Текст книги "Шахматная партия Дерини"

Автор книги: Кэтрин Ирен Куртц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Когда подошли Морган и Дункан, маленький трубадур уже был вне себя от гнева. Он приплясывал на полу, чуть не выскакивая из своего камзола. В его глазах горела ярость. Он топнул ногой и отвернулся от Гамильтона с явным отвращением. Морган поймал его взгляд и поманил пальцем. Трубадур бросил на Гамильтона последний негодующий взгляд и подошел к Моргану. Он поклонился Дюку и сказал:

– Ваша милость! Я не желаю больше работать с этим человеком. Он туп, самодоволен и вовсе не имеет к искусству никакого отношения.

Морган постарался скрыть улыбку.

– Дункан, я имею честь представить тебе мистера Гвидона Пленнета. Это самый яркий талант при моем дворе. Должен добавить, что он самый искусный исполнитель баллад во всех Одиннадцати Королевствах – конечно, когда он не ссорится с моими слугами. Гвидон, это мой кузен по отцу, монсеньор Дункан Мак Лэйн.

– Добро пожаловать в Корот, монсеньор! – пробормотал Гвидон, игнорируя пышные похвалы и ехидство Моргана. – Его милость много и хорошо говорил о вас. Я думаю, что пребывание здесь доставит вам удовольствие.

– Благодарю, – ответил Дункан с поклоном. – В Ремуте о тебе много говорят. Утверждают, что ты лучший трубадур со времен Левиллина. Я уверен, что ты с успехом подтвердишь свою репутацию.

– Гвидон будет петь сегодня вечером, если ему разрешат самому расположить музыкантов, монсеньор. – Трубадур поклонился. – Но если лорд Гамильтон настоит на своей идиотской расстановке, то я боюсь, что мое пение ничего, кроме головной боли, не вызовет. Тогда я, конечно, принимать участие в концерте не буду.

Он величественно выпрямился и сложил руки на груди театральным жестом. Морган едва сдержался, чтобы не расхохотаться.

– Отлично, – сказал он, кашлянув, чтобы подавить улыбку. – Передай Гамильтону, что я разрешил тебе сажать музыкантов по своему усмотрению. И больше о ссорах я не желаю слышать, понятно?

– Конечно, Ваша милость!

С коротким поклоном он повернулся на каблуках и пошел обратно со все еще сложенными на груди руками. Когда он подошел к лорду Гамильтону, тот заметил трубадура и повернулся к Моргану, прося поддержки. Но Морган только покачал головой и жестом показал на Гвидона. Со вздохом, который можно было услышать даже на улице, Гамильтон поклонился Моргану и оставил поле битвы своему сопернику, а Гвидон, с достоинством и напыжившись как петух, начал руководить работой.

– Он всегда так горяч? – спросил Дункан, оглядываясь назад, когда они с Морганом прошли через холл и стали подниматься по узкой лестнице.

– Нет, не всегда. Обычно еще хуже.

Они поднялись наверх, и остановились перед тяжелой дверью, в которую было вделано изображение грифона Корвина. Морган прикоснулся к глазу грифона своим перстнем, и дверь бесшумно отворилась: за дверью располагался личный кабинет Моргана, его комната магии, его святая святых.

Это была круглая комната примерно 30 футов в диаметре. Она размещалась в самой высокой башне замка. Толстые стены были сложены из грубого камня. Их прорезали семь окон с зелеными стеклами, и по ночам, когда в комнате горели свечи, свет был виден за много миль: семь окон светились, как семь зеленых маяков в ночном небе.

Справа от двери был большой камин. Над ним висело шелковое знамя с тем же изображением грифона, что и на двери кабинета, на каминной полке были расставлены различные предметы ритуального назначения. Гобеленовая карта всех Одиннадцати Королевств занимала почти всю противоположную стену. Рядом с ней был огромный книжный шкаф, набитый толстыми фолиантами, слева от шкафа стоял такой же огромный письменный стол с резным креслом возле него. Слева от стола находился диван, покрытый черной меховой накидкой. А справа от двери располагался большой алтарь темного дерева, на котором стояло распятие.

