Текст книги "Маска ангела"

Автор книги: Кирилл Казанцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

На седьмом этаже ждала та же дрянь, грязь и разруха. Илья остановился на верхней ступеньке, наскоро огляделся и пошел вдоль стенки, глядя в пол. Следы, следы – их множество, на побелке хорошо видны отпечатки подошв, и также полно мусора. Зато потолок свежепобелен, поэтому окно и открыли, чтобы просох. Илья пошел туда, но остановился на полпути.

На подоконнике стоял пластиковый ящик, стоял на боку, на полу валялась тряпка. Обычная тряпка, таких тут полно, и все же в ней было что-то не то. Илья постоял еще немного и понял – она не перемазана в побелке, как другие, ее принесли недавно, может, даже вчера. Он поднял обрывок, покрутил его в руках, принюхался. Потянул носом еще раз, и поднес тряпку к лицу. От нее еле уловимо пахло ружейной смазкой, на синей ткани остались темные пятна, длинные и размазанные, точно кто-то протирал оружие. И бросил протирку здесь – то ли по небрежности, то ли наплевав на последствия. Илья положил тряпку на подоконник, перегнулся через него, потом отошел назад, пригнулся еще раз. Если бы он выбирал позицию для стрельбы, то лучшей не найти – двор и подъезд друга Макса как на ладони. И машина тоже, ее отлично видно отсюда, и стоит она, повернувшись к бойнице крылом с бензобаком.

«Совпадение?» – крутанулось в голове. Илья об этом особо не задумывался, глядел под ноги, на стену, на потолок и сам не знал, что ищет. Вернее, знал, но гнал от себя эту мысль, чувствуя, как желудок сжимается в крохотный комок, а по хребту бегут ледяные мурашки. Дикое предположение уже не намекало – орало о себе, Илья сам перед собой делал вид, что «так не бывает» и обшаривал площадку дальше. Обошел каждый ее миллиметр, заглянул под все ящики и ведра, переворошил мусор. И не восторг, не облегчение почувствовал, а ужас, липкий и глухой, на грани паники, когда за трубой увидел гильзу. Она лежала в самом дальнем углу, сливалась с плинтусом, и если бы не слабый блеск металла, Илья ее не заметил бы.

Он поднял гильзу, обдул, вытер той самой тряпкой, покрутил в руках. Калибр вроде «девятка», самый обычный, это ни о чем не говорит. Если это трассер, то на кончике пули была зеленая маркировка, если нет… Если это не трассер, то в Макса стреляли дважды. Возможно, он был убит первым выстрелом, а вторым машину просто подожгли, чтобы замести следы. Но это вряд ли, экспертиза все равно выявит огнестрельное ранение, куда бы пуля ни попала. Если стрелял профи, то целился он в голову и стрелял наверняка из бесшумки, поэтому выстрелов не было слышно. Странно, что он столько следов оставил – тряпка, гильза, ящик как бруствер… Работал неаккуратно, или торопился, или спугнул кто?

В кармане зазвонил мобильник, да так резко, что Илья едва не выронил гильзу. Зажал ее в кулаке, вытащил телефон, глянул на экран: это звонил отец.

– Ты где? – ровным голосом спросил он, Илья соврал что-то насчет похода в магазин, и вранье снова прокатило, отец поверил.

– Я скоро буду, – сказал он, и отбился. Илья глянул на гильзу, на телефон, снова во двор и побежал по лестнице вниз. Хватило пары минут, чтобы решить – отцу он ничего не скажет, по крайней мере сегодня. Не скажет, пока сам во всем не разберется, но теперь точно известно одно: Макса убили.

Глава 2

И всю неделю после жил, как в бреду, чувствовал, как сознание раздваивается, и поделать с этим ничего не мог. Он помогал отцу и Ольге, куда-то ездил, договаривался, платил, а в голове крутилось одно: что делать? Что теперь делать с этой гильзой, тряпкой и ящиком, будь они неладны? Сказать отцу – не сказать? Он же полковник в отставке, он «за речкой» служил, у него друзья-сослуживцы еще при должностях, они подскажут, помогут… Или нет, лучше не надо? Вдруг он ошибся, напутал, сделал что-то не то, вдруг это повредит Максу даже сейчас? Или сказать?

