Текст книги "В ночи"
Автор книги: Кэтрин Смит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)
Кэтрин Смит
В ночи
Дейву
Каким прекрасным мужчиной ты стал!
С любовью – тетя Кэтрин.
Глава 1
Лондон, декабрь 1818 года
– Тогда я заставлю тебя.
Это она серьезно? Думает, что он мальчик, который не способен постоять за себя?
Наверняка. Возможно, в чем-то она права. В значительной степени. Ее реплика жалила, но для того, чтобы побудить его к действию, требовалось нечто большее, чем слова. Уинтроп Райленд улыбнулся своей собеседнице любезно, но холодно.
– Боюсь, это вызов, который я не смогу принять.
Статная женщина медленно, подчеркнуто соблазнительно обмахивала веером декольтированную грудь. На ее красивом лице отразилось удивление.
– Почему же?
Наблюдая, как кружатся и приседают перед ним танцоры, Уинтроп позволил своей улыбке стать совсем ледяной. Именно за это он терпеть не мог приемы в зимнее время: уклониться от пустых разговоров не было никакой возможности.
– Потому что я заранее знаю, чем для леди закончится мое приглашение на танец. – Леди Дюмон не была удовлетворена столь туманным ответом.
– И чем же, сэр? – Он быстро покончил с остатками шампанского, поиграл пустым бокалом.
– Ее сестра забьется в истерике.
Это, конечно, отдавало мелодрамой, но было правдой. Он сохранил доверительные отношения с большинством женщин, которых знал, что вполне устраивало его. Те, кого пытались навязать ему, словно они были рождественским гусем, как правило, нуждались в финансовой поддержке или в связях. Конечно, завидные связи не могли стать компенсацией, во всяком случае, когда речь шла о его родне. Семья Райлендов, даже ее отдаленные ветви, никак не относилась к тем, у кого была хорошая репутация.
Его натура сопротивлялась любому принуждению. Однако это не помешало ему посматривать в сторону очаровательной и пользующейся успехом в обществе Минервы Баннинг и ее старшей сестры Мойры – бдительной виконтессы Осборн.
Сам он считал привлекательность особенностью, которой придают чрезмерное значение. А популярность у этого сборища означает лишь умение говорить банальности. В общем, полная скука. Тем не менее, весь вечер его взгляды постоянно устремлялись к сестрам. Он хотел, чтобы это заметила его собеседница. Обычно он был более скрытен.
Сейчас, если леди Дюмон пожелает, чтобы он украдкой сорвал у нее поцелуй, вместо того чтобы попросить о танце, это его вполне устроит. Просить – вот уж чего он не делал никогда. А украсть – здесь у него был опыт.
Леди Дюмон явно потеряла интерес к ситуации и перестала настаивать. К величайшему сожалению.
– Уинтроп, дорогой, ты собираешься быть завтра вечером у своей невестки?
Поставив пустой бокал на поднос проходившего мимо лакея, Уинтроп вновь повернулся к своей собеседнице. Десять лет назад его наставница леди Дюмон была эффектной женщиной с платиновыми волосами и пышным телом. Назвать его по имени не было проявлением особых отношений. Это осталось в прошлом. Он делил с ней постель в течение нескольких месяцев, а до и после того помог ей освободиться от нескольких произведений искусства, принадлежавших ее последнему мужу.
Конечно, тогда он думал, что его преступная деятельность идет на пользу Англии. Святая простота! Как молод и самонадеян он был когда-то!
– Разумеется, я собираюсь к Октавии, – ответил он, мысленно возвращаясь из прошлого. – У меня нет выбора.
Даже если бы выбор был, у него не возникало и мысли разочаровать невестку. Когда Октавия стала женой его брата Норта, она тотчас же заслужила его преданность. У него были доверительные отношения с Нортом. Брат был его совестью. И если Октавия хороша для Норта, она устраивает и его.
– Женщины – слабость мужской половины Райлендов. – Леди Дюмон сдержанно улыбнулась, продолжая лениво обмахиваться веером.
Уинтроп ответил коротким смешком.
– Скорее, одно из многих пристрастий.
– Довольно грубое, не так ли?
Он пожал плечами. Ее болтовня надоела. Вдруг стало так скучно, что захотелось повернуться спиной к бывшей любовнице и бежать, куда глаза глядят. Не от болезненного желания молчать обо всем, что касалось его семьи, хотя он был единственным, кто имел основания возразить ей. Он никогда не был откровенен с этой женщиной, когда делил с ней постель. С чего она решила, что он будет таким сейчас?
