Текст книги "Хороший, плохой, неживой"

Автор книги: Ким Харрисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)

Глава двадцать вторая

Эдден зарулил на заросшую бурьяном крошечную парковку у церкви. По дороге он говорил мало, но сжатые добела пальцы на руле и покрасневшая шея ясно давали мне понять, какого он мнения о моем потоке сознания – как только он сознался, почему согласился быть моим шофером, я выдавала этот поток без перерыва.

Вскоре после того, как было найдено тело, пришла весть по рации, что меня надо «вычеркнуть из платежной ведомости ФВБ». Похоже, стало известно, что ФВБ помогает ведьма, и тогда ОВ завопила о нарушении правил. Еще можно было бы покачать права, если бы Гленн дал себе труд объяснить, что я всего лишь консультант, но он не сказал ни слова – все еще дулся на меня, что я испохабила своим присутствием его драгоценное место преступления. И плевать ему было, что у него бы вообще места преступления не было, если бы не я.

Поставив машину наручной тормоз, Эдден уставился в ветровое стекло, ожидая, пока я выйду. Надо отдать ему должное: не каждый сможет сидеть и спокойно слушать, как его сына в одной фразе сравнивают с присоской кальмара и дерьмом летучей мыши.

Я ссутулилась и так и сидела, не шевелясь. Если я сейчас выйду – это будет значить, что все кончено, а так не должно быть. Кроме того, произнесение двадцатиминутной тирады утомляет, а еще я, наверное, хотя бы извиниться должна была.

Моя рука свесилась из открытого окна машины, и я слышала, как играют вдали на пианино какую-то сложную пьесу, в которой композитора больше интересовала беглость пальцев, чем выражение чувства. Я набрала воздуху в легкие:

– Если бы мне только поговорить с Трентом…

– Нет.

– Но хотя бы послушать запись его допроса?

– Нет.

Я потерла виски, выбившийся локон пощекотал мне шею.

– И как мне делать свою работу, если мне не дают ее делать?

– Это уже не твоя работа, – ответил Эдден, и намек на злость заставил меня поднять голову. Я проследила за его взглядом – он смотрел, как детеныши пикси съезжают по колокольне на квадратиках из вощеной бумаги, которые я им вчера нарезала. Не поворачивая шеи, Эдден наклонился на сиденье вынуть из заднего кармана бумажник. Раскрыв его, он протянул мне несколько банкнот. – Мне было сказано расплатиться с тобой наличными. Не указывай в налоговой декларации, – сказал он тем же ровным голосом.

Я сжала губы, взяла бумажки, пересчитала. Уплатить мне наличными? Из капитанского кармана? Кто-то глубоко вошел в режим «прикрыть себе задницу». У меня живот стянуло судорогой, когда я увидела, что здесь куда меньше, чем мы договаривались. Я же занималась этим почти целую неделю.

– А остаток я получу потом? – спросила я, засовывая деньги в сумочку.

– За отмененные занятия у доктора Андерс руководство тебе не заплатит, – ответил он, не глядя на меня.

Опять надули. Не думая, как я скажу Айви, что у меня опять нет денег на плату за жилье, я открыла дверцу и вышла. Если бы я не знала, то решила бы, что пианино играет в церкви.

– Вот что я вам скажу, Эдден. – Я с шумом захлопнула дверь. – Больше меня никогда не зовите.

– Пора тебе повзрослеть, Рэйчел! – сказал он, заставив меня обернуться. Круглое лицо напряглось – он наклонился на сиденье, к моему окну. – Будь моля воля, я бы тебя арестовал и передал в ОВ, пусть бы они с тобой разбирались. Тебе было велено ждать, а ты преступила его власть. Снова я поддернула сумку выше на плечо, и хмурое выражение стало задумчивым. С этой точки зрения я об этом не подумала.

– Послушай, – заговорил он, увидев мое неожиданное понимание. – Я не хочу портить наши рабочие отношения. Давай, когда пыль осядет, попробуем снова. И я тебе как-нибудь попытаюсь отдать остальные деньги.

– Ага, конечно.

