Текст книги "Рукопожатный изверг"

Автор книги: Кирилл Казанцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

А процесс-то над Погореловой уже был запущен, задний ход не дашь. Одних следов крови в квартире медсестры и свидетельских показаний таксиста было явно недостаточно, чтобы упечь Лидию Федоровну за решетку. Тем более что адвокат у нее был хороший. Для этого следствию нужно предоставить тело убитого бизнесмена. А его-то как раз таки и не было – в пепел превратилось, который по глухой сибирской тайге ветром развеяло.

Глава 4

Живописный французский городок на берегу Средиземного моря жил привычной курортной жизнью. По мощенным брусчаткой узким улочкам беспечно бродили многонациональные толпы туристов, разодетых кто во что горазд. На ком-то были лишь одни плавки-шорты да купальники, прикрытые прозрачными газовыми шалями. Некоторые дефилировали в джинсах и длинных юбках – и это при том, что электронное табло, установленное над входом в кафешку с аппетитным в буквальном смысле этого слова названием «Bon appetite», показывало сорок пять градусов по Цельсию. Впрочем, доверять этим цифрам не стоило. Дело в том, что вот уже как два дня электронный градусник давал сбои, выводя на экран уж совсем фантастическую температуру, которой в природе просто не существовало. А если таковая где-нибудь и фиксировалась, то только в жерле вулканов или в условиях вечной мерзлоты. Так, вчера, когда на море был шторм, а солнце целый день пряталось за тучами, табло показывало сто двадцать градусов с плюсом. Сегодня же утром на нем и вовсе выскочило тридцать девять со знаком минус.

Впрочем, хозяин заведения не спешил вызывать электрика. Ведь подобные перепады температуры, вызванные сломавшимся термометром, только привлекали новых посетителей. Остановится какой-нибудь русский, улыбнется этой несуразице, да заодно и присядет за столик, чтобы чашечку кофе с круассаном заказать или стакан прохладительного напитка пропустить. А потом, наевшись и напившись, это самое глючное табло на фотик щелкнет. Да в своем блоге или ЖЖ запостит что-то типа такого:

«Зацените, френды, прикол – Средиземноморье, пот ручьями льется, а тут градусничег над кафешкой «Bon appetite» температуру, как на Северном полюсе, показывает. И спрашивается, какого такого лешего я из вечно холодной Тюмени сюда перся? Нет, все-таки юморные ребята эти лягушатники». Чем не бесплатная реклама?

При этом ему и в голову не придет, что кафе принадлежит отнюдь не французу, а русскому. А вернее, двоюродной сестре российского министра юстиции – Марине Николаевне Зайцевой, у которой подобных заведений с аналогичным названием по всей Франции пруд пруди. И открыла она эту сеть общепита исключительно благодаря материальной помощи своего братца, которому свой капитал, сколоченный на «тяжкой» государственной службе, девать на родине некуда стало. Однако все это была мелочовка. Помимо сети кафе «Bon appetite» Мариночка – так ласково называл свою сестренку высокопоставленный родственник – владела также трехзвездочным отелем в Тулузе, небольшим бордельчиком в Париже и супермаркетом в Лионе. Уже не говоря о том, что за ней числилось несколько огромных вилл на берегу Средиземного моря, каждая из которых стоила не менее трех миллионов евро.

Наивно было бы полагать, что все это добро министр юстиции отдал сестре безвозмездно, подарил, так сказать, по доброте душевной. Просто таким вот незамысловатым образом, обкатанным многими российскими коррумпированными чиновниками, министр юстиции Владимир Михайлович Зайцев обеспечивал себе безбедную старость. Проще говоря, выводил деньги за границу, вкладывал их в бизнес. И сам оставаясь не при делах, так как все было оформлено на сестру. Даже если кто-нибудь на родине и захотел придраться бы к нему – мол, откуда это все у Зайцевой появилось, он мог спокойно сказать что-то вроде: «Брат за сестру не в ответе…»

