Текст книги "Скарабей"

Автор книги: Кэтрин Фишер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Конец мира

Широкая небесная дорога, залитая синевой, изгибалась над морем. Далеко внизу мелкие острова складывались в архипелаги из атоллов и кораллов, вокруг скал и утесов голубели, изгибаясь полумесяцами, светлые лагуны. На некоторых островах виднелись крошечные домики.

Алексос радостно смеялся, вертясь под железной рукой Орфета, державшей его за плечо.

– Смотри, Орфет! Там, внизу, под нами весь мир!

Толстый музыкант обливался потом. Его взгляд был устремлен вперед. Он процедил сквозь стиснутые зубы:

– Поверю тебе на слово, дружище.

Вокруг них шелестели крылья, гулко завывали ветра. Над головами пролетели гуси; один из коней попытался схватить докучливых птиц зубами, но те увернулись и, презрительно гогоча, скрылись вдали.

Мирани сказала:

– Дорога вымощена чем-то твердым. По звуку – как стекло. – Копыта коней громко стучали по неведомой мостовой, высекали искры, яркие, как падающие звезды.

Аргелин намотал поводья на перчатку.

– Хватает тебе быстроты, чокнутый мальчишка?

– О да, генерал! Сказочно!

Орфет застонал.

В лучах заходящего солнца колесница сияла. Она была уже не сплетена из лозы, а переливалась золотом, поблескивая солнечными бликами. Сбруя блестела, словно усыпанная бриллиантами, черные бока коней лоснились от пота.

Перегнувшись через борт, Мирани увидела, что они опустились ближе к морю. В зеленой глубине двигалась стая китов; вокруг них резвились, выпрыгивая из воды, дельфины. Колесница спускалась всё ниже, и ее тень темным пятнышком бежала по воде. Русалки, выбравшиеся погреться на камни, испуганно соскользнули в воду. В какой-то момент в глубокой морской пучине Мирани разглядела целый затонувший город; посреди него высился накренившийся храм, дома были окутаны водорослями. Между гробницами плавали рыбы.

А небо впереди полыхало алым пламенем.

– Наверное, она знает, что мы приближаемся, – в тревоге проговорила Мирани.

– Ну и пусть знает, – крикнул Аргелин. – Я повторю это в лицо всем ветрам! Слушай, Женщина Дождя! Аргелин идет! И ты ничего не сможешь мне сделать! Слышишь меня?

Далеко впереди, словно отвечая ему, в толще закатных облаков сверкнула молния.

– Чертов дурень, – проворчал Орфет.

* * *

– Ничего там нету. – Ингельд с мечом в руке обернулся, обвел взглядом погребальную камеру с сокровищами. – Всего лишь подземный сквозняк. Почва оседает.

Но он знал, что его объяснение не успокоило воинов. Пляшущий огонек лампы наполнял гробницу обманчивыми тенями, от помятых бинтов, в которые эти люди заворачивают своих то ли царей, то ли богов, шел сладковатый приторный запах.

– Слушайте меня. Берите кто сколько сможет. Набейте мешки. Унлеф, понесешь золотые шкатулки, а вы двое – вот эту кушетку с резным леопардом. Она будет хорошо смотреться в моем парадном дворце в Греймсфелле.

Он понимал, что их мужество на исходе.

Вторжение в гробницы прошло на ура. Свирепые северяне словно вихрь пронеслись по пыльным коридорам, писцы и рабы разбегались перед ними. Путь лежал через хранилища, полные бумаг, через лабиринты шкафов и стеллажей со свитками, и будь у них время, они охотно спалили бы весь этот хлам Но когда они спустились поглубже, пыл их поубавился. А потом они, выломав кедровые двери, ворвались в эту гробницу, вдохнули затхлого мертвого воздуха, ощутили на себе немигающий эмалевый взгляд древних статуй, и тут даже самые неугомонные пали духом.

– Шевелитесь, – рявкнул Ингельд.

Люди сгибались под грузом сокровищ. Кое-кто набил золотом и украшениями столько мешков, что не мог сдвинуть их с места. И тогда появились звуки.

Сначала они тихо шелестели, едва доносясь сквозь лязг оружия и звон металла. Потом Виглаф приказал всем замолчать, и тогда люди услышали. Тихий шелест, усиленный в десятки раз. Едва слышный, низкий гул.