От этих мыслей, короткого сна, в окружении с трудом, но справлявшихся со своим горем близких Илья к похоронам выглядел не краше зомби, впрочем, остальные были не лучше, поэтому на него внимания не обращали. Черная круговерть захватила их всех, заволокла разум туманом, притупила чувства и память заодно. Илья смутно помнил похороны, закрытый гроб, похудевшую, на себя не похожую вдову Макса, его коллег, тестя с тещей, друзей отца. Илья точно в этом всем и не участвовал, а стоял поодаль и видел все со стороны, в том числе и себя самого. Ощущение было поганым донельзя, и заглушить его не находилось никакой возможности. Люди казались ему на одно лицо, да и говорили они одно и то же, соболезнования и прочие, ненужные, но обязательные в таких случаях слова. Запомнился лишь один, высокий, поджарый, как охотничий пес, молодой человек, он представился как Константин Андреев и помимо набора общих для всех горьких слов сказал:

– Надо же, какое совпадение. Сначала Стешин, теперь вот Макс… Один за другим, а прошло-то всего два месяца.

И заметив, что Илья ничего не понял, пояснил, но как-то поспешно, сбиваясь при этом и проглатывая слова, точно пожалел о сказанном:

– Олег Стешин, Макс был его заместителем. Два месяца назад Стешин исчез…

– Как – исчез? – перебил молодого человека Илья. – Что значит – исчез?

Но обстановка к разговору не располагала, да и собеседник, поняв, что сболтнул лишнего, поспешил отойти, правда, сказал напоследок:

– Вот так, уехал с работы домой и пропал. Вместе с машиной. А потом нашли его в промзоне, в заброшенном ангаре, Олег три дня мертвый в своей машине за рулем просидел. Вроде как инфаркт у него приключился или инсульт – я уж точно не помню…

Андреев давно исчез из виду, подошел кто-то еще, что-то говорил, Илья отвечал, а сам думал только об одном – это не совпадение. Это неправильно, так не бывает и не должно быть, когда один сгорает в своей машине, а другой умирает от инфаркта, предварительно заехав в заброшенный ангар промзоны. И уж, надо думать, следствие вели со всем усердием, не рядовой сотрудник так странно умер, да и родня наверняка сложа руки не сидела…

Но то ли усталость брала свое, то ли горе, но соображать голова отказывалась начисто, и мысль эта невольно отодвинулась на край сознания, оставшись там до поры до времени. Еда в горло не лезла, выпивка тоже. Илья кое-как проглотил рюмку водки на поминках и больше к спиртному не прикасался, просто сидел рядом с отцом и ждал, когда все закончится. Закончилось, слава богу, все разъехались, Илья довез отца до дома, поставил машину во двор. Вспомнил, как недавно, всего-то неделю назад, на этом месте стояла «бэха» Макса, и внутри ничего не дрогнуло. То ли перегорел, то ли свыкся с неизбежным, то ли было сейчас нечто поважнее: та самая гильза. Она так и лежала в кармане куртки, Илья сжал ее в кулаке и направился в дом следом за отцом.

Тот ждал его в кухне, смотрел в окно и не обернулся, когда Илья остановился на пороге. Постоял так, потом сел на стул, смотрел на отца, на свое отражение в окне. Часы в комнате прозвенели одиннадцать раз, отец неожиданно вздрогнул, чего за ним отродясь не водилось, и повернулся к Илье. От пожилого, но еще сильного человека осталась оболочка, ссохшаяся и беспомощная, на нее было жалко и страшно смотреть. Руки у отца дрожали, лоб был покрыт испариной, волосы точно поредели, в глаза пасынку он старался не смотреть. Он откинулся к стене и сказал, прикрыв глаза:

– Что же делать? Что нам теперь делать? Как же так…

Он повторял это уже неделю, каждый день по десять или больше раз, и сказать Илье было нечего. Он промолчал, прикидывая, не вызвать ли отцу «неотложку», но решил пока повременить.

– Как все это было? Как? – Отец в упор смотрел на Илью, тот увидел в его глазах слезы и отвел взгляд.

