Текст книги "Черный воздух. Лучшие рассказы"

Автор книги: Ким Робинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

– А вот и озеро Дорис, – со смехом поясняет он.

Питер безучастно глядит на кружок ровного снега посреди котловины.

– Ну, это – феномен, в основном летний, – говорит Джо.

Питер, поджав губы, кивает.

– Зато перевалом любуйся хоть круглый год, – утешает его Джо, указывая на запад.

К западу от котловины с озерцом гребень хребта, частокол черных пиков, возвышающихся над снегами, будто ныряет вниз, образуя глубокое, симметричное U, практически правильный полукруг, путь ледника, от края до края залитый синью неба. Джо улыбается.

– Рокбаунд Пасс. Подобного зрелища в жизни не забудешь. И Брайан, кажется, уже там. Пойду наверх, к нему.

Свернув на запад, Джо огибает озеро с краю, и вот перед ним склон, ведущий наверх, прямиком к перевалу. Слой снега на склоне тонок, пластик снегоступов то и дело скрежещет об обнаженный гранит. Идет Джо быстро, широким шагом, стараясь поглубже дышать. Наконец склон выравнивается, открывая вид на седловину перевала. Дующий в лицо ветер крепчает на каждом шагу, а на самом перевале достигает просто-таки ураганной силы. Рубашка на груди становится холодной, как лед, глаза слезятся, взмокшее от пота лицо сразу же обсыхает. Брайан – наверху, спускается к седловине с северной стороны. Его пронзительный крик ветер проносит мимо ушей. Сбросив рюкзак, Джо вращает руками, разминает плечи, простирает руки к западу. Вот он и здесь, на перевале.

Внизу, на западе, простирается округлая чаша цирка, вырытого тем же ледником, что высек в хребте перевал. Снега на склонах цирка почти нет, огромные гранитные «ярусы» поблескивают в лучах солнца. Вдоль долины, тянущейся от цирка к западу, белеет цепочка плоских, как блюдца, пятнышек – горных озер. К расплывающемуся, дрожащему в солнечном мареве горизонту уходят шеренги хребтов высотою пониже.

Впадина озера Дорис за спиной Джо заслоняет собою глубокую долину, оставленную их троицей позади. Стоит Джо повернуться к западу, ветер вновь яростно хлещет в лицо. На седловину перевала спрыгивает одолевший спуск Брайан, и Джо встречает товарища радостным улюлюканьем.

– Опять тут ветрено! – сообщает он.

– Тут, на перевале, всегда ветрено, – откликается Брайан.

Освободившись от рюкзака, он тоже испускает торжествующий вой, подходит к Джо, оглядывается вокруг.

– Знаешь, около года назад я, было дело, думал, что нам никогда больше сюда не попасть, – говорит он, от души хлопая Джо по спине. – И как же я рад, что ты здесь!

– Я тоже, – кивает Джо. – Я тоже.

Тут их нагоняет Питер.

– Глянь-ка, – обращается к нему Брайан, махнув рукою на запад. – Ну, разве не чудо?

Питер окидывает взглядом цирк, кивает, снимает рюкзак и усаживается за камень, прячась от ветра.

– Холодно, – жалуется он, дрожащими пальцами расстегивая рюкзак.

– Так надень свитер, – резко отвечает Брайан, – да съешь что-нибудь.

Джо, сбросив с ног снегоступы, прогуливается по перевалу, отходит от Брайана с Питером. Обнаженный камень, растрескавшийся рыжевато-бурый гранит, оброс клочьями лишайников – красных, черных, зеленых. Присев на корточки, Джо пристально осматривает разлом, подбирает треугольный, плоский осколок камня и швыряет его на запад. Камень, описав длиннющую дугу в воздухе, падает вниз.

