Текст книги "В ночи"
Автор книги: Кэтрин Смит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)
Он смотрел на нее покровительственно, но с нескрываемой нежностью.
– Моя дорогая Мойра, игра в шахматы – это стратегия и расчет. Она не имеет отношения к удаче. Здесь главное – систематическое подавление противника.
Звучит многообещающе!
– Как я могу сказать «нет» после такого объяснения? – Ее сарказм он не пропустил мимо ушей и улыбнулся, как озорной мальчишка. Она любила, когда он так улыбался. Не то что та, другая улыбка – очаровательная и искусственная.
– Только не говори мне, будто не рассчитывала, что я сдамся на твою милость.
На ее милость? Ему? Вряд ли она могла себе представить это. Хотя сама идея подчинить его себе, хотя бы ненадолго…
– Вижу, что эта идея нравится тебе. – Его взгляд загорелся, словно пламя. – Обыграешь меня, буду выполнять любые твои желания и капризы до конца вечера, пока тебе не надоест.
Да, он, конечно, знает, как искусить ее!
– А если выиграешь ты?
Он бросил беглый взгляд поверх нее, и этого было достаточно, чтобы все в ней вспыхнуло. Но потом снова посмотрел ей в глаза.
– У меня есть кое-какие прихоти, которые ты, полагаю, могла бы осуществить.
Она должна была понимать. Она знала. Она по собственной воле шла по этой дорожке, полностью отдавая себе отчет в возможных последствиях. Не стоило изображать шок, если в глубине души она надеялась, что их разговор выйдет на эту тему.
– Ты не будешь заставлять меня делать, что я не захочу? – Она так тихо задала вопрос, что не расслышала его сама.
Похоже, его мало беспокоили ее проблемы. Непроницаемая улыбка, словно от негодования, что она может заподозрить его в намерении сделать что-либо бесчестное.
– Ты, Мойра, возможно, сама удивишься вещам, которые тебе захочется сделать. Но нет, я не буду принуждать тебя.
Какая-то часть ее твердо знала, что он не станет настаивать, но все равно ей нужно было убедиться.
– Договорились, давай сыграем и посмотрим, кто кому будет угождать.
Темно-синие глаза замерцали, когда он еще чуть-чуть придвинулся к ней.
– И в том и в другом случае не представляю, как я смогу проиграть.
Он подмигнул и тут же выпрямился.
– А вон и мой брат.
Его чувство времени было превосходным, как раз в этот момент вернулся Натаниэль.
– До завтрашнего вечера, леди Осборн. – Он надел шляпу и откланялся.
Мойра попрощалась в ответ.
Перекинувшись парой слов с Натаниэлем, он отошел. Ее приятель устроился напротив нее, в каждой руке по чашке благоухающего шоколада.
– Как все прошло с Мэтью? – задала она вопрос.
– Давай поговорим об этом потом, – заявил Натаниэль, двинув чашку с шоколадом в ее сторону. – Сначала я хочу узнать, о чем вы тут с Райлендом говорили.
В конце декабря ночи рано приходят в Лондон. Еще не наступил вечер, а город уже полностью погрузился во тьму. Уинтроп в одиночестве сидел в своей квартире, расположившись возле окна, из которого была видна улица внизу. Пламя от камина не могло разогнать повисшую в комнате темноту, а его тепло не давало ощущения уюта. Сполохи огня рождали на стенах зловещие тени, которые грозили подчинить его себе и увлечь с собой туда, вниз, в их мир. Он ждал их, но они все не приходили. А может, он уже им и не нужен. Не слишком ли черна его душа даже для них?
Полупустой стакан с виски томится в его руке. Ноги, скрещенные в лодыжках, лежат на подоконнике. Можно было бы выйти развеяться. Недостатка в сборищах в это время года в городе не было. Но в клубах занимались бизнесом, и там сидели все те же, кто, как и он, оставался в Лондоне круглый год. При желании он мог бы найти кого-нибудь, кто сумел бы развлечь его. Но не было охоты отвлекаться. Ему казалось, что прошлое со всеми незначительными мелочами подступило и завладело им. Поэтому хотелось побыть в одиночестве, чтобы разобраться во всем.