– Бензобак взорвался, – повторил он, – а Макс выйти не успел. Несчастный случай.

Именно так и написали в заключении об отказе уголовного дела полицаи, и теперь Илья точно знал, что тот трассер был единственным. Экспертиза не нашла на теле брата огнестрельных ранений, значит, убийца разделался с Максом одним выстрелом, обрек на чудовищную, нечеловеческую смерть. Гильза неприятно холодила ладонь, Илья разжал пальцы, вытащил руку из кармана.

Отец пристально смотрел на него, не отводил глаз, Илья глядел в стенку. И проморгал момент, когда отец рывком поднялся с места и схватил пасынка за грудки.

– Врешь, – прошептал он, – врешь, зараза. Вижу, что врешь, паршивец. Как? Как он умер? Как умер мой сын?

Илья не пытался вырваться, смотрел в сторону, ждал, когда у отца закончатся силы. Тот встряхнул его еще пару раз и отпустил, повалился на стул, откинулся к стене и расстегнул верхние пуговицы на рубашке.

– Нормально все, – сказал он, видя, что Илья насторожился, – сейчас пройдет. А ты врать так и не научился, как и папаша твой, земля ему пухом. Вот ведь как вышло – ты один, и я теперь один, что делать будем?

Губы его странно скривились, посинели, но через несколько минут все вернулось в норму. Илья стоял у открытого настежь окна и уже намеревался звонить в «Скорую», когда отец отдышался и сказал своим обычным тоном:

– Не хочешь – не говори, потом расскажешь, я подожду. Делать что будешь, спрашиваю? Здесь останешься или в Москву поедешь?

– Не знаю, – честно признался Илья. Он сам не знал, как быть дальше, проклятая гильза не давала покоя, а также окончательно принятое решение никому не говорить о ней. Есть оружие, из которого стреляли, есть человек, нажавший на спуск, есть заказчик, заплативший специалисту, – у цепочки всего три звена, хотя нет, имеется еще одно. Причина, повод, мотив – вот с чего надо начинать. Макс то ли помешал кому-то, то ли перешел дорогу, то ли оказался в ненужном месте в ненужное время. А начинать надо с банка – эта мысль окончательно оформилась пару часов назад, когда Илья еще и еще раз прокручивал в памяти все события того дня. И нашлось кое-что, мелкое и мимолетное, похожее на ту самую соломинку, и настолько незначительное, что и внимания-то не стоит на первый взгляд. Но это лишь на первый, надо только получше приглядеться.

– В Москву вали, – приказал отец и принялся стаскивать с себя пиджак. – Нечего тебе тут делать. Работа у тебя есть, так что иди и вкалывай, я позвоню тебе. Все, топай, топай.

Он махнул на Илью, как на муху, тот покорно поднялся со стула, попрощался и уже вышел в коридор, когда отец крикнул вслед:

– Машину бери, мне она пока без надобности.

Он кинул на стол ключи от «Ровера» и добавил:

– Доверенность у тебя есть, а сейчас иди уже, ночь на дворе. Устал я, без тебя обойдусь. Все, доброй ночи.

И отвернулся.

Илья выехал со двора, благополучно добрался до шоссе и ехал в правом ряду, строго соблюдая скоростной режим. Хотел позвонить отцу, но передумал – тот наверняка пошлет его куда подальше, и будет прав. Старику сейчас нужно одиночество и время, чтобы прийти в себя и набраться сил. Он переживет эту потерю, как пережил уже многое в своей жизни, и никогда не будет прежним, как и все они, кто стоял сегодня у могилы Макса. И на уровне подсознания, интуиции Илья понимал, что отчим ему не поверил, проглотил его вранье во спасение, а сейчас хочет, чтобы пасынок разобрался во всем. Сам разобрался, полностью и окончательно, и тогда не будет нужды лгать и изворачиваться, тогда придет время правды.

