Текст книги "Эпицентр"

Автор книги: Кирилл Партыка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

ГЛАВА 16

Я был почти уверен, что кафе не пострадало во время заварушки. Оно принадлежало убитому Муштаю, но по сути являлось не просто единственным в городе увеселительным заведением, но и эдаким «деловым клубом», где перетирали свои делишки Урки и Менты, где постоянно толклись Ездоки и прочий люд, кроме тех, кто отсиживался в трущобах.

Я не ошибся. На парковке кафе стояло несколько машин. Я приткнул рядом с ними свой джип и вошел. В зале было довольно многолюдно и шумно. Стойку облепили комодовцы, праздновавшие победу. Они горланили, не слушая друг друга. Пойло лилось рекой. Макса за стойкой я не увидел. Вместо него посетителей обслуживали двое помощников.

Присутствовали здесь несколько Ментов и еще какие-то воинственные типы, с которыми я был почти незнаком. Я заметил и пару-тройку Контрабандистов. Те обычно не высовывались, но сейчас, похоже, решили тоже потусоваться, чтобы уяснить, что к чему. За своим обычным столиком в дальнем конце зала сидели несколько Ездоков. Им все эти передряги были нипочем. Ездоки всегда придерживались нейтралитета, а без них все равно никому не обойтись, кто бы ни верховодил.

Шмары временно исчезли: от мужских дел в подобных случаях они предпочитали держаться подальше.

Я протолкался к стойке. Один из Урок глянул на меня налитыми кровью глазами, скривил рот, но ничего не сказал.

– Где Макс? – спросил я у бармена. Тот пожал плечами.

– Задерживается.

Понятно. Подручный Муштая предпочел временно загаситься от греха, пока все не закончится и не наступит ясность в новом раскладе. Я взял кружку пива (его готовили фермеры, а Ездоки доставляли в город) и отправился к своим, еще издали заметив крупную фигуру Коня. Конь тоже меня увидел, замахал обеими руками, а когда я подошел, пододвинул свободный стул:

– Падай!

Я уселся рядом. Конь чокнулся с моим бокалом и опрокинул в рот полстакана самогона.

– Видал, что делается?! Хар-рашо повеселились.

– С чего началось, не слыхал?

– Да чего тут слыхать?! Вся толпа под кайфом. Говорят, у Святош с самого начала героин имелся и они его как-то неосторожно засветили. Ну и все, давай каждый к себе тянуть. На этой почве и передрались.

– Конечно. Такая ценность, – сказал я. – От герыча в Зоне умирают в три раза быстрее, чем обычно.

– Да, загибаются в два счета. Зато, пока жив, раны зарастают за полчаса. Уколотый боец живучий, его всего изрешетишь, а он не падает.

– Но потом все равно падает. Конь досадливо махнул рукой:

– Ты никогда не ширялся, тебе не понять. А я пробовал. И до Чумы, и после. Могу сравнить. Обычно сперва кайф, потом привычка, а потом рыщут за дозой, чтоб не ломаться. Удовольствие так себе. В Зоне по-другому. Здесь кайф другой. Даже и не кайф, а… я и не знаю, как сказать. Все слышишь, все видишь, чего раньше не видел и не слышал. Будто локатор какой-то в голове. И такое чувствуешь! Ты такого никогда не чувствовал. Сил становится немерено, и все тебе нипочем! За это что хошь можно отдать. Особенно когда жизнь вокруг такая… А-а, что с тобой говорить?! – Он пьяновато махнул рукой. – Ты у нас спортсмен какой-то… блин!

