Текст книги "На службе народу"

Автор книги: Кирилл Мерецков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 33 страниц)

По прибытии в Ленинград я решил в первую очередь познакомиться с оперативными планами, имевшимися в штабе округа. Мне показалось, что они несколько устарели. Это касалось, во-первых, Финляндии. Ведь буржуазная Финляндия в случае выступления империалистической коалиции против СССР оказалась бы наверняка в стане наших противников. Поэтому знать состояние ее армии, экономики и. общие политические планы было для командующего войсками ЛВО, да и не только для него, жизненной необходимостью. Мы располагали в изобилии данными политического характера. Но конкретных сведений об армии Финляндии не хватало. Во-вторых, это касалось ее потенциальных союзников. Как конкретно собираются использовать Финляндию и другие страны Скандинавии главные враги социализма – Германия, Англия, Франция, США? В какой это стоит связи с их планами по вовлечению в антисоветскую авантюру трех буржуазных республик Восточной Прибалтики? Округ дополнительно запросил военную разведку в Москве. Мы получили развернутую информацию, но опять преимущественно экономического и политического характера. Собственно военных сведений было маловато, особенно о нацеленных на Ленинград финляндских военных сооружениях на Карельском перешейке, известных под названием линии Маннергейма.

Вторым по важности мероприятием на новом посту я считал установление товарищеских деловых контактов с областным и городским партийным и советским руководством. Первым секретарем Ленинградского обкома партии со времени трагической гибели С. М. Кирова был А. А. Жданов. Являясь одновременно секретарем ЦК ВКП(б), ас марта 1939 года членом Политбюро, Жданов играл огромную роль в повседневной жизни нашего северо-запада. Он был членом Военного совета ЛВО. Андрей Александрович предупредил, что помогать будет охотно, но, ввиду того что очень загружен всевозможными делами экономического и иного характера, к тому же находится нередко в Москве, посоветовал мне повседневный контакт поддерживать, особенно при решении проблем, не требующих вмешательства Политбюро, с товарищами Т. Ф. Штыковым и А. А. Кузнецовым. У меня быстро установился с ними полный контакт.

Алексей Александрович Кузнецов, секретарь горкома партии, еще молодой, однако очень инициативный работник, помогал мне, в частности, при разработке общих мероприятий округа и Балтийского флота, в котором он был членом Военного совета. Терентий Фомич Штыков, второй секретарь обкома ВКП(б), стал моим боевым товарищем на долгие годы. Ему пришлось с небольшими перерывами служить позднее в качестве члена Военного совета 7-й армии, а затем трех фронтов в годы Великой Отечественной войны. Его боевая деятельность началась с финской кампании. Мы работали с ним бок о бок с осени 1939 года, а до этого я чаще обращался по разным вопросам к Жданову и Кузнецову. В свою очередь местная парторганизация вовлекла меня в деятельность по партийной линии, и я принимал участие в ее работе как член Ленинградского обкома, горкома и бюро обкома.

Впервые я познакомился с округом в зимнее время. С тех пор, как в начале 20-х годов я инспектировал здесь местные органы Рабоче-Крестьянской милиции, утекло много воды, но природа области, естественно, не изменилась. Как только выехал на Карельский перешеек, машину сразу обступили глубокие снега. Извивавшаяся между холмами дорога довольно скоро вывела к государственному рубежу. Я, конечно, хорошо знал, что граница находилась в 32 километрах от Ленинграда. Но одно дело – думать об этом на расстоянии, и совсем другое став командующим, своими глазами убедиться, что дальнобойная артиллерия закордонного соседа может прямо со своей территории стрелять по улицам города Ленина. Ощущение было такое, что в самое сердце ЛВО уперся ствол вражеского орудия.

Ладожско-Онежский перешеек, наиболее развитая в экономическом отношении часть Карельской республики, был завален снегами еще сильнее. А тут еще и густые леса, и лежащие под снегом незамерзающие озера и болота, и крутые холмы. На случай военных действий местность грудная. Готовить территорию и войска здесь нужно, по-видимому, особым образом, имея в виду ряд моментов: хорошие дороги, надежная связь, учения в лесисто-болотистом районе во все времена года, теплое обмундирование зимой, специальные лыжные соревнования, повышенный расход боеприпасов, незамерзающая смазка для оружия...