Брайан с Питером обедают, прислонившись спинами к валуну, защищающему обоих от ветра. Там, где они устроились, довольно тепло. Брайан поглощает сыр, отрезая ломтик за ломтиком от большого бруска. Питер разворачивает на коленях тортилью, сдабривает ее арахисовым маслом из пластиковой тубы, а поверх арахисового поливает струйкой масла растительного.

Брайан, глядя на этакий кулинарный изыск, скептически щурится.

– С виду – дерьмо дерьмом, – замечает он.

– Пища есть пища, – парирует Питер. – Я думал, ты у нас – главный прагматик.

– Это точно, однако ж…

Питер уписывает тортилью за обе щеки. Брайан трудится над бруском сыра.

– Как тебе сегодняшняя прогулка? – спрашивает он.

– Читал я, будто снегоступы придуманы индейцами с Равнин, для ровной местности, – отвечает Питер, откусывая еще кусок. А в горах эти траверсы… эти траверсы – просто жуть.

– Помнится, раньше тебе здесь нравилось.

– Так то было летом.

– А сейчас еще лучше: наверху, кроме нас, ни души. Иди себе по снежку, куда пожелаешь.

– Да, подобные мысли я за тобой уже замечал. Но мне на снегу не нравится. Слишком уж много работы.

– «Работы», – пренебрежительно усмехается Брайан. – Похоже, старые добрые юридические кабинеты здорово извращают представление о работе.

Питер раздраженно вгрызается в тортилью. Похоже, он не на шутку обижен. Оба продолжают обед. До ушей их доносится очередная немузыкальная нескладушка в исполнении Джо.

– Кстати о завихах в голове, – нарушает молчание Питер.

– Ага. Приглядываешь за ним?

– Вроде как да. Только не знаю, что делать, когда он… отключается.

Брайан откидывается назад, выглядывает из-за валуна.

– Эй, Джо! – орет он. – Иди обедать!

Услышав Брайана, Джо на глазах у обоих вздрагивает, однако, неуверенно оглядевшись, вновь принимается за игру с камешками.

– Опять отрубился, – констатирует Брайан.

– Ну, так пришлось-то ему каково, – напоминает Питер. – Вот до чего доктора эти парня довели.

– Не доктора – катастрофа. Доктора ему жизнь спасли. Видел бы ты его в госпитале… Еще лет десять-двадцать тому назад быть бы ему овощем после такой-то травмы. Я, как увидел – ну, думаю: все. Не жилец.

– Да понимаю я, понимаю. Сквозь лобовое стекло пролететь – это…

– Однако ты не в курсе, что с ним проделали.

– И что ж с ним такое проделали?

– Стимулировали, как они выразились, «аксональные спрутинги» в местах разрыва нейронных связей – то есть, по сути сказать, новый мозг ему вырастили!

– Вырастили?

– Ага! Не весь, разумеется – часть. Разорванные связи и все такое. Как луч у морской звезды, понимаешь?

– Нет. Но тебе на слово верю, – отвечает Питер, снова выглянув из-за валуна и отыскав взглядом Джо. – Бр-р-р… надеюсь, они ему все, что нужно, назад отрастили. А то вдруг забудется в очередной раз, да и шагнет с обрыва!

– Не-е-е, насколько я понимаю, он просто иногда забывает человеческую речь. Мозг ведь не сразу в порядок себя приводит. Тем более здесь-то, сейчас, разницы никакой нет, – объясняет Брайан и снова откидывается назад. – Эй, ДЖО! ЕДА СТЫНЕТ!

– Еще как есть, – возражает Питер. – Вот, скажем, забыл он слово «обрыв». Само понятие, концепцию обрыва забыл и про себя думает: а пойду-ка я вниз, к озеру… и здрасте-пожалуйста, в пропасть летит.

– Нет, – успокаивает его Брайан, – это не так устроено. Понятиям язык и слова ни к чему.

