Текст книги "Испепеляющая страсть"

Автор книги: Кейси Майклз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

– Проклятие, – вслух сетовал Рори. – Это несправедливо! Все, что я делал, – играл роль, это не преступление. В конце концов, я актер. А меня привязали к этому проклятому греческому храму, хотя я просто играл свою роль.

Гленис, привязанная к той же самой колонне, прошипела ему на ухо:

– Заткнись. Эти веревки ослабли. Освободи руки, и мы убежим!

Рори быстро схватывал суть дела.

– Как Бонни, принц Чарльз – мы убежим, они и глазом не моргнут.

– Что? Ну да, – раздраженно откликнулась Гленис. – А теперь пододвинься ко мне поближе и жди моего сигнала.

«Дурак, – подумала Гленис, потирая затекшие руки за спиной Рори, наполовину спрятавшись за него. – Как будто он мне нужен!» Набрав в легкие побольше воздуха, она положила руки на спину Рори и сильно толкнула его.

Рори врезался в маленькую кучку людей, поздравлявших друг друга с удачной операцией. И в суматохе Гленис, почти невидимая в темной одежде, быстро скользнула к одному из выходов из лабиринта.

Возможно, ей и удалось бы сбежать, если бы не ржавая железная палка, валявшаяся в траве. Гленис зацепилась за нее изящной туфелькой, и на этом закончилась ее бесславная попытка побега.

– Кевин, – попросил Бо друга, который, с легкостью взяв леди под мышку, нес ее на место, причем она извивалась, пинала его ногами и грязно ругалась. – Пусть замолчит. Стыдно слушать. Стыдно!

Попытка побега Гленис, казалось, вернула Джилли и остальным способность здраво рассуждать, и вскоре все разошлись по своим комнатам. Гленис и Рори были надежно связаны и помещены в запертую кладовую за конюшней – утром им предстояло отправиться в Лондон.

Когда мужчины наконец выпили за победу, женщины поднялись по лестнице, где им предстало поистине необычное зрелище – взволнованная мисс Розберри.

– Ну-ну, Банни, – успокаивала Джилли свою взволнованную камеристку, похлопывая ее по плечу. – Не надо так переживать!

– Ты ушла одна, без сопровождения, и пропадала половину ночи бог знает где в ночной рубашке – нет, она, конечно, длинная и все прикрывает – и еще напудрила лицо, как вампир. А потом ты наконец вернулась босиком, и подол рубашки весь промок – и просишь меня не беспокоиться! – горячо возразила бедная мисс Розберри. – У меня есть все основания беспокоиться. Мне кажется, с каждым днем, проведенным в этом доме, мои нервы все больше расстраиваются. У меня никогда не было таких проблем – может быть, потому, что никогда раньше я так не переживала за своих подопечных. Однако я тебя предупреждаю: если это безумие будет продолжаться, я превращусь в настоящую развалину – тень той личности, которой я была когда-то.

Молодая хозяйка смутила свою камеристку, заключив ее в объятия и поцеловав в жесткую щеку.

– Я очень виновата перед тобой, Банни, и прошу прощения, – сказала она, однако в ее голосе не слышалось ни малейшего раскаяния. – Это ужасно – заботиться о такой бессовестной девице, как я! Боюсь, я не привыкла думать о том, что мои действия могут кого-либо огорчить. Понимаешь, почти никто никогда не интересовался мною настолько, чтобы беспокоиться.

Пока Джилли поддерживала и утешала тихонько плачущую портниху, Аманда, смахнув пару слезинок, вызванных трогательной сценой, ускользнула в свою спальню, где ее ждала собственная служанка.

Прежде чем сесть в фургон, который должен был доставить их с Гленис в Гастингс, Рори оказал Кевину любезность – он подробно рассказал ему о своей патронессе – Гленис О’Кифи. Он рассказал, что Гленис – тогда ее звали Мэй Вуд – выросла рядом с Холлом и ее отец помогал старому графу копать туннели. Девочка всегда ненавидела обитателей Холла и, когда выросла, придумала способ присвоить сокровища, которые, как она считала, спрятал под землей старый затворник.

