Текст книги "Победа ускользает"

Автор книги: Кирилл Мошков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Кирилл Мошков
Победа ускользает

посвящается Никите

Книга первая
ОСТАНОВИТЬ И ВЕРНУТЬ

Часть первая
ВОЗВРАЩЕНИЕ ПСИХОКРАТА

Какая гадость. Похоже на начало среднестатистической рукописи начинающего автора научной фантастики: персонаж пробуждается с похмелья. Давно у меня не было такого отвратительного пробуждения, подумал Джервис. Нет, сформулируем точнее: никогда у меня не было такого мучительного пробуждения. Наверное, такое действительно бывает после очень сильной пьянки, но я опытом такого рода почти не располагаю. Так или иначе, в литературе такие состояния многочисленно, полно и впечатляюще описаны (видимо, у господ литераторов обычно как раз бывает приличный опыт по этой части), так что создавать собственное эпическое описание мерзости в каждой клетке тела и отвратительно гудящей головы нет особой нужды.

Просыпаясь, Джервис уже знал, где он. Не место – время. Точнее, по терминологии физиков-временников, – в каком именно потоке времени он находится.

Девять лет назад перемещение произошло куда легче. Джервис услышал некий звонок. Звонок в голове, если угодно. Услышал, оделся и вышел из дому (он тогда стажировался в Белграде), спустился в лифте, и лифт распахнулся не в обычный балканский солнечный день конца 80-х годов XX века, а в лес. Северный Лес на Белом континенте планеты Новая Голубая Земля. Надо было бежать, и Джервис побежал, а рядом бежали остальные, каждый – вырванный из своего потока времени таким же зовом.

Они бежали, чтобы спуститься на равнину, проникнуть в цитадель Хозяина и встретить там Фродо Таука. Фродо услышал звонок не в другом времени, а прямо здесь, в своей родной Лиане, в шестидесяти милях от Цитадели. Он просто приехал на попутке.

Несколько недель спустя, когда Хозяин пал, а Рыцари расстались, трое из них – Като, Святослав и Робин – вернулись в свои миры. Лестер так же, как и Фродо, был отсюда, он просто отправился домой в Космопорт. А Джервис застрял. Временники предложили ему около сорока вариантов переброски в 1990 год, но ни в одном из предложенных вариантов не было главного опознавательного признака – чтобы на Земле город Белград в Юго-Восточной Европе был столицей государства со сложным названием Социалистическая Федеративная Республика Югославия.

Джервис остался. Добрейший Ив Монтик вылечил заработанное им нервное истощение, а суховатый полковник Кауст взял на работу в Галактическое Контрольное Отделение, созданное на Земле для систематической борьбы с силами Зла. Поскольку седьмое, и главное, воплощение Хозяина этих сил уничтожил все-таки Джервис, швырнув ему в лицо всевидящий хрустальный шар в день великой битвы в подвалах Лисского телецентра на Телеме, Джервису по закрытому списку дали орден, вне всяких очередей – звание эксперта первого класса, равное полковничьему, должность ведущего специалиста в отделе Кауста и, между прочим, зарплату в три тысячи долларов в месяц, что для Земли 3923 года было очень прилично.

Джервис проработал в Galaxy Control Division (ДжиСиДи, как все называли эту контору) два с половиной года. Из них год ушел на интереснейшую работу на Эмари Банго. Работа кончилась провалом резидентуры; зато, возвращаясь на Землю, Джервис вывез с собой слугу по имени Ксинатал Халлапкурлихо. Конечно, никакой слуга на Земле ему не был нужен, он и на Эмари держал его только в силу местной традиции, но Джервис не мог оставить Ксинатала на Эмари. После провала резидентуры и яростных толп, осаждавших пылающий Шаранк-Кратофор, Ксинатал – слуга землянина – вряд ли выжил бы там. Вернувшись, Джервис принял участие в поиске нового Князя Тьмы, самозванца, захватившего власть над силами Зла.

И самозванец был найден. Один из троллей-курли, угнетавших в далеком прошлом Эмари Банго, оказывается, уцелел в извечной борьбе бангийцев с некробиотикой своего мира. Хитростью или силой – трудно теперь сказать – он перехватил централизованное управление Злом, не успевшее распасться после падения Хозяина.

