Текст книги "Хороший, плохой, неживой"

Автор книги: Ким Харрисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 29 страниц)

– Я не буду… не буду… – тяжело дышал он, и я поняла, что он балансирует на грани чего-то большего. Меня пробрала дрожь, когда он ласковыми зубами провел по моей шее. Неразличимый шепот струился в мои мысли, обращаясь к чувствам. – Скажи «да», любимая, – просил он, и настойчивое обещание слышалось в этом низком, чарующем голосе. – Скажи, любимая, скажи… дай мне и это тоже.

У меня подкашивались ноги, прохладные зубы перебирали мою кожу снова и снова, пробуя, маня. А руки твердо держали меня за плечи. Хотела ли я этого? С горячими от навернувшихся слез глазами я созналась себе, что уже не знаю. Куда меня не могла заманить Айви, заманил Кистен. Я только молилась, чтобы Кистен не ощутил этого в моих пальцах, вцепившихся в его руки, будто в последнюю соломинку, удерживающую меня в здравом уме на краю времен.

– Тебе надо услышать «да»? – шепнула я и сама услышала в своем голосе страсть.

Лучше мне умереть здесь с Кистеном, чем в страхе с Пискари.

Прозвенел звонок лифта, и двери открылись. По лодыжкам повеял холодный воздух, с болезненной резкостью я вернулась к реальности. Слишком поздно, я слишком долго мешкала.

– Флакон у меня? – спросила я одними губами, еще играя короткими волосами над ямочкой у него на шее.

Я чувствовала на себе его тяжесть, а запах кожи и шелка теперь будет для меня всегда означать Кистена. Мне не хотелось шевелиться. Не хотелось выходить из лифта.

У Киста билось сердце, я услышала, как он сглотнул.

– У тебя в сумочке, – выдохнул он.

– Вот и хорошо.

Я сжала зубы, крепче ухватила его за волосы, отдернула его голову назад и ударила вверх коленом.

Кист отпрянул, ударился в противоположную стену, кабина затряслась. Черт, я промахнулась.

Запыхавшийся и взъерошенный, он выпрямился и пощупал ребра.

– Быстрее надо двигаться, ведьма.

Откинув волосы с глаз, он жестом пропустил меня вперед. На подгибающихся коленях я вышла из лифта.

Глава двадцать седьмая

Дневное обиталище Пискари было совсем не таким, как я ожидала увидеть.

Выйдя из лифта, я завертела головой из стороны в сторону, рассматривая все вокруг. Потолки были высокие – футов десять, не меньше, белые между мягкими складками полотнищ ткани, выкрашенных в основные цвета. Широкие арочные проемы вели в столь же просторные соседние залы. Интимный уют обиталища плейбоя в сочетании с каким-то музейным духом. Я секунду потратила на поиск лей-линии и не нашла, что неудивительно: слишком глубоко я была под землей.

Мои ботинки ступали по роскошному серовато-белому ковру. Мебель была подобрана со вкусом, и кое-где попадались подсвеченные предметы искусства. Портьеры от пола до потолка через равные интервалы создавали иллюзию, что за ними прячутся окна. Между ними стояли книжные шкафы с книгами за стеклом, и каждый том казался старше, чем Поворот. Нику бы это понравилось, и я успела подумать: хорошо бы он видел мою записку. Первые намеки на возможный успех придали моей походке уверенности, которой она не заслуживала. Но может, с флаконом Кистена и запиской Нику я сумею как-нибудь ускользнуть от смерти.

Двери лифта закрылись. Я обернулась и отметила, что здесь не было кнопки, чтобы снова их открыть. И лестницы здесь тоже не было – значит, она вела куда-то в другое место. Сердце у меня резко стукнуло и снова забилось ровно. Ускользнуть от смерти? Ну-ну.

– Сними ботинки, – велел Кист.

Я наклонила голову, решив, что ослышалась.

– Что?

– Они грязные. – Он смотрел только мне на ноги, все еще раскрасневшийся. – Сними.

Я глянула на лежащий под ногами белый ковер. Он хочет, чтобы я убила Пискари, но тревожится, как бы я не измазала ботинками ковер?

Состроив гримасу, я сняла ботинки и оставила их возле лифта. Не верила я в его надежды, придется мне умирать босиком.

