Текст книги "Шанна"
Автор книги: Кэтлин Вудивисс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Она приподнялась, чтобы взять пакет, но Рюарк, смеясь, отдернул руку.
– Ах, сударыня, за них еще не заплачено.
Что это значит? Не собирается ли он уничтожить бумаги, если она ему не уступит? Ему ничего не стоит выбросить их через окошко на дорогу. Она высвободила ноги из плаща и поджала их под себя.
– Рюарк, не намерены ли вы…
– Нет, нет, сударыня. Ведь мы заключили сделку. Я не сомневаюсь ни в твердости ваших намерений, ни в вашей честности. И все же мне хотелось бы получить от вас кое-что… скажем, поцелуй… Поцелуй, которым женщина может наградить мужчину, только что ставшего ее мужем. Разве это слишком большая цена, сударыня?
Облегченно вздохнув, Шанна прикрылась манто, словно защищаясь от его взглядов.
– Прекрасно. Раз уж вы настаиваете… Не драться же мне с вами, – добавила она, слегка подавшись к нему. – Как вам угодно, сударь. Я готова.
Она закрыла глаза, но смех Рюарка заставил ее вновь их открыть. Он сидел неподвижно.
– Сударыня, речь идет о поцелуе, который вы могли бы мне подарить. Вам нужно, чтобы я вам помог или, может быть, научил?
Шанна была уязвлена этой шуткой. За кого он ее принимает? Она приподнялась на коленях. Сейчас он получит от нее поцелуй, которого не забудет до могилы. Она положила руки ему на плечи, кончиками пальцев погладила затылок и приблизилась к нему. Он неожиданно поднял голову.
– Постарайтесь прижаться ко мне, – посоветовал он. – Я сомневаюсь в вашей опытности. Ведь супружеский поцелуй дарят от всего сердца.
Шанна в ярости прошипела:
– Неужели вы думаете, что я никогда не целовала мужчину? Она демонстративно нагнулась и прижалась грудью к его груди.
Призвав на помощь все свое воображение, она приоткрыла губы и медленно потянулась к губам Рюарка. Он усадил ее к себе на колени и порывисто обнял. Ей показалось, что мир перевернулся. Настойчивый, требовательный, жадный рот Рюарка овладел, казалось, не только ее губами, а всей ее жизнью. Шанна почувствовала себя вовлеченной в борьбу, на победу в которой не могла надеяться. Она растерялась. Мысли ее смешались. Этот поцелуй, который должен бы был показаться ей отвратительным, взволновал ее. Мускулы его груди затвердели от прикосновения ее почти полностью открывшейся груди. Она ощущала гулкий стук его сердца, а ее собственное колотилось в незнакомом ей ритме.
Лицо Рюарка медленно отодвинулось. Охваченная дрожью, Шанна попыталась овладеть собой. Она глубоко вздохнула и сделала попытку выскользнуть из его объятий, но оказалась еще теснее прижатой к груди Рюарка.
– Разве условия сделки не соблюдены? – спросила она неуверенным голосом.
Не говоря ни слова, он протянул ей бумаги. Она тут же спрятала их в муфту. Попытка Шанны сойти с колен Рюарка не увенчалась успехом, так как он крепко удерживал ее одной рукой.
– Что еще?
Он прижал ее к себе и хрипло зашептал ей в ухо:
– Сударыня, попытайтесь представить себе, что значит быть запертым в камере, камни в стенах которой пересчитаны вами тысячу раз, когда долгие дни превращаются всего лишь в метки на железной двери, а вы знаете, что каждое мгновение приближает вас к виселице. Чего стоит без конца спрашивать себя, будет ли смерть мучительной или быстрой. И вдруг в этом удушающем мире появляетесь вы, даря узнику целый шлейф надежд. Ах, Шанна, жена моя, во мне уже тогда зародилось такое страстное желание, что, клянусь вам, вы выйдете из этой кареты не иначе, как женщиной в полном смысле этого слова.
Шанна почувствовала, как его рука под юбкой тихо пробирается вверх по ее бедру. Она решительно схватила его за запястье, но другой рукой он уже расшнуровывал платье.
– Рюарк!