…На террасе роскошной виллы за столиком из мореного дуба сидели двое: министр юстиции и его частый гость – начальник отдела по борьбе с экстремизмом Митяев. Последний вот уже целую минуту напряженно высматривал в море одинокую яхту под итальянским флагом, на палубе которой веселилась компашка молодых людей: трое парней и четверо девиц. Они пили шампанское, смеялись, натирали друг другу спины кремом для загара. Каждый раз приезжая во Францию, Марат Сергеевич с нескрываемой завистью поглядывал на туристов. Оно и неудивительно – в отличие от него они ехали сюда отдохнуть, оторваться на полную катушку. А он исключительно по работе, чтобы встретиться с Зайцевым и обсудить с ним важные дела. Ведь министр, хоть и жил в России, немало времени проводил на одной из своих любимых вилл на Лазурном Берегу. Не будешь же по мобильному телефону и по Skype важные разговоры разговаривать, их ведь и подслушать можно. Только тет-а-тет. Вот и приходилось Митяеву постоянно мотаться во Францию.

– …Плохо, очень плохо с этим Иннокентием Седых получилось, – негодовал Зайцев, придирчиво разглядывая полированные до зеркального блеска ногти.

– Кто ж знал, что он такое выкинет? – оправдывался Митяев, стараясь не смотреть в глаза собеседнику.

– А нужно было знать, Марат. Нужно, понимаешь? Ты ж не вчера родился и вполне представляешь, что наркоман под кайфом может натворить. Что угодно может: с крыши прыгнуть, под поезд броситься или, как в нашем случае, поджечь себя к чертовой матери. – Зайцев отхлебнул из запотевшего стакана минералки и откинулся на спинку плетеного кресла. – Его тело, между прочим, позволило бы забить последний гвоздь в гроб этой сучки. А так… – повисла неопределенная пауза, – улик недостаточно, как пить дать оправдают, хоть и судья, который будет это дело рассматривать, мною как следует обработан.

Ох, как неловко чувствовал себя сейчас Митяев. Что уж тут говорить – недосмотрел, оплошал, подвел своего начальника.

– Придумаем что-нибудь, Владимир Михайлович, – стараясь излучать уверенность, пообещал Марат Сергеевич.

– Придумаем, придумаем, – передразнил его Зайцев, – вечно только это и слышишь от подчиненных. Ты мне конкретное предложение давай, и прямо здесь, а не завтраками корми.

И тут Митяева осенило – он и сам удивился, почему эта идея не родилась у него в голове раньше.

– Не оправдают медсестричку… – хитро прищурился он и принялся излагать министру свой план.

Тот слушал подчиненного внимательно, не перебивая. А когда Марат закончил, некоторое время молчал, а затем одобрительно кивнул – мол, принимается. После чего произнес:

– Что ж, если тебе удастся сломать ее таким вот образом, и она сама признается сперва на следствии, а потом подтвердит показания на суде, то и без тела обойдемся. Чистосердечное признание как-никак, – ухмыльнулся министр.

– Удастся, – пообещал Зайцев и тут же добавил: – Да и с телом этого бизнесмена, которого уже не существует, вполне можно будет выкрутиться. Пускай заявит на суде, что она его в бочке с серной кислотой растворила или сожгла на костре.

Зайцев вытянул ноги, запрокинул голову и уставился в голубое небо: над виллой кружили чайки. Позволил себе расслабиться и Митяев – вынул из пачки сигарету и закурил.

– Владимир Михайлович, можно вопрос? – сделав несколько затяжек, осторожно спросил начальник отдела по борьбе с экстремизмом, чувствуя, что министр подобрел и уже не так зол на него.

– Да, Марат, – неожиданно мягко прозвучало в ответ.

– Я вот что тут на досуге подумал, – начал издалека Марат Сергеевич, явно боясь задать прямой вопрос, – мы демонстративно охоту на этих антикоррупционеров открыли, и скоро одну из их представительниц в тюрьму упрячем. Но ведь и наверху не дураки, они нам скажут, что вместо нее ряды этой организации кто-нибудь другой пополнит. Это все равно, что Змею Горынычу голову отрубить – на ее месте новая отрастет. Понимаете, о чем я?

– Хочешь сказать, что мы зря время теряем? – вздохнул Зайцев, щуря глаза на солнце.

– Ну, в общем-то, да, – сознался Митяев и тут же пояснил свои опасения: – Понимаете, я привык доводить любое дело до конца и получать определенный результат. А здесь выходит, что мы только эту бабенцию-медсестру, которая по большому счету не при делах, закроем, и все – финита. При этом антикоррупционная организация как существовала, так и будет существовать. Даже этого Ларина не возьмем. И неужели ради вот такого незначительного результата стоило тратить столько сил и энергии? Вот что меня больше всего беспокоит.