Я выпрямилась. Моя убежденность в идиотской и трусливой реакции высшего начальства окрепла, но Гленн… перед ним я, наверное, должна извиниться.

– Рэйчел?

Да, должна. Я обернулась к Эддену, и вздох печали, досады и безнадежности вырвался из моей груди.

– Передайте Глённу, что я приношу свои извинения, – буркнула я.

Не давая ему возможности ответить, я застучала каблуками по растресканному тротуару к широким каменным ступеням. На миг стало тихо, только взвыл мотор, когда Эдден сдал назад и уехал. Музыка доносилась изнутри. Все еще расстроенная отсутствием денег за жилье, я с усилием распахнула тяжелую дверь и вошла.

Айви, наверное, дома. Раздражение от разговора с Эдденом улеглось из-за представившегося случая все-таки с ней поговорить. Я хотела сказать, что ничего не изменилось, что она по-прежнему мой друг – если она этого хочет. Отвергнуть предложение стать ее наследником – не может ли это в мире вампиров быть непростительным оскорблением? Но вряд ли: как ни мало сейчас проявлялась Айви, но проявляла она вину, а не гнев.

– Айви? – осторожно позвала я. Пианино замолчало посреди аккорда.

– Рэйчел? – отозвалась Айви из святилища. И в ее голосе звучал беспокойный оттенок тревоги. Черт, значит, ей надо убегать… и туту меня брови приподнялись. Это не запись была. У нас есть пианино?

Стянув с себя жакет, я повесила его и вошла в святилище, мигая от неожиданного света. Это было даже не пианино. Это был красивый, черный маленький рояль, поблескивающий в янтарно-золотых и зеленых лучах из витражей. Крышка была поднята, внутренности видны – блеск проволочных струн и гладкий бархат глушителей.

– Когда ты купила рояль? – спросила я, видя, что она уже убегает.

Черт побери и еще раз черт побери! Будь у нее хотя бы время послушать…

Я слегка расправила плечи, когда она взяла кусок замши и стала протирать полированное дерево. Айви была в джинсах и в топе, и я себе показалась в своем деловом костюме одетой чересчур изысканно.

– Сегодня, – ответила она, вытирая дерево, на котором не было ни пылинки.

Может, если я не буду говорить о том, что случилось, мы вернемся к тому, как было. Игнорировать проблему – вполне приемлемый способ с нею справиться. Если оба участника согласятся никогда ее не поднимать.

– Нет-нет, твоя игра мне не мешает, – сказала я, чтобы что-нибудь сказать до того, как она нашла предлог уйти.

Она обошла рояль, протирая его сзади, а я подошла и нажала «до» первой октавы.

Айви выпрямилась, закрыв глаза и остановив руку с тряпкой.

– «До» первой октавы, – сказала она, и лицо ее стало умиротворенным.

Я нажала другую клавишу, придержала, чтобы послушать раскаты звука под стропилами. В просторном зале с твердыми стенами звук был прекрасен. Тем более что спортивных матов уже не было.

– «Фа-диез», – шепнула она, и я нажала две клавиши сразу. – «До» и «ре-диез», – ответила она, открывая глаза. – Ужасное сочетание.

Я улыбнулась, радуясь, что она не избегает моего взгляда.

– Не знала, что ты умеешь играть, – сказала я, подтягивая сумку повыше.

– Мать меня заставляла учиться.

Рассеянно кивнув, я вытащила из сумки деньги. И мысли мои все цеплялись за разницу нашего положения, пока я, на-меня мебель из прессованного картона.

Склонившись над деньгами, она их пересчитала.

– Ты на двести ошиблась.

Вздохнув, я вошла в кухню. Борясь с чувством вины, я поставила сумку на антикварный кухонный стол Айви и подошла к холодильнику взять себе сок.

– Эдден мне недоплатил, – крикнула я ей, про себя думая, что она от меня не съедет, раз уж мы заговорили о деньгах. – Я достану остальные. Снова поговорю с той бейсбольной командой.

– Рэйчел! – позвала Айви из холла, и я развернулась с забившимся в груди сердцем. Ее шагов я не слышала, она подошла неожиданно. Она заметила, как я вздрогнула, и в глазах у нее плеснуло страдание. В руке она держала жалкую компенсацию от Эддена, и я злилась на весь мир. Да, на весь мир.