Все это проносилось в голове одно за другим и побуждало поскорее проверить состояние соединений. На серьезные размышления наводило и ознакомление с пограничной службой, особенно в таком глухом районе, как 1000-километровый участок от Ладожского озера до Кольского полуострова. Весь этот простор охранялся редкой цепочкой застав в составе погранотрядов. Мест, через которые могли бы просочиться не только отдельные диверсанты, но и целые вражеские группы, существовало сколько угодно. Быт пограничников оставлял желать лучшего. Плохие дороги, плохая связь, плохие жилищные условия, отсутствие складских помещений и хороших бань, оторванность от культурных центров... Даже радиоточки имелись не на всех заставах. Газеты и письма доставлялись с большими перебоями. В неимоверно трудных условиях наши доблестные пограничники несли службу без единой жалобы и стойко выполняли свой долг. Но при наличии иной материальной базы можно было бы выполнять его значительно лучше. Следовали строить, строить и строить...

Силы округа на данном участке тоже были слабоваты. На Кемьском направлении стояла горно-стрелковая дивизия неполного состава (не хватало полка). На Кандалакшском направлении стоял горно-стрелковый полк всего с одной батареей. Еще в одном месте дислоцировалась стрелковая дивизия под командованием В. И. Щербакова. Она оказалась лучше подготовленной, чем такое же соединение, находившееся южнее, бойцы которого, как выяснилось, ходили на лыжах плохо. Возвратившись в Ленинград, я тотчас же послал наркому обороны донесение. Затем пошел к Жданову.

– Андрей Александрович, обстановка в округе недостаточно благоприятная. Предстоит, как мне кажется, много строить. Необходимо также провести длительные учения, а это нуждается в материальном обеспечении. Пока что гарантия безопасности СССР на нашем северо-западе отсутствует. Чтобы создать такую гарантию, нельзя терять ни одного дня.

Жданов отнесся к этим словам со всей серьезностью. Выслушав меня, он решил взглянуть на все еще и сам. Сначала мы отправились в Карельскую республику. Долго ездили в снегах под Кандалакшей, изучали прикрытие границы западнее Петрозаводска. До погранзастав добирались с трудом. В одном месте наш автомобиль почти весь путь проделал на прицепе у трактора. Жданову самому было ясно, что зимой здесь в случае боевых действий сражаться будет трудно. Начинать следовало с создания сети дорог. Ознакомление с Карельским перешейком подтвердило эту мысль. Договорились уже сейчас заняться подготовкой, представить в Политбюро ЦК ВКП(б) и правительство необходимые заявки, а летом развернуть широкое строительство. Жданов взял на себя мобилизацию усилий партийных, советских и хозяйственных кругов нашего северо-запада, а я ранней весной собрал командиров соединений и частей. На сборе были даны указания о неотложной переподготовке личного состава в условиях, приближенных к боевым, и об участии войск в предстоящем строительстве.

Одновременно я направил записку в адрес руководства погранотрядов. Оно реагировало быстро и энергично. Так, в апреле пять карельских погранотрядов были слиты в погранокруг. Его начальник, майор Долматов, развил бурную деятельность. В июне состоялась 1-я партконференция пограничников Карелии, сыгравшая важную роль в жизни погранокруга. Вскоре вдоль границы развернулось крупное строительство. Появились новые заставы с комплексом вспомогательных помещений, ряд новых дорог и телефонных линий. Когда осенью была проведена инспекторская проверка, я с удовлетворением узнал, что Карельский погранокруг по ее итогам занял среди погранвойск СССР второе место.

Несколько поездок командование ЛВО провело весной, а потом летом. На этот раз, также вместе с А. А. Ждановым, мы обследовали южную часть округа. Оба пришли к выводу, что юго-восточнее и восточное Чудского озера открытая местность, лишенная пока укреплений, представляет возможность врагам нанести удар по СССР через прибалтийские буржуазные республики. В результате в наркомат было внесено предложение создать на Псковском и Островском направлениях укрепленные районы, а на севере срочно заняться дорогами. Это предложение Москва утвердила, и всю вторую половину 1939 года И. В. Сталин систематически интересовался, как идут у нас дела, нет ли у военного округа претензий. Претензий не было, так как Ленинградский обком ВКП(б) регулярно присылал на строительство людей и необходимые материалы. Позднее все же выяснилось, что возводить укрепления следовало быстрее.

Финская кампания

Барон Маннергейм и прочие. – Мировая война надвигается. – К контрудару будь готов! – Всеобщая воинская обязанность. – Провокация под Майнилой. – По минным полям. – Как пройти через доты? – Дорога, на Выборг. – Взгляд сзади.

