Текст книги "Магия Дерини"

Автор книги: Кэтрин Ирен Куртц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

11. ПРАКТИЧЕСКАЯ МАГИЯ: ИЗМЕНЕНИЕ ВНЕШНОСТИ

Изменение внешности – другой, имеющий множество аспектов талант дерини, хотя в течение многих веков практикующие маги поглядывают искоса на эту способность дерини. Йорам, к примеру, не находит оправдания ее применению, исходя из моральных оснований, так как изменение внешности неизбежно влечет за собой обман. Рис, несмотря на свое прекрасное образование, находит, что в действительности не много знает об этом, кроме того, что изменение внешности имеет непосредственное отношение к черной магии.

Изменение внешности… Он вспомнил, что об этом мимоходом упоминается в одном старом манускрипте о магии, в котором говорится о том, как маг наложил образ одного человека на другого. В книге упоминались пентаграммы, кровообращение и амулеты, предотвращающие заклинание от вредных воздействий, однако ее автор не входил в какие-либо подробности. Другой источник – он почувствовал, что теперь в состоянии просмотреть свою память, точно указатель, – другой источник упоминает о приношении в жертву животных и привлечении помощи злых духов. И он отверг это как ложное. Следующий текст настаивал на том, что изменения внешности невозможно вообще, что было, в свете сказанного Камбером, неверно вовсе. Порывшись в памяти, Рис пришел к выводу, что он не в состоянии привести ни одного факта изменения внешности, и заключил, что, вероятно захочет узнать об этом намного больше. (Камбер Кулдский.)

Конечно, изменение облика не черная магия, хотя Камбер допускает, что оно может считаться “несколько серым по краям”.

– Тень, скорее темная, чем светлая, вероятно, из-за того, что это обман, а обман используется не часто, если только он не используется в личных целях. Рискуя показаться лицемерным, я буду придерживаться мнения, что это пример не вызывающего сомнения в своей неверности результата, оправдывающего средства. Как способ для невинных избегнуть опасности, возникшей не по их вине, он обычно оправдывается всеми, за исключением отъявленных консерваторов. (Камбер Кулдский.)

Здесь мы снова имеем дело с ситуативной этикой – результат оправдывает средства. Для Камбера, чей взгляд на вещи куда шире, чем у его сына, которого трудно убедить изменить свое мнение, это выглядит достаточным основанием. Только Йорам, хотя и примирился с тем, что его облик и облик Риса принимают слуги, не в состоянии согласиться с идеей отобрать облик у невинного солдата Эйдиярда и наделить им Дэвина.

Главным, что вызывает сомнения Йорама, является то, что Эйдиярду не было дано права на выбор, и он никогда не сможет вернуться к своей прежней жизни. Но Джебедия выдвигает противоположный довод, напоминая Йораму, что солдаты на войне выполняют свой долг, и это тоже долг Эйдиярда – имеет или не имеет он выбора. Это должно быть сделано потому, что это необходимо.

Наши прежние изыскания в области изменения внешности не предоставляют нам примеров подобного морализаторства и разнотолков. Обычно мы видим лишь результат применения изменения внешности, например, когда Морган и Дункан открывают, что телу короля Бриона в могиле было предано иное обличие, и мы можем предположить, что ответственность за это несет Чарисса либо одна из ее коллег, хотя нам никто никогда не скажет, как это было сделано. Позднее мы узнаем, что Корем регулярно принимает облик умершего Ридона Истмарчского, хотя опять это остается без комментариев.

Первый раз мы становимся действительными свидетелями процесса, лишь когда Камбер переносит облик Риса и Йорама на двух своих слуг, чтобы они приняли участие в похоронах Катана и тем самым дали Рису и Йораму возможность уехать, чтобы похитить принца Синила из монастыря. Процедура, которую использует Камбер, чтобы подготовить Кринана, со свечой, выступающей в качестве фокуса для облегчения взаимосвязи, описывается позднее в нескольких книгах во всех подробностях, когда он использует ту же методику, чтобы помочь Тавису О'Нейллу преодолеть барьеры, мешающие осуществить полную взаимосвязь.