– Забудь про деньги, – сказала она, отчего мне еще лучше стало. – Я покрою твою разницу за этот месяц.

Опять, мысленно закончила я за нее.

Черт бы все побрал, я должна иметь возможность сама оплачивать свои счета!

Расстроенная, я сняла шляпу и повесила ее на стул. Потом сбросила туфли, да так, что они полетели в арку и приземлились со стукомтде-то в гостиной. В чулках я села у стола и стала медленно тянуть сок, как пиво перед закрытием паба. На столе стоял открытый пакет печенья, я подтянула его поближе. Шоколадный крем – вполне может улучшить мироощущение, если его принять в достаточных количествах.

Айви потянулась бросить деньги в банку на холодильнике. Не самое безопасное место хранить деньги, отложенные на оплату счетов, но кто решится красть у вампира из семейства Тамвуд?

Айви, ничего не говоря, села в кресло напротив, и нас разделяла вся длина кухонного стола. Вентилятор ее компьютера загудел, раскручиваясь, когда она взялась за мышь. Мое мрачное настроение стало несколько лучше – она не уехала. Она работает за компьютером. И я с ней в одной комнате. Может быть, она чувствует себя достаточно надежно даже, чтобы послушать.

– Айви… – начала я.

– Нет! – ответила она, бросив на меня испуганный взгляд.

– Я только хотела сказать, что мне жаль, что так получилось, – заспешила я". – Не уезжай. Я больше не буду.

Как может личность настолько сильная так себя бояться? Вот это противоречие силы и ранимости в этой женщине мне никогда не понять.

Она смотрела куда угодно, только не мне в глаза. Постепенно напряженная, как струна, поза сменилась более свободной.

– Но это не была твоя вина, – прошептала Айви. Отчего же мне тогда так хреново?

– Мне очень жаль, Айви, – сказала я, и она на короткую секунду обратила ко мне глаза. Полностью карие, без намека на черноту. – Я просто…

– Стоп, – сказала она, опуская глаза к руке, сжимающей край стола. Ногти еще блестели тем прозрачным лаком, которым она их накрасила перед поездкой к Пискари. Видно было, как она заставила себя разжать пальцы. – Я… я никогда больше не попрошу тебя стать моим наследником, если ты ничего больше не скажешь.

Последние слова были сказаны неуверенно, и слышна была ее… уязвимость, что ли? Как будто она знала, что я хочу сказать, и не могла этого слышать. Но я не буду ее наследником – не могу. Такая тесная связь лишила бы меня независимости. Пусть я знала, что в вампирском существовании давать и брать кровь не обязательно тождественно сексу, для меня это было то же самое. А говорить: «останемся друзьями?» я не могла. Банально и плоско, пусть даже это единственное, чего я хочу. Она бы такие слова восприняла бы как знак разрыва – что они обычно и значат. Слишком я ее любила, чтобы так ранить. И еще я знала, что это не горечь и не досада подсказали ей ее обещание. Просто она не станет меня просить снова, чтобы не испытывать опять боль отказа.

Не понимаю я вампиров. Но вот так у нас сложилось с Айви.

Она посмотрела мне в глаза с нестойкой уверенностью, которая окрепла при виде моего молчаливого согласия забытьто, что было. Плечи Айви расслабились, вернулась часть ее обычной уверенности в себе. Но меня, хоть я и грела сейчас ноги на солнышке, пробрал озноб от осознания, как я ее цинично использую. Она добровольно давала мне защиту от многих и многих вампиров, которые рады были бы воспользоваться возможностью, что давал им мой вампире кий шрам; фактически она гарантировала мне свободу воли – и готова была не видеть, что я не плачу за это обычным вампирским способом. Видит Бог, этого было мне достаточно, чтобы себя казнить. Она хотела того, чего я не могла ей дать, и готова была довольствоваться моей дружбой, если есть надежда, что я когда-нибудь соглашусь на большее.