Немного краски для волос и новый гардероб вкупе с новым именем и «братом» – вот и весь необходимый камуфляж. Она обосновалась в деревне и начала сколачивать состояние при помощи контрабандистов, переправки французских шпионов и полуночных набегов на Холл.

Бедняга Рори! Он был всего лишь орудием в руках этой «леди Зло», по крайней мере, так он утверждал. Кевин не слишком ему верил, но был рад, что тайна туннеля наконец раскрыта. Кевина это так порадовало, что он счел возможным замолвить за бедного актера словечко перед Питером, своим другом из Адмиралтейства.

Глава 13

Супруги Деланей и Чевингтон были готовы к отъезду. Как сказал Кевину Джаред:

– Вы с Джилли скорее поладите, если у вас под ногами не будут путаться твои друзья.

Гленис и Рори были отправлены в Лондон днем раньше под охраной солдат из Гастингса; контрабандисты получили обратно свой товар и преподнесли три бочонка превосходного французского бренди своему другу, графу Локпорту; разбойники томились в тюрьме в Гастингсе.

Аманда соскучилась по своим детям, и, хотя ее руки так и чесались – ей хотелось стукнуть Джилли и Кевина лбами и заставить их объясниться в любви, – она понимала, что по ее команде они не упадут друг другу в объятия.

Бо и Анна попрощались с садом, который они успели преобразить до неузнаваемости за короткое время своего пребывания в Холле. Они были очень тронуты, когда Лайл и Фитч, краснея и заикаясь, преподнесли им прощальный подарок – маленькую пальму в горшке.

Все было готово к отъезду, но вмешалась природа – разразилась летняя гроза, и отъезжающим не оставалось ничего, кроме как переждать ее.

Джаред раздраженно мерил шагами большую гостиную, Бо нетерпеливо барабанил пальцами по столу. Нет ничего хуже вынужденной задержки, думали оба.

Аманда терпела сколько могла, то есть недолго. Вдруг ее осенило.

– У меня есть прекрасная идея! – воскликнула она, вернувшись в гостиную из библиотеки с куском пергамента в руке. – Давайте развлекаться! Давайте искать сокровище!

Анна, полулежа расположившаяся на софе, обхватив руками маленький холмик округлившегося животика, с энтузиазмом согласилась. «Бо, конечно, прелесть, – думала она, – но это непрерывное постукивание пальцами кого хочешь сведет с ума». В глубине души она надеялась, что его не будет поблизости, когда она соберется рожать – в такой деликатный момент ей было бы тяжело видеть, как бедняга нервничает.

Хозяин и хозяйка дома, которых вот-вот должны были покинуть гости, сидевшие за столом друг напротив друга и обсуждавшие вопрос о том, стоит ли навсегда запереть туннели (Кевин был за, Джилли – против), неохотно откликнулись на предложение друзей, за минуту до того изнывавших от скуки, а теперь преисполненных энтузиазма и громогласно требовавших всеобщего мозгового штурма для решения пресловутой загадки.

Наконец, Кевин решил, что это хороший способ развлечь друзей (хотя он сильно сомневался, что разгадка на самом деле существует), и присоединился к ним, однако у Джилли было свое особое мнение по данному вопросу.

Она разгромила идею в пух и прах, заявив, что все это обман, извращенная хитрость извращенного старческого ума. Когда ей возразили, она принялась открыто протестовать против поисков, утверждая, что не нуждается в так называемом сокровище, которое, как все почему-то уверены, спрятано где-то в Холле (так как Кевин пообещал, что отдаст сокровище ей, если оно будет найдено). Наконец, заявив, что лично она не станет участвовать в этой идиотской охоте за проклятым сокровищем, она в гневе выбежала из комнаты, хлопнув дверью.

– О господи, что с ней?! – воскликнула Аманда, проводив Джилли глазами и продолжая глядеть ей вслед. – Она, кажется, чем-то испугана.

– Ящик панды, – равнодушно сказал Бо.

– Пандоры, Бо, – поправил его Джаред. – Может быть, ты и прав. Возможно, Джилли считает, что разгадка загадки принесет ей одни неприятности.

– Она знала моего дедушку лучше, чем кто-либо другой, – задумчиво сказал Кевин. – Так что, возможно, она права.