Но ковер под ногами был приятен на ощупь, и я пошла за Кистеном, стараясь не нащупывать в сумке флакон, который, как сказал Кист, там лежал. Сам Кист снова напрягся, выставив челюсть, и очень помрачнел – совсем не тот победительный вампир, который чуть не заставил меня капитулировать. Вид у него был ревнивый и обиженный. В точности как у любовника, который получил отставку.

Дай мне это, – звучало у меня в памяти, и я не могла унять дрожь. Интересно, просил ли он Пискари точно так же, зная, что просит крови. И еще мне было интересно, что взятие крови значит для Кистена: случайную связь или нечто большее.

Приглушенный звук уличного движения отвлек мое внимание от картины, на которой, похоже, Пискари и Линдберг пили пиво в английском пабе. Шагая медленно, чтобы скрыть хромоту, Кистен ввел меня в подземную гостиную. И дальнем ее конце имелся выложенный кафелем уголок для завтрака, а перед ним – убей меня Бог! – окно второго этажа, выходящее на реку. Пискари блаженствовал за небольшим плетеным из проволоки столиком прямо в центре этого круглого пространства, окруженного ковром. Я знала, что мы под землей, и это не окно, а всего лишь видеоэкран, но чертовски было на окно похоже.

Небо светлело с наступающим рассветом, бросая блики на серую реку. Небоскребы Цинциннати темнели силуэтами на фоне светлеющего неба. От колесных пароходов поднимался дым – там разводили пары, готовясь к первой волне туристов. Воскресный трафик был неплотен, и шум отдельных проезжающих автомобилей терялся за стуком, звонами, грохотом, неведомо откуда доносящимися окликами, создающими городской фон. Вода рябила под бризом, и у меня волосы шевелились в такт порывам ветра. Пораженная последней деталью, я подняла голову и стала осматривать потолок, пока не заметила отдушину. Где-то вдали прогудела сирена.

– Получаешь удовольствие, Кист? – спросил Пискари, отвлекая мое внимание от бегуна с собакой на дорожке вдоль реки.

Кист покраснел, даже шея побагровела, и склонил голову.

– Я хотел понять, о чем говорила Айви, – промямлил он, и вид у него был как у мальчишки, которого поймали за поцелуями с соседской девчонкой.

Пискари улыбнулся:

– Правда, потрясающе? Оставить ее вот так, непривязанной – это очень, очень забавно, пока она не попытается тебя убить. Но ведь это и есть самое интересное?

Ко мне стало возвращаться напряжение. Пискари выглядел непринужденно, сидя в легком темно-синем шелковом халате на одном из двух металлических плетеных стульев от того же стола. В руке у него была сложенная утренняя газета. Сочный цвет халата идеально гармонировал с янтарной кожей. Из-под стола виднелись босые ноги – длинные и худые, того же медового отлива, что и лысина. От этого неглиже я встревожилась еще сильнее. Вот только этого мне и не хватало.

– Красивое окно, – сказала я, думая, что оно лучше, чем у этой жабы Трента. Он бы мог сам всем этим заняться, если бы стал действовать, когда я ему сказала, что Пискари и есть убийца. Мужчины все одинаковы: получить что можешь бесплатно, а про остальное наврать.

Пискари сел поудобнее, полы халата разошлись, обнажив колено. Я быстро отвернулась.

– Рад, что вам понравилось, – ответил он. – Когда я был жив, терпеть не мог восходы. Сейчас это мое любимое время суток. – Я фыркнула. Он показал на стол: – Хотите чашечку кофе?

– Кофе? – переспросила я. – Мне кажется, это против гангстерского кодекса: пить кофе с тем, кого сразу после этого убьешь.

Пискари удивлённо приподнял тонкие брови, и до меня дошло, что он от меня чего-то хочет, иначе бы просто послал Алгалиарепта убить меня в автобусе.

– Черного, – ответила я. – И без сахара.

Пискари кивнул Кистену, и тот беззвучно удалился. Я подвинула второй стул, села напротив Пискари, поставила сумку на колени и молча посмотрела в фальшивое окно.

– Мне нравится ваша берлога, – сказала я язвительно. Пискари приподнял бровь. Жаль, что я этого не умею, но учиться поздно.