Я медленно вдохнула, глядя, как она притворяется, будто не замечает моего пристального взгляда. Все кусочки мозаики становились на место. Съехать я не могла. Дело было не только в том, что я не желала терять единственного за последние восемь лет друга или что хотела помочь ей выиграть войну, которую она вела сама с собой. Главное – страх стать игрушкой любого вампира, на которого я напорюсь в момент слабости. Я попала в ловушку удобства, и живущая со мной тигрица согласна была лакать сливки и мурлыкать, надеясь, что найдет способ заставить меня передумать.

Ну и отлично. Сегодня ночью молено будет спать спокойно.

Мы с Айви встретились взглядами, и ее дыхание пресеклось на долю секунды, когда она поняла, что до меня все дошло.

– А где Дженкс? – спросила она, поворачиваясь к экрану, будто ничего и не случилось.

Я медленно выдохнула, постепенно привыкая к новому мироощущению. Я могу съехать и отбиваться от каждого похотливого вампира, которому вздумается ко мне приставать, или остаться под крылышком Айви, веря, что от нее мне никогда отбиваться не придется. Как любил говаривать мой папа, известная опасность куда лучше неизвестной.

– У Трента, помогает Гленну, – сказала я, и у меня слегка задрожали пальцы, когда я потянулась за очередным печеньем. Я остаюсь, мы поняли друг друга. Или прав Ник, и я действительно хочу ее укуса, только не могу смириться, что у меня «устои» малость покосились? – А меня отстранили. Я нашла мертвое тело, и прошел слух, что ФВБ помогает ведьма.

Она посмотрела мне в глаза поверх разделяющего нас экрана, и сдвинула тонкие брови.

– Ты нашла тело? На земле Трента? Ты шутишь.

Я кивнула, поставила локти на стол, не желая прямо сейчас глубже копаться в своем душевном состоянии – слишком я устала.

– Я почти уверена, что это Дэн Смейзер, но это неважно. Гленн суетится, как пикси среди лягушек, но Трент выскользнет. – Мысли об изувеченном теле Дэна вытеснили соображения о том, как дальше мы будем жить с Айви. – Трент слишком хитер, чтобы оставить какие-нибудь хвосты, позволяющие связать его с этим трупом. Даже не понимаю, как он оказался на его земле.

Она кивнула – ее внимание вернулось к экрану.

– Может, он его туда привез. Я скривилась:

– Вот и Гленн так считает – что Трент убийца, но хотел, чтобы мы нашли тело. Он знает, что связать это тело с ним мы не сможем, а тогда будет вдвое труднее его поймать, если он в следующий раз ошибется. И это подтверждается реакцией Сары-Джейн. Она с Дэном Смейзером знакома не лучше, чем с местным почтальоном, но что-то… – я замялась, подыскивая слова: – что-то здесь не так.

Мне вспомнилась фотография, которую она мне дала – точно такая же стояла у него на телевизоре. Надо было мне сообразить, что их роман – липа.

У меня начинали возникать сомнения в моей собственной мрачной убежденности, что в убийствах виновен Трент, и сомнения эти были неприятны. Он способен на убийство – я это своими глазами видела, – но обескровленное изувеченное тело, привязанное к креслу пыток – это очень уж далеко от быстрой и чистой смерти, которой погиб этой весной его ведущий генетик.

Задумавшись, я протянула руку к печенью. Откусив голову фигурке, я встала порыться в холодильнике, чтобы сообразить чего-нибудь на ужин, предоставив работать своему под-сознанию. Может, сделать что-нибудь особенное? Уже давно ничего я такого не делала, чтобы не просто открыть коробку да разогреть на плите.

Я посмотрела на Айви, испытывая одновременно и вину, и облегчение. Не удивительно, что она решила, будто я ей хочу быть не просто соседкой. И отчасти в этом была виновата я. Быть может, даже почти полностью.

– Так что сделал Трент, когда ты нашла тело? – спросила Айви, щелкая мышью в своих чатах. – У него был виноватый вид?

– Чего не было, того не было, – сказала я, отбрасывая чувство неловкости, когда вытащила полуфунтовый постный гамбургер из морозилки и со стуком бросила его в раковину. – Он не сдержал удивления, но не от того, что я нашла тело, а от того, что это было тело Дэна. Вот почему мне не кажется верной мысль, будто он его туда спрятал, чтобы себя прикрыть. Но он знает больше, чем говорит.

