Текст книги "Негодяйка"

Автор книги: Кейт О'Мара

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

– Ешьте, а иначе…

На пороге дома стоял шофер. Он дотронулся до фуражки, приветствуя Аманду, когда та открыла дверь.

– Buongiorno, signorina. Здесь миссис Кинг. Аманда бросила взгляд за ворота, где стоял сверкающий лимузин с затемненными стеклами.

– Миссис Кинг? Миссис Джулиус Кинг?

– Si, signorina.

– Пожалуйста, попросите ее войти.

Шофер улыбнулся, вновь тронул фуражку и поспешил по дорожке к воротам. Аманда наблюдала, как он помогает Мэми Кинг выйти из машины, потом двинулась навстречу гостье.

– Миссис Кинг, как приятно видеть вас снова. Пожалуйста, проходите.

– О, привет. Аманда, если не ошибаюсь? – сладко улыбаясь, сказала Мэми Кинг. И проскользнула в дом, явно чем-то взволнованная. – Мне страшно неприятно беспокоить миссис ван дер Вельт, но я так огорчена, что не могла не заехать посмотреть, может, я оставила ее здесь, – затараторила она, спешно поднимаясь по лестнице.

– Боюсь, миссис ван дер Вельт сейчас нет дома, – сказала Аманда, следуя за ней. – Она вернется лишь к вечеру.

Мэми изменилась в лице.

– О Боже, – запричитала она. – Я надеялась, она поможет мне отыскать ее. Она наверняка здесь.

Аманде раньше никогда не доводилось наблюдать, как в отчаянии заламывают руки. Зрелище завораживало.

– Может быть, я смогу вам помочь, миссис Кинг? – сочувственно спросила она, провожая гостью в зал.

– Пожалуйста, дорогая, – сказала Мэми, – я даже уверена, что сможете. У меня совсем небольшая проблема, но, если Джулиус узнает, боюсь, мне не поздоровится.

– Вы что-то потеряли, – догадалась Аманда. Мэми Кинг печально кивнула. – Что именно, миссис Кинг?

– Всего-навсего самую дорогую вещицу из тех, что подарил мне Джулиус. – В голосе Мэми вдруг зазвучали горделивые нотки, и она посмотрела на Аманду, ожидая ее реакции на то, что собиралась сказать. – Эта драгоценность – из коллекции герцогини Виндзорской.

– Ого! – невольно вырвалось у Аманды.

– Я думаю, что обронила ее на террасе, когда мы после обеда пили кофе. До этого она была на мне, я знаю точно, поскольку смотрелась в зеркало, когда выходила припудрить нос.

– Пожалуй, будет лучше пойти и взглянуть, – предложила Аманда. – Вы можете описать ее?

– О, это восхитительная вещица. Очаровательная маленькая лягушка.

– Лягушка! – воскликнула Аманда.

– Она сделана из бриллиантов, а огромный изумруд служит ей глазом. Откровенно говоря, он смотрится совершенно непропорционально по отношению ко всему телу, но это очень известный изумруд, – продолжила Мэми, пока они шли к террасе.

– О Боже. – Аманда попыталась представить себе брошь. – Она, должно быть, стоит кучу денег.

– Около восьмидесяти тысяч долларов, – сказала Мэми, вставая на четвереньки, готовая пуститься в поиски.

– А она большая? – Аманда опустилась рядом с ней на колени.

– Думаю, дюйма полтора длиной.

Какое-то время они ползали по террасе, потом Аманда внезапно поднялась с колен.

– Я очень сожалею, – сказала она, – но мне надо пойти посмотреть, как мальчики управились с обедом. Я тотчас же вернусь.

– Конечно, милая, я пока продолжу поиски, – утомленно произнесла Мэми. Она уже явно пала духом.

Аманда поспешила на кухню. Мальчики уже отставили в сторону недоеденные спагетти и с наслаждением уплетали мороженое. Заметив Аманду, они виновато уставились на нее.

– Уинтроп, Ливингстон, – рявкнула она. – Вам не попадалась маленькая брошь в виде лягушки? Такая блестящая, а? Ее, по-видимому, обронили на террасе вчера.

