Текст книги "Сотня. Трилогия (ЛП)"

Автор книги: Кэсс Морган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

Открыв глаза, она увидела, что мать сидит рядом на диване, поглаживая ее спутанные волосы.

– Я обо всем позаботилась,– мягко сказала она.– Ты помилована.

Гласс вскинула ресницы.

– Как? – спросила она. Удивление прогнало образ Люка, который все еще маячил под ее опущенными веками первые мгновения после пробуждения.– Почему?

– Народ все больше тревожится,– объяснила мама.– За весь прошлый год никто из осужденных подростков не был помилован, и это заставляет людей сомневаться в эффективности системы правосудия. Ты станешь исключением, подтверждением того, что система по-прежнему работает как положено и что тем, кто может быть полезен людям, дается шанс вернуться в общество. Конечно, пришлось постараться, но в конце концов мне удалось убедить Вице-канцлера принять мою точку зрения.

– Мам… я не могу… я… спасибо,– не зная, что еще сказать, Гласс улыбнулась, приподнялась на диване и положила голову матери на плечо. Неужели она свободна? Она почти не могла понять смысл этого слова.

– Не надо благодарить меня, солнышко. Я на все для тебя готова.– Соня заправила за ухо Гласс прядку выбившихся волос и улыбнулась.– Просто помни, что ты никому не должна рассказывать об экспедиции на Землю. Я пообещала это.

– Да, но что с ребятами? С Уэллсом все в порядке? Ты можешь про него узнать?

Соня тряхнула головой:

– Запомни, никакой миссии не было. Важно лишь то, что ты теперь в безопасности. Тебе дается второй шанс,– тихонько прошептала мать,– пообещай мне, что ты не будешь делать глупостей.

– Обещаю,– сказала Гласс, в сомнениях качая головой.– Я обещаю.

Глава 9

Кларк

Кларк выскользнула из отведенной под лазарет палатки и вышла на поляну. В палатке не было такой роскоши, как окна, но она все равно почувствовала, что занимается рассвет. Небо вдруг наполнилось цветом, а острый аромат воздуха разбередил в ее мозгу какие-то нервные окончания, о существовании которых она раньше даже не подозревала. Ей хотелось бы поделиться впечатлениями с теми двумя людьми, которые когда-то разбудили в ней страстное желание увидеть Землю, но Кларк знала – такого шанса у нее никогда не будет. Ее родители мертвы.

– Доброе утро.

Кларк одеревенела. Почти невероятно, что когда-то голос Уэллса был самым ее любимым звуком во Вселенной. Это Уэллс стал причиной смерти ее родителей, это из-за него их тела дрейфуют в глубинах космоса, все дальше и дальше удаляясь от всего, что они знали и любили при жизни. В момент слабости Кларк доверила Уэллсу тайну, которая ей не принадлежала. И хотя Уэллс поклялся собственной душой сохранить эту тайну, не прошло и суток, как он примчался к своему отцу. Он так отчаянно старался быть идеальным сыном своего отца и сообщества Феникса, что предал девушку, которую якобы любил.

Кларк обернулась и посмотрела ему в лицо. Ничто не удерживало девушку от враждебного выпада, но ей хотелось любой ценой избегать столкновений. Она попыталась, широко шагая, пройти мимо Уэллса, тот схватил ее за руку:

– Подожди секунду, я просто хотел…

Кларк вырвалась и прошипела:

– Не трогай меня.

Уэллс отступил, его глаза расширились.

– Извини,– сказал он ровно, но Кларк увидела боль на его лице.

Она всегда могла сказать, что именно чувствует Уэллс. Он был ужасным лжецом, но обещание сохранить ее тайну в свое время дал совершенно искренне. Просто потом что-то заставило его передумать, и родители Кларк заплатили за это высокую цену.

Уэллс не двигался с места.

– Я просто хотел убедиться, что с тобой все нормально,– тихо сказал он.– Сегодня мы собираемся закончить разбирать обломки. Твоим пациентам что-то нужно?

– Да. Стерильная операционная, капельницы, медицинский сканер,

настоящие

врачи…

– Ты делаешь гигантскую работу.

– Я делала бы ее гораздо лучше, если бы провела предыдущие полгода на практике в больнице, а не в Тюрьме.

На этот раз Уэллс успел подготовиться к атаке, и его лицо осталось бесстрастным.

