Текст книги "Скажи герцогу «да»"
Автор книги: Киран Крамер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 11
Вид освещенных окон никогда не доставлял Люку удовольствия. Сразу всплывали в памяти те дома, мимо которых ему довелось пройти за эти годы, и люди, которых удалось мельком увидеть. Кто‑то ел или пил за столом… женщина шила… собака свернулась перед камином… играющие дети. Каждое освещенное окно служило напоминанием, что ему в тех домах нет места.
И вот теперь он здесь, в просторной конюшне, с фонарем в окне, ближе, чем когда‑либо, к дому, с тех пор как был вынужден покинуть сиротский приют в возрасте одиннадцати лет, в ожидании гостьи, леди Дженис.
Как странно ощущать себя хозяином. Наверное, правильнее было сказать, что он похож на паука, поджидающего муху, – пусть это сравнение и не слишком приятное.
Так лучше.
Он позволил себе немного потешиться воспоминанием об их встрече на дороге – о том, как поцеловал своевольную молодую леди, крепко прижимая к себе, как обожгло его желание погладить теплую плоть ее бедра… Он едва не обезумел, как от одурманивающего зелья. На один краткий миг он заглянул в ее глаза и вдруг понял, что узнал ее.
Откуда Люк мог знать ее?
Конечно, не мог, но… знал.
Ей не следовало приезжать в Холси‑Хаус, напомнил он себе, но она здесь.
И встреча с ней может стать самой большой его ошибкой в жизни.
Он уселся возле угольной печки и занялся своей последней деревянной поделкой – фигуркой скачущей лошади размером в половину ладони. У него уже собралась целая коллекция вырезанных из дерева животных, которую он хранил в коробке под кроватью. И пусть сейчас в этих игрушках больше не было необходимости: теперь ему не надо думать о куске хлеба, – привычка мастерить осталась.
Дверь отворилась, когда он начал выстругивать голову лошади. В дверном проеме стояла леди Дженис, раскрасневшаяся, с чуть приоткрытыми губами, словно бежала сюда сломя голову.
– Как щенки? – без предисловий выдохнула она и продолжила, не дождавшись ответа: – Герцог будет недоволен, что я посмела его ослушаться и пришла сюда.
Поднявшись со стула, Люк опустил деревянную поделку в холщовый мешок и спокойно ответил:
– Щенки в полном порядке.
Какую‑то часть его существа – самую неразумную, конечно, – охватил нелепый восторг при виде лица девушки.
Дженис затворила за собой дверь.
– А Эсмеральда?
– Измучена, но держится молодцом, как заботливая мамаша.
Дженис нахмурилась:
– Но ведь что‑то случилось? С Оскаром?
– Он благополучно оправился.
– Зачем же тогда… фонарь в окне?
Неожиданно Люк почувствовал неуверенность. Возможно, не следует говорить ей то, что собирался… Она такая милая. Невинная. Добрая. Зачем она ему? Будут и другие женщины: не она первая, не она последняя.
Или он обманывает сам себя?
Так как же поступить – положиться на случай или следовать тщательно разработанному плану?
Пожав плечами, Люк как мог спокойно сказал, хотя вовсе таким себя не чувствовал:
– Я придумал имя щенку.
Ничего он не придумал – это был лишь способ заманить ее сюда.
Лицо ее просияло.
– И как его зовут?
– Скажу, когда мы его увидим. – Он поднял фонарь и жестом предложил ей идти вперед.
Люк уже заходил в конюшню проведать Эсмеральду и посмотреть на щенков, так что знал: девушку порадует веселое семейство.
Леди Дженис бодро шагала впереди, а Люк освещал ей дорогу, пока они не миновали затихшие денники.
Его смущала собственная реакция на эту девушку: это было не просто вожделение, а что‑то еще, настолько захватывающее, что его обычная беспечность изменила ему – впервые, насколько он себя помнил.
Как только они завернули за угол и стал виден освещенный денник в конце ряда, Дженис ускорила шаг, оставив Люка позади. Она двигалась так легко, так стремительно, что он невольно залюбовался. Коса выбилась у нее из‑под шляпки и при каждом шаге подскакивала, ударяясь о спину.