Сквозь свое отражение в стекле он глядел на суету у себя под ногами. На улице было сыро и голо. Тут и там полосы грязного снега и кучки конского навоза. Мимо неспешно проплывают экипажи, хотя время года наложило свой отпечаток на уличную суету. Люди прогуливаются по тротуарам, мужчины и женщины рука об руку. Мужчины говорят о чем-то. Время от времени проходят одинокие леди. Наверняка они совеем не леди. Куда влечет их одиночество? На что толкает? Не угрожает ли им опасность? Беспокоит ли их это? А его?
Загорелись уличные фонари, которые, словно металлические ангелы, посылают потоки света в окружающую ночь. Может, это просто настроение такое, но временами ему казалось, что в них заложено нечто мистическое, волшебное, потустороннее. Иногда он воображал, что, если подождать подольше, один из этих фонарей укажет ему, как найти ответы на вопросы, которые так мучают его.
Вдали, в домах напротив, зажглись лампы и свечи. Никто не сидел у окон, кроме него. Никто, кроме него, не смотрел безответно в ночь.
А поверх этих окон снег засыпает крыши и карнизы. Чистый и белый, он будто светится изнутри, озаряя вокруг пространство, погруженное в ночь, бархатную и тёмную, рождавшую в нем воспоминание о Мойре.
Он одновременно испытал и ужас, и наслаждение, когда сегодня увидел ее в кофейне. Ему хотелось заключить ее в объятия, целовать до тех пор, пока в мире все снова не станет на свои места. Но было и желание сбежать, потому что посмотреть ей в глаза оказалось труднее, чем он думал.
Он не изменил ей. Их отношения еще не были настолько близкими, когда можно говорить о предательстве. Ему всего лишь необходимо использовать ее, чтобы защитить и ее, и свою семью. Для нее это даже выгодно. Если он откажется, Дэниелс не остановится, пока не уничтожит всех его близких. Да к тому же старик непременно найдет еще кого-нибудь, чтобы выполнить работу. Такого, кто не остановится перед физическим устранением Мойры, лишь бы заполучить тиару.
Что за куча дерьма! Почему бы ему самому не сделать эту работу? Ведь, закончив ее, он положит конец прошлому. В ней нет ничего личного, и она не меняет его отношения к Мойре – он хочет ее. Его намерение обладать ею тоже не изменится. У Мойры Тиндейл было нечто, в чем он нуждался. Речь не о тиаре. К черту тиару! Ему хотелось узнать, что она нашла в нем. Почувствовать собственную исключительность, и чтобы Мойра подтвердила ее.
По правде говоря, вряд ли она будет считать его каким-то особенным, стоит ей только узнать, что он собирается ее обокрасть. Она и не проведает ничего, если только он не потеряет с ней контакт. Она не первая, кого он обокрал, не прерывая любовной связи. При этом он надеялся, что она будет последней.
Ничего не менял тот факт, что, думая об этом деле, он уже чувствовал себя так, словно вывалялся в грязи. Он по-прежнему был уверен, что их связь останется физической. Хотя, конечно, рассчитывал на большее. Воровство не разрушит жизнь ни его, ни Мойры. Но если он не украдет тиару, пострадают оба брата – Норт и Девлин. Уинтроп не мог позволить, чтобы это случилось.
Конечно, ему нравилась Мойра, но она была на втором месте после его братьев. И он сам на втором месте у нее. В данном случае совсем не важно, чего он хочет. Имеет значение лишь то, что его ожидает суд. Он украдет у нее тиару. А если Мойра ему наскучит или он вдруг поймет, что она перестала давать ему ощущение собственной исключительности, он уйдет от нее. И поищет кого-нибудь или что-нибудь, что поможет вернуть это чувство. Иначе придется признать, что он совсем не уникален, что его не за что любить. Но с этим невозможно согласиться. Хотя как же он боялся, что это окажется правдой!
Он не мог представить, сколько потребуется силы воли, чтобы скрыть все от Норта. Его внутренний голос настаивал, чтобы он признался во всем, говорил, что Норт знает, как поступить. Другой, напротив, твердил, что Норт уже и так достаточно натерпелся, когда спасал Уинтропа. Он не мог позволить брату снова отвести от себя наказание. Нельзя позволить Норту вновь вмешаться, потому что теперь у того была жена, о которой он должен заботиться.