– Я бы хотел показать тебе одно упражнение, с которым многие дерини знакомятся еще в детстве, – сказал он тихо. – Йорам и Джебедия научились этому у своих отцов и, я полагаю, Найэллан тоже. Сам я, напротив, не узнал его до тех пор, пока не стал послушником у гавриллитов. Однако узнать что-нибудь новое никогда не поздно. Теперь это можно отнести к категории заклинаний, но когда ты осознаешь, что оно из себя представляет, то поймешь, что бояться нечего. – Он поднес свечу чуть ближе к Тавису. – Положи свою руку так, чтобы мы вместе держали свечу.

Мгновение Тавис медлил, ноне посмел ослушаться. Его пальцы были холодны как лед, но Камбер даже не шелохнулся – просто позволил Тавису взять себя в руки, сделать несколько глубоких вдохов, что начало наконец оказывать свое воздействие.

– Хорошо, – прошептал Камбер, позволив Тавису сделать еще несколько вдохов. – Не забудь, что именно ты контролируешь ход процедуры. Твоя рука лежит на моей – я не удерживаю тебя. Если в какой-то момент тебе станет страшно или ты почувствуешь, что не можешь продолжать, не бойся вернуться назад на столько, на сколько тебе будет необходимо. Ты не обидишь меня этим. (Камбер-еретик.)

Поборов минутное отвращение, вызванное первым прикосновением Камбера к обрубку руки, Тавис подавляет чувство тошноты и неловкости и решается вступить в контакт. И Камбер продолжает отвлекать его, успокаивая и ободряя, постепенно переходя от внушения к принуждению.

– Хорошо. Сосредоточься, словно ты готовишься к исцелению. Отлично. Когда ты будешь готов, если ты будешь готов, – некоторые вообще не способны на это – ты можешь закрыть глаза, чтобы лучше сконцентрироваться. Вся суть состоит в том, чтобы позволить нити, связующей нас, медленно, понемногу обретать форму, так, чтобы каждое звено могло быть внимательно исследовано и усвоено с той скоростью, на которую ты способен, в то время как ты сам будешь контролировать глубину взаимодействия, ни во что не вмешиваясь, позволяя одному плавно переходить в другое.

Говоря это, он мог видеть, как затрепетали веки Целителя, его взгляд стал рассеянным и сонным, он знал, что сейчас Тавис погружался в транс. Уровень контроля был превосходен.

– Отлично, – продолжал, он. – Просто разреши своему сознанию плыть по течению вместе со мной. Когда ты будешь готов, ты услышишь примерно такое заклинание: “Соедини свой разум и руку с моими, друг мой. И пусть вспыхнет свет меж нашими руками, когда мы станем едины. Пусть вспыхнет свет, когда мы станем едины”. Конечно, это будет лишь чередой мыслей, – тихо продолжал он. – Слова сами по себе ничего не значат. Суть в главном – наши сознания объединятся, и наступит момент, когда мы будем находиться в достаточной взаимосвязи, чтобы сделать что-нибудь полезное, и когда это произойдет, меж нашими руками вспыхнет огонь как внешний признак того, что мы достигли этого уровня. Так оно и будет.

Было заметно, как Тавис кивает головой, едва поднимая веки, дыша легко и спокойно. Опустив веки еще раз, он больше не смог открыть глаза. Камбер тоже закрыл глаза, удерживая тонкую нить контакта. (Камбер-еретик.)

Использовать заклинание со свечой для взаимосвязи с оказывающим сопротивление Тависом намного труднее, чем применять его же по отношению к готовому к сотрудничеству человеку, как, например, Кринан, или к такому опытному дерини, как Рис.

– Не бойся, – улыбнулся Камбер. – Старайся не отводить взгляда от пламени. Ослабь ход мыслей. Расслабься и смотри на пламя, и в этих стенах ты забудешь о том, что тревожит тебя. Я не оставлю тебя, со мной ты в безопасности.

