Текст книги "Выйти замуж за принца"

Автор книги: Кэтрин Дженсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

– О чем я говорю? – повторил Якоб. Он отдал малышу перчатку и не стал возражать, когда тот сунул один из ее пальцев в рот, чтобы попробовать на вкус. – Это все довольно запутанно, но сводится к тому, что нужно для нас обоих... и для благополучия Крея.

Эллисон потянулась через кровать к сыну, но Якоб быстро нагнулся и взял малыша на руки. Крей был совершенно очарован своей новой игрушкой и явно не заметил, кто его держит на руках. С какой легкостью Якобу удалось заманить сына к себе! Мог ли это сделать кто-то другой на его месте? Или же малыш почувствовал, что этот высокий, элегантно одетый мужчина – его отец?

– Для Крея лучше всего остаться со мной, – твердо сказала она. – А для меня лучше всего остаться здесь, в Коннектикуте, подальше от тебя.

– Видишь ли, ты полагаешь, что твоя жизнь будет прежней, – мягко и негромко возразил Якоб, словно опасаясь испугать сидящего у него на руках ребенка. – Но так не получится, к сожалению. Именно поэтому мне надо было поговорить с тобой сегодня, объяснить, что произошло.

Встав на нетвердые ноги, Эллисон смотрела, как Якоб ходит по комнате с Креем на руках. Ее малыш теперь потихоньку изучал лицо мужчины, притворяясь, будто заглядывает внутрь перчатки. Детские глазенки светились спокойным любопытством, в них не было и намека на испуг. Якоб поднял руку и погладил Крея по головке. У Эллисон сдавило горло.

– Что ты имеешь в виду, говоря, что... моя жизнь изменится? – требовательно спросила она.

– Мне пришлось сказать о нас отцу, – ответил Якоб.

– Да ты что, спятил?!

– Я рассказал королю о нашем романе и о Крее. Ему необходимо было знать, что у него есть внук. Я не мог допустить, чтобы отец узнал об этом из других источников и неожиданно для себя. Это убило бы его. Он не очень здоровый человек. Кроме того, были и политические соображения.

– Думаю, он отнесся к этому спокойно, учитывая семейную традицию. Я имею в виду любовниц и тому подобное... – нашла в себе силы съязвить Эллисон.

– Нет, он не отнесся к этому спокойно. Если бы я уже был женат и имел ребенка от супруги королевской крови, то да, волноваться отцу не о чем. В этом случае наследник и линия престолонаследия были бы уже установлены. Но Крей – мой первый и единственный ребенок. Даже если я сейчас женюсь, то, как говорят юристы отца, за ним может сохраняться право на престол.

– Ну, об этом можешь не беспокоиться! – заявила Эллисон и протянула руки, чтобы взять Крея. – Я не побегу требовать твою драгоценную карликовую монархию.

Сын не пошел к ней, а уткнулся лицом в лацкан мужского пиджака, лишь весело смеясь в ответ на попытки матери перетянуть его к себе. Решил именно сегодня перестать цепляться за мать. Замечательно!

Якоб рассеянно коснулся губами макушки малыша.

– Но что произойдет, когда Крей достигнет совершеннолетия? У него будет своя голова на плечах. Он может решить, что вправе претендовать на законное наследство. И я не стал бы с ним спорить. А если с тобой что-то случится и его будет воспитывать кто-нибудь другой?

– Якоб! Но это... это... – Эллисон даже стала заикаться. – Это безумие! Большинство людей даже не знают о существовании Эльбии!

– Но она существует! А Крей – мой наследник. И не только короны, но и весьма крупного состояния. Но это лишь половина проблемы. Ты будешь сидеть на пороховой бочке, если останешься в Нантикоке.

– О чем ты говоришь? Разумеется, я останусь!

