Текст книги "Скажи герцогу «да»"
Автор книги: Киран Крамер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Правильно, – вмешался второй, гораздо моложе первого, и в голосе его слышалось деланое оживление.
Герцогу не противоречат. Разве не так?
Дженис посмеялась бы над явно мученическим выражением их лиц, если бы не укол сожаления. Судя по всему, эти люди не испытывали теплых чувств или привязанности к своему хозяину, тех прекрасных чувств, которые, по ее наблюдениям, связывали членов семьи и друзей.
Когда герцог представлял их: старшего как лорда Раунтри, а младшего – лорда Ярроу, – то был сама любезность, как и они оба. Но тем не менее было в герцоге Холси что‑то необычное. Под внешним слоем учтивой герцогской благовоспитанности в его поведении проглядывало что‑то странное. Дженис подумала: может, это потому, что он много путешествовал в дальних странах и испытал немало удивительного.
Темного и таинственного.
Дженис ощутила тревожное покалывание в затылке, и ее охватило дурное предчувствие, но она решила не принимать его в расчет. Наверняка причина кроется в мистере Каллахане. А может, подала голос ее собственная осмотрительность – вполне обоснованная после прискорбного случая с Финном.
В данный момент у нее страшно замерзли уши, жутко замерзло лицо. А что касается пальцев ног… ну они просто заледенели. Ей, конечно, крайне необходимо поговорить с его светлостью по поводу компаньонки, поскольку выяснилось, что вдовствующая герцогиня неважно себя чувствует и не может выполнять эту роль. Но лучше обсудить этот вопрос в тепле, в доме перед камином.
Если только они хоть когда‑нибудь туда доберутся.
– Я так понимаю, что вы приехали сюда по приглашению моей бабушки. – Герцог расставил ноги и скрестил руки на груди, словно собирался стоять тут до бесконечности.
– Да. – Дженис невольно вздрогнула, но Холси не выказал ни малейшего намерения двинуться в направлении дома. – Вдовствующая герцогиня написала моим родителям и пригласила меня погостить у нее месяц, но теперь я понимаю, что она не в себе.
– Она действительно больна. Кто вам сказал об этом?
Дженис охватила тревога.
– Грум, ваша светлость. – Наверняка он не рассердится на мистера Каллахана и не сочтет его рассказ о вдове за сплетню. – Он просто заботился о ваших интересах. А когда обнаружил нас на территории поместья и спросил, зачем пожаловали, я ответила, что меня пригласила погостить вдовствующая герцогиня. Тогда он и сказал, что это маловероятно, потому что она нездорова.
– Она возомнила себя королевой. – Его светлость произнес это с откровенной прямотой, придававшей его словам определенную горечь.
– Мне очень жаль. – Дженис обхватила себя руками в надежде, что он поймет намек. – Вы имели хоть малейшее представление, что я собираюсь навестить ее? Мне, право, очень неловко, если мой визит оказался для вас сюрпризом.
По его глазам она не смогла ничего определить.
– Я не всегда в курсе всех событий своего поместья, но, уверяю вас, ничто не происходит в Холси‑Хаусе без моей на то воли.
Дженис не понимала, как такое возможно: одно определенно противоречило второму, – но учтивые ответы зачастую бывают неоднозначными. Да и кто она такая, чтобы расспрашивать герцога?
– Мы рады видеть вас здесь, леди Дженис, – успокоил ее Холси, заметив сомнение на ее лице. – Ваше пребывание в этом доме определенно будет приятным, хотя я уверен, что вы захотите вернуться в Лондон, как только очистятся дороги.
«Вернуться в Лондон?»
Ничего, кроме глубокого горестного вздоха, не слетело с ее уст.
– Вы приехали сюда не для того, чтобы выполнять функции сиделки, – продолжал между тем герцог. – Но моей бабушке нужна именно такая компаньонка. – Его губы скривились в ухмылке. – Вам же следовало бы посещать светские приемы в столице, миледи, и развлекаться.