Неспособный к сопротивлению, Кринан сделал, как его просили, не отрывая глаз от пламени свечи. Голос Камбера становился все тише и тише и наконец смолк. Внезапно Камбер усилил хватку и воздействие. Глаза Кринана закрылись, словно он заснул.

– Хорошо, – прошептал Камбер, высвобождая руки и, взглянув на Риса., задул свечу… Затем он поднес руку к погашенной свече Риса, слегка растопырив пальцы. Его глаза встретились с глазами Риса, спокойными и ясными.

– Соедини руку и разум с моими, друг мой, и пусть твоя свеча вспыхнет, когда мы станем едины.

Мрачно кивнув, Рис прикоснулся кончиками пальцев к пальцам Камбера, умеряя бег своих мыслей, прежде чем в его разум войдет другой. Он закрыл глаза, чтобы отрешиться от внешнего мира, и почувствовал, как ладонь Камбера с силой впечаталась в его. Сохраняя полнейшее спокойствие и прекрасно контролируя ситуацию, он приказал вспыхнуть свету в другой его руке и ощутил едва заметный, почти музыкальный резонанс, которого он так долго ждал, и мысли слились с мыслями Мастера.

Затем глазами Камбера он увидел, что ладонь его правой руки прижата к ладони Камбера, на ходу заметив ровно горящую свечу в своей левой руке. Он смотрел, как другая рука Камбера медленно поднимается, чтобы лечь на лоб Кринана.

Глаза Мастера закрылись, осталась лишь кристальная тишина, покой, всеохватывающее единство уз, связывающих их. Теперь голос Камбера был похож на шепот листьев, трепещущих под летним ветерком. Рис знал, какой приказ последует за этим.

– Узри свет в глазах своего разума, – приказал ему Мастер. – Это суть твоей внешней формы на земле. Сделай так, чтобы она увеличилась, и пусть она окутает человека, стоящего здесь. Твое лицо будет его лицом до тех пор, пока не отпадет надобность в этом.

Как только он произнес это, Рис ощутил, как сладкая истома снизошла на его члены, как напряжение, покалывавшее его кожу, исчезло, сконцентрировавшись в его руке со светящимся пламенем, которое теперь, изогнувшись дугой, перекинулось к рукам Кринана, заполняя пустоту. Никто не заметил дымки, окутавшей все кругом, сияния, исходившего от одной руки к другой. Но внезапно Рис осознал, что дело сделано, заклинание вступило в силу.

Он покачнулся, когда связывающие их узы рассеялись переведя взгляд на свою свечу, увидел, что она погасла, но свеча Кринана ярко горела. Рис посмотрел на его лицо и у него перехватило дыхание – Целитель увидел себя. (Камбер Кулдский.)

Таким образом, перед нами заклинание со свечой, приспособленное специально для операций по изменению внешности. Наложение внешности человека на по-настоящему опытного дерини намного проще, если оно проводится иначе, особенно когда дерини располагает временем для глубокого погружения в транс и возможностью удержать заклинание. Принятие Дэвином внешности стража Эйдиярда как раз пример того, о чем мы только что говорили. В данном случае процедура похожа на стенографический набросок того, что было сделано прежде с Кринаном и Рисом. Эйдиярд вводится в заговоренный круг, где Дэвин обменивается с ним одеждой. Затем эти двое встают рядом, и Эвайн берет на себя руководство операцией.

– Теперь ты понимаешь, как важно полностью открыться?

– Да, понимаю.

– Хорошо, – ответила Эвайн, обменявшись взглядами с Рисом, собираясь встать позади Дэвина. – Чем глубже ты сосредоточишься, тем шире ты сможешь открыться передо мной, тем лучшее изображение я буду способна наложить на тебя. А это очень важно, так как первое время ты не сможешь контролировать свою внешность, пока твои способности будут блокированы. – Она коснулась руками его плеч. – Теперь сделай глубокий вдох, и мы начнем. Хорошо. Теперь другой.