Самозванца нашли в побочном, довольно близком потоке. Параллельщики в свое время не предложили этот поток Джервису потому, что он перепутал побочные признаки: вторая мировая война там началась не 14 августа, а 1 сентября 1939 года. Зато главный признак совпадал: Белград все еще был столицей СФРЮ.

Слава Богу, думал Джервис, что Ксинатал был со мной. Его род на Эмари Банго славился умением побеждать троллей-курли в единоборстве. И, когда тролль Хо произнес чудовищное заклинание и Джервис окаменел, Ксинатал вышел из-за его спины, обернулся световым лучом огромной интенсивности и вонзился в черную грудь уродливого карлика. И тот, обратившись в камень, рассыпался грудой высохшего цемента.

Джервис снова стал собой и остался дома – точнее, там, где родился: в Союзе. Дело в том, что междупотоковый канал вывел их вовсе не в Белград, куда он рассчитывал, а в Москву.

Прошло шесть с половиной лет. За это время он эмигрировал из своей страны, из Союза ставшей Федерацией. Поселился в Сиэтле, поменял имя – свое, труднопроизносимое для американцев, на Майк Джервис, то самое, которым он называл себя в будущем. Быстро встал на ноги. Купил квартиру в Нортгейте, работал в самом высоком здании города – башне «Колумбия». встретил Риту, полурусскую-полуитальянку, собирался жениться…

И вот Джервис с трудом разлепил глаза, уже зная, где именно он просыпается. Взглянув на окружающую действительность, он убедился в своей правоте и вполголоса произнес несколько кратких, но энергичных слов на своем родном языке.

Джервис знал, что ЭТОТ Джервис – двойник. Он-настоящий там, в 1997-м, встал, оделся и спустился во двор четырехэтажного «Сойерс Резиденс», чтобы сесть в машину и ехать по делам. Он-двойник здесь, почти две тысячи лет спустя, лежал под тонким одеялом, глядя на изгибы голубовато-серой гладкой стены, и сипло матерился.

– Что-что? – услышал он мужской голос. С усилием он осознал, что голос говорит на линке. Джервис вообще-то рассчитывал больше никогда не слышать этого языка. С трудом, преодолевая тошноту и круги перед глазами, Джервис повернул голову. В кресле рядом с койкой сидел рослый темнокожий мужчина в генеральском мундире Управления Безопасности Конфедерации Человечеств. Просторная комната была заполнена характерной аппаратурой временников-параллельщиков. Таких машин Джервис навидался тогда, в 23-м, когда параллельщики предлагали ему варианты. Джервис вспомнил особенно смачный вариант: 1990 год, Белград – столица Священной Южной Католической Орды, по главной улице – Святого Ахмеда – в бронированной машине «Суйцзы» едет он, Миха Ервизович, стажер в Генеральном Управлении Ханского Баскака и Церковной Десятины.

Джервис засмеялся, его немедленно замутило, и он с отвращением произнес еще ряд слов по-русски.

– Я не понимаю, – откликнулся седовласый чернокожий на линке.

Джервис прокашлялся.

– Да, извините. Это я на своем языке.

Мужчина кивнул.

– Ну, здравствуйте, мистер Джервис.

– Ну да… Здесь я Майкл Джервис, верно… Здравствуйте, господин генерал. Чем это меня накачали? Вот-вот стошнит.

Тот хмыкнул.

– Накачали? Вряд ли. Наверное, естественные токсины. Вы же – биоклон.

– Туда вас… и сюда, за руку и за ногу!.. – Джервис вновь приложился к живительному источнику дивной русской речи. – Токсины, значит… Можно мне хотя бы таблетку ливина?

Седой генерал извлек из кармана трубочку, Джервису в руки прыгнула таблетка. Джервис прижал ее ко лбу, и таблетка тихо зашипела, всасываясь. Хорошая штука ливин. Джервису дома часто приходилось жалеть, что изобретут это средство только через тысячу лет.

Прошло минуты две. Тошнота отступила, круги перед глазами растаяли.

– Полегчало, полковник?