– Кто-то запустил в прессу информацию о тебе и Крее. Неясно, как это произошло, но считай – дело сделано! Наши друзья предупредили нас, что информация будет напечатана в завтрашнем номере лондонской «Таймс». Не пройдет и суток, как все газеты поместят статьи о самом богатом в Европе холостяке из королевской семьи, его любовнице-библиотекарше из Америки и... их незаконнорожденном сыне. За тобой будут охотиться репортеры. Жизнь твоей сестры и твоих родителей превратится в кромешный ад. Им придется без конца отбиваться от журналистов и кинооператоров. И это не кончится публикацией нескольких пошлых статеек. Ты знаешь, как росли дети Кеннеди? Ни один день рождения, ни один первый школьный день не проходил без полного освещения в прессе. Эти люди были лишены какой-либо личной жизни. В случае с Креем будет еще хуже, потому что история скандальная.

– Скандальная! – Эллисон чуть не задохнулась. – Но ведь кинозвезды меняют партнеров почти каждый месяц! Почему кто-то должен интересоваться мной и моим сыном?

– Ты меня не слушала. – Он покачал головой и подошел, так что их теперь разделял только Крей, который по-прежнему прижимался к отцовской груди. Эллисон увидела на лбу у Якоба и вокруг глаз едва различимые морщинки тревоги, которых не замечала раньше. – Для журналистов это лакомый кусочек, тем более что в последнее время у них со сплетнями туговато. Лучшее, что мы можем сделать, – постараться приглушить скандал. Подадим все так, чтобы эта история стала менее интересной для публики.

Эллисон смотрела на Крея со слезами на глазах. А тот с довольным видом сосал перчатку Якоба и болтал ногами в такт издаваемому им тихому гудению.

– Что я могу сделать? – подавленно спросила она.

– Пойти на маленькую, безобидную ложь, – ответил Якоб.

Крей вдруг беспокойно заерзал. Эллисон хотела взять его, но Якоб посадил малыша на кровать вместе с перчатками.

– Насколько безобидную? – недоверчиво спросила она. Что еще ему надо? И так все рухнуло и сползает куда-то в пропасть.

– Сегодня вечером мы вступим в законный брак. Во все основные службы новостей будет отправлен пресс-релиз с заявлением, что мы были тайно женаты три года. Не делать наш брак достоянием гласности мы решили по той причине, что ты не королевского рода и что в моей семье это обстоятельство сначала вызвало некоторые трения. Важно то, что тайный брак – достаточно соблазнительная вещь, чтобы на какое-то время привлечь внимание прессы. Будет взрыв публикаций, интервью и так далее. Но все это можно подать в совершенно несенсационном духе. Наши пресс-секретари сейчас работают над этим.

– Но ведь я могла бы увезти Крея отсюда, – возразила Эллисон, хватаясь, как за соломинку, за такую возможность. – Могла бы где-нибудь спрятаться, пока буря не уляжется.

Он покачал головой.

– Послушай, Элли. Я всю свою жизнь провел в окружении репортеров, наблюдавших за мной в телеобъективы и бинокли, цеплявшихся за малейшее мое движение и ждавших, чтобы я сделал неверный шаг. И я его в конце концов сделал. Случайно встретился с женщиной, которая заставила меня забыть об осторожности. Она забеременела от меня, и теперь у нас сын, которого мы должны защитить от этого безумия. – Он посмотрел на Крея, и в его темных глазах блеснул лучик радости. – Брак узаконивает нашего сына, а нас превращает в почти обыкновенную супружескую пару. Телевидению и газетам из этого ничего не раздуть. Они поместят парочку материалов, потом мы им наскучим, и они найдут себе что-нибудь попикантнее.

– Я не знаю, – пробормотала Эллисон. А вдруг все это неправда? Если она послушает его, то не поставит ли Крея и остальных своих родных в еще более трудное положение? – Ты поломал мою жизнь. Как же я могу выйти за тебя замуж?

– Раз уж мы говорим откровенно, – холодно сказал он, – я тоже чертовски зол на тебя!

– Ты зол на меня? За что, позволь спросить, когда я тебе ничего не сделала?

– Еще как сделала, леди! Тем летом я был совершенно околдован тобой, Элли. Я перестал быть тем, кем был всю жизнь. Перестал думать о будущем. Забыл все обязательства, политические планы и всякую ответственность. – Его взгляд переместился на кровать. – И сделал ребенка...

– Да, это так, – тихо сказала она. У нее на ресницах блестели слезы.