– Когда-то здесь была подземка, – сказал он. – Мерзкая дыра в земле под чьими-то причалами – правда, смешно? – Я промолчала, и он продолжил: – И здесь был шлюз в мир свободы. Иногда и сейчас бывает. Ничто так не освобождает личность, как смерть.

Я тихо вздохнула и отвернулась от окна, гадая, сколько еще этой дурацкой мудрости веков он заставит меня выслушать перед тем, как убить. Пискари кашлянул, и я повернулась обратно. В вырезе халата мелькнули черные волосы, икры, видные сквозь металлическое плетение стола, были сплошь мышцы. Я вспомнила, как горячо и быстро поднялось во мне желание в лифте с Кистеном, и осознала, что это все вампирские феромоны. Лжец. А то, что Пискари мог одним звуком пробудить во мне такие воспоминания и еще многое, вызвало очень неприятное чувство.

Не в силах сдержаться, я вскинула руку к шее, якобы убрать волосы с глаз, но на самом деле – чтобы прикрыть шрам, хотя для Пискари он был куда более отчетлив, чем, скажем, нос у меня на лице.

– Вам не надо было ее насиловать, чтобы заставить меня прийти, – сказала я, решив не бояться, а злиться. – Вполне хватило бы головы убитого коня у меня в кровати.

– А мне хотелось, – ответил он, и в его голосе была сила ветра. – Как бы ни хотелось тебе думать иначе, Рэйчел, здесь дело не только в тебе. Отчасти так, но не только.

– Для вас я не Рэйчел, а миз Морган.

Он отреагировал на это трехсекундным насмешливым молчанием.

– Я сильно избаловал Айви, и уже пошли разговоры. Настало время вернуть ее в стойло. И это доставило нам удовольствие – нам обоим. – Он заулыбался своим воспоминаниям – чуть блеснули клыки и раздался тихий, почти неслышный счастливый вздох. – Она удивила меня, зайдя куда дальше, чем мне нужно было. Я уже лет триста, не меньше, не терял самообладание до такой степени.

У меня свело живот судорогой – волна наведенного вампиром желания нахлынула и ушла. Ее мощь лишила меня дыхания, я непроизвольно потянулась удержать ее.

– Сволочь! – сказала я, вытаращив глаза, слушая стук собственной крови в ушах.

– Вы мне льстите, – ответил он, приподнимая брови.

– Она передумала, – сказала я, чувствуя, как остатки его желания умирают во мне. – Она не хочет быть вашим наследником. Оставьте ее в покое.

– Поздно. И на самом деле она этого хочет. Я не принуждал ее, когда она принимала решение – не нужно было. Она была рождена и воспитана для этого высокого положения, а когда она умрет, то обретет достаточную сложность, чтобы быть подходящим мне спутником, достаточно разнообразным и утонченным в мыслях, чтобы ни она мне не наскучила, ни я ей. Видите ли, Рэйчел, нечестно было бы сказать, что дефицит крови сводит вампира с ума и выгоняет на солнце. Это делает скука, вызывающая недостаток аппетита, который ведет к безумию. Работа над воспитанием Айви помогла мне избежать такой судьбы. Сейчас она овладевает своим потенциалом, и поможет мне не сойти с ума. – Он изящно наклонил голову. – И я ей отплачу тем же.

Он посмотрел куда-то мне за плечо, и у меня шею под волосами закололо – к нам шел Кистен. Прошелестев мимо меня (я подавила дрожь), избитый и покрытый синяками вампир молча поставил передо мной чашку кофе на блюдечке и пошел прочь. Он не смотрел мне в глаза, и в его поведении читалось подавленное страдание. Пар от чашки поднялся на три дюйма, заколыхался под искусственным ветром и улетел прочь. Я не протянула руку к чашке – усталость навалилась, от адреналина я чувствовала себя больной. Подумала о талисманах в сумке. Чего ждет Пискари?

– Кист? – тихо позвал неживой вампир, и Кистен обернулся. – Дай это сюда.

Пискари протянул руку, и Кистен уронил ему в ладонь скомканную бумажку. У меня щеки похолодели от страха – это была моя записка Нику.

– Она кому-нибудь звонила? – спросил Пискари, и молодой вампир кивнул:

– Она звонила в ФВБ. Там повесили трубку.