– Что? – удивляется Питер. – Понятиям слова ни к чему? Шутишь, наверное? Я-то думал, это Джо у нас чокнутый…

– Нет, серьезно, – отвечает Брайан. Его обычная сдержанность быстро сменяется оживлением. – Понимаешь, чувственное восприятие уже есть акт мышления, а концепция – способ понимания, трактовки воспринятого. Одним словом, для того чтоб не шагнуть вниз с обрыва, этого хватит без всяких слов.

Несмотря на последнее заверение, он вновь оборачивается назад. За спиной его стоит Джо, кивающий, словно во всем соглашаясь с ним.

– Да, язык – это контактные линзы, – говорит Джо.

Питер с Брайаном озадаченно переглядываются.

– Контактные линзы позади глазных яблок, а сделаны они из стекла слов. Цвет достигает этих линз и отсеивается, отражается в нужном уголке мозга – скажем, в уголке «камень» или в уголке «дерево».

Питер с Брайаном переваривают услышанное.

– Стало быть, ты свои контактные линзы потерял? – рискует предположить Брайан.

Джо смотрит на него с благодарностью.

– Ну да! Вроде того.

– Так что же у тебя теперь в голове?

Джо пожимает печами.

– Хотел бы я сам это знать. Чувствую…

Облечь мысль в слова стоит ему немалых трудов.

– Чувствую: что-то не так. Может, у меня в такие моменты другой язык появляется, но в этом я не уверен. Все вокруг неправильным кажется… одни цвета, а больше ничего. Слова исчезают куда-то, понимаешь?

Брайан с невольной улыбкой качает головой.

– Хм-м-м, – глубокомысленно мычит Питер. – Похоже, нелегко тебе будет водительские права назад получить…

Все трое хохочут.

Брайан, поднявшись на ноги, прячет в рюкзак пластиковые пакеты.

– Готовы по хребту прогуляться? – спрашивает он спутников.

– Да подожди ты секунду, – откликается Питер, – мы сюда только что добрались. Отчего бы подольше не отдохнуть? Сам говорил: этот перевал – главная цель похода, а мы здесь пробыли всего полчаса.

– Дольше, – возражает Брайан.

– Все равно мало. Я устал!

– Сегодня мы одолели от силы четыре мили, – раздраженно напоминает Брайан. – Всем одинаково трудно пришлось. А теперь можно целых полдня идти вдоль хребта – здорово же!

Питер с шипением втягивает воздух сквозь сжатые зубы, задерживает дыхание, однако, решив промолчать, тоже принимается запихивать в рюкзак пакеты.

Наконец они готовы покинуть перевал. Рюкзаки и снегоступы у каждого за спиной. Брайан в последний раз поправляет поясной ремень, Питер окидывает взглядом предстоящий подъем, а Джо смотрит вниз, любуясь огромной чашей из снега и камня на западе. Миновавшее зенит солнце полыхает вовсю. Тень облака, пересекая цирк, спешит к путникам, скачком взлетает на западный склон перевала, ненадолго накрывает их троицу.

– Глядите! – кричит Джо, указывая на склон хребта, спускающийся к перевалу с юга.

Брайан с Питером поворачивают головы и видят…

Коричневое пятно… Пара рогов, ноги, мелькающие в быстром беге, перестук упавшего со склона камня вдали…

– Снежный баран! – восклицает Брайан. – Ух ты!

С этим он поспешно устремляется поперек седловины, к югу, то и дело поглядывая наверх.

– Вон он! Опять! Идемте!

Джо с Питером спешат за ним.

– Нет, ребята, не догоните вы эту тварь ни за что, – пророчит Питер.

Подъем, ведущий на юг, неровен, сплошь в валунах, так что по пути наверх приходится то и дело петлять из стороны в сторону, от одного островка снега к другому. Все трое цепляются за скальные выступы, за трещины в камне, с трудом одолевают уступы высотою по пояс. Брайан рвется вперед, Питер держится сзади. Джо с Брайаном перекликаются, обмениваясь впечатлениями о встрече со снежным бараном.