– Почему полковник? Помнится, при отбытии я был экспертом высшего класса ДжиСиДи. Шесть с половиной лет назад.

– Ваших биолет, – поправил генерал. – Сейчас три тысячи девятьсот сорок пятый. Со дня вашего отбытия прошло девятнадцать лет.

– Вашу мамашу, – пробормотал Джервис по-русски.

– Галактический Контрольный отдел был расформирован в 35-м, – продолжал генерал. – Его структуры были переданы в ведение Управления Безопасности, а система званий приведена в соответствие с нашими. Специалисты, пришедшие с флота, сохраняют флотские звания, а гражданские – получают воинские. Так что вы числитесь полковником запаса Управления Безопасности. Впрочем, я думаю, из запаса вы будете переведены на действительную.

– Как это мило, – пробормотал Джервис, откинул одеяло и с трудом сел. – Так значит, я – биоклон. – Он провел рукой по гладко выбритому черепу. – А это почему?

– Побочный эффект, – объяснил генерал. – Отрастут через пару недель.

Джервис встал и сделал три шага в сторону. Удивительно, но он помнил, где по стандартной планировке должно быть зеркало – точнее, зеркальный участок стены.

Да, ребята, поплохел я, подумал Джервис. Конец двадцатого века, Америка, ничего не поделаешь. Дурное питание, бесконечная картошка, гамбургеры, которые неоднократно зарекался есть, и бутылка пива каждый вечер. Отвратительно. Отвратительное брюхо, отвратительно дряблая кожа, на морде – красные пятна там, где в детстве подморозил щеки. Джервис ощерился. Да, отвратительные зубы. Хотя их отбелили. Спасибо, ребята. А вот чинить придется за свои. Тут это дороже, чем в моем времени, но тут и денег у меня побольше, и зубы лучше делают.

– А вместе с волосами нельзя было вот это убрать? – вслух произнес Джервис, прихватив на животе лишний слой жира. – Вообще, генерал, на кой ляд я вам здесь опять – такой? Обрюзгший, неловкий, нетренированный… Я и шесть лет назад был тут как чучело, а уж теперь… Кстати, – продолжал Джервис, не дожидаясь ответа на свои, в общем-то, риторические вопросы, – а как вас зовут?

– Генерал Гонсало Рубалькаба, – усмехнулся тот.

Джервис повернулся к нему, как громом пораженный, и воскликнул:

– Madre de Dios! Gonzalo!

– Si, hombre, soy yo, – ответил генерал, улыбаясь.

Девятнадцать лет назад по здешнему времени ему было тридцать три, был он майором, заочно учился в Академии безопасности человечеств, а общался Джервис с ним тогда почти каждый день, потому что Гонсало координировал от УБ ту тему, которую в своем отделе пас Джервис.

– Вот это номер, – не мог успокоиться Джервис. – Генерал Рубалькаба, это надо же! Ну, и как ты провел эти годы?

– Наверное, неплохо, – ответил Гонсало, вставая. – Как видишь, обогнал тебя в чине. Теперь, если будешь в форме, придется тебе первому отдавать честь.

Джервис хихикнул.

– Ну, а как жена, дети?

Девятнадцать лет назад Гонсало был женат на очаровательной мулатке, и у них были две крохотные девочки-близняшки.

– Господь милостив, – ответил генерал. – Девчонки закончили Каракасский университет, обе работают в Космофлоте, на Земле-Большой. Линда здорова, работает здесь у нас, в Управлении.

– Прекрасно. Слушай, господин генерал, мне бы одеться, а? И объясни, наконец, что вам от меня нужно?

– Терпение, Джервис, терпение, – проговорил Рубалькаба, прижав сенсор у двери. – Доктор Сернэй, пациент пришел в себя. Распорядитесь об осмотре, пожалуйста. – Генерал отпустил сенсор и повернулся. – Форма в шкафу. Одевайся. Тебя осмотрят и выпишут, и мой адъютант привезет тебя к нам в Управление. Там побеседуем. Да, и еще. Прежнее имя тебе использовать нельзя. Придумай новое, лучше прямо сейчас.

– Э, стоп, – запротестовал Джервис. – Раз уж я здесь, то у меня на старое имя счет, недвижимость, гейт в Галанете.

