Текст книги "Реми (ЛП)"

Автор книги: Кэти Эванс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Когда мы приземляемся, и я включаю свой телефон, то получаю от нее сообщение.

«Позвони мне сегодня, если хочешь»

Черт, конечно, я чертовски хочу.

Я все еще потный в тренажерном зале, пытаюсь заниматься, но хватаю телефон, чтобы позвонить ей. Опускаюсь на скамью, попивая «Геторейд». Не отвечает.

Я звоню снова.

Нет ответа. После нескольких попыток, вибрация оповещает о сообщении.

«Мои друзья все еще здесь. Может, поговорим завтра?»

Отставляю «Геторейд» в сторону, чтобы напечатать ответ.

«В то же время?»

«Да, в любое время».

Мои пальцы слишком большие и мне приходится очень постараться, чтобы напечатать: «Ок».

«Спокойной ночи Реми»

Еще тяжелее приходится писать «Тебе тоже».

Затем я пялюсь на экран, но больше ничего не приходит.

Этой ночью я не могу уснуть. Я приседаю, отжимаюсь, прыгаю через скакалку. Я хотел, чтобы она вышла замуж за чертового чемпиона, поэтому я решил, что и тренироваться буду соответственно. Через несколько часов я прекращаю тренироваться, сажусь на ковер, упираюсь руками в колени и кладу голову на ладони, думая об улыбке, которую храню запечатленной в своей памяти.

Принимаю душ и включаю свой iPad, выигрывая партию шахмат у какого-то парня в пять утра, пытаясь не думать о том, как сильно я жажду ее. Ее запах, ощущение ее, то, как она выглядит. Двигаю пешками, а в голове я вхожу в нее и заставляю стонать. Утром звоню в ближайший к ее дому цветочный магазин, но еще слишком рано и они пока не открылись.

Во время завтрака Пит и Райли изучают мое лицо.

– Кому ты названиваешь? Дай Брук отдохнуть, – говорит Райли.

Я вздыхаю и убираю телефон.

– Эй, посмотри на меня на секунду, Рем, – говорит Пит, с тревогой в голосе.

Я поднимаю голову и встречаюсь с ним взглядом, чтобы он увидел, что я, черт возьми, не темный. На этот раз грусть исходит не от химического дисбаланса в моем теле.

Моя грусть исходит от моего сердца.

– Реми, все готово, – говорит Диана, когда приходит с моим завтраком. Она умна, это точно – будто почувствовав, что я не голоден и оторвусь на нее за попытку накормить меня, она взбила белки с какой-то полезной фигней, и подала все это в жидком виде в трех больших стаканах. Я проглатываю их один за другим.

– Почему ты продолжаешь набирать номер? – спрашивает Пит, наблюдая за мной. – Я могу сделать это для тебя, что тебе нужно?

– Я не хочу, чтобы Брук по мне скучала.

– Хорошо, так каков план?

Я провожу руками по лицу и произношу рычанием:

– Такое ощущение, будто я дышу под чертовой водой без нее.

– Чувак, она боец, как и ты. С ними все будет в порядке. С обоими, – подчеркивает он.

Он идет за моим iPad, чтобы проверить номер того магазина. Хлопает меня по спине прежде, чем позвонить флористу.

– Я хочу сотни роз, Пит! – ору я, пока он расхаживает по гостиной, разговаривая по телефону. – Я хочу, чтобы они были по всей ее квартире, – продолжаю инструктаж. – И все они должны быть красными. И я хочу, чтобы каждый десяток шел с песней, чтобы она думала обо мне. Мне нужно, чтобы она думала обо мне.

Она так и делает, думает обо мне.

Она звонит и пишет мне, и я звоню и пишу ей.

Каждый день я слушаю отчет о том, что она делала, как она. Ребята говорят, что будет легче, но пока не становится. Становится хуже.

И не станет, пока не наступит тот волшебный день, когда я смогу вернуть ее в пределы досягаемости.

♥ ♥ ♥

НАКОНЕЦ, ФИНАЛ. Моя маленькая петарда и я заключили соглашение, когда она вернулась, и ей бы лучше придерживаться его. Дело в том, что Скорпион шантажировал ее сестру, чтобы она вернулась обратно к нему. Ублюдок.

Мы с Питом подослали своего человека, и теперь знаем, что у Скорпиона на нее что-то есть, из-за чего она скорее всего и вернулась к этому придурку. Но в этот раз я не позволю Брук вмешиваться. Сегодня я об этом позабочусь.