Илья еще раз прокрутил мысленно картинку и убедился, что прав: нестыковка, точнее, странность, буквально кидалась в глаза, выпячивалась так, что не заметить ее мог лишь слепой. Первое – почему Макса убили во дворе дома его друга? Место, скажем так, странное, вряд ли Макс часто посещал его, а скорее всего, вообще оказался там впервые. Если принять версию, что брата «исполнил» профессионал, то эти люди ведут себя по-другому: выслеживают жертву неделями, выявляя ее привычки, маршруты и пристрастия, и ждут там, где появление «объекта» гарантировано. А тут сплошная импровизация, игра в рулетку, и надо же – угадал, отработал с первого выстрела. Но есть один момент, что идеально опровергал эту рулетку, – убийца знал, куда поедет Макс, и ждал его в «адресе». Причем место было новым, незнакомым, отсюда помарки в виде тряпки с остатками ружейной смазки и та самая гильза. Похоже, убийца нарочно не озаботился ее поисками, зная, что искать его не будут, но это уже неважно. Важно другое – кто знал о планах Макса на тот вечер, кто дал киллеру наводку. И одного такого человека Илья знал, и хоть предположение выглядело диким до невозможности, но другого не было и подлежало проверке.

Повод для визита в банк даже придумывать не пришлось – Илья пока еще числился сотрудником и запросто преодолел охрану на входе. И дальше быстро пошел по коридорам, ловя взгляды любопытных сотрудников. Его узнали, это несомненно, глядели вслед с интересом и жалостью, хорошо, хоть с расспросами никто не лез, заранее зная, куда и зачем будет послан. До знакомой двери Илья добрался быстро, глянул на табличку. «Пономарева В. И.» – чернела надпись на золотом фоне и ниже старая, та самая, которую он уже видел, – «заместитель председателя правления». Отлично, на место Макса уже посадили какую-то Пономареву, быстро они… Под ложечкой неприятно кольнуло, Илья поморщился и повернул дверную ручку. Эта Пономарева ему без надобности, ему нужна секретарь, та самая очаровательная дурочка, что сидела тогда в приемной и сообщила Максу, кто и где его ждет. Нет, Илья вовсе не считал секретаршу наводчицей, однако девчонку могли просто использовать втемную, и об этом с ней следовало потолковать. Не здесь, понятное дело, в другом месте, куда ее предстояло выманить.

Илья вошел в приемную и никого там не обнаружил, за стойкой было пусто. Сиротливо стоял телефон, рядом выключенный монитор, довольно пыльный, по столу разбросаны квадратные белые листки и сломанный карандаш. Ящик стола был выдвинут, в нем валялись степлер и дырокол, стул на колесиках пропал.

Илья стоял, соображая, как быть дальше. Первоначальный план провалился, девчонки здесь нет, надо найти ее, и найти сегодня же, но как… «Артемьева спросить?» – мелькнула было мысль, и тут зазвонил телефон. Замигала красная лампочка на корпусе, на экране появились цифры, звук становился громче, и тут трель оборвалась.

– Да? – услышал Илья. – Слушаю, говорите!

Из-за неплотно прикрытой двери кабинета доносился женский голос, и звучал хоть резковато, но не раздраженно, а скорее нетерпеливо. Илья приоткрыл дверь, заглянул внутрь. Здесь мало что изменилось за неделю, рыбки никуда не делись, шевелили хвостами и перемещались среди водорослей, «плазма» и стол стояли на своих местах. Исчез диван, у стены стояла огромная ваза с цветами, рядом помещалось что-то вроде этажерки, на ее полках тоже стояли цветы. Кондиционер мягко гудел, работая на обогрев, в кабинете было тепло и пахло духами, свежими и терпкими, но Илье запах не понравился. Он был чужой и неуместный, от него становилось тоскливо, а в голову лезли вовсе уж ненужные мысли о прошлом. Разом накатила злость, Илья вошел в кабинет и увидел у стола девушку лет тридцати или около того. Высокая, в облегающем сером костюме и черной блузке под ним, на «шпильках» потрясающей высоты, подтянутая, движения резкие, быстрые. Трубку она буквально швырнула на аппарат, повернулась к Илье и сложила руки на груди.

– Что вам? – вместо приветствия спросила она. Илья помалкивал, разглядывая ее. Лицо круглое, скулы высокие, глаза серые, тонкие губы сжаты, прическа состоит из темных мелких кудряшек, и это ей очень идет. Брови черные, кожа светлая, но выражение лица – сущая мегера, того гляди, накинется с кулаками.