Да уж, точно. Развлекаться в столице. Дженис уже достаточно давно не думала о Люке Каллахане, чтобы вспомнить все, чего ей не хватало в Лондоне…
Не так уж и много. В этом‑то и состояло главное затруднение. Очевидно, его светлость понятия не имел, до какой степени она была непопулярна, и, в сущности, указывал ей на дверь, хотя и самым любезным образом.
Дженис почувствовала, что больше не вынесет.
– Мне… мне так жаль, ваша светлость. Да, конечно, как только снег сойдет, я отправлюсь домой, на Гросвенор‑сквер. – Она прикусила губу. Каким горьким разочарованием обернулась эта поездка. Родители будут страшно расстроены. – Боюсь, однако, что возникла еще одна сложность. Я скажу вам об этом в доме.
– О‑о? – Он сделал еще один глубокий очистительный вдох. – Зачем же откладывать? Мы можем обсудить это прямо сейчас.
Должно быть, он хочет… или нет?
– Хорошо. – Холодный порывистый ветер рвал и трепал подол ее юбки. – Я не привезла с собой компаньонку, мама думала, что меня будет сопровождать ее светлость.
– Понятное заблуждение. Ваша служанка с тем же успехом может быть и компаньонкой.
То, что предлагал герцог, было совершенно неприемлемо: несомненно, он должен был это понимать, – но ведь он согласился приютить ее и постарался помочь найти выход из создавшегося положения, разве не так? Дженис не хотела показаться неучтивой или чрезмерно требовательной: ведь фактически она оказалась незваной гостьей – полученное приглашение нельзя принимать в расчет, раз вдова была не в себе, когда его писала, – поэтому сказала:
– Да, моя служанка вполне подойдет.
На самом же деле Изобел совершенно не годилась в дуэньи. Они с Дженис были одного возраста – даже родились в один день, – но Иззи совершенно не походила на свою зрелую рассудительную хозяйку. Чего стоят ее экзотические манеры девицы, выросшей в бродячем цирке и в детстве регулярно ездившей верхом на слоне!
Но в данный момент Дженис была готова согласиться на что угодно и с тоской поглядывала на парадную дверь.
– Конечно, ваша служанка будет выполнять эту роль лишь до тех пор, пока я не найду для вас настоящую дуэнью, – пояснил герцог. – Мы не можем допустить, чтобы ваша матушка беспокоилась.
На его губах снова появилась эта загадочная полуулыбка, от которой ее сердце начинало чаще биться, наполняясь тревогой.
– Вы очень добры, ваша светлость, – с полупоклоном чуть присела Дженис. – Благодарю вас.
– У меня, кстати, есть на примете подходящая кандидатура, – вдруг оживился Холси. – Вдова, бывшая школьная учительница, переехала в поместье недавно. Ее зовут миссис Фрайди. Я немедленно пошлю кого‑нибудь за ней.
– Благодарю вас… – Порывом ледяного ветра сорвало с крыши пласт снега и швырнуло Дженис в лицо, отчего у бедняжки перехватило дыхание. Придя в себя, она пробормотала: – А вы… вы уверены, что она не станет… возражать, если ее оторвут от домашних дел?
– Она будет только рада сменить обстановку, не сомневайтесь! – Герцог щелкнул пальцами, к нему тотчас подбежал лакей, и отрывисто распорядился: – Пусть немедленно доставят сюда миссис Фрайди. Скажите, что я хорошо ей заплачу… – Один из его друзей после этих слов осторожно кашлянул, Дженис широко раскрыла глаза, а герцог как ни в чем не бывало закончил: – В особенности учитывая то, что мы не предупредили ее заранее.
Он снова повернулся к Дженис, казалось, даже не заметив, насколько возмутительно прозвучали его слова: герцоги не испытывают смущения из‑за подобных пустяков.
– Благодарю вас, ваша светлость. – А что еще она могла сказать? Дженис попыталась улыбнуться. – Я с нетерпением жду встречи с леди Холси. Возможно, я не гожусь в сиделки, но… – Она осеклась, все тело мгновенно охватил жар: к карете спокойно и решительно подошел Люк Каллахан и, положив руку на упряжь лошади, в упор посмотрел на Дженис. – …могу составить ей компанию.