Про свойства героина в Зоне я знал и без него, и, наверно, больше его. Необычайные ощущения, невероятный прилив сил, поразительная живучесть – это еще не все. Я сам наблюдал, как человеку с простреленной навылет в области сердца грудью сразу после ранения сделали героиновый укол. Раненый по нормальным меркам не должен был протянуть и часа. Но через сутки он был на ногах, а рана почти затянулась. По всем этим вместе взятым причинам героин у нас в особой цене, когда все прочее обесценилось. У кого героин, тот, если пожелает, может реально влиять на ход событий, менять существующий расклад. Героин здесь – мощный рычаг. (Даже Пастор при своем невеликом уме сумел организовать клан, одну из составляющих местного шаткого равновесия.) Оттого и расстреливали на периметре Контрабандистов, тащивших зелье в Зону. (Не Монгол ли дал команду, осведомленный своими агентами? И мной в том числе.) Оттого я и не сомневался, что на героин все клюнут и в итоге насмерть передерутся.

– Но ведь ломает же после первого укола по-страшному, – сказал я.

– Брось, – отмахнулся Конь.– Жизнь еще не так ломает – терпим же!… А еще говорят, – он опять наполнил свой стакан,– некоторые начинают Бога слышать. Правда, не все.

– Ну да, – усмехнулся я. – Внушаемость возрастает. Что тебе вдалбливают, то за Глас Божий и принимаешь.

– Не скажи. Мне года полтора назад Контрабандисты дозняк за дикую цену толкнули. Хреново мне тогда было, не хочу рассказывать из-за чего. Даже бухло не помогало. Ну я и взял. И, понимаешь, когда улетел, в голове что-то такое появилось. Какие-то мысли и картины. Ничего понять нельзя, но чувствуешь, что открылось что-то неведомое, необъятное и оно тебе что-то передает, может, какую-то великую истину, которую ты постичь не способен. Но дух захватывает. Будто над бездной пролетаешь и не боишься этой бездны, потому что порошочек тебе такие крылья приделал!

– Что ты мне про глюки рассказываешь?!

– Не, это не обычные глюки. – Конь опять проглотил свое пойло. – Некоторые понимают, что та бездна им говорит. Ну или почти понимают. Бога-то понять человеку не дано. Но он есть, и с ним можно общаться. И еще говорят, что Бога можно особенно часто услышать, если Кошки рядом. Они с ним как-то связаны.

– Кошки? С Богом? Кошки – сатанинские создания, давно известно.

– Это все фигня. Откуда нам знать. Но когда герыч и Кошки – что-то появляется такое… И дело совсем не в глюках.

Пока Конь бубнил мне в ухо, я задумался. Героин. Глас Божий. Кошки.

Когда про общение с Богом посредством наркотика мне толковал Пастор – это одно. Это для него в порядке вещей. Когда прогероиненный умирающий Святоша поведал мне про ангела, происки бесов и про Кошек как трансляторов данной информации непосредственно из уст Всевышнего, это тоже можно было не принимать всерьез. И пьяного Коня с его баснями можно было не принимать всерьез. Но как-то уж больно настойчиво лезла с разных сторон эта чепуха. Чепуха? Героин действует на людей в Зоне необычно – это факт. Кошки, как я убедился на собственном опыте, могли передавать какие-то небессмысленные сигналы. В Бога и ангелов я не верил. Но и за этим могло крыться нечто, мне пока непонятное. Что-то во всем этом было, что-то странное…

Когда я снова вслушался в бубнеж Коня, он талдычил уже совсем про другое.

– … И вот они теперь разбираются, как оно так вышло?

– Что вышло?

– Ты оглох, что ли? Я ж говорю: Комод теперь всем заправляет. И он уверен, что не случайно бойня возникла. Что была подстава. Братву, Святош и Ментов нарочно столкнули.

– Это кто же такой ушлый оказался, что все так ловко устроил? И как вообще это можно устроить?

Слова Коня меня насторожили, и я перестал думать о кошачьем посредничестве в приобщении к Создателю.