В полном потрясении я смотрела на Кистена. Он все видел. Он спрятался в тени, пока я держала волосы Айви, а ее рвало, смотрел, как я делаю ей какао, слушал, как сидела рядом с Айви, а она снова переживала свой кошмар. А пока я целую вечность ждала автобуса, Кистен сорвал с двери мое спасение. Никто сюда не придет. Никто.

Не глядя мне в глаза, он ушел. Донесся далекий звук закрывшейся двери. Я глянула на Пискари – и дыхание застряло у меня в горле: глаза у него были сплошь черные. Хреново.

Под немигающим взглядом обсидиановых глаз у меня вспотели ладони. С грацией свернувшегося хищника он наклонился передо мной в своем темно-синем халате, и фальшивый ветер шевелил волосы на его голых руках, загорелых и пышущих здоровьем. От его легких движений шевелился подол халата, поднималась и опускалась его грудь, когда он дышал, стараясь облегчить мне понимание. А я сидела перед ним, и до меня только начинал доходить ужас случившегося.

Дыхание пришло и ушло, и я задержала его. Видя, что я осознала свою смерть, он медленно моргнул и улыбнулся понимающей улыбкой. Еще нет, но скоро. Когда он будет не в силах больше ждать.

– Это просто умилительно, как ты о ней волнуешься, – сказал он, и сила, сочащаяся в его голосе, сжала мне сердце. – Она тебя предала с потрохами. Моя прекрасная и опасная filiola custos.[3]3
  Драгоценная дочурка (иск. лат.).


[Закрыть] Я послал ее следить за тобой еще четыре года назад, и она вступила в ОВ. Я купил церковь и велел ей туда переехать, она послушалась. Я просил ее оборудовать кухню для ведьмы и запастись нужными книгами, она сделала больше и обустроила сад, против которого нельзя устоять.

У меня похолодели щеки, колени дрожали. Вся ее дружба – притворство? Легенда, чтобы держать меня под контролем? Я не могла в это поверить. Вспоминая ее голос, когда она просила меня посторожить, чтобы солнце ее не сожгло, я не могла поверить, что все это ложь.

– Я велел ей уйти за тобой, когда ты ушла со службы, – говорил Пискари, и чернота в его глазах приобретала напряжение вспоминаемой страсти. – Тогда мы впервые поспорили, и я подумал, что нашел пункт, чтобы сделать ее своим наследником: пусть здесь она покажет свою силу и докажет, что может держаться против меня. Но она капитулировала. Какое-то время я думал, что допустил ошибку, и что у нее не хватит силы или воли выдержать со мной вечность, и мне придется подождать еще одно поколение и попытаться с дочерью, рожденной от нее и Кистена. Я был весьма разочарован. Представь же себе мою радость, когда я понял, что у нее свои планы и что она меня использует.

Он улыбнулся, показав зубы чуть больше, длиннее.

– Она в тебя вцепилась как в способ уйти от будущего, которое я для нее предусмотрел. Она думала, ты найдешь для нее способ не потерять душу, когда она умрет. – Сдержанным движением он покачал головой, и свет блеснул на гладкой лысине. – Невозможно, но она не поверила бы.

Я проглотила слюну, сжала кулаки, чувствуя, как начисто уходит чувство, будто меня предали. Она его использовала, а не подчинялась его указаниям.

– А она знает, что ты убивал этих колдунов? – прошептала я с замиранием сердца: а вдруг она знала – и не сказала мне?

– Нет, – ответил Пискари. – Я уверен, что она подозревает, но мой интерес к тебе вызван более старой причиной, не относящийся к Каламаковским поискам Святого Грааля – то есть колдунов лей-линий.

Я сдерживалась, чтобы не посмотреть на руки, сжимающие горловину сумки у меня на коленях. Потянуться за флаконом не было возможности.

Если дело не в этом, зачем Пискари нужна моя смерть?

– Это наверняка дорого стоило ее гордости – прийти ко мне, умоляя о милости, когда ты пережила нападение демона. Она была так огорчена! Трудно быть молодым. Я лучше ее понимаю, что это значит – хотеть видеть рядом с собой равного. И я еще больше рад был ее баловать, как только понял, что она меня использует без моего ведома. Поэтому я оставил тебя в живых – на случай, если она прервет свой пост и овладеет тобой полностью. Сделать тебя ее тенью – это был иронический выверт, который мне нравился. Она обещала, но я знал, что она лжет. И даже при этом я готов был мириться, если только она будет держать тебя подальше от Каламака.