Ей казалось, что у него не две, а десять рук, которые теперь блуждали буквально повсюду, и она в смятении пыталась остановить их. В этой борьбе высоко задралась ее юбка, и голые ягодицы оказались на его коленях. Она почувствовала, как упирается ей в бедро, выпирая из-под шелка панталон, дерзкое и твердое средоточие его мужской силы. Он высвободил руки и, обхватив ее, притянул ближе к себе.
– Сэр, вы не джентльмен! – оскорбленно выдохнула Шанна.
– Вы надеялись найти в тюрьме джентльмена?
– Вы просто хам!
Рюарк тихо рассмеялся.
– Я всего лишь ваш муж, – отвечал он, – муж, страстный и решительный.
Она боролась с ним, стараясь дотянуться до небольшого окошка, чтобы позвать на помощь, но он удержал ее руку. Она стала бороться энергичнее. Тогда его горячая ладонь легла на ее обнаженную грудь. Свободная рука Шанны, как сокол к добыче, рванулась к Рюарку, но была остановлена в каком-то дюйме от его улыбающегося лица. Он держал ее руку крепко, но не причиняя боли, а потом без большого усилия завел ей за спину. Шанна набрала в легкие побольше воздуха, чтобы громко закричать, но прижавшийся к ее губам рот заглушил крик. У нее все больше кружилась голова в борьбе с ядом его поцелуя.
– Рюарк! Подождите! – удалось ей пробормотать, когда он отпустил ее губы.
– Нет, Шанна. Теперь вы моя, – прошептал он у самой, ее шеи. Голова его опустилась ниже. Губы обжигали ей грудь, и ее пожирало прожигавшее насквозь, рвавшееся из него, словно из вулкана, пламя.
– О Рюарк! – задыхаясь, прошептала она. – О, не надо… пожалуйста… – Ей не удавалось перевести дух. – О Рюарк… остановитесь…
Это пламя разливалось в ней, и казалось, что кожа ее засияла каким-то божественным светом. Руки у нее были свободны, но они не отталкивали теперь, а теснее прижимали к себе Рюарка. Он изменил положение и оказался, горячий и твердый, между ее бедрами. Губы Шанны пересохли, и она облизала их языком. Последним слабым усилием она попыталась прикрыться от этого готового пронзить ее стержня.
– О любовь моя… любовь моя… – прошептал он, прижимая ее руку к тому, от чего она защищалась. – Я мужчина, Шанна. Плоть и кровь. А вовсе не чудовище.
Его рот снова прижался к ее губам, его язык коснулся ее языка, который сначала неуверенно, потом более охотно стал отвечать на его ласки. Рюарк увлек Шанну на бархатное сиденье.
«Это же безумие! – говорил ей рассудок. А страсть предательски нашептывала: „Пусть войдет!“
И он вошел в нее, исторгнув из ее груди крик острой, пронзившей ее боли. Шанна почувствовала, как внутри у нее разлилось тепло, и к горлу подступили рыдания, вызванные пьянящим наслаждением. Его энергичные движения не мешали ему целовать и ласкать Шанну…
Внезапно снаружи послышался перекрывший шум дождя голос Питни, и карета покатилась медленнее. Проклиная все на свете, Рюарк понял, что они останавливаются. В ответ на вопрос Питни прозвучал другой голос, принадлежавший стражнику, который охранял тюремный фургон.
Рюарк грубо оторвался от Шанны.
– Проклятие! – вскричал он. – Проклятая маленькая потаскуха! Я знал, что вы подстроите все так, чтобы оставить меня в дураках!
Рюарк принялся приводить в порядок одежду. Он быстрым взглядом окинул ее трепетавшие груди и нежные обнаженные бедра.
– Прикройтесь же, – ухмыльнулся он, – если не хотите, чтобы вместо меня рядом с вами оказались стражники.
Шанна плотно завернулась в манто, защищаясь скорее от его иронии. Секундой позже дверца отворилась, и в грудь Рюарку нацелился пистолет Питни.
– Выходи!
Все в Рюарке восстало. Сначала над ним издевались, потом соблазнили и, наконец, помешали в самый неподходящий момент! С яростным рычанием, не дав опомниться стражникам, он ударом ноги выбил пистолет из рук Питни и, собрав все силы, подпрыгнул и ударил его обеими ногами в грудь. Сила этого удара была так велика, что оба они покатились в грязь.
– Держи мерзавца! Держи его! Хикс оторвет нам за него головы! – кричали стражники.