Этот сезон не был легким, но с другой стороны стоящее не дается легко.

Спускаясь на лифте в отеле, мы направлялись в «Андеграунд», и я с трудом удерживал себя от падения в самую глубокую пропасть в истории моих спадов.

Пока мы едем в лифте, я пытаюсь настроиться на бой несколькими соперниками, но, хоть мое тело и готово, мыслями я сейчас со своей девушкой. Когда мы выходим в лобби, я хватаю Брук за бедра и притягиваю к себе, бормоча:

– В поле моего зрения.

Ее взволнованные золотые глаза встречаются с моими, и я выдергиваю свои наушники.

– На своем месте все время, Брук, – говорю я, запуская пальцы в ее волосы, затем накрываю ее сладкий горячий вкусный чертовый рот своим. Она выглядит ошеломленной, когда я отрываюсь от нее на дюйм и прикасаюсь своим лбом к ее, не отрывая от нее глаз.

– Я обожаю тебя с каждым своим вдохом, каждой своей клеткой. – Еще один быстрый жесткий поцелуй, затем я шлепаю мою любимую попку и шепчу, – Наблюдай за тем, как я уничтожу его.

По дороге в «Андеграунд» я слушаю свою музыку. Мне нужно сконцентрироваться, но я поглядываю на ее затылок, на то, как поднимается и опускается ее грудь, и на мгновение я представляю себе будущее, то, как она будет смотреть на меня, когда я сделаю ей предложение. Ребята говорят, что все готово, и я лишь надеюсь, что и она тоже. Готова для меня. Для всего меня.

Сегодня я выиграю. Даже, если мне придется для этого убить. Я добьюсь всего, чего захочу. Все, чего у меня никогда не было, если нужно, то возьму силой.

Мое звание чемпиона, моя женщина, я выиграю и, когда толпа будет выкрикивать мое имя, я услышу, как она произнесет такое желанное «Да».

Когда мы подъезжаем к «Андеграунду», я все еще в наушниках наблюдаю за тем, как Брук идет к своему месту в зале. Она наклоняет голову и обнимает рукой свой маленький круглый животик, следуя за Питом и избегая смотреть на меня. Боже, она активирует мои инстинкты защитника. И не только.

Она нервничает.

А я этого не хочу.

Последний раз, когда она смотрела на меня в финале, Скорпион повалил меня. В этот раз я хочу, чтобы она увидела, как я повалю его. Я хочу, чтобы она гордилась. Хочу, чтобы она гордилась тем, что она со мной.

Я жду в раздевалке, сегодня здесь нет других бойцов. Только Тренер, Райли и я. Они о чем-то спорят. Я вижу, как пульсирует вена на шее у Тренера, когда он бинтует мне руки. Я знаю, им тяжело верить мне, когда я нестабилен. Может они думают я сделаю то же, что и в прошлом сезоне.

Черта с два я отдам сестру Брук обратно. Но в этот раз я тот, кто оттрахает Скорпиона в каждую чертову дырку в его теле. Я получу девушку, титул чемпиона, спасу сестру и порву шантажирующего ублюдка. За всем этим он может наблюдать со своего главного места – прямо на ринге со мной.

Я переключаю музыку и настраиваюсь на ритм своего сердцебиения, жесткий, сильный пульс моей крови достигает каждой клетки моих мышц. Мысленно проверяю себя с ног до головы. Ничего не болит. Изучаю свои забинтованные руки и сжимаю кулаки, выпячивая костяшки пальцев. Каждая часть меня готова к бою.

Я был грустным, чертовски подавленным неделями, задаваясь вопросом, достаточно ли я хорош для Брук, для нашего ребенка.

Сегодня я докажу самому себе, что достоин.

Несмотря на то, что каждый человек, которого я встречал в своей жизни, думал обо мне.

Отключаю iPod, когда вижу, как Райли поднимает два пальца вверх. Снимая наушники, отставляю их, поднимаюсь и подпрыгиваю на месте, когда слышу голос с арены.

– Приветствую вас, дамы и господа! Что ж, вот мы и здесь в этот вечер! Вы готовы? Вы все ГОТОВЫ узреть бой, не похожий на другие? Не похожий НИ НА ОДИН другой! Рефери?

В ответ тишина.

Стараясь не сбить дыхание во время разминки, я поворачиваю голову вправо-влево, затем наклоняю вперед и назад.

– Сэр, сегодня мы не будем нуждаться в ваших услугах, – говорит диктор.

Толпа взрывается ревом.