– Что вам надо? – резко повторила она, Илья шагнул ей навстречу и сказал:

– В приемной работала секретарь, девушка лет двадцати с белыми волосами. Вы не знаете, где она?

«Мегера» осмотрела Илью с ног до головы, еле заметно дернула губами и сказала:

– А вам какое дело? Вы кто вообще, как вошли?

И отступила к столу, потянулась к телефонной трубке.

– Я брат Серегина Максима, Илья.

Меньше всего ему сейчас хотелось раскрывать себя, но девица вела себя как-то уж очень агрессивно, и того гляди, вызовет охрану, а это сейчас ни к чему.

– Что-то вы не похожи… – с сомнением протянула она, глядя на Илью. Тот молчал, гася подступавшую злость, девица отвела взгляд, засунула руки в карманы пиджака и уже мягче сказала:

– Я Пономарева Валерия Игоревна, назначена на место вашего брата. А секретарши нет, она уволилась неделю назад, и мне приходится самой брать трубку, а это очень неудобно.

Все это Пономарева выпалила одним духом, ни разу не изменившись в лице, и явно ждала, когда Илья уберется с глаз долой. Но он не торопился, осмотрелся еще раз и сказал:

– Уволилась? Странно…

– Да, по собственному желанию, – оборвала его Пономарева и коснулась сережки с ярким камнем, принялась теребить ее. – А что здесь такого?

«Ничего», – план рушился на глазах, другой зацепки, кроме секретарши, у Ильи не было, злость ворохнулась в нем, и он едва справился с собой. Уволилась, да еще и неделю назад, как раз на следующий день после гибели Макса, как удачно. Это уже не странно, это подозрительно, если не сказать больше. Уволилась, значит…

Пономарева стояла напротив и постукивала по ладони тонким мобильником. Постояла так немного и повторила:

– Секретарь уволилась по собственному желанию. Если у вас других вопросов нет, то мне больше сказать нечего.

Она прикрыла ладонью рот, сделав вид, что зевает, но в это время внимательно смотрела на Илью. Он старательно не замечал этого, в темпе соображая, как быть дальше. В голову ничего не приходило, все его ставки были на ту бледную девицу, и он продул вчистую.

– Что-нибудь еще? – довольно резко сказала Пономарева, села в кресло Макса, положила ногу на ногу. Илья отвел взгляд и сказал:

– Мне надо забрать вещи брата.

– Вон ящик, – Пономарева показала авторучкой на подоконник, где стояла коробка из-под бумаги. В ней лежали автомобильные журналы, наушники, складной ножик, флешка, толстая книжка на английском и ежедневник. Илья неторопливо перебрал эти вещи, потом повернулся к столу. Пономарева сосредоточилась над таблицами, вдумчиво изучала их и, кажется, не замечала Илью. Но он перехватил ее косой взгляд, заметил, как та дернула плечом, и сказал:

– Извините, но мне нужна эта девушка. Вы не знаете, где ее можно найти?

Ответа не ожидал, действовал наудачу, и получил достойный ответ.

– Понятия не имею! – выкрикнула Пономарева. – Я вам не справочная, я заместитель председателя правления! Зачем она вам? Какое вам до нее дело?

– Надо поговорить, – старательно сдерживаясь, чтобы не заорать в ответ, сказал Илья, чувствуя, что еще немного, и он сорвется. Эта Пономарева – тупая яркая личность, чья-то любовница или жена – другого объяснения, почему она оказалась в этом кабинете, нет и быть не может. Ей ума не хватит картошку пожарить, а уж руководить и подавно. Макс несколько лет этой должности ждал и получил заслуженно, а тут эта кудрявая курица, сидит в его кресле, за его столом… Или ее сюда посадили за заслуги известного свойства, или… Больно странно она себя ведет: орет, срывается и постоянно врет, и врет неумело, хотя кто бы говорил…

– Я ничего не знаю! – уже откровенно визжала Пономарева, она раскраснелась, кудряшки растрепались, прилипли ко лбу, от чего она стала еще привлекательнее. Злость шла ей, как прическа и макияж, и даже резкий голос не портил картинку.