Небо становилось все ярче, заливая поляну почти золотым светом, благодаря которому все предметы вокруг выглядели так, будто кто-то всю ночь наводил на них глянец. Трава в блестящих капельках воды казалась еще зеленее. На кустарнике, который еще вчера выглядел совершенно заурядно, распустились пурпурные цветы. Их длинные, заостренные на концах лепестки тянулись к солнцу, волнуясь на ветру, словно танцуя под им одним слышимую музыку.

Казалось, Уэллс прочел ее мысли.

– Если бы тебя не арестовали, ты никогда не оказалась бы здесь,– быстро сказал он.

Кларк вскинула голову, чтобы встретиться с ним взглядом.

– Я что, по-твоему, должна тебя благодарить за то, что ты сделал? Я видела, как ребята

умирали

. Ребята, которые никогда не хотели прилететь сюда, но им пришлось, потому что всякие засранцы вроде тебя отправили их на разведку, чтобы почувствовать собственную важность.

– Я совсем не это имел в виду.– Уэллс вздохнул и посмотрел ей прямо в глаза.– Мне очень жаль, Кларк. Я даже сказать тебе не могу, как мне жаль. Но это все не для того, чтоб

почувствовать важность

.– Он двинулся было к ней, но потом одумался и счел за лучшее вернуться в исходную позицию.– Ты мучилась, а я хотел помочь. Я не мог выносить твоих страданий. Я просто хотел, чтобы твоя боль ушла.

От нежности в его голосе у Кларк внутри все перевернулось.

– Моих родителей убили,– сказала она тихо, в который раз представляя себе эту сцену. Мать, застывшая от укола иглы, ее тело постепенно парализует, пока не настает последний ужасный момент, когда живым остается только ее мозг. Предложили ли ей, по обычаю, последнюю трапезу? У Кларк останавливалось дыхание, когда она представляла себе безжизненное тело отца в похоронной капсуле, его пальцы, покрасневшие от сока съеденных в одиночестве ягод.– Такая боль никогда не пройдет.

Мгновение они просто смотрели друг на друга, и их молчание, казалось, почти обрело форму и вес. Но вдруг Уэллс отвел глаза и повернул голову к деревьям у них за спиной. Где-то в листве слабо звучала музыка.

– Ты это слышишь? – шепотом спросил Уэллс, не глядя на нее.

Песня была одновременно навязчивая и радостная, как первые несколько нот элегии по угасшей звезде. Но как только Кларк почувствовала, что ее сердце вот-вот разорвется от этого сладко-горького очарования, мелодия воспарила, возвещая наступление дня.

Птицы. Самые настоящие птицы. Кларк не могла их видеть, но знала, что это они. Интересно, слышали ли птиц первые колонисты, садясь в свои корабли, чтобы улететь с планеты? Провожали ли птицы их своими трелями? Или эти создания уже присоединили свои голоса к реквиему по умирающей Земле?

– Это невероятно,– сказал Уэллс, улыбаясь Кларк той самой улыбкой, которую она знала с давних пор.

Кларк вздрогнула. Это было все равно, что увидеть призрака – призрака парня, которому она отдала свое сердце. Да, она оказалась достаточно глупа, чтобы так поступить.

Кларк не могла сдержать улыбку, глядя, как Уэллс мнется перед ее входной дверью. Его всегда нервировали поцелуи на людях, а с тех пор, как он стал посещать курсы офицеров, это его свойство только усилилось. Уэллсу было ужасно неловко нежничать со своей девушкой, когда на нем форма. Какое невезение, думала Кларк, ведь именно в такие моменты ей сильнее, чем обычно, хотелось его поцеловать.

– Завтра увидимся.– Она прижала к сканеру подушечку большого пальца.

– Подожди,– сказал Уэллс и быстро оглянулся через плечо, прежде чем взять ее за руку.

Кларк вздохнула.

– Уэллс,– начала она, пытаясь высвободиться,– мне надо идти.

Усмехнувшись, он сжал ее еще крепче.

– Твои родители дома?

– Да.– Она кивнула в сторону двери.– Я опаздываю к обеду.

Уэллс выжидающе смотрел на нее. Он предпочел бы отобедать с ее семьей, вместо того чтобы в молчании сидеть за столом в обществе своего отца, но Кларк не могла пригласить его. Не сегодня.

