Текст книги "Реми (ЛП)"

Автор книги: Кэти Эванс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

– Ты хотела, чтобы я занялся с тобой любовью, но не знаешь, как много раз я почти не выдерживал. Когда я мыл тебя в душе, клянусь богом, внутри я сдался. Но я не мог этого сделать, не без объяснения тебе, что со мной что-то не так, и я такой трус, Брук. Я даже не мог набраться мужества, чтобы сказать тебе слово «биполярность». Поэтому я тянул время. Потому что я эгоист, мне хотелось быть важным для тебя, прежде чем ты бы узнала. Думал, что это будет иметь значение, и ты останешься. Даже мои родители не захотели быть со мной. Но что-то в тебе заставило меня подумать, что ты меня знала, понимала на таком уровне, как никто другой.

– Реми, – шепчет она.

– Я был прав, Брук, – добавляю я, смотря ей прямо в глаза. – Когда я рассказал тебе о себе, ты все еще меня хотела. И я был влюблен в тебя, даже не знаю, как долго. С тех пор, как ты пыталась повалить меня на ринге, а я закончил тем, что держал твои маленькие ножки возле своего живота, чтобы согреть их. Боже, когда я увидел ту фотографию с тобой и Скорпионом, мне захотелось его убить. Мне захотелось дать тебе что бы то ни было, что заставило тебя пойти к тому чертовому ублюдку и поцеловать его гребаную морду! Я хотел дать тебе это, чтобы вместо этого ты целовала меня.

Я объясняю ей, что произошло в номере отеля со Скорпионом, ее взгляд смягчается, глаза полны слез, пока она слушает, как я рассказываю ей все, и что это впервые, когда я сделал что-то правильное, будучи темным.

Я наклоняюсь ближе и касаюсь носом ее виска, она дрожит, когда я шепчу рядом с ее ухом:

– Мне жаль, что не мог сказать тебе, но это должно было случиться таким образом. Когда я сказал тебе, что не позволю тебе уйти от меня в ночь, когда мы занимались любовью, я подразумевал именно это. Я хочу тебя, Брук, для себя. Я могу сделать тебе больно, я могу выкинуть какую-то глупость, но я... – я отстраняюсь, чтобы посмотреть на нее. – Я так чертовски сильно в тебя влюблен, что просто не знаю, что с собой поделать.

Она кивает и вытирает слезы, я вижу, что она так же борется со своими чувствами.

– Ты снова захочешь уйти от меня, – шепчу я, поглаживая ее подбородок. – Ты не можешь, Брук, не можешь уйти так просто.

Я провожу другой рукой по ее волосам, она прижимается к руке, словно котенок, жаждущий моей ласки.

– Ты заявила на меня права, маленькая петарда. Ты надрала задницы двум мужикам, по центнеру каждый. Я никогда с этим не свыкнусь. Ты выгнала моих шлюх. Пит сказал мне. Ты заявила на меня свои права еще до того, как поняла, что я уже заявил о своих, – я сжимаю ее волосы в кулаке, притягивая ее ближе. – Я теперь твой. Ты не можешь меня бросить, как сделала сейчас. Даже если я все испорчу, я все еще буду твоим неудачником.

Она прижимается ко мне, обвивая руками мою шею, ее рубашка пропитывается моим потом.

– Не мой неудачник. Мой настоящий.

Я рычу и лижу ее шею, она тонет в моих объятиях, когда я опускаюсь ниже. Я лижу ее челюсть, ее подбородок, а затем ее губы. Святой боже, не думаю, что когда-нибудь оторвусь от этих мягких, розовых, аппетитных губок. Я чувствую, как она дрожит напротив моего живота, я глажу её по спине, притягивая ближе. Я провожу дорожку поцелуев к ее рту, кружа вокруг, пока она не раскрывает губы со стоном, впуская меня внутрь.

– Никогда, черт возьми, больше не оставляй меня, – бормочу я, проводя языком по ее губам, верхней и нижней, затем погружаясь глубоко внутрь, пока опускаю руки к ее попе, сжимая.

Из-за нее я на взводе, от того, как она трется сосками о мою грудь, заставляя все мое тело пульсировать.

– У меня есть около тысячи песен в новом плейлисте под названием «Брук», и все они о том, как я скучаю по тебе, люблю тебя, ненавижу и обожаю тебя, – говорю я хрипло, забираясь под ее платье, прямо к ней в трусики.

Мне нравится, что на ней надето платье, что она выглядит так сексуально, женственно. Моей.