– Я точно не знаю. Ходят слухи, что кто-то пронюхал о герыче, который Святоши хранили. И слил эту информацию всем одновременно. Вот все и слетелись. А там уже пошло-поехало. У всех же друг на друга давно накипело. Муштай похитрей оказался. Он, пока все в парке были, со своими подкрался к храму и по-тихому скрутил какого-то Святошу. Он то ли вышел зачем-то, то ли, наоборот, возвращался. Вот его и перехватили. Он недолго трепыхался. Подошел к дверям, подал голос, назвал пароль. Ну его и впустили. А следом – Муштай с ребятами. Святоши и ахнуть не успели. Но Комод все равно хитрее всех оказался. Это всегда понятно было, что рано или поздно он верх возьмет.

Вот, значит, как действовал Муштай: довольно незамысловато, полагая, что прочие – дураки. Но Комода он явно недооценил.

– И на кого же думают насчет подставы? – со всем безразличием, на которое был способен, спросил я.

– А чего тут особенно раздумывать?! Понятно же, кому это на руку. Работяги в драке не участвовали.

– На кой черт Работягам такое затевать. Они народ мирный. Их не трогай – они не тронут. А чтоб их не трогали, у них силенок достаточно.

– Работягам и Урки, и Менты, и Святоши давно поперек горла. Они им развернуться не давали свои порядки установить. А тут, видно, случай подвернулся.

– Дурак ты, Конь, – сказал я. – Они свои какие-то дела делали, и никто им не мешал. Им выгодно было, чтоб так и оставалось. К власти они никогда не рвались. Ты хоть один случай помнишь, чтобы они свои порядки пытались устанавливать?

– Они этих опущенных из трущоб всегда защищали.

– Они всех из этих, как ты выражаешься, опущенных, кто хотел, к себе забрали. А кто не захотел, тот остался. Чего же из-за них бучу затевать?! Никакой логики не вижу. А что они в драке не участвовали, так потому, что им герыч по барабану. Не нужен он им, вот и все. Может, им тоже информацию слили, а они плюнули и не обратили внимания.

– Тут ты не прав. Комод говорил, что они со всякими заграничными суками на Большой земле якшаются. Я думаю, те суки их могли и надоумить.

– Мыслитель. А сукам-то зачем?

– А этого я не знаю, что у них, у сук, на уме какие планы. Они всегда нас подмять хотели, еще до Чумы, забыл, что ли?

– Ты же дальнобойщиком работал. Когда у тебя находилось время телевизор смотреть, чтобы таких мыслей набраться?

– А телевизор у меня в грузовике имелся, – развеселился Конь. – Еду, а он себе долдонит.

– То-то, что долдонит. Люди «Авторадио» слушали, а ты – телевизор…

– Да чего ты ерепенишься?! Лучший друг Работяг!

– А то, что если такую подставу и устроили, то не здешние, а большие люди с Большой земли. Наши люди.

У них сто причин могло найтись, и все разные. Надоел им нашенский беспредел. Те самые заграничные суки наверняка и орали на весь мир, что у нас гадючник законсервировали. Вот кто-то гадючник и почистил. Так сказать, с использованием местных средств и ресурсов.

– Да мне-то что?! – пожал плечами Конь. – Мне оно до фени. Мы Ездоки, мы никуда не лезем. Но Комод почему-то уверен, что это не из-за периметра, это здешние дрожжей в говно подсыпали. И знаешь что. – Конь припал к моему уху: – По мне, так это вообще бред, но есть такие предположения, что… одним словом, без тебя не обошлось.

Я воззрился на Коня:

– Это кто такое говорит? Кто вонь такую пускает? Я ведь доказывать ничего не буду. Шею сверну!

– Да я конкретно не знаю кто. Так, был слушок, из комодовского ближнего круга вроде бы. А кто, что, почему, – он воздел ладони, – я без понятия.

– Совсем крыши посъезжали, – проворчал я.

– Это точно. Комод до чего додумался. Отдал приказ всех Кошек истребить.

– Чем они ему помешали?