Все это Дункан охватил взглядом в одно мгновение, а затем его внимание было привлечено к центру комнаты, где в туманном изумрудном свете, струившемся из круглого окна на потолке, стоял небольшой круглый стол. У стола стояли два удобных обитых зеленой кожей кресла. В центре стола находилась золотая статуэтка грифона, в когтях которого покоился прозрачный янтарного цвета шар диаметром в три-четыре дюйма.

Дункан, не отрывая взгляда от шара, подошел к столу. Сначала он хотел дотронуться до него, но затем изменил свои намерения и стоял, восхищенно глядя на шар. Морган улыбнулся и облокотился о спинку кресла.

– Ну как? – спросил он. Вопрос был чисто риторическим, так как вид Дункана с полной очевидностью говорил о его реакции.

– Это изумительно, – прошептал Дункан с тем же благоговейным трепетом, с которым говорит знаток и любитель искусства при виде шедевра.

– Откуда у тебя такой огромный… ведь это же кристалл турмалина, да?

Морган кивнул:

– Да, конечно. Его привез для меня несколько месяцев назад один торговец из Хорт Орсаля. И должен добавить, что за огромные деньги. Ну, не бойся. Притронься, если хочешь.

Дункан сел в одно из кресел, и седельные сумки, о которых он совершенно забыл, стукнулись о край стола. Он с удивлением посмотрел на них, затем все вспомнил и на его лице появилось тревожное выражение. Дункан положил сумки на стол и хотел что-то сказать, но Морган покачал головой.

– Сначала кристалл, – сказал он, видя беспокойство кузена. – Я не знаю, что у тебя стряслось, но все равно, это может подождать.

Дункан прикусил губу и долго смотрел на Моргана. Затем он, согласившись, кивнул, и, опустив сумки на пол, глубоко вздохнул, сложил руки вместе, выдохнул и стал приближать ладони к шару. Как только он расслабился, шар начал светиться.

– Великолепно, – произнес Дункан, опуская руки ниже, чтобы видеть поверхность шара. – С кристаллом такого размера я могу формировать изображение без всякого труда и с первой попытки.

Снова сконцентрировавшись, он устремил взор вглубь кристалла, и свечение стало усиливаться. Шар перестал быть дымчатым и сделался совершенно прозрачным, ритмично подергиваясь дымкой, как будто внутри что-то дышало, а затем в далеком тумане стало вырисовываться человеческое изображение. Это был высокий мужчина с серебряными волосами, в одежде архиепископа, в митре, с тяжелым нагрудным крестом, усыпанным драгоценными камнями. Он был в гневе.

Лорис, подумал про себя Морган, наклоняясь поближе, чтобы рассмотреть изображение. Какого дьявола он здесь появился? Вероятно, он полностью занимает мысли Дункана.

Дункан резко отдернул руки от шара, будто тот внезапно раскалился и обжег ему руки. Черты его лица исказились выражением отвращения. Когда его руки потеряли контакт с шаром, изображение стало медленно таять, и шар постепенно приобрел первоначальный вид. Дункан обтер руки о сутану, как бы стараясь избавиться от чего-то мерзкого и противного, с трудом овладел собой и начал говорить, глядя на свои руки.

– Теперь тебе ясно, что я приехал не просто в гости, – горько сказал он. – Я не смог этого скрыть даже от кристалла.

Морган кивнул:

– Я это понял, как только ты спрыгнул с лошади. – Он рассеянно посмотрел на свое кольцо с грифоном. – Ты хочешь рассказать мне, что произошло?

Дункан вздрогнул.

– Это не просто, Алярик. Меня… меня лишают сана…

– Лишают сана? – в голосе Моргана звучало искреннее изумление. – За что?

Дункан сделал попытку улыбнуться.

– Разве ты не догадываешься? Архиепископ Лорис убедил Корригана, что мое участие в коронации не ограничивалось только ролью исповедника Келсона. А это, к несчастью, правда. Может, они уже подозревают, что я наполовину Дерини. Они хотели вызвать меня для ответа в церковный суд, но нашелся верный друг, который вовремя предупредил меня. В общем, случилось то, чего мы боялись.

Морган опустил глаза.