Чем ближе к гребню хребта, тем положе, легче подъем. Наконец Брайан и Джо взбираются на самый верх. Усыпанный щебнем, двадцати, а то и двадцати пяти футов в ширину, гребень практически горизонтален, но вид на юг загораживает. Брайан с Джо спешат туда, где уклон достигает высшей точки. Десяток шагов – и вдруг южная часть хребта открывается перед ними на мили вперед.

Оба останавливаются, смотрят во все глаза. Хребет пологими волнами тянется вдаль, к высокому пику, за пиком круто идет на спуск и вновь поднимается, и так – вверх-вниз, вверх-вниз – теряется в бескрайнем лабиринте черных скал. С востока крутой заснеженный склон ведет ко дну параллельной хребту долины. На западе грозно высятся голые, безжизненные зубья гор, чередующихся с углублениями котловин.

Хребет рассекает все это великолепие надвое, поднимается к небу выше всего, что только видно вокруг. Джо легонько постукивает по твердому камню носком башмака.

– Ископаемые кости. Спинной хребет одного из первых жителей земли, – говорит он.

– Кажется, я еще вижу того барана, – откликается Брайан, указывая вдаль. – А где у нас Питер?

Появляется Питер. Лицо его потемнело, осунулось. Споткнувшись о камень, он чудом не падает с ног, а подойдя к Джо с Брайаном, звучно швыряет о землю рюкзак.

– Глупо все это, – говорит он. – Мне отдохнуть нужно.

– Здесь, видишь ли, лагеря не разбить, – язвительно отвечает Брайан, указывая на россыпи щебня у собственных ног.

– Плевать, – откликается Питер и усаживается поблизости.

– После обеда мы идем всего час, – напоминает ему Брайан, – и стараемся подобраться поближе к тому барану!

– Устал я, – упрямо твердит Питер. – Устал и без отдыха не могу.

– Что-то быстро ты уставать стал!

Не на шутку разозленные, оба умолкают.

– Ребята, – мягко говорит Джо, – вот грызетесь вы то и дело – это да.

Молчание затягивается. Брайан с Питером отворачиваются друг от друга.

Джо указывает вниз, туда, где гребень хребта впереди идет на снижение. Там относительно ровно: гранитные плиты, а между ними – песок.

– Отчего бы не встать лагерем вон там? Мы с Брайаном рюкзаки сбросим и еще прогуляемся вдоль хребта. А Пит пусть отдохнет и, может, костер чуть попозже организует. Если хвороста сумеет найти.

С этим и Брайан, и Питер согласны. Все трое спускаются к будущему лагерю, в удобную седловинку.

Двое идут наверх. Одолеть пологий подъем не составляет труда, и вот они снова на гребне, на неровной тропе, усеянной осколками камня. Молнии и лед превратили голые скалы под ногами в мелкий щебень. Среди черного гранита там и сям возвышаются желтовато-бурые выступы, окруженные кольцами каменной крошки. Путники дивятся на эрратические валуны, словно бы покоящиеся на гребне хребта с тех самых времен, как он поднялся к небу, прыгают с камня на камень, поводят освобожденными от груза плечами. В очередной раз углядев вдалеке барана, Брайан указывает вперед.

– О! Видишь? – восклицает он.

– Еще бы, – отзывается Джо, но на барана не смотрит.

Заметив это, Брайан досадливо хмыкает.

Долина с востока темнеет, укрытая тенью хребта. В полудюжине ярдов за Брайаном Джо, прыгая с ровного на ровное, бубнит нараспев:

– Назови то, назови се, назови… назови-и-и… Ну и идея! Вот у меня на ногах три мозоли. Ту, что на левой пятке, я Амосом назвал.

Тут он умолкает, взбираясь на гранитный уступ по плечо высотой.