– Верно! – к ним присоединяется диктор, когда они продолжают орать. – Сегодня НЕТ правил, НЕТ рефери. Всё дозволено. ВСЁ ДОЗВОЛЕНО, ГОСПОДА! Без нокаутов – это борьба подчинения. Сдавайся!

– Или умри!!! – кричит толпа.

– Дамы и господа! Да! Сегодня в «Андеграунде» бой подчинения! Теперь, давайте вызовем ваш худший кошмар на ринг! Человек, из-за которого плачут ваши дочери. Человек, от которого вы хотите бежать. Человек, с которым вы точно не хотите оказаться на ринге. Наш действующий чемпион, Бенни «Чеееерный Скорпионнннннн»!

Я продолжаю подпрыгивать на месте, выпрямляя руки, расслабив плечи, но напрягая пресс.

– Бууууу! – орет толпа. – БУУУУУ!!

В нескольких шагах от меня, Райли протягивает мой халат «РАЗРЫВНОЙ» и я делаю шаг вперед, засовывая руки в рукава, завязывая его на себе.

– И нашему чемпиону сегодня бросают вызов, мы все знаем его имя! Мы все в ожидании увидеть, справится ли он сегодня на ринге. Итак... сможет ли? Прррриготовтесь приветствовать единственного и неповторимого, Ремингтоооооооон Тейт, вашшш Раааааазрывной!!

Я иду по проходу, и толпа мгновенно начинает скандировать.

«Рем-инг-тон! Рем-инг-тон!»

Красный цвет расходится по арене, когда фанаты поднимаются, чтобы поприветствовать меня.

– Ремиииии, убей его, Ремииии!

– Вперед, Рррррразрывной!

Запрыгиваю на ринг, снимаю халат, затем осматриваюсь кругом с улыбкой, впитывая все это, лица моих поклонников, переполненных ожиданием, и то, как выглядит арена в финале этого сезона.

Я не подведу.

Разминаю руки и делаю свои повороты, чтобы они продолжали кричать, как им нравится, насыщая меня, и шум становится громче, когда я начинаю медленно поворачиваться вокруг.

Все верно, я собираюсь разорвать его сегодня, и все это для …

Мои глаза замечают ее, и я улыбаюсь.

Брук Дюма.

Я всю жизнь боролся за контроль над моими перепадами настроения. Я боролся за свое здоровье, изо всех сил, отдаваясь целиком. Я боролся в ярости, усталости, в депрессии, голодным, возбужденным. Я боролся, чтобы самоутвердиться перед моими родителями, когда им было плевать. Я боролся, чтобы доказать себе, что я сильный. Но сейчас я борюсь, чтобы доказать ей, на что я способен. И я продолжу бороться за это.

Звонит гонг, и я останавливаю взгляд на Скорпионе, переходя в наступление. Двигаясь в центр ринга, наблюдаю, как Скорпион пружинит на месте, затем я ударяю его, быстро и сильно, один удар, два, три. Он, спотыкаясь, пятится назад.

– Реми!!!

Брук кричит мне, ее голос громкий, четкий, взволнованный. Это заряжает меня, как удар молнии. Я ударяю кулаком Скорпиона в челюсть, заставляя его сделать шаг назад, затем продолжаю бить, заставляя его отступать.

– Вперед, РЕМИ!!!

– Убей его, Реми!

– Ремингтон, я чертовски люблю тебя! Обожемой, я люблю тебя! – кричит Брук.

Святой Бог, я так чертовски заряжен, чтобы показать ей, что я мужчина, я единственный чертов мужчина для нее, я врезаюсь костяшками в Скорпиона еще сильнее, чередуя защиту с ударами. Защита, удар.

Народ это любит.

– Убей его, РАЗРЫВНОЙ! Убей его, РАЗРЫВНОЙ! Убей его, РАЗРЫВНОЙ! – скандируют они.

Борьба продолжается в течении ночи, останавливаясь только во время небольших периодов отдыха, когда мы садимся на свои стулья, а наши тренеры дают нам инструкции и советы.

Я слушаю, что говорит Тренер, делаю вид, что слушаю, кивая. Но это в одно ухо входит, а из другого вылетает. Я знаю, что делаю. Мы со Скорпионом не отрываем друг от друга глаз, когда возвращаемся назад в центр. Я могу видеть в его глазах, когда он планирует двигаться. Мы опять сходимся, каждый из нас наносит сильные удары. Он делает захват, но я высвобождаюсь и наношу в ответ правый хук. Он отбивается и пробивает мне в ребра.