Как известно, война с Финляндией проходила в декабре 1939 – марте 1940 годов. Однако возможность использования буржуазной Финляндии международным империализмом в его антисоветских планах наше руководство предвидело заранее. Поэтому целесообразно будет начать рассказ о данных событиях с несколько более раннего времени. Дело в том, что все наиболее важные политические события в Европе второй половины 1939 года так или иначе отразились на позиции правящих кругов Финляндии: выявившийся в июле – августе провал англо-франко-советских военных переговоров и вместе с ними провал попытки англо-французской группировки столкнуть нас один на один с Германией; заключение германо-советского пакта о ненападении и провал попыток той же группировки направить фашистскую агрессию в первую очередь против СССР; нападение Германии на Польшу и возобновившиеся надежды международной реакции на германо-советский конфликт, для чего Англия и Франция принесли Польшу в жертву фашизму, ведя на западе "странную войну"; соглашение СССР и Германии о демаркационной линии в Польше (после воссоединения украинских и белорусских земель в границах Советского Союза); крах в связи с этим англо-французских надежд на столкновение советских и немецких войск в Польше и новые их надежды, возлагавшиеся уже на Финляндию...

Безрассудные лидеры буржуазной Финляндии того времени вовлекли свой народ в ненужную ему политическую игру и вместо упрочения дружественных отношений с СССР лишь накаляли обстановку. Мы с тревогой смотрели на эту политику, потому что провокация из-за кордона против Ленинграда могла бы окрылить империалистических авантюристов и позволить им попытаться сговориться о создании единого антисоветского блока.

Советское правительство неоднократно предлагало правительству Финляндии разрешить вопрос взаимовыгодно: отодвинуть границу на несколько десятков километров западнее Ленинграда. Взамен мы отдавали значительно большую территорию северо-западнее Онежского озера. Но напрасно. Москва слышала отказ, а наши пограничники получали ответ в виде выстрелов с той стороны. На что же надеялись лидеры буржуазной Финляндии? Конечно, не на свои сравнительно малочисленные силы. Они ориентировались на обещания империалистических держав помочь им войсками и техникой; полагали, что будет сколочен антисоветский блок; были ослеплены националистическими мечтами о "великой Финляндии" – от Ботнического залива до Белого моря и Ильменского озера; наконец, верили, в случае неудачи наступления на Ленинград и перехода финских войск к обороне, в прочность линии Маннергейма.

Барон Маннергейм, генерал-лейтенант царской свиты, палач революции 1918 года в Финляндии, финский маршал, заклятый враг Страны Советов еще со времен Октябрьской революции, руководил вооруженными силами Финляндии. На зарубежные деньги, с использованием зарубежной техники и финских рабочих рук, под его контролем иностранными инженерами на финляндской части Карельского перешейка создавалась мощная долговременная оборонительная система. Судя по печатным материалам, она напоминала немецкую линию Зигфрида или французскую линию Мажино.

Первые укрепления были возведены еще между 1920 и 1929 годами, В 1938 году строительство возобновили, и уже следующим летом были готовы новые фортификационные укрепления. Особенно рекламировались так называемые "миллионные" (имелась в виду стоимость) долговременные огневые сооружения и узлы сопротивления. Правда, детальной характеристики всей линии Маннергейма нигде не приводилось. Некоторые сотрудники нашей разведки, как это явствовало из присланных в ЛВО материалов, считали даже эту линию не чем иным, как пропагандой. Как выяснилось впоследствии на практике, это был грубый просчет.

На советской границе было сосредоточено пять финских оперативных войсковых объединений. К концу 1939 года их слили в Лапландскую группу генерала Валениуса (Мурманское направление), Северную группу генерала Туомпо и шведскую добровольческую бригаду генерала Линдера (Кандалакшское направление), 4-й армейский корпус генерала Хеглунда (Беломорское направление), группу генерала Талвела (Петрозаводское направление), 5-ю армию генерала Эстермана и Аландскую группу (Ленинградское направление).

Войска первых четырех объединений с самого начала имели задачей наступление. А пятое должно было, опираясь на линию Маннергейма, измотать Красную Армию в боях на Карельском перешейке и потом нанести удар по Ленинграду. Всего противник располагал пятнадцатью дивизиями, из них восемью на Карельском перешейке. Им противостояли первоначально гораздо более слабые по численности соединения РККА, упоминавшиеся мною выше. Кое-какие подкрепления были подброшены на всякий случай ранней осенью 1939 года и только под Мурманск, где старшим был комдив В. А. Фролов.