– А ту, что на правой, назвал Горбуном. А потом стер еще правую щиколотку спереди, и эту мозоль окрестил Ахиллом. И теперь, когда я их чувствую, это не боль, а что-то вроде шутки. Нытье в пятках, – продолжает он, шумно переводя дух, – будто приветы, приветы на каждом шагу: привет, Джо, это Амос; привет, Джо, Горбун здесь… Изумительно! Так мне, пожалуй, и башмаки ни к чему. Надо бы снять их!

– Не стоит. Лучше оставь, – без тени улыбки советует Брайан.

Джо улыбается от уха до уха.

Путь становится круче, гребень хребта сужается. Оба замедляют шаг, идут осторожнее. Россыпи щебня сменяются огромными щербатыми скальными выступами. Дальше приходится двигаться на всех четырех, оседлав хребет, точно лошадь: левая нога упирается в восточный склон, правая – в западный. Оба склона, особенно тот, что с запада, круто обрываются вниз. Западный, самый отвесный, блестит в лучах солнца, словно покрыт позолотой. Джо гладит ладонью стену обрыва.

Вскоре гребень снова становится шире, дальше вполне можно идти. Под ногами опять хрустит щебень. Угловатые, хрупкие пластинки камня сплошь поросли лишайником.

– Прекрасный гранит, – говорит Джо.

– Не гранит – диорит, – поправляет его Брайан. – Диорит, или габбро. Состоит из полевого шпата и еще кое-каких минералов более темного цвета.

– Э-э, ты мне голову не морочь, – откликается Джо. – Гранит помню, и хватит с меня. Вдобавок, эта штука была гранитом задолго до того, как геологи начали давать камням имена, и нечего им с именами такие шутки шутить.

Умолкнув, он приглядывается к камню поближе.

– Хотя… габбро, габбро… а что, пожалуй, мне это слово по вкусу.

Оба петляют среди валунов, взбираются на уступы. Под ноги им подворачивается глыба кварца, возвышающаяся над черным гранитом. Камень сплошь в трещинах, будто по вершине его ударили исполинской кувалдой.

– Розовый кварц, – поясняет Брайан и идет дальше.

Джо смотрит на глыбу кварца, разинув рот, опускается на колени, подбирает пару осколков, разглядывает их во все глаза, но тут замечает, что Брайан уходит вперед.

– Эх, знать бы мне все на свете, – поднимаясь, говорит он себе самому.

И вот они на вершине. Все вокруг – много ниже. Джо останавливается рядом с Брайаном. Оба молчат, замерев в считаных дюймах один от другого. К югу хребет понижается, а затем снова идет на подъем, к тому самому скальному лабиринту, которым они любовались, только-только поднявшись на гребень. Куда ни глянь, всюду горы, тянутся вдаль, разбегаются во все стороны света, каждый румб компаса украшают белые складки снегов. Не считая вольного ветра, все вокруг неподвижно.

– Интересно, куда тот баран подевался? – нарушает молчание Брайан.

Двое путников сидят на вершине горы. Порывшись в груде камней, Брайан извлекает на свет ржавую жестяную коробку.

– Ага! Не иначе баран нам подсказку оставил! – говорит он, извлекая из коробки клочок бумаги. – Имя свое вот тут написал, а зовут его… хм… Диана Хантер.

– Чушь собачья! – возмущается Джо. – Какое же это имя? Дай-ка взглянуть.

С этим он выхватывает коробку из рук Брайана, жестяная крышка отваливается, и целый вихрь клочков бумаги – штук десять, а то и двадцать, – подхваченный ветром, летит на восток. Джо достает из коробки листок, застрявший на дне.

– Роберт Спенсер, – читает он вслух, – 20 июля, 2014 год. Так это все имена… память о людях, поднявшихся сюда и решивших увековечить этакое достижение.

Брайан хохочет.

– Да кому же подобное взбредет в голову? Ведь до этого пика пешком дойти можно, – со смехом поясняет он.