– Спящая собака.

– Как это, Бо? – спросила Аманда.

– Не укусит. Не может. Спит – и все.

Анна сняла руку с талии супруга.

– Ты полагаешь, нам не стоит будить спящую собаку, дорогой?

– Конечно. Так и сказал. Не укусит. Спит. И не лает – тоже важно.

Бо в недоумении взглянул на друзей, пытаясь понять причину их внезапного смеха:

– Не смешно. Простая логика. Ничего смешного.

Кевин вытер глаза кончиком платка.

– Прости, старина. Мы не над тобой. Не хотели тебя обидеть. Ты прав: спящая собака не укусит. И, – добавил он чуть более серьезно, – не разгадает головоломку во сне. Так что, рискнем ли мы, известные искатели приключений, дернуть собаку за хвост, пренебречь мрачными предчувствиями и выпустить наружу разнообразное зло? Леди и джентльмены, мы же англичане, в конце концов!

Джаред выглянул в окно – ливень продолжался и не думал утихать – и протяжно вымолвил:

– Мы поймали шпиона, отправили в тюрьму воров, выявили двух предателей и помогли шайке контрабандистов. Все эти развлечения придумал для нас наш конгениальный хозяин. Самое малое, что мы можем сделать для него, – помочь ему решить эту проклятую загадку. Это будет простая любезность, дорогая, ты со мной согласна?

Его жена, которая была автором идеи, напомнила мужу об этом факте и заявила, что не привыкла оставлять дела незаконченными. Об этом ее муж хорошо знал – «не так ли, дорогой?».

Так что, пока Бо бормотал себе под нос, предупреждая об ужасных опасностях, которыми чреваты разбуженные собаки и открытые ящики, и пока Джилли дулась, как ребенок, который пытался навязать остальным свои правила игры, а когда их отвергли, ушел домой, прихватив свои игрушки, маленькая группа единомышленников в большой гостиной набросилась на загадку старого графа.

Как автор проекта, Аманда предложила свой план атаки. По ее мнению, следовало разделить стихотворение на строчки, затем – на слова, а если понадобится – то и на буквы, пока они не доберутся до тайного смысла.

– «Ты ешь хлеб бедности, дитя», – прочитала Аманда по бумажке. – Кто первый?

– Хлеб пекут в пекарне, – неуверенно начала Анна.

– Хранят в буфете, – добавил ее муж. – Вчера был пирог с голубикой. Очень вкусный, хватило до полуночи. Жалко – кончился. Знал бы, что будет дождь, оставил бы кусок. Все съел. Жаль.

Кевин в раздражении дергал себя за манжеты рубашки и наконец прервал гастрономические сетования Бо.

– Хлеб едят в столовой – его подают к обеду.

Встав и глядя на бумагу через плечо жены, Джаред заметил:

– В каждой строчке – восемь слогов. Как вы думаете, это что-нибудь значит?

Поднеся к губам стакан с бургундским, Кевин молча улыбнулся.

– Это означает, что ты умеешь считать до восьми. В стихотворении четыре строчки – можно умножить 4 на 8 и получить 32 или поставить их рядом и получить 48 или 84. Можно вычесть 4 из 8 и получить 4… Лично я получил пока головную боль.

Нумерологическая теория Джареда была отложена до лучших времен, и Аманда прочитала вторую строчку: «Вот ре-а-би-ли-та-ция».

– Дитя – это Джилли, – зачем-то сказала Анна, и все с ней согласились. – Остальное в этой строчке тоже просто. Помните – реабилитация означает возвращение доброго имени, восстановление прав.

– Это моя любимая женушка, – горделиво заявил Бо. – Красивая и умная. Все, как я люблю. Я счастливчик, вот!

Райс улучил минуту (пока Анна и Бо, держась за руки, с обожанием смотрели друг другу в глаза, а остальные старались смотреть в другую сторону, чтобы не смущать воркующих голубков) и внес поднос с чаем.

Аманда заняла место отсутствующей Джилли и принялась разливать чай, не дав Кевину возможности призвать жену к порядку, а Джаред принял от нее эстафету и продолжал читать стихотворение:

– «Фортуна ждет в кругу времен», – медленно прочел он, останавливаясь после каждого слова. – Слова «круг времен» заставили тебя искать разгадку в коллекции часов?