Рослые и сильные, они набросились на Рюарка, но тот дрался как одержимый. С ним совладали не сразу. Наконец ему, стоявшему на коленях в грязи, надели на запястья кандалы.
Питни потирал плечо, видно, от сильной боли, и осторожно пробовал сгибать руку. Подняв глаза, он увидел лицо Шанны, освещенное светом фонаря. К ней подошел с извинениями третий стражник.
– Простите меня за опоздание, сударыня. Мой фургон увяз в болоте, иначе я прибыл бы вовремя в назначенную вами минуту.
Рюарк медленно поднял голову. На его лице были видны следы ударов. Из угла рта текла кровь. Он взглянул Шанне в глаза, и прозвучал его искаженный гневом голос:
– Если всемогущий Бог будет ко мне милостив, сударыня, то я увижу нашу сделку полностью состоявшейся. – Слова эти он произнес как клятву.
Рот ему заткнул увесистый кулак. Стражники грубо затолкнули Рюарка в фургон. Шанна откинулась на подушки сиденья и стала приводить в порядок одежду. За исключением того, что ей пришлось потерять девственность, ее планы были выполнены так, как она хотела, но она почему-то не чувствовала большого удовлетворения. Ей казалось, что отныне жизнь ее стала какой-то пустой. Мысль о подстроенной ею предательской комбинации терзала ее совесть. Ее юное тело сгорало от никогда ранее не испытанного желания, но теперь утолить его было некому.
Дверца кареты тихо закрылась, и она тронулась в путь, обгоняя фургон. Шанна услышала почти нечеловеческий крик и звук яростных ударов по тяжелой деревянной двери.
Шанна зажала уши и зажмурила глаза. Но образ избитого Рюарка врезался в ее мозг, и ничто не могло заставить его исчезнуть.
Глава 4
Могильная тишина висела над мрачными коридорами тюрьмы. Но вот, прогрохотав засовами, хлопнула тяжелая дверь, раздался топот ног и послышался зловещий шелест: кого-то волочили по полу. Хикс проснулся, вскочил и сонными глазами уставился на склонившуюся над ним фигуру человека.
– Нет! Нет! – простонал он, вытянув перед собой скрюченные пальцы, словно защищаясь от какого-то призрака.
– Какого дьявола, Хикс, очнись же!
Фигура выпрямилась. Возвращаясь к реальности, Хикс различил стоявших перед ним стражников и раскрыл рот от удивления: его подчиненные с ног до головы были покрыты грязью.
Джон Крэддок мотнул головой в сторону узника:
– Этот негодяй пытался бежать! Нам пришлось гнаться за ним.
– Гнаться! – пропыхтел Хикс. Шагнув вперед, он внимательно оглядел свою команду. У Крэддока была рассечена губа, под глазом у Хэдли красовался синяк, третий держался за скулу. Взглянув на Рюарка, тюремщик удовлетворенно улыбнулся. – Так, стало быть, ты захотел лишить палача его приятной обязанности, так, что ли? Что ж, теперь твоей старой шлюхе наплевать на то, что я с тобой сделаю.
Несмотря на распухшее и окровавленное лицо, глаза Рюарка горели бесстрашием.
– Она вовсе не старая шлюха, дружище, – проговорил Хэдли, – а настоящая красавица. Я бы и сам от нее не отказался.
Хикс повернулся к Рюарку.
– Жениться-то ты женился, да не переспал с женой. Ловко было устроено! Ну-ка назови нам ее имя. А может быть, ты сам оказался не на высоте? Ну-ка говори.
– Миссис Бошан, как я полагаю, – с презрением отвечал Рюарк.
Тюремщик задержал на нем долгий взгляд, но тот и глазом не моргнул.
– Загоните его сиятельство в его апартаменты, – рявкнул Хикс. – Да не снимайте эти браслеты. Мы скоро им займемся.
Спустя два дня, рано утром, сон тюремщика нарушил громкий стук в тяжелую входную дверь.
– Нечего поднимать такой шум! – прорычал он. – Иду!
Он натянул штаны и, не дав себе труда заправить в них ночную рубаху, отодвинул засов на железной двери. К своему удивлению, он узнал в посетителе монументальную фигуру Питни. В руках у него был узел с одеждой и полная корзина еды.