– Прошу прощения, миледи. – Он против обыкновения отвесил поклон, однако его внимание уже было сконцентрировано на другом – как избавиться от нескончаемой душевной боли. Он никогда бы не признался ни себе, ни своим братьям, что из его жизни словно что-то исчезло, и возникла пустота. Если бы только хоть один из них был рядом, он смог бы справиться с этим ощущением.
Но братьев здесь не было. Норт с Октавией остались дома. Его младший брат Девлин с женой в это время ехали на рождественские праздники из Девоншира. А Брама вообще не принимали в обществе, хотя с началом сезона мнение света понемногу стало смягчаться по отношению к нему. Возможно, именно из-за отсутствия братьев Уинтроп испытывал такой интерес к той женщине: ее сестра почти постоянно находилась возле нее. Трезво рассуждая, он понимал, что через какое-то время все пройдет само собой, но сейчас он завидовал ей.
Уинтроп направился в сторону сестер, пробираясь сквозь толпу. Помимо цвета волос и ровной линии зубов, они мало походили друг на друга. Минерва была ниже ростом, с более округлыми линиями тела. Волосы вились локонами. Кожа ее была более смуглой, а вырез на платье – глубже. В бледно-желтом вечернем туалете она выглядела маленькой изысканной конфеткой. Виконтесса была высокой белокожей женщиной. Выражение ее лица казалось настолько же замкнутым, насколько открытой выглядела ее сестра. Она была одета несколько броско, и это производило странное впечатление. Ярко-зеленый цвет платья убивал блеск ее волос.
Внешне она казалась человеком без юмора, но он знал, что это не так. Любой из тех, с кем он разговаривал о ней, отмечал легкость и быстроту ее ума. Возможно, потеря мужа два года назад была причиной отсутствия радости в ее облике. А может, это был стресс из-за стремления выдать замуж младшую сестру во время лондонского межсезонья. В городе в это время года оставалось мало подходящих для этой цели мужчин, хотя никто не мог точно сказать, сколько из них толпилось вокруг мисс Баннинг.
Ни для кого не было секретом, что виконтесса очень жестко опекала сестру, вплоть до того, что тщательно отбирала тех, кто мог просто подойти и поболтать. Говорили, что со времени приезда в Лондон мисс Баннинг не единожды вслух протестовала против строгого сестринского попечения. Минни, как в соответствии с нынешней модой ее стали называть, любила привлекать внимание. И ей не нравилось, что сестра караулит каждый ее шаг.
Ему следует сейчас отправиться поискать себе другую порцию выпивки, а не встревать между двумя взвинченными женщинами. Очень удачная мысль.
Он повернулся и тотчас же заметил, как леди Дюмон наблюдает за ним с другого конца зала. Проклятое лондонское общество – стоя на одном его краю, можно увидеть другой. Бывшая любовница вопросительно приподняла бровь. Он понял ее немой вопрос: что, нервы сдали?
Нервы были ни при чем. У него железная выдержка, и леди Дюмон даже не представляла себе степень его самообладания. Хотя, конечно, могла, если бы сумела додуматься, кто украл те четыре полотна прямо у нее из-под носа. Он вспомнил об этом с веселой дерзостью.
Не важно, что сейчас думает леди Дюмон. Пусть считает, что он струсил. Постараться не стать объектом конфликта между сестрами – разве это не разумная идея?
Однако, несмотря на эту опасность, он продвигался в сторону двух женщин. Он направлялся туда совсем не из-за того, что леди Дюмон могла что-то сказать об этом или о нем самом. Просто ему так хотелось. Он решил пригласить ее на танец и был намерен получить ее согласие.
И конечно, ему хотелось, держа в объятиях, убедиться, что ее кожа такая же свежая вблизи, как и издалека. Несколько дней назад он увидел ее возле какого-то магазина на Бонд-стрит, разумеется, вместе с сестрой. Ее щеки горели на морозе, глаза светились радостью. Он не был единственным, кто приметил ее. Однако лишь на него она обратила внимание.
Она посмотрела на него так, словно увидела его насквозь и поняла его душу. Это потрясло его. Чувство беззащитности и уязвимости охватило все его существо. Даже сейчас при воспоминании о том, как они встретились глазами, у него замирало сердце.