Дэвин повиновался, позволив себе начать углубляться в знакомое состояние транса. Первые стадии не вызывали трудностей, но опустившись под чутким руководством Эвайн ниже, он почувствовал, достигнув новых глубин, что оставаться в состоянии пассивного раскрытия, которого требовала от него Эвайн, совсем не просто, хотя на прошлой неделе они проделывали это много раз.

Он глубоко вдохнул, выдыхая, подталкивал себя вниз к другому уровню. Дэвин ощутил легкое прикосновение рук Риса, скользнувших с затылка ко лбу. Целитель уводил юношу еще глубже, так что вскоре он потерял ощущение реальности.

Теперь глаза были закрыты. Он не мог ничего видеть, но его внутреннее зрение с каждым выдохом становилось все сильнее, а дыхание все реже и реже, в то время как тело, расслабившись, вошло в рецептивное состояние, к которому его вела, подбадривая, Эвайн.

Он больше не был хозяином своих легких, но это его не волновало – Дэвин знал, что Рис следит за всеми функциями его организма. Теперь он не был уверен, что его сердце продолжало бы биться, если бы не целитель. Все его бытие теперь находилось меж рук, лежащих на его плечах и теперь соскользнувших с них, чтобы коснуться лба. С новым прикосновением что-то, казалось, стало на место – что-то, что оставило ему возможность распоряжаться своей судьбой. Теперь, даже если бы он захотел прервать взаимосвязь, он не смог бы, но это его не тревожило. Руки Эвайн покинули его на мгновение, и Дэвин смутно ощутил, что Эйдиярд был подготовлен точно так же. Он находился на грани знания и неведения в неустойчивом состоянии между руками Риса до тех пор, пока не почувствовал еще одно прикосновение Эвайн.

– Держи равновесие, – отдались в его сознании слова Эвайн, в то время как она находилась в точке баланса между ним и Эйдиярдом.

Силы его стали таять, и для него не осталось ничего, кроме этого ощущения. Он чувствовал, как его члены покалывает от напряжения, жуткое ощущение, будто сотни крошечных насекомых ползали по его телу, но, как ни странно, чувство это не было неприятным; трепет охватывал каждую часть его тела. Он ощущал его как свое, хотя часть его не была таковой.

Внезапно все кончилось. Его тело стало вновь послушно ему, все странные ощущения исчезли. Как только Эвайн убрала свою руку и освободила свой разум, он почувствовал, что всплывает на поверхность, слегка покачнувшись от головокружения от такого быстрого возвращения к сознанию. Но руки Риса поддержали его; разум Целителя отстранялся медленнее, по мере того как жизненные функции возвращались под контроль Дэвина. Когда он открыл глаза, Эвайн с приятной улыбкой, не отрываясь, смотрела на него, все еще держа одну руку на плече находящегося в трансе Эйдиярда. (Камбер-еретик.)

Как заметила Эвайн, изменение внешности Дэвина намного сложнее, потому что изначально он не располагал средствами, усиливавшими его новую внешность, поскольку его способности были блокированы. В этом отношении он был более уязвим, чем Камбер, принявший внешность Алистера Каллена, хотя Дэвин, по крайней мере, располагал временем, достаточным для подготовки. В распоряжении же Камбера, находящегося в этот момент на краю поля битвы, было всего несколько минут. Было ли у него время, чтобы продумать все последствия того, что он собирался сделать, и мог ли он заглянуть в будущее, чтобы узнать, что оно приберегло для него; другой на его месте в это время думал бы о том, останется ли он в живых после этого.

Но тем не менее он идет на это – история Гвинедда была бы совершенно иной и, вероятно, мрачнее, если бы он не сделал этого. Очевидно, Камбер располагает куда большим опытом, касающимся изменения внешности, чем какой бы то ни было другой дерини, которого мы встречали до сих пор. (Корем-Ридон, пожалуй, единственный его соперник на данном этапе нашей осведомленности о таких вещах.) Именно Камбер принимает решение наложить внешность Йорама и Риса на слуг. И именно Камбер решается поменяться местами с Алистером вопреки желаниям Йорама, который был не совсем уверен в нейтральности используемой магии, как и в случае со слугами.