Я выглянула в окно, в залитый солнцем сад, где мерцали крылышки пикси – это детишки Дженкса отгоняли перелетную колибри от последних лобелий. Наверняка перелетная – Дженкс убил бы любую пожелавшую загнездиться, не допуская в свой сад конкурентов.

Детишки вопили и перекликались, совместно выгоняя злосчастную птицу, а я снова задумалась о тревоге, которую проявил Трент, когда я нашла лей-линию, проходящую прямо через его офис. Это его расстроило больше, чем находка мертвого тела.

Лей-линия. Вот где таится истинный вопрос. У меня даже пальцы закололо. Я повернулась, стерла с гамбургера иней о полотенце, а не о свой костюм. Выглянула в окно, думая, не больше ли привлечет внимания, если я его закрою, или положиться на удачу и надеяться, что юные Дженксы подслушивать не будут. Айви отодвинулась от компьютера, увидев мою внезапную таинственность. Дженкс болтун, и я не хотела, чтобы он знал мои подозрения о возможном происхождении Трента. Он пойдет болтать налево и направо, а Трент наймет самолет, чтобы «случайно» распылить дефолиант над всем кварталом и тем положить конец слухам.

шторы и встала у окна, где мне были бы видны тени от крыльев пикси, если детки подлетят поближе.

– У Трента прямо в офисе есть лей-линия, – сказала я, понизив голос.

Айви уставилась на меня в поголубевшем солнечном свете:

– Не шутишь? Какова вероятность такого события? Она не просекла.

– Это значит, что он пользуется лей-линиями, – пояснила я.

– И? – приподняла она брови в вопросе.

– А кто может пользоваться лей-линиями? – задала я встречный вопрос.

У нее отвисла челюсть – до нее вдруг дошло.

– Он – человек или колдун, – выдохнула она. Потом встала движением таким быстрым, что я встрепенулась. Подойдя к раковине, она отвела штору и со стуком захлопнула окно.

– Трент знает, что ты ее видела? – спросила она, и глаза ее в тусклом свете казались черными.

– Уж наверняка. – Я отошла за новым печеньем, исподволь увеличивая между нами расстояние. – Поскольку видел, как я пользовалась этой лей-линией для поиска тела.

Она поджала губы, стройное тело застыло в напряженной позе.

– Ты снова подставила голову под топор. Свою, мою, Дженкса и всей его семьи. Трент на все пойдет, чтобы это скрыть.

– Если бы он старался это скрыть, то не стал бы располагать офис на лей-линии, – возразила я, надеясь, что права. – Всякий, кто искал бы ее, тут же увидел бы. И все равно он может быть либо внутриземельцем, либо человеком. Нам ничего не грозит, особенно если я никому не стану говорить о лей-линии.

– Дженкс тоже может сообразить, – возразила Айви. – И ты знаешь, какое он трепло. Он будет в восторге от престижа, который ему даст выяснение корней Трента.

Я взяла печеньице.

– И что мне теперь делать? Если я велю ему держать язык за зубами насчет лей-линии, он только постарается понять, почему. Она забарабанила по столу, пока я ела печенье с кремом. В нервозном проявлении силы она оттолкнулась одной рукой и запрыгнула на шкафчик. Лицо ее ожило, тонкие брови нахмурились от шанса разрешить давнюю загадку.

– И как ты думаешь, кто он? Человек или колдун?

Вернувшись к раковине, я пустила на замороженное мясо горячую воду.

– Ни то, ни другое. – Это было сказано с уверенностью. Айви промолчала, я отключила воду. – Ни то, ни другое, Айви. Я готова поставить жизнь на карту, что он – не колдун, а Дженкс клянется, что он больше чем человек.

Вот потому я и осталась здесь, подумала я, видя, как загораются глаза Айви и начинает работать мозг. Ее логика – моя интуиция. Вопреки всем проблемам, вместе нам работается хорошо. Всегда работалось хорошо.

Айви покачала головой. В синеватом от штор свете трудно было разглядеть черты ее лица, но видно было, как растет в ней напряжение.