Брат почувствовал – что-то случилось, но не стал расспрашивать. Он просто наблюдал за ним бледно-голубыми глазами и ждал, когда Уинтроп сам расскажет, в чем дело. Пришлось очень постараться, чтобы не сказать правду. Иначе он бы подставил брата под удар. Это была первая причина. А вторая – Брам. Он, в конце концов, мог все понять без объяснения. Так было всегда. Он до всего докапывался сам. Уинтроп не удивился бы, если бы Брам все знал о его прошлом и придерживал эти сведения, чтобы при удобном случае использовать их для своей выгоды. Ему не хотелось давать Браму возможность полностью подчинить себя. Достаточно того, что он рос в его тени, постоянно обращался за поддержкой и не находил ее. Он не собирался тратить свою нынешнюю жизнь на то, чтобы сравнивать себя с человеком, который стал парией в обществе из-за неумения контролировать себя.
Его не удивило, когда Норт обратил внимание, что он немного не в себе, или, точнее, не в том образе, который привык демонстрировать. Они с Нортом всегда были очень близки. Удивило то, что Мойра тоже заметила. Он всегда умел скрывать свои чувства. До сегодняшнего дня только братьев было невозможно обмануть. Может, он теряет эту способность? А вдруг Мойра Тиндейл – ведьма? И наложила на него заклятие? С ней надо быть поосторожнее. По мельчайшему намеку она поймет, что он обманывает ее, и вытянет из него всю правду. Тогда найти эту чертову тиару будет намного труднее.
Кроме того, он должен обладать ею. Сейчас он не может оставить ее просто так. Почему это так важно, он не мог сказать. В этом была какая-то тайна. Единственное, что он знал, – у нее есть ответ на вопрос, который он не мог даже сформулировать и смысла которого не понимал.
Теперь только бы провернуть это дело, и он покончит с воровством навсегда. Он сможет, наконец, захлопнуть дверь, ведущую в ту часть его жизни.
По крайней мере, до тех пор, пока Дэниелс не решит снова шантажировать его.
Но нет, старик понимает, что говорит. Какой бы он ни был, Дэниелс все-таки оставался человеком слова. Он собирался убраться подальше из Англии и от врагов, которых наплодил здесь. А уедет – не вернется, и тогда Уинтроп больше не увидит его.
А что Мойра? Когда все закончится, будут ли они хотя бы видеться? Увы, нет. Поддерживать общение с ней после того, как он так жестоко попользуется ею, было бы слишком даже для него. Так поступать – грех. Ему нравилась Мойра. Он не просто желал ее. Ему хотелось быть с ней рядом. Их знакомство только-только началось, а он уже считал часы, когда снова сможет увидеть ее. Он ревновал ее к дружбе с Натаниэлем Кейланом, к тому, что их объединяло. Кейлан знал ее намного лучше, чем Уинтроп, и это его раздражало. Он был намерен покончить с таким положением.
Жаль, что в следующий раз, когда он увидит ее, ему нужно начать выведывать, где она прячет тиару.
Зачем она посмотрела на него на улице в тот день? Проникла в его душу этими пронзительными глазами? Если бы только он не заметил ее тогда! Если бы она не обратила на него внимания! Все было бы намного проще.
Он должен соблазнить ее. Это даст неоценимую возможность обыскать ее дом.
Вздохнув, он откинулся в кресле и сказал себе:
– Ну ты и выродок.
Внезапно порыв ветра ударил в окно с такой силой, что стекла задрожали. Ночь будто соглашалась с ним.
Глава 6
Точно в одну минуту восьмого следующим вечером Уинтроп стучал в парадную дверь Мойры. Он собирался прийти пораньше, так велико было его желание увидеть ее, но решил не делать этого, чтобы не привлекать излишнего внимания. Тем более что он собирался остаться, после того как гости разойдутся.