В конце июня 1939 года меня вызвал И. В. Сталин. У него в кабинете я застал видного работника Коминтерна, известного деятеля ВКП(б) и мирового коммунистического движения О. В. Куусинена. Я с ним впервые тогда познакомился. В ходе дальнейшей беседы меня детально ввели в курс общей политической обстановки и рассказали об опасениях, которые возникали у нашего руководства в связи с антисоветской линией финляндского правительства. Сталин сказал, что в дальнейшем при необходимости я могу обращаться к Куусинену за консультацией по вопросам, связанным с Финляндией. Позднее, в период финской кампании, когда Отто Вильгельмович находился в Петрозаводске, я не раз советовался с ним по ряду проблем, вытекавших из хода военных действий.

После ухода Куусинена Сталин еще раз вернулся к вопросу о Ленинграде. Положение на финляндской границе тревожное. Ленинград находится под угрозой обстрела. Переговоры о заключении военного союза с Англией и Францией пока не приносят успеха. Германия готова ринуться на своих соседей в любую сторону, в том числе на Польшу и СССР. Финляндия легко может стать плацдармом антисоветских действий для каждой из двух главных буржуазно-империалистических группировок – немецкой и англо-франко-американской. Не исключено, что они вообще начнут сговариваться о совместном выступлении против СССР. А Финляндия может оказаться здесь разменной монетой в чужой игре, превратившись в науськиваемого на нас застрельщика большой войны.

Разведка сообщает, что ускоренное строительство укреплений и дорог на финляндской стороне границы продолжается. Имеются различные варианты наших ответных действий в случае удара Финляндии по Мурманску и Ленинграду. В этой связи на меня возлагается обязанность подготовить докладную записку. В ней следует изложить план прикрытия границы от агрессии и контрудара по вооруженным силам Финляндии в случае военной провокации с их стороны.

И. В. Сталин подчеркнул, что еще этим летом можно ждать серьезных акций со стороны Германии. Какими бы они ни были, это неизбежно затронет либо прямо, либо косвенно и нас и Финляндию. Поэтому следует торопиться. Через две-три недели я должен был доложить свой план в Москве. Независимо от этого, попутно на всякий случай форсировать подготовку войск в условиях, приближенных к боевым. Ускорить и развернувшееся в ЛВО военное строительство. Все приготовления держать в тайне, чтобы не сеять паники среди населения. Жданова держать в курсе дела. Мероприятия маскировать, осуществлять по частям и проводить как обычные учения, никак не подчеркивая, что мы вот-вот можем быть втянуты в большую войну.

Во второй половине июля я был снова вызван в Москву. Мой доклад слушали И. В. Сталин и К. Е. Ворошилов. Предложенный план прикрытия границы и контрудара по Финляндии в случае ее нападения на СССР одобрили, посоветовав контрудар осуществить в максимально сжатые сроки. Когда я стал говорить, что нескольких недель на операцию такого масштаба не хватит, мне заметили, что я исхожу из возможностей ЛВО, а надо учитывать силы Советского Союза в целом. Я попытался сделать еще одно возражение, связав его с возможностью участия в антисоветской провокации вместе с Финляндией и других стран. Мне ответили, что об этом думаю не я один, и предупредили, что в начале осени я опять буду докладывать о том, как осуществляется план оборонных мероприятий, после чего разрешили отбыть в округ.

Имелись как будто бы и другие варианты контрудара. Каждый из них Сталин не выносил на общее обсуждение в Главном военном совете, а рассматривал отдельно, с определенной группой лиц, почти всякий раз иных. Я могу судить достаточно ясно только об одной из этих разработок, позднее упоминавшейся в нашей литературе под названием "план Шапошникова". Борис Михайлович считал контрудар по Финляндии далеко не простым делом и полагал, что он потребует не менее нескольких месяцев напряженной и трудной войны даже в случае, если крупные империалистические державы не ввяжутся прямо в столкновение. Эта точка зрения еще раз свидетельствует о трезвом уме и военной дальновидности Б. М. Шапошникова.