– Уходите, или я вызову охрану! – Пономарева схватила трубку, принялась нажимать на кнопки. Илья быстро вышел из кабинета, прихватив с собой коробку, пошел к лифту. В голове тем временем крутилось одно: дело здесь нечисто. Эта взбалмошная красотка не просто так заняла место Макса, и ей есть что скрывать. Уж очень странная у нее реакция, агрессия так и хлещет, причем защитная агрессия, ответная, так сказать. И плевать бы на нее, но не тянет Пономарева на эту должность, хоть убейте, не тянет, тут не известным местом, а и головой хоть немного работать надо. Да и к чему любовнице богатого человека ходить на работу, спрашивается? Ни к чему, тогда в чем дело? А тут еще и секретарша так удачно «по собственному» ушла, все одно к одному…

Он так задумался, что едва не сбил с ног серьезного молодого человека в темном костюме. Ушел от столкновения в последнюю секунду, пошел дальше, но юноша снова оказался у него на пути, и на этот раз «подрезал» уже откровенно, своих намерений не скрывая. За что и поплатился – по инерции Илья двинул дальше, отдавил парню обе ноги, довольно чувствительно толкнул в грудь, и только после этого остановился.

– В чем… – Илья не договорил. На пути между собой и лифтом он увидел еще двоих, тоже спокойных и серьезных до невозможности. Молодые люди просто стояли в коридоре, пропускали сотрудников и не сводили с Ильи глаз. «По мою душу. Кто ж такие?» – Пока он разглядывал оппонентов, тот самый молодой человек с отдавленной ногой сказал недружелюбным голосом:

– Пошли, тебя Артемьев зовет.

И отошел в сторонку, пропуская Илью вперед, причем, судя по тому, как перестроились двое его коллег, идти предстояло по лестнице. Но невысоко, всего-то на два этажа вверх, и проскочили их единым махом, причем Илья хоть и тащил в руках коробку, но дыхание не сбил и даже на полшага опережал «конвоиров». И в кабинет начальника службы безопасности банка вошел бы первым, наплевав на субординацию, но рывок за рукав заставил сбавить шаг.

– Полегче, – буркнул рослый, очень коротко стриженный юноша, невежливо сдвинул Илью с дороги и первым шагнул через порог, встал у двери. Второй через пару мгновений оказался рядом, затем пропустили Илью, последним зашел юноша с отдавленной ногой и загородил собой выход. Действовали все трое слаженно, быстро, не суетились, друг другу не мешали и «держали» объект так плотно, что Илья ловил на себе взгляды всех троих одновременно. Впрочем, нервничать по этому поводу не стал, вопросов не задавал, а нахально, без приглашения, уселся на единственный свободный стул, поставил коробку на колени и посмотрел на Артемьева.

Он помещался напротив, сидел, привалившись к стене, и крутил в пальцах незажженную сигарету. Илью Артемьев будто и не замечал, целиком сосредоточился на действиях подчиненных и непонятно – довольным остался или личный состав ждала выволочка. Потом глянул на гостя, на дверь, снова на Илью и сказал спокойно, таким тоном, точно они расстались полчаса назад:

– Здоро́во. Чего пришел? На работу?

В последних словах прозвучала усмешка, но в лице Артемьев не изменился, и оттого Илье показалось, что эсбээшник посмеивается втихомолку. Не обида – злость кольнула сердце, но Илья виду не показал и ответил Артемьеву в тон, то есть без малейшей эмоции:

– Вещи Макса забрал. Ольга просила…

– Понятно. Дай-ка сюда. – Артемьев быстро глянул вбок, и «конвоир», что стоял у двери, молниеносно выхватил у Ильи из рук коробку и поставил на стол перед шефом. Тот сунул в рот незажженную сигарету и подтянул коробку поближе, открыл, полез внутрь. У Ильи перед глазами даже свет малость померк и дыхание на миг перехватило от такой наглости. Но от первого порыва ткнуть Артемьева носом в эту самую коробку, вернее, голову эсбээшника туда поглубже засунуть и подержать с пару минут, чтобы тот понял, как себя в приличном обществе принято вести, удержался и сказал, стараясь не показывать злости:

– Что за хамство, господин начальник департамента. В каком хлеву вас мама родила? Вещи чужие, между прочим, и у них хозяин имеется…. Вам в детском саду не говорили, что чужое брать нехорошо? Или вы, пардон муа, в дикой местности выросли и о хороших манерах только по телевизору слыхали?