Раб-проводник, которого они захватили с собой, чтобы он указывал дорогу, в ужасе упал на колени.

– Это Тень, – испуганно прошептал он. – Сюда идет Тень!

Ингельд злобно пнул его.

– Молчи!

Сквозь пыль и безмолвие донесся тихий шорох.

– Червь, – прошептал кто-то.

– Никакие драконы не охраняют эти сокровища. – Ингельд сердито обернулся. Но что бы он ни говорил, душами воинов уже овладел страх. Пришло время уходить. Он поднял раба на ноги.

– Веди нас к лестнице, а то я тебе пальцы отрежу, один за другим.

Всхлипывая от облегчения, костлявый человечек кинулся к выходу из погребальной камеры и нырнул в дверь. Вслед за ним вышел Ингельд.

И в ужасе остановился.

В коридоре никого не было. Он изумленно огляделся по сторонам, но раб как сквозь землю провалился. Вдаль уходила только длинная вереница факелов, которые его люди расставили, помечая дорогу на поверхность. Они чадили и трепетали на сквозняке.

Из гробницы, расталкивая друг друга, выскочили его люди.

– Куда он делся? – взревел один из них.

– Забудь о нем! – огрызнулся Ингельд. – Он нам не нужен. Идите за мной.

И сделал один шаг. И в этот момент погасла самая дальняя лампа. Потом соседняя, потом еще и еще одна.

Вдоль по коридору неотвратимой, неумолимой волной на воинов накатывалась мертвенная темнота.

* * *

С неба дождем сыпался огонь. Он налетел, как ураган, и слоны ответили гневным ревом, они порвали хлипкие веревки и сломали строй, бросившись в атаку на искры и боль. Воинственные крики северян, грохот мечей по бронзовым щитам – эти звуки вселяли в нее дрожь, но в то же время наполняли душу восторгом, которого никому не дано постичь. Пробираясь назад через кусты, она вдруг подумала, что единственная, кто могла бы понять ее, – это Мирани, серенькая мышка, которую она поначалу встретила презрением. Как жестоко она ошиблась в этой малышке! Надо было, наверное, извиниться перед ней, когда они вместе очутились в Садах.

Взбежав по расколотым ступеням, она обнаружила у Оракула всех, кто остался от Девятерых. Телия одной рукой держала за руку отца, в другой сжимала игрушечных обезьянок, а старая ведьма Мантора спокойно сидела на самом краю расселины. Увидев лицо Ретии, все смолкли.

– Со слонами покончено, – сообщила она и взяла свою прежнюю маску – маску Виночерпицы. – Северяне придут сюда, как только разграбят Дом. – И обвела всех взглядом.

– Время еще осталось. Те, кто хочет уйти, еще, может быть, успеют спуститься с обрыва. У тайной пристани стоит лодка. Возьмите ее и уходите. Если есть куда.

Никто не шелохнулся.

Сначала она ощутила их неуверенность; но потом этот миг миновал, и Ретия поняла, что девушки останутся. Ее захлестнула теплая волна благодарности.

Она обернулась к Криссе:

– А ты?

Блондинка надула губки.

– А ты бы хотела, чтобы я ушла? Ну конечно, Крисса – жалкая трусишка. Вот что вы бы все сказали.

– Ты остаешься только поэтому?

Крисса молчала. Потом подошла и вырвала у Ретии маску.

– Я была подругой Мирани, – заявила она. – А ты никогда с ней не дружила, пока нужда не вынудила.

«Вряд ли это истинная причина», – подумала Ретия, но спорить не было времени.

– А ты? – спросила она Мантору.

Колдунья с достоинством поднялась на ноги и запахнула темную мантию.

– Я остаюсь, – тихо сказала она. – Я нахожусь под защитой Скарабея. Люди Ингельда знают меня и не причинят вреда. – Она скрестила руки на груди. – Даже сейчас еще не поздно заключить перемирие. Мои условия просты…

– К чертям твои условия. – Ретия надела маску и взяла копье. Кивнула остальным Девятерым – и те последовали ее примеру. Безнадежная затея, подумала она, но, несмотря на это, ею овладело удивительное, неподвластное разуму счастье. Именно об этом она, сама того не зная, мечтала всю жизнь. Об определенности, об окончательной, последней развязке.