– Теперь нам придется иметь дело с реальностью. То, как мы вынуждены действовать, может не нравиться ни тебе, ни мне, но выбора у нас нет.

Эллисон прерывисто вздохнула, ощутив в груди резкую боль.

– Значит ли это, что Крей когда-нибудь станет... – она не смогла произнести слово «королем», – займет твое место, как ты займешь место своего отца?

– Нет. Он может претендовать на него, и только. Кабинет министров и советники сейчас работают над этим. Поскольку его мать не королевской крови, право престолонаследия ему не гарантировано. Его положение спорное. Тут масса всяких юридических сложностей. Но план, в двух словах, состоит в том, что мы с тобой разводимся по прошествии подобающего времени – через год или около того, – а затем я снова женюсь. – Он впился в нее глазами, словно боялся пропустить малейшую ее реакцию на свои слова. – Так что тебе не придется долго оставаться замужем за человеком, которого ты ненавидишь.

– Понятно! – спокойно произнесла она. Так вот в чем дело! Якоб все продумал – он и не собирается жить с ней. Ему лишь нужно, чтобы все было чистенько и аккуратненько!

Его лицо было непроницаемо.

– Так будет лучше для всех. Не только для моей семьи, но и для твоей тоже.

И Эллисон сдалась. Во всяком случае, так она хотя бы защитит Крея и своих родных.

– Хорошо, – прошептала она. – Сделаем, как ты предлагаешь.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Лимузин отъехал от дома.

– Дело сделано, – сказал Якоб, вздохнув. – Она согласилась.

Пожилой мужчина с проницательными глазами, деливший с ним просторный пассажирский салон, удовлетворенно кивнул.

– Жаль, что дело дошло до женитьбы, – сказал он по-немецки. – Но другого выхода нет.

Якоб поморщился, услышав эту холодную оценку ситуации от Фредерика, советника отца.

Сначала он намеревался просто переправить Эллисон с сыном самолетом в Эльбию, так как считал, что сможет оградить их от назойливых журналистов, если будет держать при себе и вдали от чужих глаз. Но советники короля считали, что принцу, во избежание проблем, не стоит держать в стране любовницу и внебрачного сына, пока он все еще занят выбором супруги. Идея кратковременного брака по договоренности принадлежала Томасу. Фредерик и король предпочли бы, чтобы принц вообще отрицал сам факт своего знакомства с этой американкой, но тот оказался тверд. После долгих споров все сошлись на том, что план Томаса представляет собой наименее неприятный вариант.

Теперь, заручившись согласием Эллисон, они могли приступать к следующему этапу. Лимузин направлялся в аэропорт Кеннеди, откуда Фредерик вылетит на «Конкорде» обратно в Париж. Якоб же вернется в Нанти-кок и, не теряя времени, поведет Эллисон в кабинет одного старого друга отца, городского мирового судьи Нью-Йорка.

– Keine Sorge, ваше высочество, – успокаивающим тоном произнес Фредерик, похлопывая принца по колену морщинистой рукой. – Не беспокойтесь, это будет не слишком неприятно. А через год-два... никто и не вспомнит эту женщину. – Он говорил с очень сильным акцентом.

Якоб вздрогнул при этих словах. «Никто и не вспомнит»... Неужели это действительно так?

– Свадебная церемония будет быстрой и тихой, – продолжал Фредерик. – Рядовое гражданское бракосочетание. Все уже устроено.

– Как же вы это устроили? Всего несколько минут назад у нас еще не было согласия Эллисон на брак.

Старик хохотнул.

– Имея такой богатый опыт в отношениях с женщинами, Якоб, ты иногда поражаешь меня своей наивностью. Какая женщина отвергнет подобное предложение? Такие деньги вообще за пределами воображения простой работающей американской девушки. Того, что она получит после развода, хватит ей и ребенку, чтобы жить в роскоши до конца дней.

Под пристальным взглядом хитрых желтых глаз Якоб почувствовал себя не в своей тарелке. Фредерик слишком хорошо его знает.

– Ты ведь сказал ей о деньгах? – спросил Фредерик по-немецки.

Якоб медленно выдохнул:

– Нет.

Густая седая бровь взлетела вверх.