Он с трудом заставил себя отвести взгляд от ее совершенного профиля, пока она возилась с дверцей. Девушка уже присела на корточки возле копошащегося семейства, когда он повесил фонарь на гвоздь в наружном ограждении денника и присоединился к ней.
Она улыбнулась ему, обернувшись через плечо:
– Эсмеральда их кормит. Поздновато, не находите?
Скрестив руки на груди, Люк просто смотрел на нее и молчал. Да она и не ожидала ответа, в бурном восторге от увиденного.
– А когда у них откроются глазки?
– Думаю, через неделю.
Она взяла в руки белого щенка, доставившего всем волнение и хлопоты.
– Так как вы его назвали?
– Тезей. – Люк ляпнул первое, что пришло в голову.
Дженис расхохоталась, прижимая щенка к груди:
– Эта кроха? Шутите?
Отсмеявшись, спросила:
– Значит, вы читали греческие мифы?
– Конечно. Я вообще много читаю, – спокойно объяснил Люк и уселся рядом с ней на сено, упершись ладонями в пол.
Она подняла на него смущенный взгляд:
– Простите, не хотела вас обидеть. Это хорошо, когда грум умеет читать. Мы с мамой и младшей сестрой тоже обучаем наших конюхов.
Он ничего не ответил, и она снова переключила внимание на извивающегося белого щенка. Люк просто наблюдал за ней и крошечным пушистым существом, и это зрелище ему очень нравилось.
– И все же, почему Тезей? Он вовсе не похож на героя, которому предначертано судьбой кого‑то спасать. Он такой маленький и забавный.
– Трудно знать наперед: может, и у собак есть свой Минотавр, – сказал Люк.
Дженис украдкой взглянула на него:
– Вы склонны в это верить, да?
– Просто считаю, что хорошая собака должна быть всегда начеку.
– Ну что ж, пусть будет Тезей. – Дженис положила щенка под бок Эсмеральде. – Он уже герой, хотя бы потому, что выжил – благодаря вам, конечно.
И снова Люк промолчал, выбирая удобный момент, чтобы сообщить ей наконец то, ради чего все и задумано. Ему ужасно не хотелось портить ей настроение, но он старался уверить себя, что медлит вовсе не потому, что рядом с этой девушкой что‑то темное и тягостное в его душе тает, исчезает без следа. И он чувствует себя…
Счастливым.
Если счастье заключено в этом мгновении, которое ему так страстно хотелось бы остановить.
Нет, он только откладывал неизбежное.
Люк знал, что нет ничего страшнее разгневанной женщины. А что касается леди Дженис, когда она разозлится, испытал на себе. И все‑таки как бы он хотел, чтобы она перестала драться как дикая кошка, а просто доверилась ему.
Сейчас она сидела лицом к нему, обхватив руками колени, а он просто на нее смотрел.
– Я рада, что вы подали сигнал. Сегодня был очень трудный день, столько всего произошло, что вряд ли удалось бы заснуть.
Только этого не хватало: она начала с ним откровенничать. Следовало немедленно прекратить эти глупости: какое ему дело до ее мелочных забот? – или не прекращать?
Люку все же хотелось узнать, что еще произошло в этот день, и потому он спросил, стараясь не выдать своих эмоций:
– Как вам его светлость?
– Как‑то вы не очень почтительны и дерзки для грума.
– Я не стремлюсь всем нравиться.
Она отвела взгляд в сторону.
– Герцог – темная лошадка, но заподозрить себя в безнравственности не подал ни малейшего повода.
Люк вскинул бровь, но промолчал.
Эсмеральда громко зевнула, один из щенков заскулил и завозился, в то время как остальные, насытившись, посапывали у матери под боком.
Дженис оторвала взгляд от трогательного зрелища и посмотрела на Люка:
– Мне кажется, он привык, чтобы ему беспрекословно подчинялись. И если не добивается своего, то приходит в ярость. Верно?
Он промолчал, и она продолжила:
– И меня очень удивило поэтому, что сегодня вечером со мной он проявил поразительную выдержку.
Она тяжело вздохнула.