Вооруженные девушки окружили Оракул, обратив наружу бронзовые улыбки. Ветерок покачивал перья и золотые диски на масках. Позади них горел маяк. Сейчас его пламя угасало, сердцевина костра рассыпалась грудой раскаленных углей.

У подножия утеса первые корабли причалили в Порту.

А далеко в открытом море нарастал шторм.

* * *

Они заблудились. Ингельд давно понял это, но продолжал идти вперед. Куда-то исчез Вульфгар, а у последней развилки туннеля сыновья-близнецы Утекара и их люди яростно заспорили с ним, куда же идти, а потом все-таки свернули направо. Неугомонные, горячие головы! Не успели они отойти и на пару шагов, как послышался треск, потом крики. Он кинулся в эту сторону, но ничего не нашел, только цепочку из монет, ведущую к прочной кирпичной стене. После этого Ингельд надел бронзовый шлем, а его люди, в ком оставалась хоть капля здравого смысла, побросали почти все золото. Темнота дразнила и мучила их, по мере их продвижения возникали силуэты существ, внушавших ужас, но когда они подходили ближе, силуэты оказывались всего лишь выступами стен или колоннами. Один раз они прошли мимо каморки, полной мертвых бабуинов. Высушенные мумии животных сидели правильными рядами, тараща бриллиантовые глаза.

Они проходили через огромные подземные залы, в которых могло бы разместиться целое войско, проползали через узкие туннели высотой по колено, плутали по извилистым коридорам. Дважды у них на пути открывались ловчие ямы, один раз упала металлическая решетка, отделив от группы шесть человек. Поначалу они говорили громко, вызывающе, по коридорам прокатывался их дерзкий смех. Они хвастались, что найдут выход гораздо быстрее своих собратьев. Но темнота поглотила их. Почти наверняка им уже перерезали глотки.

Потому что всё это было кем-то подстроено. Не мертвецами, а живым человеком, гораздым на хитрые выдумки. Неужели колдовство Манторы принесло свои плоды, и в подземных гробницах разгуливает жаждущий мщения призрак Шакала? Ингельд прищурился. Надо гнать из головы такие мысли. Они – трещины, через которые в душу вползает страх.

Ингельд ощупью свернул в очередной коридор и обнаружил, что тот заканчивается тупиком. В сердцах выругавшись, он велел своим людям поворачивать обратно. Храбрые воины из поредевшего отряда жались друг к дружке. Потом кто-то произнес:

– Смотрите! Что это там?

Глаза.

Из темноты на них глядела пара небольших изумрудно-зеленых глаз.

Воины остановились. Ингельд протолкался вперед.

– Кошка, – прорычал он. – Только и всего.

Его воины ненавидели кошек. Поговаривали, что в этих животных вселяются души умерших Архонов. А кроме того, в Порту какой-то умник повесил одну кошку, и с тех пор у северян всё пошло наперекосяк. За спиной у Ингельда зашелестел шепот. В воздухе повеяло страхом.

Ингельд сделал шаг вперед, и кошачьи глаза потухли. Вдруг земля ушла у него из-под ног; вскрикнув, он отскочил назад, и в тот же миг целый участок пола провалился, каменные плиты с грохотом обрушились в неведомую глубину. Где-то далеко внизу послышался всплеск.

Предводитель наемников еле перевел дыхание. Он понял: живыми им отсюда не выбраться. Здесь простирается иной мир, царят неведомые законы, пылают битвы, которым нет конца. Он вскинул голову.

– Тень! Если ты – живой человек, слушай меня! Дай нам выйти, и мы сумеем договориться. Покажи нам путь наверх, и мы навеки покинем Двуземелье. Слышишь меня, Тень?

Ответа не было.

Его люди зашевелились. Лязгнуло оружие. Истан сказал:

– С мертвыми не договоришься.

– Тогда я вызываю тебя на бой! – взревел Ингельд, опаленный жгучей яростью. – Выйди и сразись со мной!

Он ждал с мечом в руке, прислушиваясь к бесконечным отзвукам, катящимся по коридорам.

Опять появились глаза. Их становилось всё больше и больше.