– Вроде, говорит, опасные они. И с каждым днем все опаснее. Сказал своим, чтоб били котяр беспощадно, где только ни встретят. Да он не только Кошек. Деревья плотоядные велел рубить под корень, короче, всякую нечисть изводить.

– Посмотрю я, как он деревья порубит и сколько там его лесорубов лежать останется. Деревья жечь надо, а не рубить. А с Кошками – можно в них, конечно, пострелять. Они мигом по темным углам разбегутся – хрен найдешь. Только потом стрелкам не пожалеть бы!

– Да знаю я все это. Но Комод хозяином себя почувствовал, вот и буевертит.

(Комод действительно начинал вести себя как хозяин. Или это его пришлые консультанты так надоумили?)

– Что будешь делать? В поездку по комодовскому заказу больше не собираешься? – поинтересовался я.

Конь на мгновение отвел глаза.

– Да черт его знает, когда такие дела!…

Я понял, что, будет ли поездка, нет ли, в напарники он меня больше не позовет. И правды на этот раз не скажет. Я встал.

– Ладно. Дышать тут нечем. Бывай. Конь пожал мою протянутую руку.

Идя к машине, я размышлял. Насчет Работяг они, конечно, попали пальцем в небо. А вот насчет меня… Такой оборот не казался удивительным. Сперва нас с Кондором пытались прикончить во время нашей встречи на границе периметра. И не сказать, что безрезультатно. По наши души явились люди Комода. А в кармане мертвого Жеки обнаружилась свежая газета… Во время бойни рядом с Комодом я засек чужаков. Шлепнуть нас с Кондором – теперь я не сомневался – решил кто-то с Большой земли, используя Комода и его людей. Этот кто-то по части моей персоны наверняка осведомлен куда больше, чем мне бы хотелось. Мое участие в провокации никто доказать не мог. Пастор мертв, а о том, что он одарил меня героином, знали только мы двое. (Если он больше никому не проболтался.) Но Комод – не суд присяжных, ему доказательства без надобности. Очень вероятно также, что моя связь с Монголом стала достоянием его врагов. И это послужило причиной охоты на меня и Кондора.

Мысль о причастности к подставе Работяг могла возникнуть из того же источника. А могла прийти в голову и самому Комоду. Большой разницы в этом нет. Если Комод надумает разобраться с Работягами – а сил у него теперь может оказаться достаточно, – его новые «патроны» вряд ли станут его удерживать. Если сами и не подтолкнут. За периметром Работяги многим как кость в горле. А потому их следует немедленно предупредить.

Но сперва я решил заехать к Профессору.

ГЛАВА 17

…Я медленно подкрадывался к собственному джипу. Кажется, я это делал ползком, потому что, когда разрозненные картинки на мгновение складывались в единое целое, я видел джип снизу, от асфальта. В джипе кто-то был. Я не понимал кто, но чувствовал, что он похож на меня – не внешне, а как-то по-другому, я не мог объяснить.

Этот кто-то был опасен, я испытывал к нему недоверие и подозрительность. Но злобы и ненависти не было в помине. В чем-то мы были, как герои Киплинговой сказки – «одной крови». Мне было любопытно, и я вспрыгнул на капот джипа.

…Я вздрогнул и проснулся.

По дороге к логову Профессора я задремал и чуть не врезался в столб. Я затормозил и почти мгновенно уснул, уронив голову на руль. Пробуждение было необычным. Меня ничто не потревожило, кроме странного сна. Я сфокусировал зрение и увидел… На капоте сидело несколько здоровенных Кошек. Они будто преследовали меня, искали встречи и сейчас в упор пялились своими желтыми глазищами. На какой-то миг я увидел сам себя будто со стороны, застывшего на водительском сиденье. Но видение тут же растаяло.

Я повертел головой. Улица была пустынна. Только Кошки – перед лобовым стеклом и вокруг, на асфальте. Кажется, во сне я видел самого себя их глазами. Я постарался расслабиться. От них не исходило угрозы. От них, как и в прошлый раз, исходил немой вопрос. Я не мог понять, о чем он. Я чем-то привлекал Кошек. Но что им нужно, оставалось неясным.