В конце концов Йорам соглашается. И он, и его отец используют вариацию одного и того же процесса. Йорам усиливает связь между своим отцом и умершим Алистером. Этот процесс также отличается от предыдущих, поскольку представляет собой двойное изменение внешности – Камбер фактически обменивается внешностью с Алистером Калленом.

Не обращая внимания на слезы, Камбер склонился над Калленом, едва дотронувшись до кольца, лежащего на его груди. С его прикосновением кольцо начало светиться холодным белым светом. Камбер поднял левую руку и приложил ее, палец к пальцу, к правой руке Йорама, одновременно приложив правую ко лбу Каллена.

– Теперь вспоминай, – тихо прошептал он, узы любви, связывавшие их, легли в основу возникшей между ними нити, как это было в часовне в Кэррори два года назад. – Соедини руку и сердце с моими и слей свет свой с моим, когда мы станем едины.

Камбер видел, как помутился взгляд Йорама, его веки затрепетали, дрожа, слипаясь, когда он нехотя, но послушно погрузился в мирный, глубокий транс дерини.

Он перевел взгляд на кольцо, лежащее меж ними, которое в призрачных сумерках сияло еще ярче. Спустя мгновение он позволил своим глазам закрыться и сосредоточился. Йорам был готов. Камбер теперь позволил соскользнуть своему сознанию.

Йорам сам контролировал ситуацию, и если бы захотел прекратить процесс, мог бы это сделать, но не стал. Вместе с единением пришло и ощущение всей тяжести их удела, ответственности, о которой, теперь он понял это, его отец знал еще задолго, пусть даже подсознательно.

Но страха не было, были решимость, уверенность и согласие.

– Узри, – прошептал голос Йорама, словно зеленые листья поплыли по волнам бьющей из-под земли воды. – Узри суть своей внешней формы, о, мой отец, и формы того, кто был твоим другом. – Он спокойно вдохнул. – Пусть обе сущности сольются в холодном огне, что покоится меж нами. Стань Алистером Калленом во всем внешнем облике. И пусть облик твоего друга стонет неотличим от облика графа Кулдского. И пусть будет так. Амен.

Губы Камбера произнесли эти слова, но ни единого звука не вырвалось наружу, Йорам приоткрыл глаза, чтобы увидеть в благоговении, как дымка окутала лицо его отца. Как будто сквозь вуаль он видел, как менялись знакомые черты, быстро взглянув в лицо Каллена, он заметил, что в нем происходят подобные же изменения.

Перстень, разделявший их, ярко вспыхнул, и Йорам взмахнул свободной рукой, прикрывая глаза. Когда же он снова обрел способность видеть, перед ним на коленях уже стоял не его отец, а у ног его спал Камбер вечным сном.

Было слышно, как Йорам сглотнул, отдергивая руку от прикосновения незнакомца. (Святой Камбер.)

Внешность, которую принимает Камбер, конечно же, не была внешностью незнакомца. Алистер Каллен им был хорошо знаком; то же, что они располагали в настоящий момент телом Алистера как непосредственной моделью, давало им значительное преимущество, – как и в случае с Рисом и Йорамом, являвшимися моделями для обликов, наложенных на слуг.

Эвайн доводит процесс до иного уровня. Когда она принимает внешность “брата Джона”, чтобы привлечь внимание Синила, пока Камбер завершает ассимиляцию воспоминаний Али стера, она не пользуется моделью.

“Брат Джон” поднял молодое, обросшее юношеской бородкой лицо, взглянув на него дымчатыми черными, а не голубыми глазами. Эти невероятные глаза на мгновение простодушно блеснули из-под длинных черных ресниц, навсегда запав в душу короля своей несхожестью с кем бы то ни было, скромно опустившись долу. Губы, намного уже, чем губы Эвайн, нерешительно дрогнули, произнося слова голосом, который мало походил на голос Эвайн. (Святой Камбер.)