– Мне очень жаль, Дункан. Я же знаю, как много значит для тебя сан священника. Я… я не знаю, что сказать.

Дункан слабо улыбнулся.

– Все гораздо хуже, чем ты думаешь, мой друг. Если бы просто лишение сана, то бог с ним, я бы пережил. Я понял, что чем больше я действую как Дерини, тем меньшее значение для меня имеют мои религиозные обеты и клятвы. – Он сунул руку в карман, а затем в одну из седельных сумок, и достал свернутый лист пергамента, который положил на стол перед Морганом.

– Это копия письма, адресованная твоему епископу Толливеру. Мой друг, который служит в канцелярии Корригана, с большим риском выкрал его для меня. Основное в этом письме то, что Лорис и Корриган требуют от Толливера твоего отлучения от церкви, если ты не отречешься от своего могущества и не проведешь остаток дней в раскаянии и смирении. Это слова архиепископа Корригана.

– Мне – отречься? – фыркнул Морган. На его лице отразилось презрение. – Они, должно быть, шутят. – Он повернулся к письму, но Дункан перехватил его руку.

– Я еще не кончил, Алярик, – спокойно сказал он, глядя в глаза Моргану, – если ты не отречешься и пренебрежешь их приказом, то они не только отлучат тебя от церкви, но отлучат весь Корвин. Интердикт, понимаешь?

– Интердикт?

Дункан отпустил руку Моргана.

– А это означает, что во всем Корвине церковь прекратит функционировать. И не будет служб, крещений, обручений, похорон, отпеваний – ничего. Я не уверен, что народ Корвина положительно отреагирует на это.

Морган стиснул зубы и взял письмо. Он начал читать, и по мере чтения в его глазах появлялись сталь и холод.

– Его преосвященству Ральфу Толливеру, епископу Корота… дорогой брат, до нас дошли сведения… Дюк Алярик Морган… греховная магия… против законов церкви и государства… Если Дюк не отречется от своего запретного могущества Дерини… отлучить… интердикт на Корвин… надеемся, что вы это сделаете… Проклятие!

Яростно выругавшись, Морган скомкал письмо, швырнул его на стол и, тяжело дыша, сел в кресло.

– Чтоб их пожрали в аду отвратительные чудовища, чтоб им каждую ночь во сне являлись тринадцать демонов! Будь они прокляты, Дункан! Что они хотят сделать со мной?

Дункан улыбнулся:

– Ну, теперь ты успокоился?

– Нет! Ты понимаешь, что Лорис и Корриган нанесли мне удар в самое уязвимое место? Они знают – мое влияние в Корвине основано не на том, что мой народ любит Дерини, а на том, что он любит меня, Моргана, и если духовный суд Гвинеда предаст меня анафеме, я не смогу просить народ, чтобы они лишились всех таинств святой церкви.

Дункан откинулся в кресле и вызывающе посмотрел на Моргана.

– Так что же нам делать?

Морган расправил скомканное письмо, снова просмотрел, а затем вновь с отвращением отбросил.

– Толливер уже получил оригинал?

– Вряд ли. Монсеньор Горони отбыл на «Рофалии» два дня назад. По моим подсчетам, если они верны, он должен прибыть завтра.

– Вернее, через три часа, когда начнется прилив, – поправил Морган. – Горони, должно быть, хорошо заплатил капитану, чтобы добраться поскорее.

– Есть возможность перехватить письмо?

Морган поморщился и покачал головой:

– Я не хочу рисковать. Ведь в этом случае я посягну на неприкосновенность церкви. Нет, я должен допустить Горони к Толливеру.

– Ну а если я сначала нанесу Толливеру визит? Если я покажу Толливеру эту копию и объясню ситуацию, может, он согласится ничего не предпринимать несколько месяцев? А кроме того, я уверен, что ему вовсе не понравится получать приказы Лориса и Корригана. Ведь для него не секрет, что его используют как пешку в игре против нас. Мы можем сыграть на его самолюбии. Может быть, он тогда задержит интердикт? Как ты думаешь?