– Я от госпожи Бошан, к ее мужу. Вы позволите мне войти?
Вопрос прозвучал как приказ. Хикс понял, что ему ничего не остается, как отправиться за ключами, и издал какой-то звук, напоминающий ржание.
– Нам пришлось приковать его к стене, иначе он прикончил бы нас. Он стал как сумасшедший. Не прикасается к присланной вами еде. Не ест ничего, один хлеб с водой. Смотрит с ненавистью. Была бы его воля, убил бы нас.
– Отведите меня к нему.
Тюремщик пожал плечами.
– Да, конечно, если вам угодно.
Царившую в камере тишину нарушил шум бросившихся врассыпную от света фонаря крыс. Питни старался найти хоть какие-то признаки жизни в неподвижной фигуре Рюарка, съежившейся на тюремном ложе. Он сразу заметил цепи на лодыжках и запястьях и железный ошейник на узнике, прикованном еще одной цепью к стене.
Питни нахмурился:
– Как дела, парень?
Ответа не последовало.
Гигант подошел к нему ближе:
– Ты ранен?
Рюарк пошевелился и привстал. Глаза с золотистым оттенком уставились в темноту.
– Хозяйка прислала тебе одежду, – продолжал Питни. – Она спрашивает, что мы можем для тебя сделать.
Колонист что-то проворчал. Он поднялся на ноги. Поддерживая рукой цепь, чтобы ошейник не врезался в шею, на которой до мяса была содрана кожа, он с трудом сделал несколько шагов по тесной камере. На его лице и всем теле были видны следы побоев, слишком свежие, чтобы их можно было отнести на счет случившегося в день бракосочетания. На спине, под разодранной рубахой, виднелись страшные рубцы, словно его стегали кнутом. Он, по-видимому, не понимал слов Питни и выглядел, как зверь в клетке. В какой-то момент Питни, при всей своей внушительности и силе, почувствовал необъяснимый страх перед ним. Он в растерянности покачал головой. Доведенный до такого состояния, Рюарк стал карикатурой на сильного мужчину, каким он видел его раньше.
– Вот, приятель, тебе одежда! А здесь еда. Ешь. Да умойся. Будь мужчиной, ты же не скотина.
Рюарк остановился и опустился на корточки с видом затравленного зверя.
– Я оставлю тебе все это, – проговорил Питни, раскладывая на столе принесенные пакеты, но, услышав яростное рычание и звон цепей, в ужасе отпрянул в сторону: Рюарк вскочил и одним взмахом смел все со стола.
– Вы думаете, что я приму эти подачки?
Рюарк ухватился за край стола. Цепь ошейника натянулась, не давая ему двинуться дальше.
– Подачки? – переспросил Питни. – Это условия вашей сделки. Хозяйка намерена выполнять свои обязательства.
Рюарк зарычал:
– Ее обязательства? Это просто попытка уйти от условий сделки. Обязательства ее совсем другие. – Голос его стал тихим, презрительным, и в нем зазвучали оскорбительные нотки. – Передайте вашей хозяйке, что она не успокоит свою совесть тем, что прислала с вами.
Питни, не выносивший оскорблений в адрес Шанны, повернулся, чтобы выйти из камеры.
– Да скажите ей, – вновь повысил голос Рюарк, – что, даже находясь в аду, я заставлю ее выполнить все условия.
Дверь захлопнулась. И тишину теперь нарушало лишь позвякивание цепей.
Переданные слугой слова Рюарка взбесили Шанну. В гневе она стала расхаживать взад и вперед по комнате. Питни терпеливо ждал конца этой бури.
– Ну что ж, я сделала все, что смогла. Больше мне до него нет дела. Еще несколько дней – и с этим будет покончено!
Питни неловкими пальцами мял свою треуголку.
– Этот парень, кажется, думает, что вы должны ему еще что-то.
Глаза Шанны вспыхнули.
– Наглец! Какое мне дело до того, что он думает! Скорее бы уж его повесили! Ведь он же переспал… – Она разом оборвала себя, залилась краской и отвернулась, чтобы скрыть это от Питни. – Я имею в виду… – продолжала она, – в конце концов, разве он не убил эту девушку?
Питни испустил глубокий вздох:
– Он ведет себя как сумасшедший. Не берет ничего в рот, кроме хлеба и воды.