– Только не спрашивайте о подробностях – вы бы не одобрили. Впрочем, я и не нуждаюсь в чьем‑либо одобрении.
Вскинув подбородок, Дженис с вызовом взглянула на него.
– Но ведь вам хочется мне рассказать, – мягко проговорил Люк. – В противном случае вы бы об этом не упомянули.
Они говорили шепотом, чтобы не нарушить покой собачьего семейства и не разбудить других работников конюшни.
Дженис залилась краской и, закрыв лицо руками, вздохнула.
– Хорошо. Я все же решила покорить герцога… Да, и не смейтесь. Я, девушка, которая не получила ни единого предложения в прошлом сезоне.
Только Люку было не до смеха: все в нем взбунтовалось против этого плана, – и он невольно подался вперед.
– Почему именно его?
Она опустила руки.
– Потому что я устала быть незаметной. Он герцог, а значит, облечен властью и влиянием. Став герцогиней, я наконец выйду из тени. – Она ненадолго умолкла, потом добавила: – Я знаю, вы подумали, что ради этого мы и прибыли, только все не так.
– Так почему вы приняли такое решение? Разве вам не достаточно благ в обществе как дочери маркиза? Почему вдруг захотелось большего?
Выражение ее лица стало отчужденным.
– Я не властна над собственной судьбой. А почему… Это я обсуждать не стану, скажу лишь, что случайно услышанное сегодня полностью все переменило. Я вдруг осознала, что должна взять свое будущее в собственные руки, поэтому и решила принять вызов.
– То есть уподобиться всем остальным? – с горькой иронией произнес Каллахан.
Она хоть и не выглядела слишком счастливой, все же гордо вскинула подбородок:
– А даже если и так, что из того?
И тут Люк вдруг осознал, как ошибался.
– Вы не такая, как другие. – Ему потребовались все душевные силы, чтобы произнести эти слова. Это было извинение. Но также и признание. В глубине души он понимал, что она отличается ото всех женщин, которых он когда‑либо знал. Она совершенно особенная. Для него.
Она устремила на него обвиняющий взгляд:
– Кто вы такой, чтобы судить? Если женщина идет на подобный шаг, то лишь потому, что пытается выжить.
Он знал это. Прекрасно знал. И ему жаль было тех несчастных, что побывали здесь до нее. Только говорить леди Дженис, что она права, он не собирался. Он высказал свое мнение. А уж принять его или отвергнуть, решать ей: он никогда не старался никому понравиться.
Девушка вздохнула:
– Я понимаю, что таким образом вы попытались извиниться, мистер Каллахан, и принимаю ваши извинения.
Он горько усмехнулся. Интересно, приняла бы она извинения, если бы знала о его планах в отношении того самого человека, который, как она надеется, может решить все ее проблемы?
Люк едва удержался, чтобы не сказать ей прямо сейчас: «Беги отсюда! Откажись от своих намерений покорить хозяина Холси‑Хауса!» Потому что нынешний герцог Холси не кто иной, как… Грейсон Хильдебранд, двоюродный брат Люка по отцовской линии.
Люк – вернее, Люциус Сеймур Питер Джордж Хильдебранд – был законным седьмым герцогом Холси и твердо намеревался вернуть себе этот титул, даже если для этого придется проститься с жизнью. Этим он отомстит за всех женщин, загубленных Грейсоном или его отцом Расселом, и в первую очередь за собственную мать. Почти тридцать лет назад она была одной из отчаявшихся женщин, пребывавших в сиротском приюте Святого Мунго. Это был единственный дом, который Люк когда‑либо знал и где в безымянной могиле покоится его мать.
Но он не мог рассказать леди Дженис даже часть своей истории: это не только нарушило бы его планы, но и подвергло их жизнь серьезной опасности. Люк терпеть не мог чувствовать себя в ловушке – и вообще проигрывать, но сейчас был связан по рукам и ногам. Он знал, что брак с Холси обернется для девушки трагедией, но сказать ей об этом не мог – пока. Все, что ему оставалось, – это постараться внушить ей, что герцога следует опасаться.
– Вы полагаете, что, испытывая терпение герцога, сумеете завоевать его? Мне кажется, это маловероятно.