– Наверное, надо бы собрать, сколько удастся, – неуверенно говорит Джо, взглянув вниз с отвесного склона вершины.

– Зачем? Ты же не сотрешь им памяти о восхождении, хоть все листки растеряй.

– Откуда нам знать, – возражает Джо и сам же смеется над собственными опасениями. – А вдруг? Подумать только: двадцать человек изо всех уголков Соединенных Штатов разом лишаются воспоминаний об этом пике! Раз – и… будто ветром все выдуло из головы. И до свидания…

С этим он машет рукой на восток. Оба смолкают. Ветер свистит в ушах. Над головой проносятся облака. Солнце склоняется к горизонту. Вскоре Джо нарушает молчание, горячо бормочет о чем-то, машет руками, а Брайан слушает друга, глядя облакам вслед.

– Ты, Джозеф, все равно, что родился заново, – наконец говорит он.

Джо, склонив голову на сторону, умолкает. Оба сидят, смотрят вдаль. Мало-помалу воздух становится холоднее.

– Ястреб, – негромко говорит Брайан.

Джо вслед за ним провожает взглядом темное пятнышко, вознесенное в небо воздушным потоком, струящимся вверх от хребта.

– Это тот самый баран, – возражает Джо. – Баран-оборотень.

– Да нет, даже движется по-другому.

– А я говорю, он.

Пятнышко, свернув к ветру, поднимается выше и выше, кружит, парит над миром, едва шевеля крыльями. Поддерживаемое восходящим потоком, оно на миг повисает над исполинским лабиринтом скал… и вдруг устремляется вниз, несется к земле куда быстрее падающего камня и исчезает за частоколом острых вершин.

– Ястреб, – выдыхает Джо. – Яс-стреб… с-с-спикировал…

Оба переглядываются.

– Туда-то мы завтра и пойдем, – говорит Брайан.

Устали оба так, что ноги не гнутся. Скользя вниз по снежным просторам, с каждым шагом одолевая по пять, а то и по десять футов, путники быстро добираются до лагеря. Идут как во сне: левой… правой… левой… правой… благо, что спуск несложен.

– А что же с тем снежным бараном? – спрашивает Джо. – Я ведь даже следов его ни разу не разглядел.

– Может, это была просто галлюцинация. Общая, – предполагает Брайан. – Как оно там у медиков называется…

– Симбиотический психоз.

– Ну и названьице…

Недолгая пауза: оба на прямых ногах, точно лыжники, съезжают с крутого снежного увала.

– Надеюсь, Пит позаботился костер развести. Дьявольский холод там, наверху.

– Особенность психического ландшафта, – говорит Джо, вновь затевая беседу с самим собой. – Ну, разумеется, отчего нет? Выглядел он примерно так, как я и ожидал, это уж точно. Неудивительно, что я путаю все на свете. Ты, вероятно, увидел мою мимолетную мысль, бежавшую на волю, в пустыню гор. Ну да, снежный баран…

Вскоре впереди, далеко внизу, среди скал, показывается седловинка, где оба оставили Питера. На дне ее мерцает желтая искорка.

Джо с Брайаном ревут от восторга.

– Огонь! ОГОНЬ!

Спустившись к песчаной россыпи среди высоких гранитных уступов, они приветствуют Питера и со всем проворством смертельно изголодавшихся бросаются к рюкзакам. Достав котелок, Джо доверху набивает его снегом и усаживается с Питером рядом.

– Долго же вас, ребята, не было, – замечает Питер. – Как там баран? Нашли?

Джо отрицательно качает головой.

– Нет, баран ястребом обернулся, – поясняет он, сдвигая котелок туда, где пламя повыше, и расшнуровывая башмаки. – Но как я рад, что ты костер сумел развести! Жуткое, небось, дело – на таком-то ветру.

– Да и с дровами тут не очень, – добавляет Питер. – Но я отыскал засохшее дерево чуточку ниже.