Даже сквозь завесу падающего снега взгляд грума обжигал ее: дерзкий, непреклонный, он ясно давал понять: «Не забывайте, что я говорил о нем».
О герцоге, разумеется.
Но кто он такой, чтобы его слушать, этот мистер Каллахан? Разве он не согласился с ней, что и сам далеко не святой?
Дженис поспешно отвела от него взгляд. Вопреки раздражению, которое вызывал у нее грум, при виде его ее охватило какое‑то странное нелепое возбуждение.
Он поцеловал ее.
В самом деле поцеловал.
И она не сможет об этом забыть.
Никогда.
А ведь ей очень хотелось бы выкинуть все это из головы. Он просто никчемный негодяй, бездельник. И посмеялся над ней, вместо того чтобы дать волю гневу, получив пощечину, что много обиднее.
Собаки, завидев его, принялись скулить, яростно виляя хвостами, и это вынудило герцога и его друзей посмотреть в сторону кареты.
– А, это ты, грум… Очень вовремя. Подбери‑ка, – указал его светлость на все еще дымившуюся в снегу сигару.
Дженис внутренне содрогнулась, вдруг ощутив глубокую обиду за него: Каллахан не заслуживал столь пренебрежительного обращения, хотя в принципе не одобряла его поведение. Он не мальчик на побегушках, а умный, развитый и абсолютно зрелый мужчина. Это она знала по собственному опыту… очень интимному опыту.
На краткую долю секунды ее охватила слабость, в то время как грум оставил лошадь и твердой походкой бесстрашно направился в их сторону. Дженис с трудом, но все же удалось взять себя в руки, после того как она попыталась убедить свое глупое сердце: «Ради всего святого, он всего лишь грум».
Но это не помогло: с его приближением пульс опять пустился вскачь. Своими поцелуями он будто разбудил в ней некое существо, изнемогавшее от жажды удовольствий, и теперь оно не давало ей дышать. В простой одежде грума Каллахан словно бы излучал мощную внутреннюю энергию, нечто далеко выходящее за рамки его впечатляющей внешности. Это светилось в его глазах и придавало уверенность его походке.
Дженис стоило невероятных усилий сохранить выражение лица невозмутимым и снова напомнить себе то, что сказала Изобел в карете: в сельском поместье с ней ничего подобного не может случиться.
А он спокойно прошел мимо…
Девушка ощутила горькое разочарование, когда в нескольких футах от нее он остановился, наклонился, потушил сигару в снегу и поднял. Все это он проделал нарочито медленно и, выпрямившись, повернулся лицом к герцогу и к ней. На его лице не дрогнул ни один мускул, зато Дженис словно обожгло губы – так свежо еще было ощущение от его поцелуя.
– Мог и поторопиться – ведь я тебя зову, – проворчал герцог без раздражения, но с чувством неоспоримого превосходства.
– Виноват, ваша светлость, – из‑за непогоды старое ранение в ногу дает себя знать.
Это не было извинением, да и никаких признаков наличия ранения тоже не было. О нет! Крепкий, как скала, он ни разу не пошатнулся, пока они целовались, да и удар коленом с пощечиной не нанесли ему никакого ущерба.
– Как сказала леди Дженис, ты поставил ее в известность о состоянии здоровья герцогини Холси, моей горячо любимой бабушки… – В его тоне не слышалось обвинения, но что‑то все же было…
Едва сдерживаемая злоба. Вот что это было. Герцогу наверняка потребовалась вся его воля, чтобы не сорваться, он еле сдерживал себя, поняла Дженис и затаила дыхание.
– Да, ваша светлость, – спокойно ответил грум.
Дженис порадовалась за Люка Каллахана, будто тот достойно завершил партию в шахматы с не менее искусным, чем он, противником.
– Ты вообще не должен разговаривать с молодыми леди. – Холси оставался по‑прежнему холоден и сдержан, но напряженные складки вокруг рта противоречили его тону, заставляя сердце Дженис биться чаще.