Я хочу сорвать его зубами, и стараюсь не быть грубым, когда стягиваю трусики с ее ног, а она признается: «У меня тоже есть несколько, я хочу провести весь день, включая их тебе».

Раздев ее догола, я притягиваю ее обратно к себе на колени, она обвивает меня ногами, мой член пульсирует сквозь шорты, упираясь в нее.

Она сидит верхом на мне, потираясь о мою твердость, дрожа от желания.

– Я люблю тебя, – шепчет она, и дальше дело за мной.

♥ ♥ ♥

ЧАСЫ СПУСТЯ, ОНА без сил лежит в моей постели.

Брук «Чертовски-Сексуальная» Дюма.

Я мог бы лежать так с ней всю ночь напролет.

Ее блестящие волосы цвета красного дерева лежат на моей груди, спадая вниз по правому плечу.

Теплым дыханием она касается моей груди, пока длинными тонкими маленькими пальчиками ласково очерчивает кубики моего пресса.

Я глажу руками вверх и вниз по ее спине.

Я не знаю, чего коснуться в первую очередь, пальцами, языком, зубами или губами, я хочу всего и сразу.

Я накручиваю прядь ее волос между пальцами, затем наклоняю голову и вдыхаю. В голове гудит, когда ее аромат наполняет мои легкие. На меня всегда будет так действовать ощущение ее женственного запаха, отдаваясь внутри. Этот сладкий аромат уникален, он принадлежит только ей, и, впервые его учуяв, я знал – она моя.

Целиком и полностью моя.

Я никому не позволю отнять ее.

Я не отпущу ее.

Я ее Настоящее.

А она – Моя.

Меня распирает изнутри. Я чувствую себя королем, унаследовавшим королевство по имени Брук «Маленькая Петарда» Дюма.

Положив ладонь ей на затылок, я целую ее в лоб. Она тихонько постанывает, поворачивая голову, чтобы поцеловать мою грудь. Я опускаю глаза на ее красивое лицо, проводя большим пальцем по ее нижней губе. Её рот сводит меня с ума. То, что она говорит. То, что её губы со мной делают. То, как они ощущаются, какие они на вкус, как выглядят.

Я вожу губами по ее лбу, по ушку, вдыхая ее запах, чувствуя каждый сантиметр ее маленького, подтянутого тела, прижатого ко мне. Из-за меня она потная и липкая, и горячая, как солнце. Я обнюхиваю ее ушко, затем лижу его, осторожно проталкивая язык в раковину.

Я чувствую, как она вздрагивает, когда другой рукой я глажу ее по голове, опускаясь ниже по гладкой спине, пока медленно занимаюсь любовью с ее ушком, и мне все мало.

Я подтягиваю ее на себя, убирая ее волосы в сторону, зарываясь лицом в ее шею так, что ее нос оказывается прижатым к моему горлу, а мой – к ее.

– Брук Дюма, – хрипло шепчу я ей в ухо. – Я люблю тебя, моя маленькая петарда.

Она вздыхает, прижимаясь к моей шее, и запускает руки мне в волосы, проводя руками по голове.

– Я так счастлива, – говорит она. Она немного отстраняется назад и смотрит на меня, и ее глаза блестят в полумраке.

Она встречается со мной взглядом и улыбается, и я знаю, что улыбаюсь ей в ответ, а она обнажена, совсем как я люблю, и я уже не могу оторвать взгляда, смотря на ее тело. Я изголодался по ее виду, и теперь я собираюсь восполнить эту нехватку, пока глаза не заболят. Ее грудь, пресс, подкаченные ручки, гладкая шея, милый подбородок, высокие скулы, умная гордая голова.

– Реми... – шепчет она.

Она протягивает одну руку и начинает ласкать мою челюсть, так нежно, будто не может поверить, что находится в моих объятиях.

Я обхватываю своими большими ладонями ее лицо, мои пальцы на ее губах, потому что я тоже не могу поверить.

– Иди ко мне, – я сажусь, прижимая ладони к ее спине, и подтягиваю ее ближе к себе. Я прижимаю ее лицом к своей шее, сильнее сжимая ее в своих руках. Она садится на меня сверху, обхватив руками меня за шею. Она целует меня в шею, а я вожу руками по всему ее телу.

– Больше ты меня не оставишь, – тихо рычу я в ее волосы, она целует меня шею, затем прижимает ладошки к моей челюсти, целуя меня в нос и в лоб.