Кошки словно выходили из стен, из трещин в полу. Затем они выстроились в две шеренги вдоль стен туннеля, усевшись, будто каменные боги, которых ваяет здешний народ. Высоко подняв голову, он провел своих людей через кошачий строй. Как только они вошли в зал, стены туннеля раздвинулись, они попали в зал такой просторный, что его стены и своды терялись в темноте. Ингельд догадался, что его вызов был услышан. Он увидел подвешенные к потолку бронзовые весы, громадные, как дворец, и понял, что это и есть то самое место, где ему предстоит принять бой.

Он сказал Исгару:

– Если я погибну, похороните меня над обрывом, на открытом месте, под лучами солнца. Забери всех, кто останется в живых, и иди домой.

Потом ступил на громадную чашу весов.

Медленно, как будто повинуясь хорошо отлаженному механизму, чаша опустилась.

А внизу, с подвязанными на затылке желтыми волосами и Архоновым мечом в руке, его ждал призрак Шакала.

* * *

Они въехали в облако.

Оно громоздилось вокруг, черное как сажа, и застилало взор темными всполохами тумана. Колесница дрогнула, накренилась.

Мирани не закричала. Только ахнула:

– Смотрите!

Из грозовой тучи вылетела стая бестолково мечущихся ворон. Зарокотал гром – протяжно, зловеще Мирани пригнулась, и в глубине тучи сверкнула молния – белая, невероятно яркая. Орфет выругался, Алексос завизжал. В воздухе запахло серой, во рту появился привкус металла.

– Спусти нас на землю, – заорал Орфет. Толкнув Архона к Мирани, он выхватил у Аргелина поводья и потянул, стараясь остановить коней. Аргелин в ярости отбирал поводья обратно.

– Осторожнее! – закричала Мирани.

Кони бросились вперед. То ли небесная дорога исчезла совсем, то ли пошла резко вниз, но колесница неудержимо мчалась сквозь бурю, сквозь тучу, сквозь внезапные вихри ледяного града, сквозь острые, как иглы, порывы ледяного ветра.

Промокшая насквозь, перепуганная, Мирани прижимала к себе Алексоса. Орфет наполовину вытолкнул Аргелина из колесницы, поводья выскользнули у того из рук и повисли. Мирани подхватила их, попыталась удержать могучих коней. Ей на помощь пришел Алексос; общими усилиями они натянули поводья и остановили неукротимый бег.

Туча стала серой, пропиталась белыми всплесками.

– Орфет! Отпусти его! – приказ Архона прозвучал совсем тихо. Потом, перекрывая топот копыт, оглушительно загрохотал: – Отпусти его!

Музыкант все еще держал над генералом занесенную руку. Аргелин следил за ним не шевелясь, его спина перегибалась через золотой поручень. А внизу темнело море, глубокое, как ночь.

– Подчинись своему богу, толстяк, – прошипел генерал.

Орфет тяжело дышал. Он увидел на бескрайних просторах неба вспышку молнии. Увидел далекие горы, дорогу, окрашенную в золотой цвет лучами заходящего солнца. И втащил генерала в колесницу.

– Помоги нам! – закричала Мирани.

Но он не успел ничего предпринять. Облако закончилось, и их глазам предстало солнце.

Оно было – сфера тайн, падающая звезда, золотой шар. Воздух вокруг него казался темным, как спинка жука, как крылья ночи, и на самом краю шторма этот шар с грохотом скатился во Врата Иного Царства. Орфет изумленно смотрел ему вслед, а Аргелин хрипло смеялся от жестокой радости. А кони, не отставая, мчались вдогонку за солнцем – через Врата Черепа, через Врата Пепла, который осыпался им на головы. Потом колесница нырнула в широкие Врата Снедающего Голода, вырезанные из зеленого агата в форме саранчи. Острые края Ворот Кривой Сабли отсекли тонкие ломтики от колес, задели край Орфетовой туники. Когда они въехали под темную арку Ворот Трехликого Пса, с верхней перекладины на них тявкнул маленький щенок, и Мирани рассмеялась, внезапно растеряв весь свой страх.

– Он тебя помнит! – крикнул ей в ухо Алексос. Потом колесница повернула, и они ухватились за поручень. Впереди черной громадой высились Врата Наказаний – темная щель, тонкая, как игольное ушко. Они знали – через нее им ни за что не удастся проникнуть. Лошади пустились навстречу им бешеным галопом. Мирани зажмурилась, приготовилась услышать оглушительный скрежет, грохот разбитой колесницы, но лишь одна вспышка темноты остудила ее лицо. Открыв глаза, она поняла, что они миновали грозные Врата. Аргелин изумленно глядел назад.