– Не проблема, – пожал плечами генерал. – Недвижимость и счет наверняка под нашим доверительным управлением, ты же передал все свои права GCD, когда прислал рапорт. Переведут на новое имя, это несложно. А гейт, я думаю, аннулирован, но ты можешь под новым именем взять прежний логин и пароль. Вряд ли они с кем-то совпадают. Итак, твое новое имя?

– Ким Волошин, – ответил Джервис. Особенно мудрить не пришлось. Это было его настоящее имя – то, под которым он провел первые два десятка лет своей жизни. От него он избавился в Америке, потому что, в представлении американцев, Ким – имя в первую очередь женское. Фамилию он сменил на придуманное Фродо Тауком прозвище: ему очень не нравилось, что американцы при чтении коверкали ее на разные лады. Здесь же таких проблем не было: на линке «Ким Волошин» звучало довольно близко к оригиналу.

– Русский, значит.

– Так я и на самом деле русский.

– А современный русский ты знаешь?

– Он не слишком сильно отличается от языка моего времени. За настоящего сибирянина не примут, но вполне могу сойти за провинциала с Периферии.

– Итак, Ким Волошин, русский, – проговорил Рубалькаба в микрофон вынутого из нагрудного кармана блокнота. – Год рождения? – спросил он свежеиспеченного Волошина. Тот посчитал, шевеля губами.

– Пусть будет девятьсот шестнадцатый. День рождения оставим – девятое марта.

– Место рождения?

Волошин подумал.

– Славия, материк Лесной Камень, город Новиград.

– Разумно. Далекая федеральная Периферия. Только не забудь почитать что-нибудь по Славии, легенда должна быть стальная.

– Конечно.

– Так… Образование?

– Новиградский историко-архивный институт.

– Разумно. Ты бывал на Славии? Там есть такой?

– Представь себе, это единственное место, где я был не по службе. Три недели в 24-м. Почему мне Славия и пришла в голову. И в этом институте я слушал лекцию о России конца ХХ века.

– Понравилось?

– Очень. Много неожиданного узнал. Ты же знаешь, что за наука история.

Седой генерал и голый полковник одновременно хмыкнули.

– Так, хорошо… Послужной список тебе сгенерируют, социальный номер – тоже, личный код получишь, ген-код у тебя снимут и впишут… Отлично. Ну что ж, полковник Волошин, документы получите у нас в Управлении. Пока позвольте откланяться.

– Стоп. Пока я с голой задницей и могу говорить с тобой без устава, скажи мне хотя бы, где я?

– На Земле. В Париже. Точнее, в исследовательском центре имени Патрика Бодри в Сен-Уэне.

– Так. Уже хорошо. Ну и… зачем же я вам понадобился?

Седой Гонсало некоторое время смотрел на полноватого, лысого Кима Волошина, потом опустил глаза, тщательно защелкнул и аккуратно убрал блокнот и только потом тихо проговорил:

– Проблемы, Майк. То есть Ким. У нас очень серьезные проблемы. И без тебя мы не сможем даже подступиться к ним.

– Ментальный щит, – утвердительно произнес Волошин.

Гонсало вздохнул.

– Что ж, по крайней мере это честно. – Волошин подошел к шкафу и секунду машинально искал ручку, потом вспомнил, усмехнулся и провел по краю дверцы рукой сверху вниз. Шкаф открылся. – Ладно, Гонсало, то есть господин генерал. Тогда до встречи.

* * *

Кима осматривали, тестировали, брали анализы, держали под биосканером и заставляли приседать. Потом разрешили отбыть. Молодой капитан, дожидавшийся Кима в холле, встал, когда Ким вышел от параллельщиков и врачей. Волошин был в форме УБ, но без знаков различия – просто черный комбинезон, и все. Никаких вещей у Волошина не было, и они с капитаном поднялись на лифте к посадочной площадке, сели в служебный глайдер, и глайдер повез их в штаб-квартиру Управления Безопасности человечеств.