– У их кареты отвалилось колесо, и кучеру понадобилась помощь. Естественно, я спросил, как они оказались в поместье и с какой целью пожаловали. Это был вопрос безопасности, заботу о которой вы сами вменили мне в обязанность.
«Да, так и было, – мысленно подтвердила Дженис. – Он сказал, что выполняет приказ герцога оберегать неприкосновенность поместья».
– Здесь решения принимаю я! – Выдержка, казалось, изменила герцогу. – Какая бы карета ни подъехала к этим воротам, ей надлежит дать возможность свободно проследовать к дому, а все расспросы предоставить мне. Ты что, и раньше допрашивал посетителей?
– Никогда, ваша светлость, – ответил грум.
Это была явная ложь, и Дженис удивленно моргнула. Он сам говорил, что делал это всегда, что это его работа.
Герцог смерил его надменным взглядом, но лицо Каллахана не выразило ни единой эмоции.
– Если позволишь еще раз нечто подобное, пристрелю. Я не сделал этого прямо сейчас, чтобы не огорчать леди. А теперь убирайся чистить лестницу от снега. И поживее. – Наконец‑то в его голосе просквозило раздражение.
– Как прикажете, ваша светлость. – Каллахан спокойно развернулся и отправился выполнять что велено.
Дженис пришла в замешательство.
Мистер Каллахан явно выиграл эту партию.
Это было полностью лишено смысла, но он каким‑то образом сумел обставить герцога в игре, которая никогда не могла состояться. Дженис даже не была уверена, что его светлость осознал свой проигрыш.
Ровный стук сапог по камню и четкая уверенность движений мистера Каллахана – ну разве не мог грум хотя бы притвориться, что у него болит нога? – только усилили возникшее у нее чувство, что он из любой ситуации выходит победителем.
И все же как слуга, выполняющий черную работу, может быть более привлекательным, чем герцог?
«Он всего лишь грум», – твердила себе как мантру Дженис, но тут же вспомнила, как, будучи подростком, сама помогала торговать в лавке.
«Так навсегда и останешься торговкой, дурочка, если не перестанешь глазеть на слугу», – в который раз мысленно пыталась себя образумить девушка.
Наконец настал момент, когда мистер Каллахан закончил работу и решительным шагом спустился с крыльца. Приняв свободную позу, даже без намека на недовольство или какое‑то другое чувство, он сказал:
– Все сделано, ваша светлость.
«Господи, он скала, а не человек!» – с отчаянием подумала Дженис и, помоги ей Бог… не могла отвести от него глаз.
И все‑таки пришлось, когда несколькими секундами позже она прошла мимо него. Хотя снег ледяными иглами впивался ей в щеки, девушка даже на расстоянии ощутила исходивший от грума жар, обжигающий взгляд. Смотреть на него было бы неприлично. Целовать – тоже было неприлично, но что сделано, то сделано. С этого момента она твердо вознамерилась вести себя надлежащим образом. Так, как подобает истинной леди.
Но когда Дженис осторожно поднималась по тщательно вычищенной лестнице к парадной двери – наконец‑то! – вместе с герцогом и его неприметными друзьями, следовавшими позади, как и его собаки, ее охватила странная тоска. Тем более странная, если учесть, что ей очень повезло находиться в обществе его светлости. Но ей почему‑то страшно хотелось, чтобы вместо герцога по лестнице ее сопровождал дерзкий непредсказуемый грум.
Что: изнеможение или безрассудство – породило в ее голове такие глупые мысли? Вряд ли в Лондоне найдется женщина, которая не захотела бы сейчас оказаться на ее месте. Герцог крепко держал ее за руку и устрашающе близко стоял. Из‑под теплого пальто были видны мощные икры его ног, плоский, как стиральная доска, живот… Мужчина в самом расцвете сил и… не женат.