– Это единственные варианты. Нужно исключить все невозможное, и тогда то, что останется, и будет ответом, как бы ни было оно невероятно.

Меня не удивило, что она цитирует Шерлока Холмса. Педантичная логика и активная натура выдуманного сыщика точно подходили личности Айви.

– Хорошо, если привлекать невероятное, – предложила я, – можешь включить в варианты демонов.

– Демонов? – Ее барабанящие по дереву пальцы застыли. Я досадливо качнула головой:

– Трент – не демон. Я их упомянула только потому, что они происходят из безвременья, а потому тоже могут работать с лей-линиями.

– Об этом я забыла, – выдохнула она, и от этого тихого звука у меня мурашки поползли по спине. Но Айви, поглощенная своими мыслями, даже не заметила, как наводит на меня жуть. – Что вы в родстве – в смысле, колдуны и демоны.

Против воли я оскорбленно фыркнула, и она виновато пожала плечами:

– Прости. Я не знала, что это больная мозоль.

– Вовсе нет, – ответила я сухо, хотя на самом деле это и есть больная мозоль.

Где-то лет десять назад кипел шумный спор, когда одна пронырливая дама из людей, специалистка по генеалогии внутриземельцев, заполучила несколько генетических карт, переживших Поворот, и развела теорию, что раз колдуны умеют манипулировать лей-линиями, то они тоже родом из безвременья, как и демоны. Колдуны и демоны не в родстве, но, к нашему смущению, наука заставила нас признать, что мы развивались параллельно с ними в безвременье.

Раздобыв финансирование под этот неудобоваримый задел, дама вышла за пределы своей исходной теории, посчитав по скорости мутаций РНК время нашей массовой миграции на эту сторону лей-линий. У нее вышло что-то около пяти тысяч лет назад. По преданиям колдунов, переселение было вызвано восстанием демонов. Эльфы же остались вести безнадежную битву, потому что не могли бросить свои обожаемые леса и поля на разграбление и уничтожение. Объяснение казалось правдоподобным. У эльфов преданий не сохранилось – они всю свою историю потеряли к моменту, когда сдались и последовали нашему примеру какие-то жалкие две тысяч лет назад.

То, что примерно в то же время люди развили у себя умение манипулировать лей-линиями, было отнесено на счет обычая эльфов с помощью магии скрещиваться с людьми, чтобы предотвратить истребление, которое демоны начали, а Поворот закончил. Мои мысли вернулись к Нику, и я сползла в кресле. Хорошо, что колдуны далеки от людей настолько, что даже магией не построить мост через пропасть. Кто знает, что мог бы натворить невежественный гибрид людей с колдунами, способный обращаться с лей-линиями? То, что эльфы ввели людей в семейство видов, использующих лей-линии, само по себе достаточно плохо. Умение эльфов обращаться с магией лей-линий встроилось в геном людей так легко, будто всегда там было. Есть о чем подумать.

Эльфы? – вдруг подумала я и похолодела. Это же прямо в глаза бросалось!

– Бог ты мой! – ахнула я шепотом. Айви подняла глаза, увидела мое лицо – и перестала покачивать ногами.

– Он эльф, – прошептала я, и кровь быстрее побежала по жилам от этого открытия. – Они не вымерли во время Поворота. И он эльф, Трент, гадом буду – эльф!

– Тпру, не гони лошадей! – возразила Айви. – Они вымерли. Был бы кто из них жив, Дженкс бы знал. Он их чует по запаху.

Я замотала головой и пошла по коридору – посмотреть, не подслушивает ли кто крылатый.

– А вот и нет, если бы эльфы ушли в подполье на время жизни одного поколения пикси и фейри. Поворот их здорово проредил, и тем, кто остались, нетрудно было скрыться, пока не умрет последний пикси, помнящий, как они пахнут. Они всего-то лет двадцать живут – пикси, в смысле. – У меня слова в спешке налетали друг на друга, я рвалась выложить все поскорее. – И ты видела, как Трент не любит ни их, ни фейри. Почти фобия. Все сходится! Не могу поверить! Мы разгадали загадку!