Это сбивает мне дыхание, но я быстро восстанавливаюсь, нападая на него своими быстрыми ударами, такими быстрыми, что он едва видит, как они приближаются. Бам, бам, бам. Вскоре из его ноздрей начинает идти кровь, и он теряет равновесие от моих ударов.

Я знаю, что контролирую его, но блеск в его чертовых глазах говорит мне иное. Он не собирается сдаваться. Размахиваясь, он делает захват на моей шее и тянет меня вниз, нанося удар коленом мне в живот.

Похоже, это придало ему уверенности. Но я не думаю, что позволю ему больше. Отталкивая его назад, наношу удары кулаками быстро и сильно по корпусу, ударяя его так, как свою грушу, пока он не выставляет защиту, наклоняясь, пытаясь избежать моего нападения.

Я не позволяю ему. Следую за ним и прижимаю его к канатам.

Он падает на колени и сплевывает на пол, затем поднимается и идет на меня.

Он ударяет меня в челюсть, ребра, висок, отталкивая меня к канатам.

Черт! Я выпрямляюсь и направляюсь к нему, и он пятится, мои глаза обращены к нему, когда кровь струится по моему лицу.

Я наношу удар. Он наносит ответный удар. Бам-бац-бам.

Боковым зрением вижу возле Брук ее сестру. Сестру, которую она любит.

Ее сестру, с которой этот ублюдок ошивался, что значит, он опосредованно ошивался возле Брук.

Я начинаю избивать Скорпиона, пока он не спотыкается на каждом шаге, но все еще не падает.

Но он упадет.

Он упадет у моих ног, и это только вопрос три… два… один… Сжимаю зубы, когда он не падает, хватаю его за шею одной рукой и поворачиваю, чтобы посмотрел на девушек.

– Думаешь, я бы не убил тебя на глазах у них? Думаешь, я бы не наслаждался тем, как они наблюдают за тем, как я повалю тебя? – рычу я.

Он смеется, и я сразу же ломаю его локоть. Он стонет, когда я отпускаю его руку, и она опадает сбоку тела, бесполезно болтаясь.

Теперь он отступает, и я загоняю его в угол, нанося удары в его голову, снова и снова. Он наносит удар коленом мне в живот, но я восстанавливаюсь и ударяю, слева-справа, слева-справа, пока он не падает на колени.

Я не буду милостив. Хватаю Скорпиона и ставлю на ноги, заставляя смотреть на Брук. Ее сестра плачет, с опущенной головой, а щеки Брук абсолютно бледные, и беспомощной страх в ее взгляде в десятки раз увеличивает мое желание защитить.

– Посмотри на нее очень хорошо, – шепчу я своим самим низким голосом в его ухо, – потому что то, что ты видишь принадлежит мне. Из-за нее я собираюсь сломать каждую часть твоего тела, избивать тебя до полусмерти, затем я собираюсь продлить агонию, пока боль не станет тем, что убьет тебя. Думаешь, я не убью тебя, потому что она смотрит? Ты ошибаешься. Из-за того, что она смотрит, я убью тебя.

Он сплевывает черную кровь.

Я отталкиваю его, поднимаю кулаки, показывая костяшки пальцев, готовый пройти через это снова.

Мы не теряем времени. Мы деремся. Я ударяю его, снова и снова, нанося сильные и быстрые удары, вся моя сила поднимается, исходя из корпуса, прямо в мои удары. Наношу джеб, джеб, хук, пока звук соприкосновения моих костяшек с его кожей не заменяется звуком его упавшего тела на пол.

Скандирование становится громче.

– РЕМ-ИНГ-ТОН! РЕМ-ИНГ-ТОН!

– Разрывной! Кончай с ним, Разрывной!!!!!!!!

Тяжело дыша, восстанавливая дыхание, я иду к лежащему на ринге телу. Пот стекает по моей груди и рукам. Смотрю, как он ползет по земле, пытаясь уйти от меня. Я приближаюсь, мои глаза теперь на Брук, потому что там я вижу свою победу, и больше нигде.

– Вперед, Реми!!!!! – говорит она.

У моих ног, Скорпион пытается двигаться, я замахиваюсь, пробиваю и от удара он падает вниз.

Толпа ревет. Наклоняясь, хватаю его здоровую руку и ломаю все пальцы, затем двигаюсь к его запястью, поднимаю вверх, чтобы толпа видела, затем так же легко ломаю.