– Но почему, помилуй Бог, почему ты не сказал ей, мой мальчик?

– Мне нужно было знать, примет ли она мое предложение без подкупа, – резко бросил Якоб. – Вам, наверное, не понять. Я и сам точно не знаю, почему это важно, но это так!

Действительно, почему это должно иметь вообще какое-то значение? Они и так неплохо справились с Эллисон. Разве у нее был какой-нибудь другой выход? И все же тот факт, что о деньгах не было сказано ни слова, почему-то радовал Якоба. Словно каким-то непостижимым образом Эллисон согласилась ради него самого.

– Впрочем, не страшно, – Фредерик небрежно махнул рукой. – Главное то, что ситуация под контролем. Чиновники американского Госдепартамента снабдят нас нужными документами, удостоверяющими трехлетний брак. Даже если журналисты решат покопать, то ничего не найдут. А что родственники этой женщины?

– Эллисон при мне позвонила родителям и попросила их ничего не говорить ни о дате, ни о деталях нашего брака. Я стоял рядом и слышал каждое слово. Ее друзьям в любом случае ничего не было известно об отце ребенка, она никогда никому не рассказывала об этом.

– Хорошо... Прекрасно. – Королевский советник довольно засмеялся. Томас изящно выруливал к выезду на аэропорт.

– Совсем не обязательно так веселиться, – проворчал Якоб.

– А почему бы и нет? Все идет очень гладко. Через год в это время мы уже сдадим в архив постановление о разводе. И тогда ты сможешь жениться на графине ди Таранто. Ее отец горячо одобряет такой брак, даже несмотря на небольшую заминку.

– Еще бы ему не одобрять, – насмешливо заметил Якоб, – этому загребущему старому козлу.

– Графиня – красивая женщина. И способна к деторождению, говорят.

– Господи, неужели они проверяли ее, словно какую-нибудь призовую свиноматку?

Фредерик откинулся на спинку сиденья, прикурил длинную коричневую сигарету и стал попыхивать с видимым удовольствием.

– Когда у тебя с графиней появится настоящая семья, мой мальчик, не должно быть никаких сомнений в том, кто твой законный наследник. Принимая такие меры сейчас, ты делаешь добро и этой американке, потому что избавляешь ее семью от унижения и даришь ей целое состояние. В знак благодарности она подпишет бумаги с отказом от притязаний ее сына на трон в будущем.

Боже, до чего противно! Волна ярости накрыла было Якоба, но он взял себя в руки. Сейчас нужно предпринимать лишь то, что будет наилучшим решением для Эллисон и для его страны. Но на будущее у него уже наметились кое-какие идеи. Рискованные, даже опасные. Только время покажет, сработает ли тот план, очертания которого начали проступать сквозь хаос мыслей.

* * *

Вечером того же дня снежные хлопья падали с серого зимнего неба за окном гостиной Эллисон. На другой стороне улицы сосед укреплял по краю крыши рождественскую гирлянду из разноцветных лампочек. Якоб не находил себе места – поскорее бы покончить со всем! Тяжелый ком сомнений камнем лежал внутри.

– Я готова, – произнес холодный голос у него за спиной.

Он обернулся. На Эллисон было бледно-розовое платье с высоким воротом и длинными рукавами, красиво облегавшими тонкие руки. Юбка доходила до середины икр. Единственное украшение – золотистые обручи серег, интригующе поблескивающие на фоне белой кожи. Светлые волосы зачесаны назад, открывая лицо и низвергаясь по спине непрерывным сияющим потоком.

Золушка, подумал Якоб. Она похожа на сказочную принцессу! Он сделал шаг вперед, протягивая руки, чтобы привлечь Эллисон к себе и поцеловать, но она испуганно отпрянула.

– Якоб, не надо. Мне и так тяжело. Не добавляй мне боли.

Его руки бессильно опустились. Сердце содрогнулось в груди, словно от удара.

– Извини. Просто ты сейчас такая... такая... – Он хотел сказать «красивая», но не решился.

– Надеюсь, так будет нормально. – Она – повернулась на высоких каблуках. – Я ведь не должна быть в белом, не так ли?