Морган кивнул:

– Это может получиться. Тогда иди готовься: мойся, переодевайся. И передай Дерри, чтобы он приготовил свежую лошадь для тебя. Пока ты будешь одеваться, я напишу Толливеру письмо с просьбой о поддержке. Это не совсем простое дело. – Он поднялся, подошел к письменному столу, разложил бумагу и пододвинул к себе чернильницу.

Через четверть часа Морган уже поставил подпись под письмом и украсил его затейливым росчерком, исключающим возможность подделки. Затем он капнул зеленый воск на лист и приложил к нему свой перстень. На воске четко отпечаталось изображение грифона.

Он мог бы сделать печать и без воска. Его кольцо Дерини могло отпечатываться прямо на бумаге, но Морган знал, что это не понравится епископу. Его преосвященство ничего не имел против Дерини, но все же существовали пределы, за которые Морган не хотел переступать. Лишь малейшее присутствие магии Дерини могло испортить все впечатление от письма. Морган свернул пергамент и приготовился положить еще одну печать. Тут как раз вернулся Дункан. Тяжелый шерстяной

плащ висел у него на руке. С ним был и Дерри.

– Готово? – спросил Дункан, подходя к столу и глядя через плечо кузена.

– Почти.

Морган капнул воск на письмо и быстро прижал к нему печать. Затем он подул на воск, чтобы тот затвердел, и подал письмо Дункану.

– Второе письмо у тебя?

– Хм-м… – Дункан щелкнул пальцами. – Дерри, подай мне письмо, – и он показал на пергамент, лежащий на круглом столе.

Дерри принес письмо, и Дункан тщательно спрятал его в складках своей сутаны.

– Вам нужен эскорт, отец? – спросил Дерри.

– Как решит Морган. Лично я думаю, что чем меньше людей будет знать об этом, тем лучше. Ты согласен, Морган?

– Удачи тебе, – кивнул Морган.

Дункан улыбнулся и вышел из комнаты. Дерри несколько мгновений смотрел ему вслед, а затем повернулся к Моргану. Герцог не двинулся с места, и казалось, находится в глубокой задумчивости. Дерри долго колебался, прежде чем прервал течение мыслей своего господина.

– Милорд?

– Да?

– Можно задать вопрос?

Морган устало улыбнулся:

– Конечно. Ты, вероятно, не можешь понять, что происходит.

Дерри засмеялся.

– Это не так уж и плохо, милорд. Но, может , я могу чем-нибудь помочь?

Морган внимательно посмотрел на него. а затем кивнул:

– Возможно, – сказал он, подавшись вперед. – Дерри, ты служишь мне достаточно долго. Ты не хотел бы участвовать в магии вместе со мной?

Дерри широко улыбнулся.

– Вы же знаете, сэр. что я всегда готов.

– Отлично. Пойдем к карте.

Морган отправился к вытканной на гобелене карте. Он пробежал пальцами по широкой голубой полосе, пока не нашел то, что искал. Дерри наблюдал за ним и внимательно слушал начавшего говорить Моргана.

– Так. Корот здесь. А вот устье двух рек. Вверх по Уэстерн Ривер, служащей нашей восточной границей с Торентом, затем Фатан, который является торговым центром Торента. По этому району проходят все торговые пути Венсита.

Я хочу, чтобы ты прошел вверх по реке по территории Торента вплоть до Фатана. Ты должен повернуть на запад и вдоль нашей северной границы вернуться обратно. Цель похода – сбор информации. Меня интересует следующее: каковы военные планы Венсита в этом районе, что слышно об этом шакале Барине, а также обо всем, что касается интердикта. Дункан посвятил тебя в это?

– Да, сэр.

– Отлично. Костюм ты выберешь сам. Я полагаю, что торговец мехами или охотник не вызовут подозрений. Лишь бы в тебе не опознали воина.

– Понял, сэр.

– Хорошо. Ну, а теперь займемся магией.

Он расстегнул ворот, достав тонкую серебряную цепочку, выпустил ее поверх своего камзола, и Дерри увидел, что на цепочке болтается серебряная медаль. Подчиняясь знаку Моргана, Дерри наклонил голову и Морган надел цепочку ему на шею. На медали было чье-то изображение, но Дерри не узнал того, кто там был изображен. Морган повернул медаль лицевой стороной вперед и направился к книжному шкафу.