Далеко в стороне проплыл центр Парижа – поросший деревьями и плющом скелет Мемориального Комплекса Башни Мэн-Монпарнас, прозрачная Пирамида имени Миттерана, исполинским колпаком накрывающая район от Лувра до площади Конкор; гигантская голограмма Эйфелевой башни (настоящая, подумал Ким, была, помнится, метров на триста пониже); километровой высоты гора Дефанс… Впереди возник сизый купол семисотметровой высоты – Валь-де-Марн, здание, вобравшее в себя весь одноименный пригород древнего Парижа, резиденция УБ и десятков его дочерних структур. Когда-то здесь находилось и ДжиСиДи, где работал Ким (когда его еще звали Майк).

Приблизившись к зданию, капитан позволил автопилоту глайдера ввести машину во входной терминал: глайдер, вливаясь в поток таких же машин, облетел вокруг вздымающейся на двести метров над вершиной купола антенны дальней связи и нырнул в сужающуюся воронку терминала.

Из терминального ангара транспортер принес их к центральным лифтам, и скоростной подъемник устремился вниз.

– Теперь я вас отвезу в гостиницу, – сказал молчавший до этого капитан. – Пообедайте. В номере вас ждет пакет со служебными материалами. Ознакомьтесь с ними. Сейчас двенадцать сорок по местному. Пожалуйста, будьте в номере в семнадцать часов. Вас вызовут для беседы.

Волошин кивнул. Лифт открылся, они вышли в до боли знакомый ему холл. Ким повернул голову, чтобы увидеть номер сектора над терминалом рецепции, и вздрогнул: сектор 12–12! Именно в этом секторе гигантской служебной гостиницы Конторы он жил раньше в свои приезды сюда.

В номере все было так же, как раньше, то есть никак. Унылая, словно в каюте военного корабля, койка. Унылый квадратный стол с мощным профессиональным терминалом. Унылые серые пластиковые стены, унылая окнопанель со стереовидом старого Парижа (судя по автомобилям, 30-е годы ХХ века). Три метра в ширину, три в длину, два с половиной метра в высоту. Чудо.

На койке лежал чемодан, на столе – пакет. Обычный бумажный пакет, заклеенный скотчем.

Ким посмотрел на чемодан, потом – на пакет. В номере дуло, он положил руку на серповидный сенсор интерьерника и уменьшил вентиляцию. Удивительно, подумал Ким, сколько лет я даже не вспоминал о том, что такое интерьерник и как им управлять, а руки делают сами.

Пакет Киму понравился больше. Он вскрыл его. Там лежала тысяча долларов наличными, кредитка на новое имя, пачка документов – идентифик, паспорт и социал-карта Кима Волошина; несколько легальных, совершенно настоящих идентификов самых разных организаций на то же имя (от Фонда развития традиционных культур и информационной редакции телекомпании «Всемирные теленовости» до страховой компании «Аргус» и сетевого обозрения «Утренний Галанет».. Отлично.

Кроме денег и документов, в пакете была только одна бумажка. На ней чьей-то рукой было размашисто написано:

Г-н Волошин,

в чемодане, кроме одежды и оружия, есть блокнот и рид-сенсоры. Прочтите прилагаемые материалы.

Подписи не было.

Ким распахнул чемодан. Там, действительно, была одежда: парадная полковничья форма, два рабочих комбинезона, джинсы, джемпер. На дне лежала кобура с мощным вороненым «штандартом». к рукояти которого был привинчен смартик – устройство для мгновенного выброса оружия в руку. Рядом лежал браслет-регистр, который Ким сразу надел, и блокнот.

Ким достал плоскую книжечку, раскрыл ее и усмехнулся. Помнится, был у меня в ХХ веке компьютер, хор-рошая такая машина…

Блокнот пискнул и сказал:

– Готов к знакомству.

– Я – Ким, – сообщил блокноту Волошин, повалившись в кресло. – Запомни меня, я – твой хозяин.

– Слушаю и повинуюсь, хозяин! – бодро отчеканил компьютер по-русски. Ким прыснул: машинку готовил к встрече с ним кто-то не без юмора.