И действительно, не только мы оставлены с отчетливым впечатлением, что такого человека, как брат Джон, никогда прежде не существовало, таким образом реакция Йорама и Риса дает возможность предположить, что изменение внешности при отсутствии модели и без помощи со стороны, по крайней мере, весьма необычна.

“Ты изменила внешность? – с упреком спрашивает Йорам. – Но как? ”

“Так” – отвечает Эвайн, прежде чем начать объяснять, что она просмотрела в свитках Камбера раздел, касающийся изменения внешности наряду с ассимиляцией памяти.

– Я думала, что может быть полезным, если мы поймем немного из того, как отец пришел к этому. И должна признаться, я никогда не думала, что мне придется воспользоваться этим заклинанием самой. (Святой Камбер.)

Но ни одна из сторон не комментирует того, что Эвайн принимает внешний вид мужчины. Поразмыслив – чего, к счастью, никогда не имел причин делать Синил, – можно изумиться, как далеко может зайти изменение внешности. Было ли оно полным или касалось лишь черт лица? Тем не менее оно должно быть чем-то большим, нежели иллюзия, спроецированная на разум свидетелей, так как и Йорам, и Рис смогли бы распознать психические манипуляции, что, впрочем, мог сделать и сам Синил.

Отсюда можно сделать вывод, что имела место реальная трансформация. Что же касается того, насколько далеко может зайти такая трансформация, то мы можем, вероятно, получить на это некоторый взгляд изнутри, вспомнив, что когда Камберу понадобились дублеры для Риса и Йорама, он выбирает слуг одного с ними роста и типа телосложения. Над своей схожестью с Алистером Калленом размышляет и сам Камбер, когда начинает понемногу привыкать к новой внешности.

На практике нужно было изменить не так уж много, разве что лицо и руки, поскольку он и Алистер были практически одного роста, оба худые и высокие, хотя Алистер был, вероятно, выше примерно на пядь.

Но замаскировать разницу в росте было достаточно просто, если в этом вообще была надобность, так как едва ли кто-нибудь заметит такую небольшую разницу. Если нынешний Алистер стал казаться чуточку ниже, это легко можно было приписать усталости и ответственности, свалившейся на него со смертью Камбера.

Разница же в чертах лица и вовсе не представляла никакой трудности. Теперь, когда первичная трансформация была завершена, он мог даже, если бы пожелал этого, иногда обретать свою прежнюю внешность, особо не напрягаясь. Он уже предпринял необходимые шаги, чтобы быть уверенным, что для поддержания этого изображения ему не потребуется делать сознательных усилий, оно сохранится, даже если он будет спать или лишится чувств. Конечно, большая утечка энергии вызовет необходимость вернуться на некоторое время к своей прежней внешности, но такие моменты скорее всего будут случаться не часто, и, будем надеяться, в местах безопасных. Иначе говоря, его новый облик мог исчезнуть лишь по желанию самого Камбера. (Святой Камбер.)

Все это дает основания предположить, что главное ограничение в использовании изменения внешности – разница массы тела и основных характеристик скелета. Наложение внешности миниатюрного оруженосца на громадного воина, по всей видимости, не увенчается успехом. Таким же образом кузнец не подойдет в качестве модели для щуплого, ведущего сидячий образ жизни писаря. Поверхностные же изменения, такие, как изменение цвета глаз и волос, типа лица и внешних черт, вполне возможны, как и некоторая, достаточно значительная реорганизация массы тела, например, при переформировке лицевых костей, за исключением увеличения или уменьшения физической массы. Поэтому Тавис не в состоянии заклинанием вызвать появление новой руки на месте обрубка, хотя он был способен поддерживать иллюзию руки, по крайней мере, для некоторых наблюдателей и на короткий промежуток времени.