Никому еще до сих пор не удавалось дать ему почувствовать свою незащищенность, даже тому мерзавцу, который додумался, как обмануть его. Ни Брам, ни отец были не в состоянии вызвать это чувство. А эта женщина сумела. Только незаурядная личность могла вытянуть из него такое странное ощущение. Чувство самосохранения диктовало ему: поверни назад, пока еще не поздно. Вероятно, из знакомства с ней не удастся выйти без потерь. Отвергни она его, пострадает его самолюбие. Но если он будет принят, под угрозой окажется больше, чем гордость.
О чем он, черт возьми, думает? А что у него есть еще, кроме его гордыни? Конечно, не его сердце. Этот пульсирующий кусок мяса не знает настоящей верности. Только кровные узы что-то еще значили для него. Никакая другая привязанность не длилась долго и не захватывала его целиком.
Его влечение, как всегда, ошибка, и несколько следующих минут докажут это. Она посмотрит на него, и ее взгляд будет обычным, как у всякой женщины. Он поймет, что в ней нет ничего особенного, и потеряет к ней интерес. А потом, без сомнения, напьется сильнее, чем хочется, и в результате отправится домой вместе с леди Дюмон.
Хорошая встряска прочистит ему мозги и избавит от всех этих глупостей.
Сестры смотрели, как он приближался. Их лица выражали удивление. При этом младшая выглядела более приветливой, чем старшая.
К счастью, если он что-либо вбил себе в голову, легкого недовольства было явно недостаточно, чтобы его остановить.
Он сделал общий поклон, улыбнувшись своей самой очаровательной улыбкой:
– Леди Осборн, мисс Баннинг, как приятно видеть вас вновь.
Младшая расцвела в ответ, продемонстрировав ямочки на щеках.
– Добрый вечер, мистер Райленд.
Старшая нахмурилась. В ее ясных миндалевидных глазах промелькнуло неудовольствие (или ему это показалось?).
– Здравствуйте, мистер Райленд. – Уинтроп бесстрашно продолжал:
– Я был бы счастлив, если бы смог обратиться… – Виконтесса остановила его на полуслове:
– Мне очень жаль, мистер Райленд, но карточка для танцев у моей сестры заполнена целиком.
Уинтроп медленно поднял брови. Однако младшая опередила его:
– Моя карточка совсем не заполнена. – Минерва выстрелила сердитым взглядом в сторону сестры.
Леди Осборн залилась румянцем. С раскрасневшимися щеками она была просто обворожительна.
– Минни, помолчи.
Младшая сестра тоже раскраснелась, ее глаза заблестели от возмущения.
– И не подумаю! Я не нуждаюсь, чтобы ты говорила за меня.
– Вы правы, мисс Баннинг, – встрял Уинтроп, сознательно подливая масла в огонь. – Никогда не надо позволять говорить вместо себя ни сестре, ни кому бы то ни было.
Господь знал, как бы ему не понравилось, если бы кто-то из его братьев вдруг вздумал решать за него. Он мог только представить себе, к каким последствиям это могло привести.
Виконтесса бросила на него взгляд, полный смятения и ярости. Это было бешенство, которое невозможно проигнорировать. Он даже предположить не мог, что она обладает таким мощным темпераментом. Обычно она казалась спокойной и уравновешенной.
– Мистер Райленд, я благодарна вам за внимание и поддержку моей сестры, но полагаю, и вы не можете не согласиться со мной, что она слишком молода и вам не пара.
Нервный смешок застрял в горле у Уинтропа. Он не знал, посмеяться ли ему над этой женщиной или напрямую сказать, что думает о ее высокомерии.
– В самом деле? – спросил он, коротко хохотнув.
Лишь на мгновение леди Осборн смутилась, словно его на-смешливый тон достиг цели. Когда их взгляды встретились, в ее прищуренных глазах стоял вопрос. Уинтроп почувствовал, как ей хотелось вырвать у него ответ.
– Да, мистер Райленд, в самом деле. – Сказано было уклончиво, но твердо.
Минерва переступила с ноги на ногу, вздрогнув при этом. Уинтроп не удивился: такие тоненькие башмачки не защищают от холода мраморного пола.
– Но, Мойра, я хочу потанцевать с ним!
– Благодарю вас, мисс Баннинг, но… – улыбнулся Уинтроп, переводя взгляд на старшую сестру, – но я приглашал не вас.
