Текст книги "Пожиратель мух"

Автор книги: Кирилл Алексеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Он лежал на полу. Руки были все так же связаны, за спиной слышались суетливые шажки хозяина дома, и пульсирующая головная боль тяжело отдавалась в ране на затылке.

Что это было? Очередная галлюцинация? Результат сотрясения мозга? Но откуда такое постоянство? Почему уже который раз подряд он слышит в голове голос человека в дождевике? И откуда столь четкое представление горящей деревни? Воображение? Исключено. Нет, это не фантазия, не мираж, и уж тем более не порождение разыгравшегося воображения. Он видел деревню, как сейчас видит замусоленный окурок «примы» на полу. Невозможно? Да. Но проделки мозга тоже исключаются. Что получается? Да ничего. Выходит, ничего этого не было, потому что не могло быть в принципе. Но ведь было? Было. И что?

«Не знаю, – подумал Виктор. – Похоже, я вообще перестал что-либо понимать».

Он полностью ушел в мысли и поэтому не сразу заметил, как хозяин перерезал веревку, стягивающую ноги. Только когда старик потряс его за плечо, Виктор понял, что ноги свободны.

– Вставайте! Я согласен, попробуем добраться до вашей машины. Идите к двери, я приведу в чувство девушку.

Старик помог Виктору подняться. Тот едва устоял на ногах – ниже колен он их почти не чувствовал.

– Эй, а вы не хотите развязать мне и руки?

– Зачем это? Вы же сами вызвались послужить щитом.

– Вы не думаете, что со свободными руками мне удасться быть им подольше?

– Нет, не думаю, – сказал старик, наклоняясь к Кате. – Если у вас будут свободны руки, вы можете меня обмануть. Считайте, что ремень – гарантия моей безопасности.

Виктор захотел дать ему хорошего пинка. Так, чтобы он проломил тупой башкой стену и вылетел прямо в лапы маньяку. Когда Виктор предлагал прикрыть их отход, он рассчитывал, что учитель развяжет его и даст ружье. Тогда у них действительно был бы шанс. Но так… Чистое самоубийство. Господи, да этот псих разделается с ним за минуту, и побежит дальше, попробовать на вкус Катю. Неужели старик этого не понимает? Скорее всего, понимает. Но еще больше он боится, что его обманут и он останется один на один с людоедом.

У Виктора была одна смутная догадка. Конечно, очень желательно проверить ее раз сто в лабораторных условиях. Но такой возможности уже не представится, поэтому придется идти на смертельный риск. Идти, надеясь на то, что его предположение, противоречащее всему тому, что он раньше знал и во что безоговорочно верил, окажется правильным.

Катя пришла в себя быстро. Потребовалась всего лишь пара звонких пощечин, чтобы она открыла глаза и еле слышно произнесла:

– Убери от меня руки, старый козел.

Старик одним движением перерезал веревку на ее ногах.

– Вставайте, быстрее, нам нужно уходить отсюда.

С этим Виктор спорить не стал. В комнате уже было полно дыма.

Они сгрудились перед входной дверью. Хозяин – в руках двустволка, на поясе патронташ – выглядел карикатурой на героев кинобоевиков.

– Значит, так. Вы оба выходите первыми и идете впереди. Смотрите под ноги, чтобы не угодить в капкан. Если попытаетесь бежать, я стреляю. Понятно? Где ключи от машины?

– Витя, не говори ему!

– Я хочу, чтобы он вывез тебя, Катюша…

– Да он все равно меня бросит!

– Нет, в дороге ему понадобится прикрытие на всякий случай. Поэтому он как миленький довезет тебя до города, спасая шкуру. Ключи в правом кармане куртки. Машина открыта. Езжайте осторожнее – дорогу размыло к чертям.

– Спасибо, учту, – буркнул хозяин, подталкивая их к двери.

– Витя, а как же ты?

– Да шут его знает, как… Может, все и обойдется.

– А если нет? Если не обойдется? Я не хочу, чтобы ты… как Андрей.

– Не переживай. Давай, Катенька, нужно идти, пока крыльцо не загорелось. Вперед, милая, вперед. Только держись рядом.

– Можешь не волноваться, – тихо сказала она. – Я от тебя ни на шаг не отойду.