– Но я же не лей-линейщица, – сказала я тихо, чтобы голос не дрогнул. Я вообще могла говорить беззвучно, и он бы услышал. – Почему тогда?

Он не дышал с той минуты, как перестал говорить. Носками ног он опирался на пол. Икры напряжены. Почти, подумала я, сдвигая пальцы к горловине сумки. Он почти готов. Чего он ждет?

– Ты дочь своего отца, – сказал он, и кожа вокруг его глаз натянулась. – Трент – сын своего отца. Порознь вы – мелкая докука. Вместе… вместе вы можете стать проблемой.

У меня перед глазами все поплыло, потом зрение вернулось, когда я встретила его взгляд и поняла, что на лице у меня написан ужас. Фотография моего отца и отца Трента рядом с желтым лагерным автобусом. Пискари убил их. Это был он.

У меня кровь сильно и тяжело забилась в висках. Тело требовало что-нибудь сделать, но я сидела, зная, что на мое движение он ответит своим.

Он пожал плечами – рассчитанное движение, которое отвлекло мои глаза на блеск янтарной кожи под халатом.

– Они слишком близко подошли к решению эльфийской загадки, – сказал он, наблюдая за моей реакцией.

Я сохранила бесстрастное лицо, и это дало ему понять, что я тоже знаю драгоценный секрет Трента. Очевидно, так и надо было сделать.

– Я не хочу, чтобы вы выяснили, докуда они добрались, – добавил он, зондируя.

Я ничего не сказала. В животе у меня перекатывался ком. Пискари их убил. Отец Трента и мой были друзьями. Они вместе работали. Работали против Пискари.

Пискари стал неподвижен:

– Он тебя уже посылал в безвременье?

Я со страхом в глубине души глянула на него. Вот оно. Вопрос, на который он хочет услышать ответ, один из многих, чтобы я не знала, какой. И как только я на него отвечу, я перестану жить.

– У меня нет привычки нарушать конфиденциальность работы с клиентами, – сказала я пересохшим ртом.

Его холодная бесстрастность дала трещину, он задышал. Едва заметно, но это было.

– Посылал. Ты нашла ее? – спросил он, удержав себя, чтобы не податься вперед. – Достаточно сохранная, чтобы прочесть?

Ее? Что прочесть?

Я ничего не сказала, отчаянно желая скрыть бьющийся в шее пульс, но хотя у него глаза почернели, моя кровь его не интересовала. И это было слишком страшно, чтобы в это поверить. Я не знала, что отвечать. «Да» – это будет спасение или гибель?

Он нахмурился, рассматривая меня в течение долгой-долгой секунды, а я слушала стук собственного сердца, и пот выступил у меня на ладонях.

– Я не могу истолковать твое молчание, – сказал он несколько раздраженно.

Я вдохнула.

Пискари бросился.

Адреналин больно ударил в кровь. Я в дикой панике оттолкнулась от стола и упала назад вместе со стулом.

Пискари отшвырнул стол с дороги – он перевернулся набок, и моя нетронутая чашка кофе оставила на белом ковре фантастический узор.

Я отползала спиной вперед, босые ноги проскальзывали по кафелю, поскрипывая. Пальцы нашли ковер, я вцепилась в него, перекатилась и бросилась прочь.

Он схватил меня за руку, я дико завизжала, вцепилась в него когтями – он глазом не моргнул. С бесстрастным лицом он провел ногтем по моей правой руке, следуя ходу голубой вены. Палец оставил огненный след, распарывая кожу, а потом – ощущение блаженства. Молчаливо и яростно я пыталась освободиться, а он держал мое запястье, недвижный, как дерево. Выступила кровь, и я почувствовала растущий во мне пузырь безумия. Нет, только не это, не могу я, чтобы меня снова растерзал вампир!

Он посмотрел на мою кровь, потом мне в глаза. И свободной рукой размазал кровь у меня по коже.

– Нет! – заорала я.