– Я люблю тебя. Я собираюсь говорить это, пока ты не устанешь, и тебе не будет тошно это слышать, ты будешь целовать меня, лишь бы заставить замолчать, – говорит она мне.

Я смеюсь.

– Этого никогда не случится, – я сжимаю ее, притягивая ее лицо ближе. – Но целовать я тебя все равно буду.

Я набрасываюсь на ее губы, а она нежно лижет меня, как я лижу ее, отчего я рычу, посасывая ее язык. Я так сильно люблю ее. Она подарила мне любовь, которую я никогда в жизни не испытывал. Я никогда не знал, что кто-то может полюбить меня, пока не встретил ее. Для меня это так чуждо, я не был уверен, почему она проводит ночи, гладя меня по голове, а проснувшись, я находил ее сонную, но все еще поглаживающую меня своими ладошками. Я знаю, как она оберегает меня, когда я сам не могу. Я знаю, какая она сильная. Настолько сильная, насколько мне нужно.

– Я собираюсь обрушить на тебя целый поток поцелуев, – шепчет она.

Я тихо рычу и киваю. Когда она говорит, я слушаю, потому что ее слова – самая приятная музыка для меня. Когда она рассказывает мне свои истории, о своих друзьях. Ее слова всегда на меня влияли, а ее прикосновения...

Узел внутри меня стягивается крепче, когда она проводит зубами вверх по моей челюсти, по виску, я зажмуриваюсь, тяжело дыша носом, пока тело отзывается на ее ласки.

Мои мышцы напрягаются, сердцебиение ускоряется, я хочу утонуть в ней, чувствовать ее тепло и любовь, ее понимание и принятие. Занимаясь с ней любовью, я чувствую себя цельным и идеальным, словно я был создан, чтобы обеспечивать, защищать и быть с этой женщиной. Моей женщиной.

Она только вернулась ко мне.

Я так чертовски сильно страдал весь прошедший месяц, желая только свою Брук.

Я хочу, чтобы она знала, что она – моя. Что я буду защищать ее, буду рядом с ней. Что я люблю ее. Что мне ничего не важно, кроме того, что она здесь, и что она больше не оставит меня, потому что я этого не позволю. Никогда не позволю.

Нет. Это я хочу чувствовать, что она моя.

Что она никогда меня не покинет.

Что она будет любить меня, касаться моего лица, моих волос так, как только она касается меня, и все внутри меня замирает, фокусируясь на этом нежном прикосновении, на том месте, где мое тело касается ее.

Я вытираю пальцами ее слезы, слизывая их одну за другой, а в голове проносятся тысячи слов. Женщина. Прекрасная. Моя. Я хочу произнести их все, но вместо этого я ничего не говорю, переворачивая ее и накрывая собой. Я утыкаются в ее ушко, и ее плач превращается в стон, когда я проникаю в нее. Она проводит руками вверх по моей груди, цепляясь пальцами за мои плечи, а я сжимаю ее грудь, нежно, как она любит, затем целуя вершинки губами.

Она выгибает спину и постанывает, когда я продолжаю касаться вершинок зубами, дрожь сотрясает ее тело, когда я вылизываю маленькие затвердевшие соски языком.

Она поворачивается в сторону, когда я скольжу языком вверх по ее коже, открывая мне доступ к своему горлу. Я кусаю ее рядом с пульсирующей веной, она стонет и сжимает мои волосы, удерживая меня на месте. Ее тело движется подо мной, пока она продолжает удерживать мое лицо возле своей шеи. Каждый мускул моего тела сводит от желания закончить начатое. Мое тело привыкло к боли, я научился использовать ее, но эта боль глубоко в душе.

Я вылизываю место на ее шее, которое только что укусил, а она впивается ногтями в напряженные мышцы моей спины.

– Ремингтон...

В ее голосе отчаянная мольба. Я хватаю ее за бедра, грубо толкаясь, пока впиваюсь зубами в ее кожу, посасывая ее.

Моя.

Если бы я раньше знал, что она существует, то выследил бы ее.

Я бы поймал и завоевал ее.

Моя, моя, моя.

Я нежно царапаю ее зубами, затем снова посасываю. Она что-то бормочет, усиливая хватку на моей шее. Я высовываю язык, чтобы полизать укушенное место, если оно печет, а затем снова прижимаюсь губами, посасывая, чтобы оставить метку. Чтобы она чувствовала ее, чувствовала меня завтра на своей коже. Она дрожит. Я опускаю руку, чтобы потереть ее маленький милый клитор, продолжая оставлять на ней метку.