– Не должна. Предполагается, что у нас второй медовый месяц.

– Да. Ты мне уже объяснял, – рассеянно пробормотала Эллисон. – Нам пора?

– Если ты готова. Крея ты оставила у сестры?

Она кивнула.

– Он побудет у Дианы до завтрашнего вечера. – Она печально взглянула на Якоба своими нежными глазами цвета морской воды. Сейчас в них было очень мало синевы, больше зеленого. – Где именно состоится церемония?

– В кабинете судьи, в Манхэттене. Все устраивает ваш Госдепартамент. Этот судья – старый друг моего отца.

– Очень удобно.

Нотка сарказма в ее тоне – верный признак того, что к Эллисон возвращаются ее прежняя смелость и боевой дух. Щеки ее порозовели.

– Ночь мы проведем в квартире, которую содержит наша семья на Парк-авеню. Если все будет идти как запланировано, то утром, перед отъездом из города, можно будет, если ты захочешь, осмотреть некоторые достопримечательности...

– А как с репортерами? – нахмурилась Эллисон.

– Привыкай! Они всегда крутятся возле тех, кого публика считает знаменитостью. Главное для нас – дать им лишь ту информацию, какая полезна нам. – Он помолчал, о чем-то думая. – Их не было в Нантикоке, так как они еще ничего не пронюхали. Завтра, после выхода «Таймс» со статьей, ситуация резко изменится. Кстати, мы поедем не на лимузине. Чем меньше внимания привлечем к себе, пока у нас нет на руках свидетельства о браке, тем лучше.

Эллисон настояла на том, чтобы самой вести машину. Ее маленький автомобиль верно служил ей уже десять лет. Правда, двигатель с недавних пор иногда бывал не в настроении, но она точно знала, когда наподдать еще чуточку газу и когда нажать на педаль сцепления, чтобы машина стала послушной.

Они проехали уже миль двадцать по направлению в Нью-Йорку, но так и не сказали друг другу ни слова. Якоб, сидевший рядом, упорно смотрел сквозь боковое стекло на проносящийся мимо заснеженный пейзаж. Все дома украшены к праздникам хвойными гирляндами и венками, рождественскими сценками, пластмассовыми Санта-Клаусами и оленями.

– Ты обещал, что мы порепетируем мою роль, – неожиданно напомнила Эллисон – выносить и это молчание, и свои тревожные мысли стало невмоготу. – Я немного думала над этим. Библиотекарша – звучит слишком пресно. Что, если сказать репортерам, что я исполнительнца экзотических танцев и ты встретил меня на холостяцкой вечеринке?

Якоб повернул голову и пристально посмотрел на нее. Его глаза были темны, словно эбеновое дерево. Ей показалось, что они раздевают ее донага. Под этим взглядом ее щеки вспыхнули румянцем.

– Да, – произнес он, снова отворачиваясь к окну. – Но сначала мне придется как минимум научить тебя лгать не краснея.

* * *

Почти в сумерках они остановились перед внушительным гостиничным комплексом в окружении дорогих магазинов. Слуга открыл перед Эллисон дверцу машины, притворившись, будто не заметил, что она приехала не на «ягуаре» или «порше».

События последующих двух часов, как ей показалось, уже не требовали ни ее внимания, ни участия. На отдельном лифте их подняли на крышу небоскреба, в пентхаус, Якоб взял ее под руку и повел через анфиладу богато убранных комнат. Блестящие хрустальные стаканы и фужеры на крышке бара, гобелены, явно дорогие, на стенах, роскошная мебель – сокровищ было так много, что разбежались глаза.

Эллисон позволила Якобу усадить себя на парадный диван – нечто подобное наверняка пришлось бы по вкусу Марии-Антуанетте.

Она сидела неподвижно, едва дыша, смутно воспринимая то, как Якоб передвигается по комнатам, берет телефон, куда-то звонит, серьезно говорит что-то в трубку. В следующий момент он уже снова вел ее к двери, усаживал в такси, которое мчало их по улицам – если что-то вообще может мчаться в потоке уличного движения в центре Нью-Йорка. Вот наконец какой-то офис недалеко от комплекса зданий ООН.