И Виктору показалось, что она всхлипнула.

* * *

Сергей окинул взглядом результаты своего труда и остался доволен. Поначалу он думал, что горючего не хватит. Слишком долго шли дожди, дерево было мокрым и занималось неохотно. Но потом что-то шепнуло ему, что если поджигать избы изнутри, как он это сделал с собственным домом, все будет гораздо проще. Тот же голос напомнил, что бензин есть и в «девятке» Виктора. А кроме того, можно поискать в домах солярку и керосин – этого добра должно хватить. И голос не подвел. Лучшее доказательство тому – объятая огнем деревня. У него даже осталась целая канистра солярки. Жаль, больше нечего поджечь.

Сергей приложился к бутылке. Хорошо. Очень хорошо. Так хорошо, словно он поставил последнюю точку в прекрасно написанной книге. Он достал сигарету и крикнул полыхающим домам:

– Эй, огоньку не найдется?

Словно в ответ, в одном из домов с грохотом рухнуло сгоревшее перекрытие, и над избой взвился фонтан искр. Сергей расхохотался. Все-таки дед здорово придумал. Он всегда любил хорошую шутку. Но эта – затмила все.

Некоторое время он стоял рядом с последним вспыхнувшим домом, слушая тревожные голоса внутри. Некоторые показались ему знакомыми, но толстые бревенчатые стены сильно искажали их, поэтому полной уверенности у Сергея не было. Та сила, которая несколько часов назад вторглась в его сознание, подчинив себе волю и лишив возможности мыслить рационально, вдобавок стерла память. Она действовала грубо, предпочитая орудовать топором, а не скальпелем. Сергей уже не вспоминал про друзей и жену. Он с трудом представлял, где находится, и даже собственное имя постепенно превращалось в набор бессмысленных звуков, как слово, произнесенное сотню раз подряд.

Но все же до конца стереть личность сила оказалась не в состоянии. Где-то, в самых темных закоулках памяти, еще был жив маленький Сережа Парамонов, видевший и помнивший то, что для взрослого Сергея давно превратилось в изредка повторяющийся ночной кошмар, лишенный какой-либо связи с реальностью. И по мере того, как слои памяти исчезали один за другим, снимались, как луковая шелуха, маленький Сервиса все больше приближался к поверхности, выступая из тумана забвения. А вместе с ним росло и понимание того, кто или, вернее, что скрывалось за образом дедушки в длинном, до пят, дождевике.

* * *

После тяжелого духа комнаты, пропитанного вонью объедков, грязных вещей, запахом пороха и гари, свежий воздух улицы, пусть и наполненный дымом, показался Виктору чище родниковой воды. Он остановился на крыльце и вздохнул полной грудью, чувствуя, как отступает усталость и проясняется в голове.

Катя остановилась рядом, потрясенно глядя на то, во что превратилась деревня. Было светло, как днем. Полыхало все вокруг. Казалось, даже пропитанная водой земля не устояла перед огнем.

– Вот это да! – выдохнула девушка.

– Чего остановились? – хозяин нервно огляделся. – Пожара не видели? Быстрее идите вперед. Он где-то поблизости, я чувствую.

Он так толкнул прикладом Виктора, что тот едва не скатился кубарем по ступенькам крыльца. Через мгновение к нему присоединилась Катя.

– Потише вы! Будете такое вытворять, пойдете к машине один.

Тяжело бухая сапогами, хозяин спустился к ним.

– Я нечаянно, – быстро сказал он. – Только ради бога, не стойте вы, как паралитики. Нам нужно как можно быстрее добраться до машины. Идите, идите, идите!

Гуськом – Виктор впереди, Катя за ним и хозяин с ружьем наизготовку замыкающим, – они двинулись по тропинке, ведущей вдоль забора к главной улице. Шли быстро – темнота больше не была помехой. На тропе был ясно виден каждый камушек, каждая жухлая травинка. Никто не разговаривал. Нервы были напряжены так, что казалось, вот-вот лопнут со звоном гитарной струны. Каждую секунду из-за очередного куста могла появиться долговязая фигура в дождевике.