Я помечу ее всеми способами, которыми могу. Я хочу, чтобы она носила одежду, которую я ей купил, ела еду, которую я для нее достал, хочу, чтобы она надела мое кольцо, чтобы мое тело было на ней, чтобы она взяла мою фамилию.

Моя.

Она станет моей.

Во всех возможных смыслах.

НАСТОЯЩЕЕ

СИЭТЛ

Церковь маленькая, душная, а теперь и забита гостями.

Впереди, вдоль стены под массивным крестом, расставлены цветы, которые словно присматривают за прихожанами.

В последний раз я смотрел на крест, когда его держали над моей головой, пока я, взбешенный, был связан в своей постели. Я постоянно пытался вырваться, отчего те места, где мое тело было связано, сочились кровью. Именно это я не особо помню. Но я отлично помню, как очнулся после сеанса гипноза, который был направлен на то, чтобы вернуть мне память о тех событиях. Я помню все, что описал, весь рассказ. Было ли это важно? Нет. Думаю ли я о происшедшем? Нет. Для меня это столь же неважно, как сон.

Ее семья здесь. Ее друзья.

Крест. Церковь.

Меня никогда особо не заботили молитвы, но я молюсь о безопасности сына и жены.

Из церковной двери позади себя я слышу «Га!», оборачиваюсь, и вижу его. Рейсера.

Он явно меня увидел, и он машет в воздухе своими пухленькими ручками, а лицо с ямочками направлено в мою сторону. Джозефина показывает ему игрушку и его мгновенно привлекает ее яркий цвет. Он хватает игрушку, засовывая ее в рот. Мое сердце начинает колотиться, когда я вижу закрытую дверь позади него.

После всего, через что мы прошли, моя жена наконец-то здесь, чтобы выйти за меня замуж.

– Чувак, мне потребуется платочек, слезы утирать.

– Заткнись, – шепчу я.

Зал наполняется шепотом, когда церковный хор готовится начать. Мы неделями обсуждали это. Мы не хотели, чтобы звучал свадебный марш.

Но, в конце концов, Брук захотела. Хмурясь, когда мы выходили из душа, она взяла полотенце, чтобы высушить волосы и сказала:

– Знаешь, если подумать, это же единственный раз, когда мы можем его услышать. Я лишь раз выйду за тебя замуж.

Протерев грудь полотенцем, я обернул его вокруг ее талии, держа за концы, чтобы подтянуть ее к себе.

– Чего ты хочешь? Скажи мне, чего ты хочешь, чтобы я мог дать это тебе.

Брук прижалась ко мне грудью и я расправил полотенце, чтобы обернуть нас обоих.

– Хочу совсем маленькую церквушку, в которой были бы только мы, – прошептала она, целуя меня в кадык, подняв руку и гладя ямочки на моих щеках. – И я хочу марш, и белое платье, белые розы и тебя. Каждую секунду, после того, как мы принесем клятвы, я хочу быть с тобой.

Слегка приподняв ее подбородок, я посмотрел ей в лицо, улыбаясь.

– Твое желание, – прошептал я, целуя ее губы, – мой закон.

ПРОШЛОЕ

ФИНИКС

В новом сезоне мы переезжаем с места на место, и, пока мы с Питом регистрируемся в гостинице Финикса, что-то привлекает мое внимание настолько, что волосы встают дыбом. Я разворачиваюсь, и вижу Брук в другом конце холла, она возбужденно спорит с Райли, который отвечает ей с тем же запалом.

– Эй, – я в пять шагов подхожу к ним, немедленно хватая Райли за воротник. – Какого хрена ты творишь? – спрашиваю я требовательно.

Нахмурившись, он высвобождается и указывает на Брук, которая сердито смотрит на него в ответ.

– Я тут пытался объяснить Брук, что, когда она ушла, нам было не до веселья.

Я не знаю, о чем говорит Райли, но знаю, что мне не нравится выражение на лице Брук. Мне не нравится, что уголки ее губ опущены, и я довожу это до сведения этого придурка.

– Хватит. Ты понял? – я сердито толкаю пальцем ему в грудь, пока он не отодвигается. – Ты понял? – требую я ответа.

– Да, я понял, – ворчит он.

Хорошо. Положив руку на спину Брук, я веду ее к лифту, а затем в наш номер.

Мы заходим внутрь, и она сразу идет к окну, а я посматриваю на ее маленькую круглую попку. Эта попка – моя.

