Текст книги "Отец (не) моего ребенка (СИ)"

Автор книги: Кира Фокс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

36. Евгения

День не задался с самого утра. После разговора с Авериным я была сама не своя. Что он имел в виду, когда спрашивал о том, что противен мне? В качестве кого? Отца ребенка? Мужчины? Работодателя? Сомнения и вопросы раздирали меня, мешая сосредоточиться на делах. Даня тоже был каким-то чересчур спокойным и даже вялым. Поначалу не придала этому значения – накануне он эмоционально вымотался и, возможно, сегодня был просто не таким активным. Но в обед уже стало понятно, что что-то не так – мальчик плохо ел, начал капризничать, а взгляд у него был каким-то потухшим.

– Даня, ты плохо себя чувствуешь? – спросила у него.

– Голова болит, – пожаловался тот.

Потрогала его лоб, и тот мне показался горячее, чем должен быть.

– Тогда пошли за аптечкой. Она ведь должна где-то быть?

– Я не знаю, – вяло ответил сын.

Пришлось сходить к Вале.

– Что-то случилось? – тут же насторожилась та.

– Мне кажется, Данька заболел.

– Так давай врача вызовем.

– Хочу температуру измерить. Есть аптечка?

– Конечно!

Валентина принесла мне электронный градусник вместе с ртутным.

– Григорий, конечно, ругается, но я предпочитаю тот, что старый и проверенный.

– Спасибо, – поблагодарила ее и вернулась к ребенку.

Мы поднялись в детскую.

– Мам, а я заболел, да? – спросил малыш, пока я включала термометр.

– Не знаю, зайка. У тебя что-то болит, кроме головы?

– Горло першит немного.

Температура оказалась чуть выше нормы – тридцать семь и три. Вообще Даниил не был болезненным ребенком. Мне в этом смысле очень повезло. Воспитатели не уставали удивляться, какой крепкий у меня сын. За все время я брала больничный от силы раз пять. И потому не стала сразу паниковать.

– Мам, я спать хочу. Можно?

– Конечно. Я отменю твои занятия. Полежи, а я пока схожу предупрежу Григория.

Управляющий нашелся на первом этаже.

– Я бы хотела отменить уроки у Дани. Еще есть время – позвоните, пожалуйста, педагогам.

– Что-то случилось?

– У него небольшая температура. Думаю, ему стоит отлежаться.

– Тогда надо вызвать врача.

– Да, разумеется, – растерялась я. Сын если и болел простудой, то обычно без высокой температуры и мы справлялись подручными средствами. Но если была возможность, то глупо отказываться.

Врач приехал спустя полчаса. Уснувшего малыша пришлось разбудить. Он послушно высунул язык, дал себя послушать и снова улегся спать. Доктор оставил назначения, которые я и так знала, а затем ушел.

Но к вечеру состояние у Дани только ухудшилось. Он стал совсем вялым и не хотел абсолютно ничего. Приходилось по долгу уговаривать выпить морса или воды. Даже любимые яблоки отказывался есть.

Я места себе не находила. Ни разу еще малыш не болел вот так – подойдя к спящему мальчику, положила руку на лоб, но тот оказался таким горячим, что я тут же взяла градусник, чтобы проверить.

Тридцать девять!

Бегом побежала искать Григория – нужно было снова вызывать врача. Но, как назло, управляющего никогда не было. Уже собиралась идти на кухню или к охране, но наткнулась в коридоре на Аверина.

– Женя, что-то случилось? – спросил тот, видя мое состояние.

– Данька… – выдохнула я. – У него температура не спадает. Вызови ему врача.

– Да, конечно.

Я не сомневалась, что мужчина сделает все, как надо, и поднялась обратно. Данька был таким горячим, что было по-настоящему страшно. Такой бледный, болезненный.

– Как он? – тихо спросил Александр, заходя в детскую.

– Температура держится.

Он присел рядом, напряженно глядя на сына.

– Врач скоро будет. Григорий сказал, что днем приезжал педиатр и заверил, что ничего страшного – обычная простуда.

– Так и было. Но к вечеру стало хуже.

Дальше мы сидели в тишине. Спустя пятнадцать минут в детскую вошел врач – мужчина лет сорока – в сопровождении Григория и, по-видимому, медсестры. Пришлось снова разбудить ребенка, от чего тот был не в восторге – закапризничал и начал гундеть. Пока доктор пытался его послушать, я старалась всячески отвлечь сынишку.

Наконец, все закончилось, и я уложила его обратно. Даже накрывать не стала – такой горячий он был.

– У ребенка ОРВИ, так что паниковать не стоит, – успокоил меня врач. – Однако наблюдать, конечно, нужно очень внимательно. Высокая температура очень коварна.

– Что нужно? Лекарства? Врачи? – цепко спросил Аверин.

– Назначения оставлю. И побольше пить, есть по возможности. И еще нужно сделать клинический анализ крови – медсестра быстро все сделает.

– Он никогда не болел с такой высокой температурой, – сказала я, нервно теребя край кофты. – Он вообще практически не болеет.

– Что ж, все когда-то бывает в первый раз. Но вы не волнуйтесь, мамочка. Понимаю, для вас это кажется катастрофой, раз вы не встречались с этим раньше. Мальчик у вас сильный, но пренебрегать лечением не стоит.

– Конечно, мы будем все соблюдать, – заверил его Александр.

– Организм справится. Главное не упустить. Завтра утром я еще раз приеду, если вам так будет спокойнее.

Как только анализ взяли, мужчины ушли, а я осталась с Данькой. Само собой, от других мам я слышала о том, как болели их детки и про высокую температуру, и все эти ОРВИ. Но даже не подозревала, насколько тяжело может быть ребеночку.

Через полчаса отец мальчика вернулся с лекарствами. Дали необходимые таблетки малышу, предварительно снова разбудив бедного. Я собиралась остаться с ним на всю ночью. Просто не могла сидеть у себя, боясь пропустить, что Дане станет плохо. То и дело проверяла лоб и, только когда температура стала спадать, хоть немного расслабилась.

– Жень, может, выпьешь чаю? – раздался тихий голос Аверина. Оказывается, я даже не заметила, как тот вернулся. Да я вообще смотрела только на сына, ловя каждый его вдох.

– Нет, спасибо, – отмахнулась я.

– Как он?

– Температура стала снижаться.

– Хорошо. Тебе тоже надо прилечь.

– Я посижу с ним. Вдруг проснется или хуже станет.

Мужчина ушел, не став со мной спорить, а я прилегла рядом с Даней. Иногда он ворчал во сне что-то, и я тут же просыпалась, проверяла лоб ребенка, но тот казался не горячим.

Проснулась около шести. Тело затекло от неудобной позы, и пришлось встать размяться. Противно ныло в висках. Даня спал, разметавшись на постели. Измерила температуру, та оказалась чуть выше тридцати семи. Это настораживало. Пока ребенок спал, пошла вниз, чтобы принести еще воды. На первом этаже столкнулась с хозяином дома. Выглядел тот помятым и невыспавшимся. Всегда идеальная прическа была испорчена.

– Как он? – тут же спросил мужчина.

– Кажется, температура снова поднимается. – Александр нахмурился.

– Ты как? Выглядишь не отдохнувшей, – заметил он. Но я лишь отмахнулась и пошла в сторону столовой. Сейчас было все равно, как я выглядела. Главное, чтобы ребенок поправился.

37. Александр

Впервые за долгое время я испытывал настоящее волнение. Не предвкушение перед заключением долгожданного контракта, не стресс, когда сделка вот-вот сорвется. Нет.

Волнение за близкого человека. Сам не заметил, как Даниил пробрался в мое сердце. Я так привык, что с ним все в порядке, что воспринимал всегда как должное.

В детстве я не часто болел, но каждый раз это было неприятно. В детском доме ты мало кому интересен. И если нет товарищей или единомышленников, если ты одиночка, то и волноваться за тебя некому. Ко мне никто никогда не приходил, не поддерживал. Медсестра лишь назначала лекарства, давала таблетки и все. Никто не сидел со мной, когда была температура, никто не развлекал, когда все казалось серым и унылым. И я не знал, как облегчить малому состояние. Все что я мог – вызвать врача и следовать его указаниям.

И все же было неспокойно. Я плохо помнил своих родителей – лишь обрывочные воспоминания. Далеко не все из них были светлыми. Отец был довольно жестоким человеком и не гнушался наказаниями ремнем. Мать постоянно с ним ругалась, иногда даже нам с братом попадало, если было совсем паршиво. Андрей был старше меня на три года. Я плохо помнил его – только какие-то вспышки. Наверное, нашу семью нельзя было назвать образцом для подражания. А потом одним дождливым вечером все оборвалось. И не осталось ни отца, прикрикивающего при малейших огрехах, ни матери, которая хоть изредка, но все же одаривала нас лаской, ни брата, который вечно подначивал меня, дразня мелким… Все потонуло в тумане прошлого.

И сейчас впервые я искренне переживал за кого-то постороннего. Конечно, слова врача успокоили, но тем не менее ночью почти не спал. Видя настрой Жени, не стал ей мешать. В конце концов, она явно лучше меня разбиралась в происходящем.

Утро выдалось хмурым. В глаза словно песок насыпали, а ведь нужно было собраться и ехать в офис, разбираться с текущими заказами. Но мне было неспокойно. А уж когда Воронцова сказала, что у ребенка снова стала подниматься температура, и подавно. Не стал дожидаться – вызвал врача.

Когда есть деньги, возможностей куда больше. Так что уже через полчаса Григорий встретил педиатра, и мы вместе поднялись к сыну.

Евгения стояла бледная, задавала вопросы по поводу лекарств и дозировок. А я испытывал неприятное ощущение от того, что был лишним. Даня выглядел лучше, но по-прежнему бледным и вялым. И постоянно жался к Жене. Получив назначения, передал их Володе, чтобы тот съездил в аптеку.

Уже прошло время завтрака, и мне давно следовало быть в офисе – секретарь оборвал телефон, а я все не решался уехать. Пока раздумывал, в коридор вышла Женя, держа ребенка на руках. Тот, словно маленькая обезьянка, обхватил ее ручками.

– Пойдем поедим, – пояснила она, заметив мой вопросительный взгляд.

– Давай я сам, – предложил, протянув руки к ребенку. Тот заканючил, вцепившись в девушку.

– Даниил, – строго произнес я. – Ты уже тяжелый. Давай я отнесу тебя.

Очень неохотно ребенок подчинился. Однако уцепился ладошкой за руку Воронцовой. Пришлось идти втроем. Было не очень удобно, но мы справились.

Валентина уже суетилась, поставив на стол тарелку с бульоном.

– Давай, надо покушать, – стала уговаривать Женя сына.

– Не хочу, – вредничал тот. – У меня голова болит.

Его упрямство раздражало. Кроме того, я видел, что сама девушка тоже была измотана – скорее всего, плохо спала, а то и вовсе просидела всю ночь в детской. И все же она продолжала терпеливо увещевать маленькое создание, раз за разом объясняя одно и тоже разными словами.

Это настолько поразило меня, что стало не по себе, – словно я подсматривал за чужой жизнью, и по большому счету места мне тут не было. Попрощавшись, все же поехал в офис.

Стоило зайти в кабинет, как ко мне заявился Рокотов.

– Ты поздно, – заметил тот. – И выглядишь неважно.

– Даниил заболел. – Тот приподнял брови.

– Что-то серьезное?

– Кажется, ОРВИ.

– Значит, ерунда, – отмахнулся тот. Мне это не понравилось, но акцентировать внимание не стал. – Надо поговорить.

– Что опять?

– Помнишь, ты просил разузнать насчет земли по Горьковскому шоссе.

– Ну?

– Так вот, ее выставили на продажу. Но без громкой огласки. Собираются продать своим.

– Ого, – удивился я. – И когда аукцион?

– Через пару-тройку недель. Потом, конечно, официальный тендер, но сам понимаешь…

– Есть шанс попасть туда?

– Я постараюсь получить пригласительный.

– Спасибо, Влад. Это будет очень кстати, если все же от текущего тендера придется отказаться.

– Потом поблагодаришь, – усмехнулся тот. – Но с Шумским пока тишина. Его парни так и не раскололись, а сам он прямо образец правильного бизнесмена. Даже штрафов за неправильную парковку нет.

– А насчет Даниила? Узнал, кто слил информацию?

– Нет, – помрачнел Влад. – Тут пока глухо.

– Неужели невозможно найти концов? – не поверил я. Тот лишь развел руками. – Ладно. Держи меня в курсе.

Домой поехал пораньше. Знал, что, если бы что-то вышло из-под контроля, Григорий бы сразу связался со мной, и все равно что-то тревожило.

Сын выглядел по-прежнему болезненно. Бледный, неактивный. На мой вопрос Женя кратко пересказала, как прошел их день, и ушла. Она сама была не своя все это время. Ее переживание, волнение за моего сына настолько разительно отличалось от того, что видел в детстве я, что даже не верилось. И я был очень рад, что у Даниила была она. Сейчас я в полной мере понял, что означало понятие “мать”. Если до этого я еще сомневался, то теперь окончательно понял – Женя никогда не предаст своего ребенка и всегда будет на его стороне. И это мне нравилось. Именно такой и должна быть мама – любящей, заботливой, переживающей за свое чадо.

Но я не видел этого в своей жизни и не верил Воронцовой изначально. Было ли еще не поздно исправить то, что я сделал?

38. Евгения

Через пару дней Дане стало легче – температура окончательно спала, и ребенок стал похож на себя – улыбался, играл, интересовался книгами и игрушками. И только тогда меня наконец отпустило – все это время я жила в постоянном напряжении. Да, ничего катастрофического не случилось, но видеть, как плохо моему мальчику, было сложно. Я спала рядом с ним, просыпаясь от каждого шороха. И сейчас была похожа на сомнамбулу. Валя неодобрительно цокала, говоря, что зря себя загоняю. А я просто не умела по-другому. У меня никого не было, кроме Даньки. И я отдавала себя всю ему. Не могла иначе. Александра в эти дни как подменили – он был сдержан, спокоен и задумчив. Постоянно интересовался состоянием сына, приезжал раньше и, как правило, проводил с тем время. Пусть и недолго.

Каждый день к нам приезжал врач. Анализы подтвердили его диагноз, но он педантично осматривал, проверял, что ситуация не ухудшилась. Может, в этом не было смысла, но Аверин настоял, а я не спорила. Лучше перестраховаться, если была такая возможность.

Сегодня мы впервые вышли на улицу перед ужином. Просто немного подышать воздухом. Прогулялись по саду, а на обратном пути встретили хозяина дома. Тот, увидев нас, нахмурился.

– Почему вы на улице? – недовольно спросил, смеряя тяжелым взглядом.

– Вышли немного подышать свежим воздухом, – объяснила я. – Температуры больше нет.

– Это неоправданный риск, – пресек он мои слова. – Пока врач не разрешит, сидите дома.

– Но…

– Никаких “но”. Домой. Быстро.

Ребенок притих и не встревал в разговор. Так что пришлось подчиниться и вернуться в дом. Ужин прошел в напряженном молчании. Недовольство Александра давило, мешая расслабиться. Поэтому я старалась поскорее закончить с едой. Даня несмотря на то, что чувствовал себя лучше, ел по-прежнему без особого аппетита. Поэтому, как только он закончил мучить пюре, дала ему лекарство и повела наверх.

Измерив на всякий случай температуру, предложила поиграть в роботов, которые уже несколько дней пылились на полке.

Через час малыш стал тереть глаза, и мы пошли умываться. А еще через полчаса он уже спал.

Я собиралась пойти в ванную, чтобы тоже умыться, как в детскую вошел Аверин.

– Как он? – тихо спросил он.

– Уснул.

– Как температура?

– В норме. Сегодня не поднималась.

Отвечала ровно, стараясь не выдавать своих эмоций и не встречаться взглядом с мужчиной.

– Возможно, я был сегодня резок, но это только ради него, – чуть погодя произнес Александр, подойдя поближе.

– Я поняла.

– Что ты поняла? – раздраженно спросил он.

– Что ты руководствовался соображениям безопасности. Как и всегда.

– Так и есть.

– Говорю же – поняла. Просто не стоило запрещать так… грубо. Даня – очень понятливый ребенок. И с ним всегда можно договориться по-хорошему. Просто постарайся объяснять в следующий раз, а не бросаться запретами. – Он лишь неопределенно повел плечами и ничего не ответил. – Может, это не очевидно, но мальчику нужен отцовский взгляд и мнение. Это очень важно.

– Не уверен, что разбираюсь в этом, – отвел взгляд мужчина. – Ты мать, тебе виднее.

– Что? – сорвалось с моих губ раньше, я чем подумала. – Что ты сказал?

Александр тяжело вздохнул и подошел ко мне, встал рядом, практически нависая надо мной.

– Это очевидно, но тебе нужно, чтобы я озвучил это, да? Просто действий мало?

– Каких действий?

– Ты здесь, с Даниилом. Этого недостаточно? Нужно, чтобы я признал свою вину на словах? Ты этого добиваешься?

– Я? – искренне удивилась в ответ. – Просто хотела помочь…

– Помоги сыну выздороветь и быть счастливым, – отрезал тот и вышел из комнаты, оставляя меня в полном недоумении. Неужели мужчина все же принял, что я – полноправный родитель Дани? От этого радостно забилось сердце. Я даже не смела мечтать о подобном, ведь это было просто потрясающе. И только тут до меня дошло, что Аверин больше не ругался за то, что у Дани иногда проскакивало совсем не то обращение, которое должно бы… Поначалу я списывала это на то, что хозяин дома проявил терпение и понимание. Что если он правда осознал ошибку, но признать вслух для него оказалось неприемлемым? Да, это было неправильно, но… Я была рада и такому раскладу. Мы с Даней вместе. А с остальным – разберемся постепенно.

39. Александр

Настроение было ни к черту. Смятение, которое никак не желало исчезать, мешало вернуться к равновесию. Жене раз за разом удавалось вывернуть все так, что я все больше и больше сдавал позиции. Хотя не должен был!

Наш разговор оставил странное послевкусие. Эта девушка сумела-таки добиться от меня признания собственной неправоты. И опять же сделала это так, будто и не собиралась! Словно не думала об этом.

И, наверное, так и было, но каждый раз, каждый разговор, каждая стычка интересов оказывалась не в мою пользу. Даже когда я получал то, что хотел.

Будто колдовство какое-то!

Лежал в постели и думал о словах Воронцовой по поводу мальчишки. Зачем ей стараться наладить наши отношения с ним? Ведь для нее было куда выгоднее оставаться для сына единственной, кому тот радовался и доверял. Подсознательно я искал подвоха, хотя, кажется, утром все же сделал кое-какие выводы о девушке.

Но слишком уж жестокие уроки я получил в свое время и теперь постоянно ждал поставы.

Даже от Жени.

Но самому себе врать было глупо. В момент, когда сын обнял меня и произнес это глупое слово, во мне что-то перевернулось. Что-то, о чем я даже не подозревал. И я не знал хочу ли дать этому неизвестному чувству шанс. Ведь любая привязанность – это слабость. А я должен быть сильным, чтобы никто не смог подобраться и воспользоваться тем, что мне дорого.

Следующий день выдался непростым. Шумский все же дал о себе знать, и теперь проект, в который было вложено колоссальное количество сил, времени и денег, был под угрозой. Начиная это дело, я прежде всего разузнал о потенциальных конкурентах. И в тот момент все, у кого я консультировался, дали однозначный ответ – земля никого не интересовала. Да оно и понятно – слишком далеко от города, от коммуникаций. Вкладываться в нее, пока были варианты получше, просто не было смысла. Но не для меня. Я собирался устроить нечто грандиозное.

И теперь все рассыпалось, как карточный домик.

Весь день переговоры шли не так, как нужно, денежные переводы задерживали, а кофе постоянно горчил. Так что домой я вернулся не просто раздраженным – злым. И, переодевшись, пошел в спортзал, который уже был доделан и где наконец можно было спустить пар.

Боксерская груша – лучшее лекарство после тяжелого дня. Еще, конечно, отлично помог бы секс, но в данный момент меня так раздражали все, кто находился рядом, что о том, чтобы позвонить кому-то из подруг, не могло быть и речи.

Не сдержался бы.

Поэтому я методично выколачивал из груши пыль и чувствовал, как потихоньку начинало отпускать. Я даже не сразу заметил, что был уже не один, – только когда Даниил восторженно крикнул.

– Ух ты!

Позади него стояла Женя. Она нервно улыбалась, пытаясь призвать ребенка к порядку, но того уже понесло – он начал трогать гантели, вертеться вокруг тренажеров. А затем и вовсе подбежал ко мне и пнул своим маленьким кулачком грушу.

– Пап, я тоже так хочу.

– Прости, мы не знали, что тут занято, – подошла ближе Воронцова. – Просто Володя рассказал ему про спортзал, и я обещала, что мы сходим на экскурсию.

– Все в порядке, – сдержанно ответил я. – Но, думаю, сейчас не лучшее время.

– Да-да, я понимаю. Данечка, пойдем, зайка. Папе нужно позаниматься, а мы с тобой пока порисуем.

– Я хочу остаться! – заупрямился малец. – Я хочу с папой бить!

Я напрягся, ожидая, как девушка отчитает того и ловко уведет того из зала – так, как умела только она. Но вопреки этому она поощрила его улыбкой и кивнула.

– Если он тебе разрешит.

Даниил обернулся ко мне, и столько надежды было в его взгляде, что я даже растерялся.

– Можно? – он прижался ко мне, и снова это неясное чувство скрутило внутри.

– Можно, – кивнул в ответ.

– Ура! – чуть не подпрыгнул от радости малыш и побежал снова разглядывать гантели, выставленные у стены. – А что это такое? А зачем? А почему эта красная, а эта синяя?

Вопросы сыпались из него, как из мешка. Поймал одобрительный взгляд Евгении и резко отвернулся. Не нужно мне было этого. Она ясно дала понять, что я ее пугал. А значит, ни к чему эти переглядки. Надо было в конце концов все же позвонить той же Лиле и как следует потрахаться.

Продолжил тренировку, стараясь не обращать внимание на косые взгляды, которые нет-нет да бросала на меня девушка. Сын уже забыл, что собирался бить по груше – он стоял у очередного тренажера и пытался сдвинуть на нем блины. Краем глаза поглядывал за ним, но пока все было безопасно.

Монотонный бубнеж ребенка оказался отличным фоном, и я снова погрузился в тренировку. Пока меня не выдернул крик Жени.

– Даня!

Успел среагировать и придержать грушу, едва не попавшую по сыну, который внезапно оказался рядом.

– Научи меня! – попросил тот. – Я тоже хочу стать сильным!

– Просто сильным?

– Нет! Я буду давать сдачи и защищать маму, – гордо произнес малыш. Скользнул взглядом по Воронцовой, она прикрыла рот ладонью и отвернулась. А я почему-то был уверен, что у нее на глазах в этот момент появились слезы.

– Правильно, маму надо защищать, – произнес, отвлекая Даниила. – Ну, давай попробуем.

Какое-то время мы с сыном и правда пытались ставить тому удар. Конечно, мои попытки нельзя было сравнить с профессиональными занятиями, но кое-что у мальчика все же получилось. И он был этому очень рад.

– Мам, ты видела?!

– Да, милый.

Женя все это время не мешала нам, тихо сидела на скамейке и терпеливо ждала. А я снова задался вопросом – почему она оставила Даниила тут, почему не увела, когда была возможность?

– Ладно, на сегодня хватит, – сказал я. – Беги отдыхай, скоро ужин уже.

– А ты придешь? – робко спросил сын.

– Я? – растерялась от вопроса. – Если успею, то да.

– Приходи.

Малыш подошел к маме, и они вместе вышли из зала. Я еще несколько минут стоял, понимая, что вся моя злость, накопившаяся за день, прошла. Просто не осталось ничего. И дело было совсем не в тренировке.