– Да, – грустно вздохнул Кевин. – Только зря потратил время. Хорошо хоть удалось выручить немного денег. Ну и место расчистил, и потише в доме стало – а то они все тикали и били, невозможно было расслабиться ни на минуту!

– «Ключ к счастью – в имени твоем», – печально закончил Джаред. – Что касается имени – с этого, мне кажется, можно начать.

– Это должно иметь отношение к странным именам Джилли, – перебила его Аманда. – Помнишь, ты говорил нам, что у нее множество имен, Кевин?

Ролингс кивнул и речитативом произнес:

– Евгения Жизель Горация Дон Форчун.

Анна возразила:

– Мне кажется, имена прекрасные. Только послушайте. Евгения по-гречески означает «благородная, хорошего рода». Жизель – по-немецки «пленница, заложница» – печальное значение, зато имя красивое.

Анна стала центром всеобщего внимания – все ловили каждое ее слово.

– Продолжай, Анна, – нетерпеливо попросил Кевин, когда она замолчала. – Мы все тебя очень внимательно слушаем.

Анна обвела взглядом своих друзей, увидела, как они взволнованы, и поспешно закончила:

– Да мне особенно и нечего больше сказать. Горация по-латыни означает «хранительница дома», а Дон – по-английски «закат, вечерняя заря». Что до фамилии Форчун – это ужасная фамилия, которой этот жестокий человек наградил свое несчастное невинное дитя, от латинского «судьба, участь». Ой! – воскликнула Анна, осознав, что она только что сказала. – Вы уверены, что все это на самом деле что-то значит?

Кевин не мог больше усидеть на месте. Он порывисто встал и принялся мерить шагами ковер, постукивая тросточкой по своей Левой ладони.

– Благородная хозяйка дома и жертва судьбы – все верно. Джилли родилась от законного брака, но, когда ее брат-близнец умер, гнев Сильвестра обратился на Джилли – девочку, посмевшую выжить. Миссис Уайтбред говорила мне, что мать Джилли стала инвалидом после рождения детей и оставалась им до самой смерти – не лучшее положение для того, чтобы рожать еще детей.

– И тогда Сильвестр объявил, что тайное венчание было фальшивым, и позволил всем думать, что его несчастная жена была всего лишь его любовницей, а ее дочь – незаконнорожденная, – перебила Аманда, быстро ухватив суть ситуации, какой она была двадцать лет назад. – Сильвестр, возможно, хотел снова жениться и произвести на свет наследника – после того как оба его сына умерли. Если бы он не объявил свой брак с матерью Джилли недействительным, то не мог бы законно жениться до смерти несчастной.

Джаред продолжил историю:

– Но он не учел реакции местного дворянства. Уверенное в том, что он навязывал им общество своей любовницы под видом жены в течение почти года, общество отвернулось от него. И поскольку Сильвестр к тому времени стал старым чудаком, не покидавшим поместья больше чем на день, у него не появилось шанса найти дурочку, которая бы согласилась за него выйти. Он остался жить в Холле, отказываясь ремонтировать дом, который он не мог передать своим сыновьям, и медленно выпадая из мира живых, превращая свои хобби в мании.

Кевин закончил рассказ:

– Он хорошо управлял имением до тех пор, пока его здоровье не ухудшилось – это произошло семь лет назад. В течение последних трех лет его жизни, по иронии судьбы, имением управляла Джилли, насколько ей позволяли скудные средства, находившиеся в ее распоряжении. Господи! – Он яростно стукнул тростью по ножке стола. – Сколько же зла было на совести у этого человека!

После того как все высказались по поводу неисчислимых ошибок и злодеяний старого Сильвестра, Анна осмелилась спросить, какое отношение к остальным именам имеет последнее – Дон, «вечерняя заря».

И все встали в тупик. Имя не подходило к остальным. Совсем не подходило.

* * *

Когда объявили, что обед подан, а Джилли все еще отказывалась вернуться, Кевин в гневе вышел из столовой – после того, что он узнал, у него пропал аппетит.