– Тебе нравится номер, маленькая петарда? – я обнимаю ее, прижимаясь к ее телу. – Хочешь выйти на пробежку, когда стемнеет?

Я касаюсь губами ее шеи, когда она оборачивается ко мне.

– Ты трахал других женщин?

В ее взгляде мелькает незнакомая печаль, а я пялюсь на нее в ответ, словно чертов идиот, не понимая, какого хрена происходит.

– Я осознаю, что у меня нет права спрашивать тебя, – она смотрит на меня, а я смотрю на нее. – Мы расстались, верно? Все было кончено. Но... ты это делал?

До меня доходит, что она ревнует.

Моя маленькая петарда. Ревнует.

Меня.

– Тебя это волнует? – спрашиваю я, усмехаясь, когда мою грудь переполняют все это дерьмо, которое я чувствую только с ней. – Тебя волнует, спал ли я с кем-то?

Она хватает подушку с дивана, с силой швыряя ее мне в грудь, ее глаза вспыхивают.

– А сам как думаешь, чертов придурок?

Схватив подушку, я отбрасываю ее в сторону, довольно улыбаясь.

– Расскажи мне, насколько сильно это тебя волнует, – говорю я хрипло, уворачиваясь от еще одной подушки. Люблю ее раскрасневшиеся красивые щечки.

– Ответь мне! – кричит она.

– Зачем? – требую я. Она отступает, но я следую за ней. – Ты бросила меня, маленькая петарда. Ты оставила меня с миленьким письмом, в котором очень любезно говорилось, чтобы я пошел на хрен и жил своей жизнью.

– Нет! Я оставила тебя с письмом, в котором говорилось, что я люблю тебя! То, что ты не говорил мне, пока я не вернулась к тебе, умоляя сказать это.

– Ты чертовски милая, когда такая. Иди сюда, – я притягиваю ее в свои объятия, но она вырывается.

– Ремингтон. Ты смеешься надо мной! – кричит она жалобно.

– Я сказал, иди сюда, – говорю я, притягивая ее ближе, и я подыхаю от желания зацеловать ее до потери сознания.

– Реми, ответь мне! Прошу, скажи, что ты сделал? – умоляет она из-за ревности, выворачиваясь из моих объятий, пока смотрит на меня снизу вверх. Клянусь, я могу весь день смотреть в ее глаза, весь день смотреть на ее лицо.

Прижимая ее к стене, я касаюсь её лбом и смотрю ей в глаза.

– Мне нравится, что ты ревнуешь. Это потому, что ты меня любишь? Ты чувствуешь себя собственницей по отношению ко мне?

– Отпусти, – она выдыхает, злясь, ерзая между мной и стеной.

Боже, она такая милая. Обхватив ладонями ее щечки, я говорю ей: "Я – да. Я чувствую себя настоящим собственником по отношению к тебе. Ты моя. Я тебя не отпущу.

– Ты отвергал меня, – выкрикивает она сердито, ее глаза горят от ярости. – Месяцами. Я умирала от желания быть с тобой. Я с ума сходила. Я... кончила... как чертова неудачница! На твоей чертовой ноге! Ты не касался меня, пока я... сгорала, желая тебя. Да у тебя сила воли сильнее, чем у Зевса! Но с первой же женщиной, которую привели к твоим дверям... в тоже мгновение, как я ушла, с первой же шлюхой, которую тебе привели...

– Что бы ты сделала, будь ты здесь? Остановила это? – шепчу я, дразня ее, и изо всех сил стараюсь не вспоминать, что чувствовал, когда она, черт побери, ОСТАВИЛА МЕНЯ!

– Да! – кричит она.

– Но где же ты была? – требую я ответа, моя кровь начинает закипать.

– Где ты была, Брук? – требуя я. Положив ладонь ей на шею, я глажу пульсирующую вену большим пальцем, всматриваясь ей в глаза.

– Я была сломлена, – шепчет она. – Ты сломал меня.

– Нет. Это ты. Твое письмо. Сломало меня, – наблюдая за ней, я провожу пальцем по ее горлу и челюсти, не отводя глаза, когда касаюсь ее розового рта, единственного ротика, который я хочу. – Разве имеет значение, что мне пришлось перецеловать тысячу ртов, чтобы забыть этот?

Мы слышим стук в дверь. Я не двигаюсь.