Дженис оглянулась еще раз через правое плечо на мистера Каллахана, и ее сердце замерло, пропустив один удар. Грум стоял, гордо выпрямившись, и пристально наблюдал за ней. Губы его были сжаты: сурово, даже угрожающе, как будто он намеревался кого‑то жестоко поколотить и даже изувечить. И все же, когда их взгляды встретились, в глубине его глаз Дженис заметила еле скрытые смешливые искорки и страшно разозлилась. И этот мужчина жадно упивался ее губами, словно лакомился сладчайшим десертом? Бесстыдно обшаривал ее тело горячим знойным взглядом?
Да какое право имеет этот дикарь смеяться над ней?
Но телу не прикажешь: несмотря ни на что, Дженис желала его, этого невозможного мужчину.
Глава 3
Наконец‑то появился дворецкий и широко распахнул дверь, приглашая войти. Дженис никогда не была так счастлива, попадая с улицы в помещение. Герцог и его друзья вошли вслед за ней, а за ними собаки. Когда дверь наконец закрылась, оставив нахального грума снаружи, девушка вздохнула с облегчением. Теперь можно было сосредоточиться на цели этого визита, а заодно и на том, что он, к сожалению, будет более коротким, чем ей бы хотелось.
У нее сразу же испортилось настроение, и она знала причину: как только дороги очистятся, ее немедленно отошлют в Лондон.
Но по крайней мере сейчас ей тепло. И каким‑то образом разностильное внутреннее убранство дома, поблекшее, но все еще величественное – от рыцарских доспехов в углу до высоких напольных часов, размеренно тикающих у подножия лестницы, и старинной вешалки для шляп, – сказало ей о многом. Дом выглядел как родовое гнездо многих поколений герцогов в благороднейшем аристократическом смысле этого понятия. При создании его облика заботились явно не только о роскоши и великолепии, отдавая предпочтение сути и содержанию.
Возможно, таков и Холси – Дженис очень надеялась на это и готова была простить ему самомнение и чванство там, на снегу, как и очевидное безразличие к ней. Чему же герцог отдает предпочтение? Что касается отсутствия у него интереса к ней, наверное, он поступает мудро, стараясь сохранять дистанцию. По всему, что ему известно, она – как и все остальные женщины, появлявшиеся в Холси‑Хаусе, – просто охотница и если станет действовать согласно пожеланиям родителей, он окажется прав.
Смущенная одной только мыслью о том, чтобы хитростью завлечь мужчину, которого совсем не знает, в особенности герцога, Дженис посмотрела вверх, на стропила дома и великолепные потертые гобелены, свисавшие с его высоких стен. «Добро пожаловать! – казалось, говорили они. – У нас есть что тебе рассказать. И длинные истории, и короткие». Лучи света, проникавшие сквозь фрамугу над парадной дверью, падали на хрустальную вазу, стоявшую на массивном серванте, осыпая мелкими бриллиантами пол, вымощенный черными и белыми мраморными плитками.
Дженис, может, и не ирландка, как отец, но по‑своему тоже не лишена дара ясновидения. У нее возникло отчетливое впечатление, что было время, когда взрывы смеха эхом разносились по этому дому, когда огромные потоки любви обильно струились в этих стенах подобно вину на свадьбе.
Внезапно ей захотелось, чтобы одна из историй этого дома была о ней, но реальность тут же напомнила: «Не забивай себе голову глупыми фантазиями, ты уедешь, как только дороги очистятся, а колесо кареты починят. Самое большее через неделю».
Оно и к лучшему. Его светлость и его друзья явно не хотят, чтобы она оставалась здесь, и ясно дали это понять.
Дженис старалась не думать о том, как пылко ее целовал мистер Каллахан – так, будто очень сильно желал.
Откуда‑то издали, с другого этажа, доносились смех и женские голоса. Герцог недовольно окинул взглядом верхнюю площадку широкой лестницы и тут же приказал дворецкому немедленно отправить экономку в гостиную.
– Скажите ей, что, пока служанка леди Дженис занята или не прибудет миссис Фрайди, она будет компаньонкой леди. – Герцог посмотрел на девушку. – А я пока сообщу бабушке, что вы здесь. Увидимся через несколько минут. Вы же пока можете выпить чаю – он, должно быть, уже готов.
– Спасибо, ваша светлость.