По всем вопросам, связанным с планом контрудара, я звонил непосредственно Сталину. Ему же лично докладывал обо всем, касавшемся финляндских дел, как летом – осенью 1939 года, так и на первом этапе финской кампании. В двух-трех случаях при этом присутствовал в его кабинете нарком обороны К. Е. Ворошилов, а в последний раз – начальник Главного политического управления РККА Л. 3. Мехлис и народный комиссар финансов А. Г. Зверев. В кабинете Сталина я часто встречал Н. Н. Воронова. Этот видный специалист, возглавлявший в годы Великой Отечественной войны артиллерию Красной Армии, уже тогда начал заметно выдвигаться. Мне это нравилось. В Испании я убедился в отличных боевых качествах и широких познаниях Николая Николаевича, охотно прибегал к его консультациям. Во время финской кампании, где артиллерия сыграла особенно существенную роль, его советы в целом, как и распоряжения по артиллерийской линии в частности, всегда были кстати и серьезно помогли общему делу.

В те месяцы мне пришлось также заниматься подготовкой войск и осуществлением мероприятий согласно договорным обязательствам между СССР и Эстонией, заключенным осенью 1939 года. На территории Эстонии создавались военно-воздушные и морские базы. Следовало думать и об охране их. Эти базы в некоторой степени облегчили бы действия войск ЛВО на случай, если у наших северо-западных границ враги СССР пошли бы на широкую провокацию или организовали нападение на советскую территорию со стороны буржуазных прибалтийских республик.

В те же дни у меня произошло неприятное объяснение с народным комиссаром иностранных дел В. М. Молотовым. Когда наши войска размещались на новых базах в Эстонии, наркоминдел запоздал с разработкой инструкции о порядке сношений с представителями прибалтийских властей. Между тем дело ждать не могло.

Как командующий Ленинградским округом, я отвечал за безопасность баз в Эстонии. В одном месте срочно требовалось обеспечить неприкосновенность участка. Я вступил в контакт с правительством Эстонии, взял у него необходимое разрешение, затем получил согласие эстонского помещика, собственника данного земельного участка, и приказал построить укрепления.

И вот на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) во время моего доклада о положении на новых базах Молотов упрекнул меня за "неуместную инициативу". Я пытался возражать, но он не слушал. Мне было не по себе, однако тут взял слово Сталин и, посмеиваясь, заметил Молотову:

"А почему твой Наркомат опаздывает? Армия не может ждать, пока твои люди расшевелятся. А с Мерецковым теперь уже ничего не поделаешь. Не срывать же готовые укрепления". На этом вопрос был исчерпан.

Хочу остановиться также на схемах, которые бытуют в некоторых военно-исторических сочинениях. Из них следует, что против Финляндии в период кампании действовали шесть советских армий. Отсюда можно сделать вывод о решающем превосходстве наших сил с самого начала. Но это не так. Наступать на мощную оборонительную полосу было трудно. Поэтому мы стремились создать превосходство наступающих сил в решающем месте, каким была линия Маннергейма, за счет других участков. К концу операции, в марте 1940 года, оно составило 23:10 по пехоте, 28:10 по артиллерии и абсолютное по танкам. Но в декабре 1939 года такого превосходства еще не имелось. Естественно, пополнения и подкрепления шли сюда беспрерывно, хотя и не все они были использованы должным образом.

Например, дивизия под командованием Кирпоноса, прибывшая с берегов Волги, с успехом сыграла свою роль. Хуже получилось с другой дивизией, переброшенной на фронт из украинских степей без предварительного обучения бойцов в условиях лесисто-болотисто-холмистой местности и глубоких снегов. Эта дивизия сражалась не на том участке, которым я в тот момент руководил, но мне рассказали о ее судьбе. Она оказалась в совершенно непривычной для нее обстановке и понесла тяжелые потери, а комдив погиб.

Возвращаясь к вопросу о шести советских армиях, замечу, что армией в полном смысле этого слова была вначале только 7-я, возглавляемая командармом 2-го ранга, автором этих строк. Она занимала крайний левый фланг фронта. Правее нее находилась группа комкора В. Д. Грендаля из трех дивизий. В конце декабря ее развернули в 13-ю армию. На других направлениях действовали небольшие общевойсковые группы. Позднее им присвоили, после соответствующего переформирования, названия 8, 9 и 14-й армий. Наконец, в феврале 1940 года севернее Ладожского озера развернули 15-ю армию. Все эти войска собирались превращать в полноценные армии весной на случай, если военные действия затянутся. В разгар ожесточенных сражений на линии Маннергейма такая нежелательная возможность уже не исключалась, хотя ранее речь шла всего о неделях боев. Однако до разгара весны все же дело не дошло. Красная Армия сумела выполнить партийно-правительственное задание и дать отпор агрессору достаточно быстро: намного быстрее, чем рассчитывали наши враги за рубежом (если они вообще допускали это в мыслях!), но медленнее, чем предполагали мы в начале финской кампании.