Виктор, не в силах побороть привычку к самоанализу даже сейчас, с удивлением и некоторым восхищением отметил, как бешено работают его органы чувств. Восприятие обострилось до такой степени, что он улавливал запах Катиных духов, хотя она шла шагах в трех позади, а в воздухе стояла настоящая дымовая завеса. Мир навалился на него бесконечным многообразием звуков и запахов, о существовании которых Виктор раньше и не подозревал. Он подумал, что воспринимает сейчас окружающее, как, должно быть, воспринимает мир дикий зверь, когда чувствует приближение хищника. Или, наоборот, как хищник, выходящий на ночную охоту. Хотя, в данной ситуации, первое утверждение было более точным. Охота шла на него. И сейчас его жизнь зависела не от умения выстраивать причинно-следственные связи и сложные логические цепочки суждений, а от того, насколько быстро его уши уловят подозрительный звук, и насколько точно мозг сможет обработать эту информацию, чтобы дать нужную команду ногам. Человеческое начало сейчас было камнем на шее. Только звериные инстинкты, звериное чутье могли уберечь его задницу от крупных неприятностей. Поэтому он шел и молился несуществующим высшим силам, как молились когда-то первые люди, выходя в полную опасностей саванну на поиск съедобных кореньев, чтобы глаза оказались достаточно зоркими, слух достаточно тонким, а ноги достаточно быстрыми, когда хищник окажется поблизости.

Но несмотря на все мольбы Виктора, первым заметил мелькнувшую в стороне от тропы тень старый учитель. Виктор успел лишь замедлить шаг и повернуть голову на подозрительный звук, вглядываясь в освещенные отблесками пожара кусты. Старик оказался гораздо быстрее. Пока Виктор соображал, что заставило его насторожиться, хозяин вскинул ружье и, по своему обыкновению матерясь на чем свет стоит, выстрелил из обоих стволов туда, где было видно какое-то движение.

Гудение пламени и ругань старика заглушил вопль, полный боли.

– Ага! Вот оно! – вторя ему, взвыл учитель. – Попал! Я попал!

– Стойте! – крикнул Виктор. – Не стреляйте!

Но хозяин не слышал. Мгновенно перезарядил ружье и не целясь, от бедра, дал новый залп в придорожные кусты.

– Да перестаньте! – Виктор бросился к нему.

Он налетел на старика как раз в тот момент, когда тот дрожащими руками пытался вставить новый магазин. Учитель не устоял, и они оба рухнули в жидкую грязь под аккомпанемент пронзительного Катиного визга.

Каким-то чудом Виктору удалось подмять старика под себя. Тот, совершенно обезумев, вцепился ногтями в лицо Виктора, норовя добраться до глаз. Он рычал, извиваясь всем телом, как проколотый булавкой червяк, лягался, кусался, брыкался, и было неясно, откуда в этом сухом костлявом теле столько сил. Поняв, что со связанными руками он долго не продержится, Виктор, отчаянно мотая головой, крикнул:

– Катя, помоги!

Несколько бесконечно долгих секунд ничего не происходило. Виктор чувствовал, что его силы тают с удивительной быстротой, и что скоро старик сбросит его, а потом либо придушит, либо просто перегрызет глотку. И в тот момент, когда Виктор с отчаянием вспомнил, что у Кати руки тоже связаны и ничем она помочь не может, рядом с его лицом мелькнул кроссовок девушки и врезался в челюсть учителя. Старик обмяк.

Виктор тяжело скатился с неподвижного тела. Взгляд упал на Катю, которая заносила ногу для следующего удара.

– Все, все, Катюша, остановись. Он в отключке.

Девушка посмотрела на него и, не отводя глаз, как избалованный ребенок, делающий то, что ему запретили, пнула бесчувственное тело еще раз. На лице у нее было написано блаженство.

– Катюша, хватит… – Виктор с трудом встал на колени.

– Зачем ты его остановил? – Катя с тревогой посмотрела на кусты, из которых доносились громкие стоны. – Там ведь кто-то есть… Разве… разве это не он?

– Мне кажется, что нет. Вернее, я почти уверен, – Виктору наконец удалось подняться на ноги. – Но прежде чем лезть туда, нам нужно как-то освободиться.