Ким вытянул из бокового гнезда длинные тонкие шнуры рид-сенсоров и прилепил их к вискам. Большинство постоянно работающих с компьютерами людей не пользуются рид-сенсорами или подключают их к рукам, ускоряя ввод, но считывать большие объемы информации удобнее прямо на мозг, хотя это не очень полезно. Впрочем, все лица той профессии, к которой здесь принадлежал Ким, пользуются этим способом. Есть уникумы, которые за двадцать-тридцать секунд могут считать до десяти мегабайт чистого текста. Большинство читает по мегабайту в минуту. Ну а Ким не был даже большинством, он сознавал, что его мозг, по сравнению с мозгом человека нынешнего времени – реликт каменного века. Ким мог читать пятьдесят-сто килобайт в минуту. Все – быстрее, чем глазами.

Ким закрыл глаза и мысленно позвал компьютер. Тот осторожно спросил:

– Щадящий режим, мягкий съем?

– Да, дружище, – ответил Волошин, и в его голову потекли килобайты.

Он открыл глаза ровно в половине пятого.

Итак, Легин Таук. Капитан первого ранга Легионер Таук, начальник Первого управления УБ. Двадцать девять лет. Далеко пойдет этот парень.

Значит, это и есть проблема, ради которой понадобилось воскрешать тень несокрушимого Майка Джервиса? Гренадер! Супергренадер, поправил себя Ким. Триста девяносто вуалей психосилы. Ментальная мощь, граничащая с неуязвимостью. Подростком побывал в Цитадели (Ким содрогнулся, вспомнив собственный прорыв от мельницы до подножия Аспидного Трона) – побывал и не просто уцелел, но победил. Невероятно удачлив. Эрна, Шагрена, учеба у Буцудзэн. Демоны гаки на Шагрене, красноглазые бесы на Шилемауре, Белый Сфинкс на Тангейзере – Ким про такую нечисть даже не слыхал, а этот парень всех их уделал. Заваруха сорокового года – с ее историей Ким познакомился с живейшим любопытством. А этот Легин принимал в ней непосредственное участие вместе со стариками – Реостатом (молодец, Рыжий!), Сатклиффом (Ким порадовался за Стью, доросшего до Генерального программиста) и Лестером (вечный покой и вечная память тебе, старина). Враг рода человеческого оказался-таки хитрее – или просто злобнее? – чем Ким ожидал. Надо же, вся Империя плясала под дудку написанной Хозяином программы (я раньше никогда бы не подумал, отметил Ким, что Нечистый мог что-то понимать в компьютерах!). И кто же все это вскрыл, кто предотвратил войну в Галактике, кто нашел похищенного Пантократора, кто этот герой? Это, ребята, вот этот самый Легин Таук.

И теперь – новый прорыв. «Lightning». Ким помнил, много лет назад он с Фродо Тауком обсуждал такую возможность. Потеряв Единую волю, мировое Зло должно либо медленно самораспасться, либо медленно самоорганизоваться. Фродо предполагал, что при отсутствии значительных изменений в социумах Галактики после падения Хозяина сработает вторая возможность. Так и вышло – правда, быстрее, чем предполагал длинноволосый мечтатель с Новой Голубой.

Конечно, здесь сошлось много условий. Амбициозные миллиардеры, которых не устраивает чрезмерно децентрализованная экономика Конфедерации и ее антитрестовское законодательство. Договорившиеся, вместо того чтобы грызться, планетарные мафиозные кланы. Предоставленая частным компаниям возможность набирать вооруженные охранные подразделения, введенная дурацким указом по подсказке – и при весьма весомой поддержке – тех, кому это выгодно. И, наконец, звериная, титаническая воля к власти нескольких человек, и в первую очередь – отставного контр-адмирала Ямамото Тацуо. Ким ничего раньше не слышал об этом человеке: девятнадцать лет назад он был еще никому не известным капитаном третьего ранга на Эриадорской базе Космофлота. Однако Ким ясно видел, что авторы прочитанной им компиляции сами не очень понимали, что произошло. Они никогда не видели воплощенного Зла, а Ким видел и Хозяина, и Тролля Хо. И теперь все понял сразу, как только прочитал, с какой нечеловеческой легкостью и везением Ямамото обошел все расставленные ловушки – и учения на далекой Акаи, и массовые аресты в Солнечной Системе, и облаву на Хелауатауа…

Да, теперь этому человеку уже не очень нужна нарийя. Теперь он силен не вооруженными отрядами, подчиняющимися ему – ему теперь неважно, пленены эти вояки или уничтожены, хотя, конечно, ему хотелось бы иметь нечто подобное под рукой. Но силен он теперь силой Зла, которая вошла в него, как только достигла определенной концентрации.