Что же касается изменения внешности Эвайн, то мы можем предположить, что как такового данного намерения у нее не было. Чтобы как-то на первое время изменить внешность и посредством этого получить вместе с Йорамом доступ в апартаменты Камбера-Алистера, она считает достаточным подобрать волосы, связать их в узел и, крепко прикрепив его к голове, спрятать под капюшоном рясы, скрыть свои женственные руки в объемных рукавах облачения михайлинцев. Вполне вероятно, что она стягивает себе и грудь, так как Рис не замечает ничего в ее наружности, что выдавало бы в ней женщину.

Похоже на то, что изменяется лишь лицо Эвайн, прежде чем она осмеливается поднять глаза на Синила. Однако мы не должны забывать о ее изобретательности. К этому времени она уже выбрала себе мужское лицо для своего альтернативного образа. Насколько далеко мог бы зайти Синил при допросе, передав “брата Джона” профессиональным следователям, и кто знает, как долго она могла бы поддерживать иллюзию, и что допрашивающие нашли бы под одеянием михайлинца брата Джона?

Другой основной недостаток заклинания, изменяющего внешность, помимо невозможности изменить массу, заключается в том, что энергия, поддерживающая заклинание, исходит от объекта. Таким образом, Камбер вынужден делать так, чтобы его слуги-люди спали большую часть дня, пока их внешность была изменена, дабы иметь возможность распоряжаться их энергией. И конечно же, смерть объекта прекращает действие заклинания. Возврат внешности Дэвина после его смерти достаточно типичен; может быть оспорено и то, что возвращение Камбера к своей внешности является результатом развития тенденции, хотя более правдоподобное объяснение заключается в том, что ему была необходима вся энергия, находящаяся в его распоряжении, чтобы попытаться использовать заклинание, не дающее приблизиться смерти.

Иной облик может быть наложен и на тело умершего, как в случае с Камбером, когда он накладывает свою внешность на умершего Алистера, и Чариссой, которая меняет лицо мертвого Бриона (добавив к этому другое заклинание, чтобы удержать часть души короля), но это представляет собой несколько иное применение этой процедуры, со вводом энергии от оператора, чтобы поддерживать наложенный облик. Собственно, никакие изменения внешности, проводимые на умершем, не предназначаются для длительного использования. Камбер и Йорам хорошо осознают, что внешность Камбера на настоящем Алистере Каллене растворится ко времени, когда епископы перестанут ратовать за его тщательный осмотр; Чарисса, изменив внешность Бриона, не намеревалась поддерживать ее после коронации, когда смерть ее или Келсона уже не будет иметь никакого значения.

ПРИМЕНЕНИЕ КОНСЕРВИРУЮЩИХ ЗАКЛИНАНИЙ НА УМЕРШИХ

Помимо того, что на тело умершего Алистера Каллена оказывалось воздействие по поддержанию внешности Камбера, оно было магическим путем введено в терминальное состояние, при котором консервирующие или стазисные заклинания, приводимые в действие Рисом, не дают наступить распаду и разложению, что потребовало значительных усилий из-за жары затянувшегося лета. Фактически же промежуток в восемь дней разделяет смерть Алистера в Йомейре с его похоронами в Валорете плюс еще два или три дня, когда он, по-видимому, был, похоронен в склепе в Кэррори.

Такое предохранение от разложения является специфической функцией Целителей, вероятно, не столь полезной по сравнению с самим целительством, хотя в эстетическом плане несколько утешающей тех, кто остался жить. Срок действия исходного заклинания обычно бывает достаточен, чтобы охватить период в несколько Дней, между смертью и похоронами. Как мы уже видели, он может быть увеличен, однако температура оказывает непосредственное воздействие на энергетические затраты, заставляя их возрастать с ходом времени почти в геометрической прогрессии. То, что Рис умирает зимой, объясняет, почему даже по прошествии полумесяца его тело не имело признаков разложения, тем не менее в его сохранении участвуют по крайней мере два Целителя, которые способны влить энергию, требуемую, чтобы не допустить смещения стазисного заклинания: Рикарт, личный Целитель епископа Найэллана, и Тавис О'Нейлл, который считал, что именно он отчасти виноват в смерти Риса.