Сработало – Артемьев малость обозлился, глаза сощурил, мельком глянул на Илью и принялся перелистывать ежедневник Макса. Брат по старой привычке предпочитал планировать дела вручную, то есть записывал на бумаге самой простой синей шариковой ручкой и при этом таким почерком, что позавидовал бы хирург или терапевт, то есть нечитаемым. В чем Артемьев и убедился, перелистнув пару страниц, потом отложил ежедневник в сторону и сказал, закинув сигарету в угол рта:

– А ты мне не указывай. Скажи спасибо, что повесткой тебя полиция не вызвала, а пока я с тобой по-свойски беседу веду.

Илья напрягся, чувствуя, как изменился тон Артемьева. Эсбээшник смотрел на него в упор и даже в лице переменился при слове «повестка». И взгляд не отводил, ждал реакции собеседника и дождался.

– Спасибо, – сказал Илья и улыбнулся при этом, – век твою доброту не забуду. Но я вот что тебе скажу: есть что – предъявляй, как положено, через полицаев, а нет – так я пойду, у меня дел полно. Заявление на увольнение, сам понимаешь, писать я не буду, придумай что-нибудь сам, напряги фантазию и в кодексе покопайся, там есть пара вариантов. Ну, бывайте.

Илья поднялся со стула, взял ежедневник, положил его в коробку, обнял ее и шагнул к двери. Троица моментально сошлась в «стенку», преградила ему путь, Илья поглядывал на них из-за коробки, прикидывая, с кого бы начать. Сподручнее выходило с самого рослого, он торчал строго напротив и был до краев преисполнен служебным рвением, точно Артемьев им тут проверку на профпригодность закатил, не больше и не меньше. Илья совсем уже было собрался использовать классический ход: сунуть коробку в руки ближайшему оппоненту, ухватить за грудки второго и, прикрываясь от третьего, пробиться к выходу, как из-за спины раздалось:

– Сядь. Сядь, кому сказано. Разговор есть.

На этот раз Артемьев был зол до чертиков, и непонятно, на кого больше – на Серегина-младшего или подчиненных, что так бездарно и близко подпустили к себе противника. Эсбээшник остервенело грыз сигарету, позабыв поджечь ее, и только что ядом не плевался, но держался как мог, изображал спокойствие. Да и ребятки у двери тоже сообразили, что чуть было не допустили роковую оплошность, разошлись, взяв Илью в «коробочку», и тому ничего не оставалось, как вернуться на стул. Артемьев бросил изжеванную сигарету в пепельницу, выбил из пачки вторую, отправил в рот и неожиданно ухмыльнулся. Илья сидел в обнимку с коробкой и ждал, что будет дальше. Артемьеву надо что-то узнать, это к гадалке не ходи, но вот тон, который он выбрал, ничего хорошего не сулит. А раз тон такой, то и козыри, скорее всего, на руках имеются. И не ошибся.

– Ты в курсе, что брат твой деньги из банка выводил? – сказал Артемьев, не сводя с Ильи взгляд. Помолчал, и добавил веско: – Большие деньги. Вором был твой братец, туда ему и дорога…

– Рот закрой. – Илья чувствовал, что губы еле двигаются, а язык точно не свой, присох к небу. Это не злость – ярость в виски ударила, еще немного, и заткнул бы Артемьева любым подручным средством, той же пепельницей, к примеру, а тот реакцию Ильи просек и дальше свое гнул, точно бессмертный или заговоренный:

– Вижу, ты не знал, да я так и думал. К тебе претензий никаких, ты мне вот что скажи…