Дети молча смотрели на нее в недоумении.

– Что ж, – строго сказала она. – Я все равно узнаю, запомните.

Молчание. Но в лице Уинтропа, который был послабее, что-то дрогнуло.

Аманда решила поднажать.

– Скажи мне, Уинтроп, я ведь знаю, что ты ее видел. – Она резко схватила его за руку, крепко сжимая ее, пока малыш не поморщился от боли.

– Ой, – взвизгнул он, – я пожалуюсь на тебя папе, Аманда.

– Нет, не посмеешь, – жестко сказала Аманда. – Ты скажешь мне, где лягушка, потому что это очень ценная вещь. – И она усилила угрозу болезненным щипком. – А твой папа очень рассердится, узнав, что ты взял ее. – Она снова ущипнула мальчика.

Уинтроп жалобно заскулил.

– О'кей, о'кей, – хныкал он, не обращая внимания на уничтожающий взгляд Ливингстона, – я скажу, только отпусти меня. – Аманда выпустила его руку. Он начал усиленно растирать ее, обиженно поглядывая на Аманду.

– Ну, говори же! – напирала она.

– Да, мы действительно нашли ее, на террасе, как ты и сказала, а потом… – он заревел, – потом… мы отнесли ее к пруду, чтобы она могла поиграть с другими лягушками, и потеряли.

– Это правда, Ливингстон? – сурово спросила Аманда, обращаясь к старшему брату.

– Мне кажется, да, – мрачно ответил Ливингстон. – Ты пожалуешься на нас папе? Он будет ругаться?

– Нет, – сказала Аманда, смягчившись. – Я не расскажу ему ничего, но при условии, что отныне вы будете очень хорошими, послушными мальчиками. А теперь давайте все забудем об этом, договорились?

Закончив воспитательную работу, Аманда ушла с кухни и вернулась на террасу. Мэми Кинг уже оставила безуспешные поиски и сидела опечаленная.

– Извините, что так задержалась, миссис Кинг, – сказала Аманда, – но я пыталась выяснить у мальчиков, не попадалась ли им ваша брошь. Они обычно играют здесь, а вы ведь знаете, какие дети зоркие. Но они ничего не находили. Похоже, вы потеряли ее в каком-нибудь другом месте. Я сожалею.

– Да, милая, – сказала Мэми, – я начинаю думать, что вы, пожалуй, правы. Мне кажется, я могла потерять ее в отеле, уже после того как мы вернулись. Как бы то ни было, мне пора уходить, сегодня вечером мы возвращаемся в Лос-Анджелес. Огромное спасибо за помощь, дорогая. – Мэми поднялась; выглядела она усталой и постаревшей. Аманда проводила ее до машины, и на прощание Мэми умоляюще обратилась к ней: – Милая, вы уж посматривайте – может, она и найдется. Хорошо? Она настолько прелестна, что мне даже страшно подумать, что я ее больше никогда не увижу. Если найдете, свяжитесь со мной в Лос-Анджелесе и будьте уверены, я не останусь в долгу, обещаю.

Проводив Мэми, Аманда поспешила в сад. Спустившись по ступенькам, она прошла к маленькому, усаженному лилиями пруду, окруженному статуями. Она обошла его несколько раз, пристально вглядываясь в воду, затем, удовлетворенно хмыкнув, наклонилась и что-то оттуда выловила. Аккуратно завернув свою находку в носовой платок, она положила ее в карман и, тихонько напевая, направилась к дому.

– Могу я поговорить с Чарльзом Пендльбери?

– Слушаю.

– О, Чарльз, это Элизабет Брентфорд.

– Доброе утро, миссис Брентфорд. Боюсь, мистер Брентфорд сейчас в парламенте.

– Да, знаю. Я бы хотела поговорить с вами.

Чарльз Пендльбери постарался скрыть свое удивление.

– Конечно, чем могу быть вам полезен?

– Нам надо увидеться. Но – конфиденциально.

Чарльз огляделся по сторонам, словно повсюду были уши.