Отца Дженис наверняка порадовало бы, что его светлость оказался столь ярым приверженцем соблюдения приличий.
Люк Каллахан – Дженис была уверена в этом – имел совершенно неправильное представление о герцоге, если позволял себе злословить в его адрес, но готова была простить ему и это. Она слишком хорошо знала, как непросто стерпеть, когда на тебя смотрят свысока. Слуги изо дня в день сталкиваются с вопиющей несправедливостью и грубостью по отношению к ним, и чувство обиды, естественно, накапливается и выливается в раздражение.
– Мои остальные гости должны появиться с минуты на минуту, – прежде чем покинуть гостиную, предупредил его светлость. – Я уверен: они сгорают от нетерпения познакомиться с вами.
И, не дав ей ничего ответить, герцог поклонился и стремительно вышел. Вообще‑то Дженис предпочла бы привести себя в порядок, распаковать вещи и немного отдохнуть, но как можно противоречить хозяину дома? Его манеры разительно отличались от тех, что ей доводилось наблюдать у других своих знакомых. Похоже, он никогда не ставил под сомнение собственные действия и предполагал, что все должны неукоснительно выполнять его распоряжения. И в этом отношении был ужасно неуступчив.
По правде говоря, Дженис было очень обидно и унизительно, что ее оставили одну с друзьями Холси, которые явно не испытывали к ней ни теплоты, ни доброжелательности. Кажется, теперь она понимала, почему герцог, такой завидный жених, вынужден постоянно быть настороже и держать оборону. Но эти двое?
Их поведение было ей совершенно непонятно, и, как ни ломала голову, объяснения ему Дженис не находила, однако пасовать в сложившейся неловкой ситуации не собиралась.
Лакей проводил их в просторное помещение, увешанное картинами, в основном с изображением лошадей. Здесь преобладали красные тона: в узорах тканей, росписи ваз и фарфоровых чашек, стоявших на чайном подносе. Перед камином лениво разлеглись собаки.
Это была чисто мужская гостиная, которой явно недоставало женской руки, Дженис об этом невольно подумала, пока усаживалась перед низким столиком, где стоял чайник, над которым поднимался пир. Она надеялась, что Изобел и Оскару тоже предложат перекусить, но пока скорее всего у них не было такой возможности: горничной предстояло разобрать чемоданы Дженис, а кучер, без сомнения, отправился в конюшню к лошадям.
Нужно признать, она надеялась также, что и мистеру Каллахану предложат чаю, хотя ей совершенно не следовало беспокоиться по этому поводу, как не следовало думать о его крепких ногах и широких плечах, а также о том, как он целовал ее, словно никак не мог насытиться. Дженис крайне необходимо было напомнить себе, что у нее имелись серьезные опасения на его счет, каким бы выдающимся образцом мужественности он ни был.
Экономка, пожилая женщина с необъятной грудью и добрым круглым лицом, неслышно вошла в комнату и тихо, едва ли не шепотом, сказала:
– Не обращайте на меня внимания, милорды и миледи.
– Благодарю вас. – У Дженис возникло чувство, будто своим приездом она нарушила порядок в хорошо налаженном хозяйстве.
Изобел любила разбирать вещи своей хозяйки не спеша, так что на нее как на компаньонку в ближайшие часы рассчитывать не приходилось, и до приезда миссис Фрайди бедной пожилой женщине придется пренебрегать своими повседневными обязанностями. Экономка уселась у окна и открыла маленькую книжку, которую достала из кармана фартука.
Лорд Ярроу, длиннолицый мужчина с крючковатым носом и черными как смоль волосами, устроился в кресле напротив Дженис и томно, вроде как от скуки, проговорил:
– Значит, вы падчерица Брэди, дочь его второй жены?
Дженис терпеть не могла этот модный тон, но собрала все свои эмоции в кулак и спокойно, как светская барышня, произнесла:
– Вы совершенно правы, сэр, хотя мои родители не делают различия между детьми. Мы все одна большая счастливая семья.