Ему стоило большой внутренней борьбы опоздать всего на одну минуту. Он стоял на ступеньках в расстегнутом, несмотря на ветер, пальто, благодарный холодному дождю, который колотил по его щекам. Он рассчитывал остудить жар в крови, это невероятное возбуждение, возникавшее всякий раз, когда он готовился увидеть Мойру.
Он должен быть сдержанным. Она всего лишь бизнес, а не удовольствие. И если он намерен найти, где она прячет эту злосчастную тиару, ему не стоит показывать явный интерес к ней, даже если очень хочется.
Обычно он был очень осмотрителен во всем, что делал. Он никогда не подпускал людей близко, не позволял влезать ему в душу. Парадоксально и чертовски больно, что единственный человек, которому он мог позволить проникнуть внутрь себя, как раз тот, кого он должен использовать. Тот, кого он должен обокрасть, несмотря на все то, что предлагалось взять открыто.
Дверь отворилась. Дворецкий – по крайней мере Уинтроп подумал, что это дворецкий, – приветствовал его.
– Добрый вечер, добрый вечер! – Круглые красные щечки лоснились. Сияющие голубые глазки улыбались. – Проходите, милостивый государь!
Не говоря ни слова, Уинтроп так и сделал, не в силах оторвать взгляд от плотного коротышки, который едва доставал ему до груди и чьи волосы были белыми и торчали в разные стороны, словно овечья шерсть. Его одежда – ярко-красный сюртук, туфли в тон и темно-зеленый жилет – не походила на обычную униформу главного лакея в доме.
Гном перехватил взгляд, но, судя по всему, это не смутило его.
– Рождественские цвета, сэр. В это время года мне нравится считать себя ягодой падуба.
Неожиданно для себя Уинтроп кивнул:
– Именно это я и подумал, когда вы открыли дверь. – Старичок улыбнулся, и его лицо превратилось в шарик, чуть-чуть более сморщенный, чем его щечки. Странный дворецкий – никакого намека на то, как обычно ведет себя прислуга.
– Это говорит о вашей проницательности милорд. Итак, вы, должно быть, мистер Уинтроп Райленд. Я – Честер. Леди Осборн ждет вас. Соблаговолите последовать за мной.
Дворецкие обычно спрашивают имя прибывшего или просят визитную карточку. Удивительно, этот человек знал его имя, хотя они виделись в первый раз. Гостей у Мойры, понятно, не много, но все равно было приятно сознавать, что тебе рады.
Сегодня он посетил Мойру в ее доме в первый раз. Предыдущий тайный визит не в счет. Следуя за величавым и в то же время проворным Честером через холл, он постарался запомнить расположение комнат.
Отделка просторного холла составляла изысканную гамму из цвета слоновой кости, кремового и аспидно-голубого. Стены украшали картины. Большинство из них, наверное, работы покойного виконта. Несколько портретов, а остальные – сцены из Библии и сюжеты из греческих мифов. Энтони Тиндейл, несомненно, был талантливым художником. Его работы поразили Уинтропа эмоциональностью, которую не часто встретишь.
Из того, что он увидел, ему стало понятно, что Мойра держит сейф где-то рядом. Хорошо бы он находился в какой-нибудь комнате нижнего этажа или в личных покоях наверху. Хуже всего, если экономка отвечала за хранение ценностей, тогда сейф могли запрятать в каком-нибудь закоулке. Попробуй его найди без большой головной боли. Он уже сталкивался с подобными случаями.
От холла шел широкий коридор с более светлыми стенами, украшенными лепниной. Две двери справа и три – слева. К последней из них Честер и подвел его.
– Мистер Райленд, – возвестил шерстяноголовый дворецкий, прежде чем отступить назад и приободрить Уинтропа улыбкой. Затем он отвесил поклон и удалился.
– Уинтроп. – С очаровательной хрипотцой в голосе Мойра радостно приветствовала его, словно он был само солнце. Одетая в платье гвоздичного цвета, она шла, протягивая к нему руки, и он отдался ей без сопротивления.
– Этот Честер – потрясающий парень, – заметил он, целуя ее в щеку. Она даже пахла гвоздикой. – Где ты его откопала?
Ему потребовалось собрать все силы, чтобы оторваться от нее, – так хотелось уткнуться лицом в ложбинку на ее шее, где на белой коже завивались крошечные колечки темных волос.