Он выпустил мою руку, я рухнула на ковер, дыша тяжело и отрывисто, ползком попятилась. Кое-как встав на ноги, с гудящим в ушах адреналином, я направилась к лифту.

Пискари дернул меня обратно.

– Сукин сын! – крикнула я. – Пусти меня, не лезь!

Он дал мне пощечину, от которой у меня искры из глаз посыпались.

Я съежилась у его ног, тяжело дыша, а он стоял надо мной, держа в руке амулет, и мазал его моей кровью. Амулет засветился красным. Руку Пискари обернуло красным туманом, и он еще дальше отпихнул упавший стул на вырезанный кругом ковер. Я подняла голову, взглянула из-под волос – узор плиток на полу образовывал идеальный круг: круг голубых плиток вокруг белого камня, одним куском мрамора. Круг вызова.

– Господи, помоги! – шепнула я, поняв, что сейчас будет, когда Пискари бросил амулет точно в центр круга. У меня на глазах энергия безвременья выплеснулась защитным пузырем. От ощущения силы другого колдуна у меня загудела кожа, будто зажглась от крови. Пискари готовился вызвать своего демона.

Глава двадцать восьмая

Пискари поднес руку ко рту слизать остатки моей крови – и дернулся.

– Святая вода? – Его бесстрастное лицо скривилось мимолетной гримасой отвращения. Полой халата он стер с себя мою кровь, только ладонь осталась слегка красноватой. – Такой ерундой мне можно разве что слегка досадить. И не тешь себя иллюзиями, я не собираюсь тебя кусать. Ты мне даже не нравишься, зато тебе было бы приятно. Вместо этого ты умрешь медленно и мучительно.

– Давай, зови его, – прохрипела я, валяясь у него в ногах. Перед глазами все плыло.

Он отодвинулся на эти сволочные восемь футов, встал между мной и лифтом и начал тщательно произносить латинские слова. Некоторые из них я узнала – эти слова произносил Ник. С участившимся пульсом я лихорадочно оглядела белую плюшевую просторную комнату, ища хоть чего-нибудь. Так глубоко под землей мне не найти лей-линии. А сейчас здесь будет Алгалиарепт. Пискари меня ему отдаст.

Он произнес имя демона, и я похолодела. Язык обволокло вонью жженого янтаря, в круге вызова образовался красный туман безвременья.

– Смотри-ка, демон, – прошептала я, подтягиваясь к упавшему столу и вставая. – Все лучше и лучше.

Покачиваясь, я смотрела, как туман раздувается, превращаясь в шестифутовую фигуру. Краснота безвременья втянулась внутрь, и открылось атлетическое тело янтарного цвета в набедренной повязке с каменьями и цветными лентами. У Алгалиарепта оказались голые мускулистые ноги, невероятно тонкая талия, великолепная скульптурная грудь, которая заставила бы позеленеть Шварценеггера. А сверху – шакалья голова с остроконечными ушами и длинной свирепой мордой.

У меня отвалилась челюсть. С портрета египетского бога смерти я перевела глаза на Пискари, с новым пониманием разглядывая внешность вампира. Он что, древний египтянин?

Пискари нахмурился:

– Я тебе велел не являться передо мной в таком виде, – сказал он сухо.

Маска смерти осклабилась, как будто была живой частью демона.

– Забыл, – протянул он невероятно низким голосом, от которого у меня кишки зарезонировали. Между зубами шакала высунулся тонкий, красный язык и облизал морду. Щелкнули зубы.

У меня застучало сердце, и Алгалиарепт, будто услышав, повернулся ко мне.

– Рэйчел Мариана Морган, – сказал он, насторожив уши. – И сюда успела.

– Заткнись, – сказал Пикари, и глаза Алгалиарепта прищурились щелками. – Что ты возьмешь с меня, чтобы допытаться у нее о ходе работ Каламака?

– Шесть секунд с тобой вне этого круга.

От неприкрытого желания убить Пискари, прозвучавшего в этом голосе, у меня будто лед по спине прополз.

Пискари покачал головой, не теряя ни капли хладнокровия.

– Я ее тебе отдам. Мне все равно, что ты с ней сделаешь, лишь бы она больше не ходила по эту сторону лей-линий. Взамен ты заставишь ее мне рассказать, насколько продвинулся Трент Каламак в своих исследованиях. До того, как унесешь. Согласен?