Огромное значение в подготовке резервов для фронта имел принятый в сентябре 1939 года Закон о всеобщей воинской обязанности. Он означал, что в условиях уже начавшейся второй мировой войны СССР очень своевременно взял курс на окончательный отказ от смешанной системы (сочетание регулярных частей с милиционно-территориальными) и ориентировался теперь только на кадровую армию. В полной мере мы оценили важность этого шага двумя годами позже, когда фашистская Германия напала на Советский Союз.

Как же разворачивались конкретно события? К концу лета 1939 года финны отмобилизовались, заняли укрепленные районы, резко усилили в приграничной зоне разведку. На Западе с сентября шла "странная война" между англо-французами и немцами. А тем временем и те, и другие консультировали вооруженные силы Финляндии, слали сюда технику, обещали экспедиционные корпуса. У нас предполагалось, что, если финны атакуют Красную Армию, отпор будет дан силами войск Ленинградского военного округа, а 7-ю армию для контрудара поведет через Карельский перешеек В. Ф. Яковлев. Но в последний момент И. В. Сталин предложил назначить на этот пост меня.

26 ноября я получил экстренное донесение, в котором сообщалось, что возле селения Майнила финны открыли артиллерийский огонь по советским пограничникам. Было убито четыре человека, ранено девять. Приказав взять под контроль границу на всем ее протяжении силами военного округа, я немедленно переправил донесение в Москву. Оттуда пришло указание готовиться к контрудару. На подготовку отводилась неделя, но на практике пришлось сократить срок до четырех дней, так как финские отряды в ряде мест начали переходить границу, вклиниваясь на нашу территорию и засылая в советский тыл группы диверсантов. Последовало правительственное заявление со стороны СССР, и в 8 часов утра 30 ноября регулярные части Красной Армии приступили к отпору антисоветским действиям. Советско-финляндская война стала фактом.

Войскам был дан приказ отбросить противника от Ленинграда, обеспечить безопасность границы в Карелии и Мурманской области и заставить марионетку империалистических держав отказаться в дальнейшем от военных провокаций против СССР. Основной задачей при этом являлась ликвидация военного плацдарма на Карельском перешейке.

Перед началом действий я еще раз запросил разведку в Москве, но опять получил сведения, которые позднее не подтвердились, так как занизили реальную мощь линии Маннергейма. К сожалению, это создало многие трудности. Красной Армии пришлось буквально упереться в нее, чтобы понять, что она собой представляет. Пока что наш замысел состоял в проведении армейской операции, в которой участвовали девять дивизий и три танковые бригады. Начался первый этап кампании, длившийся по 9 февраля 1940 года. В свою очередь он делился на ряд подэтапов. Прежде всего нужно было преодолеть полосу обеспечения, имевшую развитую систему многополосных заграждений, Вся она была перегорожена колючей проволокой, перекопана рвами и эскарпами, прикрыта надолбами и оборонялась войсками, занимавшими долговременные огневые точки (доты) и главным образом дерево-земляные (дзоты), а также другие оборонительные сооружения. Но наиболее сложной задачей для нас оказалось вначале преодоление минных заграждений.

Мины применялись разные: противопехотные, противотанковые и фугасы большой взрывной силы, обычные и ловушки. Отступая, финны эвакуировали все мирное население, перебили или угнали домашний скот и опустошили оставляемые места. То тут, то там валялись в селениях и на дорогах брошенные как бы впопыхах велосипеды, чемоданы, патефоны, часы, бумажники, портсигары, радиоприемники. Стоило слегка сдвинуть предмет с места, как раздавался взрыв. Но и там, где, казалось, ничего не было, идти было опасно. Лестницы и пороги домов, колодцы, пни, корни деревьев, лесные просеки и опушки, обочины дорог буквально были усеяны минами. Армия несла потери. Бойцы боялись идти вперед. Необходимо было срочно найти метод борьбы с минами, иначе могла сорваться операция. Между тем никакими эффективными средствами против них мы не располагали и к преодолению подобных заграждений оказались неподготовленными.