К этому можно добавить, что тело самого Камбера тоже не подверглось разложению, однако его сохранность, очевидно, была результатом действия иного, более загадочного заклинания, которое, по всей видимости, не позволяло смерти приблизиться к нему, или, может быть, это признак святости, на котором настаивали его приверженцы…

ЗАПРЕТНОЕ ЗАКЛИНАНИЕ

Одним из наиболее таинственных заклинаний, которое едва ли подпадает под какую-либо общую категорию, упомянутую нами, является заклинание, позволяющее отсрочить наступление смерти, типа заклинаний, сохраняющих жизнь, хотя они и считаются большинством из практикующих простым атрибутом легенд. Иногда это заклинание называют запретным.

Впервые мы слышим о нем, когда Камбер и Йорам находят тела Алистера Каллена и принцессы Ариэллы и Камбер распознает следы попытки применения этого заклинания. Его первоначальное подозрение было вызвано мечом, пригвоздившим тело Ариэллы к дереву, головка эфеса которого была обуглена и изогнута прошедшим сквозь него зарядом огромной силы, – вид, который заставил его перекреститься во вселяющем благоговение осознании совершенного Калленом. Он был так поглощен этой деталью, что мысль приблизиться к Ариэлле пришла ему в голову слишком поздно.

Но потом он взглянул более внимательно на ее руки, и увидел, что они не сжимают лезвие, мгновенно догадавшись, что она пыталась сделать. Теперь уже мертвые, руки по-прежнему сложены на груди, а пальцы согнуты так, как того требовало заклинание, существование которого большинство считало невозможным, относя его к легенде. Не удивительно, что Йорам был так потрясен. (Святой Камбер.)

Ключом к разгадке, вероятно, является поза, в которой находились руки Ариэллы, сложенные вместе на груди, словно она баюкала что-то, не имеющее цены, даже не пытаясь отразить удар, пронзающий ее тело. Однако проведя руками над ней, Камбер понимает, что ее постигла неудача и что заклинание, сохраняющее жизнь, не сработало. Позднее, когда Камбер размышляет, ему кажется, что он понимает, почему ее заклинание не имело результата, но он не раскрывает нам этого.

Ко времени же, когда он впервые подвергается искушению применить его на Рисе, он уже уверен, что знает, как преуспеть там, где Ариэлла потерпела неудачу, по крайней мере теоретически, однако он сомневается, имеет ли он право принять такое решение за другого. И пока он обдумывает все “за” и “против”, Рис умирает.

Отталкиваясь от мучительных поисков души Камбера, мы можем предположить, что данную процедуру можно приравнять к тяжелой подати. Камбер пытается дать рациональное объяснение, что фактически это является “чем-то немного большим, чем стазис, в состояние которого могут быть введены тела для предотвращения разложения, по-видимому, нечто немного большее, чем попытка сохранить узы, связывающие тело на грани жизни и смерти с душой”. (Камбер-еретик.)

В течение последовавших за этим нескольких недель он, очевидно, разрешает эту задачу. И когда он сам, умирая, должен принять последнее решение относительно этого заклинания, его наконец посещает прозрение. Теперь-то он действительно знает, почему Ариэлла потерпела неудачу и что его не постигнет этот же удел, и убеждается, что он не имел права принимать решение за Риса.

Сам он, однако, может принять это решение: пойти на испытание, которое иногда встает перед адептами его уровня, достигшими своей духовной зрелости:

…отвергнуть смерть ради настоящего, но взамен войти в иное, сумеречное царство духа, где можно служить как Господу, так и человеку разными путями – но разнятся ли они? И ему было дано знание, посредством которого он мог принять это испытание, мог облечь себя в доспехи Господа и продолжать трудиться не покладая рук во имя Света. (Камбер-еретик.)