Припомнив виденные детективы, в которых гуттаперчевые герои на раз переводили связанные руки вперед, Виктор скользнул связанными руками вниз по ягодицам, чтобы потом перевести их ниже, согнуться и тогда, по идее, руки окажутся на уровне колен. Останется только сделать шаг назад поочередно обеими ногами.

В фильмах выглядело очень просто. Но в жизни оказалось куда сложнее. Руки застряли где-то на середине ягодиц, и наотрез отказались двигаться ниже. Вообще-то, собственный зад никогда не казался Виктору большим, но сейчас вдруг разросся до размеров воздушного шара.

– Что ты делаешь? – спросила Катя.

– Ох, как бы тебе сказать-то, Катенька… – пропыхтел Виктор, возвращаясь в исходное положение. – Ладно, давай ты.

– Что?

– Попробуй опустить руки к коленям. Просто приседай и опускай руки. Попа у тебя небольшая, должно получиться.

Наблюдая одним глазом за Катей, которая справлялась с упражнением куда лучше, чем он сам, Виктор не забывал посматривать на придорожные кусты. Он не соврал Кате, когда говорил, что почти уверен – незнакомца в дождевике там нет. Голос показался ему знакомым, и первым побуждением было броситься туда, чтобы как-то помочь раненому. Но эта ночь научила его осторожности и холодной рассудительности. Что, если он все-таки ошибся? Он терпеливо стоял и смотрел, как Катя, проявив чудеса ловкости, опустила руки до подколенных сгибов и теперь пытается переступить через них.

– Сними кроссовки, мешают, – сказал Виктор. – Только быстрее. Старик приходит в себя.

Учитель действительно пошевелился и издал слабый стон.

– Если он оклемается, дай ему как следует, – сказала Катя, торопливо скидывая обувь.

– Не волнуйся, – кивнул Виктор. – Ты и так врезала ему неслабо. Отличный был удар.

– Я же легкой атлетикой занималась. У меня ноги сильные.

– Ты вообще умница.

– Знаю.

Ей, наконец, удалось переступить через руки. Она выпрямилась, издав победный крик и подняв руки над головой.

– Отлично! – если бы мог, Виктор зааплодировал бы ей.

– Что теперь?

– Теперь попытайся развязать меня. Хотя, нет! У меня где-то в кармане перочинный нож. Найди его и разрежь ремень. Если только старик не вытащил его, пока я был в отключке…

К счастью, Колин нож оказался в кармане джинсов, и когда Катя его вынимала, их взгляды на секунду встретились, и Виктор подумал, что даже сейчас, с синяком под глазом и перепачканным лицом, она остается чертовски привлекательной девушкой. Ему пришлось вспомнить об Андрее, чтобы избавиться от ненужных мыслей.

Через минуту оба были свободны.

– Спасибо тебе, Коля, – сказал Виктор, убирая нож. – Огромное тебе спасибо.

– Какой Коля?

– Не важно, Катенька. Надевай кроссовки. Еще не все закончилось. Мы с тобой по-прежнему в дерьме.

Виктор посмотрел на старика и понял, что тот судя по всему, еще какое-то время проваляется в глубоком нокдауне. Потом поискал глазами двустволку. Ружье лежало в нескольких шагах от учителя.

«Ну вот, ублюдок, я готов с тобой пообщаться, – мрачно подумал Виктор, очищая от налипшей грязи ружье. – У нас с тобой получится хороший правильный разговор».

– Что теперь? – Катя уже надела обувь и стояла рядом.

– Теперь мы посмотрим, кого подстрелил наш Соколиный глаз. На всякий случай, стой здесь и приготовься бежать со всех ног к машине. Поняла?

Катя послушно кивнула. Виктору все больше нравилась ее выдержка. Любая другая женщина на ее месте уже давно пребывала бы в коме от всего пережитого. А эта держится так, будто каждый день отделывает мужиков фонариками и ногами.

«Если бы это была игра на выживание, я все деньги поставил бы на нее», – подумал он.

Взяв ружье наизготовку, он осторожно двинулся вперед, приготовившись стрелять, если почувствует хоть какое-то движение в кустах. Но оттуда доносились только слабые стоны, и Виктор осмелел. Раздвинув стволом голые ветки, он нырнул в заросли дикой малины и через несколько шагов остановился, как вкопанный.