– Отлично. Теперь я прошу тебя помочь. Я хочу провести сеанс. Ты был свидетелем подобных сеансов много раз. Тебе нужно расслабиться и постараться ни о чем не думать. Никаких неприятных ощущений не будет, не бойся, – добавил он, заметив в лице Дерри замешательство.

Дерри несмело кивнул.

– Хорошо. Теперь смотри на мой палец и расслабься.

Морган поднял указательный палец и стал медленно водить им перед лицом Дерри. Глаза молодого человека внимательно следили за пальцем до тех пор, пока тот не коснулся переносицы. Дерри вздрогнул, затем медленно вздохнул и обмяк.

Рука Моргана легла на его лоб.

Прошло полминуты. Ничего не происходило. Морган протянул другую руку к медали и, закрыв глаза, сжал ее в кулаке.

Через минуту он выпустил медаль, открыл глаза и убрал ладонь со лба Дерри. Глаза Дерри мгновенно открылись.

– Вы… вы говорили со мной! – изумленно прошептал он с благоговейным трепетом. – Вы… – он со страхом посмотрел на медаль. – Я могу использовать это для связи с вами во время путешествия до Фатана?

– Конечно, если в этом будет необходимость, – согласился Морган. – Только помни – это непросто. Если бы ты был Дерини, то ты мог бы связаться со мной когда угодно, но это потребовало бы немалых затрат энергии. Но ты сможешь связываться только в определенные, заранее условленные часы. Если я тебя не вызову, то у тебя самого не хватит сил, чтобы связаться со мной. Поэтому важно согласовать время. Я думаю, что первый контакт у нас будет завтра, через три часа после наступления темноты. Ты уже наверняка будешь в Фатане.

– Хорошо, милорд. И мне надо будет использовать то заклинание, которому вы обучили меня? – Его голубые глаза расширились от возбуждения.

– Верно.

Дерри кивнул и стал прятать медаль под тунику. Затем он снова достал ее и стал рассматривать.

– Что это за медаль, милорд? Я не могу узнать того, кто здесь изображен, и надпись мне непонятна.

– Я знал, что ты спросишь об этом, – усмехнулся Морган. – Это очень старая медаль Святого Камбера времен начала Реставрации. Она досталась мне в наследство от матери.

– Медаль Камбера? – переспросил Дерри. – А если ее кто-нибудь знает?

– Если ты не будешь раздеваться, то ее никто не увидит и, тем более, не узнает, мой друг, – рассмеялся Морган. – Как не жаль, но тебе придется в этом путешествии обойтись без женщин. Это очень важное и рискованное путешествие.

– Вы не упустите повода посмеяться, милорд, – смущенно пробормотал Дерри, затем улыбнулся, повернулся и вышел из комнаты.

Уже наступали сумерки, когда Дункан направил свою усталую лошадь к Короту. Ночной холод, спустившийся с гор, вызывал озноб, проникая под одежду.

Беседа с Толливером оказалась успешной лишь отчасти. Епископ согласился задержать свой ответ посланцу из Ремута до тех пор, пока он не оценит ситуацию. Кроме того, он обещал держать Моргана в курсе всех событий. Но то, что это все связано с Дерини, обеспокоило епископа, но Дункан этого и ожидал. Епископ настоятельно предупредил Дункана, чтобы тот больше не связывался с магией, если ему дороги его сан и бессмертие души.

Дункан плотнее закутался в плащ и пустил лошадь галопом, справедливо полагая, что Морган с нетерпением ждет известий. А кроме того Дункан с вожделением подумал о грандиозном обеде: в отличие от кузена, Дункану нравилась светская жизнь и пышные церемонии, а если он поторопится, то сможет успеть как раз вовремя.