Мое тело напряжено, я готов взять ее, пометить. Она моя пара, и я хочу, чтобы она, черт побери, сказала мне, что ревнует, потому что я принадлежу ей, что она моя, и точка.

А затем я хочу, чтобы она отвела меня в спальню, хочу жестко войти в нее и заполнить ее собой.

Но она молчит. Моя упертая дерзкая девчонка молчит.

Позволяя ей успокоиться, я открываю дверь, давая чаевые носильщику, самостоятельно затаскивая чемоданы в номер так быстро, как могу. Я вскидываю руку, чтобы остановить ее, когда она проходит мимо меня.

– Да ладно, угомонись, – командуя я.

Но она отталкивает мою руку, выходит из номера и говорит носильщику:

– Спасибо. Вы не отнесете эту сумку вместе с тем чемоданом в другой номер? —говорит она, указывая на свой чемодан.

Кивая, парень толкает тележку обратно к лифтам.

– Куда ты идешь? – спрашиваю я.

Она оборачивается и смотрит на меня, медленно дыша, ее широко раскрытые глаза полны боли.

– Сегодня я хочу остаться на ночь у Дианы. Я не очень хорошо себя чувствую, и лучше поговорю с тобой, когда я... когда я... успокоюсь.

Я хмыкаю.

– Ты это не серьезно.

Мой смех затихает, когда она заходит в лифт.

Я стою там. Сердце колотится, подталкивая меня пойти за ней. Но я настолько не верю в происходящее, что не могу пошевелиться.

Двери лифта закрываются.

И, да.

Моя женщина. Только что зашла. В этот чертов лифт. Оставив меня здесь! Я хватаю свой чемодан и с криком швыряю его через всю комнату, затем захлопываю дверь позади себя, продолжая выбивать из нее все дерьмо.

– ТВОЮ МАТЬ!!! – затем я пинаю подушку, которая все еще валяется на полу, сжимаю челюсть и звоню Питу, чтобы узнать гребаный номер комнаты Дианы.

Когда он отвечает на звонок, мой голос звучит убийственно.

– Гребаный номер комнаты Дианы.

– Ч-что? Черт, Рем. Райли рассказал мне о причине спора... прошу, досчитай до чертовой сотни прежде, чем ты что-то предпримешь, – отвечает Пит.

– Номер. Сейчас же.

– Два-четыре-три-восемь.

Я обрываю звонок и молчаливо делаю, как он сказал – считаю до ста.

Досчитав до девяносто восьми, я уже держу телефон в руках, а дойдя до девяносто девяти, я держу чертов палец над кнопками. Наконец набираю цифры, и когда слышу в динамике голос Дианы, я очень тихо и очень зло рычу:

– Я иду за Брук, так что ты можешь либо открыть мне дверь, либо я ее сломаю. Выбор за тобой.

Я бросаю телефон и останавливаюсь перед дверью, напоминая себе дышать.

Но я с трудом могу сделать вдох, настолько я возмущен от мысли, что не проведу эту ночь с ней. Меня возмущает, когда я вспоминаю, что она оставила меня. Она может оставить меня. В любой. Чертов. День. Опять. Пока я не выиграю чемпионат и не заставлю ее выйти за меня.

Я настолько готов сделать ее своей женой, что мое тело напряжено, словно перед боем, я готов поймать и заполучить ее. Сжав руки в кулаки, я сосредотачиваюсь на своем дыхании, пока спускаюсь вниз на два этажа, и, в ту же секунду, как я подхожу к двери, Диана распахивает ее.

Черт, думаю, я бы предпочел выбить чертову дверь!

– Диана, – здороваюсь я с ней, затем направляюсь прямиком к Брук. Она свернулась калачиком и рыдает на кровати, и весь мой гнев и раздраженность сжимаются, устремившись прямо в затвердевший член.

Потому что она не только ревнует, не только жаждет обладать, но и обижена.

И мое тело, кажется, считает, что лучше всего превратить эти рыдания в стоны.

Боже, мне необходимо трахнуть ее, и быть рядом с ней. Мне необходимо поцеловать ее и приласкать.

Мне необходима она. В. Моей. Комнате. Постели. И мое тело в ней.

– Ты, – говорю я тихо, протягивая раскрытую ладонь, – идешь со мной.

– Я не хочу, – она вытирает слезы.

Дыша носом, я стараюсь оставаться спокойным.

– Ты моя и я нужен тебе, я хочу, чтобы ты, блин, пошла со мной наверх, пожалуйста.

Она хлюпает носом.