Именно там мужчина, которого Якоб называл Резничек, зачитал Эллисон целый список странных вопросов. Она отвечала, понимая в них столько же, сколько Крей понимал в астрофизике. Цель судьи, казалось, состояла в том, чтобы удостовериться, что ее не вынуждают подписывать этот брачный контракт против воли. Может быть, служителю закона известно о подстерегающих ее проблемах и опасностях?

А разве у меня есть выбор? – спрашивала она себя. Если она не сделает так, как говорит Якоб, то поставит под удар будущее всей семьи. И погубит жизнь сына!..

Наконец Якоб что-то громко сказал судье по-немецки. Тот пожал плечами и положил на стол перед Эллисон какой-то документ.

– Поставьте здесь вашу подпись, – без всякого выражения предложил он. – И инициалы – здесь... и здесь.

Дрожащей рукой она вывела буквы своей фамилии. Зажатая в пальцах ручка казалась ледяной... или, может быть, это ее пальцы такие холодные? Потом этот же документ размашисто подписал Якоб. Резничек позвал в комнату секретаря, и они вместе засвидетельствовали подписи. Дело сделано. Вся процедура больше напоминала письменный тест на сдачу водительских прав, чем брачную церемонию, тупо думала она.

Итак, с точки зрения закона – на какой-то неведомый ей срок – она, Эллисон Коллинз из Нантикока, штат Коннектикут, стала принцессой, членом королевской семьи. Женой кронпринца Эльбии.

В следующий момент, когда она снова была в состоянии хоть что-то соображать, Эллисон обнаружила, что уже сидит в их роскошном номере на краю огромной кровати. Вокруг – цветы. Она никогда еще не видела столько цветов в одном месте. Вазы с огромными букетами роз, гвоздик, гладиолусов и хризантем стояли в каждом углу. Длинная стеклянная стена открывала потрясающий вид на Нью-Йорк на фоне зимнего неба.

Эллисон уставилась на свои сложенные на коленях руки, стараясь зацепиться за что-нибудь, что выглядело бы реальным. Попытка, оказывающаяся безнадежной всякий раз, когда в ее жизнь входит он.

Эллисон услышала приближающиеся шаги и подняла голову. Перед ней стоял Якоб. Он уже снял свой консервативный галстук в полоску. Белая шелковая рубашка была расстегнута. Под ней ничего не было, и она видела завитки темных волос, четкий рельеф мышц. По телу пробежала легкая дрожь. Якоб выглядел потрясающе, и Эллисон пришлось закрыть глаза, чтобы не дать воли всяким нежелательным ощущениям.

– Ты в порядке?

– Да, вроде бы... – Она заставила себя посмотреть в его темные глаза. Кашлянув, расцепила руки и, опершись ладонями о край постели, откинулась назад. – Что дальше?

– Думаю, тебе надо надеть вот это! – Он показал ей золотое кольцо – огромный солитер между двумя сверкающими сапфирами.

Задохнувшись, Эллисон деланно засмеялась, пытаясь хоть как-то скрыть свое смятение.

– Ты шутишь! Он ведь не настоящий, да?

– Настоящий, – с торжественной серьезностью заверил Якоб. – Это кольцо принадлежит нашей семье вот уже несколько поколений.

Улыбка исчезла с ее губ.

– Прости, я не хотела тебя обидеть. Но где можно купить такой большой бриллиант?

– Точно не знаю, – сказал он, рассматривая камень. – Мне еще не приходилось покупать такой. Это было обручальное кольцо моей матери. А до этого принадлежало бабушке. Кажется, сначала оно было в сокровищнице русских царей, до большевистской революции. Центральный камень называется «Искра сердца». Если присмотреться, в глубине можно увидеть как бы отблески пламени. Похоже на розовый огонь в обрамлении синевы сапфиров. – Он шагнул к ней, протягивая кольцо.

– Я еще никогда не видела камня, у которого есть имя. – Эллисон с опаской взяла кольцо. И в тот момент, когда их пальцы соприкоснулись, перед ней, словно в видеофильме, пронеслись сцены той ночи на яхте. Яркие. Пылкие. Эротические. Унизительные... Она отдернула руку, словно обжегшись.