Только не в безвременье, только не с Алгалиарептом! Собачья морда демона довольно улыбнулась:

– Рэйчел Мариана Морган в уплату? М-м-м, согласен. – Египетский бог сцепил руки и шагнул вперед, остановившись у границы круга. Шакальи уши насторожились, собачьи брови приподнялись.

– Не имеешь права! – возмутилась я, чувствуя, как колотится сердце. Я посмотрела на Пискари. – Так нельзя. Я не согласна. – И снова Алгалиарепту: – Он не владеет моей душой и не может тебе ее отдать!

Демон глянул на меня мимоходом:

– Он владеет твоим телом. Кто владеет телом, держит в руках душу.

– Так нечестно! – кричала я, но никто меня не слушал.

Пискари подошел к кругу, встал в агрессивной позе, упираясь руками в бока.

– Ты не станешь, – заговорил он с нажимом, – пытаться меня убить или каким бы то ни было образом ко мне прикоснуться. А когда я скажу, ты немедленно исчезнешь и вернешься в безвременье.

– Согласен, – сказала шакалья голова.

Струйка слюны упала с клыка и зашипела, упав на разделяющее их безвременье.

Не отводя взгляда от глаз демона, Пискари большим пальцем ноги разорвал круг.

Алгалиарепт выскочил наружу.

Я ахнула, попятилась. Мощная рука схватила меня за горло.

– Стой! – крикнул Пискари.

Задыхаясь, я пыталась отодрать от горла золотистые пальцы. Три кольца с синими камнями впились мне в кожу. Я извернулась, пытаясь ударить ногой, и Алгалиарепт сжал сильнее, уходя от удара. Из моего горла донесся влажный хрип.

– Брось ее! Она не твоя, пока я не получил, что хочу!

– Я добуду эту информацию иным способом, – сказал шакал, и рокочущий его голос слился с шумом крови у меня в ушах. Голова, казалось, вот-вот взорвется.

– Я тебя вызвал, чтобы ты добыл информацию от нее, – сказал Пискари. – Если ты ее сейчас убьешь, ты нарушишь условия вызова. Мне нужно это знать сейчас, а не через неделю или через год.

Пальцы у меня на горле разжались, я рухнула на ковер, ловя ртом воздух. Сандалии на демоне были кожаные, с толстыми лентами. Я медленно подняла голову, ощупывая горло.

– Всего лишь передышка, Рэйчел Мариана Морган, – сказала шакалья голова, причудливо вращая языком. – Сегодня ты будешь согревать мою постель.

Я стояла на коленях, мучительно втягивая воздух и стараясь не думать, как я буду согревать ему постель, если буду мертва.

– Ты знаешь, – просипела я, – мне это уже сильно надоело.

Сердце стучало, когда я встала на ноги. Он согласился на работу – он снова может быть вызван.

– Алгалиарепт! – отчетливо произнесла я. – Я призываю тебя, собакоголовый убийца, сукин сын, пес смердящий!

У Пискари лицо вытянулось от удивления, а Алгалиарепт – могу поклясться – мне подмигнул.

– А можно мне явиться в виде того, в коже? – сказала шакалья голова. – Бойся его, я люблю им быть.

– Да чем хочешь, – сказала я, стоя на трясущихся коленях.

Мигом явились черные кожаные мотоциклетные перчатки, поза собакоголового египетского бога из скульптурно-жесткой стала уверенно-развязной. Передо мной стоял Кистен, с головы до ног одетый в черную кожу, в черных ботинках на толстой подошве. Звякнули цепочки, пахнуло бензином.

– Вот это красиво, – сказал демон, блеснув клыками и приглаживая светлые волосы. Из-под руки они вышли мокрые и пахнущие шампунем.

Мне тоже показалось это красивым. К сожалению.

Медленно выдохнув, копия Киста покусала нижнюю губу, чтобы она покраснела, мелькнул язык, оставивший на ней влажный блеск. У меня пробежала дрожь по телу – я вспомнила, какие мягкие у Киста губы. Будто прочитав мои мысли, демон вздохнул, сильные его пальцы опустились вниз, к штанам, привлекая мой взгляд. Над глазом появилась царапина, недавно полученная Кистом.

– Чертовы вампирские феромоны, – прошептала я, отталкивая воспоминание о лифте.