– Ладно, иди сюда, – подхватив ее за бедра, я поднимаю ее на руки. – Доброй ночи, Диана.

Она пинается и выворачивается, но я усиливаю хватку, удерживая ее на месте, наклоняясь, чтобы прошептать ей: «Пинайся и царапайся, сколько влезет. Кричи. Бей меня. Проклинай меня. Этой ночью ты будешь спать только со мной».

Она молчаливо злится, пока я направляюсь в наш номер, но, черт, я злее от того, что ей хватило наглости попытаться оставить меня, пускай и не надолго. Я даже не знаю, почему мы ссоримся из-за этого. Меня порадовала ее ревность, но теперь я совсем не рад. Мне нужно быть внутри нее, и это нужно мне прямо сейчас. Одно прикосновение и она поймет, что она – единственная для меня.

Внутри нашего номера я бросаю ее на кровать, стаскиваю свою футболку и тянусь, чтобы избавиться от ее одежды. Она вертится и пинается, на ее лице все еще слезы, когда она отодвигается.

– Козел, не трогай меня!

– Эй, эй, послушай меня, – поймав ее, я удерживаю ее взгляд, мое сердце колотится, когда охотничьи инстинкты включаются на полную, готовясь снова сделать ее моей. – Я с ума по тебе схожу. Без тебя я был в аду. В аду. Не глупи, – говорю я ей, многозначительно сжимая ее лицо. – Я люблю тебя. Я люблю тебя. Иди ко мне.

Я притягиваю ее к себе на колени, и она начинает тихонько плакать. Каждый маленький всхлип разрывает меня пополам. Я, может, и не помню, что делал, когда она ушла, но я помню ее отсутствие, словно проклятие. Может я и облажался, но все, что я, возможно, сделал, было направлено, чтобы заполнить пустоту, которую она во мне оставила, и которую никто, кроме нее, не мог заполнить.

– Как ты думаешь, как хорошо я справлялся, когда ты ушла? – спрашиваю я ее, и воспоминания причиняют мне чертовски невыносимую боль. – Думаешь, мне было легко? Что я не чувствовал себя одиноким? Преданным? Обманутым? Использованным? Отвергнутым? Никчемным? Мертвым? Думаешь, не было таких дней, когда я ненавидел тебя сильнее, чем любил, за то, что ты разорвала меня на куски? Как думаешь?

– Я оставила все ради тебя, – она смотрит прямо на меня, испытывая такую боль, словно я нанес ей физический вред. – С тех пор, как я тебя встретила, все, чего я хотела – быть твоей. Ты сказал, что ты – мой. Что ты был моим... моим... Настоящим.

Болезненный стон вырывается из меня, когда я прижимаю ее к себе, тихо рыча.

– Я – самое, черт побери, настоящее, которое у тебя когда-либо будет.

Она все еще смотрит на меня снизу вверх, и её наполненные болью и слезами глаза, впились в меня, словно когти.

– Это должна была быть я, все те разы, – говорит она, рыдая. – Это должна была быть я, только я.

– Тогда, блин, не говори мне, что любишь меня, уходя. Не проси сделать тебя своей, затем сбегая при первой же возможности. Я ведь даже не мог пойти за тобой. Разве это честно по отношению ко мне? А? Я даже не мог подняться на свои чертовы ноги, чтобы остановить тебя.

Ее всхлипы становятся громче, моя чертова грудь болит за нас обоих.

– Я пришел в себя, чтобы прочесть твое письмо, вместо того, чтобы увидеть тебя. Ты была единственным, кого я хотел видеть. Единственным. Что я хотел. Видеть, – говорю я ей тихо.

Черт. Возможно, я бы хотел не говорить ей этого, но она причинила мне боль, и она этого не знает. Может, физически я и силен, но она выпотрошила меня. То, что она сделала, разорвало меня на части, а ее боль, та самая, что она испытывает из-за меня, разрывает меня еще сильнее.

Так, плача, она и засыпает, ее рыдания становятся все тише, пока не остаются лишь всхлипы в ее тихом дыхании. Я вдыхаю запах ее волос, держа ее ближе, чем когда-либо. Я не хочу, чтобы она уходила. Даже на одну ночь, даже к Диане в номер. Я не помню, что делал, когда она оставила меня, я был не в себе. Но это не имеет значения, ничто не имеет, кроме того факта, что ее не было со мной.