Уэллс склонил голову набок.

– На этот раз я не буду морщиться, что бы твой отец ни добавил в протеиновую пасту. Я потренировался.– На его лице появилась утрированно лучезарная улыбка, и он принялся с энтузиазмом кивать головой: – Мм, как вкусно!

Кларк горестно поджала губы, а затем решительно ответила:

– У меня личный разговор к родителям.

Лицо Уэллса стало серьезным.

– Что случилось? – Он выпустил руку Кларк и дотронулся до ее щеки.– Все нормально?

– Все в порядке.

Она увернулась от него и опустила глаза, которые могли выдать ее ложь. Кларк должна была сказать родителям, что думает об их экспериментах, и она больше не могла откладывать этот разговор.

– Ну тогда ладно,– медленно сказал Уэллс,– завтра увидимся?

К удивлению Кларк, вместо обычного поцелуя в щечку Уэллс обвил ее руками и притянул к себе. Когда он коснулся губами ее губ, она на миг забыла обо всем на свете, кроме его тела. Но, закрывая за собой входную дверь, Кларк ощутила, как трепет от прикосновений Уэллса сменился холодком страха.

Родители сидели на диване и одновременно обернулись к вошедшей дочери.

– Кларк,– улыбаясь, мать поднялась ей навстречу,– Уэллс тебя провожал? Может быть, он хотел бы с нами пообе…

– Нет,– ответила Кларк резче, чем хотела,– ты не могла бы присесть? Мне нужно с вами поговорить.

Она прошла через всю комнату и, дрожа, уселась на стул лицом к родителям. В ней боролись два противоположных чувства: испепеляющая ярость и отчаянная надежда. Кларк нуждалась в том, чтобы родители во всем ей признались – это послужило бы оправданием ее гневу,– но при этом отчаянно молилась, чтобы у них нашлось хоть какое-нибудь убедительное объяснение.

– Я подобрала пароль,– честно объявила Кларк.– Я была в лаборатории.

Глаза ее матери широко раскрылись. Она осела обратно на диван, потом глубоко вздохнула, и на миг Кларк показалось, что сейчас мама попробует все объяснить, что у нее найдутся слова, которые все исправят. Но она прошептала слова, от которых Кларк содрогнулась:

– Я сожалею.

Отец взял свою жену за руку, не сводя глаз с дочери.

– И я сожалею, что тебе пришлось это увидеть,– тихо сказал он.– Я знаю, это выглядит… шокирующе. Но им не больно. Мы проверяли и уверены в этом.

– Как вы могли? – Собственные слова показались ей неубедительными, чересчур легковесными, но Кларк не могла придумать, что еще сказать.– Вы экспериментируете на людях. На

детях

.

Ее замутило от собственных слов, и она почувствовала в горле привкус желчи.

Мать прикрыла глаза.

– У нас не было выбора,– мягко сказала она.– Мы многие годы разными способами исследовали радиацию, и ты это знаешь. Когда мы доложили Вице-канцлеру о невозможности собрать убедительный фактический материал без экспериментов над людьми, мы думали, что он сочтет наше исследование тупиковым. Но вместо этого мы… – Ее голос надломился. Она не закончила предложения, но Кларк и не нуждалась в этом.– У нас не было выбора,– безнадежно повторила она.

– Выбор есть всегда,– дрожа, сказала Кларк.– Вы могли отказаться. Я скорее дала бы

убить

себя, чем согласилась бы на такое.

– Но он не грозил убить нас,– голос отца звучал раздражающе тихо.

– Тогда какого черта вы за это взялись? – резко спросила Кларк.

– Он грозил убить

тебя

.

Птичье пение стихло, и на смену ему пришла насыщенная тишина, словно музыка пропитала собой безмолвие, наполняя воздух мелодией.

– Вот это да,– тихонько произнес Уэллс.– Это было потрясающе.

Его лицо все еще было обращено к деревьям, но рука тянулась в сторону Кларк, словно он пытался дотронуться сквозь время до девушки, которая любила его когда-то.

Чары были разрушены. Кларк будто окаменела и без единого слова направилась обратно к лазарету.