Тогда Жданов и я пригласили ряд ленинградских инженеров, в том числе возглавляемую профессором Н. М. Изюмовым группу преподавателей из Военной академии связи, и рассказали им о сложившемся положении. Нужны миноискатели. Товарищи подумали, заметили, что сделать их можно, и поинтересовались сроком. Жданов ответил:

"Сутки?"

– То есть, как вас понимать? Это же немыслимо! – удивились инженеры.

– Немыслимо, но нужно. Войска испытывают большие трудности. Сейчас от вашего изобретения зависит успех военных действий.

Взволнованные, хотя и несколько озадаченные, инженеры и преподаватели разошлись по лабораториям. Уже на следующий день первый образец миноискателя был готов. Его испытали, одобрили и пустили в поточное производство. Перед наступающими частями ставили густой цепочкой саперов с миноискателями. Они обшаривали каждый метр местности и, как только раздавалось гудение в наушниках, сигналили, после чего мину взрывали. Эта процедура сильно замедляла продвижение. Зато имелась гарантия безопасности, и войска смело пошли вперед, преодолевая сугробы и снежные заносы при 45-градусном морозе, ледяном, обжигающем ветре и непрерывно борясь с "кукушками" – засевшими в нашем тылу на высоких деревьях финскими снайперами.

К 12 декабря была преодолена полоса обеспечения, прикрывавшая главную полосу линии Маннергейма. После короткой разведки боем войска попытались прорвать ее с ходу, но не сумели сделать это. Во время артиллерийской подготовки финские солдаты перебрались из траншей поближе к проволочным заграждениям. Когда же артиллерия ударила по проволоке, чтобы проделать проходы для красноармейцев, противник опять отошел в траншеи. Танковый командир Д. Г. Павлов не разобрался в обстановке. Ему представилось, что это наши ворвались в траншеи противника, а по ним ведет огонь своя артиллерия. Он позвонил по телефону К. Е. Ворошилову. Нарком обороны, услышав о происшедшем, приказал прекратить артподготовку. Пока выясняли, что случилось, время ушло, и ворваться в расположение врага прямо на плечах его солдат не удалось. Момент был упущен.

Между прочим тщательное обследование, проведенное после этого, показало, что артподготовка велась главным образом по полевой обороне между дотами, с целью поразить живую силу. Многие доты так и не были вскрыты, а огонь прямой наводкой по ним не вели. Другой же вид огня к разрушению дотов не приводил. Поэтому-то ни один дот в тот раз и не был разрушен. Значит, войска все равно не прошли бы вперед либо понесли бы чрезвычайно тяжелые потери. Пока готовились к новому прорыву, изучили уже преодоленную нами полосу обеспечения. Она тянулась в глубину на расстояние от 20 до 60 километров (на разных участках), представляя собой укрепления полевого типа, сосредоточенные вдоль дорог. Дотов в ней было мало, но дзотов имелось более 800. Военные инженеры насчитывали десятки километров противотанковых рвов, надолб на участках почти сотню километров, свыше сотни километров завалов, более двух сотен километров проволочных заграждений и почти четыре сотни километров минных полей. Какова же в таком случае главная оборонительная полоса?

После пятидневной подготовки двинулись на новый штурм. Атаковали главную полосу, однако безуспешно. Отсутствие опыта и средств по прорыву такого рода укреплений опять дало себя знать. Ни с чем подобным мы раньше не сталкивались. Обнаружилось, что оборона противника не была подавлена. Доты молчали, а когда наши танки устремлялись вперед, они открывали огонь и подбивали их из орудий с бортов и сзади, пулеметами же отсекали пехоту, и атака срывалась. Танки того времени, не имея мощного орудия, не могли сами подавить доты и в лучшем случае закрывали их амбразуры своим корпусом. Выяснилось также, что нельзя начинать атаку издали: требовалось, несмотря на глубокий снег, приблизить к дотам исходное положение для атаки. Из-за малого количества проходов в инженерных заграждениях танки скучивались, становясь хорошей мишенью. Слабая оснащенность полевыми радиостанциями не позволяла командирам поддерживать оперативную связь. Поэтому различные рода войск плохо взаимодействовали. Не хватало специальных штурмовых групп для борьбы с дотами и дзотами. Авиация бомбила только глубину обороны противника, мало помогая войскам, преодолевавшим заграждения.