Судя по выражению их лиц, он был отмщен. Вот оно – сходство между сестрами. Это было поразительно, как они стали похожи друг на друга, когда стояли, открыв рты.
– Или ваша карточка тоже полностью заполнена, леди Осборн?
Она была потрясающе хороша в своем смущении. Румянец залил щеки и шею. Ее зеленые глаза вдруг засветились золотом. Внезапно Мойра Тиндейл перестала казаться холодной и замкнутой. И стало не важно, что в этот момент она не видит его насквозь. Зато он видел. Она не могла себе представить, что он желает ее гораздо сильнее, чем ее маленькую милую сестричку.
– Я… – Она беспомощно посмотрела на него. Она не знала, что сказать. Это было очевидно, а ему хотелось услышать «да». Ему надо удостовериться, что она благоухает так, как он это представлял себе. Она должна пахнуть холодной, хрустящей зимой с легким ароматом тепла. Шоколад и корица на пронзительном ветру.
– Вы очень любезны, мистер Райленд, – начала Минерва. Ее лицо было непроницаемым. – Однако моя сестра все еще в трауре по своему мужу и, боюсь, откажется от танца.
Беззастенчивая ложь. Едва ли он когда-либо слышал такую. И лгунья понимала это. Однако это не остановило ее, и она говорила, глядя ему прямо в глаза. Уинтропу хотелось, чтобы девушка не была такой бесстыдной. При этом не имело значения, был ли он сам порочен или нет. Он поклонился, уступая, его взгляд остановился на Мойре.
– Примите мои извинения, миледи. Желаю хорошо провести вечер. – Прежде чем отойти, он, щелкнув каблуками, слегка улыбнулся младшей из женщин: – А вам остаток бала, мисс Баннинг.
Он отошел от них уже на два шага, но тут страсть к озорным выходкам заставила его повернуть назад.
– Простите, леди Осборн. – Сестры посмотрели на него. Уинтроп доброжелательно улыбнулся. – Если вы когда-нибудь снова решитесь танцевать, пожалуйста, дайте мне знать.
Виконтесса широко распахнутыми глазами глядела на него, а Уинтроп уходил ликуя. Ее облик чудесным образом запечатлелся в его памяти.
У него были голубые яркие глаза. Она не могла придумать, с чем их сравнить. С сапфиром – банально, с бирюзой – слишком неестественно. Индиго – совершенно не то. Его глаза были…
Ба-бах.
– Мойра, что случилось?
Вздрогнув, Мойра Тиндейл сунула ноющий от резкой боли большой палец в рот, слизывая выступившие капельки крови. Вздохнув, она отвернулась от окна.
– От глупости не бывает лекарств, Октавия. Я опять напоролась на гвоздь.
Октавия Шеффилд-Райленд улыбнулась в ответ, украшая каминную доску веточками падуба. Высокая, стройная и рыжеволосая, с ясными голубыми глазами, она словно излучала радость недавнего замужества. Именно этому так завидовала Мойра.
– Ты какая-то рассеянная сегодня. Что-нибудь случилось вчера на балу?
– Конечно, нет. – Теперь Мойра украшала окно, пытаясь скрыть от своей подруги покрывший щеки румянец.
– Разве никто не приглашал тебя потанцевать? – В голосе подруги звучало явное любопытство. От внезапной волны смущения Мойра закрыла глаза. Октавия знала. В это время года так мало поводов для сплетен, что даже мельчайшее событие, случившееся на балу или в общественном месте, сразу разносится молвой.
– Нет, конечно. – Это было частичной ложью. У Уинтропа Райленда с его голубыми глазами, которые не сравнимы ни с чем, фактически не было возможности пригласить ее. Никакой.
– Странно, я, должно быть, что-то не так поняла. – Сейчас лучше всего проигнорировать эту колкость. Нужно продолжать заниматься окном и ничего не замечать.
Ее плечи вдруг покорно опустились.
– Что ты не поняла? – Ветки забыты, Октавия придвинулась ближе. Слава Богу, слуги стали помогать украшать комнату, а не то им обеим не хватило бы времени до приезда гостей.
Октавия сияла, словно унижение, которое испытала Мойра прошлым вечером, было благом. Очевидно, ее подруга слышала явно не то, что бы это ни было.