Дункан не думал ни о чем другом, кроме как о предстоящем приеме, но, завернув за очередной поворот, он увидел в десяти ярдах перед собой чью-то высокую тень. Когда же Дункан натянул поводья, то заметил, что одинокий путник одет в сутану странствующего монаха: на голове – остроконечный капюшон, в руках – посох. Однако в облике монаха было что-то такое, отчего в Дункане проснулся воин и он почти автоматически протянул правую руку к рукоятке меча. Монах, до которого уже было не более десяти футов, повернулся к Дункану, и Дункан резко осадил лошадь: лицо, безмятежным взором смотревшее на него из-под серого капюшона, было тем лицом, которое он так часто видел в последние месяцы. Он и Алярик сотни раз натыкались на изображение этого лица, когда рылись в пыльных томах в поисках информации о знаменитом святом Дерини. Это было лицо Камбера Кулди!

Прежде чем пораженный Дункан смог заговорить или что-нибудь предпринять, человек церемонно поклонился и, демонстрируя свои мирные намерения, протянул вперед руку.

– Приветствую тебя, Дункан, Дункан из Корвина, – проговорил монах.

Глава 4

Дункан был уверен, что имя, которым назвал его этот человек, было известно лишь им троим: ему самому, Алярику и королю Келсону. Этот человек не мог знать, что он, Дункан, наполовину Дерини, что его мать и мать Моргана были сестрами-близнецами, чистокровными Дерини! И это была тайна, которую Дункан ревностно хранил всю жизнь.

– Что ты имеешь в виду? – с трудом, дрожащим от волнения голосом проговорил Дункан. – Я Мак Лэйн, из Лордов Керней и Кассан.

– А еще ты Корвин по материнской линии, – мягко возразил монах. – Нет никакого позора в том, что ты наполовину Дерини, Дункан.

Дункан нервно облизал губы и постарался овладеть собой.

– Кто ты? – настороженно спросил он, а его рука все же выпустила рукоять меча, которую он судорожно сжимал до этого момента. – Что тебе надо?

Монах дружелюбно улыбнулся и покачал головой.

– А сам ты не понимаешь? – прошептал он как бы про себя, а затем спокойно заговорил: – Тебе не следует бояться меня. Твоя тайна останется тайной. Но сейчас подойди ко мне. Слезь с лошади и пройдемся немного. Я должен тебе кое-что сообщить.

Дункан недолго колебался: он повиновался и соскочил с коня. Человек одобрительно кивнул.

– То, что я скажу тебе, следует считать предупреждением, а не угрозой, Дункан. То, что я скажу, я скажу для твоей же пользы. В следующие недели твое могущество подвергнется суровым испытаниям. Все чаще и чаще тебе придется открыто использовать магию. И в конце концов настанет момент, когда тебе надо будет выбирать: или признавать свое происхождение Дерини и применить свою магию в борьбе, или же навсегда отречься от него и лишиться магических способностей. Тебе понятно?

– Нет, – прошептал Дункан, и его глаза сузились. – Начнем с того, что я священник и мне запрещено заниматься оккультными искусствами.

– Разве? – спокойно произнес монах.

– Конечно. Мне запрещено заниматься магией.

– Нет. Я имею в виду, разве ты священник?

Дункан почувствовал, что его щеки загорелись. Он опустил глаза.

– В соответствии с ритуалом, которым я был произведен в сан, я священник на всю жизнь, и…

Монах улыбнулся.

– Я знаю, о чем говорится в клятве. Но разве ты действительно священник? А что произошло два дня назад?

– Меня просто вызывают в суд. Я еще не лишен сана и не отлучен от церкви.

– И все же, ты сам сказал, что отлучение тебя совершенно не волнует, что чем больше ты используешь могущество Дерини, тем менее важными становятся клятвы и обеты.

Дункан ахнул, инстинктивно сделал шаг вперед. Лошадь в испуге дернула головой.

– Откуда тебе это известно?

Монах мягко улыбнулся и взялся за поводья лошади.

– Я много чего знаю.

– Мы были одни, – прошептал Дункан. – Вся моя жизнь зависит от этих слов. Кто же ты?

– В могуществе Дерини нет ничего злого, запретного, сын мой, – сказал монах. Он отпустил повод и медленно пошел по дороге. Дункан, ведя лошадь за собой, пошел за ним. – Но и доброго тоже. Добро или зло таится в душе того, кто использует это могущество. Только злой разум может применить его для того, чтобы творить зло. – Он повернулся и посмотрел на Дункана. Затем продолжал: – Я давно наблюдаю, как ты применяешь свое могущество, и знаю, что ты используешь его правильно. У тебя нет сомнений, что творить с его помощью – добро или зло. Но у тебя сомнения в том, вправе ли ты его вообще использовать.