Его горло издает низкий звук, и он корчится на полу. Достаю руками его локоть и начинаю скручивать, желая сделать это болезненно и медленно. О, да, ублюдок. Это будет медленно.

Он мечется, изнывает, и кость вот-вот треснет, когда я слышу крик его тренера, и черное полотенце падает на ринг.

Вижу полотенце и стискиваю зубы в расстройстве.

– Бууу! – орет публика. – Бууу!!

Черт меня побери, я так заряжен, не думаю, что смогу отступить. Я жажду его крови. Я хочу сломать его локоть, плечо, а затем его проклятое лицо. Я хочу, чтобы он заплатил за ту подарочную коробку, что он отправил Брук, и я хочу, чтобы он заплатил за то, что сделал с ее сестрой, и за то, что с давних пор я никогда не смогу заниматься профессиональным боксом снова. Было бы так легко притвориться, что я не увидел полотенце и так же просто я смог бы скрутить его шею и он был бы мертв.

… и я бы доказал Брук, что я убийца.

Прямо за секунду до того, как попрошу ее выйти за меня…

Что совсем не правильно.

С нечеловеческим усилием я отпускаю его и отступаю. Скорпион сплевывает кровь и поднимает голову, чтобы посмотреть на меня. Я начинаю уходить, когда слышу его:

– Киска, вернись и закончи со мной!

Я так и делаю. Поворачиваюсь и наношу удар кулаком достаточно сильно, чтобы вырубить его.

– РАЗРЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫВВНОООООООЙ! – по арене проносятся отголоски крика конферансье.

Толпа с ревом поднимается, и я немедленно ищу Брук. Я чертовски жажду ее. Ее одобрение, которое вижу в ее глазах, радость. Я хочу видеть, что она гордится мной, и я хочу, чтобы она знала, что я бы убил его. Для нее. Я бы покалечил, уничтожил, сделал бы что угодно для нее. Но в то же время я этого не сделаю. Для нее.

Ее губы изогнулись в легкой милой улыбке, которую я так люблю, но она хмурится и тихо плачет, сидя на своем месте, единственная на этой арене.

Я едва осознаю, что мою руку поднимают вверх, когда глубоко во мне зарождается зерно страха.

– Победитель Чемпионата «Андеграунда» этого сезона, представляю вам: РЕМИНГТОН ТЕЙТ, РАЗРЫВНОЙ!!! Раааааааааазрывной!! Разрывной... куда ты идешь?

Что-то не так, черт возьми. Что-то не так, черт возьми, и в момент, когда я это понимаю, я спрыгиваю с ринга и несусь к ней, становясь на колени возле ее ног, обнимая ее своими потными руками в крови.

– Брук, о, детка, начались схватки, да? – Она кивает, и мое сердце еще никогда так сильно не билось, когда я вытираю ее слезы, бормоча: – Я держу тебя, хорошо? У тебя есть я, детка; теперь я держу тебя. Иди сюда, – я поднимаю ее на руки, и она вжимается в меня, такая уязвимая и приятная, плачет мне в шею.

– Он не... должен... уже родится... Еще слишком рано... Что, если он не справится...?

Вокруг нас скопилась толпа, но я держу ее голову у себя под шеей и, используя свои плечи в качестве бульдозера, прохожу мимо фанатов, полный решимости вытащить нас отсюда так быстро, как могу, когда ко мне тянутся руки.

– РАЗРЫВНОЙ, ТЫ КРУТ! РААААЗЗЗЗРЫЫЫВНОЙ! – кричат они.

На нас с трибун начинают осыпаться белые розы, когда говорит конферансье.

Черт, это все неправильно. Я должен был стоять на коленях. Она должна была быть счастливой сегодня.

– По просьбе нашего победителя, который должен задать очень особенный вопрос...

Я замечаю выход, когда начинает играть музыка на заднем плане и мое сердце начинает стучать так, как не стучит даже, когда я дерусь. Кажется, замешательство Брук растет и хор, который спрашивает то, что я хотел ее спросить с того момента, как обнял ее, поцеловал ее в первый раз, показал ей себя, громко доигрывает до конца.

Она была тогда моей.

Она. Сейчас. Моя.

Она будет моей.

– Ч-что? – в замешательстве спрашивает она.

Проталкиваясь в выход, говорю Питу:

– Пригони машину, – и я продолжаю идти, пока Пит с визгом шин не останавливается перед нами. Сестра Брук садится на переднее сиденье.