– Энтони нанял его, когда мы поженились. Мне было жалко отпустить его к новому виконту и его семье, поэтому я привезла его с собой. – Она стиснула, а потом отпустила его руку. – Я так рада, что ты смог присоединиться к нам.
Только теперь Уинтроп понял, что они не одни. Вот болван. Все-таки надо обращать внимание на тех, кто еще есть в комнате, когда туда входишь. Но он видел только Мойру, и никого больше. Ее сестра Минерва сидела рядом с камином, глядя на них с девчоночьим интересом. Брат Норт и невестка Октавия молча переглянулись, и это сказало ему все. Им понятно, что между ним и Мойрой что-то есть. Они выглядели такими самодовольными и удовлетворенными! Догадайся они, что он задумал, радости поубавилось бы.
– Добрый вечер. – Он сделал общий поклон, избегая смотреть на брата. Меньше всего ему сейчас хотелось бы услышать, как он смеется над ним.
– Может, выпьешь? – спросила Мойра. – Вино? Или что-нибудь покрепче?
Ему показалось, или она действительно дразнит его? Чертики в ее глазах подтвердили, что она понимает, как неудобно он себя чувствует, и наслаждается этим.
– Спасибо, нет. – Отвечая, он поймал ее взгляд. – Я хочу иметь ясную голову для нашей игры.
Судя по румянцу, который появился на ее щеках, она поняла, что он имел в виду нечто большее, чем партия в шахматы.
– Игры? – переспросил Норт. – Какой игры?
– Ну и любопытный же ты! – обратился к брату Уинтроп, ухмыляясь и хмурясь одновременно. – Если хочешь знать, леди Осборн предложила мне сразиться с ней в шахматы.
Мойра послала ему удивленный взгляд. Она и не ждала, что он признается, что сам вызвался сыграть. Или ждала? Теперь Норт и Октавия будут уверены, что она проявляет к нему интерес.
– Мне казалось, я просила, чтобы ты звал меня просто Мойрой, – заявила она, удержав его взгляд. – Да и ты настаивал, чтобы я называла тебя Уинтроп.
Туше! Итак, она не уступит ему. Он поставил ее в неловкое положение, она ответила ему тем же. Он лениво улыбнулся и уже был готов продолжить обмен репликами, как краешком глаза увидел брата и его жену. И Норт, и Октавия буквально сгорали от предвкушения. Нужно проявлять большую осторожность, когда так много глаз вокруг следят за ним и обворожительной виконтессой.
– Надеюсь, ты не поставил деньги на эту игру? – простодушно осведомилась Октавия. – Мойра сильна в шахматах.
– Ты шутишь? – Норт посмотрел на жену скептически. – Мой брат скорее поставит на кон свое первородство, чем грош.
Уинтроп оторопел. Чем он так раздразнил Норта?
– Ты хочешь сказать, что я стеснен в деньгах?
Норт кивнул, словно подтверждая известный всем факт:
– Именно.
– Я не единственный, у кого нет собственной кареты и прислуги.
– У тебя есть прислуга – лакей и женщина, которая приходит убираться раз в неделю, но ты живешь в квартире, хотя можешь позволить себе дом.
– Какой смысл покупать дом, если я буду в нем один? – Проклятие, он слишком поздно сообразил, что сказал это в, сердцах, излишне раздраженно.
В комнате повисла тишина. Присутствующие заметно смутились. За исключением Мойры. Она обратилась к нему с сочувствующей и понимающей улыбкой:
– Я знаю, что вы имеете в виду. Но спасение от одиночества есть – заполнить дом вещами, которые дороги вам, или как можно чаще приглашать людей, которых любите.
Она посмотрела на свою сестру и друзей.
Это чудовищная несправедливость, что он, Уинтроп, собирается причинить ей боль. Она женщина, которая смогла бы стать для него настоящей любовью. Кто бы мог подумать, что настанет день, когда он будет лелеять такую мечту! И если страстное желание и стремление посвятить остаток дней одному человеку называется любовью, тогда это именно то чувство, которое вызывала в нем Мойра Тиндейл.