Проще говоря, хотя новый Сатана и невозможен, но у сил Зла опять появилась точка кристаллизации. Пусть новый глава не вездесущ, как поверженный Хозяин, пусть он даже не так силен, как карикатурный Тролль Хо. Но он есть, и теперь не он служит Злу, а Зло – ему.

Впрочем, есть еще один вариант: за ним стоит кто-то еще. Зло в своем чистом, инфернальном виде не существует само по себе. При Хозяине его потоками кто-то управлял, причем управлял вполне технологичными способами… Но с этим вариантом стоит подождать, так как доказательств его правильности почти нет. Хотя, хмыкнул про себя Ким, наименее правдоподобные версии вроде этой часто оказываются самыми верными.

Последнее, что известно о Ямамото – что днем 16-го он стартовал с Хелауатауа на ТГ-торпедоносце в погоне за…

Так, сказал себе Ким, к этой компании я еще вернусь, а теперь пока подумаем о Тауке.

Итак, с парня сняли реплика.

Биоклон, которым имеет честь являться г-н Ким Волошин – это абсолютно точная белковая копия исходного организма. ЕМ, или энергомасса, которой г-н Волошин имел честь являться в прошлое свое появление здесь – это энергетический сгусток, точно копирующий исходный организм. С обычной точки зрения – с точки зрения осязания, зрения, обоняния и т. п. – разницы между биоклоном и ЕМ нет, разница проявляется лишь в способах их создания и в разных свойствах при релятивистских скоростях. А вот реплик – это биоробот, на который проецируется программно копируемая личность исходного организма.

Где-то здесь, в недрах Валь-де-Марна, был построен робот, затем в его мозг вписали личность Таука с некоторыми программными поправками. Важнейшая из них такова: Таук знал о том, что Сардар – реплик, но Сардар этого не знал и был уверен, что он сам и есть Таук. С этим, кажется, ясно.

Реплик в качестве агента засылается в самое сердце нарийи. Он производит там огромное впечатление, потому что, во-первых, у него отлично сработанная легенда, а во-вторых, потому, что он крутой парень и доказал свою полезность. Он становится важной шишкой, сам Ямамото уважает его – по крайней мере, внешне. И вот шура дает нарийе, своему боевому органу, указание провести учения на Акаи. Цель учений – отработка техники захвата планет земного типа. Та стратегия и тактика, которая будет разработана в ходе учений, станет образцом при дальнейшем захвате восемнадцати основных планет Конфедерации – Эриадора, Стагола, Элисиума, Тол Эрессеа, Мундо Нуэво, Чжунго и других. Подточенная экономически усилиями шуры, Конфедерация и в военном отношении склонилась бы к ногам нарийи, затем федеральное правительство либо рухнуло бы само – как это случилось в свое время в ходе Первой Смуты, – либо было бы сметено десантом на Землю, и на месте Конфедерации в Галактике возникла бы новая Единая Земля, только объединяющая уже не семь миллиардов человек, как много веков назад, а почти сорок – империя золота, стали и бесконечного сытого довольства.

Реплик, Сардар, ведет свое воинство к Акаи. А Таук, настоящий Таук, уже находится на орбите этой далекой планеты с несколькими офицерами – правда, в лучших традициях нелепого конфедератского бюрократизма и скудоумия, земное начальство из каких-то сиюминутных соображений дает ему всего четверых гренадеров против двух десантных транспортов с самыми боеспособными, самыми подготовленными, самыми жестокими, беспринципными и кровожадными бойцами нарийи. Ким фыркнул: ничегошеньки не изменилось в земной бюрократии, даже в прочитанной им компиляции с недоумением и подозрением отмечен тот факт, что Таук сильно гневался, когда ему объясняли, что в силовых структурах Конфедерации введен режим строгой экономии.