– Вдовствующая герцогиня сказала, что единственный способ вызвать его интерес – это говорить ему «нет». Видите ли, он слишком привык, что все лебезят перед ним.
– Значит, вы решили следовать ее совету.
Дженис утвердительно кивнула.
– Вам, наверное, не составит труда говорить «нет» кому угодно.
– Что вы имеете в виду? – тут же выпустила иголки Дженис.
– Это свойство вашей натуры – быть непокорной. Брыкаться. Давать пощечины. Набрасываться с кулаками. Я видел, как вы все это проделываете.
Он понимал, что поступает нечестно, но в нем вдруг разгорелось абсурдное желание ее позлить. Должно быть, дело в том, что ее слова вывели его из равновесия и задели гораздо больше, чем он готов был признать.
И если уж быть совсем откровенным, Люк… сгорал от ревности. Она здесь, рядом, так близко, что он ощущал запах ее волос, нежной кожи.
Каждой клеточкой тела он желал ее.
И не мог получить…
Она заслуживает мужа, который станет ей опорой и всегда будет рядом, а не такого, как он, изгоя, который никогда не сможет ничего ей дать.
Дженис выпрямилась, глаза ее сверкали от возмущения.
– Вы заслужили! По какому праву вы вели себя столь неподобающим образом: вытащили меня из кареты, начали целовать…
Люк сжал ее запястье и с улыбкой произнес:
– И с огромным удовольствием проделал бы это снова.
Она отшатнулась, но он держал крепко. Их взгляды встретились. Боже, как она хороша в гневе! У него даже дыхание перехватило.
– Скажу вам больше: это и есть настоящая причина, зачем я вызвал вас сюда.
Ее глаза широко раскрылись.
– А разве не из‑за щенка?
Люк отпустил ее руку.
– Это была лишь уловка, чтобы заманить вас сюда.
Она вскочила, скрестила руки на груди, прищурилась – того и гляди ринется в бой.
Люк с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться при виде ее тщетной попытки придать лицу угрожающее выражение. Но боже! Как же ему хотелось сорвать с нее накидку… и все остальное и жаркими поцелуями покрыть каждый дюйм тела, заставить забыть о прошлых обидах.
Эта мысль отрезвила его: он не хотел бы стать мужчиной, который причинит ей боль.
– Присядьте, леди Дженис, прошу вас.
Ее глаза все еще метали молнии.
– Садитесь, – повторил он настойчивее, – иначе мне придется сделать это. Обещайте, что выслушаете меня.
Она раздраженно вздохнула и опустилась на сено.
– Хорошо. Будь по‑вашему. Но не вздумайте угрожать мне снова. Вы всего лишь грум, и в моих силах сделать так, что вас выставят из этого поместья без рекомендаций.
– Да‑да, вы уже упоминали об этом. – И Люк лениво зевнул, зная, что это разозлит ее еще больше. – Но вы слишком добры, чтобы поступить со мной подобным образом, и на самом деле вовсе не хотите, чтобы я ушел.
– Смешно. – Взглянуть на него она не решалась. – Так зачем я вам все же понадобилась?
– В доме герцога есть одна вещь, которую мне крайне необходимо найти. И вы должны помочь мне в этом.
– Должна? – вконец разозлилась Дженис. – Если кому‑то нужна помощь, об этом следует вежливо просить. Не желаю ничего слушать, пока вы не станете соблюдать правила учтивости.
Он не смог удержаться и повернул ее за округлый подбородок так, что она снова смотрела прямо ему в лицо. В ее глазах полыхала ярость.
– Запомните: я никого ни о чем не прошу. Я приказываю. Здесь есть то, что принадлежит мне. И вы это найдете.
Она судорожно вздохнула:
– Вы грубиян. И к тому же, видимо, сошли с ума, если думаете, что можете мне приказывать.
– Конечно, могу, – возразил Люк. – Что и делаю сейчас. До конца недели – то есть через шесть дней – эта вещь должна быть у меня. А если вы не станете ее искать, я скажу Оскару, что вам грозит опасность, и преданный слуга сочтет необходимым немедленно отвезти вас домой.