В палатке было темно, и Кларк, споткнувшись у входа, чуть не упала. Ее занимали мысли, что вон тому парню нужно сменить повязку на ноге, а вон той девушке с раной на бедре лучше бы наложить швы. Она наконец-то нашла контейнер с настоящими бинтами и хирургической нитью, но от него не будет большой пользы, если не удастся обнаружить аптечку. Под обломками челнока ее не оказалось. Скорее всего, аптечку во время крушения отбросило куда-то далеко.

Талия лежала на одной из коек. Она все еще спала и, кажется, держалась нормально. С тех пор как Кларк нашла подругу истекающей кровью с ужасной раной в боку, она уже трижды сделала той перевязку.

От воспоминания о том, как Кларк зашивала рану, ее желудок взбунтовался. Она надеялась, что Талия ничего не вспомнит об этой процедуре. Ее подруга тогда потеряла сознание от боли и до сих пор то приходила в себя, то снова проваливалась в беспамятство. Кларк опустилась на колени перед ее кроватью, убрала со лба Талии завиток влажных волос и, когда глаза той раскрылись, прошептала:

– Привет. Как ты себя чувствуешь?

Раненая слабо улыбнулась. Казалось, для этого действия ей пришлось собрать все силы, которые еще оставались в ее теле.

– Просто прекрасно,– сказала она, но тут же поморщилась, а в ее глазах заплескалась боль.

– Раньше ты врала гораздо лучше.

– Я никогда не врала.– Ее голос был хриплым, но все еще полнился фальшивым негодованием.– Я просто сказала тому охраннику, что у меня больная шея, и мне нужна еще одна подушка.

– А потом убедила его, что виски с черного рынка поможет тебе перестать петь во сне,– с улыбкой добавила Кларк.

– Ага. Так жаль, что Лиза не захотела больше играть в наши игры.

– И что ты не можешь не фальшивить даже ради спасения собственной жизни.

– Это было очень здорово! – запротестовала Талия.– Ночной сторож был на все готов, лишь бы я заткнулась.

Кларк с улыбкой покачала головой:

– И после этого ты говоришь, что девушки с Феникса чокнутые.– Она указала жестом на тонкое одеяло, которым была укрыта Талия.– Можно?

Талия кивнула. Кларк откинула одеяло и сняла бинты, стараясь удержать на лице нейтральное выражение. Кожа вокруг раны покраснела и припухла, а сама рана загноилась. Кларк знала, что сама по себе рана была наименьшей из их проблем. Она выглядела очень неприятно, но в медицинском центре они лечили подобные на «раз-два-три». Настоящую угрозу таила в себе инфекция.

– Все так плохо? – тихо спросила Талия.

– Нет, все отлично.– В устах Кларк ложь прозвучала привычно и естественно, но глаза, помимо воли, скользнули к соседней койке, где провел последние часы умерший накануне парень.

– Ты в этом не виновата,– тихо сказала Талия.

– Я знаю,– вздохнула Кларк.– Мне просто жаль, что он умер в одиночестве.

– Он был не один. С ним был Уэллс.

– Как? – недоуменно спросила Кларк.

– Уэллс несколько раз приходил его проведать. Думаю, в первый раз Уэллс пришел поискать тебя, но увидел, как страдает этот парень…

– Точно? – Кларк сомневалась, можно ли верить словам Талии. В конце концов, та большую часть времени была без сознания, и ей просто могло померещиться.

– Точно, он,– раздался другой голос. Кларк обернулась и увидела Октавию. Та сидела с игривой улыбкой на лице.– Не каждый день сам Уэллс Яха приходит посидеть у твоей постельки.

Кларк посмотрела на нее с недоверием:

– А ты-то откуда знаешь Уэллса?

– Они с отцом несколько лет назад навещали детский центр, где я жила. Девчонки потом неделями об этом терли. Он же типа суперзвезды.

Кларк мимоходом улыбнулась уолденскому сленгу Октавии, а та продолжала:

– Я спросила, помнит ли он меня, и он сказал, что помнит. Но он слишком большой джентльмен, чтобы сказать, что нет.– Октавия театрально вздохнула и поднесла ко лбу тыльную сторону ладони.– Увы. Единственный, кого я могла бы полюбить.

– Эй, а я как же? – Парнишка, которого Кларк считала спящим, ожег Октавию страстным взглядом, и та послала ему воздушный поцелуй.

Кларк только покачала головой и снова повернулась к Талии, переводя взгляд с лица подруги на ее инфицированную рану и обратно.