– О, довольно! – воскликнула Шанна. – Я больше не хочу ничего слышать. И ничем не могу ему помочь. Разве не достаточно будет моей заботы о его похоронах? О, как мне хочется вернуться домой! Я ненавижу эту страну! – Она внезапно перестала мерить шагами комнату. – Еще до конца недели должна отплыть «Маргарет». Передайте капитану Дюпре, что мы хотим отправиться вместе с ним.
– Но, – возразил Питни, – ваш отец решил, что вы возвратитесь на «Хэмпстеде». Ведь «Маргарет» – совсем некомфортабельное судно…
– Я знаю. Это самый маленький из отцовских кораблей. Но «Хэмпстед» отправится лишь в декабре, а я хочу вернуться домой немедленно! – Шанна улыбнулась. – И если мистер Ролстон хочет предстать перед отцом одновременно со мной, то ему придется поторопиться. Кстати, тогда у него не останется времени на то, чтобы выяснять обстоятельства моего брака. И слава Богу!
После ухода Питни Шанна неожиданно почувствовала себя очень одинокой. Угрюмая и печальная, она уселась за секретер. Рюарк, такой, как его только что ей обрисовали – в лохмотьях, исхудавший, истерзанный, закованный в цепи и разъяренный, – являл собой резкий контраст с тем Рюарком, которого она видела на ступенях церкви. Что могло так изменить этого человека? Шанна вспомнила раздиравший душу крик из фургона и на секунду вообразила себя на месте Рюарка – избитой, униженной, запертой в тюрьму, приговоренной к смерти, отчаявшейся и преданной…
Из груди ее вырвался короткий стон. В каком-то озарении она почувствовала ту бессильную ярость, которую он должен был сейчас испытывать. Она прогнала эти ужасные мысли, боясь мучительных угрызений совести.
За окнами сияло солнце. Все дышало свежестью, необычной для Лондона в это время года. На голубом небе не было ни облачка. Но Шанна не замечала чудесного дня. Все ее внимание было сосредоточено на листе красного пергамента, на котором она старательно выводила свое новое имя:
Шанна Бошан
Шанна Траерн Бошан
Шанна Элизабет Бошан
– Миссис Бошан!
Шанна не сразу поняла, что к ней обращаются. Подняв глаза, она увидела на пороге комнаты служанку с охапкой одежды в руках.
– Эргюс?
– Я подумала, сударыня, что вы захотите, чтобы я упаковала одежду. Ее накопилось очень много. Может быть, оставить все это до вашего следующего приезда сюда?
– Нет, нет. Если это будет зависеть только от меня, я не скоро вернусь сюда. Уложи все.
Служанка, родом из Шотландии, поклонилась и с озабоченным видом спросила:
– Вам нездоровится, моя девочка? Может быть, надо немного отдохнуть?
Эргюс не переставала беспокоиться о Шанне с момента, когда та, явившись в сопровождении Питни, объявила всем домочадцам о своем замужестве и вдовстве.
– Я чувствую себя неплохо, Эргюс.
Шанна обмакнула перо в чернильницу.
– Еще до конца недели мы будем на борту «Маргарет», – добавила она. – Я понимаю, что это несколько поспешно, но мне хочется вернуться домой как можно скорее.
– Разумеется. И поступите правильно, так как вам необходимо быть с отцом, он вас утешит.
Шаги служанки стихли. Шанна снова коснулась пером пергамента. Мысли ее блуждали. Она покраснела, вспомнив янтарные глаза, взгляд которых проникал, казалось, в самую глубину ее души, и последнее объятие, на которое она сама согласилась.
Отложив перо, Шанна встала и машинально отерла руку о бархатное платье, словно расправляя какую-то складку, а может быть, стирая воспоминание о могучем теле, с такой страстью вдавившем ее в бархатное сиденье кареты. Она наклонилась над секретером и взяла лист, на котором выводила варианты своего имени, намереваясь его разорвать. Ее взгляд упал на машинально набросанный ею эскиз лица Рюарка. Прекрасные чувственные губы, однако, в их несколько жестком рисунке таилась усмешка, а глаза… Нет, ей не удалось воспроизвести его глаза. Даже большой художник вряд ли смог бы передать их выражение.