– Счастливая? Действительно? – Как и следовало ожидать, в голосе старшего из джентльменов, явного любителя выпить лорда Раунтри, с короткими седыми баками и двойным подбородком, не было и намека на то, что это его и вправду интересует. Откинув фалды своего фрака, он уселся на обитую красным шелком кушетку.
– Да, именно так. – Дженис протянула ему наполненную до краев чашку.
– Ваша старшая сестра очень красива. – Лорд Ярроу уставился на нее с откровенным любопытством, будто надеялся, что она вспылит.
Только его ждет разочарование: Дженис давно привыкла слышать подобные комплименты в адрес сестры и вопреки ожиданиям окружающих очень гордилась родством с Маршей.
– Вы совершенно правы: Марша самая красивая женщина в Лондоне… после мамы, конечно.
Свои слова она сопроводила милой улыбкой, хотя далась она ей ой как нелегко. Дженис больше всего хотелось удалиться в отведенную ей комнату, помыться и забраться в постель с хорошей книгой, а не болтать о пустяках с этими уставшими от жизни джентльменами, на которых она не обратила бы внимания, даже будь они последними мужчинами на земле. Они определенно не выдерживали сравнения с герцогом… или с Люком Каллаханом.
О господи! Опять он… Дженис так разволновалась, что плюхнула в свою чашку аж два куска сахару. Его светлость – вот мужчина, о котором ей следует думать, строго сказала она себе. Да, выглядит он устрашающе, ему нет дела до остального мира, но действует так, как подобает герцогу.
И все же – к чему себя обманывать? – его поведение ни на йоту ее не впечатлило, чего не скажешь о груме, который поступил так, как следовало бы герцогу.
Мистер Каллахан повел себя неприлично и совершенно недопустимо, но тем так восхитительно!
Дженис глубоко вздохнула и, подняв взгляд от своей чашки с чаем, увидела, что лорд Раунтри сидит, закинув ногу на ногу. И в тот же миг зрелище других ног всплыло перед ее мысленным взором, а вслед за этим жар охватил то место, где соединялись ее собственные… Ощутив сильнейшее чувство вины, так что даже в висках застучало, Дженис отхлебнула глоток чаю, невольно задавшись вопросом, что сие значит: распутница ли она или просто любительница фантазировать?
Ее мать в любом случае была бы шокирована.
Дженис возблагодарила Господа, когда со стороны лестницы послышался женский смех и приглушенные звуки шагов. Мужчины прервали беседу, когда в комнату вошли три женщины, элегантно одетые, но, как показалось Дженис, собиравшиеся в спешке, даже как будто не вполне проснувшиеся, что довольно странно в этот час.
– Извините за опоздание, – проговорила с сильным американским акцентом одна из женщин: в бордово‑фиолетовом муслиновом платье, с копной черных локонов над прелестным лицом с тонкими чертами. – Мы легли далеко за полночь… читали романы. – Зевнув во весь рот, она плюхнулась на кушетку рядом с лордом Раунтри и протянула руку Дженис: – Я Лилит Бренсон из Бостона.
Несколько секунд та смотрела на нее, не зная, как быть, затем поставила чашку и тоже протянула руку. Мисс Бренсон крепко сжала ее ладонь и энергично встряхнула:
– Приятно познакомиться.
– Мне тоже. – Пусть Дженис и несколько шокировало поведение гостьи герцога, но так хотелось с кем‑нибудь познакомиться, что она решила не обращать внимания на такую ерунду. К тому же повстречать светскую даму из Америки, в особенности такую раскрепощенную, большая редкость. – Я леди Дженис Шервуд, дочь маркиза Брэди.
– Мне приходилось слышать о вашей сестре, леди Чедвик, – вступила в диалог юная леди с каштановыми волосами и ясными зелеными глазами, но в несколько старомодном желтом шелковом платье. – Я леди Опал, а это моя сестра, леди Роуз.
– Приятно познакомиться с вами обеими. – Дженис улыбнулась, порадовавшись за них, поскольку знала, как это здорово – иметь сестер, и внезапно почувствовав, как соскучилась по своим.