– Не очень хороший знак, да? – тихо спросила Талия, и в ее осипшем голосе зазвучали нотки усталости.

– Могло быть и хуже.

– Ты что-то тоже совсем разучилась врать. Что происходит? – Талия подняла брови.– Это ты от любви, что ли, мягчаешь?

Кларк, мигом напрягшись, отдернула руку от одеяла Талии.

– Это ты от раны, что ли, бредишь? – Бросив взгляд через плечо, она с облегчением отметила, что Октавия с головой ушла в разговор с парнем с Аркадии.– Ты же

знаешь

, что он сделал со мной.– Ощутив внезапный приступ тошноты, она некоторое время помолчала и добавила: – И что он сделал с моими родителями.

– Конечно, я знаю.– Талия смотрела на Кларк со смесью жалости и разочарования.– Но еще я знаю, что он рискнул лететь сюда.– Она улыбнулась.– Он любит тебя, Кларк. Той самой любовью, которую большинство людей ищут всю жизнь.

Кларк вздохнула:

– Ну для твоего же блага надеюсь, что ты ее никогда не найдешь.

Глава 10

Беллами

От того, как менялось все вокруг в течение дня, можно было просто сойти с ума. По утрам все казалось свежим, новым, даже в воздухе ощущалась какая-то острота. Наступал день, и свет растушевывался, а цвета смягчались. Что Беллами особенно нравилось на Земле, так это непредсказуемость. Земля, словно кокетливая девчонка, держала в напряжении, заставляя строить догадки. Его всегда привлекали именно такие.

С другого края поляны донесся смех. Беллами оглянулся и увидел двух девушек. Они сидели на одной из нижних ветвей дерева и хихикали над пареньком, который пытался к ним залезть. Девушки шлепали его по всем доступным частям тела и смеялись. Неподалеку горстка ребят с Уолдена перекидывались туфлями аркадийской девушки; владелица туфель, смеясь, босиком носилась между парнями по траве, пытаясь вернуть свою собственность. Жаль, что Октавия еще не совсем поправилась и не может присоединиться к ним, ведь в ее жизни было так мало радости, кольнула Беллами мимолетная мысль. Хотя, может быть, и лучше, что она не успеет ни к кому тут по-настоящему привязаться. Как только ее лодыжка окончательно заживет, они с Беллами уйдут на поиски лучшей доли.

Беллами разорвал мятую упаковку пищевого брикета и отправил в рот половину ее содержимого, а вторую половину, бережно завернув, сунул обратно в карман. После того как ребята разобрали все, что сохранилось под обломками, обнаружилось, что тревожились они не зря: у них был только тот запас провианта, который они нашли в первый же день после приземления: этих пищевых брикетов хватит лишь на несколько недель. Либо Совет считал, что сотня путешественников найдет чем прокормиться на месте, когда эти недели закончатся… либо не предполагал, что юные арестанты смогут прожить так долго.

Грэхем на правах сильнейшего конфисковал у народа большую часть добытых на корабле брикетов и вроде бы сдал их аркадийцу по имени Ашер для распределения, но в их маленьком сообществе уже зародился черный рынок: пищевые брикеты выменивались на одеяла, а питьевая вода – на места в переполненных палатках. Уэллс потратил целый день, пытаясь убедить всех ввести более упорядоченную систему. Ему удалось заинтересовать многих, но, несмотря на это, Грэхем даже и не подумал прекратить свою деятельность.

Смех на более короткой части буквы «Г» сменился криками, и Беллами снова повернулся в тут сторону.

– Дай сюда! – крикнул один из уолденцев, вырывая что-то у другого.

Беллами поспешил на крик, потому что понял,– это топор. Первый парень держал его обеими руками за топорище и тянул на себя, а второй норовил ухватиться за лезвие.

Остальные ребята сбежались к сцепившимся, но вместо того, чтоб разнимать их, метались между деревьев, хватая с земли разбросанное холодное оружие: топоры, ножи, даже копья. Беллами улыбнулся, наткнувшись взглядом на лук со стрелами.