Я укладываю Брук на заднее сиденье и она продолжает выжидающе на меня смотреть, наблюдая, как я закрываю дверь, когда Пит увозит нас отсюда. Я держу ее лицо в своих руках, а мое сердце все еще выскакивает из груди.

Вот тот самый момент.

Это то, чего я хочу больше всего в мире.

Ощущение, будто я с рождения ждал, чтобы сделать ей предложение. Это будто попросить ее спрыгнуть со мной с обрыва. Это противоречит моему инстинкту защищать ее, но мой инстинкт заявить на ее права берет верх над всем остальным. Она моя, моя девушка.

Ее глаза удерживают мой взгляд, горячие и болезненные, и я слышу нужду в своем голосе, когда говорю:

– Песня нужна была, чтобы попросить тебя выйти за меня замуж, но тебе придется сидеть на мне во время предложения … – она смотрит на меня, приоткрыв губы, и так сильно дрожит, что даже не замечает, что мои руки также дрожат, когда я сжимаю ее лицо в своих ладонях. – Разум. Тело. Душа. Все это для меня – ты. Ты – вся моя… Выходи за меня, Брук Дюма.

– Да! – восклицает она, всхлипывая и хватая меня за подбородок, прижимая свои губы к моим. В ее голосе никаких сомнений, никакого беспокойства, никакой тревоги. – Да, да, да!

– Черт, детка, спасибо, – бормочу я, у меня сжалось горло, когда я притягиваю ее к себе, и она прижимается ко мне. Она не может видеть мое лицо, и я дышу в ее волосы, обнимая ее, мой адреналин почти мгновенно исчезает. Она стонет от боли, и я слегка раскачиваю ее, шепча ей на ухо, – Скажи, что мне сделать.

– Держи меня, – говорит она с тихим стоном, затем часто дышит, – Оставайся со мной, не впадай в маниакальное состояние, останься со мной.

Я киваю и обнимаю ее, но начинаю беспокоится, когда она продолжает стонать от боли.

Черт, не становись темным, идиот!

Когда мы регистрируем ее, я пытаюсь сохранять спокойствие, но она стонет и морщится, и я не могу перестать думать, что это я тот ублюдок, который сделал это с ней.

Я пытаюсь думать о счастье на ее лице, когда я сделал ей предложение. Я пытаюсь держаться за это и вспоминать, что она мне говорила ранее. Мы хотим этого. Мы хотим семью. Мы заслуживаем этого, как никто другой. Я пытаюсь думать о том счастье на ее лице, когда она находится на родильном столе и тужится.

Святой Бог, я даже не знаю, как я держусь.

Я держу ее за руку, когда ее крики прорываются в мои уши и раскалывают меня.

Я убираю волосы с ее лица и смотрю, как она прикусывает губу и тужится, в то время, как я в уме прошу себя держаться и не позволить, чтобы впервые моя дочь увидела меня, когда я буду темным.

Кажется, будто проходит вечность к тому времени, когда Брук делает вздох и откидывается на спину, мгновенно расслабляясь, когда я вижу, как доктор держит извивающего мокрого розового ребенка.

– Это мальчик, – говорит он и за ним следует мягкий плач.

– Мальчик, – выдыхает она в восторге.

– Мальчик, – повторяю я.

– Дышит самостоятельно. Никаких осложнений. Но он все равно недоношенный, и нам все еще нужно инкубировать, – бормочет доктор.

– Мы хотим увидеть… – говорит Брук, плача.

Она протягивает руки, и они дрожат, ожидая, когда они его обтирают, а он вопит, протестуя, а затем медсестра несет его к нам.

Я смотрю в неверии на то, как Брук держит это… не это… его. Нашего сына.

Нашего сына, который прекращает кричать в ее руках.

Она склоняет голову, ее волосы спутаны, на лице и на шее блестит пот, наш сын завернут в небольшое одеяло в ее руках, и мое тело расслабляется, когда я склоняю к ним голову, чувствуя сильнейшее желание защищать, чувствуя невероятную любовь и чистейшее счастье.

– Я люблю его, Реми, – шепчет она, склонив голову ко мне, и я чувствую себя таким чертовски благодарным ей за то, что подарила мне это, что мне просто необходимо поцеловать ее, почувствовать ее шепот напротив моих губ, – Я так сильно тебя люблю. Спасибо тебе за ребенка.

– Брук, – шепчу я, обнимая их обоих, защищая. Мое горло пересохло, а мои глаза убивают меня, и у меня еще никогда не было чего-то такого идеального, чистого и драгоценного в моей жизни, как моей маленькой петарды и ее маленькой частички, с маленькой частичкой меня.