Теперь они летели низко, почти над морем. Солнце невыносимо палило, золотая упряжь размякла, драгоценные камни выпали из гнезд, ослепительное сияние обжигало глаза. Жук вкатил свой сияющий шар сквозь челюсти Крокодила, и колесница нырнула вслед за ним, гулко загрохотав по туннелю, устланному костями и рыбьей чешуей. Их окутал тяжелый запах водорослей. Колесница вырвалась в красное небо, и впереди показались Восьмые Врата, похожие на двойную колонну. Посреди широкого проема покачивались идеально сбалансированные весы.

Пройдя через последние врата, дорога вывела на деревянный мост. Из-под копыт разнесся оглушительный грохот. Аргелин выхватил у Мирани поводья.

– Приостанови их! – заорал он, и она бросилась тянуть вместе с ним. Кони неохотно замедлили бег возле последних Врат. Круглые, как кольцо, они были отлиты из чистого золота, и солнечный диск, наполненный невыносимой болью, прошел сквозь них и взмыл в небо. А жук стал крохотным, как и положено жуку, и деловито покатил навозный шарик к трещине посреди дороги.

А за краем мира простирались Сады Царицы Дождя – зеленые, безмятежные, исполненные покоя и тихого урчания ручьев.

Девятые Врата
Дорога Возрожденного Солнца

Я приводил сюда многих смертных.

Одни держали меня за руку, других приходилось тащить силой, третьи сами находили свой собственный путь.

В это место ведет много дорог. И это хорошо, ибо люди почему-то считают, будто я один могу решить, дойдут ли они туда, куда стремятся.

На самом деле всё обстоит совсем иначе.

И кто скажет им, что Сады – это еще не конец пути?

Что за ними лежат еще многие другие земли и царства?

Весы уравнялись

Загнанные кони остановились, дрожа. Во влажном воздухе у них из ноздрей вырывались клубы пара. Мирани спустилась с колесницы, и ей почудилось, что земля под ногами все еще вздымается; у нее подкашивались колени, она чуть не падала. Позади нее осторожно ступил на землю Аргелин. Они стояли бок о бок, все трое, а Алексос выглядывал из-под руки Орфета.

– Это Сады, – прошептал мальчик.

– Я вижу, Архон.

Внезапно осмелев, Алексос выскользнул из рук музыканта.

– Пойдём со мной, Орфет, пойдемте все. Не надо бояться. Мирани здесь уже была, правда, Мирани?

Все взгляды устремились на девушку, и она выпрямила спину.

– Не так, как сейчас, – тихо молвила она.

Она изумилась тому, как легко они миновали Девятые Врата. Когда колесница нырнула в крошечное круглое отверстие посередине ворот, Мирани провела пальцами по теплому золоту. Потом ноги погрузились в мягкий ковер из зеленого мха.

Как она могла забыть красоту Садов? Высокие деревья, зеленеющие летней листвой, их ветки гнутся от спелых плодов. Хурма и лимоны, гранаты и яблоки, фрукты, которым она и названия не знала. И отовсюду сеется мелкий дождик, такой тихий, что она едва ощущает на коже его шепчущее прикосновение. Среди зеленых ветвей снуют разноцветные птицы. Алексос улыбнулся ей, блеснул темными глазами.

– Мне нравится бывать здесь, – прошептал он.

Они пошли. Под ногами шелестела высокая мокрая трава, хлюпала земля, напитанная влагой. Вода была повсюду. В вихрях брызг над фонтанами играла радуга, с широких листьев скатывались крошечные бисеринки росы. Журчали родники на склонах холмов; через рощи, где паслись олени и зебры, текли арыки с безупречно ровными берегами. Серебрились пруды, гремели водопады.

Алексос подбежал напиться, опустился на колени, погрузил руки по локоть, и Мирани только сейчас осознала, что умирает от жажды. Она села на корточки рядом с ним и тоже окунула руки в воду.

– А можно ли? – пробормотал Орфет.

Она не знала. Но вода была такая чистая и прохладная, над ней летали стрекозы. Мирани подняла руку – с нее потекли прозрачные капли. Не сказав ни слова, она напилась этой воды.