Только сегодня утром он обнаружил звериные следы – уводящие в глубь леса треклятые настоящие следы. Его находка вызвала серьезный ажиотаж, собрав как минимум три дюжины умников, которые высказывали всякие полезные мысли вроде «Наверно, это не птица» или «Выглядит так, будто у него четыре ноги». Наконец Беллами заметил, что это следы копыт, а значит, оставившее их животное, скорее всего, травоядное. Следовательно, его можно поймать и съесть. Он с самого начала надеялся, что тут, на Земле, ему удастся поохотиться, и вот удача наконец улыбнулась – нашлось оружие. Он надеялся, что, прежде чем кончатся пищевые брикеты, они с Октавией успеют уйти далеко, но собирался использовать все шансы.

– Замрите все! – прозвучало вдруг над всей этой суетой.

Беллами увидел, как у границы леса появился Уэллс.

– Нельзя, чтобы сейчас кто попало взял себе оружие. Вначале нужно рассортировать эти штуки, а

потом

уже решать, кому их можно доверить.

Ответом был шквал возмущенных возгласов и вызывающих взглядов.

– Вот этот парень взял в заложники Канцлера,– продолжал Уэллс, указывая на Беллами, который уже забросил за плечо колчан с луком и стрелами,– кто знает, на что еще он способен? Вы что, хотите, чтоб кто-то вроде

него

расхаживал тут с оружием? – Уэллс задрал подбородок.– Мы должны по крайне мере поставить этот вопрос на голосование.

Беллами не смог сдержать смех. Что, в конце концов, вообразил о себе этот пацанчик? Он потянулся, подобрал с земли нож и двинулся в сторону Уэллса.

Уэллс не двинулся с места, и Беллами желал бы знать, чего ему это стоило. А может быть, Уэллс не был таким слабаком, каким выглядел? Только когда нож, казалось, должен был уже вонзиться в грудь Уэллса, Беллами, перевернув оружие рукояткой вперед, сунул его в ладонь сына Канцлера.

– Последняя новость, красавчик,– подмигнул Беллами.– Мы тут все – преступники.

Прежде чем Уэллс успел что-нибудь сказать в ответ, к ним вразвалочку подошел Грэхем. Он поглядел на Уэллса, потом перевел взгляд на Беллами, и на его лице появилась кривая улыбка.

– Я согласен с достопочтенным мини-Канцлером,– сказал Грэхем.– Оружие надо спрятать под замок.

Беллами отступил на шаг.

– Что-что? Может, еще тебя ответственным назначить? – Он провел пальцем по луку.– Без вариантов. Я готов охотиться.

Грэхем гнусно рассмеялся.

– Интересно, на кого это ты собрался охотиться? На девчонок с Уолдена с низкими стандартами и еще более низкой самооценкой?

Беллами напрягся, но промолчал. Он понимал, что вестись на провокации Грэхема – только зря время терять, но его пальцы невольно сжались в кулаки.

– А может, тебе и не надо за ними гоняться? – продолжал меж тем Грэхем.– В смысле, может, тебя прекрасно обслуживает твоя сестричка?

Кулак Беллами с тошнотворным хрустом врезался в челюсть Грэхема. Тот отлетел на несколько шагов, слишком ошеломленный, чтобы поставить блок, пропустил еще один удар, но потом выпрямился и отвесил Беллами мощный, точный удар в подбородок. Беллами с рычанием бросился на противника, навалился на него всей массой и повалил на спину. Грэхем с глухим стуком упал на траву. Беллами уже собирался нанести следующий удар, но Грэхем откатился в сторону и ударом ноги повалил его на землю.

Беллами наносил удар за ударом, метался, стараясь сесть и достать противника, но было уже слишком поздно. Грэхем прижал его к земле и поднес к его лицу какой-то блеснувший на солнце предмет. Нож.

–

Хватит

! – выкрикнул Уэллс. Он схватил Грэхема за шкирку и отшвырнул от Беллами, который, задыхаясь, перекатился на бок.

– Какого черта? – заорал Грэхем, с трудом поднимаясь на ноги.

Беллами, поморщившись, поднялся на колени, потом медленно встал и пошел подобрать свой лук. Походя он бросил быстрый взгляд на Грэхема, но был так поглощен тем, что свирепо смотрел на Уэллса, что ничего не заметил.

– То, что Канцлер когда-то подтыкал тебе одеяльце на ночь, еще не делает тебя тут главным,– сплюнул Грэм.– Мне по фиг, что там сказал тебе папочка перед тем, как мы улетели.