Я напряженно соображал. Но в голову ничего умного не приходило. И в конце концов я опять вспомнил любимого кота Кузю, как он сидел у меня на коленях и какую сопливо-сентиментальную нежность я испытывал к этому хвостатому. Я представил, как поглаживаю рыжую шерстку своего любимца, а он от наслаждения слегка запускает в меня свои коготки.

И тут же совершенно отчетливо почувствовал уколы этих самых коготков. А потом передо мной мелькнула картинка, нелепая и жутковато-смешная: посреди кошачьей стаи я увидел здоровенного, много крупнее других, кота. На коте почему-то была одежда, а вместо морды… моя голова. Потом все исчезло.

Они пытались общаться со мной, вот в чем дело! Но они не умели говорить или передавать мысли. Быть может, потому, что никаких мыслей не имели или они были совершенно непохожи на мои, человеческие. Они передавали мне какие-то обрывки собственных ощущений. Наверное потому, что ощущения – единственное, что было у нас общим и взаимопонятным. Впрочем, насчет понятности я загнул. Ни черта мне было не понятно, кроме одного: Кошки проявляли ко мне интерес, и между нами существовала некая связь, смахивающая на телепатическую. Другого определения я, по крайней мере, не знал.

Кажется, образ обласканного Кузи произвел впечатление на стаю. Не зря же они показали мне меня самого в «окошаченном» виде. Они, должно быть, тоже чувствовали, что мы «одной крови». И сообщили мне об этом.

Я не сомневался, что Кошки и до меня вступали в контакт с людьми. С некоторыми из тех, кто накачивался героином. Но я-то этой гадостью не баловался. Почему же они выбрали меня? И как насчет Гласа Божьего, о котором я был наслышан.

Я представил себе, как мог бы звучать этот самый глас. Получилась некая смесь колокольного звона, молитвенного пения и невнятно, но грозно вещающего мужского баса.

Сперва я уловил отчетливое недоумение, исходящее от стаи. Потом последовала какая-то эмоциональная сумятица и наконец… Кажется, они поняли, что я имею в виду.

…Удары, следующие один за другим, опасные и наносящие серьезный вред. Долгое, замысловатое падение, потом еще один удар, самый мощный и последний. Затем – тишина и неподвижность. Никакой боли, ничего похожего на боль. Однако понимаешь, что ущерб слишком велик, с ним ничего не поделать. И начинаешь кричать. Не от страха или отчаяния, а потому что так нужно. И крик твой уносится в пустоту, в бескрайнюю и необъятную бездну, от которой у человека захолонули бы разум и душа. Но бездна не пугает, не вселяет благоговейного трепета. Она зовет, но не слышит ответного крика. Быть может, она и есть Бог. Но мне так не показалось…

Я слегка вздрогнул и очнулся. Чуждое присутствие внутри меня исчезло. Н-да, это мало походило на общение со Всевышним. Это вообще ни на что мыслимое не походило. Кошки уловили, чего я хочу, и дали то, что смогли. Никакого понимания это мне не добавило.

Должно быть, я испытал разочарование, потому что коты соскочили с капота, и стая, вдруг утратив ко мне интерес, рассеялась и исчезла из глаз, будто растаяла в воздухе.

…Профессора я заметил еще издали. Он сидел на лавочке недалеко от своего подвала и грелся на солнышке. Вылезая из кабины, я поздоровался и присел рядом.

– Война? – без предисловий спросил Профессор. Я кивнул.

– Уже почти закончилась.

– Ну что ж. Замкнутое уголовно-феодальное общество, разбитое на кланы с баронами-разбойниками во главе. Рано или поздно этого стоило ожидать, – заключил он. – А досталось, конечно, всем без разбора.