Орфет тоже хлебнул пригоршню, потом поднял глаза.

– Выпей, генерал. Небось, умираешь от жажды.

Аргелин отвел взгляд. У него был вид человека, заблудившегося в ночном кошмаре: он стиснул кулаки, напрягся всем телом, тщетно стараясь укрыться от капель дождя, падающих с деревьев, от влажных брызг, струящихся по коже. Одежда на нем, как и на всех остальных, пропиталась влагой, волосы потемнели от воды, прилипли к голове. «Царица Дождя окружает их со всех сторон, – подумала Мирани, с трудом вставая на ноги. – От нее, как и от Бога, нет спасения».

Алексос повел их по тропе, где из-под ног в зеленую траву прыгали лягушки. Впереди показалась каменная арка, покрытая изумрудными лишайниками. Аргелин обернулся к Орфету.

– Меч. Дай мне меч.

– Что толку идти с мечом против богов? – проворчал Орфет. – Ты что, разрежешь воду пополам? Пустишь кровь самой смерти?

Генерал мрачно нахмурился.

– Это уж моя забота. Дай мне меч.

Орфет вытащил клинок из ножен и увидел, что он позеленел от ржавчины. С затупившегося лезвия капала вода. Аргелин бросил на меч только один взгляд и отшвырнул его в траву. Выражение его лица было отрешенно холодным.

Алексос нырнул в оливковую рощу и остановился. Вернулся бегом, схватил Мирани за руку, потащил за собой туда, где заканчивалась тропинка. За деревьями брезжил зеленый свет.

– Смотри, Мирани!

Перед ними расстилалась страна чудес. Повсюду били фонтаны; они изливались из каменных сатиров и дриад, из рогов, ушей, разинутых ртов. По каменной мостовой текли ручьи, а вдали, словно занавес, колыхалось гладкое полотно падающей воды. А перед занавесом, посреди пруда, серебристого, как луна, высился залитый водой трон из голубого камня.

Аргелин настороженно озирался.

– Это что, ее судейский трон? Тогда где же она сама?

Он заговорил громче, и голос его был хриплым, усталым, полным горечи.

– Госпожа, я пришел. Путь мой был долгим, лежал через боль и смерть. Я заслуживаю большего, чем молчание, о Женщина Дождя! Выходи, и покончим с этим.

Сначала не было слышно ничего, только пение птиц, только шелест дождя. Потом зазвенела лира, потекла тихая, зловещая мелодия. Мирани оглянулась, думая, что идет процессия, будет торжественная церемония, но к ее руке прикоснулись мокрые пальцы Алексоса.

– Смотри, Мирани! – прошептал он.

Она вышла из водопада, прямо из серебристой пелены. Сначала показалась ее рука с тонкими длинными пальцами, потом вода обрисовала высокий, стройный силуэт, окутала его синим струящимся платьем. Прозрачное трепетное тело сгустилось в твердую плоть, рассыпались по плечам темные волосы, перевязанные серебряной лентой.

Она сидела на троне, и ее платье было сине-зеленым, как море в жаркий день. При каждом движении по нему пробегали волны зеленоватого света. Ноги были босые. На запястьях звенели браслеты из перламутра и коралла, по руке «вползала» золотая змея.

У Царицы Дождя было лицо Гермии.

Аргелин оцепенел. Потом сделал шаг.

– Гермия? – Его голос дрожал от радости и боли. – Это ты?

Она не улыбнулась в ответ.

– А кого еще ты ожидал увидеть, генерал?

– Но ты не…

– Разве? – И разгладила платье. – Здесь я Царица, а всё остальное не имеет значения. А ты – вы все, – вы вторглись в мое царство.

– Гермия, – прошептал он. – Это я, Аргелин.

Царица поглядела на него, выгнув бровь.

– Я узнала человека, который убил меня, – промолвила она. Над ее плечами порхали колибри, оранжевые и изумрудные, они на лету пили нектар из белых цветов.

Скользнув взглядом по его изможденному лицу, она обратилась к Мирани:

– А тебе, жрица, было дано мое повеление, но ты не повиновалась. Ты же, музыкант, вряд ли сумеешь своей музыкой проложить себе путь из смерти обратно в жизнь. Здесь звучат только одни песни – мои.

Мирани содрогнулась. В Садах было жарко как в бане, однако у нее по спине пробежал холодок.