– Я слышала, – зашептала она, как будто кто-то мог их подслушать, – что некий джентльмен выказал тебе особое внимание.
Пожалуй, это была единственная возможность обсудить случившееся. И как лучше всего ответить?
– Я поступила как дурочка, Октавия. Вот что случилось на самом деле.
Веселость намека исчезла, осталось лишь выражение сконфуженной озабоченности.
– Вовсе нет.
Мойра отвернулась, стала перебирать разложенные на ближнем столе украшения, чтобы только не видеть сочувствия на лице подруги. Двумя пальцами она теребила малиновый шнур. Бархат был нежным на ощупь.
– Я думала, он хочет танцевать с Минни.
– Вместо тебя?
Почему такое удивление в ее голосе? Нахмурившись, она посмотрела на подругу.
– Разумеется.
Октавия, сдвинув в ниточку свои светлые брови, словно зеркало, повторила выражение ее лица.
– Почему тебе такое пришло в голову? – Мойра недоверчиво хмыкнула. Разве это не очевидно?
– Потому что каждый джентльмен, который подходил к нам на этом балу, хотел танцевать именно с Минервой.
– Вот оно что. – Октавия подняла вверх палец, как будто решила изречь непререкаемую истину. – Во-первых, мой деверь отнюдь не «каждый» джентльмен. А во-вторых, я не уверена, что слово «джентльмен» вообще приложимо к Уинтропу.
Даже простого упоминания его имени хватило Мойре, чтобы покраснеть вновь. С первого мимолетного взгляда на Уинтропа Райленда, несколько лет назад, она считала его самым привлекательным мужчиной в Англии.
Он не уделил ей внимания. И в этом не было ничего странного. В то время она была застенчивой провинциальной толстушкой. Единственным мужчиной, который заметил ее тогда, был Энтони – ее лучший друг, ее муж. Недавно умерший дорогой Тони. Ей так не хватает его. При случае он, кстати, высоко отзывался о внешности Уинтропа Райленда.
Однако Октавия не знала, что Мойра восхищалась видом и манерами ее деверя. Было бы слишком унизительным признаться в этом. Как потерявшая голову школьница, она, бывая в обществе, часто следила за ним. Странно, но в течение всего траура она даже не вспомнила о нем. Она и не думала ни о чем другом, кроме того, что ее лучший друг мертв, и мир превратился в самое безрадостное место из-за его потери.
Но время траура прошло. Минерва из-за обиды дала понять мистеру Райленду нечто противоположное. Хотя сестра со своим быстрым умом уберегла ее от проявления излишней радости.
– Мойра, ты должна понимать цену себе. – Мойра подняла глаза:
– Я знаю себе цену. Тебе хочется, чтобы я преувеличила ее сверх разумного.
– Совсем нет. Но пойми, что твоя сестра ничуть не красивее тебя.
Был ли причиной того дружелюбный тон Октавии или сами ее слова, но Мойра громко рассмеялась.
– Ты моя любимая подруга, а я не неженка, чтобы так мило лгать мне. Минни раз в десять красивее меня.
Октавия стала серьезной.
– Красота не единственная добродетель, к которой должна стремиться женщина.
Ах, какой чудный способ сказать, что она, Мойра, как человек намного интереснее, чем ее сестренка. Октавии не нужно так тщательно подбирать слова. Мойра не обижалась за сестру, потому что это было правдой. По-человечески она была сейчас значительно привлекательнее Минни, и не только потому, что ее не испортили родители. Ведь Тони многому научил ее. Жизнь пока не дала Минни такой возможности. Но пройдет время, и ее младшая сестра станет прекрасной женщиной, какой и должна быть.
И даже если этого не случится, Мойра все равно будет любить ее. Октавия не понимает этого, она единственный ребенок в семье. Но она уверена, что Уинтроп Райленд отлично это осознает.
К несчастью, ей очень хотелось, чтобы он смог понять и ее. С того самого дня на Бонд-стрит, когда их глаза встретились, у нее было стойкое ощущение, что он способен увидеть ее душу изнутри, а она – его. Ей хватило всего лишь мгновения, напряженного и полного сверхпроницательности, чтобы уяснить себе, что он не тот, за кого себя выдает. И это был чудный миг, когда ей стало ясно: он просто хотел казаться холодным, бесчувственным сухарем.
С искренней улыбкой Мойра взяла в свои руки длинные, тонкие пальцы подруги.