– Конечно. Когда вам будет удобно?

– Как можно скорее.

Чарльз Пендльбери едва ли продержался бы на государственной службе пятнадцать лет, если бы не знал, как подобает вести себя в подобных взрывоопасных ситуациях. В голосе Элизабет Брентфорд он сразу же различил нотки отчаяния.

– Как насчет ленча сегодня?

– Превосходная идея! Где?

Чарльз на мгновение заколебался. В чем могла быть проблема? Девчонка? Другая женщина? В любом случае нужна была предельная осторожность. Сегодня, поскольку Симон был занят в парламенте, он как раз мог себе позволить отлучиться на время ленча, но куда пригласить Элизабет? Все рестораны в районе Вестминстера были забиты политиками и журналистами, и избежать их назойливого внимания не удастся. Чарльз мгновенно все продумал и назвал адрес своей квартиры в Олбани[6]6
  Фешенебельный многоквартирный жилой дом на улице Пиккадилли в Лондоне.


[Закрыть].

– Там будет тихо и спокойно. Скажем, двенадцать тридцать – вас устроит?

– Отлично.

Положив трубку, Чарльз на какое-то мгновение задумался. Вот уже много лет он восхищался Элизабет Брентфорд. Она была женщиной его мечты: красивая, спокойная, умная, идеальная жена и мать. У него в голове не укладывалось, зачем Симону искать утехи на стороне. Женщины, с которыми тот встречался, были полной противоположностью Элизабет. Чарльз считал похождения своего шефа верхом безрассудства, но в то же время допускал, что тот же демон, что управлял Симоном в его стремительном восхождении к высотам в политике, властвовал и над его сексуальными потребностями, вдохновляя на новые завоевания. Как правило, связи эти были мимолетны и малозначимы и вовсе не угрожали ни карьере, ни семейной жизни Симона. Они были сродни аппетиту, который требует немедленного удовлетворения.

Чарльз частенько задумывался о своих шансах на особую благосклонность Элизабет. Он знал, что ей приятно его общество и что она вполне доверяет ему. Теперь, казалось, их отношениям суждено было перерасти в нечто большее, чем любезное внимание. Элизабет явно нуждалась в нем – может быть, в качестве друга, советчика, да просто дружеского плеча, на котором можно поплакаться.

Стоя у окна своей квартиры, Чарльз из-за тяжелых парчовых штор выглядывал на улицу в ожидании супруги своего шефа. Вскоре к дому подъехало такси, из которого, встревоженно оглядываясь по сторонам, вышла Элизабет. Чарльз подождал звонка по внутреннему телефону и сразу же ответил.

– Чарльз?

– Поднимайтесь, миссис Брентфорд. Я на втором этаже.

Когда он открыл ей дверь, у него захватило дух от ее красоты. Каждый раз, видя Элизабет, он по-новому открывал для себя, насколько же она хороша: белокурые волосы, безупречный цвет лица, большие темно-синие глаза. На Элизабет был элегантный костюм "Шанель" из великолепного голубовато-серого твида, жакет с пуговицами цвета темной бронзы был отделан темно-серой тесьмой. Под ним Чарльз разглядел шелковую блузку, цвет которой сочетался с цветом ее глаз. Чарльз восхищенно улыбнулся, приветствуя Элизабет. Она остановилась в холле и огляделась.

– Какое чудное место. Я и не знала, что вы здесь живете. Это же один из адресов Джона Уординга из пьесы "Как важно быть серьезным" – Олбани, не так ли?

Он вновь улыбнулся.

– Кажется, да. – Оба они были заядлыми театралами. – Мне посчастливилось приобрести эту квартиру, когда подвернулась возможность. – Он провел Элизабет в обшитую деревянными панелями гостиную, обставленную просто, но со вкусом. В дальнем углу комнаты стоял маленький, со стеклянной поверхностью обеденный столик, уже сервированный на двоих.

– Мне тут удалось приготовить копченого лосося. Хотя, если начистоту, не мне, а "Фортнуму". Могу я предложить вам что-нибудь выпить сначала?

Элизабет даже слегка вскрикнула от восторга.