Министр юстиции внезапно поднялся и принялся расхаживать по просторной террасе.

– А теперь, Марат, выслушай, что я тебе скажу. Только не перебивай, – проговорил хозяин виллы и заложил руки за спину. – Во-первых, давай начнем с того, что эти самозванцы, так называемые борцы с коррупцией, которым симпатизировала Погорелова, взяли на себя карательные функции государства российского. А это не прощается. Власть просто обязана наказать их, иначе это уже не власть. Но так как эти антикоры сплотились в глубоко законспирированную организацию и действуют крайне осторожно, я бы даже сказал – ювелирно, выловить всех их крайне сложно. Но мы и не ставим перед собой такую задачу. Достаточно будет провести хотя бы один показательный судебный процесс над членом организации, и не важно, рядовым или нерядовым. Чтобы все до единого несогласные усвоили – воевать с государством бессмысленно и бесперспективно, а главное – чревато заключением под стражу. В первую очередь, это касается всех этих активизировавшихся в последнее время блогеров, опальных писателей, художников, офисного планктона и правозащитников, которые взяли моду белые ленточки цеплять и на площадях нашей столицы собираться, – Зайцев замолчал и уставился на начальника отдела по борьбе с экстремизмом.

– А во-вторых? – заморгал Митяев.

– А во-вторых… – задумчиво протянул Владимир Михайлович, – мы судебный процесс над Погореловой широко осветим в средствах массовой информации, чтобы каждый, повторяю, каждый в нашей стране увидел, что грозит человеку, решившему вступить в ряды антикоррупционной организации. А это наверху оценят.

Наконец Марат уловил суть дела. Однако по-прежнему ловил себя на мысли, что начатая игра не стоит свеч.

– Ну, хорошо, покажут пару раз в новостях, как Погорелову в наручниках из зала суда уводят. Прозвучит закадровый голос, мол: «Вот как бывает – по неосторожности и дурости взялась помогать людям, впарившим ей, что они благими делами занимаются, коррупцию искореняют. А они ее взяли да использовали, заставив тело бизнесмена расчленить, к тому же еще потом и бросили, как отработанный материал». Тут же можно ее заплаканного сынишку крупным планом показать. И вновь закадровый голос пустить: «Бедный ребенок, без матери расти будет. Но закон для всех един. Так что, граждане, будьте бдительны, не поддавайтесь на сладкие речи тех, кто предложит вам вступить в подобную организацию», – произнес Митяев и сомкнул пальцы рук в замок. – Конечно, народ такой сюжет проймет. Но память людская недолговечна. Пройдет месяц, и все об этом забудут, а значит, и страх в обществе пропадет. А этого наверху не оценят.

– Э, не, не забудут, – покачал головой министр юстиции. – И знаешь почему? Потому, что буквально через неделю на одном из федеральных каналов стартует одно очень забавное реалити-шоу, «Судейские будни» называется. Кстати, не без моей помощи оно в эфире появится. Так вот, по предварительным прогнозам телевизионщиков, рейтинг его будет просто заоблачным. Все смотреть станут – от мала до велика. Так вот, главной темой этого шоу станет судебный процесс над Погореловой. Но и это еще не все. Благодаря «Судейским будням» мы заодно…

Задумчивый Митяев вмиг навострил уши, вникая в каждое произнесенное слово. Ему оставалось только удивляться и мысленно аплодировать находчивости и креативности своего начальника. Ведь до такого сам бы он и в жизни не додумался.

* * *

Больше всего в людях руководитель тайной организации по борьбе с коррупцией в высших эшелонах власти ценил не только преданность, но и пунктуальность. Ну, не любил он, когда человек, с которым у него забита «стрелка» на определенное время, опаздывает хотя бы на минуту, а то и целых пять. Хотя иногда он закрывал на это глаза, особенно когда подобным грешили одни из лучших его агентов – Андрей Ларин и его напарница Лора. И не только потому, что им за заслуги позволялось то, что другим было категорически запрещено. Нет, не в этом было дело. Просто они работали больше остальных агентов, порою без выходных и отпусков. Вот и поощрял их Дугин подобным образом – мол, понимаю, ребята, сколько на ваши плечи взвалено, так что за опоздание применять санкции к вам не буду. Но только если оно, как говорится, в пределах разумного и безопасного.