– Я знаю, тебе не хватает терпения, когда дело касается моей сестры. Все равно, Октавия, я признательна тебе за этот вечер для нее.
Октавия усмехнулась:
– Я устроила его, чтобы и ты нашла время для своих проблем.
– Мне невозможно было отказаться, особенно когда ты взяла все заботы на себя.
– Не все, – ответила Октавия с нарочитой скромностью. – Иначе тебя здесь сейчас не было бы.
– Мне нравится украшать дом к Рождеству. Мой уже несколько дней как готов.
Октавия устанавливала двух фарфоровых голубков на каминную доску.
– Это делает сезон более праздничным, правда? – Передавая ей ветки и гвозди, Мойра улыбнулась, глядя, как она снова принялась за работу.
– Это, а еще хорошие друзья.
– Надеюсь, появятся новые. – Октавия отступила на несколько шагов, чтобы полюбоваться своей работой – Я думаю, что вся аристократия, которая осталась в Лондоне на зиму, будет здесь вечером. Надеюсь, комнат хватит на всех.
То ли благодаря приглашению Октавии, то ли из-за небольшого количества событий в обществе в холодное время года, Мойра не знала точно, но она не сомневалась, что сегодня Ковент-Гарден станет свидетелем хорошего тона в большей степени, чем на пике театрального сезона. Если бы она была любительницей биться об заклад, Мойра поставила бы хорошие деньги на то, что гости, которые соберутся здесь вечером, приедут ради того, чтобы посмотреть на Минни или на Октавию с ее довольно известным мужем. Норт Шеффилд-Райленд сделал себе имя как охотник за ворами, прежде чем уйти в политику. Теперь он пользовался покровительством регента и премьер-министра.
Мойра прибивала веточки падуба к оконной раме.
– Брат Норта приедет сегодня?
– Уинтроп? – Октавия, вставляя новые свечи в серебряные подсвечники на каминной доске, бросила на нее лукавый взгляд. Мойра отвела глаза. Ее подруга просто не знает, что такое уступать.
– Ты говорила, что младший приедет из Девоншира.
– Ах да, Девлин. Они с Блайт будут после обеда. Брам тоже принял приглашение. Спасибо, что позволила мне позвать его в гости.
Мойра нахмурилась, выбирая подходящие ветки с зелеными листьями.
– Трудно себе представить, что я могу запретить тебе принимать кого-то в твоем собственном доме. Кроме того, у меня нет повода плохо относиться к виконту. Он всегда мил со мной.
Октавия заулыбалась:
– Мужчины Райлендов могут быть чертовски милы, когда этого захотят.
Случайно или специально Октавия. не говорит, будет ли Уинтроп здесь сегодня? Ну и пусть, Мойра не такая простушка, чтобы самой спрашивать об этом.
И вдруг сама судьба решила ей помочь снять напряжение. В дверях появилась служанка:
– Прошу прощения, миледи, пришел человек с цветами, которые вы заказывали. Возникла какая-то проблема.
Явно не это хотелось услышать Октавии. Она примирительно посмотрела на Мойру и извинилась:
– Я всего лишь на минутку, обещаю.
– Можешь не торопиться. Постараюсь не поранить снова палец в твое отсутствие.
Подруга рассмеялась и вышла из комнаты. Когда Мойра закончила украшать последнее окно, Октавия еще не вернулась.
И что делать теперь? Она, конечно, могла пойти поискать Октавию, но не было желания участвовать в решении цветочных проблем. Оставалось только развесить омелу в дверных проемах и в разных концах комнаты.
Мойра взялась за лестницу, которую Джонсон – крупный мужчина, служивший дворецким у Октавии, – принес раньше, и начала украшать комнату омелой. Сегодня здесь не будет недостатка в поцелуях. Конечно, все будет в соответствии с правилами приличий и праздничным обычаем. Достойные молодые люди будут добиваться Минни как раз под этими ветвями. На виду у Мойры, конечно.
Взобравшись по ступенькам, чтобы прикрепить последнюю ветку, Мойра изо всех сил старалась дотянуться до нужного места. Она не смогла точно рассчитать, где прислонить лестницу к стене. Ей помешала висевшая рядом картина. Она поднялась на цыпочки, потянулась вправо, еще чуть-чуть… О-о-о!