На земле лежал Сергей. Лежал, одной рукой прижимая к груди другую. Бледное лицо было искажено гримасой боли, испуганные глаза смотрели прямо на Виктора. Заметив двустволку, Сергей тонко заскулил и попытался отползти назад. При этом он отпустил руку, которую придерживал. Та тяжело скатилась с груди и упала в грязь, изогнувшись под каким-то немыслимым углом.

– Серега! – крикнул Виктор, придя в себя. – Серега, потерпи, я сейчас!

Он бросился к другу, но тот, не сводя полных ужаса глаз с ружья, перевернулся набок и пополз с удивительной скоростью прочь. Раненая рука сползла куда-то за спину и волочилась за ним, как будто была привязана на веревочке. Присмотревшись, Виктор понял, что примерно так оно и есть. Заряд крупной дроби угодил в плечо и почти оторвал левую руку.

– Господи, Сервиса… – похолодев прошептал Виктор. – Как же так-то, а?

Только сейчас он заметил, что Сергей залит кровью так, словно неделю провел на мясокомбинате.

– Сережа, потерпи… Да куда же ты? – Виктор схватил друга за ногу.

Тот попытался вырваться, но сил не хватило, и он, закрыв здоровой рукой лицо, захныкал:

– Нет, нет, нет, пожалуйста, не надо. Не надо, умоляю!

– Серега, это я, Витя, перестань! Сейчас все будет хорошо… Катя! – крикнул он. – Катюша, помоги мне! Сейчас, Сережа, сейчас, только не дергайся…

Но Сергей то ли не слышал его, то ли не желал понять. Он продолжал вырываться, хотя с каждым движением кровь маленьким фонтаном вырывалась из открытой раны, унося с собой последние силы. Несколько мгновений он еще сопротивлялся, если можно назвать вялое шевеление и мольбы о пощаде сопротивлением, а потом потерял сознание.

Зашуршали кусты, и рядом появилась Катя. Увидев Сергея, она зажала ладонью рот и испуганно посмотрела на перепачканного кровью Виктора.

– Катя, нужно его перетащить в машину. Там есть аптечка, попробуем остановить кровь.

– Это он, – она кивнула туда, где остался учитель, – это он его так, да? Из этого ружья?

– Да. Он. Из ружья.

– Ты весь в крови.

– Знаю. Это Серегина. Давай, Катюша, потом будем разговаривать. Нужно как можно быстрее жгут наложить, иначе он умрет.

– Я помогу, я помогу… Только я крови очень боюсь. Мне может стать плохо. Если меня вырвет – извини. Но я постараюсь… Что мне делать? – девушка старалась не смотреть на Сергея, особенно на его руку, лежащую почти отдельно от тела, но все равно лицо ее было смертельно бледным. Виктор видел, что еще немного, и у него будет три бесчувственных тела.

– Хватай его за ноги, я возьму за туловище. Не смотри на рану. Просто возьми его ноги и тащи. Когда почувствуешь, что кружится голова или еще там что – бросай и садись на землю. Если тебя хватит на десяток шагов, можешь считать, что уже здорово мне помогла. Ну, взяли?

Катя кивнула, закусив губу.

Сопя и тяжело отдуваясь, они вытащили Сергея на тропинку. Там их поджидал учитель, который успел частично прийти в себя, и теперь сидел, боязливо озираясь по сторонам. Глазки близоруко щурились. Одной рукой он поддерживал челюсть, другой – пытался нашарить в грязи очки.

Увидев бывших пленников, он вскочил на ноги и уставился на них со смешанным выражением страха и облегчения.

– Шлава хошпоти, эшо вы, – произнес он. – Я шумал эшо он.

Виктор с Катей, не удостоив старика взглядом, прошли мимо, волоча ставшего вдруг неимоверно тяжелым Сергея. Он по-прежнему был без сознания. Кровь уже не била фонтанчиком из раны, но и останавливаться не думала. Виктор чувствовал, что рукав его куртки вымок насквозь.

– Эй, – старик нашел, наконец, очки и, кое-как протерев их полой ватника, водрузил на нос. – Пошоштите меня! Шлышите?

Видя, что останавливаться никто не собирается, он двинулся за ними, держась на всякий случай шагах в пяти позади. Взгляд его был прикован к закинутой за спину Виктора двустволке.

* * *

Он стоял у самой кромки леса, не сводя единственного уцелевшего глаза с крошечных фигурок, суетящихся на фоне пожара. Несколько минут назад он услышал выстрелы и подумал, что ее план удался на славу. Он не мог с уверенностью сказать, была это его мысль или принадлежала ей, так же как и сам план, но это было и неважно. Больше всего его сейчас заботила крыса, уже начавшая пожирать кишки. Крепкие клыки голода терзали потроха с неистовой злобой. Особенно плохо стало теперь, когда ноздри уловили запах свежей, еще теплой, еще живой крови. Этот запах пьянил, сводил с ума. Запустить зубы в мягкую податливую плоть, рвать ее, терзать, пропихивая в горло горячие сочные куски, чтобы эта проклятая крыса хоть ненадолго заснула.

Но был еще дым. Черный густой дым, с жирными хлопьями пепла. И багровые, обжигающие языки пламени. Огонь… Вечно голодный, готовый пожирать все, что попадет к нему в красную бездонную пасть. Причиняющий невыносимые муки. Даже сейчас, когда он просто смотрел на золотистые всполохи, все тело пронизывала чудовищная боль. Он знал, что это лишь воспоминание о той боли, которую он испытал много лет назад. Но воспоминание такое явственное, что казалось, давным-давно обгоревшие до черноты кости снова тихо потрескивают от невыносимого жара, а кожа покрывается ужасными волдырями и жир, плавясь, вытекает через поры, издавая отвратительный запах…

Он будто снова был там, в двух шагах от спасительного, как ему казалось, дома. Захлебывающийся лай псов, пляшущие огоньки факелов в сумерках, торжествующие крики людей, почуявших близкую расправу… И он был один, совсем один против этой обезумевшей кровожадной толпы. Они выследили его, как дикого опасного зверя. Выследили и загнали в ловушку, из которой не было выхода. Да, как зверя… Даже хуже. Опасного хищника просто убивают выстрелом в сердце. Его не загоняют острыми кольями в собственную берлогу, чтобы потом сжечь живьем. А с ним поступили именно так. Они прекрасно знали, что он жив, когда поджигали дом. Каким же кошмарным был звук, когда они подперли бревном снаружи дверь! Как будто заколотили гвоздь в крышку гроба. А потом сквозь щели начал просачиваться горький дым, из-за которого грудь раздирал кашель. И стало очень горячо, очень горячо, ОЧЕНЬ ГОРЯЧО!

Он глухо зарычал, заново переживая ту адскую боль. В ушах стоял чей-то истерический крик: «Занялось, занялось!» В нос ударил запах горелого мяса и жира. Его мяса. Его плоти, чернеющей и разваливающейся прямо на глазах… Показалось, что он рассыпается в прах. Волосы превращаются в пепел, лоскутами сползает обуглившаяся кожа и жир темной зловонной массой, шкворча, стекает по обнажившимся мышцам…

«Нет! – прозвучал в голове повелительный, но немного испуганный голос. Ее голос. – Остановись. Остановись, пока не поздно. Это прошлое. Оно не имеет над тобой власти! Не думай о нем!»

Боль схлынула. Стены горящего дома растаяли. Его снова окружал ночной лес, такой сырой, такой холодный. Да, прошлое не должно иметь над ним власти. Она права – нельзя давать воли воспоминаниям. Иногда они оказываются слишком болезненными. Нужно думать о мухах. О том, что совсем скоро он доберется до них. Теперь им негде укрыться. Как только пожар стихнет, он пойдет туда. И сможет, наконец, утолить голод. Но только тогда, когда угаснет огонь. Пусть прошлое не имеет власти, но страх… Страх не так-то просто вытравить из себя. Пережитый однажды предсмертный ужас не сбросишь с души, как старое пальто. В тот вечер страх намертво прикипел к нему, как жир прикипел к доскам пола. И не нужно будить этого зверя. Лучше немного подождать. Совсем немного…

Он стоял неподвижно, засунув руки в карманы и низко надвинув на лицо капюшон. Стоял, не сводя глаза с горящей деревни. И если бы кто-нибудь внимательно посмотрел в этот мутноватый, с изрезанным красными прожилками белком, глаз, он увидел бы в нем дьявольский голод. Но на самом дне этого голодного взгляда трепыхалось, как мотылек в паутине, еще что-то… Что-то, очень похожее на страх.

* * *

– Слава богу, он, кажется, приходит в себя, – сказала Катя.

– Да, вижу.

Они только что наложили жгут. Не очень умело, но достаточно плотно, чтобы кровотечение уменьшилось. Полностью остановить его не удалось, и Виктор полагал, что в таких условиях это вообще невозможно. Даже будь на их месте первоклассный хирург. Автомобильная аптечка не рассчитана на огнестрельные раны, разворотившие человека к чертям собачьим.

– Больно, – прошептал Сергей.

Он лежал на заднем сиденье «девятки». В ногах примостилась Катя с открытой аптечкой на коленях. С другой стороны Виктор поддерживал его голову, лихорадочно соображая, что теперь делать.

– Потерпи, Серега, потерпи немного… Катя, в бардачке анальгин. Дай сюда.

– Сколько?

– Понятия не имею… Давай всю упаковку. Надеюсь, этого хватит.

– Господи, как же мне больно!

– Сейчас, Серега, сейчас. Потерпи немного. Скоро станет полегче…

Кто-то тронул его за плечо. Виктор обернулся. Позади стоял старый учитель. Лицо изменилось до неузнаваемости, треснувшее стекло очков вывалилось из оправы и теперь в полумраке казалось, что старик носит диковинный монокль.

– Что вам надо? – устало спросил Виктор.

– Мы должны уезжать отсюда. Как можно быстрее. Нельзя тут оставаться, поймите вы, – старик говорил так, будто рот у него был набит горячей картошкой.

Слов было почти не разобрать, приходилось догадываться. И Виктор со смешанным чувством сострадания и злорадства подумал, что челюсть у старика болит здорово.

– Заткнитесь, а? – сказал он. – Просто заткнитесь и ждите. А еще лучше посмотрите сюда. Это ведь ваших рук дело.

– Я думал, что это Прохор… Правда, я не хотел попасть в вашего друга.

– Да пошел ты…

– Витя, вот таблетки, – Катя протянула упаковку анальгина.

Виктор выдавил пять белых кругляшков на ладонь.

– Воды бы нужно… Там в багажнике есть пиво. Катюша достань, а? – он немного подумал и добавил: – И виски тоже давай.

– Ему нельзя пить, – прогундосил старик.

– Виски для меня. А таблетки все равно нужно чем-то запивать. Пусть будет пиво.

Сергей застонал и попытался поднять голову.

– Витя… Витька… Это ты?

– Да, Серега, я. Сейчас дам тебе обезболивающее, подожди чуть-чуть.

– Что со мной, Витек?

– Тебя ранили.

– Боже мой! Как? Когда? Кто? Что же это такое?

Виктор взял протянутую Катей бутылку «Туборга» и сорвал крышку. Крышка весело свистнула, и теплое пиво, пенясь, вырвалось из бутылки, заливая руки. Смешавшись с кровью, оно закапало на резиновый коврик, и Виктору показалось, что он сейчас расплачется. Этот бодрый свист крышки, когда он дернул за пластиковое колечко, этот густой хлебный запах пива, теплая пена, стекающая с пальцев… Все настолько не вязалось с ситуацией, что либо одно, либо другое должно было оказаться сном. Ночным кошмаром, в котором, однако, никто по-настоящему не умирает. Но боль в затылке и ладонях, свинцовая усталость, тяжесть ружья за спиной – все было пугающе реальным. И умирающий на заднем сиденье автомобиля друг – тоже реальность, несмотря на жизнерадостный свист пивной крышки.

Виктор одну за другой положил таблетки Сергею в рот и поднес к губам бутылку. Хрипя и захлебываясь, тот проглотил обезболивающее и бессильно уронил голову Виктору на руки.

– Как ты думаешь, он… Он выживет? – спросила Катя, не сводя глаз с бледного лица Сергея.

– Не знаю. Ему нужно в больницу.

– Так чего же мы ждем?

– В самом деле? – подал голос старик. – Надо ехать!

– Надо, – сказал Виктор.

Да, конечно, срочно в больницу… Там добрые умелые врачи в голубых халатах, аппараты искусственного дыхания, хирургические нити и прочие блага современной медицины. Только вот загвоздка – даже если он сейчас вдавит педаль газа в пол, и будет гнать, как сумасшедший всю дорогу, в городе они окажутся часа через полтора. С таким кровотечением Сергей вряд ли столько протянет. А если уж быть совсем честным, то по размытой в кашу дороге трястись два часа только до шоссе. И то, если чертовски повезет, и они не застрянут. Или не повстречают на пути психа в дождевике… Два часа по ухабам, со скоростью беременной улитки. Они привезут в больницу труп.

«Но в любом случае надо отсюда уезжать, разве не так? – подумал Виктор. – Да, нужно уезжать и увозить Катю. Андрей погиб, Вика тоже, в этом нет сомнений. Следующий Серега. За одну ночь… Пусть хоть Катя спасется…»

– Витя, так мы едем?

Виктор кивнул. Он принял решение. Все будут довольны. Только бы не застрять по дороге. Если этого не случится, то все будут просто очуметь как счастливы. Он довезет Катю с Сергеем до шоссе и выйдет из машины. Катя справится. Вдвоем со старым сморчком они доставят Сергея в больницу. Живого или мертвого – это уж как повезет. Да, это просто отличное решение. Они уедут, а он вернется сюда. Придется основательно прогуляться, но это только пойдет ему на пользу. В последнее время было слишком много сидячей работы.

– Да, Катенька, едем… Тебе придется сесть назад, поддерживать Сереге голову. Тряска будет нехилая… Сережа, Сережа, ты меня слышишь? Продержись еще немного, мы едем в больницу.

Сергей облизал сухие губы и едва покачал головой:

– …на нет… – из горла вырывался свистящий шепот, и слов было не разобрать.

– Не валяй дурака, тебе срочно нужно в больницу… Катя, придержи его.

Сергей что-то прошептал, но Виктор уже вылез из машины и ничего не слышал. К нему тут же метнулся старик, простоявший все это время, положив обе руки на крышку капота, будто собирался остановить машину, если попытаются уехать без него.

– Вы возьмете меня? – захныкал он, хватая Виктора за рукав. – Не бросайте меня, пожалуйста. Я не переживу, если вы меня здесь оставите…

Виктор вырвал руку из цепких пальцев учителя.

– Вот кто не переживет эту ночь, так это мой друг, – резко сказал он. – Благодаря тебе… Черт с тобой, садись вперед. Но упаси тебя господь вякнуть хоть слово, пока мы едем.

Старик буквально влетел на переднее сиденье. Виктор сел за руль, пристроив двустволку между ног. Ружье немного мешало, но доверять его старику было бы глупо. Повернув ключ, Виктор с облегчением услышал ровное урчание двигателя. За последние несколько часов это был самый замечательный звук, который доносился до его слуха.

– Ну что, – сказал он. – Все готовы? Тогда поехали.

«Девятка» послушно покатилась вперед. И этой послушности хватило метров на пятьдесят. Потом мотор вдруг несколько раз чихнул, машина сделала пару судорожных рывков и встала. В салоне стало очень тихо. Смертельно тихо.

– Что же это с тобой, родная? – пробормотал Виктор, без всякого толку вертя ключ в замке зажигания. – Ничего не понимаю…

Но все было более чем понятно. Он убедился в этом, когда взгляд упал на датчик топлива.

– Витя, что случилось? Мы сломались?

– Бензин кончился… Ничего не понимаю, было ведь полбака, – растерянно сказал Виктор.

И тут его осенило.

«…на нет», – бензина нет, вот что пытался сказать Сергей. Бензина, черт его дери, нет! Само собой, чем-то ведь нужно было облить стены домов.

– А в канистре? В канистре есть?

– Я, конечно, посмотрю, но думаю, что там тоже пусто. Весь бензин, похоже, ушел на растопку.

Катя на секунду замолчала, а потом неожиданно расхохоталась.

– Господи, ну конечно! Чтобы нас так запросто отпустили отсюда! Как бы не так! Какая же я дура! Поверила, что все кончилось. Господи, ну умора-Бензин пошел на растопку! Бензин на растопку!