Вот и теперь Павлу Игнатьевичу пришлось ждать. Правда, на этот раз уже не своих агентов, а старого знакомого, с которым он договорился встретиться в закрытом загородном теннисном клубе. Тот, к слову, опаздывал безбожно – на целых полчаса. И это не могло не раздражать пунктуального Дугина. Облаченный в белые кроссовки, короткие шорты, майку и кепку, он мерил шагами прорезиненное покрытие корта, то и дело поглядывая на часы. Иногда начинал размахивать ракеткой, ударяя ею по воображаемому мячику. То ли разминался перед предстоящим поединком, то ли выплескивал накопившуюся злость.

Договорись Павел Игнатьевич о встрече с кем-нибудь другим – уже давно плюнул бы и уехал. Но его старый знакомый был человеком искусства. А творческим людям в силу их профессии и мировоззрения опоздание, пускай и такое затянувшееся, простить можно. Тем более что Рафаэль Рудольфович Макарский был востребованным режиссером, этаким гуру, снявшим десяток кассовых и культовых фильмов. Одна из его картин даже как-то на «Оскара» претендовала, но, увы, чуда не произошло. Однако в последнее время Макарский начал отходить от кино и все больше заниматься различными реалити-шоу. Как правило, заказными. Скажем, захотелось министру обороны престиж армии в глазах населения поднять, он к гендиректору федерального канала обращается и говорит – дескать, передачу надо сварганить про то, какая у нас передовая военная техника и как солдатам хорошо живется. Не проблема, все оплачу, только сделайте позитивный материал. А тот его к Рафаэлю Рудольфовичу перенаправляет. Режиссер выслушает вояку, покивает, а затем уговорит его вместо коротенькой передачи долгоиграющий телевизионный проект замутить. Ну а потом пошло-поехало. Находят какую-нибудь заброшенную воинскую часть, быстренько делают там косметический ремонт, приводят в порядок территорию, чтобы картинка на экране смотрелась. Затем актерам раздают военную форму, и они начинают играть свои роли: кто рядовых, кто сержантов, кто прапорщиков, кто майоров… Все это снимают на видео каждый день в режиме нон-стоп на протяжении месяца, а то и двух. Потом отснятый материал монтируют, разбивают на серии-сезоны и запускают в эфир. Смотрят такой продукт, как правило, подростки. Причем смотрят с упоением, даже не подозревая, что никакое это не реалити-шоу, а срежиссированный спектакль о том, как в армии нашей хорошо служить, а полюбившиеся им герои не реальные люди, а лишь актеры. Вот и складывается у будущих призывников мнение, вдолбленное им зомбоящиком, что армейская служба прям курорт, этакое романтическое путешествие, и никакие деды их мучить не будут…

Дугин начинал терять терпение и уже даже собирался позвонить Макарскому, чтобы спросить, куда тот запропастился, как вдруг дверь раздевалки приоткрылась. На теннисный корт вышел толстый мужчина пятидесяти восьми лет с двойным подбородком, одетый точно так же, как и Павел Игнатьевич. Вот только у последнего спортивная форма была подогнана по фигуре, а на упитанном Рафаэле Рудольфовиче она, казалось, вот-вот лопнет, разойдется по швам.

– И ста лет не прошло, – цокнул языком руководитель тайной антикоррупционной организации, пожимая руку старому знакомому.

– Съемки задержали, – объяснил тот и недоверчиво прищурился. – С чего это ты вдруг решил со мной повидаться? Мы ж с тобой уже как два года не общаемся?

Но Дугин так ничего и не ответил. Поднял с пола салатовый мячик, прошел на свою половину поля, приготовился к удару. Макарский пожал плечами и принял стойку, ожидая подачи соперника.

Игра оказалась недолгой. Рафаэль Рудольфович проиграл все сеты практически всухую. Лишь пару раз, и то по чистой случайности, ему удалось забить Павлу Игнатьевичу.