– Я не имею ни малейшего желания быть главным, я просто пытаюсь сделать так, чтобы мы тут не погибли.

Грэхем обменялся взглядом с Ашером.

– Если это твоя единственная забота, я предлагаю тебе на ней и сосредоточиться,– Он нагнулся и подобрал нож.– Нам же не нужны тут несчастные случаи?

– Мы не будем решать вопросы таким способом,– стоял на своем Уэллс.

– Неужели? – поднял брови Грэхем.– И что заставляет тебя думать, что ты прав?

– Я не идиот. Но если тебе не терпится стать тем отморозком, который впервые за много веков кого-то тут прикончит, ради бога.

Беллами пересек поляну, добрался до того места, где видел следы, и выдохнул. Он совершенно не желал участвовать в дурацких словесных перепалках. Только не сейчас, когда поблизости бродит еда, которую можно найти и подстрелить. Он забросил лук за плечо и углубился в лес.

Еще в нежном возрасте Беллами усвоил одну истину: если хочешь, чтоб что-то было сделано, сделай это сам.

Когда к ним впервые пришли с проверкой, Беллами было восемь лет.

Матери не было дома, но она научила его, что делать. Охранники редко инспектировали их блок. Многие из них выросли поблизости, и новобранцам нравилось красоваться перед соседями в униформе и изводить былых противников: проверяя жилье своих соседей, они были не прочь перегнуть палку. Но старший в этом патруле офицер явно был не из местных. На это указывал не только его высокомерный выговор, но и то, как он со смесью удивления и отвращения озирал их крохотную квартирку. Он словно не мог поверить, что люди могут существовать в таких условиях.

Он вошел без стука, когда Беллами мыл оставшуюся после завтрака посуду. Воду давали всего на несколько часов в день, и мать обычно работала в это время на солярных плантациях. Беллами был так потрясен этим визитом, что выронил уже отмытую чашку и в ужасе смотрел, как она поскакала по полу и закатилась под шкаф.

Патрульный офицер поводил туда-сюда глазами, видимо считывая информацию с транслятора на сетчатке глаза.

– Беллами Блэйк? – спросил он со странным произношением (на Фениксе все говорили словно целиком затолкав в рот пищевой брикет). Беллами медленно кивнул.– Твоя мать дома?

– Нет,– сказал мальчик так твердо, как только смог. Он специально тренировался, чтоб его голос звучал уверенно.

В дверь вошел еще один охранник, дождался кивка офицера и начал скучным протокольным тоном опрашивать Беллами. Стало ясно, что сегодня он уже задал эти вопросы минимум дюжину раз.

– Имеется ли в вашей квартире запас продуктов питания, превышающий по стоимости три дневных пищевых рациона? – бубнил он, а Беллами отрицательно качал головой.– Есть ли у вас источники энергии, помимо…

Сердце Беллами билось так громко, что, кажется, заглушало голос охранника. Мама миллион раз натаскивала его, проигрывая всевозможные варианты подобного допроса, но он даже не догадывался, каково это, когда глаза офицера обшаривают взглядом все вокруг. Вот этот взгляд остановился на закатившейся под шкаф чашке, и Беллами подумал, что его сердце вот-вот разорвется.

– Ты собираешься отвечать на вопрос?

Беллами вскинул глаза и увидел, что оба охранника смотрят на него в упор. Офицер нетерпеливо хмурился, а второй охранник просто откровенно скучал.

Беллами начал было извиняться, но его «простите» прозвучало как хрип.

– Проживает ли постоянно на вашей территории кто-то, помимо двух зарегистрированных жильцов?

Беллами набрал полную грудь воздуха и выдавил из себя:

– Нет.– Он наконец-то вспомнил изобразить на лице утомленно-раздраженную гримасу, которую они с мамой не раз тренировали перед зеркалом.

Офицер поднял одну бровь.

– Тогда прошу прощения, что мы отняли твое время,– сказал он с наигранной сердечностью и, окинув напоследок взглядом квартиру, следом за вторым охранником вышел вон.

Беллами опустился на колени, слишком напуганный, чтобы ответить себе на засевший в голове вопрос: что произошло бы, если бы они заглянули в шкаф?