– Чарльз, вы все так хорошо продумали. Я даже не ожидала такого приема.

Чарльз счастливо улыбнулся.

– Для меня это огромное удовольствие. – И продолжил: – В холодильнике есть немного "Шабли". Вас устроит?

– Просто замечательно, – сказала Элизабет. Пока Чарльз отсутствовал, она прошлась по комнате, с удовольствием ощущая ее комфорт. У Чарльза был явно хороший вкус: пол устилала пара превосходных персидских ковров в красных и голубых тонах, а среди картин, разбросанных по стенам, были очаровательная миниатюрная акварель Пола Нэша и пара восхитительных карандашных набросков, очень напоминавших Сиккерта.

Чарльз вскоре возвратился с подносом, на котором красовались копченый лосось с лимоном, зеленый салат и бутылка белого вина. Элизабет была тронута; казалось, слишком далеко то время, когда мужчина так ради нее старался, но еще дальше – время, когда она оставалась наедине с мужчиной в его квартире. И вот сейчас к ней словно опять вернулась молодость. Чарльз налил вина и передал ей бокал.

– Это так мило с вашей стороны, – искренне сказала она. – Я даже не помню, когда в последний раз за мной так ухаживали. – Она сделала глоток вина и тепло улыбнулась.

– Для меня это совсем не обременительно, – немного смутился Чарльз, – но, боюсь, мне не удастся предложить вам черного хлеба и масла – в шкафу оказалось пусто.

– Все и так замечательно, – сказала Элизабет, направляясь к столу и усаживаясь.

Вскоре, расслабившись от вина, они уже весело обсуждали парламентские сплетни, одновременно расправляясь с вкуснейшим лососем. Когда с ним было покончено, Чарльз сказал извиняющимся тоном:

– Боюсь, вместо пудинга нас ждет довольно древняя смесь крыжовника с остатками мороженого, которые уцелели еще со времен Джона Уординга.

– Что может быть лучше? – сказала Элизабет, начинавшая самой себе нравиться.

Когда они с наслаждением принялись за немудреный десерт, Чарльз, пристально глядя на Элизабет, неожиданно спросил:

– А теперь скажите мне, миссис Брентфорд, о чем вы хотели со мной поговорить?

– Ради Бога простите, но не кажется ли вам, что пора уже называть меня Элизабет? В конце концов, я-то зову вас по имени.

– Ваш муж зовет вас Лиз, – сказал Чарльз, словно обращаясь к самому себе.

– Я предпочитаю Элизабет, – тихо ответила она.

– Очень хорошо. Итак, почему вы хотели встретиться со мной, Элизабет? – Чарльз с наслаждением произнес ее имя.

Она потупила взгляд, задумчиво размешивая стоявший перед ней кофе. Затем сказала, не поднимая глаз:

– Вы знаете о том, что у моего мужа роман?

– Да, – коротко ответил Чарльз.

Она подняла на него умоляющий взгляд.

– Об этом все знают?

– Нет, конечно же, нет. Он очень осмотрителен. – Чарльз не стал распространяться далее. Элизабет выглядела так, словно ее ударили по лицу.

Чарльз понял, что допустил серьезную ошибку. Он перегнулся через стол и взял ее за руку.

– Я очень виноват перед вами. Пожалуйста, простите меня, – искренне произнес он. Но Элизабет его не слушала.

– Какая она?

– Кто?

– Эта женщина. Не важно, кто она. Чарльз подумал, что, пожалуй, лучше соврать.

– Понятия не имею, я ее никогда не видел.

– Но вы уверены в том, что она существует? – настойчиво допытывалась она.

Чарльз уже начинал сожалеть о том, что так разоткровенничался.

– Да, боюсь, что да.

– Конечно. Я давно догадывалась об этом, – сказала Элизабет. Лицо ее уже было спокойным, лишь в печальных глазах угадывалось скрытое напряжение. – Об остальных я тоже знала.

Впервые в жизни у Чарльза не нашлось готового ответа. Он молча смотрел на нее, восхищаясь ее благородством.