И вот появляется Сардар и, вместо того чтобы подорвать собой прибывающее на учения руководство нарийи – начинает спасать своего старого дружка, который от нарийи, наивный бедняга, сбежал как раз на Акаи. Ах, как Таук был против подрыва Сардара! Опять-таки с недоумением и подозрением составители компиляции замечают, что Таук приводил странные аргументы – порядочность, воинская честь – странные в деле, где на карту поставлена судьба человечества. Странно, подумал Ким, составители думают, что я буду сочувствовать их аргументации, но почему-то я сочувствую Тауку…

Заметим, что Ямамото, невзирая на утвержденный выше его уровня – руководством шуры – план учений, не полетел ни на какую Акаи, остался на Земле-Большой. Почуял что-то.

Таук же видит, что Сардар пошел вразнос. Личность оригинала вступила в неразрешимое противоречие и с программными поправками, и с подсознанием, которое – хочешь не хочешь – чуяло истинное предназначение Сардара: в нужный момент взорваться и разнести на атомы все руководство нарийи.

А Таук-то, чистая душа, против этого истинного предназначения, о котором даже он, начальник Первого управления, узнал уже после ухода Сардара на Акаи. В тексте компиляции не было прямых указаний, но Ким (по своему прежнему опыту) прекрасно понимал, что, поскольку этого не знал даже руководитель столь высокого уровня, значит – программная установка исходила непосредственно от Начальника УБ и даже выше – от председателя комиссии по безопасности Галактического Совета и от аппарата Президента. А кстати, кто у нас сейчас Президент и Начальник УБ? Ким сел к настольному терминалу и, не выходя в Галанет, вошел под своим новым логином в служебную сеть УБ. Та-ак… Президент Галактического Совета Конфедерации Человечеств доктор Роберт Норман. А ведь я его помню – это тот самый Норман, который много лет назад выступал за автономию Чжунго и оказался прав. Ну что ж, это не самый дурной вариант… Правда, говорят, Норман смолоду был связан с какими-то то ли ультралевыми, то ли ультраправыми, то ли фундаменталистами, то ли еще с кем… нет, не помню… А кто начальник УБ?

– Опа, – пробормотал Ким вслух и закашлялся: последние четыре часа он молчал. Осенью сорок третьего, после избрания Нормана Президентом, 89-летний маршал Лепелье (тот самый, который девятнадцать лет назад, при Киме, уже руководил УБ, будучи еще бригадным генералом) ушел в отставку, и теперь в этой должности трудился… бригадный генерал Отто Кауст! Ким рухнул обратно в кресло. Кауст… Странно. Кауст был девятнадцать лет назад его непосредственным начальником, заместителем начальника GCD. Он же был приличный мужик, хоть я его и недолюбливал, думал Ким. Откуда такие варварские методы – взорвать? Нет, не понимаю. Может, приказ Президента? Так Норман же вроде пацифист?! Был, во всяком случае, пацифистом…

Так вот, Таук был против. Он, видите ли, привык драться с открытым забралом. Что ж, уважаю. Он все делает честно. Подает рапорт о выходе из операции. Его непосредственный начальник – это, кстати, Глумов, девятнадцать лет назад – начальник GCD (значит, Кауст обошел его по службе), теперь – первый зам Кауста – соглашается, но приказывает Тауку хотя бы дезактивировать взбесившегося Сардара. И Таук, взяв флаер, летит ловить ополоумевшего робота.

Все. Дальше начинается черт те что, и тут уж Ким вполне мог понять, почему пять-шесть ветеранов-генералов в панике востребовали тень легендарного Майка Джервиса, то есть его, Кима.

Таук больше не выходит на связь с Акаи. На следующий день аппаратура перестает фиксировать Сардара. Вызвать Таука невозможно, поскольку на орбите уже висят транспорты нарийи и их нельзя спугнуть. Проходят сутки, и сканер одного из разведывательных спутников, развешанных по далеким мертвым орбитам Акаи кораблем гренадеров, фиксирует перемещение двух флаеров от района посадки яхты Сардара до района, где прекратилась фиксация робота. Затем в том районе происходит субъядерный взрыв мощностью почти сто килотонн. Видимо, это взорвался Сардар.