– Рэйчел! – ласково сказала Айви, поворачиваясь ко мне. – Не будь дурой. Никакой он не эльф.

Скрестив руки на груди, я досадливо поморщилась:

– Он спит в полночь и в полдень, а наиболее активен на рассвете и в сумерках, как было у эльфов. У него почти вам-пирская реакция. Любит одиночество, но чертовски хорошо умеет вертеть людьми. Бог ты мой, Айви, он пытался охотиться за мной на коне под полной луной! – Я вскинула руки театральным жестом: – Ты видела его фруктовые сады и насаженные леса. Эльф он! И Джонатан с Квеном тоже.

Она покачала головой:

– Они вымерли, все. Какой смысл был создавать у внут-риземельцев впечатление, что они вымерли, если бы это было не так? Ты же знаешь, как мы любим швырять деньги на охрану исчезающих видов. Тем более разумных.

– Ну, не знаю, – огрызнулась я, раздраженная ее неверием. – Люди могли не простить им обычай красть человеческих младенцев и подсовывать своих неудачных отпрысков. Мне бы этого вполне хватило, чтобы держать язык за зубами и не высовываться, пока все не будут уверены, что мы вымерли.

Айви скептически хмыкнула, но видно было, что она все-таки засомневалась.

– Он работает с лей-линиями, – настаивала я. – Ты сама сказала: исключите все невозможное, и то, что останется, и будет правдой, как бы невероятно оно ни было. Он не человек и не колдун. – Я закрыла глаза, вспомнив, как укусила и Джонатана, и Трента, когда была норкой и пыталась вырваться. – Не может быть ни тем, ни другим. У него кровь вкуса вина с корицей.

– Он эльф, – произнесла Айви до ужаса бесцветным голосом. Я открыла глаза – ее лицо оживилось и осветилось. – Почему ты мне не сказала, что у него вкус корицы? – спросила она, соскальзывая со стола и беззвучно приземляясь на пол.

Инстинкт самосохранения заставил меня отступить на шаг раньше, чем я поняла, что делаю.

– Я думала, это от наркотиков, которыми он меня вырубил, – сказала я, с неудовольствием заметив, что Айви при упоминании крови задвигалась. Каряя радужка стала сокращаться под напором расширяющихся зрачков. Конечно, это оттого, что мы выяснили происхождение Трента, а не потому, что я стою тут перед ней, и пульс во мне бьется и ладони потеют. И все же… все равно мне это не нравилось.

Лихорадочно раздумывая, я посмотрела на нее с предупреждением и встала так, чтобы нас разделял кухонный островок.

О'кей, значит, мы знаем происхождение Трента. Сказать ему это – гарантировало бы мне аудиенцию, но как сказать серийному убийце, что знаешь его секрет – и остаться в живых?

– Тебе нельзя ему говорить, что ты знаешь, – сказала Айви, бросила на меня извиняющийся взгляд и прислонилась спиной к столу, демонстративно соблюдая дистанцию.

– Мне нужно с ним говорить. И если я это брошу ему на тарелку и подам с подливкой, он со мной говорить будет. Ничего со мной не случится – есть дискета, которой его можно шантажировать.

– Эдден тебя загребет за преследование, стоит тебе только позвонить Тренту, – предупредила Айви. Мой взгляд упал на коробку печенья с изображением дуба и клепки – и у меня глаза загорелись. Медленно я подтянула к себе пакет, выбрала фигурку, у которой все конечности были на месте. Айви посмотрела на целлофан, потом снова на меня. Просто видно было, как она следит за моей мыслью. А потом она обернулась ко мне с одной из редких своих искренних улыбок, едва заметно блеснув зубами, и лицо ее вдруг стало и застенчивым, и проказливым одновременно.

Меня пробрало дрожью, в груди собрался ком.

– Кажется, я знаю, как привлечь его внимание, – сказала я, чисто откусывая голову у покрытого шоколадной глазурью печенья и вытирая крошки с губ.

А в глубине сознания зудел вопросик, навеянный постоянной тревогой Ника. Вот эта радость предвкушения, что пела во мне – она от предчувствия разговора с Трентом… или от едва слышного шепота белых-белых зубок?