– Не лучше ли поберечь это для настоящей принцессы? – спросила Эллисон прерывающимся голосом. – Я хочу сказать: разве не будет нарушением традиции, если простолюдинка начнет носить ваши семейные драгоценности?

– Для меня ты не простолюдинка, – ответил он.

– В ближайшие сутки весь мир узнает, кто я такая, Якоб, если все действительно так, как ты говоришь. Во мне будут видеть именно библиотекаршу из маленького городка, у которой только и есть за душой, что ребенок да пляжный домик. Все скажут, что я охочусь за твоими деньгами.

– Мне не важно, кто и что скажет, – резко бросил он.

Нет, важно, печально подумала она. Иначе его бы сейчас не было здесь – посреди всего этого фарса!

– У тебя есть еще вопросы? – спросил он, шагнув к ней.

– Когда юристы начнут готовить документы для развода?

Якоб вздрогнул как от удара.

– Полагаю, сразу же. Но мы сможем расстаться не раньше чем через год. Более короткий срок покажется подозрительным.

Она кивнула, на мгновение закрыв глаза, чтобы привыкнуть к ужасной правде его слов. Потом покачала головой.

– Я не могу носить такую возмутительно дорогую вещь. Это нехорошо...

– Дай мне руку, – потребовал он.

Она не пошевелилась.

– Дай руку, я сказал! – раздраженно крикнул он и схватил ее за запястье, прежде чем Эллисон успела спрятать руку за спину.

И вот кольцо на безымянном пальце. Какое оно тяжелое! Что в нем? Долг, традиция, а может быть, даже кровь одного из Романовых? Ее руки задрожали, и кольцо засверкало.

– Какое красивое, – пробормотала Эллисон, не желая признаваться, как сильно оно пугало ее, хотя и слепило своей красотой. – Но я не имею права носить его. – И она стала снимать кольцо.

Его ладонь молниеносно охватила ее руку и крепко сжала.

– Нет! Не снимай! Оно на своем месте. Я хочу, чтобы люди видели его у тебя на руке.

– Это тоже входит в шоу? – Если сказанное и прозвучало горько, то с этим она ничего не могла поделать. – Камень такой величины, как и эти апартаменты... глупая трата денег. Представь себе, сколько голодных детей можно на это накормить... скольким больным можно дать лекарства вместо этой безделушки, – выпалила Эллисон, выдернув руку.

– Ты все сказала? – сдавленным голосом спросил он, когда она умолкла, задохнувшись.

Она коротко кивнула.

– Теперь, когда ты глубоко оскорбила и мою семью, и лично меня, я тоже кое-что скажу, – отчеканил Якоб.

Он оперся руками о постель по обе стороны от Эллисон, вплотную приблизив лицо к ее лицу. В глазах его пылал такой жаркий огонь, что она испугалась.

– Я когда-нибудь объясню тебе, какое значение в современном мире имеют драгоценности и титулы. А пока, принцесса Эллисон, ты будешь носить мое кольцо везде и всюду, чтобы все его видели, даже если тебе очень неприятно быть моей женой. Все, – ты слышишь? – все должны поверить, что наш брак настоящий! – Он мимолетно коснулся губами ее губ, но она держала их плотно сомкнутыми, не собираясь уступать. Когда он отстранился, гнев в его глазах стал холодным, пугающим. Она уже не знала, что хуже – то черное пламя или этот темный лед. – Ты поняла меня?! – выдавил он сквозь зубы.

– Да, – прошептала Эллисон.

Ей вдруг пришло в голову, что если она не выполнит свою часть сделки, то есть не сыграет отведенную ей роль в этой брачной афере, то вполне возможно, что и Якоб не будет считать себя обязанным выполнять свою – не отбирать у нее Крея!

Она облизнула губы и с трудом произнесла:

– Ты думаешь, я сумасшедшая, да? Конечно, надо было бы запрыгать, вереща от восторга, что мне так повезло. Это кольцо... – Она подняла руку вверх. – Оно действительно великолепное, Якоб! У меня и в мыслях нет охаивать его или традиции твоей семьи. Я знаю, что и то, и другое значит для тебя гораздо больше, чем цена, которую могут дать за эту драгоценность у Кристи. Прости, просто иногда я ничего не могу с собой поделать. Деньги кажутся лишь необходимым злом. Мы все в них нуждаемся, чтобы выжить. Но в таком количестве они меня пугают.