Утомленные и вспотевшие мужчины присели на лавочку. Вытерли лица полотенцами, попили водички. Немного отдышавшись, Макарский произнес:

– Давненько в теннис не играл. Лет этак пять, а то и шесть. Впрочем, ты победил заслуженно, – именитый режиссер посмотрел на Дугина. – Но, как я понимаю, ты меня сюда не для того пригласил, чтобы мячик через сетку покидать. Уж слишком хорошо я тебя знаю.

– Верно, – улыбнулся Павел Игнатьевич, закидывая ногу за ногу. – Просьба у меня к тебе одна есть. Поможешь по старой дружбе?

Не просто так руководитель тайной организации по борьбе с коррупцией попросил своего старого знакомого о помощи. Ведь за тем числился небольшой должок. Когда-то, в лихие девяностые, Макарский одолжил у одного криминального элемента много бабок на съемки фильма. Деньги успешно освоил, но кино не выстрелило в прокате, не окупилось. Бандит потребовал вернуть лавэ и поставил режиссера на счетчик. Если бы не вмешательство Дугина, уже тогда занимавшего довольно высокий пост в МВД, Рафаэля Рудольфовича уже давно не было бы в живых.

Однако Макарский сидел молча, будто и не слышал вопроса. Павлу Игнатьевичу пришлось повторить, на этот раз громче:

– Ну, так что? Могу я на тебя рассчитывать? – эхом разлетелось под сводами крытого теннисного корта.

– А?! Что?! – встрепенулся режиссер и выдавил из себя улыбку. – Конечно, можешь, дружище. Как я понимаю, ты хочешь, чтобы я твою дочь в кино снял? – вскинул он брови и сразу же затараторил: – Не проблема. Приводи ее завтра на «Мосфильм», подыщем ей роль. У нас как раз новый проект намечается – исторический фильм, по Льву Николаевичу, новая экранизация «Войны и мира». Роль Наташи Ростовой, конечно, уже занята. Но что-нибудь придумаем…

Неожиданно Дугин резко вскинул руку и рассек ребром ладони воздух практически перед самым носом у балабола Макарского. Тот сразу же заткнулся, захлопал глазами.

– Во-первых, никакой дочки у меня нет и никогда не было. Во-вторых, у меня к тебе просьба совсем другого толка, – вкрадчиво разъяснил Павел Игнатьевич.

– А я это… думал… есть… – невнятно промямлил Рафаэль Рудольфович. – Так что тебе от меня надо?

– Слышал я, ты заказ от Министерства юстиции на съемки некого реалити-шоу получил, – произнес Дугин.

Повисла напряженная пауза. Режиссер даже приложился к бутылочке с водой. Пил маленькими глоточками – в общем, делал вид, что его вдруг одолела жажда. А на самом-то деле лихорадочно соображал, что ему ответить. Когда в пластмассовой емкости не осталось ни капли, он, наконец, проговорил:

– Да.

– И в каком ключе будешь снимать? – поинтересовался Павел Игнатьевич.

– Я человек подневольный. В каком сказали – в таком и буду, – развел руками Макарский.

– Значит, исключительно в позитивном? – уточнил Дугин.

– Это же заказ. Кто же захочет, чтобы про него за его же деньги один негатив по ящику показывали? Негатива-то и в телевизионных новостях, и в Интернете предостаточно.

– Сценарий уже готов? Актеры приглашены? – допытывался Павел Игнатьевич.

– Это будет принципиально новое шоу, не похожее на все те, что я раньше делал. Никаких актеров в нем не будет. А главным его героем будет только один человек – простой судья. Моя цель – показать его будни. От того самого момента, как он с постели встает и идет на кухню кофе заваривать, до того, как спать ложится. Естественно, будет присутствовать и психологический рисунок. То есть нужно показать, с каким нелегким моральным выбором он сталкивается, принимая судьбоносные решения – оправдать или признать виновным в совершении того или иного преступления, – принялся объяснять Рафаэль Рудольфович.

– Ага, понимаю. Получится этакий страдающий за правду представитель правосудия, не спящий ночами и живущий на одну зарплату. Прямо хоть к сердцу прикладывай, – криво улыбнулся Дугин, и его лицо тотчас же сделалось серьезным. – А также в рамках шоу ты должен будешь осветить судебный процесс над Погореловой, которую этот самый, как ты выразился, простой судья и будет судить. Не так ли?