Злая сама на себя, Шанна пробормотала:
– Плут! Он ожидал от меня только возможности бежать из заключения. Хотел бежать и оставить меня одну. Да, именно этого он и хотел. И мне не о чем жалеть.
Успокаивая, таким образом, свою совесть, она решила больше о нем не думать.
Однако в памяти ее всплыли янтарные глаза, которые убеждали в обратном.
Несколько часов спустя вернулся Ролстон. Узнав об этом, Шанна досадливо поморщилась: она надеялась, что он появится не раньше казни Рюарка. Так или иначе, теперь ей придется изображать крайнюю скорбь после пережитого горя – смерти любимого мужа. Она охотно залилась бы перед ним слезами, но не чувствовала в себе таких способностей. Она вспомнила, что, когда Питни подносил к носу щепотку нюхательного табака из табакерки, на глазах у него появлялись слезы. Эта табакерка сейчас стояла на столе. Шанна открыла ее, взяла щепотку и сильно втянула воздух.
Ролстон тем временем отдавал слугам распоряжения о том, как поступить с привезенными им вещами.
– Господи! – простонала она, задохнувшись. Ей показалось, будто в горле у нее застрял кусок раскаленного железа.
Когда Джеймс Ролстон вошел в комнату, по щекам Шанны ручьем текли слезы, красные глаза свидетельствовали о долгих часах безудержных рыданий. Она громко шмыгнула носом, поднеся к нему платок. – Мадам? – проговорил, подходя к ней, Ролстон.
– О, это вы, Ролстон. Я не ожидала вас так скоро…
Он сухо ответил:
– Обстоятельства вынуждали меня поторопиться.
– Ах! Если бы вы приехали пораньше…
– Я находился на борту «Маргарет», грузил некоторые дорогие товары, снятые с судна, потерпевшего кораблекрушение. Там меня и застали удивительные новости. Вы приказали капитану Дюпре взять вас на борт. Кроме того, мне стало известно, что за время моего отсутствия вы вышли замуж и уже успели потерять своего мужа. Так ли это, или же француз что-то напутал?
Шанна вытерла слезы и подавила рыдание.
– Именно так все и есть.
– Мадам…
– Мадам Бошан. Рюарк Деверелл Бошан.
Ролстон, откашлявшись, продолжил:
– Мадам Бошан, должен ли я понимать вас так, что за какую-то неделю вы нашли себе мужа после бесплодных поисков в течение целого года?
– Что же в этом невозможного, господин Ролстон?
Шанне становилось все труднее сдерживать раздражение.
– Сударыня, я не сомневаюсь в том, что это было бы возможно с любой другой женщиной.
– Но не со мной, мистер Ролстон? Вы что, считаете, что я не способна полюбить?
– Вовсе нет, сударыня.
Ролстон вспомнил огромное количество джентльменов, которых сам с ней знакомил в надежде выдать ее за одного из них и получить при этом самому какой-то процент ее приданого за такую услугу.
– Просто мне кажется, – продолжал он, – что вы разборчивее многих.
– О, это правда, – надменно ответила Шанна. – И только благодаря этому я смогла сделать столь удачный выбор! И вот по иронии судьбы я так быстро утратила то, что так долго искала. Несчастный случай с каретой, и все было кончено. Увы… мой дорогой Рюарк!
– И вы действительно с ним спа…
Шанна с негодованием вскинула голову.
– Мистер Ролстон, вы хотите меня оскорбить? По-вашему, есть что-то необычное в том, что муж с женой спят вместе в ночь своей свадьбы?
– Простите меня, сударыня.
– Меня раздражает этот допрос. Знайте же, если уж вы проявили такое вульгарное любопытство, что я больше не девушка, и что у меня может родиться ребенок.
С этими словами Шанна отвернулась. Ее обуял страх. Ведь и вправду, она могла забеременеть. Соитие их было коротким, но такая опасность существовала. Она не хотела бы воспитывать ребенка без отца. Она прикидывала в уме, когда сможет окончательно убедиться: да или нет?
Ролстон понял ее поведение по-своему. Это могло повредить его отношениям с Траерном, от которого зависели его доходы, и сожаление, прозвучавшее в голосе Ролстона, вовсе не было притворным.
– Сударыня, я не хотел вас обидеть.
Вновь повернувшись к нему, Шанна увидела за его спиной Эргюс.