– Если он такой, как я, мы будем его поддерживать, – шепчу ей. – Если он такой, как я... мы будем с ним.

– Да, Реми, – соглашается она, смотря на нашего сына и на меня, выражение ее лица такое любящее, что я будто заново рождаюсь. – Мы научим его музыке. И упражнениям. И как заботиться о своем маленьком теле. Оно будет сильным и будет изумлять его, и возможно, иногда расстраивать. Мы научим его любить свое тело. И себя. Мы научим его любви.

Я вытираю влагу со своего лица и говорю ей «да, мы это сделаем», хоть я и выиграл сегодня, но я все равно хотел бы быть достойнее, хотел бы быть другим. Хотелось бы быть для них идеальным во всех смыслах, чтобы они никогда не пролили ни слезинки из-за меня, волнения или стресса. Но я люблю их больше, чем кто-либо, более совершенный. Никто не убил бы за них, как я, или умер бы за них, как бы сделал это я.

По ее щекам стекают слезы, когда она протягивает руку, и я осознаю, что сделал шаг назад, как какой-то трус, что боится быть отвергнутым ими.

– Иди сюда, – шепчет она и я подхожу и склоняю к ней голову, и я не уверен, чья влага на моем подбородке, моя или ее, но я прикладываю все усилия, чтобы держать себя под контролем. – Я так тебя люблю, – шепчет она, прижимаясь ко мне лицом, лаская меня так, отчего мои глаза горят еще сильнее. – Ты заслуживаешь этого, и даже большего. Пока ты борешься там, я буду бороться за то, чтобы ты возвращался домой к этому.

Я издаю рычание, злой на то, что плачу, затем вытираю свои слезы и целую ее в губы, шепча:

– Я люблю тебя до чертиков. Сильнее некуда. Спасибо тебе за ребенка. Спасибо тебе за любовь ко мне. Не могу дождаться, чтобы сделать тебя своей женой.

НАСТОЯЩЕЕ

СИЭТЛ

То, как моя жена выглядит сегодня.

Как она улыбается.

То, как моя жена прижимается к нашему улыбающимся сыну, говоря:

– Пока, Рейсер, будь послушным с бабушкой и дедушкой…

– Га!

Я поглаживаю маленькую круглую голову Рейсера, и целую его в пухлую щеку.

– Вот так, чертенок, ты слышал ее.

– Оставьте его нам, – говорит нам мама Брук около церкви, в то время, как неподалеку за нами наблюдает команда. Сестра Брук, Нора, прижимает к груди букет, который только что поймала, а Пит выглядит так, будто его сейчас стошнит возле нее из-за силы его чувств к ней. Тренер улыбается, как никогда, стоя с Дианой под руку, а Райли не может прекратить пялиться на нового парня Мелани, которому явно на это плевать.

А я… меня уже достал этот костюм и необходимость держаться на расстоянии от своей невесты в нашем собственном доме, и краткий поцелуй у алтаря, во время которого я не мог использовать язык и зубы, и удерживать руки подальше от ее попки. Когда Брук машет Мелани и кричит:

– Рейсер, Мамочка любит тебя! – я притягиваю ее на заднее сиденье лимузина, тянусь через нее, чтобы захлопнуть дверь, и наконец, она вся моя.

Она поворачивается, тяжело дыша, чтобы посмотреть мне в глаза, ее щеки покрасневшие, глаза сверкают от волнения и нет, я никогда не забуду этот день.

Я тянусь к ней и одновременно она пытается залезть мне на колени, я хватаю ее за талию, чтобы помочь, но она взвизгивает, пытаясь подобрать платье и у нас не получается удобно устроится в такой позе.

– Я любила это платье до этого момента, пока оно не начало мешать мне быть ближе к тебе, – жалуется она.

– Черт, я так тверд для тебя, иди сюда, – запуская руку в ее волосы, хватаю ее за шею и жадно впиваюсь в ее губы, целуя ее, мой язык жаждет прикасаться к ее. Я хочу большего. И она сразу же дает мне больше, жаждет меня, мягко постанывая.

Не отрывая от нее губ, я притягиваю ее ближе, когда она гладит мои волосы.

– Не могу ждать, – выдыхает она. – Ты должен сорвать это платье с меня.

– Попрощайся с этими дурацкими пуговицами, – у меня текут слюнки, когда провожу пальцем по ее щекам. – И я буду лакомиться тобой, как на чертовом банкете.