Роуз не была красавицей: лицо веснушчатое, волосы цвета соломы, да и одета не ахти. Дженис могла бы поклясться, что рукава ее нежно‑голубого платья изрядно потерты, хоть она и не старалась приглядываться.
Несмотря на то что туалеты сестер оставляли желать лучшего, девушки, казалось, совершенно не комплексовали по этому поводу. Они обе не были хорошенькими, так что ни одна не затмевала другую, но в то же время чем‑то привлекали. Ямочками на щеках, вздернутым носиком и губами в форме сердечка.
Дженис налила девушкам по чашке чаю и поинтересовалась:
– Вы здесь тоже по приглашению вдовствующей герцогини?
В ее тоне сквозило явное сочувствие. Возможно, они тоже оказались в неловкой ситуации, как и она, – тогда становилось понятным отсутствие у них компаньонок, которые определенно необходимы в таком возрасте.
Оба джентльмена явно забавлялись, наблюдая за их общением.
– О нет! – от души рассмеялась Лилит. – Я приехала самостоятельно, когда прочитала о лошадях герцога Холси. У меня дома есть собственная конюшня, вот я и подумала, что он не станет возражать против визита американской наследницы, хорошо разбирающейся в лошадях. – Подмигнув Дженис, девушка добавила: – Только об этом не должен узнать мой отец – для него я отправилась в Лондон, навестить школьную подругу.
Дженис была шокирована, но постаралась не показать этого.
– А мы остановились здесь по пути на север, в Манчестер, – объяснила леди Роуз с приветливой улыбкой, – к нашей тетушке.
– Покойная матушка была знакома с матерью герцога, – добавила леди Опал. – Вот мы и решили завернуть сюда с визитом вежливости.
– Понимаю, – проговорила Дженис, изо всех сил стараясь убедить себя, что так оно и есть, только ведь сестры тоже не упомянули о приглашении.
– Наша обычная компаньонка приболела, когда мы собрались ехать, – сказала леди Роуз, – но должна прибыть со дня на день. Как только она приедет, мы продолжим путь на север.
– Эта их компаньонка, должно быть, смертельно больна, – хмыкнула Лилит, повернувшись к Дженис. – Они здесь уже целый месяц.
Леди Роуз услышала ее замечание и, будто в раздумье, нахмурила лоб.
– А вы здесь уже… три недели, да?
– Именно так. – Лилит в ответ сердито посмотрела на нее и одним глотком осушила свою чашку, что дало повод мужчинам обменяться довольными взглядами. – Но если бы кто‑нибудь сказал, что я нуждаюсь в компаньонке, я бы послала его подальше: никто не смеет указывать мне, богатой американке.
«Боже милостивый, – подумала Дженис, – как, должно быть, замечательно быть такой свободной!»
Но в то же время не считаться с фактом, что гостьи выглядели в высшей степени сомнительно, она не могла. Ее матушка придет в ужас, если узнает, что Дженис была в их компании, что уж говорить о мужчинах с их дурными манерами… Об этом вообще не хотелось думать.
Ей доводилось видеть, как отец тоже порой отбивался от сомнительных посетителей: богатые и облеченные властью всегда притягивают к себе людей разного сорта. Конечно, будь герцог Холси женат, подобных неловких ситуаций наверняка не случалось бы. Хозяйка поместья следила бы за тем, чтобы дом содержался должным образом, а гости прибывали только по приглашению, исключительно с блестящей репутацией и с надлежащим сопровождением.
Бедный герцог! Ему необходимо жениться, и как можно скорее, только вот Дженис вряд ли станет кандидаткой на роль герцогини. Неделя – недостаточный срок, чтобы завоевать герцога, в особенности если он, судя по всему, только и ждет, когда она уедет.
Как бы то ни было, он ее абсолютно не привлекает, пришлось наконец признать Дженис, и стоило этой мысли промелькнуть в ее голове, как предмет ее размышлений величаво вошел в гостиную в полном блеске царственного величия, с сознанием своей непререкаемой власти.
– Бабуля потребовала королевские регалии, – вздохнул герцог. – Их я, конечно, предоставить не мог, поэтому ей пришлось довольствоваться чашечкой чаю.