Орфет упрямо ответил:

– Куда Архон, туда и я, пресветлая.

– Как трогательно. – Она устремила взгляд на Алексоса.

– А ты? Я много раз видела, как ты входишь в мои врата.

Он сидел у подножия трона, играя с лягушкой. И ответил рассеянно:

«Тысячи раз, госпожа. В каждом поколении».

Гермия кивнула и посмотрела на Аргелина.

– Говори свою просьбу.

– Тебе?

– А больше тут никого нет.

Он в замешательстве опустил глаза.

– Гермия… Она держит тебя в плену?

Гермия пожала плечами.

– Не больше, чем меня держала в плену твоя любовь, мой господин.

– Даже здесь ты мучаешь меня, – сказал он. Подошел к ступеням трона, и его голос стал другим. – Если ты Гермия, выслушай меня. Вернись со мной в Страну Живых. Я послал тебя сюда, и это было моей ошибкой. С тех пор не было дня, не было мгновения, чтобы я не раскаялся в этом. Вернись со мной. Пусть всё станет, как было.

Мирани поймала на себе взгляд Орфета. Музыкант нахмурился.

– Зачем? – тихо проговорила Гермия.

– Потому что я люблю тебя. Ты же знаешь.

– Когда-то мне казалось, что знаю.

– Гермия… – Он взбежал по ступеням, но она жестом остановила его.

– Это не так просто, генерал. Существуют ритуалы, которые надо соблюдать. Ты должен предстать перед судом.

Мирани обернулась. За спиной у нее шла процессия девушек, босых, с распущенными волосами. Они несли веера и шкатулки с благовониями, ритмично потряхивали трещотками, били в небольшие барабаны. У двух из них в руках были металлические рамки; они постукивали в них, издавая тихий звон. Последняя из вереницы, проходя, оглянулась на Мирани, и у той перехватило дыхание. Это была Алана, девушка, которая до нее была Носительницей Бога и которая давно умерла.

В процессии шли двое мужчин, они несли металлический сундук на ножках. Они были одеты в леопардовые шкуры, бритые головы блестели от влаги. Поставив сундук, мужчины откинули с него пурпурное покрывало и подняли крышку. Под ней обнаружилась деревянная шкатулка, расписанная водяными лилиями. Гермия встала, невесомо спустилась по ступенькам, открыла шкатулку. Внутри лежали изящные золотые весы – две чаши, подвешенные на тонких цепочках к узорчатому коромыслу. Она достала весы, вместе с ними из шкатулки выпорхнуло облачко красных лепестков, повеяло мускусом и сандаловым деревом.

Подняв весы, Гермия поглядела на Аргелина.

– Пришел твой судный час, господин генерал. Мы взвесим твою жизнь и твои деяния.

Он отступил на шаг. С его пальцев капала вода.

* * *

Сетис вскрикнул.

Шакал опять упал, уже во второй раз вес Ингельда оказался слишком тяжел для него. Удар обрушился на лезвие его меча; посыпались искры. Рослый предводитель воров пригнул голову и, ловко увернувшись, снова вскочил на ноги.

– Ему конец, – глухо проговорил Сетис.

– Черта с два, – отозвался Лис.

Битва разгорелась не на жизнь, а на смерть. Противники стоили друг друга: Ингельд был немного массивнее, зато Шакал – строен и проворен. Лязг мечей грозным эхом прокатывался по подземным залам. Сетис сбежал по винтовой лестнице и остановился, глядя на бойцов. Оба уже начали уставать. Их выпады становились всё более неуклюжими, они пошатывались, с трудом поднимали тяжелые мечи, неловко отражая удары. Шакал заметно побледнел. По бороде Ингельда стекал пот. Сквозь прорези в шлеме сверкали его глаза, голубые, как лед.

С карниза под крышей кричали и подбадривали своего предводителя воины-северяне. Расстояние приглушало резкие звуки их слов. Ингельд пошатнулся, битва на миг прекратилась, и Сетис прошептал:

– Где же Креон?

– Не знаю. – Встревоженный Лис сжимал в руке острый нож. – Если этот ублюдок убьет нашего вожака, я сам с ним разделаюсь.

Сетис сказал:

– Ему давно пора быть здесь. Не случилось ли чего-нибудь? – и сделал шаг вверх.