Когда она окончательно засыпает, я начинаю снимать с нее одежду, оставляя ее трусики напоследок, стаскивая их по ее ногам и отшвыривая в сторону с остальной одеждой. Я встаю, чтобы и самому раздеться, затем голый возвращаюсь в постель.

Я настолько твердый, что яйца болят, но Брук дрожит во сне и тянется к теплу моего тела, и невинно переворачивается во сне, чтобы прижаться ближе ко мне.

– Вот так, я здесь, – говорю я, оборачивая руку вокруг нее. Я провожу носом вдоль ее затылка, лаская ее на протяжении ночи, нюхая и вылизывая ее. – Я люблю только тебя. Ты моя, я твой. Я не буду принадлежать никому, кроме тебя.

♥ ♥ ♥

СПУСТЯ ДВА ДНЯ, утром ее тело составляет одно целое с моим.

Прошлым утром она была притихшей и злилась, но этим утром я наконец-то успокоил ее, и она лежит расслабленная в моих объятиях. Ее темные волосы разбросаны по подушке позади нее, она лежит на животе, лицом зарывшись мне в грудь, и я, наконец-то, могу спокойно вздохнуть.

Черт, вчера я чувствовал себя таким ненужным куском дерьма, что каждый вздох давался с трудом, словно я под толщей воды. Мне даже пришлось позволить дать себя ударить на вчерашнем бое, чтобы она перестала меня игнорировать и прикоснулась ко мне.

Она не касалась меня и я, блин, не могу этого выносить.

После боя у нее уже не было выбора.

Она беспокоилась обо мне, обрабатывала рассеченную губу, пока не поняла, что я пропустил этот удар нарочно. Тогда она начала рвать и метать, приказав мне отправляться в душ, чтобы она могла после натереть меня маслом. Мне нравится позволять ей думать, что она может приказывать мне. Но не в этот раз. Я отнес ее в душ, и сказал, что она будет любить меня, чего бы это не стоило. Я чертовски жадный, когда дело касается ее.

– Ты идешь в спортзал? – спрашиваю я тихонько, массируя ладонью ее попку.

Она не шевелится. Прижавшись к ее спине и нюхая кожу позади ее ушка, я игриво ее щипаю, затем засовываю язык ей в ухо, отчего мой член мгновенно твердеет, а быстрый взгляд на часы подсказывает, что на это есть время.

– Ты – самая трахабельная штучка из всех, кого мне довелось удовольствие видеть, касаться и сосать, – хрипло говорю я, обнюхивая ее.

Она тихонько вздыхает. Я заставляю себя встать с постели и сходить почистить зубы, затем беру одежду из шкафа, и натягиваю спортивные штаны. Она все еще спит, а у меня все еще стоит, так что я отбрасываю футболку в сторону и возвращаюсь к ней в постель, чтобы разбудить.

Я стаскиваю с нее простыню, чтобы от холодного воздуха ее кожа покрылась мурашками и я мог слизать все до одной с ее попки. Я кусаю одну половинку, затем другую, скользя руками между ее ножек, чтобы накрыть ее киску, тихонько рыча, когда мой член начинает пульсировать, но когда и после этого она не стонет и даже не двигается, я, хмурясь, отодвигаюсь, чтобы посмотреть на нее.

Прошлой ночью она была уставшая и все равно позволила мне взять ее. Она была немного вялой, пока я трахал ее, позволяя мне переворачивать себя, лизать, засовывать пальцы и язык. Каждый раз она кончала быстро и сильно, ее влажный сонный взгляд следил за мной, пока я говорил ей, как приятно она чувствуется, как хорошо пахнет...

– Ты такой твердый из-за меня, люблю, когда ты во мне, – шептала она полусонная.

– Я, блин, хочу жить в тебе, – повторял я, опять и опять, как говорил раньше.

Она стонала и кончала, и после нашей ссоры мне все время было мало, так что после одного-двух часов отдыха, я разбудил ее, обнюхал, оттрахал ее, обожая то, какой мокрой она была.

Сейчас она так крепко спит, что я не могу ее разбудить. Пробежав глазами по ее округлостям, я мысленно занялся любовью с каждым сантиметром ее тела, затем накрыл ее обратно простыней, наклонившись, чтобы убрать прядь ее темных волос за ухо.

Я прижимаю губы к ее уху и шепчу:

– Пусть тебе приснимся мы.

Затем еще раз глажу ее попку и встаю. Немного попрыгав на месте, чтобы кровь вернулась от члена к конечностям и мозгу, я иду на кухню, чтобы увидеть, что Диана уже приготовила завтрак.