– Но…

– Больше ни слова, – сказал монах, жестом приказывая Дункану молчать. – Теперь я должен покинуть тебя. Я только прошу, чтобы ты помнил, о чем я тебя предупредил, и, помня об этом, подумал об использовании своего могущества. Возможно, на тебя обрушится такое, о чем ты еще и не предполагаешь. Думай о моих словах, и свет истины озарит тебя.

Сказав это, монах исчез. Пораженный Дункан остановился.

Исчез!

Без следа!

Он посмотрел на дорожную пыль, в которой только что стоял человек, но в ней не осталось никаких следов. Даже в спустившейся темноте он мог видеть следы своих ног, которые тянулись по дороге, следы копыт лошади, но больше никаких следов не было. Может, ему это все почудилось?

Нет!

Все, что он только что пережил, было абсолютно реальным, таким впечатляющим, что не могло быть плодом его воображения. Теперь он понимал, что должен был чувствовать Алярик, когда ему являлись видения. Это было прикосновением кого-то или чего-то. Этот монах был так же реален, как то сияющее, поддерживающее корону Гвинеда существо, которое он и другие Дерини видели во время коронации Келсона. Теперь, когда он вспомнил о коронации, ему показалось, что это был тот же самый человек. А если так…

Дункан вздрогнул, плотнее натянул плащ, вскочил на коня и вонзил ему в бока шпоры: он не собирался искать ответы на свои вопросы здесь, на пустынной дороге. Его кузену являлись видения в тяжелые времена, во времена кризисных ситуаций. Дункан надеялся, что эта его встреча не предзнаменование трудных дней.

Оставалось три мили до замка Корот. Дункану они показались тридцатью.

В замке Корот празднества начались с заходом солнца. Как только на землю опустилась темнота, в холле начали собираться роскошно разодетые лорды в окружении свиты. Оживленный шум, блеск драгоценностей заполнили весь холл. Гости ждали появления своего герцога. Лорд Роберт, верный своему слову, преобразил угрюмый мрачный холл, сделав из него оазис света и тепла, который с успехом противостоял промозглой тьме ночи.

Старинные бронзовые люстры свисали с потолка, блистая светом сотен высоких свечей. Свет, отражаясь от граней прекрасных хрустальных и серебряных кубков, бросал зайчики на стены, стол, полированную серебряную посуду, роскошную одежду гостей. Десятки пажей и слуг скользили вдоль стола, расставляя подносы с хлебом и графины прекрасного вина из Фианы. Лорд Роберт, поджидая своего господина и недремлющим оком наблюдая за порядком, болтал с двумя прекрасными женщинами. Приглушенная музыка служила аккомпанементом монотонному шуму голосов.

Магистр Рандольф, хирург Моргана, поминутно здороваясь со знакомыми, прохаживался по холлу. Его сегодняшней задачей, как и обычно в подобных случаях, была разведка настроения некоторых гостей Моргана. Потом он должен будет доложить Моргану о своих наблюдениях.

– Я не дал бы и медной монеты за этих наемников из Бремагии, – говорил один лорд другому, провожая взглядом проходящего мимо статного брюнета. – Им нельзя верить.

– А как насчет женщин из Бремагии? – прошептал другой, толкая собеседника локтем и поднимая бровь. – Им можно доверять?

– А…

Говорившие обменялись понимающими взглядами, принялись рассматривать леди в роскошном декольтированном платье и оказались так увлечены, что не заметили Рандольфа, подошедшего к ним с легкой улыбкой.

– И этого наш король, кажется, не понимает, – сказал какой-то юный рыцарь. – А между тем все так просто. Келсон знает, что Венсит выступит, когда сойдет снег и дороги будут непроходимыми. Почему же он не…

– Действительно, почему? – подумал Рандольф, кривовато улыбаясь. Ведь все так просто. Да, этот молодой человек с легкостью решил бы любую задачу или проблему.