– Рот закрой, – севшим голосом повторил Илья, и Артемьев неожиданно заткнулся. От двери раздался тихий звук шагов, и можно было не оборачиваться, чтобы понять – троица подошла ближе и контролирует каждый вздох «объекта», и в случае чего быстро его зафиксирует с применением болевых приемов. С одним-двумя Илья бы сладил, возможно, и третьего бы вниманием не обошел, но тут дело было в другом – Артемьев явно что-то знал, уж больно нагло он ухмылялся и даже нашел в столе зажигалку и теперь крутил колесико, стараясь выбить из нее хоть искру. Но ничего не вышло, посему Артемьев зажигалку бросил в ящик, развалился на стуле и сказал:

– Поганые новости, понимаю, но куда деваться. Мне руководство приказало, вот я и разбираюсь. Но ты пойми – я ж это не сам придумал, у меня документы на руках.

На стол легла тонкая синяя папка, Артемьев вытащил из нее несколько листов, положил на стол, подвинул Илье. Тот подтянул их к себе и сначала ничего не понял – сплошь таблицы, цифры, текст на английском.

– Это список транзакций за несколько дней, а это, – на столе оказались еще три листа, – разрешение на перевод денег. Это фирмы-однодневки, я проверил некоторые – все конторы реально существуют, платят налоги и даже что-то там продают или покупают, не забывая периодически снимать наличку. Схема проста и стара как мир, проверена и безотказна. Сотрудник, давший добро на перевод, получает свой процент, и все расходятся, довольные друг другом. И Макс твой не устоял. Бывает.

Артемьев с истинно людоедским сочувствием смотрел на Илью, а тот как завороженный перебирал листы и смотрел в них, ничего толком не видя. Ничего, кроме подписи Макса, его подписи – это было несомненно, – уверенной, размашистой, «министерской», как называл ее отец. И цифр, несомненно, обозначавших суммы – хорошие, с кучей нулей на хвосте, одной такой циферки простому смертному хватило бы до конца его дней. А всего цифр было несколько, небольшой, но внушительный столбик, под которым стояла знакомая фамилия.

Но, приглядевшись, Илья понял, что Артемьев, мягко говоря, не прав: подпись принадлежала Максу, но сделана была не его рукой. То ли порошок в копире в тот момент заканчивался, то ли бумага попалась не лучшего качества, но линии и буквы были тонкими и прерывистыми, точно их выводили без нажима или перерисовывали детским способом, наложив оригинал и нужный бланк на стекло. И кроме этого было кое-что еще.

– Вранье. – Илья отодвинул от себя бумаги. – Липа это, а не подпись. Это не Макс писал, а кто-то другой, советую тебе в другом месте поискать. Ошибочка вышла.

И сам едва сдержался от усмешки, видя, что попал в точку. Блефовал Артемьев, и ни черта у него не вышло, больше того, судя по его физиономии, он и сам знал, что подпись поддельная, а бумаги подсунул Илье с тем расчетом, что тот еще от горя в себя не пришел. Не знал, что у волковской породы одна особинка есть – тоска и боль инстинкты усиливают, а не глушат, и не только инстинкты, но также зрение, слух и способность соображать, что и сработало.

Артемьев собрал бумаги, пересмотрел их еще раз и сказал:

– Я сам решу, где и что мне искать. Ты мне лапшу не вешай, а то я подпись твоего брата не знаю…

Злость пропала сама собой, точно воздушный шарик в форточку улетел, стало легко и спокойно. Илья покрепче обнял свою коробку, прижал ее к животу.

– Знаешь, как же тебе не знать, тебе по должности положено. Ты на дату смотрел? – показал Илья на документы. – Если нет, то сейчас глянь. Макс, по-твоему, что: чертову кучу денег из банка вывел – на свои счета, разумеется – и в тот же день в своей машине подорвался? На радостях, так, что ли?

Артемьев перекусил сигарету, не обращая внимания на огрызок в зубах, сунулся в бумаги, глянул на дату, на Илью, снова на цифры, снова на собеседника. А тот улыбался, и ничего не мог с собой поделать, уж больно потешно выглядел главный эсбээшник, да еще и в глазах своих подчиненных. И крыть тому было нечем, дату он, может, и видел раньше, но не рассчитывал, что Илья это тоже заметит. А тот постучал пальцами по картонным бокам коробки и сказал, уже без улыбки: