Текст книги "На службе народу"

Автор книги: Кирилл Мерецков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 33 страниц)

Перед лицом неизбежной катастрофы японское правительство вынуждено было 14 августа 1945 года принять решение о капитуляции, что было доведено до сведения правительств союзных держав. Действительно, к этому времени японские войска почти прекратили военные действия против американо-британских войск. Но там, где наступали советские армии, они продолжали оказывать ожесточенное сопротивление с целью втянуть СССР в затяжные переговоры об условиях капитуляции и выиграть время для укрепления позиций Квантунской армии. Они, например, предложили прекратить военные действия и остановиться на тех рубежах, которые занимали советские и японские войска к 16 августа. В то время прорванный нами так называемый 1-й маньчжурский фронт воссоздавался японцами по линии Чанчунь – Гирин и далее на восток; войскам Р. Я. Малиновского противостоял 3-й фронт; Корею прикрывал 17-й фронт. Остановка на этих рубежах означала, что крупные города Северо-Восточного Китая и почти вся Корея должны остаться в руках агрессора. Кстати, в таком решении вопроса было заинтересовано и американское командование, которое не хотело, чтобы советские войска продвигались в глубь Китая и Кореи.

16 августа Генеральный штаб Вооруженных Сил Советского Союза опубликовал разъяснение, в котором указывалось, что действительной капитуляции вооруженных сил Японии пока еще нет, что с нами пытаются разыграть фарс; поэтому советские войска на Дальнем Востоке будут продолжать наступательные операции. Действительно, о том, что японское командование намеревалось продолжать сопротивление, говорили такие факты, как контратаки соединений Квантунской армии против наших войск. Советские войска встретились с новой трудностью: прошедшие в августе ливневые дожди сильно размыли грунт и вызвали наводнение. Многие дороги сделались непроходимыми; реки вышли из берегов; войска ощущали острый недостаток в горючем. Вот здесь-то и сыграла свою роль транспортная авиация. Несмотря ни на какие препятствия, фронты продолжали энергично развивать наступление в глубь Маньчжурии. Забайкальский фронт устремился на Мукден и Чанчунь. 2-й Дальневосточный фронт подходил к Бэйаню. 1-й Дальневосточный, овладев Муданьызяном и завершив разгром 1-го фронта Квантунской армии, устремился на Харбин и Гирин. Тихоокеанский флот проводил десантные операции на побережье Кореи и Южного Сахалина. Активно действовали здесь части нашей 25-й армии, в содружестве с моряками и десантниками занявшей такие порты, как Вонсан, Сейсин, Юки и Расин.

Скажу несколько подробнее о действиях Тихоокеанского флота. До начала войны флот не получил конкретных указаний относительно десантных операций вообще, на побережье Кореи – в частности. Его операции планировались в основном на море. Только после того как обнаружилось, что крупных столкновений с японским флотом, видимо, не произойдет, а Красная Армия чрезвычайно успешно продвигается вперед, флоту были даны задания захватить порты в Северной Корее и высадить войска на Южном Сахалине и Курильских островах.

Когда 25-я армия прорвала японскую оборону западнее Посьета и овладела укрепленным районом между Тумынем и Хуньчунем, она повернула на юг и двинулась в Корею вдоль побережья Японского моря. Как раз в это время советские морские десанты овладели портами Юки, Расин и Сейсин. Как мне доложил командарм Чистяков, к 19 августа железная дорога Сейсин – Хамхынг оказалась неохраняемой. Опережая японские поезда, вдоль дороги, стремительно набирая темпы, мчались подвижные части 25-й армии. Параллельно паши корабли, шедшие в пределах отведенной им 100 – 150-мильной полосы от берега, везли штурмовые отряды в Вонсан (Гензан). 21 августа, с захватом ими Гензана и высадкой парашютистов в Канко, Квантунская армия оказалась отрезанной от метрополии, так как через три дня подвижные части 1-го Дальневосточного фронта ворвались и в Хейдзио (Пхеньян). Тем самым обе железные дороги, ведшие в Центральную Корею, были перерезаны. Комбинированные действия сухопутных частей и флота увенчались полным успехом.

17 августа главнокомандующий Квантунской армией генерал О. Ямада обратился к советскому командованию с предложением остановить сражение и сообщил, что им отдан приказ войскам о немедленном прекращении боевых действий. Я немедленно известил об этом Центр, добавив, что на деле японские войска продолжали оказывать сопротивление. То же происходило и на других фронтах. Поэтому главнокомандующий советскими войсками на Дальнем Востоке А. М. Василевский потребовал от японцев сложить оружие к 12.00 20 августа и сдаться в плен. При этом указывалось, что, как только японские войска начнут сдавать оружие, советские войска прекратят боевые действия.

Я подписал директиву о дислокации в масштабе фронта лагерей для пленных. Чтобы ускорить освобождение Северо-Восточного Китая и Кореи, нашим фронтом были высажены воздушные десанты в Гирине и Харбине, а Забайкальским – в Мукдене, Чанчуне и ряде менее крупных городов. Кроме того, были созданы сильные подвижные отряды, которые должны были продвигаться быстрыми темпами, овладеть важными промышленными центрами и не допустить вывоза или уничтожения японцами материальных ценностей. Замечу, что серьезное содействие оказали нам русские жители этих городов. Например, в Харбине они наводили наших десантников на вражеские штабы и казармы, захватывали узлы связи, пленных и т. п. В основном это были рабочие и служащие бывшей Китайско-Восточной железной дороги. Благодаря этому нежданно-негаданно для себя оказались внезапно в советском плену некоторые высшие чины Квантунской армии. Миссия по организации порядка в Харбине и Гирине была возложена нами на особоуполномоченных генерал-майора Г. А. Шелахова и гвардии полковника Лебедева, сопровождавших наши десанты.

Каковы были настроения местного населения, я убедился лично вскоре после освобождения Харбина. Донесение о высадке в нем нашего десанта во главе с подполковником Забелиным застало меня в Полевом управлении фронта, находившемся в 8 километрах юго-западнее селения Духовская, в лесу. В этом донесении сообщалось, что харбинская молодежь активно помогала советским войскам. Вооружившись, она взяла под охрану к нашему прибытию средства связи и другие государственные учреждения. Конечно, 120 наших десантников в огромном городе не могли много сделать. Когда позднее, сев в самолет, я часа через два приземлился на Харбинском аэродроме, то узнал, что командный пункт уже оборудован в городской гостинице. Пока мы ехали к ней, встречавшиеся на улицах патрули вооруженных гимназистов-старшеклассников отдавали нам честь. Такой же патруль стоял и возле гостиницы. Оставив машину возле одной из гимназических групп, я стал расспрашивать о том, как она вооружилась. Оказалось, что русская молодежь разоружила воинские части Маньчжоу-Го и поставила перед собой задачу сохранить в неприкосновенности все городские жизненные коммуникации и сооружения, пока их не займет наша армия. Благодарность они восприняли с энтузиазмом и пообещали и впредь помогать всем, чем только сумеют.

Едва успел я приехать на свой новый командный пункт в гостиницу, как явились духовные лица православной церкви. Они пожаловались на то, что японцы и маньчжуры запрещали им нести службу. Я посоветовал связаться с патриаршеством в Москве, сказав, что в церковных делах не компетентен, но что со своей стороны отдам распоряжение церковной службе не препятствовать.

В начале нашего появления почти все русские эмигранты, жившие здесь еще со времен гражданской войны, с опаской поглядывали на нас. Однако убедившись в хорошем отношении к ним Красной Армии, большинство вздохнуло с явным облегчением. Затем началось паломничество в наши штабы по самым разнообразным вопросам. А когда на сценах местных городских театров стала выступать красноармейская самодеятельность, от желающих попасть на представление буквально отбою не было. Мы наблюдали, как многие зрители рыдали, слушая старинные русские песни, и бурно аплодировали лихому солдатскому переплясу.

А война еще шла. 19 августа из Харбина на командный пункт нашего фронта был доставлен начальник штаба Квантунской армии генерал-лейтенант X. Хата с группой генералов и офицеров. Он был принят А. М. Василевским и мною. Перед нами сидел бритоголовый человек с угрюмым взглядом. Ворот его рубашки был расстегнут, как будто ему было трудно дышать. Брови временами непроизвольно дергались. Обрюзгшее лицо выражало усталость. Не о таком исходе событий мечтал он, конечно. Спокойнее держались сопровождавшие его офицеры. По-видимому, они радовались, что на них лежит меньше ответственности. Когда они обращались к советским офицерам, сквозь их зубы слышалось легкое шипение: так изображается у японцев особая степень почтительности при разговоре.

Мы предъявили X. Хата конкретные требования, указали сборные пункты сдачи в плен, маршруты движения к ним и время. Хата согласился со всеми указаниями советского командования. Он объяснил, что приказ штаба Квантунской армии о капитуляции не удалось довести до японских войск своевременно, ввиду того что в первые же дни советского наступления была прервана связь с соединениями и японская армия потеряла сразу же управление. Пришлось оповещать самолетами.

Маршал А. М. Василевский заявил Хата, что японские войска должны сдаваться организованно и вместе со своими офицерами и что в первые дни забота о питании пленных солдат ложится на японских офицеров.

Вы должны, говорил А. М. Василевский, переходить к нам со своими кухнями и запасами продовольствия. Японские генералы пускай являются вместе со своими адъютантами и необходимыми для себя вещами. Нам некогда будет после, да это будет и неудобно, разыскивать их личные вещи, которые могут понадобиться. А я гарантирую хорошее отношение со стороны Красной Армии и к высшим офицерам, и к солдатам.

Небезынтересно отметить, что Хата попросил разрешения до вступления Красной Армии в различные города оставить у японских солдат оружие, поскольку "население там ненадежное". Мы и сами потом убедились, как население Китая и Кореи ненавидело японских оккупантов, власть которых держалась исключительно на штыках. Зато отношение местных жителей к советским воинам было прямо противоположным. И китайцы, и маньчжуры, и корейцы встречали наших воинов с неподдельной радостью и выражали горячее стремление оказать хоть какое-нибудь содействие.

А. М. Василевский послал с Хата командующему Квантунской армией генералу Ямада следующий ультиматум: "Главнокомандующему Квантунской армией генералу Ямада.

Начальник штаба Квантунской армии генерал-лейтенант Хата получил 19.8.1945 года от меня следующие указания о порядке капитуляции Квантунской армии и ее разоружения.

1. Немедленно прекратить боевые действия частей Квантунской армии повсюду, а там, где это окажется невозможным, быстро довести до сведения войск приказ о немедленном прекращении боевых действий и прекратить боевые действия не позднее 12 часов дня 20.8.45 года.

2. Немедленно прекратить всякие перегруппировки войск Квантунской армии. Все передвижения, необходимые для обеспечения выполнения условий капитуляции, производить каждый раз по моему указанию.

3. Дать командующему 1-м фронтом и командующим 3-й, 5-й и 34-й армиями следующие указания:

а) немедленно связаться с командованием советских войск на местах через своих делегатов, выслав их в пункты встречи: Яньцзи, Нингуша, Муданьцзян;

б) войскам, дислоцирующимся в Северной Корее, сосредоточиться по указанию представителя командования 1-м Дальневосточным фронтом, для чего командующему 34-й армией прибыть к утру 22.8.45 года в Яньцзи;

в) командующему 1-м фронтом за получением указаний по выполнению условий капитуляции прибыть в 20.00 20.8.45 года в Нингушу;

г) предписать соединениям и частям сдать оружие в районах: Боли, Муданьцзян, Нингуша, Ванцин, Дуньхуа, Яньцзи, Кайней, Сейсин, Харбин, Гирин;

д) представить в штаб Главкома советских войск на Дальнем Востоке к утру 22.8.45 года:

1) полный перечень всех соединений и частей Квантунской армии;

2) перечень тыловых частей и учреждений, складов и содержавшихся в них запасов;

3) все мероприятия по выполнению условий капитуляции войскам Квантунской армии осуществлять через командование и штабы армий. Поэтому на период с 20 по 25 августа вся сеть связи штаба Квантунской армии со штабами армий остается полностью в распоряжении главнокомандующего Квантунской армией.

4. Ответственность за питание и санитарное состояние своих войск в период капитуляции и в последующем несет Главное командование Квантунской армии. Поэтому войска должны иметь свои кухни и обеспечиваться по существующим нормам питанием за счет запасов продовольствия Квантунской армии".

Большой интерес представляли показания пленных японских генералов. Они свидетельствовали об агрессивных планах Японии в отношении Советского Союза. Например, командующий 1-м фронтом генерал Кита Сэити и начальник оперативного отдела штаба 1-го фронта подполковник Сиба на допросе 20 августа показали: численность войск 1-го Маньчжурского фронта (в составе 3-й и 5-й армий) составляла 175 тысяч человек, в том числе в 3-й армии – 75 тысяч, в 5-й армии – 80 тысяч, резерв – 20 тысяч.

Согласно оперативному плану, утвержденному в 1943 году, предполагалось следующее развертывание японских войск: а) на рубеже Хутоу, Хулинь расположить шесть пехотных дивизий для действий в восточном направлении с целью перерезать железную дорогу Ворошилов – Хабаровск и занять Иман и Лесозаводск. Дальнейшее движение: двумя пехотными дивизиями – в северном направлении, на Губареве, обеспечивая при этом основную группировку с севера, и четырьмя дивизиями – на юг, в направлении на Спасск и последующим соединением их с основной группировкой войск, действующей на город Ворошилов; б) наиболее сильная группировка в составе 15 пехотных и двух танковых дивизий развертывалась на рубеже Мишань, Дуннин. Основные силы ее сосредоточивались в районе Пограничной для действий в направлении на Манзовку и овладения городом Ворошилов с севера; в) вспомогательный удар на Ворошиловском направлении должен был наноситься пятью пехотными дивизиями из района Муданьцзян: тремя дивизиями – на Раздольное для овладения городом Ворошилов с юга и двумя дивизиями – на Барабаш с выходом на западный берег залива Амурский, перерезая при этом дорогу из Раздольного в Краскйно и отрезая тем самым Краскинскую группировку советских войск с последующим ее уничтожением.

Основная группировка после занятия города Ворошилова свой главный удар должна была развивать в юго-западном направлении, на Владивосток, с последующим его занятием и выходом на южное побережье Приморского края, овладевая районом Шкотово, Сучан, мыс Поворотный; г) в 1943 году в связи с неудачами японской армии в зоне Южных морей японское командование начало перебрасывать часть своих сил из Маньчжурии в районы активных действий. Затем из-за приближения наших союзников к метрополии в 1944 году японское командование стало развертывать большую армию непосредственно в Японии, организуя ее на базе старых дивизий 20-тысячного состава и переформирования их в дивизии 10-тысячного состава. Маньчжурия на этом этапе являлась для Японии глубоким тылом, где и происходило формирование новых частей и соединений.

В связи с этим оперативные планы японского командования в Маньчжурии резко изменились. Оперативный план 1-го фронта Квантунской армии с конца 1944 года приобрел уже иной характер. Японское командование начало на всякий случай глубоко эшелонировать оборону.

Вся оборона состояла из трех полос. Первая полоса проходила в приграничной зоне. Она являлась полосой прикрытия и, несмотря на достаточное количество бетонированных и дерево-земляных огневых точек, обеспечивалась сравнительно слабыми силами. Пограничные гарнизоны, ранее занимавшие укрепрайоны, были переформированы и включены в состав пехотных дивизий. Вторая полоса (главный рубеж обороны) поспешно готовилась между реками Мулинхэ и Муданьцзян, а на юге она шла по реке Тумыньцзян (Тумень-Ула). Сюда была отведена большая часть пехотных дивизий, причем для прикрытия основных направлений пограничной полосы оставили по одному пехотному полку. Третья полоса (тыловой оборонительный рубеж) строилась на участке от озера Цзиньбоху до Яньцзи и реки Тумыньцзян. Основной и тыловой оборонительные рубежи носили полевой характер.

Любопытны показания и других высших японских чинов. 22 августа я допрашивал заместителя начальника штаба Квантунской армии генерал-майора Мацумура Томокацу. Он сообщил о себе следующее: 45 лет; служил в японской армии 24 года. Окончил офицерскую школу и военную академию в Токио. С 1941 года по 1943 год являлся начальником информационного отделения в управлении разведки генерального штаба японской армии. С августа 1943 года был начальником 1-го отдела штаба Квантунской армии. С марта 1945 года служил заместителем начальника штаба Квантунской армии. Чин генерал-майора получил в марте 1945 года. На допросе он показал также, что командование Квантунской армии знало об увеличении с марта 1945 года количества сил Красной Армии на границе с Маньчжурией. Но сроков возможного вступления Советского Союза в войну против Японии оно не знало, хотя считало это вполне вероятным. Что касается конкретной даты 8 августа, то для квантунского командования объявление войны Советским Союзом именно тогда и начало военных действий Красной Армией с 9 августа оказалось неожиданностью. 9 августа в штаб Квантунской армии поступил приказ императора, который потребовал вести упорную оборону в районах, занимаемых японскими войсками, и готовить военные операции большого масштаба.

Второй приказ был получен 10 августа. Он содержал указания действовать согласно предварительному плану общих операций в случае войны с Советским Союзом. План этот был разработан весной 1945 года главной ставкой. В нем предусматривались упорное сопротивление японских частей действиям Красной Армии в пограничных районах, необходимость задержать советские войска по линии хребет Ляолинь – Бэйаньчжень – Мэгень и по восточным отрогам хребта Большой Хинган до Кайла и Жэхе. Только в случае резкого усиления натиска Красной Армии и большого превосходства ее сил разрешалось отступить, но не далее линии Синьцзинь (Чанчунь) – Тумынь и Чанчунь – Дайрен, предохраняя тем самым территорию Кореи.

Дислокацию соединений Квантунской армии осуществили в соответствии с этим планом. Поэтому основные силы Квантунской армии не были подведены непосредственно к границам Советского Союза. Прежний оперативный план Мацумуре Томокацу не был известен, а подготовка маньчжурского театра военных действий по новому плану началась весной 1945 года, но ее не успели закончить. Проводилось оборонительное строительство в районах Яньцзи, Мулин, Сеньсин, Сахалян, Бухэду, Учагоу, Виньмяо, Таонянь, Туньляо и Жэхе. Предусматривалось строительство дополнительных районов обороны внутри Маньчжурии, однако к строительству этой второй очереди укреплений до августа не приступили. Линия Чанчунь – Тумынь и Чанчунь – Дайрен предварительно для обороны не подготавливалась: по мнению японского генштаба в этом не было необходимости, так как местность представляла малопроходимый лесисто-горный район.

Квантунская армия, как рассказывал далее Мацумура Томокацу, состояла из 1, 3 и 17-го фронтов и 4-й отдельной армии. Общая численность армии равнялась примерно 1 миллиону человек (в том числе 600 тысяч японских солдат). Из них 450 тысяч находилось в Маньчжурии, а 150 тысяч входило в 17-й фронт, соединения которого прикрывали Корею. Командующим Квантунской армией был генерал Ямада Отодзо, начальником штаба – генерал-лейтенант Хата Хипосабуро. Штаб находился в Синьцзине (Чанчунь).

Основным направлением возможного главного удара советских войск и самым для себя опасным японское командование считало направление со стороны Монгольской Народной Республики, так как оно открывало доступ к Чанчуню. Южные отроги хребта Большой Хинган представляют собой невысокие, но трудно проходимые возвышенности. Поэтому основные силы Квантунской армии прикрывали район Чанчуня. Кроме того, в случае отступления 4-я отдельная армия должна была усилить оборону этого направления. Располагать свои силы западнее японцам было невыгодно, так как там намеченные оборонительные рубежи не были оборудованы.

Когда советские войска в большинстве районов довольно легко перешли границу Маньчжурии и в первые же дни наступления значительно углубились на ее территорию, командование Квантунской армии приняло решение не выводить войска навстречу наступающим частям Красной Армии, имея в виду оказать сопротивление на рубежах, предусмотренных оперативным планом. Эти рубежи должны были окончательно достроиться к осени 1945 года. Поэтому задержать на них наступающие советские войска представляло, конечно, сложную задачу. В будущем имелось в виду осуществить жесткую оборону на линии Чанчунь – Тумынь и Чанчунь – Дайрен. Войска 3-го фронта прикрывали подступы к железной дороге Синьцзинь Дайрен, чтобы не пропустить Красную Армию в этот район и в Корею. Войска 4-й отдельной армии должны были отходить на юг, в направлении на Гирин. Войскам 1-го фронта была поставлена задача после упорной обороны отойти с боями на линию Яньцзи, Тунхэ. Части Сахалянского и Хайларского укрепленных районов, а также 107-й дивизии в Учагоу и Хутоу имели целью задержать наступающую Красную Армию, оборонять дороги, не допускать продвижения по ним внутрь страны.

Все эти боевые задачи, поставленные командованием Квантунской армии, исходили из плана и директив императорской ставки. Приказы на такое осуществление обороны маньчжурской территории были отданы 10 августа 1945 года 1-му и 3-му фронтам, 13 или 14 августа – 4-й отдельной армии.

На вопрос, как отнеслись японские генералы и офицеры к объявлению войны Японии Советским Союзом, Мацумура Томокацу ответил: "Мы – военные и поэтому должны были воевать, раз началась война. Возможность выступления СССР на стороне его союзников нами вполне допускалась. Мы знали, что наших сил для того, чтобы противостоять Советскому Союзу в Маньчжурии, недостаточно, но у нас были силы, чтобы удержать район Кореи по крайней мере в течение двух лет, если бы японское командование не было вынуждено передать эти силы метрополии для отражения предполагавшегося вторжения. После победы над Англией и Америкой, в которую мы верили, продолжал Мацумура, мы полагали, что можно будет, использовав корейский плацдарм, предпринять наступление против Красной Армии и вернуть себе всю Маньчжурию. И я, и все другие известные мне генералы и офицеры считали, что в этой войне мы не потерпим поражения и что она лишь затянется на несколько лет. Капитуляция же есть признание поражения. Я считаю, что мы не потерпели бы поражения, если бы император не отдал приказа сложить оружие".

Говоря это, японец гордо вскинул голову, но, встретив наши улыбки, потупился. После некоторого молчания он продолжал: "Что касается отношений между Японией и СССР, то раньше они были неустойчивыми, временами хорошими, а иногда плохими, хотя Япония и СССР не имели агрессивных намерений друг против друга (я привожу его выражения дословно). В дальнейшем отношения с Японией будут зависеть только от СССР. Япония хотела бы иметь дружбу с Советским Союзом, так как России и Японии легче иметь дружественные отношения, нежели Японии, с одной стороны, Англии и Америке – с другой".

Здесь японский генерал опять сделал паузу и посмотрел, какой эффект произвело на нас это "дипломатическое" заявление. "Япония во время русско-японской войны 1904 – 1905 годов и во время интервенции 1918 – 1922 годов в Сибири действовала под влиянием Англии и Америки, но отнюдь не по своему убеждению", – продолжал он, нетерпеливо повернувшись к переводчику и внимательно вглядываясь в наши лица.

После перерыва Мацумура дал подробные сведения о времени формирования дивизий Квантунской армии; об организации японского генерального штаба (в его втором отделе во главе с генерал-лейтенантом Арисуэ Советским Союзом занималось пятое отделение, которым руководил полковник Сираки, Англией и США – шестое отделение, Китаем – седьмое отделение); о работе военной академии; о деятельности разведки; об организации армии Маньчжоу-Го во главе с марионеточным императором Пу И (17 августа Генри Пу И был задержан вместе со своей свитой и интернирован на Мукденском аэродроме).

Слушать и затем перечитывать показания японского генерала о действиях Красной Армии было довольно любопытно. То, что нам было уже известно, представало перед нами еще раз. Нагляднее были видны наши отдельные просчеты и крупные успехи. Отчетливее были заметны плоды той работы, которую проделали воины Советских Вооруженных Сил в целом, 1-го Дальневосточного фронта в частности.

Тем временем сухопутные войска продолжали продвигаться вперед и принимать капитуляцию японцев. Местами приходилось еще вести бои с разрозненными группами смертников и диверсантов. К концу августа было полностью закончено разоружение капитулировавшей Квантунской армии и войск марионеточных сателлитов Японии. Было пленено около 600 тысяч солдат и офицеров, взяты большие трофеи, освобождены Северо-Восточный Китай, Ляодунский полуостров, Южный Сахалин, Курильские острова и Северная Корея до 38-й параллели, причем наши войска ворвались сначала даже в Сеул, но затем, в соответствии с имевшимся соглашением, оставили его и отошли к северу. Стремительный бросок советских войск лишил японцев возможности осуществить тактику "выжженной земли", и мы с удовлетворением смотрели на оставшиеся целыми и сохранными дома мирных жителей.

Советские Вооруженные Силы, разгромив Квантунскую армию Японии, вписали еще одну яркую страницу в славную летопись своих побед, содействовали установлению долгожданного мира, освобождению ряда угнетенных империализмом народов Дальнего Востока и подъему бурного национально-освободительного движения в странах Южной и Восточной Азии, обеспечили безопасность советских рубежей.

Когда отгремели выстрелы...

После капитуляции. – На митинге. – Чанчунь, Мукден и Дальний. – У стен Порт-Артура. – Как погиб генерал Кондратенко. – Помощь китайским коммунистам. – Промелькнул сентябрь, и...

Меня нередко спрашивают: как отнеслись наши войска к сообщению о том, что 6 и 9 августа на Хиросиму и Нагасаки упали американские атомные бомбы? Как отразились эти события на операциях советских войск? Отвечу коротко: почти никак! Во-первых, ни в какой связи с нашими планами разгрома Квантунской армии трагические происшествия в Хиросиме и Нагасаки не стоят. Во-вторых, истинные результаты взрывов не были в точности известны в то время даже самим американцам, а японцы, естественно, нас не информировали.

Скоро после взрывов 6 и 9 августа, когда весь мир узнал о деталях случившегося, наш народ охватило чувство взволнованного удивления. Как бы мы ни относились ко вчерашнему врагу – японским вооруженным силам, каждый понимал, что прямой военной необходимости в использовании атомных бомб у США не было; что делу присуща совсем иная подоплека. Так же думал и я. И, как теперь это стало доподлинно известно, все мы не ошиблись в своих предположениях.

Существует поговорка: конец одного дела – это начало другого. Она вполне применима в данном случае. Кончалась вторая мировая война. А правящая верхушка США уже подумывала об установлении своего мирового господства. Но как быть с Советским Союзом, вынесшим на себе основную тяжесть второй мировой войны, и с его победоносной армией? Как быть с завоевавшими невиданную популярность социалистическими идеями? И американская реакция становится на путь устрашения, начинает размахивать "атомной дубинкой". Позади лежали годы борьбы с фашистским блоком, а впереди – долгие годы "холодной войны". Запугать нас и весь мир – вот истинная цель атомных бомбардировок в начале августа. Стоит ли говорить, что из этой затеи у американской реакции ничего не вышло? Но горько думать, что сотни тысяч людей, мирных японских жителей, явились первой жертвой, принесенной на алтарь "холодной войны" ее заокеанскими пропагандистами, инициаторами налетов на Хиросиму и Нагасаки.

После того как началась капитуляция японских войск, выстрелы гремели все реже и реже. Отдельные группы диверсантов еще продолжали вредить и пакостить, но серьезной угрозы они не представляли. Регулярные же подразделения Квантунской армии сопротивлялись теперь только там, где не было получено распоряжение о капитуляции. Таких глухих уголков оставалось все меньше и меньше.

Время от официальной капитуляции до подписания Японией соответствующего акта, то есть две недели (конец августа – начало сентября), было у меня в основном заполнено бесконечными разъездами. Маршруты их пролегали во всех направлениях: и в Хабаровск, где располагалась ставка маршала Василевского; и на командный пункт фронта, который 28 августа я перевел в район Муданьцзяна; и в Ворошилов-Уссурийский, "базовый" город нашего фронта; и в Харбин, ставший на время своеобразным центром фронтовой военной администрации в Маньчжурии. То приходилось осматривать трофеи (а двигало мною далеко не простое любопытство, но и соображения военного и экономического порядка), то участвовать в допросе пленных из числа высших чинов, то принимать парад войск фронта по случаю победы, то (что я делал с особым удовольствием) встречаться с делегациями трудящихся как нашего Приморья, так и Маньчжурии.

25 августа соединения 25-й армии освободили в корейском городе Сейян (Сиань) заключенных, содержавшихся японцами в концлагере. Среди них оказалось 16 довольно видных военных и административных деятелей Англии, Голландии и США, в разное время попавших к японцам в плен. Все они проявляли неподдельную радость по случаю освобождения и благодарили советских офицеров, но в принципе относились к нам по-разному. Одни появились здесь недавно и были по-своему честными служаками, исполнявшими в меру сил и способностей возложенные на них обязанности. Другие жили в Юго-Восточной Азии или на Дальнем Востоке еще с довоенных времен, представляя собой типичных колониальных дельцов и администраторов. Их изможденные лица говорили о многом. И дело заключалось, конечно, не только в физической усталости или болезнях. Плен давит на человека морально, заставляет о многом задуматься, поразмыслить, задать себе сотни вопросов и самому ответить на них. Одна лишь мысль о том, что ты в плену, угнетает больше всего.