– Вы необыкновенная женщина, Элизабет, – наконец произнес он.

Элизабет посмотрела ему в глаза.

– Вы действительно так думаете? – спросила она. – Что же во мне необыкновенного – живу с человеком, который меня не любит?

Чарльз отвел взгляд и тихо сказал:

– Я не сомневаюсь в том, что Симон любит вас.

– Правда? – недоверчиво спросила она. – Тогда почему же он мне изменяет? – Чарльз хотел было что-то сказать, но она прервала его. – Не надо меня обманывать, Чарльз. Вы поступаете благородно, пытаясь пощадить меня, но я-то знаю, что Симон уже много лет неверен мне.

Чарльзу ничего не оставалось, как только держать ее руку, выражая тем самым свое искреннее участие.

– Почему он так поступает? – обратила она на него свои огромные печальные глаза.

Он лишь смотрел на ее встревоженное лицо, не в силах найти ответа.

– Не знаю, смогу ли я и дальше так жить, выносить это я уже не в силах, – внезапно сказала она, уронив голову. Чарльз подумал, что она вот-вот разрыдается, но Элизабет умела владеть собой.

Повисло долгое молчание; наконец Чарльз произнес:

– Я хочу помочь вам.

– Вы уже мне помогли, – сказала она. – Мне необходимо было поделиться с кем-нибудь.

Он воспользовался моментом.

– Элизабет, я сделаю все, что в моих силах, лишь бы облегчить вашу жизнь. Я… я всегда так высоко ценил вас.

Она улыбнулась ему.

– Вы милый, Чарльз. И нравитесь мне гораздо больше, чем я могу вам об этом сказать… Я доверяю вам, – тихо добавила она.

– Что я могу для вас сделать?

– Не так уж много. Кстати, как ее зовут?

Но Чарльз вовсе не собирался раскрывать имя любовницы Симона, даже Элизабет.

– Я ее не знаю, – ответил он.

Он солгал. С Шейлой он работал еще до того, как перешел к Симону, и она ему очень нравилась. Привлекательная, веселая, энергичная, но с Симоном, и Чарльз это знал, она была обречена на страдания. Очень скоро, когда их отношения станут слишком серьезными, Симон непременно обрубит их – внезапно и жестоко, как это уже бывало с остальными. Все они были в чем-то похожи, его любовницы: умные, яркие, независимые, они поначалу охотно принимали правила игры, но со временем все более подчинялись своему глубокому чувству к Симону. И, когда отношения заходили слишком далеко, Симон резко и грубо прерывал их, тут же устремляясь к новым завоеваниям. Чарльз признавал, что это тоже было своего рода борьбой за власть, которая в конечном счете и определяла жизнь Симона. Единственным желанием Чарльза было уберечь от этого Элизабет, окружить ее вниманием и нежной заботой, которой она заслуживала. Он смотрел на нее, сидящую напротив, и от одной мысли об этом сходил с ума.

– Я никогда не оставлю его, вы же понимаете, – сказала Элизабет, словно догадываясь, о чем он думает.

Мечта тут же упорхнула. Ее слова больно ранили. Он вспомнил, как его, мальчишку, сбила с ног норовистая лошадь. Сейчас он вообразил, что этот удар пришелся по животу. Страшное ощущение, которое он мысленно испытал, внезапно придало ему храбрости.

– Никогда нельзя знать, что может произойти, – сказал он неожиданно для самого себя. – Вы можете и передумать.

– Я допускаю, что все возможно в этой жизни, – устало ответила Элизабет, высвобождая свою руку. Она переменила тему. – Я так понимаю, вы в курсе этой истории с его дочерью?

Разочарованный, Чарльз понял, что момент упущен.

– О да, Симон был вынужден все мне рассказать. Девчонка позвонила в офис и сказала, что хотела бы поговорить со своим отцом.

Элизабет откинулась на стуле и тяжело вздохнула.

– По-моему, нам удалось избавиться от нее, – сказала она.

– Во всяком случае, ее сейчас нет в Англии. Думаю, она в Риме. По крайней мере, так она сказала, когда звонила.