– Да, да. Сюда именно, – подтвердил Норт. О чем это он? Ах да! Это по поводу замечания Мойры, кого приглашать в дом чаще всего. Жаль, что он отказался от вина. Сейчас он выпил бы за это сам.
Несколько мгновений спустя вошел тот самый Честер и объявил, что обед подан. К столу Уинтроп сопровождал сразу обеих – Мойру и Минерву, чтобы не оставить девушку без пары. Мойра показывала ему дорогу в столовую.
Обед прошел как обычно – с хорошей едой, интересной беседой, со смехом ив теплой компании. Всем было уютно и свободно, даже Минерве, которую Уинтроп считал заносчивой. В этот вечер она лучилась улыбками и невинностью, несомненно, под влиянием старшей сестры. И кто бы не стал совершеннее после нескольких недель общения с Мойрой?
Видит Бог, она даже его заставила захотеть стать лучше, а прошло лишь несколько недель, как они познакомились.
За обедом он не мог оторвать от нее глаз, и наплевать, заметил это его братец или нет. Она украдкой тоже смотрела на него. Ожидала ли она конца обеда так же, как и он, считая каждую минуту, когда наконец они будут одни?
И вот после десерта и портвейна в гостиной Норт и Октавия откланялись, а Минерва отправилась почитать в свою комнату.
– Может, сейчас мы начнем нашу игру, миледи? – ненавязчиво осведомился он.
Мойра с таким выражением посмотрела на него, что кровь застучала в висках. Она напомнила ему газель, которая колеблется – подойти поближе или умчаться стрелой. Интерес и любопытство взяли верх.
– Надеюсь, библиотека подойдет?
Ах, библиотека! Комната, где всего две ночи назад он попробовал вкус ее губ, где по стенам развешаны ее печальные портреты среди других ангелов, написанных Энтони Тиндейлом.
– Прекрасно, пусть будет библиотека.
Вообще было довольно странно: хотя в этом доме многое напоминало о покойном виконте, Уинтроп не чувствовал, что память о муже создает ему какие-либо препятствия соблазнять Мойру. Иногда он ощущал ревность к Энтони Тиндейла, но угрозу – никогда.
Он последовал за ней по коридору, наслаждаясь легким покачиванием ее бедер на ходу. Она не принадлежала к пышнотелым женщинам, но двигалась грациозно и легко, с чувственностью, до которой ей словно и не было дела. Он мог бы пешком следовать за ней хоть до Шотландии, наслаждаясь ее походкой.
Когда они вошли в библиотеку, там уже стоял специально приготовленный столик – небольшой, покрытый позолотой и черным лаком, с клетками из эбенового дерева и слоновой кости, врезанными в крышку. Фигуры двух цветов заняли свои позиции в ожидании первого хода.
Уинтроп жестом показал на кресло на белой стороне доски:
– Дамы первыми, прощу.
Она едва удостоила его взглядом.
– Полагаешь, я должна пользоваться всеми привилегиями, Уинтроп?
– Совсем не обязательно. – Улыбка делала общение с ней свободным. – Предпочитаешь, чтобы первый ход был моим?
Он видел ее трепет и понимал, что она воспринимает его слова в контексте, далеком от шахмат. К чертям шахматы! Может, ему стоит поцеловать ее вместо игры?
– Ну, ты уже готов на попятную. – Она уселась в кресло. – Я играю белыми.
Лучше бы ей играть черными, но он промолчал. На самом деле ему было все равно, какими она играет и кто выиграет. Он не уйдет отсюда до тех пор, пока еще раз не попробует ее губы на вкус.
Мойра сделала первый ход, осторожно подвинув одну из своих пешек к центру доски. Он ответил тем же. Она пошла следующей фигурой.
– Мы могли бы поговорить, не так ли?
– Если хочешь.
Она явно не была расположена беседовать во время игры. Момент, который он собирался использовать к своей выгоде, особенно для того, чтобы разговором вывести ее из равновесия.
– Что ты заставишь меня делать, если выиграешь? – Он передвинул еще одну пешку, подставив ее под удар.
– Когда я выиграю, – поправила она его, попавшись на приманку и забрав пешку. – Я пока еще не думала.