– Ну, да, – непонимающе вскинул брови маститый режиссер. – А что тут такого? Дело резонансное – какая-то баба, сотрудничающая с некой тайной антикоррупционной организацией, труп бизнесмена, как заправский мясник, разделала. Эдакий врач-вредитель. По-моему, можно ожидать хороших рейтингов.

Естественно, Макарский не мог знать, что его бывший приятель Дугин, помимо работы в МВД, руководит той самой организацией, о которой он как раз только что упомянул.

– Да не резала она никаких трупов. Подстава все это, – вздохнул Павел Игнатьевич и, наконец, решил озвучить свою просьбу: – Короче, давай непосредственно к делу. От тебя мне нужно лишь одно. Помочь мне на этого судью, который главным героем твоего шоу будет, компромата нарыть. Причем убойного, чтоб не в бровь, а прямо в глаз.

– Не понял? – удивился Рафаэль Рудольфович.

– А что тут непонятного? Ты же доступ к его квартире, рабочему кабинету иметь будешь. Так вот, установишь там втихаря скрытую видео– и аудиозаписывающую аппаратуру. На его одежду пару «жучков» и миниатюрных камер нацепишь. Судья ничего и не заподозрит. Будет думать, что когда тебя с твоей съемочной группой рядом нет, за ним никто и не следит. А значит, решит воспользоваться удобным моментом. Скажем, встретится с заказчиком судебного процесса над Погореловой, чтобы кое-какие моменты дела уточнить да инструкции получить. Или взятку у кого-нибудь возьмет. В конце концов, может, он в клуб анонимных алкоголиков ходит. Все мы, знаешь ли, не без грешка, – Дугин на мгновение замолчал, посмотрев на удивленное лицо режиссера, и продолжил: – Спросишь – зачем мне это нужно? К сожалению, этого я тебе сказать не могу. Зато могу расписать бонусы, которые ты поимеешь в итоге, – и он принялся загибать пальцы. – По-настоящему зрелищное шоу, аналогов которого на телевидении еще не было. Сопутствующую шумиху в СМИ. Правдорубом прослывешь. Народную любовь за то, что не побоялся показать правдивую жизнь судьи без прикрас. И, как говорится, вернешь мне старый должок.

Озадаченный Макарский морщил лоб, переваривая услышанное. Со стороны казалось, что он решает в уме какое-то сложное алгебраическое уравнение, взятое из учебника по высшей математике. Наконец маститый режиссер произнес:

– Не знаю, что ты там задумал. Но в этом я участвовать не буду.

Что ж, Павел Игнатьевич был готов услышать нечто подобное, хотя и до последнего верил, что Рафаэль Рудольфович пойдет ему навстречу, согласится помочь своему бывшему приятелю. Но не судьба. А потому Дугину пришлось вытащить из рукава припасенный козырь:

– Это, конечно, не мое дело. Но недавно к нам в МВД пришли очень любопытные документы от некоего анонима. В них подробно расписана схема отмывания бюджетных денег, выделенных Национальным агентством кинематографии на твои прошлые киноработы. И бухгалтерская отчетность к ним прилагается. В общем, просмотрел я все эти бумажки, сопоставил цифры и пришел к выводу, что на каждый отснятый тобою фильм было потрачено приблизительно от восьмидесяти до восьмидесяти пяти процентов от выделенных агентством средств. Куда подевались остальные проценты, я думаю, ты в курсе. Пока эти документы у меня на столе лежат, и никто, кроме меня, об их существовании не знает. Я вот и думаю – давать им ход или пожалеть старого знакомого. Мы ведь все не без грешка, – вновь повторил одну из своих любимых фраз Павел Игнатьевич.

Макарский вмиг поник, осунулся. Дугину даже показалось, что режиссер вот-вот потеряет сознание. Но нет, тот медленно встал и, еле волоча ноги, побрел в раздевалку. Затем вдруг замер у двери, обернулся и, заикаясь, промямлил охрипшим голосом:

– Я п-п-подумаю над-д твоей просьб-б-ой.

– Только недолго думай, – предупредил его Павел Игнатьевич.

– Я п-п-подумаю и п-п-перезвоню, – вновь прозвучало невнятно, и Рафаэль Рудольфович исчез за дверью.