– Ты чертовски сексуальна! – пророкотал Якоб. Казалось, его глаза заполнились ее отражением.

Она попробовала высвободить руки из-под его ладоней. Он отпустил их, но тут же притянул ее к себе.

– Ну что ты за человек! – возмутилась она. – Я только что нанесла оскорбление твоим предкам и отвергла все то, что тебе дорого. Неужели это тебя возбуждает?

– Нет, – сказал он, поворачивая ее подбородок так, чтобы снова видеть глаза. – Меня возбуждаешь ты! Любая другая женщина из тех, кого я когда-либо знал, лепетала бы, не закрывая рта, о том, на что собирается потратить состояние только что приобретенного мужа. Полеты на выходные в Париж за покупками, коллекционирование пасхальных яиц работы Фаберже, аукционы в Лондоне, завтраки в Риме. Ты же ведешь себя так, как будто сумма больше сотни баксов прожжет дырку у тебя в кармане. А ведь ты должна понимать, что эльбийским принцессам по закону положено щедрое денежное содержание из королевской казны на их личные расходы. В твоем случае эта сумма составляет около двадцати тысяч долларов.

Эллисон молча уставилась на него. Он усмехнулся.

– Ну как, твоя хорошенькая благоразумная головка еще не закружилась? Разумеется, все текущие расходы, твои и Крея, уже оплачены. А эти деньги предназначены на одежду, поездки, причем не связанные с официальными обязанностями при дворе, с личными подарками членам семьи.

У Эллисон перехватило дыхание.

– Конечно, ты собираешься все это раздать, чтобы успокоить свою совесть? Не так ли? – Намек на улыбку чуть смягчил твердую линию его губ.

– Ну, не все, – сказала она, продолжая вырываться, но уже с меньшей энергией. Глаза у него на самом деле неотразимые. Буквально опьяняют. – Маме с папой давно пора перекрыть крышу на доме во Флориде. И, наверное, совсем неплохо будет купить парочку новых платьев! – И на этот раз не в отделе уцененных товаров, грустно подумала она про себя, вспоминая унизительные походы в дешевые магазины и на распродажи.

– Прекрасно, – пробормотал Якоб. Его губы опять скользнули по ее губам, потом переместились к шее.

Она крепко зажмурила глаза и напряглась.

– Не надо, Якоб, не могу... не хочу...

– Я тоже не хочу, – проговорил он. – Но мне кажется, это сильнее и тебя, и меня. Когда мы с тобой одни, мы словно бы части одного целого, и лишь по чистой случайности между нами оказалось слишком много воздуха. И меня тянет приблизиться к тебе так, чтобы между нами не оставалось ничего.

Она почувствовала, как к глазам подступают слезы.

– Не говори таких вещей!

– Почему?

– Потому что... – Она не хотела открывать ему все, что было у нее на сердце. Он найдет, как воспользоваться ее уязвимостью. Разве он не ушел тогда от нее, как только понял, что она в него влюбилась?

– Потому что, по-твоему, – попробовал отгадать он, – я говорил то же самое другим женщинам, с которыми спал?

Не так далеко от истины! Она молча кивнула, онемев от перехватившего горло спазма.

– Поверь, я никогда не говорил другой женщине того, что сказал сейчас тебе. И никогда не говорил женщине, что люблю ее.

– Ты и мне никогда не говорил, что любишь...

– Да. – Глаза Якоба потемнели, так что не стало видно зрачков. Он крепко сплел руки у нее на талии. – И не скажу этих слов, пока не буду уверен, что это правда, пока не удостоверюсь, что и моя избранница чувствует ко мне то же самое.

– А если такое время никогда не наступит?

– Буду по крайней мере знать, что никого не обманул. Я никогда не лгал, чтобы затащить женщину в постель. Я никогда не лгал тебе, Элли, – просто не говорил о себе всего.

– Это ничем не лучше лжи, – упрямо сказала она.