Служанка презирала Ролстона. Прожив в семье Траерн почти два десятка лет, она привыкла выражать свое мнение прямо, не утруждая себя подобострастной лестью.
Ее презрение к управляющему распространялось и на тех мужчин, которых Ролстон представлял ее молодой хозяйке. Она была верна Шанне.
– Что, Эргюс? – Шанна была рада прервать разговор.
Служанка подошла к ней.
– Я не хотела вас беспокоить. Но вы велели мне поторопиться. Что делать вот с этим?
В руках у нее были плащ и сюртук, оставленные в карете Рюарком. Ролстон с любопытством наблюдал за происходящим. Шанна воспользовалась случаем и шагнула к служанке, чтобы взять одежду. Она нежно погладила бархат плаща.
– Эти вещи принадлежали Рюарку, – печально прошептала она. – Он был красив, прекрасно сложен, очарователен. Его улыбка была неотразима. – Шанна вернула вещи Эргюс. – Положи в один из моих чемоданов, Эргюс. Я сохраню их как память.
Сама же при этом уже думала о том, как от них избавиться, потому что воспоминания, которые они у нее вызывали, были для нее особенно неприятными.
Лицо Ролстона посуровело.
– Ваш отец задаст мне много вопросов, мадам Бошан, – проговорил он. – И мне придется на них отвечать. Я должен знать место бракосочетания, посмотреть бумаги. Не являться же к Бошанам за сведениями об их родственнике?..
Шанна изобразила раздражение:
– Естественно, сударь. Я полагаю, что отец не поверит мне на слово.
Она подошла к секретеру и достала из него документы, стоившие ей поцелуя и девственности.
– Вот необходимые бумаги!
Ролстон тут же оказался рядом с ней. Взгляд его упал на лист пергамента, забытый на бюро. Он взял его в руки, чтобы рассмотреть то, что там было изображено. Шанна не могла вынести, чтобы этот человек проник в ее тайные мысли, но как раз этим-то он сейчас и занимался. Она вырвала из его рук бумагу и разорвала ее на клочки.
– Сударыня, к чему было рвать этот портрет… вашего покойного мужа, как я полагаю? Ведь он наверняка выполнен с любовью.
Она отвечала с притворной грустью:
– Ах, вы, конечно, правы, но этот образ заставляет меня слишком сильно страдать.
Следующим утром погода по-прежнему была сухой. Ролстон вышел из ландо, тщательно закутавшись в темный плащ. Рукояткой стека он принялся стучать в ворота, пока за ними не послышались шаги.
– Мне нужно поговорить с тюремщиком. Откройте, – приказал он.
В замке железной двери повернулся ключ, она открылась, и Ролстон вошел в тюремный двор. Стражник проводил его к тюремщику.
– Ах, мистер Хикс, – начал Ролстон, – случилось так, что я должен возвратиться на остров раньше, чем рассчитывал. Какой товар вы мне можете предложить?
– Но… – заикаясь, заговорил поднявшийся на ноги толстяк, нервно перебирая похожими на обрубки пальцами. – Но, мистер Ролстон… у меня нет больше ничего, кроме того, что вы уже для себя отобрали.
– Полно, милейший, у вас наверняка несколько человек сидят за долги, а может быть, и пара воров, которым хотелось бы вырваться из этой дыры. Вы знаете, мой хозяин платит хорошо.
Тюремщик в растерянности улыбнулся:
– Сударь, клянусь вам, другого ничего нет.
– Вы же понимаете, те, из последней партии, не протянут и года на плантациях. А рабочая сила требуется постоянно. На Карибах работают даже женщины и дети.
Хикс задышал чаще.
– Но, сударь… У нас только…
В этот момент открылась дверь главного здания тюрьмы. В ней появился стражник, ведущий человека, увешанного таким количеством цепей, что он мог едва передвигать ноги. Другой стражник шагал за ним. На теле узника виднелись следы недавних побоев. Подбитый глаз и кровоточащая рассеченная губа исказили черты его лица. Он спотыкался под тяжестью кандалов, терпеливо снося удары в бок за свою неловкость. Стражники повели его по двору, но их остановил Ролстон:
– Погодите. – Он жестко взглянул на Хикса. – Вы хотели спрятать от меня вот этого. – И подошел к узнику, чтобы тщательно его осмотреть. – Так. Я тороплюсь. Я беру его. Сколько вы за него хотите?