– Неправда. – Он засмеялся в ответ на ее подозрительный взгляд и подставил еще одну пешку. – Ты начнешь с поцелуев или рассчитываешь сразу потащить меня в спальню?
Она вспыхнула и забрала вторую пешку.
– Не собираюсь делать ни того, ни другого. Ты будешь относиться ко мне как к серьезному противнику или нарочно позволишь мне выиграть?
Ага, ей не нравится думать, что он может потрафить ей в чем-то. Интересно, она верит, что он сдался бы на ее милость? Хорошенькое дело! Если бы она была более уверенной и искусной в науке обольщения, он бы так и поступил. Но она также не готова соблазнить его, как он допустить, чтобы она выиграла.
– А ты хочешь, чтобы я дал тебе выиграть? – Теперь слон пошел в ход. – От отчаяния, что игра со мной у тебя не получается?
Мойра забеспокоилась. Он заметил, несмотря на ее старания скрыть это. Она сделала ход конем.
– Я не верю, что могу впасть в отчаяние, сэр. Вы фактически готовы преподнести мне себя на блюде.
В ответ Уинтроп усмехнулся, так это было неожиданно и странно, а потом сделал следующий ход.
– У меня нет выбора, ты это имела в виду? – Мойра анализировала позицию.
– Никакого.
Сейчас она расхрабрилась. Значит, пора доказать ей, насколько по-настоящему опасным он может стать.
Она верит, что он не играет, а пытается соблазнить ее, и в чем-то она права. Но ему хочется иного. Он должен победить, одолеть ее, а это потребует заметно больше искусства. Он просто улыбнулся и сделал еще один ход. Мойра внимательно смотрела на доску. Она вдруг сообразила, что ее ферзь в опасности, а король противника защищен рядом пешек. Она заколебалась на короткий момент, прежде чем убить одну из пешек, и с запозданием поняла свое безрассудство. Он потянулся над доской, взял ладью и сделал шах. Дальнейшая борьба представлялась бессмысленной, ее король получал мат.
Его улыбка была полна самодовольства, победа возбуждением отозвалась в крови.
– Полагаю, леди Осборн, я взял эту партию, и вас тоже.
Он выиграл.
Мойра глядела на доску, на своего короля, на королеву, так аккуратно зажатых его ладьей. Как только ему удалось побить ее? Она была так уверена в своей победе! Он и не собирался позволить ей выиграть. Единственное, что он хотел, – это чтобы она поверила, будто у нее есть шанс против него.
Она играла и проиграла, оказавшись в его руках. Правда, отчасти она едва ли не надеялась, чтобы все именно так и получилось.
Медленно она подняла взгляд, чтобы посмотреть на Уинтропа. Он сидел, откинувшись на спинку кресла с руками за головой, и откровенно ухмылялся.
– Вы не откажетесь выполнить наш уговор, миледи? – Его леди. Он предъявляет на нее свои права? Если бы только она не была девственницей, ситуация не представлялась бы настолько тревожной. Абсолютно неуместная мысль. Но что она могла поделать?
– Нет, – едва выдавила она. Язык не повиновался ей. – Что вам угодно?
Он присвистнул, вставая.
– Вы говорите так, будто идете на казнь. – Он постоял рядом с ней. – Давайте присядем на софу.
Мойра посмотрела на предложенную руку с длинными, тонкими пальцами, с изящной кистью и совершенно не опасную. Почему ей так страшно принять ее? Боится, куда она завлечет ее?
Все еще колеблясь, она вложила свои пальцы ему в ладонь и поднялась. Его рука была теплой, сильной и уверенной. У нее задрожали колени.
Он подвел ее к софе – той самой, которую они разделили друг с другом в ночь, когда пили подогретое вино. Он сел и осторожно опустил ее рядом с собой. Мойра не дыша ожидала, что он сделает дальше – поцелует, коснется ее или что-нибудь еще?
Несколько мгновений они сидели в молчании. Он устроился поудобнее и взял ее руку в свою, легонько поглаживая.
– Сколько вам было лет, когда вы познакомились с виконтом?
От неожиданности она задохнулась.
– Простите?