– В Риме? – удивилась Элизабет. – Что она там делает?

– Развлекается, я так думаю, – сухо сказал Чарльз, уловив в лице Элизабет гневное выражение.

– Когда же все это кончится? – спросила она, явно не рассчитывая на ответ, но с радостью ощущая дружескую поддержку Чарльза. – Что ж, наверное, этому не будет конца, так же как и изменам Симона.

– Надеюсь, все образуется.

– Если я решусь оставить Симона, что же мне тогда делать?

Опять последовала длинная пауза. В конце концов Чарльз, с трудом подбирая слова, произнес:

– Вы всегда сможете прийти ко мне. – Он сказал это, не глядя на нее, уставившись в стол, комкая лежавшую под рукой салфетку.

Элизабет пристально посмотрела на него.

– Я верю, что вы это говорите серьезно, – сказала она.

Чарльз продолжал, понизив голос:

– Я серьезен, как никогда. Знаю, что не имею права так говорить, но прошу вас: если вы когда-нибудь оставите его, я бы хотел, чтобы вы подумали о моем предложении. Я уверен, что смогу сделать вас счастливой. – Он все еще не осмеливался взглянуть на нее. В наступившей тишине они оба впервые расслышали, как шумит за окном Пиккадилли.

Элизабет не шевелилась; она сидела, устремив на Чарльза глубокий, задумчивый взгляд. Наконец она ответила:

– Мне бы этого очень хотелось.

И она мгновение сама почти поверила в то, что это возможно.

Чарльз поднял на нее взгляд; в нем затеплилась надежда.

– Я позвал вас к себе совсем не для того, чтобы попытаться соблазнить. Прошу вас, поверьте, – искренне сказал он.

Элизабет с нежностью улыбнулась ему.

– Я вам верю. – Голос ее был мягким и теплым. Повисло молчание, и Элизабет взглянула на свои миниатюрные золотые часики. – Думаю, мне пора домой.

– Да.

– А вам надо возвращаться на работу.

– Да, надо идти.

Но никто так и не двинулся. Опять долго тянулась пауза. Ее прервал Чарльз.

– Вы знаете, что можете звонить мне в любое время.

– Спасибо… а вы можете звонить мне. Но вы будете осторожны, обещаете?

– Не сомневайтесь.

– Насколько это серьезно?

Дерек Уилсон, помощник продюсера, швырнул на стул страховой полис и, откинувшись в кресле, взъерошил волосы, прежде чем ответить на вопрос Леони. Очень серьезно.

Леони, только что появившаяся на студии, стояла в дверях его кабинета. В белых джинсах и фисташково-зеленой шелковой майке, она выглядела спокойной и безмятежной, но в душе кипела от ярости и возмущения. Услышав ответ своего помощника, она прошла в кабинет, шумно хлопнув за собой дверью.

– Ему потребуется хирургическое вмешательство? – спросила она.

– Они попытаются аккуратно наложить швы, – скупо ответил Дерек, – но какое-то время он все равно не сможет владеть поврежденной рукой.

Леони сощурила зеленые глаза, уставившись на него.

– И надолго это?

Дерек, не отводя взгляда, ответил:

– Лео, надо подумать или о замене, или об изменении сценария. – Оправдывались самые мрачные предчувствия Леони. Дерек хорошо знал свое дело и, не будь в этом крайней необходимости, не стал бы поднимать такого вопроса. Но Карло был одним из главных исполнителей, вокруг него вертелось все действие картины, да и к тому же его имя было залогом хорошей кассы на континенте.

– Мы не можем потерять Карло, – твердо сказала Леони, моля Бога о том, чтобы она оказалась права.

– О'кей, тогда давай переписывать сценарий в расчете на него, – ответил Дерек.

– Сколько кадров поединка уже отсняли? – спросила она, лихорадочно обдумывая сложившуюся ситуацию.

– Совсем немного, – сказал он с некоторым замешательством.

– Но ведь вы снимали все утро, – удивилась она. – Где же отснятый материал?

Дерек в упор посмотрел на нее.

– Он получился неудачным, Лео.

– Что ты имеешь в виду?

Дерек замялся и принялся перекладывать лежавшие перед ним на столе бумаги.

– Роб был не в форме, – неохотно ответил он. – Все, что мы отсняли утром, никуда не годится.

Леони сжала губы.

– Но нужно же как-то спасать положение.

Дерек вздохнул.

– Тебе стоит самой взглянуть. Не думаю, что ты останешься довольной увиденным, но решать тебе.

Леони поняла, что дело дрянь. Мерзавец, мерзавец этот Роб, подумала она. Как мог он оказаться таким глупцом! Ему ведь пора уже было усвоить, что серьезный актер просто не имеет права позволить себе накануне столь ответственной съемки пьянствовать ночь напролет. Никаких кутежей, непременный здоровый сон – вот основные заповеди киноактеров, по крайней мере, тех, кто стремится к успеху. Расслабиться можно потом, когда съемка окончена и фильм сдан. А если Робу не хватает самоконтроля и он не дорос еще до того, чтобы уважать правила… да, конечно, она любила его, но подобные выходки были непростительны. Роб подвел себя, подвел ее, и хуже всего, что подвел всю съемочную группу, не говоря уже о бедном Карло, – ведь ранение, окажись оно серьезным, может пагубно отразиться на его карьере. Леони стиснула зубы, мучительно размышляя о том, что скажет Робу при встрече. Ей-богу, она заставит его отказаться даже от мысли о выпивке. Но между тем надо было срочно искать выход.

Леони глубоко вздохнула, усилием воли заставляя себя успокоиться.

– Хорошо, Дерек – сказала она, и в ее глазах мелькнул опасный огонек – лишь отблеск пожара, полыхавшего в ней. – Зови сценаристов. Будем менять концовку.

– Проблема, – сказал Дерек. – Они в Амстердаме, работают над мини-сериалом "Анне Франк".

Леони с трудом подавила вспышку гнева. Она знала, что проект "Анне Франк" был любимым детищем их сценаристов, Теда и Эрика. Вот уже много лет они все пытались воплотить его на экране и, разумеется, вовсе не обязаны были бросать все, лишь бы спасти ее шальной роман.

Дерек словно читал ее мысли.

– Если ты хорошо им заплатишь, думаю, они могли бы посвятить нам уик-энд. – Конечно, и они оба это знали, потянуть такие расходы было крайне тяжело: бюджет уже и так трещал по швам.

– Когда Карло сможет вновь приступить к работе? – спросила Леони.

– Через пару недель, в лучшем случае – дней через десять, но все равно он будет годен только для крупных планов. – Дерек посмотрел на нее и, не дождавшись ответа, продолжил: – Лео, мы оба знаем, что не можем позволить себе ждать его. Как мне представляется, есть только один выход. Мы переписываем концовку, вырезаем сцену схватки и снимаем пока все остальное. А когда Карло появится на площадке, тут же подключаем и его.

– Нет, – твердо сказала Леони. – Мы не можем вырезать поединок. Это же кульминация всей картины.

– В таком случае, – ответил Дерек, – нам это выльется в кругленькую сумму. Я предлагаю тебе слетать в Лос-Анджелес и уговорить наших денежных мешков раскошелиться еще на пару дополнительных недель съемок. А я тем временем свяжусь с Тедом и Эриком – выясню, смогут ли они нам чем-нибудь помочь. – Он сделал паузу и вопросительно взглянул на нее. – Ну, ты же босс, что скажешь?

– Мне это не нравится, – медленно произнесла Леони, – но пока я другого выхода не вижу. Я попытаюсь. Завтра утром первым же рейсом полечу в Лос-Анджелес. – Она посмотрела на Дерека и печально усмехнулась. – Господи, ну и попали же мы в переплет.

– Жизнь собачья, я прав?

– Пожалуй, даже слишком. – Леони коротко рассмеялась, потом ее лицо посуровело. – А теперь, – сказала она, и в ее голосе уже не было и намека на шутку, – думаю, мне пора побеседовать с Робом Фентоном, выяснить, что сам он обо всем этом думает.