– Ты куда? – крикнул Лис.

Снова разгорелся бой, жестокий и безжалостный.

– Пойду его искать!

* * *

Крики со стороны Дома приближались. Ретия огляделась.

– Они наступают. Пора.

Улыбнувшись под маской, она крепче стиснула копье, чтобы рука не дрожала, и шепотом произнесла:

– О Ярчайший, прими нашу жертву. Защити тех, кто защищает твой Оракул.

Лязг бронзы, грохот щитов. По Дороге Процессий шли воины. На солнце блестели их мечи, голоса, приглушенные шлемами, звучали раскатисто.

Ретия нацелила копье. Взметнулось оружие в руках девушек, выстроившихся в круг, отец Сетиса перестал точить о камень свой старый меч.

Мантора торопливо заговорила:

– Глупости вы затеяли. Давайте я с ними поговорю. Пущу Скарабея. – Наконец-то в ее голосе зазвучала тревога.

– Замолчи. – К удивлению Ретии, этот голос принадлежал Криссе; та цедила сквозь стиснутые зубы: – Замолчи, замолчи.

Из-за поворота вышел воин. В жарком мареве его доспехи мерцали, словно источая собственный свет, лицо скрывалось под шлемом. Он остановился, поглядел на защитников Оракула, потом что-то крикнул вниз, своим спутникам.

– Да пребудет с нами бог, – прошептала Ретия.

Солдат приближался. Он вышел из полосы солнечного света и оказался обыкновенным человеком, даже довольно хлипким, шел он ровно, не замедляя шага, пока украшенная головой горгоны кираса не оказалась в считанных дюймах от смертоносного копья Ретии.

Друг на друга смотрели улыбающаяся маска и бронзовый шлем.

С его губ слетело слово, хриплое и искаженное.

Оно прозвучало так:

– Пресветлая!

* * *

Проползая по коридору, Сетис мысленно спросил:

– Ты уверен?

«Это тот самый путь. Скорее».

Осколки драгоценных камней кололи ему руки и колени. Опал и яшма, бирюза и халцедон. Впереди лучи отраженного света выхватили из темноты стену, усеянную бриллиантами; острые грани царапали ему спину, сдирали кожу с локтей. Если сюда доберутся северяне…

«Смотри, Сетис, вот он. Солнечный диск. Я уже показывал его Мирани. Сказал, что в его сиянии уместился бы весь мир. Такое солнце внутри каждого из вас. Даже у Аргелина».

– У Аргелина?

Он вынырнул из туннеля в просторный зал. И увидел солнце под землей.

Оно было громадное и свисало с потолка, тихонько покачиваясь от дуновения сквозняков. Гладкое, ровное, безупречное. Как его сумели принести сюда? Под золотым диском стоял Креон и снизу вверх смотрел на его сияние, как будто оно не причиняло ему никакой боли.

Заслышав его, альбинос обернулся.

– Как Шакал?

– Силы равны.

Креон снова обратил лицо к кованому диску. Его волосы блестели в золотом сиянии, бледная кожа словно источала собственный свет.

– Тогда подождем моего брата. И Аргелина.

* * *

Она опустила на чашу весов перо.

Небольшое белое перышко, которое она достала из шкатулки. Такое легкое, что его шевелило дуновение ветерка. Однако под его тяжестью чаша весов сразу опустилась.

Гермия подняла глаза.

– Видишь, господин Аргелин? Что ты можешь этому противопоставить?

Он с болью прошептал:

– Гермия…

– Свою добродетельную жизнь? – нежно проговорила она. Поднялась по ступеням, села на трон. На ее ногтях сверкнули хрустальные капли. – Не знающий жалости путь по ступеням армейской иерархии? Резню и кровопролития? Убитых Советников, истребленные семьи твоих врагов, смерть детей, которые могли бы вырасти и лишить тебя власти?

– Раньше это тебя не заботило.

Она улыбнулась.

– Или женщин, которых ты погубил? Твое желание подчинить себе даже голос Бога? Не говоря уже об убийстве Архона… обоих Архонов, будь на то твоя воля. Шантаж, интриги. Ты нанял чужеземное войско, чтобы оно воевало против твоего собственного народа. Какое из этих деяний ты положишь на весы, господин генерал?

На его лице не дрогнул ни один мускул, только морщины залегли глубже.