробах избушку или, скорее, хижину, сложенную из дикого камня. Низкая крыша, крохотное оконце, занесенная снегом дверь. Приблизившись, девочка увидела на снегу оплывшие отпечатки звериных лап, огромные, под стать отпечаткам Уфа.
Снег у двери слежался, сверху его покрывала ледяная корочка наста и Маруся потратила немало усилий, чтобы освободить вход в хижину. Наконец, тяжело дыша и дуя на покрасневшие пальцы – лопаты у нее не было и пришлось разгребать сугроб руками – Маруся добралась до двери и толкнула ее. Девочка помнила, что в подобных жилищах двери обычно открываются вовнутрь. Уф говорил, что это своеобразная защита от медведей – они не умеют толкать, наоборот, гребут к себе. Кроме того, если дом занесет снегом, вот как здесь, люди всегда смогут открыть дверь и прокопать выход наружу.
Оббитая заледеневшей тюленьей шкурой дверь долго не поддавалась. Наконец Марусе удалось стронуть её с места и приоткрыть настолько, чтобы можно было протиснуться внутрь. В лицо ей дохнуло морозом. Воздух в хижине хранил в себе гибельный для всего живого холод полярной ночи. Узкое окошечко практически не пропускало света, но Маруся с удивлением обнаружила, что хижина освещается призрачным зеленоватым сиянием. Оно исходило от непривычно овального экрана в углу.
Стены хижины изнутри обросли толстой, пушистой шубой инея. Кристаллы льда переливались, словно драгоценные камни и Марусе показалось, что она попала в замок Снежной королевы. Ну, не в сам замок, а в какую-нибудь кладовку или чуланчик.
Металлический голос, захрипевший вдруг из скрытого динамика, заставил Марусю ойкнуть и прижаться спиной к ледяной стене.
– Говорит Фрам, искусственный интеллект терроформирующей станции «Земля-2». В настоящий момент станция повреждена и не может выполнять своих функций. Находиться на ее борту опасно для жизни. Повторяю – опасно для жизни…
– «Земля-2»… – прошептала Маруся. – Фрам… Опасно для жизни…
Зловещая клякса, скрывающая воспоминания о полярной экспедиции, зашевелилась, ее черные щупальца уже не могли удержать добычи.
– Получается, станция погибла, – Маруся сползла вдоль стены вниз, села на корточки. В воздухе искрился иней. – Станция погибла, но кто-то выжил. Мы с папой, например. И другие люди. Иначе кто бы принес сюда этого Фрама?
– Совершенно верно, – зашуршало в динамике. – Представьтесь. Я не могу опознать вас.
– Ой, ты меня слышишь? – Маруся вытаращила глаза от удивления.
– Слышу. Но не вижу – в моем распоряжении нет ни одной видеокамере. Вся информация о катастрофе станции «Земля-2» хранится в моей базе данных. Еще раз предлагаю представиться – возможно, у вас есть право доступа к этим файлам.
– Я – Маруся… Мария Андреевна Гумилева.
– Принято. Идет обработка.
«Он похож на Исинку, – подумала Маруся, – только не такой умный, что ли? Но „принято“ говорит прямо как она».
– Есть результат, – проскрипел голос Фрама. – Мария Андреевна Гумилева опознана как член экипажа станции «Земля-2». Речевые характеристики с учетом возрастных изменений совпадают. Доступ к базам данных разрешен.
– Покажи, пожалуйста, записи, сделанные на борту станции в момент, когда случилось… Ну, это вот все, – попросила Маруся.
– Не понял, – отозвался Фрам. – Повторите запрос.
– Я хочу увидеть записи того, как станция сломалась, – попыталась уконкретить свою просьбу Маруся.
– Не понял, – с тупой настойчивостью повторил Фрам.
– Чего тут непонятного! – в сердцах крикнула Маруся. – Показывай последние минуты на борту и все!
– Принято, – скрежетнул Фрам. – Начинаю разархивацию видеофайлов.
В недрах металлического ящика, над которым возвышался овальный экран, послышалось тихое жужжание, словно там заработал старинный компьютер. Маруся видела их в Политехническом музее – большие ящики с вентиляторами и разными проводками и детальками внутри.
Картинка появилась не сразу. Маруся пришлось довольно долго пялиться на рябь помех. Она замерзла и втянула пальцы в рукава комбинезона. Наконец Фрам сумел распаковать и запустить нужный видеофайл.
Маруся увидела внутренние помещения станции. По коридорам бежали люди, женщины, одетые в уродливую черную форму. В руках они сжимали автоматы с короткими дульцами. У женщин были неприятные лица и очень белая кожа, точно они никогда в жизни не загорали и не пользовались тониками. Потом девочка заметила человеческие тела, лежащие на полу. Запись почему-то оказалась очень плохого качества и Маруся не смогла разглядеть, живы эти люди или нет.