Огромный Холл вдруг показался ему тесным. Он попросил Уилстона принести плащ и, несмотря на сетования слуги, уверявшего, что он рискует испортить свои сапоги, не говоря уж о том, что промокнет и заболеет, отправился на прогулку.

Ноги сами привели графа к лабиринту. Дойдя до его центра, он уселся на холодную, мокрую каменную скамью и закрыл лицо руками.

Бедная Джилли, думал он. Бедная обделенная девочка! Как жестоко они оба использовали ее – сперва старый граф, а затем он сам. Он принудил ее к браку, сделал женщиной, несмотря на ее протесты, и, как он сейчас понимал, – это был самый тяжкий грех – узурпировал принадлежавшее ей по праву место наследницы старого графа, которое ее отец мог и должен был передать ей из рук в руки.

Она была лишена нормального детства, но, если бы он не принудил ее к браку с помощью шантажа, она могла бы стать одной из самых богатых и красивых невест в высшем свете и наверняка пользовалась бы успехом у молодых людей. Ее титул, внешность, состояние дали бы ей карт-бланш при выборе жениха. Она была бы свободна, могла бы путешествовать, встречаться с разными людьми – красивое лицо Кевина исказилось от боли, – полюбить того, кого выберет, и выйти за него замуж.

Депрессия Кевина становилась все глубже. Джилли была права, он поздно понял – надо было забыть об этой загадке. Личное состояние Сильвестра все равно перейдет к ним через год, а они уже начали искать способ ужиться друг с другом – хотя путь к взаимопониманию оказался тернистым.

Он стал не совсем безразличен Джилли – Кевину необходимо было верить в это, – но, если сказать ей, что она законная наследница, рано или поздно ей самой придет в голову все то, о чем он думает сейчас, и у них не останется ни одного шанса на будущее.

Подняв к небесам глаза и сжатые кулаки, Кевин разразился бранью:

– Ты победил, старый хитрый ублюдок! Ты позволил мне жить в твоем доме, собирать урожай с твоих земель и тратить деньги, нажитые тобой, но ты отнял у меня право уважать самого себя и заставил меня не желать не чего иного, как только снова стать бедным Кевином Ролингсом, который всем должен. О да, Сильвестр, я наконец понял, почему ты позволил мне получить все это: ты знал, что в конце концов я прокляну каждую пядь этой земли и каждый твой грош! И ты устроил все так хитро, так коварно, зная, что я ослаблю бдительность, полагая, что женюсь на беспомощной девочке – твоей дочери. Но твоя месть оказалась даже удачнее, чем ты рассчитывал, она оказалась более жестокой, чем тебе грезилось в твоих самых жестоких мечтах: ты дал мне то, что я не надеялся когда-либо получить, а затем снова отнял это – в тот момент, когда я попал в пожизненную зависимость от этого. Ты дал мне Джилли – ты дал мне любовь – и затем снова отобрал ее. Я ненавижу тебя, Сильвестр Ролингс! – выкрикнул Кевин, обращаясь к облачным небесам. – И надеюсь, что ты горишь в аду за то, что сделал с нею и со мной!

Дождь превратился в изморось, но лицо Кевина все еще было мокрым – может быть, от дождя, может быть, от слез. В глазах у него двоилось, он, с трудом разбирая дорогу, направился к одной из тропинок, ведущих к выходу из лабиринта. Он прошел всего несколько футов, когда неожиданно споткнулся обо что-то и упал навзничь в траву.

Ругая себя за испорченные сапоги и плащ (казалось, Уилстон предвидел, что с ним случится это несчастье), Кевин поднялся на колени, чтобы посмотреть, что это попалось ему под ноги.

Это был тот самый металлический предмет, о который споткнулась Гленис при попытке сбежать, сейчас, увидев его при свете дня, он задался вопросом: что это такое?

Кевин поставил его стоймя, освободил от вьюнков, привязавших его к земле, и в конце концов понял, что этот шест – еще одна жертва Сильвестрова небрежения. Здесь, на открытом пространстве в центре лабиринта, наверняка были раньше солнечные часы, рассуждал он и вдруг воскликнул:

– Солнечные часы! Ну конечно же! «Круг времен»!