Он откинул голову, простодушно хлопая ресницами.
– Как вы себя чувствуете, Мойра? Вы покраснели.
Он отлично понимает, что она не может оставаться невозмутимой.
– Вы устроили для меня эту чудовищную игру, чтобы только побеседовать со мной?
Он был сама невинность.
– Что еще я могу хотеть от вас? – Треснуть бы его сейчас чем-нибудь! Что это – облегчение или досада – кипит в ее груди?
– Вы же говорили, что у вас есть прихоти, которые я должна удовлетворить.
Он утвердительно кивнул:
– Конечно, есть. Я хочу, чтобы вы рассказали о себе. – Опять этот невинный взор. – А вы ожидали чего-нибудь другого?
Во взгляде Мойры было больше растерянности, чем гнева.
– Я думала, вы имеете в виду обольщение… – Ему хватило хладнокровия прикинуться обиженным.
– Я и словом не обмолвился о соблазнении, но если вы предпочитаете это…
Он наклонился, чтобы поцеловать ее, но она остановила его, подняв руку. Ей не хотелось, чтобы он услышал, как бешено колотится ее сердце. Какая же она малодушная!
– Девятнадцать. Мне было девятнадцать, когда я познакомилась с Энтони.
Он оперся спиной на софу и сидел так, улыбаясь довольно и насмешливо. Она была уверена, что он играет с ней. Как кошка с мышкой, он будет трепать ее до тех пор, пока у нее хватит сил.
– Это была любовь с первого взгляда?
Она могла бы сказать – да, но ей не хотелось врать ему. Если они вдруг начнут заниматься любовью, он обнаружит, что ее брак был фикцией, и тогда все будет трудно объяснить.
– Нет, все было не так. – Она сглотнула комок в горле и уступила необходимости войти в подробности, – Мы с Тони обожали друг друга, но по-другому. Мы поженились из соображений удобства. Ему была нужна невеста, а мне хотелось сбежать из семьи.
Слава Богу, он оставил тему ее замужества. К несчастью, появилась другая.
– Сбежать из семьи? Удалось? И насколько удачно? – Он шутит или в самом деле изумлен?
– На какое-то время. – Мойра невесело улыбнулась. – Ты видел Минерву, значит, знаешь, что иногда приходится общаться…
Он пристально разглядывал ее.
– Чаще, чем ты хочешь.
– Увы. – Как легко было признаться ему в этом! – Я немного близка с двумя сестрами. Мне кажется, у нас с Минни может получиться что-то вроде дружеского союза, а других сестер не хочу видеть.
Он кивнул, соглашаясь. Не хочет ли он узнать, почему она не любит свою семью? Или ему это все равно?
– Какая ты была в детстве?
Она ответила не раздумывая, благодарная, что он поменял тему разговора:
– Толстая, и много читала.
– Толстая? – В глазах появилась улыбка. – Не может быть.
– Чистая правда. – Ей стало неловко от его недоверчивости. – Мать постоянно укоряла меня за мой вес.
Он оценивающе, как медик, окинул ее взглядом, в котором не было ничего оскорбительного.
– Но теперь ты скорее худая.
Мойра забеспокоилась. Уже не в первый раз он начинал говорить о ее худобе.
– По-твоему, мне следует поправиться? – Он невозмутимо встретил ее взгляд.
– Можно было бы немного прибавить в весе.
Она раздраженно рассмеялась. Это прозвучало довольно неожиданно, но соответствовало ее внутреннему состоянию.
– Если я растолстею, все скажут, что я подурнела. – Он твердо стоял на своем:
– Ты красива, независимо от того, худая или толстая. Это не меняет дела.
Мойра отвернулась, чтобы скрыть подступающие слезы. Все эти годы, пока она была толстушкой, ей так хотелось, чтобы кто-нибудь, любой, назвал ее красивой. Вместо этого ей говорили, что нужно похудеть, и тогда она станет привлекательной. А теперь этот чудесный, таинственный мужчина сказал, что ему все равно, каких габаритов она будет. Он в самом деле имел в виду именно это? Она не верила себе.
Он молчал недолго. Судя по всему, он понял, что ей не хочется продолжать этот разговор.