Предводительница одетых в черное женщин, которых она окрестила про себя «вампиршами», рослая мордатая тетка со злыми глазами, держала в руках странное оружие, похожее на бластер из фантастических фильмов. Она первой ворвалась в рубку управления станции – и Маруся увидела молодого отца, сидящего без движения в кресле напротив пульта. А на коленях у него, свернувшись калачиком, лежала спящая девочка лет четырех.
Она. Маруся Гумилева.
Главная «вампирша» что-то отрывисто бросила своим подручным – словно пролаяла собака. Маруся узнала немецкий язык, но слов не разобрала. Одна из женщин, закинув за спину автомат, приняла маленькую Марусю из рук предводительницы и куда-то унесла, а та принялась одевать на находящегося в бессознательном состоянии Андрея Гумилева наручники, ворочая его, словно тряпичную куклу.
Марусе было неприятно смотреть на все это. Самое главное, что она совершенно не понимала, что происходит, точнее, что произошло много лет назад на борту «Земли-2». Кто эти женщины-«вампирши», одетые в черные комбезы, словно они работают уборщиками мусора? Почему люди на борту станции не двигаются? Где охрана?
Она уже собиралась задать все эти вопросы Фраму, но тут события на экране сорвались в галоп – главная «вампирша» подняла Андрея Гумилева на ноги и ударила его открытой ладонью по лицу.
– Эй, ты! – завопила Маруся, забыв обо всем. – Не смей бить папу!
Она беспомощно оглянулась, толком не понимая, чего ищет – то ли что-то тяжелое, чтобы запустить в экран, то ли просто в поисках поддержки. Оглянулась – и замерла от ужаса.
В углу хижины, за ящиком, девочка увидела неподвижно сидящего человека. Женщину. Ту самую, главную «вампиршу».
– Свет! – закричала Маруся, пятясь к двери. – Фрам! Свет!
– Принято, – бесстрастно ответил искусственный интеллект и увеличил яркость экрана.
И тогда Маруся разглядела все – проклятую черную форму, серую кожу, искаженное злобной гримасой лицо. И глаза. Мертвые, мутные, замерзшие глаза, в упор глядящие на нее сквозь слой прозрачного льда.
Не помня себя от страха, девочка рванула дверь, упала и на четвереньках выползла из хижины, которая оказалась ледяной усыпальницей «вампирши». Страшная тетка с бластером, видимо, много лет пролежала в промороженной хижине с ветряком, ставшей ее могилой.
– А папа жив, – прошептала Маруся, тяжело дыша. – И я жива. Вот так вот…
Она отбежала довольно далеко от жуткой хижины. Вернуться туда девочка не согласилась бы даже за миллион рублей. Пусть Фрам стережет эту ледяную мумию до поры, до времени. Потом папина служба безопасности со всем разберется.
Маруся поймала себя на том, что вновь подумала об отце по старому, как раньше. А ведь после всего того, что она узнала, вряд ли получится относиться к нему так, как прежде.
Но в любом случае будет крупный разговор. «Разбор полетов», как любит говорить сам Андрей Гумилев. И папе придется рассказать Марусе все.
Десантные ботинки Маруси оставляли в подтаявшем снегу глубокие, четкие следы. Она уже час шла по этой ледяной пустыни, а далекие горы, казалось, не приблизились ни на метр. Хорошо еще, что, судя по всему, здесь был полярный день и солнце даже не собиралось опускаться к горизонту. Почему-то Маруся очень боялась остаться одна в темноте.
– Я дойду, – твердила она сама себе. – Я обязательно дойду…
Ей очень хотелось есть. И пить. В Зале Ста Тысяч предметов она съела всего лишь кусочек мяса и пригубила материализованный мамой щербет. Кисло-сладкий вкус напитка до сих пор ощущался во рту и от этого пить хотелось еще сильнее.
Подхватив на ходу горсть мокрого, рассыпающегося на ледяные зерна снега, Маруся сунула его в рот, пожевала и поняла – так не напьешься. «Может, забраться на торос и осмотреться? – подумала она. – Вдруг я замечу какое-нибудь озерко или лужицу растаявшей воды?»
Эта мысль показалась Марусе заманчивой и девочка устремилась к ближайшим глыбам льда, вздыбленного над снежной равниной. С трудом вскарабкавшись по скользкой наклонной стене наверх, она огляделась – и замерла, с трудом сдержав крик ужаса.
В паре десятков шагов от тороса, на снегу, сидел огромный косматый зверь с желтоватой шерстю и черным носом.
Белый медведь. Самый крупный наземный хищник на планете. Маруся тут же вспомнила слова полярника Чилингарова, услышанные еще в детстве, во время той самой злополучной экспедиции. Маруся тогда увидела во льдах двух белых медведей и радостно закричала:
