Текст книги "Только одна ночь"

Автор книги: Кира Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 12

Проходит десять, пятнадцать, может быть, двадцать минут. Или лет? Трудно сказать. Я полностью утратила чувство пространства и времени. Реальность осталась где-то в офисе. Это мгновение в постели Роберта не принадлежит пространственно-временному континууму. Он рядом со мной, веки полуприкрыты, взгляд устремлен в никуда. Только теперь наше дыхание начинает постепенно выравниваться. Он кажется мягким, даже мирным, ничего общего с мужчиной, который удерживал меня и входил в меня с неистовой, неудержимой страстью, обуревавшей и мою плоть. Нет, лежащий рядом со мной мужчина тих, нежен и, может статься, немного раним.

Я ласково глажу его грудь. Это жест близости иного рода.

На его губах появляется ленивая улыбка, глаза по-прежнему смотрят в потолок.

– Я умираю, хочу покурить, – говорит он.

Этот комментарий застает меня врасплох.

– Ты куришь?

– Курил когда-то давно. Сто лет уже о сигаретах не думал, но… сигарета после секса успокаивает, возвращает обратно на землю, а после такого не знаю, сумею ли я найти обратный путь без навигатора.

– Ненавижу сигареты. Ненавижу, когда их мерзкий запах въедается в волосы и одежду людей. Мой первый любовник был заядлым курильщиком. Никогда больше не буду встречаться с курящим мужчиной.

– Черт, ну ладно, – соглашается он, в глазах вновь появляются задорные искорки. – А как насчет сигар?

Я беру подушку и бью его по голове. Он хохочет и пытается увернуться, но я сажусь на него верхом и долблю его, пока он не просит пощады. В итоге я отбрасываю подушку и ухмыляюсь. Его волосы взъерошены, и он выглядит очень молодо, несмотря на седину… почти невинно.

Он тоже смотрит на меня, пожирает взглядом.

– Ты такая свободная сейчас. Ты прекрасна, когда свободна.

У меня сжимается сердце. Я не свободна. Пока нет. Я еще официально не порвала с Дейвом.

Но мне не хочется думать об этом сейчас. Мне хочется думать об этом мужчине с растрепанными волосами и ленивой улыбкой, на котором я восседаю.

Я наклоняюсь и целую его в губы.

– Вот видишь, если бы ты курил, то не получил бы этого.

– Это лучшая антитабачная кампания в моей жизни, – отвечает он.

– Ну, Американское онкологическое общество строит свою политику на страхе и запугивании. А я… – Я наклоняюсь и снова дарю ему поцелуй, на этот раз чуть более длинный, чуть более интимный. – Я верю в пряник, а не в кнут.

Руки Роберта ложатся на мою талию, а я продолжаю целовать его в губы, в подбородок, в шею. Наши тела еще не остыли от прошлого занятия любовью, а у него уже вновь возникает эрекция, когда мои поцелуи начинают опускаться ниже.

То, что я чувствую… это чувство мне незнакомо – беззаботность, игривость, легкость… я чувствую себя легкой.

Боже, ощущала ли я когда-нибудь в своей жизни такую легкость?

Мои губы добираются до его бедер, и его руки впиваются в мои волосы, он замирает в ожидании.

Он сказал, что видит, кто я. Сказал, что только это он и хочет видеть.

Я позволяю языку коснуться вершины его копья. Его дыхание уже неровное, рваное.

Да, Роберт Дейд действительно заставляет меня почувствовать себя сильной, уязвимой, легкой… и временами напуганной.

Но сейчас я не боюсь.

Мой язык спускается вниз по его плоти, поднимается вверх. Глядя на это чудо, я поражаюсь, как оно могло поместиться во мне, не вызывая ни малейшего дискомфорта.

Но с другой стороны, с Робертом я вообще не испытываю боли. Даже когда он хватает меня за руки, тянет за волосы, прижимает к стене, даже когда говорит то, что я не готова услышать, мне не больно.

Я беру его полностью в рот, пальцы обхватывают основание копья, а вторая рука ласкает нежную плоть позади него. Он стонет, когда я двигаюсь вверх-вниз, вкушаю его, знакомлюсь с ним ближе.

Я не вижу в этом ничего неправильного. Никаких неприятных ощущений, никаких внутренних конфликтов. Удовольствие не оставляет места для сожалений.

Мне нравится его вкус; мне нравится то, что я могу с ним сделать. Я чувствую его дрожь на своем языке. Роберт наклоняется вперед, поднимает меня, но я останавливаю его.

– Нет, нет, мистер Дейд, теперь мой черед. Я устанавливаю правила.

– Да? – выдыхает он, довольно улыбаясь.

– М-м-м, да. Итак, хотите ли вы вновь заняться со мной сексом?

– Господи, да.

– Правда? Очень забавно, потому что мне кажется, что я не слышала волшебного слова.

Его улыбка становится шире, грудь тяжело вздымается.

– Пожалуйста.

– Пожалуйста? – повторяю я. Я снова сажусь на него верхом в чем мать родила, упираюсь ладонями в мускулистую грудь. – Я ждала «абракадабра», но и «пожалуйста» тоже сойдет.

И пока он смеется, я опускаюсь на него.

Смех прерывается, улыбка остается. Я скачу на нем то быстрее, то медленнее, голова запрокинута, его ладони на моей талии, глаза на моем теле, улыбка не сходит с губ, пока страсть не стирает ее.

Но внутри я продолжаю улыбаться.

И без слов знаю, что он тоже.

Он хочет, чтобы я осталась, но я не готова к этому. Слишком много незаконченных дел. Долгие годы мне нравилось быть в отношениях. Мне нравились правила, я ценила ограничения. Но теперь меня обуревают мысли о свободе. Я знаю, что должна закончить дела с Дейвом, но не готова стать кем-то для Роберта официально. Я хочу постепенно войти в новые отношения, как входят в холодную воду. Сначала помочить ножки, погрузиться до талии, подождать, пока вода перестанет обжигать кожу, и потом уже нырнуть с головой.

Я трогаю воду ногой, но нырнуть пока не готова.

Я одеваюсь под его взглядом. Он хочет прижать меня к себе, но неохотно надевает джинсы и майку. Я достаточно долго не смотрю на него, чтобы успеть заметить еще несколько деталей интерьера. Вот то самое антикварное кресло, в котором он сидел, глядя на то, как я распахиваю для него халатик в милях отсюда.

Мой взгляд перемещается к окнам от пола до потолка. Лос-Анджелес всегда красивее ночью. Такое чувство, что звезды упали с неба и наполнили улицы своим неземным светом. Я искоса смотрю на Роберта.

– Ты всегда так жил?

– Как – так?

– Ну-у, в достатке, в гедонистической роскоши. Ты всегда водил автомобили стоимостью больше, чем ВВП какой-нибудь из стран третьего мира.

Он смеется и качает головой. Мой взгляд движется дальше; на этот раз мое внимание привлекает фотография. Рамка немного выбивается из общего стиля, грубоватая, из простого дерева. Я беру ее и вижу женщину латинского происхождения… из Мексики, Аргентины, может, Бразилии… не могу точно сказать. Ее можно назвать красивой. У нее густые черные волосы и строение лица, которое мечтает воспроизвести любой пластический хирург. Но даже на этом старом фото – ему не меньше двадцати лет – видны черные круги под глазами. Плечи немного опущены, а мужчина с кожей цвета ванильного мороженого пытается поддержать ее, но по всему видно, что он тоже устал. Кожа у него собирается в складки, когда он пытается смотреть в камеру. Улыбка настолько вымученная, что кажется, будто ему тяжело даже сказать «сыр» и растянуть губы.

– Мои родители, – поясняет Роберт у меня за спиной.

– Похоже, они любят друг друга, – говорю я, возвращая рамку на место.

– Так оно и было.

Я чувствую, как он напрягся.

– Мне очень жаль.

– Все в порядке, – вздыхает он, прислонившись к комоду. – Это случилось давно.

– Могу я спросить, отчего они умерли?

– О, от разных вещей. – В его голосе внезапно появляются нотки усталости, как в улыбке отца. – Но по большей части от неоправданного доверия и разочарования. Разочарование в непомерных дозах способно убить.

Я не знаю, как продолжить этот разговор, поэтому жду, не скажет ли он чего-нибудь еще. Но он молчит, и я просто киваю, отворачиваюсь от фотографии и пытаюсь найти свои туфли. Одна обнаруживается у кровати, вторая отлетела к противоположной стене комнаты.

– Как насчет тебя? – спрашивает он, пока я застегиваю ремешки на лодыжке. – Твои родители еще живы?

– Живы и здоровы, – говорю я, прочесывая комнату взглядом в поисках сумочки.

– Братья или сестры есть?

Я делаю вид, что не расслышала вопроса.

– Я не могу найти сумочку. Я ведь взяла ее сюда?

Роберт с минуту смотрит на меня. Он догадался, что я нарочно сменила тему, но понимает, что сейчас неподходящий момент для того, чтобы настаивать на ответе. В конце концов, сегодня я и так достаточно рисковала. Я слишком далеко вышла из зоны своего комфорта, словно внезапно перенеслась в Мозамбик.

А я туда совсем не собиралась. Я не знаю языка и законов, мне неизвестно, какая валюта тут в ходу… но – боже – какая же тут красотища!

Глава 13

Следующий день пролетает стрелой. Я едва улавливаю, как мелькают часы, минуты, секунды. Члены моей команды изливают на меня свои исследования, доклады, идеи, тревоги, замечания – чтобы я свила все это в единый узор презентации. Задача не из легких, и в других обстоятельствах у меня непременно начался бы стресс. Но не начинается. Меня невозможно затронуть. Вся эта круговерть как назойливое жужжание мухи. Как водоворот красок на картине Роберта, а я любовница, очень сильная, меня не вывести из равновесия. Я изучаю прибыли от европейских операций Maned Wolf – и чувствую его легкий поцелуй на своей шее. Я штудирую проекты отделов насчет киберпространства – и чувствую, как он прижимает мои руки к матрацу у меня над головой, я читаю планы по новым продуктам и улавливаю аромат его кожи, слышу его дыхание, ощущаю его присутствие.

Я одержима.

И когда Барбара сообщает по интеркому, что звонит Дейв, я чуть ли не отказываюсь от разговора. В мозгу тут же рождается тысяча отговорок. Я на собрании, вышла перекусить, говорю по другой линии… или, может, просто не хочу иметь дело с болью, которую собираюсь причинить ему.

– Привет, как ты? – произносит он извиняющимся тоном.

Три простых коротких слова, но они открывают крохотную дверку в моем сердце и выпускают наружу чувство вины.

– Я немного занята, – неопределенно заявляю я, надеясь, что он сам отсоединится.

– Извини, я не хотел отвлекать тебя. Но послушай, я знаю, что ты на меня злишься… ну, нам бы обговорить этот вопрос. Как насчет сегодня? В Ma Poulette?

– Думаю, мне придется задержаться допоздна. – Если бы я только могла убедить его, что не стоит тратить на меня время. Как можно заставить мужчину отказаться от тебя после шести лет преданности?

Трусость захлестывает меня с головой.

– Пожалуйста, Кейси… просто… мне и вправду надо увидеться с тобой сегодня вечером. Ты знаешь этот ресторан, так? Ну, этот, новый, в Санта-Монике? Я заеду за тобой в семь тридцать?

Каждая фраза – вопрос. Он старается убрать с нашей дороги все камни и прикатать ее.

Я колеблюсь, туманные мысли тучами кружатся в голове. Я больше не иду по дороге, которую Дейв пытается расчистить. Под моими ногами предательский гравий. От него исходит ощущение неустойчивости, непостоянства. И если по пути я упаду и поранюсь, не знаю, будет ли кто-нибудь рядом, чтобы вывести меня обратно к шоссе. Однако я выбираю именно этот вариант. Я уверена, что поступаю правильно, но даже себе не могу объяснить почему, как же я могу донести это до Дейва?

Да и надо ли?

Трусость обладает собственной силой, в которую никак не вписывается охватившая меня эйфория. Ясно одно: я кое-чем обязана этому мужчине. По крайней мере, ужином.

– Я встречусь с тобой в семь тридцать, – говорю я.

Возможно, к тому времени я вновь стану храброй…

Господи, помоги мне!

День утратил сюрреалистические краски. Я вдруг погружаюсь в него, становлюсь нетерпеливой, критичной, торопливой, как секундная стрелка часов, которая все время стремится оказаться в другом месте. После марафона собраний Барбара сообщает, что звонила Симона; сказала, что это очень важно. Но зачастую Симона считает важной какую-нибудь распродажу в «Бебе». Кроме того, у меня нет времени ей перезванивать. Я лечу домой и готовлюсь разбить сердце мужчине.

В 19:30 я распахиваю перед Дейвом дверь в белом платье до колен, без рукавов, но с не слишком глубоким вырезом. Оно прекрасно подошло бы жене политика. Волосы забраны вверх, в ушах жемчужные серьги.

– Ты идеальна, – говорит Дейв, предлагая мне руку.

Опять это слово. Я уже начинаю ненавидеть его.

Но я не признаюсь в этом, молча ожидая, пока он откроет передо мной дверцу «мерседеса». Хорошая машина, статусная, говорит о богатстве и комфорте. Но я вспоминаю вспышку адреналина в «альфа-ромео» Роберта, трепет и возбуждение у меня в крови, когда он несся сквозь темную ночь Лос-Анджелеса.

Долго ли длится подобный трепет? И хочу ли я испытать его вновь?

Не над этими вопросами мне надо сейчас думать. Я должна сказать Дейву правду. Может, за ужином, или перед ним, или после – может, в машине по пути домой. Что предписывает этикет в случае предательства?

Вина поедом ест мое сердце. Она пожирает остатки вчерашнего счастья.

Шаг за шагом. Вот и все. Если просто переставлять ноги, все будет хорошо. Сначала надо справиться с одной непосильной задачей, а потом, со временем, Дейв исцелится, и я снова стану беззаботной, как в объятиях Роберта. Да, я нарушила правила, правила Дейва, правила моих родителей, свои собственные правила… но правила для того и существуют, чтобы их нарушать.

Это была любимая фраза моей сестры… пока она не решила, что никаких правил не существует вовсе.

На окраине сознания замаячили мысли о сестре, но я не уделяю им должного внимания.

Я смотрю искоса на Дейва. Он выглядит хорошо. Мне кажется, он даже побрызгался одеколоном, что для него несвойственно. Он за пять лет так и не использовал один флакон Polo Blue.

На нем спортивный пиджак, который я купила ему в Brooks Brothers, итальянская рубашка цвета бронзового заката. Ему очень идет.

Впервые я замечаю, как он держит руль – будто это единственная вещь, удерживающая его на земле. Он нервничает? Чувствует происходящие во мне перемены?

Я внимательно всматриваюсь в его лицо, но оно ничего не выражает. Взгляд прикован к дороге, губы поджаты – то ли решительно, то ли в ожидании чего-то.

Я сдаюсь и пытаюсь расслабиться, откинувшись на мягкое кожаное сиденье. Телефон вибрирует в сумочке, но я не обращаю на него внимания. Боюсь выдать себя, если это он. Боюсь того, что Дейв может прочесть по моему лицу.

Шаг за шагом.

Я никогда прежде не была в Ma Poulette, но название мне не нравится. Это глупый каламбур, обыгрывающий французские слова «курица» и одно из определений нежности. Но англоговорящим посетителям этого не понять, а французы вряд ли сочтут подобную игру слов забавной.

Но интерьер там милый. Приглушенный свет подчеркивает пасторальное очарование. Кирпичная стена там, деревянные детали тут. Дейв называет имя, и администратор смотрит в список. Ее палец на мгновение замирает на строчке, означающей, видимо, наш заказ, она поднимает глаза и задерживается на мне взглядом чуть дольше положенного, на губах застывает задумчивая улыбка.

Что-то происходит. Это не просто ужин.

Неожиданно меня обуревает желание выбежать из ресторана. Но я не могу заставить себя сделать это. Забавная это штука – трусость. Люди считают, что она заставляет человека убежать и спрятаться, но зачастую она – проводник чего-то более мрачного. Это чувство, из-за которого ты пассивно бредешь в направлении мест и событий, которые в ином случае непременно бы отверг.

И вот меня ведут – впереди администратор, за ней мы с Дейвом. Дейв держит меня под руку. Окружающие лица сливаются в одно, когда мы подходим к закрытой двери… Другой зал, сообщают мне. Приватный.

Шаг, еще шаг, думаю я, слушая, как стучат каблучки по полу.

Администратор открывает дверь. Мы заходим, и я вижу их всех: мои родители, его родители, несколько друзей по работе, один из партнеров из фирмы Дейва, его крестный, Дилан Фриланд… также являющийся совладельцем фирмы, в которой работаю я. И конечно же у него за спиной Аша. И Симона; в ее широко распахнутых глазах плещется ужас, бурлящий и у меня в груди. Она качает головой, и я понимаю, что она хочет сказать: Я звонила. Хотела предупредить тебя. Но в то время ты решила не брать трубку.

– Я хотел, чтобы сегодня здесь собрались все те, кого мы любим, – говорит Дейв, а они сидят, сложив руки, и улыбаются нам в ожидании волшебного момента.

Дейв опускается передо мной на колено. Я не могу пошевелиться, не могу даже взглянуть на него. Взгляд будто прилип к туфлям. Шаг за шагом.

Он лезет во внутренний карман своего пиджака, пиджака, который я сама купила ему и который теперь будет иметь гораздо большее значение, чем я ему придавала. Я не буду смотреть. Я крепко зажмуриваюсь. Я не хочу этот бриллиант. Не хочу быть белой розой Дейва.

– Кейси, – говорит он; голос уверенный, настойчивый.

Я неохотно открываю глаза.

Это мой рубин. Тот самый, на который мы с Дейвом смотрели, со всеми своими недостатками, ниточками шелка и ярким кровавым блеском.

– Кейси, – вновь произносит он.

Он купил мне рубин. Внутри появляется островок тепла.

– Ты слышишь меня? – спрашивает он уже с тревогой.

Я поднимаю глаза, вижу одобрительные улыбки своих родителей, вижу поддержку во взглядах друзей.

– Я спросил, выйдешь ли ты за меня замуж, – говорит он. Думаю, он уже несколько раз произнес это. Я потерялась в рубине, в своей трусости. В своем сердце я уже отвергла эту судьбу, но меня, словно безвольную жертву, вновь привели к ней.

– Ты купил рубин, – отстраненно произношу я. – Ты просишь выйти за тебя замуж.

Я смотрю Дейву в глаза и широко улыбаюсь, ему, гостям.

– Ты просишь меня выйти за тебя замуж, – повторяю я вновь, – и мой ответ – да.

Глава 14

Хаос.

Я не знаю, как еще описать это. Гости взрываются овациями, эмоции плещут через край. Каждое рукопожатие и поздравление со слезами на глазах пугает меня. Это должен быть интимный момент, только для двух человек: для меня и Дейва. Даже в лучшие времена я предпочла бы обойтись без свидетелей.

Но времена сейчас не самые лучшие.

Я вижу, что Симона тихо стоит у стены. Куда только подевалась ее вечно бурлящая энергия? У нас с ней есть общая тайна, моя тайна, и она причиняет ей боль, а меня разрушает.

Руки матери обвивают мне шею, ее слезы увлажнили мне щеку.

– Мы так гордимся тобой!

– Я ничего не сделала, мам, – возражаю я. – Этот ужин, предложение, это все Дейв.

– А кто его выбрал? Ты! – Она смеется. – Честно говоря, я смотрю на тебя, на твой выбор и понимаю, что мы поступили правильно. – Она отстраняется и заглядывает мне в глаза. – Это хорошо, – говорит она. – Мы все хорошие.

Я слышу невысказанные слова. Моя жизнь, по крайней мере та, о которой знают окружающие, это своего рода доказательство. Оправдание провала, о котором никто из нас не упоминает. Мои рациональные и ответственные поступки – заявление миру о том, что случившееся с Мелоди – не вина моих родителей. Это ее вина. В конце концов, посмотрите на Кейси! Кейси идеальна.

Мать берет меня за руку, отец тенью нависает над ней, одобрительно улыбаясь.

– Странный выбор, – говорит она, глядя на кольцо. – Почему не бриллиант?

– Я как раз хотел бриллиант, – объясняет Дейв, отрываясь от коллег.

– Это так, но ты говорил, что не купишь мне то, чего хочу я, – напомнила ему я. – Только вчера ты не желал слушать меня.

Дейв на мгновение делается серьезным и с извинениями отводит меня в сторону.

– До сегодняшнего вечера я вел себя неправильно в отношении нашей помолвки.

– Да, – согласилась с ним я. – И я тоже.

Я заливаюсь краской, подумав о том, что кроется за этими словами.

– На самом деле я не делал тебе предложения. Я не сказал самых важных слов. Я лишил тебя сюрприза.

Я обвела взглядом зал. За словом «сюрприз» могут скрываться очень разные вещи. Это может быть улыбкой судьбы, а может и оскалом просчета.

– Я хотел исправить ситуацию, – пускается он в объяснения. – Поэтому я ввел тебя в заблуждение, позволил подумать, что не куплю это кольцо, чтобы ты еще сильнее обрадовалась, увидев его. Я собрал здесь родных и друзей, чтобы удивить тебя, ведь сама помолвка уже не сюрприз. Какой уж тут сюрприз, если мы уже ходили выбирать кольцо… – Он пожимает плечами. – Это была бы простая формальность. А я хотел романтики.

Я понимаю его точку зрения. Оглядываюсь на родителей. Они обнимаются. Мой традиционно стойкий отец на грани слез, как и мать.

Они гордятся мной. Они гордятся собой. Я живу жизнью, которую они придумали мне.

Кто-то ведь должен это делать.

Еще рукопожатия, еще тосты, шампанское льется рекой… У меня голова идет кругом. Подходит Дилан Фриланд. Он горячо обнимает Дейва и более сдержанно целует меня в щеку.

– Я верю, что ты позаботишься об этом молодом человеке, – говорит он. – Он мне как сын.

Мои губы растягиваются в неестественной, безобразной улыбке. Не нравится мне эта встреча двух миров. Она напоминает о том, что моя личная жизнь связана с профессиональным процветанием. Канат, по которому я иду, не так туго натянут, как хотелось бы, и только теперь я вдруг понимаю, что страховочной сетки под ним нет. И это нервирует.

Я прошу извинения. Мне нужен воздух. Я проталкиваюсь через толпу. С каждым шагом на меня изливаются новые поздравления. Я ускоряю темп. Мне дурно, голова кружится, я ищу дверь, выход из этого кошмара.

В итоге я выбираюсь в патио, но покоя, похоже, мне сегодня не видать. Там стоит Аша с тонкой сигаретой в руке.

– Курить запрещено, – произносит она вместо приветствия. – Даже в патио. – Она делает глубокую затяжку и выпускает дым из уголка рта. – Но иногда нам приходится нарушать правила. Ты со мной согласна?

Я стою в другом конце патио, как можно дальше от дыма, несущего с собой обещание рака легких.

– Не ожидала тебя здесь увидеть, – говорю я.

Она пожимает плечами:

– Дейв звонил в офис. Он не был уверен, есть ли у тебя на работе близкие люди, из тех, кого ты захотела бы позвать. Забавно, что спросил он об этом у меня. Как бы то ни было, я сказала, что таких нет… кроме меня.

– Мы не близкие люди.

– Нет, но мне было любопытно.

Я стараюсь сосредоточиться. Она в облегающем черном платье с вырезом на спине, открывающем гладкую коричневую кожу. Мы как ковбои Запада, только вместо черной и белой шляп на нас черное и белое платья, а пистолеты мы променяли на другое смертельно опасное, но менее явное оружие.

Но возможно, моему белому платью стоит придать оттенок серого.

– У тебя со мной проблемы? – спрашиваю я ее. Не уверена, что меня интересует ответ. Эта ночь полна куда более страшных демонов, чем Аша.

– С тобой ни у кого никаких проблем нет, Кейси, – говорит Аша и вновь пускает струю дыма. – Ты получила работу в качестве подарка от благодарного любовника, и теперь выходишь замуж и за мужчину, и за карьеру. Повезло тебе!

– Никто не дарил мне мою работу, – огрызаюсь я. – Просто я потянула за ниточку, чтобы мне помогли попасть на собеседование, вот и все.

– Верно. – Она берет пустой стакан и бросает в него окурок. Дым клубится внутри и выползает наружу, словно ведьмино зелье. – И ты прекрасно справляешься с работой. Просто будь осторожна. Потому что проблема с ниточками заключается в том, что, если продолжать дергать за них, они становятся видимыми.

Проходит еще полчаса, прежде чем Симоне удается отловить меня. Она уводит меня в туалет и проверяет, не торчат ли в кабинках чьи-нибудь ноги.

– Ты что творишь? – шипит она, убедившись, что все чисто.

– Я не могла отказать ему у всех на глазах. Перед семьей, друзьями, его коллегами… просто не могла.

Симона в отчаянии вздыхает.

– Я недооценила Дейва, – бормочет она, обращаясь скорее к себе, чем ко мне.

– Он может быть очень романтичным.

Симона пронзает меня взглядом, внимательно изучает выражение моего лица, и оно ей не нравится.

– И что теперь? – с вызовом спрашивает она. – Откажешь ему сегодня вечером? Завтра?

– Я не знаю.

– Выйдешь на сцену, когда свидетели удалятся?

Я смотрю на рубин. Я вижу лица своих родителей. Думаю о всеобщем ликовании за пределами дамской комнаты. О Дейве и его желании сделать все правильно.

Когда-то давным-давно я тоже хотела все делать правильно. Я верила в черное и белое, правду и неправду, хорошее и плохое. Но правда в том, что я не такая уж ярая сторонница даосизма. Я всего лишь выучила кое-какие положения, чтобы сдать экзамены в колледже. Достаточно, чтобы романтизировать данную философию, когда мне это удобно. Уютной дружбы с двусмысленностью я никогда не водила.

«Мы хорошие», – сказала мать, но она понятия не имеет, как далека была от истины. Я связала своего ангела и заткнула ему рот кляпом, а свой разум и тело предоставила дьяволу в качестве площадки для игр.

Могу ли я повернуть назад? Хочу ли я этого?

– Я не знаю, – говорю я.

Это ответ и на мой вопрос, и на вопрос Симоны. Я пыталась делать по одному шагу зараз, но теперь не представляю, в каком направлении мне двигаться. Поэтому я стою в туалете, сгибаясь под весом тайн и ювелирных украшений, и пытаюсь рассмотреть хлебные крошки, которые могли бы вывести меня на менее жуткую тропинку.

Дверь туалетной комнаты открывается. Это Эллис, женщина, с которой я училась на старших курсах и которая взяла меня на прием, где я познакомилась с Дейвом. Теперь мы редко видимся… три-четыре раза в год за чашечкой кофе, но сегодня она ведет себя так, будто я ее лучшая подруга.

– Я так за тебя рада! – бросается она ко мне мимо Симоны. – Я всегда говорила, что вы с Дейвом идеальная пара.

И пока она обнимает меня, Симона шепчет себе под нос:

– Идеальные, как итальянские статуи.

Дейв везет меня домой. Мое кольцо надо раскатать, оно слишком тугое.

Я дала ответ, но не приняла решения. Для меня мир перевернулся с ног на голову. И это моя вина. Винить Роберта Дейда за то, что он усложнил мою жизнь, это все равно что винить бурю за то, что она сломала плохо поставленное здание.

– Ты счастлива? – спрашивает он.

Я киваю и улыбаюсь, потому что не знаю, что еще могу сделать.

Он заруливает на подъездную дорожку и поворачивается ко мне:

– Можно подняться на чашку чаю?

Эти слова застают меня врасплох. Весьма старомодно и формально, такой вопрос мужчина обычно задает с ироничной улыбкой на третьем свидании. Но Дейв встречается со мной уже шесть лет и касался моей голой кожи куда чаще, чем любимые духи. Сегодня он во всеуслышание заявил о своем желании провести со мной остаток жизни. Он давно перешел черту, чтобы уловками пробираться в мой дом.

Но я не стала вдаваться в детали. В последнее время между нами происходит много странного, может, он чувствует себя неловко, отсюда и этот поворот в выборе слов. Итак, я веду его к себе, и, пока он стоит у двери в кухню, я выбираю из скудной коллекции вин сладкий портвейн и два хрустальных стакана.

Но прежде чем я успеваю открыть бутылку, он накрывает мою ладонь своей. Всего лишь легкое прикосновение, и все же… как же оно тяжело.

– Давненько это было, Кейси.

Я уставилась на запечатанную бутылку.

– Десять дней с тех пор, как мы в последний раз занимались любовью, – продолжает он.

– Ты считал, – поддеваю я его, но голос дрожит. Неужели и впрямь так долго? Почему я не заметила?

Потому что для меня не было никаких десяти дней. Для меня и дня не прошло. Ранним утром я еще была с Робертом Дейдом.

Дейв передвигает руку к запястью и кладет палец на пульс.

Неужели я способна на такое? Разве я могу быть с двумя разными мужчинами в течение двадцати четырех часов? И как мне потом называть себя, если не шлюхой?

Я смотрю на портвейн, стараясь не моргнуть, словно малейший взмах ресницами может прорвать плотину слез.

– Давай я налью нам выпить? – бесцветно предлагаю я. Вина делает меня робкой. Заставляет краснеть и трястись.

Дейв видит все это, чувствует мой учащенный пульс… но истолковывает иначе. Он наклоняется и нежно касается моих губ своими губами. Поцелуй мягкий, любящий, и, когда он тихонько пробирается языком ко мне в рот, я льну к нему, обнимаю за шею и крепко прижимаюсь. Страх отступает. Как все просто, удобно, безопасно. Господи, сейчас мне очень нужна безопасность.

И мне нравится, как Дейв обнимает меня, словно я великая драгоценность, достойная обожания.

Это так отличается от неуправляемой страсти, исходящей от пальцев Роберта. Я вспоминаю, как он кусает мою губу, держит за руки, не давая пошевелиться, а сам нежно целует в шею, прижимает к стене, и я приглашаю его внутрь…

Я отстраняюсь от Дейва.

– Вино, – еле слышно пищу я. – Я хочу сначала выпить с тобой.

Дейв в замешательстве, боль в его глазах рвет мне сердце. Я наклоняюсь и прижимаюсь сомкнутыми губами к его щеке.

– Всего по стаканчику. Я хочу, чтобы ты попробовал этот портвейн.

Он кивает и выходит из кухни.

Сколько раз я видела, как Дейв покидает комнату? Раньше это меня никогда не тревожило. Но теперь вид его удаляющейся спины бьет по глазам, как зловещее предзнаменование. Мне приходится сделать несколько глубоких вдохов, прежде чем руки перестают трястись, и я могу открыть бутылку.

Я нахожу его на диване. Он берет стакан, не глядя на меня. Вино темно-красное, практически черное, и эта незамысловатая деталь вдруг тоже обретает свой смысл. Комната внезапно наполняется знаками, и каждый из них тревожен.

Еще один глубокий вдох, еще несколько внутренних увещеваний и обращений к голосу разума. Надо собраться и взять себя в руки.

Дейв наконец-то поднимает глаза, острая боль практически превратилась в обвинение.

– Ты все еще злишься на меня? – спрашивает он.

О чем это он? Я ничего не понимаю.

– Я не должен был бросать тебя тем вечером, – продолжает он. – Когда ты села мне на колени и попросила… – Голос его стихает, и он опять отводит взгляд. – Я извинился, купив розы. Но если этого недостаточно, просто назови цену, чтобы мы могли двигаться дальше. Потому что это… – он делает неопределенный жест, указывая на все и ни на что конкретно, – это просто ад какой-то.

– Я не собираюсь штрафовать тебя за недопонимание. Я не злюсь.

– Но что-то ушло, – замечает Дейв. – Когда я обнимаю тебя за плечи, ты не прижимаешься ко мне, как прежде. Раньше, когда я протягивал руку, твоя ладонь так естественно ложилась в мою и растворялась в ней. А теперь этого нет, будто пазл не сходится. Сегодня я попросил тебя стать моей женой перед всеми, кто нам дорог в этом мире. Было бы слишком просить, чтобы мы отпраздновали и… – Он опять замолкает.

Я не узнаю сидящего передо мной мужчину. Я никогда не видела его таким несчастным.

И это сделала с ним я.

– Дейв, – я осторожно произношу его имя и присаживаюсь рядом. Но не протягиваю ему руку. Вместо этого я делаю глоток приторно-сладкого вина, пытаясь найти оправдание, которое не разрушит, а поможет хоть что-то сохранить.

– Я напугал тебя в тот вечер? – спрашивает он. – Скажи, что нет. Пожалуйста. Я хочу, чтобы ты чувствовала себя в безопасности. Это моя работа. Прошу тебя, скажи, что я не нарушил чего-то основополагающего. Пожалуйста.

– Нет, ты даешь мне чувство защищенности, – поспешно выпаливаю я. – Всегда.