– Не в этот раз, – ухмыльнулся Алгалиарепт. Пискари смотрел, недоумевая:

– Я тебя вызвал! Ты будешь делать, что я сказал!

Копия Киста повернулась к Пискари и нагло показала ему палец:

– И Рэйчел Мариана Морган тоже меня вызвала. У нас с этой ведьмой существуют неурегулированные долговые обязательства. И если у нее хватит хитрости победить после вызова демона без круга, то я их буду выполнять.

Пискари скрипнул зубами и бросился на нас.

Я ахнула, отпрянула. Потом возникло какое-то мучительное ощущение, и я увидела, как Пискари налетел на стену безвременья и свалился кучей рук и ног. Поняв, что это Алгалиарепт поставил собственный круг, я похолодела.

Густой красный туман пульсировал и гудел, давил на меня, хотя я была в двух футах от него. Пискари встал, оправил на себе халат. Я коснулась барьера пальцем – его поверхность пошла рябью, и ледяная струйка холода побежала у меня от пальца вверх. Никогда не видела такого мощного, толстого слоя безвременья. Ощутив на себе взгляд Алгалиарепта, я убрала руку и вытерла палец об штаны.

– Не знала, что ты такое умеешь, – сказала я, и демон засмеялся. Если подумать, то это понятно. Он демон, он в безвременье живет. И знает, конечно, как с ним работать.

– Я научу тебя, как работать с такими массами безвременья и оставаться в живых, Рэйчел Мариана Морган, – сказал он, будто прочитав мои мысли. – За свою цену, конечно.

Я покачала головой:

– Может быть, позже.

С криком бессильной ярости Пискари схватил проволочный стул и хряснул им о барьер. Я вздрогнула, во рту пересохло.

Алгалиарепт бросил на разъяренного вампира скучающий взгляд. Пискари оторвал от стула ножку и попытался пронзить ею барьер как шпагой. Демон презрительно облокотился на барьер круга, обернувшись ко мне тугими ягодицами в кожаных штанах.

– Проваливай, старая перечница. – Он в точности изображал британский акцент Киста, отчего Пискари взбесился еще больше. – Солнце скоро встанет, через три минуты у тебя будет шанс.

Я вскинула голову.

Три минуты? Восход уже так близко?

Пискари в бешенстве швырнул отломанную ножку – она поскакала, вертясь, по ковру. Глаза его превратились в черные ямы, и он начал медленно, мерно кружить вокруг нас в предвкушении.

Но пока что, в круге Алгалиарепта, я в безопасности.

И что же в этой картинке не так?

Заставив себя опустить руки, я посмотрела на фальшивое окно Пискари, увидела солнечный блик на самом высоком здании. Три минуты. Я приложила пальцы ко лбу.

– Если я тебя попрошу убить Пискари, сравняет ли это наш счет?

Он обернулся вполоборота:

– Нет. Хотя убить Птаха Амона Финеаса Хортона Мэдисона Паркера Пискари входит в список моих дел, все равно это просьба, и она увеличит твой долг, а не освободит тебя от него. Кроме того, если ты пошлешь меня против своего врага, он сможет сам меня вызвать, как ты сейчас, и мы вернемся к тому, с чего начали. Единственная причина, по которой он сейчас не может меня призвать – мы не договорились ни о чем и, так сказать, находимся в преддверии процесса призывания.

Он осклабился, и я отвернулась. Пискари стоял и слушал, думая о чем-то.

– Ты можешь меня отсюда вытащить? – спросила я, подумав о спасении.

– С помощью лей-линии – да. Но на этот раз это будет стоить тебе души. – Он облизал губы. – И ты станешь моей.

Варианты – один другого лучше.

– Можешь ли ты мне что-нибудь дать для защиты от него? – взмолилась я, начиная отчаиваться.

– Столь же дорого… – Он подтянул перчатки. – И у тебя уже есть все, что тебе нужно. Логика событий тебя сюда привела, Рэйчел Мариана Морган. Все, что спасет твою жизнь, потребует твоей души.

Пискари ухмылялся, и у меня живот свело судорогой, когда он застыл в восьми футах от меня. Мой взгляд метнулся к сумке с флаконом, который дал мне Кист – она была на той стороне барьера.