Джо хмурится, тычет прутиком пылающий сук.

– Можжевельник, – весьма довольный собой, говорит он. – Хорошее дерево.

Появляется Брайан. На нем стеганый пуховик, стеганые пуховые штаны и стеганые пуховые сапоги-«чуни». Питер мрачно молчит. Джо, взглянув на него, снова хмурится, с трудом поднимается, идет к рюкзаку, достает чуни, возвращается к костру и продолжает расшнуровывать башмаки. На его побелевших, сморщенных ступнях алеют мозоли.

– Скверно выглядят, – говорит Питер.

– Ничего страшного.

Жадно опорожнив котелок с растаявшим снегом, Джо набивает посудину новой порцией, возвращает ее на костер и натягивает чуни.

Все трое молча смотрят в огонь.

– Ребята, а помните, как вы в гостиной нашей квартиры бороться затеяли? – спрашивает Джо.

– Еще бы не помнить! Все бока тогда об этот ковер ободрали!

– И лампу разбили, хотя она так и так не работала…

– А после тобой овладело боевое безумие! – со смехом восклицает Брайан. – Безумие берсерка! И ты мне ухо чуть не отгрыз!

Все трое хохочут, и Питер, кивнув, улыбается, смущенный, но в то же время очевидно гордый собой.

– Пит тогда победил, – напоминает Джо.

– Это точно, – подтверждает Брайан. – Прижал меня лопатками к ковру… в данном случае к обычному, не к борцовскому. Маньяки всюду побеждают…

Питер тяжеловесно, солидно кивает, изображая официальное одобрение.

– Но вот сегодня мне бы тебя не победить, – признает он. – Совсем я из сил выбился. Не мое это, наверное, – прогулки по горам да ночлег на снегу.

– В те времена у тебя сил хватало, – уверяет его Брайан. – А сегодня ты, надо сказать, преодолел крайне нелегкий маршрут. Если честно, немногие из знакомых рискнули бы с нами пойти.

– А как же Джо? Он ведь большую часть прошлого года на спине провалялся.

– Да, но сейчас-то – вон, жмет вперед, как психованный!

– Психом я раньше был! – протестует Джо.

Все трое снова хохочут. Брайан сыплет в котелок макароны и усаживается на камень рядом с Питером, чтоб без труда дотянуться до варева. Оба заводят разговор о студенческих временах, когда все трое жили сообща. Заслушавшись, Джо улыбается и едва не опрокидывает свой котелок. Друзья разражаются возмущенными криками.

– Джозеф, – говорит Питер, – вот эта черная штука – котелок, а эта, желтая – огонь. Постарайся запомнить.

Джо улыбается шире прежнего. Вечерний бриз, подхватывая поднимающийся над котелками пар, несет его на восток.

Трое сидят у костра. Джо не спеша поднимается, осторожно идет к рюкзаку, разворачивает подстилку, достает спальный мешок, выпрямляется. Над западным горизонтом мерцает Венера. Темнеет. Старые друзья за спиной смеются над очередной репликой Питера.

На востоке небо усыпано звездами, хотя часть его еще светла, нежно-лазорева. В ушах негромко посвистывает ветер. Джо поднимает с земли камень, пристально вглядывается в него.

– Камень, – говорит он, сжимает камень в кулаке, грозит им Венере, запускает его ввысь. – Камень!

С этим он устремляет взгляд вдоль горного гребня: черные шипы драконьего хребта взламывают белизну и лазурь, точно сознание, выныривающее из хаоса, сплошной чередой тянутся вдаль…

– Эй, Джозеф! Раззява безмозглый!

– На землю вернись!

– И пригляди за своим котелком, пока он костер нам не загасил!

Джо, улыбаясь, идет к куче хвороста, подбрасывает в огонь дров, и желтое пламя, разгоняя сумрак, взвивается ввысь, к вечернему небу.