Не обращая внимания на грязь и слякоть, пропитавшие его бриджи и испачкавшие руки и рукава, он принялся ползать по земле, ища следы существования солнечных часов. После того как он нашел несколько металлических табличек с большими римскими цифрами от I до XII, расположенных по кругу, оказалось очень легко найти углубление в его центре, куда и был воткнут шест.

Да, это был он – «круг времен». Вопреки своему намерению – он не был сторонником охоты за сокровищем – Кевин лихорадочно желал, чтобы она поскорее завершилась. Если Аманда права в своем первом предположении – о том, что свидетельство о рождении Джилли и свидетельство о браке ее матери и есть сокровище, и если все, о чем они рассуждали недавно в гостиной, тоже правда, он был обязан вернуть Джилли то, что принадлежало ей по праву, – ее законное происхождение.

Слабый, жидкий солнечный луч пробился сквозь тучи, но Кевин не замечал этого – он бежал к дому. Он ворвался в большую гостиную, распахнув французскую дверь, ведущую из сада, и, увидев Джилли, которая наконец соизволила выйти к обществу, обратился к ней с вопросом:

– Когда ты родилась?

Джилли не могла вымолвить ни слова – она была в шоке. Ее муж, всегда безупречно одетый и причесанный, считавший стихийным бедствием смятую складку на брюках или пылинку на сюртуке, стоял перед ней, напоминая лошадь после долгой скачки, взмокшую от пота. На его тонком аристократическом носу было грязное пятно, еще одно – на чеканном подбородке. Его знаменитые белокурые волосы потемнели от дождя, и казалось, что он расчесывал их граблями. Его одежда годилась лишь для того, чтобы как можно скорее бросить ее в огонь (на нее не польстился бы и нищий), а его прекрасные патрицианские руки, которыми он сейчас сжал ее предплечья так крепко, что в них прекратилась циркуляция крови, выглядели так, словно он скреб ими землю, как домовой.

На осмотр мужа у Джилли ушло всего несколько секунд, но даже это ничтожное промедление показалось ему слишком долгим. Он повторил свой вопрос, на сей раз подкрепляя каждое слово встряхиванием рук:

– Когда ты родилась – в каком месяце, какого числа?

– В апреле, восьмого апреля. А что? Что происходит? Что с тобой случилось, ты выглядишь больным! – бормотала Джилли, всерьез обеспокоенная странным поведением Кевина.

– Ага! – воскликнул Кевин, отпуская Джилли и оборачиваясь к остальным, столь же пораженным его видом и его вопросом. – Понимаете?! – триумфально выкрикнул он. – Восьмое апреля. А могло бы быть четвертое августа. Но это случилось восьмого апреля. Джаред! Ты-то понял, да? Это была твоя идея.

Лоб Джареда разгладился, и он понимающе улыбнулся.

– Четыре строчки в стихотворении – апрель – четвертый месяц. Восемь слогов в каждой строке – восьмое число. Очень хорошо, Кевин!

– Более того, дружище! Я нашел «круг времен»! Какие часы никогда не сломаются? И показывают время бесконечно долго? И выглядят как круглый хлеб, разрезанный на части? Подумайте-ка, друзья! Это так просто, что я удивлен, почему мы раньше не догадались.

– Солнечные часы! – радостно воскликнул Бо. – Чертовы солнечные часы!

– Черт меня побери, если ты не прав, Бо, – поощрил Джаред счастливого приятеля и повернулся к Кевину. – Продолжай, я вижу, тебе не терпится рассказать нам все.

Вместо ответа Кевин подошел к двери, ведущей в коридор, и попросил Райса послать кого-нибудь за лопатой.

– Зарытые сокровища? – улыбнулась Аманда. – Это уж слишком!

– О, помолчи, Аманда, – к удивлению всех, перебила подругу Анна. – Я хочу услышать все!

Кевин поклонился ей:

– И услышите, дорогая леди, и убедитесь в том, что ваша блестящая догадка дала мне ключ к решению шарады. Джилли! – позвал он, оглянувшись через плечо на свою жену, стоявшую поодаль с несчастным видом. – Знаешь ли ты час своего рождения?

– Это произошло на закате, я полагаю, – произнесла она и замолчала.

Теперь она поняла, что имела в виду Хэтти Кемп, когда, внезапно вздрогнув, говорила: «Гусь прошел по моей могиле». Может быть, сейчас никто не прошел по будущей могиле Джилли, но кое-кто словно сплясал джигу на всем ее прошлом, и она была уверена, что не получает от этого энергичного танца никакого удовольствия.

– Закат. Дон, – торжественно повторил Кевин. – Я догадывался об этом. А знает ли кто-нибудь из вас, в котором часу бывает закат в апреле?

– Около шести – в семь самое позднее, я думаю, – ответил Джаред, чувствуя себя марионеткой, которую Кевин дергает за ниточки.

– Довольно близко к истине, – согласился Кевин. – Я полагаю, где-нибудь среди многочисленных бумаг покойного графа, содержащих массу бесполезной информации о последних двадцати годах жизни в доме, есть указания на более точное время, но у меня нет времени – извините за неуклюжий каламбур – производить такого рода исследования. Поэтому, если вы будете настолько добры и последуете за мной, я лично возьмусь за лопату и докопаюсь до истины: я собираюсь копать в районе цифр VI и VII на солнечных часах, расположенных в центре лабиринта. Леди мы пропустим вперед, разумеется. – Он распахнул дверь и поклонился.

– Скорее пойдемте в лабиринт! – злобно заголосила Джилли. – Мне не терпится узнать, что же там такое спрятано, что лорд Локпорт вдруг позабыл о своем внешнем виде! Должно быть, это сокровище много для него значит.

Копать пришлось всего несколько минут – вскоре лопата наткнулась на что-то металлическое как раз на полпути между цифрами VI и VII.

Кевин принялся копать вокруг объекта осторожнее и вскоре поднял на поверхность металлический ларец, он поставил его на каменную скамейку.

– Больно уж самодовольный у него вид, – тихонько прошептала Аманда на ухо мужу.

– Он не так беспечен, каким хочет казаться, Менди, любовь моя, – прошептал Джаред ей в ответ. – Посмотри ему в глаза – они лихорадочно блестят. Он очень нервничает, наш друг Кевин, и, я думаю, мы оба знаем почему. А теперь взгляни на Джилли: она побелела как полотно, бедняжка.

Ржавый замок ларца сломался после первого же удара лопаты, и Кевин заколебался лишь на мгновение, прежде чем открыть крышку.

Внутри лежали три клеенчатые сумки, и Кевин вынул их одну за другой и положил на скамью.

– О! Какая прелесть! – проворковала Анна, увидев бриллианты, рубины, изумруды и другие драгоценные камни.

В какой-то момент – сердце его почти остановилось – Кевину показалось, что ларец пуст. Но затем он увидел плоский пакет, завернутый в водонепроницаемую бумагу, на самом дне металлического ящичка.

Осторожно, чтобы не порвать хрупкую бумагу, Кевин извлек из пакета два листочка, прочитал и передал Джареду.

– Это свидетельство о браке матери Джилли, доказывающее, что брак был законным. Второй документ – неопровержимое доказательство того, что наша Джилли – урожденная леди Сильвия Ролингс, рожденная 8 апреля 1798 года от Рождества Христова.

– Сильвия? – переспросила Анна.

– Ролингсы всегда называли своих дочерей этим именем, а мужчин – Сильвестрами. Мне кажется, мои предки не слишком заботились о детях. Слава богу, моя мать была ирландкой, – заметил Кевин с присущим ему сарказмом.

– Мне это не нужно! – раздался голос Джилли, поразив всех. – Мое имя – Джилли. Мне оно нравится. Я не хочу, чтобы меня звали Сильвией. Это дурацкое имя.

– Я не согласен с тобой на сей раз, Джилли, – мягко обратился к ней Кевин, приближаясь к тому месту, где она стояла – поодаль от остальных. – Какое значение имет имя? «Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет»[8]8
  Шекспир, «Ромео и Джульетта». – Перевод с англ. М. Кузмина.


[Закрыть].

– Ха! – откликнулась Джилли, и две алые розы вспыхнули у нее на щеках. – Попробуйте в течение двадцати лет называть человека отродьем, а потом назовите его розой и посмотрите, изменится ли его запах!

Указывая на бумаги в руках Кевина, она презрительно усмехнулась:

– Вы думаете, эти бумажки способны сделать так, чтобы все встало на свое место? А как насчет моей бедной мамы? Где ее ре-а-би-ли-та-ци-я? Пахнет ли она розой?

Джилли изо всех сил затрясла головой, словно желая избавиться от собственных мыслей, затем в гневе обратилась к Кевину:

– Это ничего не меняет. Оставь себе эти бумажки. И стекляшки тоже. Получи свое сокровище в награду за то, что ты разгадал загадку. Оставь себе Холл и поместье, видит Бог, ты их заслужил. Мне ничего не нужно. И прежде всего мне не нужен ты!

По ее щекам текли слезы, свидетельствуя о том, что на самом деле она понимает, сколь многое изменилось. Джилли высоко подхватила юбки и, зажав рот кулачком, бегом удалилась по одной из дорожек, оставив Кевина стоять, напоминая чучело, из которого вынули всю начинку.

Аманда подошла к нему, чтобы выразить сочувствие, обняла, он продолжал стоять безучастно.

– Она пожалеет об этом, Кевин. Дай ей время. Это был просто шок, вот и все.

– А когда шок пройдет и она осознает, что причин для нашего брака больше не существует – что тогда, Менди? Потребует ли она свою часть денег и свободу, оставит ли этот дом и свои печальные воспоминания, чтобы никогда не вернуться? Я не стал бы винить ее.

– Она так не поступит, – серьезно заявила Аманда (тихие всхлипывания Анны служили фоном для ее оптимистической речи). – Она тебя любит, я знаю.

Кевин выдавил из себя кривую усмешку.

– Ты уверена? Что ж, Менди, по крайней мере хоть кто-то в это верит.

День близился к вечеру, и гости Ролингсов решили провести еще одну ночь в Холле. Джилли заперлась в своей спальне под охраной мисс Розберри, поэтому они один за другим разыскивали хозяина и давали ему советы.

Надо признать: Кевин в них нуждался. Прежде чем Джилли забаррикадировалась в своей спальне, он успел поговорить с ней: смело перечислил все свои грехи перед нею и предложил развод, если она того пожелает.

Ее реакция была ожидаемой: она обвинила его в том, что он торопится уехать в Лондон к своим многочисленным любовницам; сейчас, когда все условия завещания старого графа соблюдены, он наконец может это сделать, а брак с нею ему больше не нужен.

Он не пытался спорить с ней. Он решил проявить благородство – вести себя как подобает джентльмену. В конце концов, она будет ему благодарна. Кевин кое-чему научился, увидев, как Джилли отвернулась от него с отвращением: когда поступаешь правильно, бывает больно. Очень больно.

Он укрылся в библиотеке после ужина с друзьями, прошедшего в напряженной атмосфере: все присутствовавшие разделяли его мучения; после третьей бутылки Бо и Джаред разыскали его.

– Все страдаешь? – спросил Джаред, бросив взгляд на пустые бутылки.

Кевин поднял голову и мутными глазами посмотрел на друга.

– Я размышляю. Наверное, мне лучше уехать. Веллингтону нужны хорошие солдаты. Я мог бы поступить в кавалерию под вымышленным именем.

– Не в кавалерию, Кевин. Лучше в гусары, – поправил его Бо, довольный, что может дать полезный совет.

– Ты так думаешь, Бо? – спросил Кевин.

– Нет. Он так не думает, – отрезал Джаред, сделав добродушному рыжику страшные глаза.

– Джилли. Как она? Ее очень не хватало за ужином, – быстро сымпровизировал Бо, пытаясь прикрыть одну неловкость другой.

Кевин поднял бровь и глухо хмыкнул.

– У нас с леди Локпорт возникли некоторые разногласия. Я не могу сказать, как она поживает, так как через толстую дубовую дверь очень неудобно разговаривать.

– Пошли ей цветы. Женщины любят цветы, – предложил Бо с надеждой, однако в ответ услышал лишь рычание человека, которому хотел поднять настроение.