У Хикса был такой вид, точно его вот-вот хватит апоплексический удар. Он пролепетал:
– Сударь, я… я не могу… Я хочу сказать, что не могу его продать. Его ведут туда, где собраны все те, которых завтра повесят.
Играя стеком, Ролстон не отрывал взгляда от Хикса, как стервятник, готовый наброситься на добычу.
– Ну, Хикс…
Толстяк почти подпрыгнул от звука его голоса.
– Мне известно, что вы можете, а чего не можете. Что вы сказали бы о кругленькой сумме за этого молодца?
Обезумевший от ужаса тюремщик был готов упасть на колени.
– Но… я не могу. Это убийца. Он приговорен к повешению. И я могу это доказать. Назвать его имя.
– Мне нет дела до его имени. Назовите этим именем кого-нибудь другого.
Хикс бросил на него хитрый взгляд. Ролстон не терял ни минуты.
– Ну же, смелее, милейший. Никто не узнает. – Он подошел вплотную к тюремщику и проговорил ему в самое ухо: – Ну, скажем, речь может идти о сумме до… двухсот фунтов для вас и паре пенсов стражникам.
Глаза у того заблестели. Он тихо, как бы про себя, пробормотал:
– О… конечно… у меня есть труп… старик, просидевший здесь несколько лет… всеми забытый… он умер в своей камере прошлой ночью. Это может послужить делу… – И еще тише спросил Ролстона: – Две сотни фунтов? За этого парня?
– Да, дружище. Он молодой и сильный. Мы отплываем через несколько дней. Его за это время можно спрятать. У него есть родственники? Как бы там ни было, вы положите в гроб тело другого человека, и судья поставит сверху свою печать. Я приеду за ним накануне отплытия. Надеюсь, с ним будут хорошо обращаться, иначе сделка не состоится. Понятно?
Хикс энергично кивнул в знак того, что все понял. Сделка была заключена, и Ролстон вернулся к экипажу. Теперь он подсчитывал про себя, что она принесет лично ему: Траерн даст за этого пария не меньше тысячи пятисот фунтов, минус две сотни Хиксу. Ему останется тысяча триста. Всю обратную дорогу он напевал себе под нос.
Двадцать четвертого ноября Питни отправился в Тайберн. Ему очень не нравилось смотреть на то, как вешают преступников, и хотелось как-то приготовиться к этому зрелищу! Он зашел в трактир и заказал кружку пива. Народу там было много, и свободное место оказалось только рядом с каким-то пьяным рыжим шотландцем, которому приспичило рассказать историю своей жизни. Не выдержав этого, Питни поднялся, взял свою треуголку и вышел из заведения.
Ему не без труда удалось пробиться сквозь толпу, окружавшую виселицы, и добраться до места, куда подъехала повозка с приговоренными. Ни в одном из них он не узнал Рюарка Бошана. Он потянул за полу куртки одного из служителей тюрьмы.
– Где, тот колонист, Рюарк Бошан? – спросил Питни. – Разве его не должны сегодня повесить?
– Оставьте меня в покое! Убирайтесь отсюда! Я занят!
Питни своей могучей рукой потряс стражника за плечо.
– Где Рюарк Бошан? – прорычал он. – Отвечай или я сверну тебе шею!
Тот нехотя процедил:
– Он мертв. Его повесили на заре, пока не собрался народ.
– Это точно?
– Ну да! Хикс увез его в гробу под судейской печатью, чтобы отдать родным. Отпусти меня.
Мощные руки медленно разжались, и стражник тут же исчез.
Дорога до Ньюгейта показалась Питни долгой. Хикс повторил уже услышанный рассказ о смерти Рюарка и указал ему на заколоченный гроб с надписью «Рюарк Бошан» на крышке. Джон Крэддок помог ему взвалить гроб на запряженную одной лошадью повозку, и Питни отправился со своим грузом к одному из заброшенных коровников на окраине Лондона. Там, закрыв за собой ворота, он приступил к делу: заменил убогий тюремный гроб массивным и богато убранным. Потом, когда он тщательно заколачивал крышку нового гроба гвоздями, чтобы скрыть его содержимое от любопытных глаз, на его губах блуждала какая-то странная улыбка.