Дженис потрясенно ахнула.
– Зачем вы это делаете? Почему бы просто не попросить меня помочь вам?
– Просить? С какой стати?
– Не могу поверить, что вы настолько высокомерны.
– И в любом случае вы бы мне отказали.
– Откуда вы знаете?
– Неужели согласились бы?
– Нет.
– Вот видите.
Она снова скрестила руки на груди, обжигая его сердитым взглядом.
– Значит, вы считаете, что наиболее приемлемое решение – принуждение?
Один из щенков завозился, и Эсмеральда, встревожившись, ткнула его носом.
– Почему нет? – Люк понизил голос, чтобы не беспокоить собаку. – Главное – результат.
– И не надейтесь, – прошептала Дженис, качая головой, причем с таким усердием, что ее коса раскачивалась от одного плеча к другому.
– Ну что ж, придется поговорить с Оскаром. И будьте уверены, он отыщет способ переправить вас в деревню, даже если для этого ему придется вас связать и взвалить на плечо.
– Не смейте!
– Вы ведь не хотите уезжать, не так ли?
– И вам это хорошо известно. – Она нахмурила брови. – Ладно. Говорите, что я должна искать.
– Дневник моей матери, Эмили Марч.
– Чей, простите?
– Моей матери. А что вас так поразило?
– Откуда ему взяться в Холси‑Хаусе?
Щенки опять завозились, начали тихонько поскуливать, и Дженис поймала на себе укоризненный взгляд Эсмеральды.
Люк придвинулся к девушке поближе и проговорил на ухо:
– Она прислуживала вдовствующей герцогине.
Дженис отшатнулась:
– В самом деле?
– Да. Это было еще до моего рождения. – Он не мог оторвать взгляд от небесной голубизны ее глаз, вглядываясь в их глубину в надежде разгадать секрет ее очарования. Это не поддавалось определению. И дело не в ее привлекательности: видывал он женщин и поярче, – однако ни одна из них не увлекала его так сильно, как эта.
Он спрашивал себя, уж не наваждение ли это, а может, какое‑нибудь одурманивающее зелье ему в чай подмешали…
– Перестаньте так на меня смотреть, – прошептала Дженис.
– Как?
– Как сейчас. – Она толкнула его в грудь. – И отодвиньтесь.
Он, будто и не слышал, прошипел:
– Тш‑ш. Вы всех разбудите. Посмотрите, Эсмеральда и так обеспокоена.
Дженис с трудом оторвала от него взгляд, чтобы посмотреть на собачье семейство. Люку так хотелось ее поцеловать, губы так и манили…
Интересно, она сразу влепит ему пощечину?.. Дженис снова обернулась к нему: выдержке Люка, сгоравшего от желания схватить ее в объятия и поцеловать, пришел конец.
– Почему бы вам просто не попросить у герцога этот дневник?
– Вряд ли Холси захочет отдать его добровольно.
– Почему?
– Вам это знать ни к чему.
– Тогда я отказываюсь помогать вам.
– Вы забыли, что это приказ?
Как же ему не хотелось ее принуждать! Но черт побери, у него нет выбора. Все эти шесть недель он пытался найти кого‑нибудь подходящего, но ничего не получалось. Ее он мог хотя бы заставить, пусть и с помощью шантажа.
Ему и в голову не приходило прибегнуть к услугам женщины, пока он не увидел леди Дженис.
Она встряхнула его за ворот его куртки, возвращая в реальность.
– Скажите, почему герцог не пожелает отдать вам дневник, мистер Каллахан, или… или я отплачу вам той же монетой.
– В самом деле? Каким образом? – Он отцепил ее пальцы от своего воротника.
– Пока не знаю: нужно поразмыслить над этим, – но, уверяю, вам не поздоровится.
Люка позабавили ее угрозы, но в то же время восхитила дерзкая отвага, поэтому он решил вознаградить ее, открыв небольшую часть правды.
– Возможно, с моей матерью здесь плохо обращались и она могла написать об этом в своем дневнике. Вот почему обитатели особняка могут не пожелать отдать его мне.