– Не без того, – нехотя подтвердил я. – А вы, Профессор, так и намереваетесь здесь сидеть и философствовать?

– А какая альтернатива?

– Мы отправляемся в экспедицию.

– Кто это – мы? Куда и зачем?

– К Эпицентру.

– К Эпицентру? Вот так так!

– Работяги организовали. Несколько их научников, стрелков, я в качестве проводника. А вы, думаю, – в роли специалиста и мозгового центра. (Про чужаков я пока умолчал.)

– Я, знаете ли, несколько по иной части специалист, не по инфернальным явлениям. Вы, надеюсь, понимаете, что это очень опасная затея. Впрочем, где сейчас безопасно?! Да я как-то уже и перестал бояться. Так что, конечно, поеду. Можем отправляться хоть сейчас.

– Вот сейчас и отправимся.

…Вернувшись в Крепость, я оставил Профессора в директорской приемной, а сам зашел в кабинет.

– Поспал? – спросил Директор.

– Почти. У меня новости. – Я вкратце обрисовал обстановку в городе. – Но вы вот что учтите. Комод думает, что подставу организовали ваши люди.

– Ну пусть приезжает с разборками. – Директор смачно потянулся у себя за столом.

– Я почему-то думаю, что он явится не с обычными разборками. Он соберет силы и придет вас штурмовать.

– Отобьемся, – протянул Директор.

– Надеюсь. Но есть и еще новость. У него сейчас тоже несколько чужаков.

– Каких чужаков?

– Из-за периметра, как у вас. Кто такие и что им нужно, я не знаю. Но Комод, по моим данным, затевает какую-то дальнюю поездку. Для этого тоже нанял проводника. Это один мой знакомый Ездок.

Теперь Директор заинтересовался не на шутку.

– Куда же они собираются?

– Говорю же, не знаю. Но догадаться можно.

– Можно, – согласился Директор. – Какое странное совпадение!

– Тем более не мешало бы перепроверить наших гостей.

– Ты думаешь, ты самый умный, – проворчал Директор. – У нас тут есть кое-какие компьютерные базы данных, оставшиеся от прежних властей и стражей порядка. Мы по ним пробили этих троих. Они там не значатся. Ну я их вызвал и прямо так и сказал. Они удивились моему недоверию и подтвердили, что действуют под вымышленными именами. Почему – объяснять, надеюсь, тебе не требуется. И предложили еще раз связаться с нашими контактерами на предмет подтверждения.

– Вы связались? Директор покряхтел.

– Это, понимаешь, дело не быстрое. Прямой-то связи у нас нет, по телефону не позвонишь, по рации не вызовешь. Надо приводить в действие всю цепочку. А если Комод готовит свою экспедицию и разборку с нами, тем более отправляться стоит без промедления.

Никудышный был из Директора следователь. Но обстановку он понимал правильно и выводы делал соответствующие. После некоторого раздумья он сказал:

– Ты вот что. Ты по пути за этими тремя приглядывай. У тебя глаз острый и нюх есть. С тобой все-таки наши будут. Так что в случае чего…

– Пригляжу, – пообещал я.

Меня не оставляла мысль, что предстоящая поездка – тоже нечто вроде подставы. Какой и для чего, я пока не догадывался. Но что-то здесь было нечисто.

Мне позарез не хватало Монгола. Не просто связи с моей шарашкой на Большой земле. А именно его. Если бы он не исчез, если бы мы встретились с ним, а не с Кондором, все могло быть иначе. Монгол обладал очень широкой и разнообразной информацией. У него имелась масса разных, в том числе и конфиденциальных каналов, позволявших влиять на самые неожиданные ситуации. Наконец, он был умный и хитрый профессионал и, в сущности, неплохой человек. Быть может, самый лучший, честный и принципиальный из всех, кого я знал. Он нашел бы решение, и я вряд ли бы стал затевать игру, результат которой, в виде горы мертвых тел, неизбежных наездов на Работяг, воцарившейся неразберихи и возвышения Комода, нравился мне все меньше. Тем более что в итоге охота на меня определенно не прекратится, а наверняка станет еще активней.