– О да, пожалуйста, – она прижимается своим носом к моему и вздыхает, играя пальцами с моими волосами. – Мы еще никогда не оставляли Рейсера дольше, чем на два часа. Чувствую себя плохой матерью.

Я качаю головой, уткнувшись в нее носом, как делаю всегда.

– Если мы не хотим оставлять его и уезжать в наш медовый месяц, ты по крайней мере должна позволить мне украсть тебя на один вечер, – целую ее в подбородок. – Ты самая нежная, игривая мама, которую я знаю, Брук.

Она смеется.

– О, и как много ты их знаешь? – дотягиваясь, чтобы ткнуть мои ямочки. – Чтобы сравнивать.

В самом деле? Не знаю ни одной. Кроме матери моего сына.

Боже, они так чертовски идеальны, и оба мои.

Иногда я наблюдаю за ними с другой стороны комнаты, и мою грудь переполняют эмоции от того, как они играют друг с другом. У Брук есть шестое чувство, благодаря которому она всегда знает, когда я смотрю. Она всегда поднимает взгляд, ее глаза, теплые с искрами счастья, направлены на меня. И я подхожу к ним и притягиваю их к себе, целуя и прижимаясь к ним обоим.

– Я знаю, что моя мать не была такой, как ты, – шепчу ей, целуя кончик ее носа.

– А ты, нет такого отца, как ты, – она гладит бабочку на моей шее. – Я так сильно тебя люблю, Ремингтон, – она прижимается лицом к моей шее и пытается быть еще ближе ко мне, делая глубокий вдох, произносит хриплым голосом: – Ты выглядишь так горячо в этом смокинге, я умираю, как хочу тебя всего.

– Ты также вся для меня, – я усиливаю хватку у нее на талии, погружаясь губами в ее волосы.

Может быть, сейчас медовый месяц невозможен, особенно, когда никто из нас не желает оставлять Рейсера, но сегодня мне нужна моя жена.

Спокойно я целую ее в лоб и нос. Осматривая ее черты, наклоняю ее голову и провожу пальцем по ее губам.

– Мне нужно это, – выдыхаю я, и впиваюсь своими губами в ее.

Она трется своим языком о мой и вздыхает, когда я запускаю пальцы в ее волосы, снимая заколки с кристаллами. Снимая каждую шпильку в виде капли дождя с ее волос, запихиваю их в карман пиджака, медленно смакуя ее рот и целуя ее всю дорогу в отель, пока никто из нас не дышит ровно, когда мы приезжаем.

Когда мы входим в лобби, на нас обращает внимание десяток любопытных глаз, а за этим следуют аплодисменты и возгласы, когда я беру ее за руку и веду к лифтам.

– Многая лета, мужик! – кричит кто-то.

– За здоровье жениха и невесты!

Брук смеется, и я также посмеиваюсь, когда завожу ее в лифт, а затем погружаюсь лицом в ее шею, вдыхая ее запах весь путь на верхний этаж.

– Я хочу съесть тебя, – рычу я, снова скользя пальцами в ее волосы. У нее темнеют глаза, когда она дотягивается к моей свободной руке и прикладывает ее к своему сердцу.

– Ты поцелуешь меня здесь? – она направляет мои пальцы на округлость ее аккуратной груди.

Я киваю.

Затем она поднимает ту же самую руку ко своему рту и целует ладонь.

– И здесь?

Я снова киваю.

Ее озорная улыбка совпадает с моей, когда она направляет мою руку вниз к ее животу и к низу ее платья, затем она смеется и поднимается на цыпочки.

– Как насчет… там?

Я наклоняю ее голову назад.

– Твоя киска сегодня точно получит свою долю внимания.

На ее губах появляется восторженная улыбка, и я должен взять их и поцеловать ее, останавливаясь только тогда, когда раздается «Дзинь».

Когда лифт открывается, я хватаю ее и поднимаю на руки, заставляя ее завизжать от удивления, направляясь к двойным дверям вниз по коридору.

– Реми!

– Это то, что мужья делают в их первую брачную ночь. Нет?

Она сцепляет пальцы у меня на затылке и кивает.

Я низко склоняю голову, чтобы прошептать ей на ухо, когда мы доходим к нашей двери.

– Как твой муж, я делаю все, что захочу, черт возьми, – говорю я, засовывая ключ в замочную скважину, добавляя, – И прямо сейчас, я собираюсь заняться тобой. – Открываю дверь, захожу внутрь и пинком закрываю их позади, затем опускаю ее на ноги лицом к комнате.