Глава 11

Гласс

Плетясь следом за Корой и Хаксли в Обменник, Гласс жалела, что мама не выждала несколько дней, прежде чем раструбить о ее помиловании. Сначала, встретившись с подругами, Гласс была в восторге, и они все втроем дружно лили сегодня утром слезы радости. Но сейчас, глядя, как Кора и Хаксли обмениваются понимающими улыбками с каким-то незнакомым ей парнем, Гласс чувствовала себя более одиноко, чем в тюремной камере.

– Спорим, у тебя куча накопленных баллов? – обнимая Гласс за талию, сказала Хаксли.– Мне завидно.

– У меня есть только то, что мама перевела мне утром,– со слабой улыбкой отозвалась Гласс.– Остальное аннулировали после моего ареста.

Хаксли театрально вздрогнула:

– Я до сих пор не могу в это поверить.– Она понизила голос: – Ты никогда не рассказывала, за что тебя арестовали.

– Ей не хочется об этом говорить,– сказала Кора, нервно оглянувшись через плечо.

«Нет, это тебе не хочется об этом думать»,– мысленно сказала Гласс, когда они свернули в коридор, ведущий к главной палубе В. Это был широкий длинный проход, одна стена которого сплошь состояла из панорамных окон, а вдоль другой стояли скамейки, перемежающиеся искусственными растениями. Стоял полдень, и на большинстве скамеек расположились ровесницы матери Гласс. Они беседовали и попивали чай из корней подсолнуха. Формально за чай полагалось расплачиваться рационными баллами, но Гласс не могла припомнить, когда ей в последний раз доводилось прикладывать большой палец к сканеру. Бесплатный чай был одной из тех многих маленьких привилегий населения Феникса, о которых она ни разу не задумывалась до знакомства с Люком.

Пока девушки шагали по коридору, Гласс чувствовала, что все взгляды направлены на нее. Интересно, их больше шокирует то, что она была в Тюрьме, или то, что ее помиловали, подумала Гласс, и от этой мысли ей стало нехорошо. Девушка вздернула голову и постаралась выглядеть уверенней. Гласс должна была являть собой живой пример правосудия Колонии, поэтому ей придется сохранять лицо, словно от этого зависит ее жизнь. На этот раз именно так и было.

– Как ты думаешь, может, у Кларк тоже есть надежда на помилование? – спросила Хаксли, а Кора бросила на нее короткий встревоженный взгляд.– Вы же там, в Тюрьме, вместе были?

– Боже, Хаксли, сколько можно? – сказала Кора, участливо коснувшись руки Гласс.– Извини,– произнесла она,– просто дело в том, что Кларк забрали вскоре после тебя. Никто поверить не мог, что за месяц арестовали сразу двух девушек с Феникса. А теперь, когда ты вернулась, пошли слухи…

– Все нормально,– сказала Гласс, выдавливая улыбку, означавшую, что она согласна обсуждать эту тему,– но Кларк очень быстро перевели в одиночную камеру, поэтому я ее почти не видела. Так что я не знаю, помилуют ее или нет,– солгала она, памятуя приказ матери молчать об экспедиции на Землю.– И я точно не знаю, когда ей восемнадцать. Меня-то помиловали, потому что мой день рождения уже совсем скоро.

– Ой, да, твой день рождения! – захлопав в ладоши, взвизгнула Хаксли.– Я же забыла, что он уже вот-вот. Мы должны непременно что-нибудь найти для тебя в Обменнике.

Кора кивнула, довольная, что беседа наконец-то свернула в приемлемое русло. Тем временем девушки добрались до цели.

Обменник Феникса располагался в большом холле в самом конце палубы В. Кроме панорамных окон, помещение украшала огромная люстра, предположительно вывезенная из здания парижской Оперы за несколько часов до того, как на Западную Европу упали первые бомбы. Хотя Гласс каждый раз грустила о людях, которые во время эвакуации могли бы занять место люстры, она не могла отрицать: от взгляда на это сокровище захватывает дух. Свет люстры, отражаясь от хрустальных подвесок, танцевал на потолке и окнах, и это было похоже на небольшие скопления звезд, на миниатюрные галактики, вращающиеся и мерцающие над головой. Хаксли выпустила руку Гласс и рванулась к стенду с лентами, не обращая внимания на кучку девушек, умолкших при их появлении. Гласс вспыхнула и поспешила за Корой, чей взгляд был устремлен на киоск с тканями у дальней стены.