Тут лестница наклонилась, резко качнулась назад. Мойра инстинктивно стала хватать руками воздух, тшетно пытаясь сохранить равновесие. Лестница упала, увлекая ее за собой на пол. Но вместо пола Мойра оказалась в объятиях. Ее крепко обхватили, чуть ли не расплющив грудь. Она не видела, кто это был, только ощущала чистое тепло сильного мужского тела.
– Держитесь, – проговорил Уинтроп Райленд. Ее колени были готовы подогнуться, ноги не держали. От пережитого испуга сердце чуть не выскочило из груди, а его голос лишь усилил волнение. Внутренне сжавшись, она попыталась отстраниться, чувство приличия заставило ее как можно дальше отодвинуться от него.
Он и не подумал отпустить ее, как это сделал бы любой благовоспитанный человек. Он просто стоял, обнимая ее совершенно недопустимым образом, и ждал, когда она посмотрит на него и встретит его неописуемый взгляд. Нет, она поступит по-другому. Она не позволит ему завлечь себя и потребует, чтобы он оставил ее в покое.
Ее решимость длилась секунды три. Голубые глаза, опушенные длинными, загнутыми вверх ресницами, смотрели на нее открыто из-под мягко изогнутых бровей. Ей казалось, что в его лице не было ни изъяна, все было правильным. Мелкие недостатки могли бы испортить и более впечатляющие лица, но только не его. Господи, как он красив! И он наверняка знает это. Такие мужчины обычно хорошо понимают, как они привлекательны.
Из своего небольшого опыта она знала, что красивые мужчины часто предпочитают особые компании себе подобных. Но Уинтропу Райленду явно нравилось общество женщин.
В то же время ей пришло в голову, что он и к ним совершенно равнодушен. По этой причине она сделала вывод, что больше всего он любит самого себя, хотя старательно скрывает это.
Его темные волосы были слегка напомажены, щеки порозовели, как у человека, пришедшего с холода. Глаза улыбались, собирая морщинки в уголках, на щеках обозначились ямочки. Может, он смеется над ней, сквозь тонкую ткань платья слыша, как бешено колотится ее сердце? И почему ей не пришло в голову надеть что-нибудь более изящное, а не этот бледно-голубой утренний капот? Она, должно быть, смотрится бесполой.
Тогда почему он глядит на нее так, словно она ему нравится такая, какая есть?
– Должен сказать, леди Осборн, мне частенько хотелось, чтобы женщины падали в мои объятия, но я и не представлял, что это произойдет.
Низкий, вкрадчивый, с богатыми модуляциями, это был голос джентльмена. Но в нем было столько откровенного лицемерия, что Мойра вздрогнула. В манере говорить звучала насмешка, словно он хотел, чтобы все знали, что он притворяется.
– В самом деле, мистер Райленд? Надо же, какие милые фантазии посещают вас. А вот я обычно думаю, что упаду, только когда падаю.
Его глаза посерьезнели. Отлично, ее тон подействовал. Обычно ей была чужда такая ядовитая вежливость, хотя она знала многих, которые довели умение общаться таким образом до совершенства. Жаль, что к ним, судя по всему, принадлежит и Уинтроп Райленд.
С сияющими глазами он продолжал удерживать ее, хотя теперь она твердо стояла на полу. Он должен бы знать, что поступает совершенно неприлично, что через ткань платья она чувствует, как он прижимает ее к себе, как их ноги соприкасаются по всей длине.
– Тогда до следующего раза, – пробормотал он.
Вот это был его настоящий голос. Она поняла это по дрожи, начавшейся в низу спины. Низкий, нежный и томный, он окутывал, словно горностаевое покрывало в холодную зимнюю ночь. Она почувствовала прилив сил даже не оттого, что он был рядом, а от его слов. И никакого извинения за невежливость, хотя он, конечно, спас ее от реального увечья.
– Благодарю вас. – Не поднимая глаз, Мойра коснулась ладонями его плеч и осторожно отодвинулась. – Можете меня отпустить.
– Не сейчас, миледи.
Не сейчас? Что он имеет в виду? Вздернув подбородок, она вознамерилась задать ему именно этот вопрос, но, взглянув на него, уже знала ответ.
Они стояли под ветками омелы, которые ей удалось закрепить, прежде чем лестница свалилась. Мойра испуганно глядела на него. Он ответил ей улыбкой, той самой – холодной, уверенной, чуть кривоватой.
– Вы поцелуете меня, леди Осборн? Или, может, я – вас?