– И не только это, – говорила рыжеволосая леди своей подруге-блондинке, – говорят, что он пробыл здесь столько времени, чтобы только переодеться. А затем опять вскочил на лошадь и уехал бог знает куда. Я надеюсь, что к обеду-то он вернется. А ты его видела?

– Да, – вздохнула с сожалением блондинка. – Конечно, только жаль, что он священник.

Магистр Рандольф в замешательстве опустил глаза, когда проходил мимо них. За бедным отцом Дунканом придворные леди всегда охотились почти так же, как и за его кузеном-герцогом. Это было нехорошо. Другое дело, если бы священник поощрял их. Но он был равнодушен. Да, если добрый отец хочет покоя, то ему лучше бы задержаться, пока обед кончится.

Проходя в толпе, Рандольф заметил трех лордов, чьи поместья располагались на границе Корвина. Они были заняты тихой беседой. Он знал, что Моргану будет интересно, о чем они говорят. Однако подойти Рандольф не рискнул: эти люди знали, что он близок к герцогу, и несомненно, изменили бы тему разговора. Он сделал вид, что прислушивается к разговору двух старичков об охотничьих соколах и таким образом смог разобрать о чем говорят лорды.

– .. и эти Карина прискакали прямо на мой двор и сказали: «Неужели тебе придется платить налоги его милости?» Я им ответил, что кому же приятно платить свои денежки, но ведь они нужны для армии и правительства!

Другой фыркнул:

– Хурд де Блэйк рассказывал мне, что Барин приказал ему платить контрибуцию, но он послал его к дьяволу!

Третий покачал головой и почесал бороду.

– И все же, у этого Барина есть основания. Наш лорд наполовину Дерини и не скрывает этого. Можно предположить, что он хочет присоединиться к Венситу, когда начнется война, и восстановить царствование Дерини в Одиннадцати Королевствах. Я не хочу, чтобы мои поместья были сожжены с помощью проклятой магии Дерини, если я не признаю их еретические воззрения.

– Но ты же знаешь, что наш Дюк не сделает этого, – возразил первый лорд.

Рандольф кивнул про себя и двинулся дальше, с удовлетворением отметив в уме, что с этой стороны непосредственной угрозы нет. Лорды только болтают о том, о чем сегодня болтают все. Конечно, народ желает знать, каковы планы герцога сейчас, когда вот-вот начнется война и он соберет под свое знамя весь цвет Корвина.

Однако постоянные упоминания о Барине и его банде были тревожными. За прошлый месяц Рандольф услышал о предводителе повстанцев гораздо больше, чем думал услышать. И очевидно, что проблема становилась все серьезнее и серьезнее. Земли Хурда де Блэйка, например, находятся за тридцать миль от границы. Рандольф еще не слышал, чтобы Барин проникал так глубоко: проблема перестала быть только пограничной. Морган должен знать об этом.

Рандольф бросил взгляд через зал, туда, где из-за штор обычно появлялся Морган. Шторы легонько колебались: это был знак, что Дюк вот-вот выйдет. Рандольф кивнул и начал пробираться по направлению к шторам.

Морган отпустил бархатные шторы и чуть-чуть отступил. Он был доволен, что Рандольф заметил знак и уже находится на пути к нему. Сзади него опять о чем-то спорили трубадур Гвидон и лорд Гамильтон. Они говорили тихо, но выражения их лиц были свирепыми. Морган огляделся.

– Ты наступил мне на ногу, – яростно шептал маленький трубадур, указывая на свои элегантные начищенные до блеска туфли, на боку одной из которых виднелся пыльный след туфли Гамильтона. Он был одет в фиолетовые и розовые цвета, так что пыль на туфле совершенно искажала всю тщательно продуманную игру цветов его костюма. Лютня Гвидона висела через плечо на золотом шнуре, на густых черных волосах эффектно сидела белая шляпа с кокардой, но на злом лице сверкали гневом глаза.

– Прощу прощения, – прошептал Гамильтон и, наклонившись, стал вытирать след своей туфли.

– Не прикасайся ко мне! – вскричал Гвидон, отскакивая назад с явным отвращением. – Ты тупой осел, ты сделаешь только хуже.