Без Монгола я мгновенно превратился в типичного обитателя Зоны с букетом специфических повадок и стереотипов мышления. Я вдруг сообразил, что в моей ситуации и Муштай, и Полковник, и Комод, и другие, им подобные, действовали бы каким-то своим, но очень похожим способом – с горой мертвых тел в итоге. И от этого мне стало очень не по себе. Но мечтать о Монголе было бессмысленно.

– Кто из ваших поедет? – спросил я Директора.

– Четверо бойцов с командиром, с Володькой Исаевым, ты его знаешь.

Мне показалось странным, что он начал с бойцов.

– А спецы?

– Спецов ты тоже знаешь. Одного особенно. Я изобразил немой вопрос.

– Георгиев, он у нас физик. Лаптев Игорь, этот вообще широкого профиля. И… небезызвестная тебе Лариса Васильевна.

Вот это мне совсем не понравилось.

– Чего ради? Она врач. Что ей там делать?

– Во-первых, врач вам не помешает. А главное, она у нас и химик, и биолог, и вообще по всему, что растет и движется. Сама себя подготовила, пока здесь находилась. Вам такой специалист, скажешь, не нужен?

– Нужен, – согласился я. – Но не она.

– Я, Сережа, тебя хорошо понимаю. Все знают, что у вас личные отношения. Боишься ты ее с собой брать, потому что опасно, риску много.

Возразить мне было нечего. Директор попал в точку.

– Но, – продолжал он, – у нас другого такого спеца просто нет. А кроме того, она сама изъявила желание. Причем самое решительное. И я ей разрешил. Ты уж не серчай.

– Я еще с ней поговорю, – пообещал я, понимая, что говорить с ней бесполезно. Лариска такая дама: если вобьет себе в голову что-то, особенно из высоких научных побуждений, ее трактором не развернешь.

– Но спецов поедет не трое, а четверо.

– Кто сказал?

– Я.

– Ну да, ты же у нас Генеральный. И кого же ты еще взять хочешь?

– Профессора. Вы его знаете.

– Знаю. Очень головастый мужик. Головастее, чем все наши. Мы его к себе звали, а он не шел. Он же пожилой, слабый. С ним одна морока. Может вообще не доехать.

– Я позабочусь. Директор не стал упираться.

– Ну вези его сюда.

– Он здесь, в приемной.

– Да?! Какие вы быстрые. А я его сколько уговаривал хоть в гости заглянуть. – Директор нажал клавиш селектора. – Галина Федоровна. Там у вас товарищ Профессор. Пусть войдет.

Через несколько секунд дверь отворилась, и вошел Профессор. Директор встал ему навстречу, протянул руку.

– Ну наконец-то! Значит, попутешествовать решили? Да вы садитесь, садитесь.

Они, обменявшись рукопожатием, уселись. Директор достал из стола бутылку с остатками коньяка, два бокала. Я здесь больше не требовался.

– Что же вы, уважаемый?! – сказал Директор, не обращая на меня внимания. – Какой-то патлатый шоферюга вас уговорил. А серьезных людей вы и слушать не хотели.

На слова Директора я не обиделся. Не считал он меня патлатым шоферюгой, просто такая у него была манера разговаривать. За глаза – хорошее, а в присутствии – что попало.

– Во-первых, уважаемый, Петр Павлович, я к вам не насовсем. Просто дело стоит того, чтобы в нем поучаствовать. А к вам, в Крепость, я никогда не переселюсь, потому же, почему и он.– Профессор ткнул большим пальцем через плечо, имея в виду меня.

– Ну я пойду, – сказал я. – Мне собираться надо. Директор сделал милостивый жест. Теперь они заведут свою обычную полемику надолго.