– А‑а, так вот в чем дело. Она что, говорила вам, будто с ней дурно обращались? – Казалось, его слова немного ее успокоили.
– Нет. Это сказали монахини из сиротского приюта Святого Мунго.
– Монахини? И при чем здесь сиротский приют?
– Мы с мамой жили в сиротском приюте, где работали монахини, в частности сестра Бриджет. Это длинная история, а я не люблю откровенничать.
Леди Дженис укоризненно покачала головой:
– Вам придется преодолеть свое предубеждение. Если хотите, чтобы я вам помогла, расскажите, почему оказались в приюте и что случилось с вашей матерью.
Каллахан покачал головой:
– Просто отыщите этот дневник. Конечно, вполне возможно, что его давно уже нет здесь. Возможно, его давно нашли и выбросили на помойку, но на смертном одре мама поведала сестре Бриджет, что она его спрятала и хочет, чтобы его нашли.
– Она не сказала, где именно спрятала?
– Нет, да она практически уже и не могла говорить связно. Кто знает: может, вся эта история была частью ее бреда, – но я должен это выяснить.
Ради торжества справедливости, и ради обитателей приюта Святого Мунго, и ради каждого, кому покалечил жизнь Грейсон или его отец.
Но леди Дженис ни к чему знать эту часть истории.
– Вы должны рассказать мне больше. – Голос леди Дженис дрожал от напряжения. – Я не смогу искать дневник, если хотя бы приблизительно не буду знать где.
– Сможете. Я вас заставлю.
Она в отчаянии закрыла глаза.
– У вас совершенно нет такта.
– Абсолютно. – Он коснулся ее косы большим пальцем. – Зачем он мне? Я простой грум.
Дженис перебросила косу на другое плечо.
– Так шесть дней?
– Именно. – Ему показалось, или она действительно смутилась? Возможно ли, что его близость тому виной? Сам Люк определенно был выбит из колеи. Дневник представлялся ему все менее и менее значимым. Коснуться леди Дженис, поцеловать – вот что казалось ему гораздо более важным в этот миг.
Мог ли он позволить себе целиком отдаться глупому порыву? Люк хорошо осознавал сложность ситуации, в самом деле, но прямо сейчас – рядом с Дженис – ему не хотелось думать об этом.
Хотя бы ненадолго…
– Если вы хотите, чтобы поиски увенчались успехом, – она отбросила с лица непослушный локон, – я должна знать об Эмили Марч все, должна хорошо ее понимать. Это связано с женской интуицией.
– Я восхищаюсь этим качеством.
– В самом деле? – почему‑то хрипловато прозвучал ее голос.
– Да. – Он хотел…
О господи! Просто хотел.
Ее.
Как все это глупо! Легкомысленно. Противоречит всем его принципам. Но вот она здесь, рядом, и своим сочувствием к женщине, совершенно ей незнакомой, которой давно уже нет в живых, в прах разбила все те правила, которым он следовал в жизни.
– У мужчин тоже есть внутреннее чутье, знаете ли. – Он взял ее за руку и пальцем принялся выписывать окружности на тыльной стороне ладони.
– Мистер Каллахан… – У нее перехватило горло, и слова с трудом вырывались наружу.
Он перестал чертить и с нарочитым недоумением посмотрел на нее:
– Прекратите!
– Что именно?
– Вот это…
Она отрицательно покачала головой.
Дженис попыталась вырвать руку, но он лишь крепче ее сжал, поднес к губам ладонью вверх и поцеловал в самый центр. Девушку бросило в жар, на коже выступили бисеринки пота.
Не в силах сдерживаться, Люк закрыл глаза, вдыхая ее сладостный аромат, и прижал ее ладонь к лицу.
– Нет… – раздался ее неуверенный шепот.
Люк открыл глаза.
– Разве вы не знаете, что «нет» означает «да»? Только на сегодня?
Напряжение чуть спало, и Дженис хихикнула:
– Вы ведете себя возмутительно, мистер Каллахан.
Так и есть, и отрицать это бессмысленно. Люк не только не отпустил ее, а, напротив, притянул к себе и наконец‑то сделал то, о чем мечтал с первой секунды их встречи: завладел этими сочными губами.
