Текст книги "Екатерина Великая"

Автор книги: Кэролли Эриксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)

Глава 18

Петр капитулировал в Ораниенбауме перед Алексеем Орловым и его гусарами на следующее утро, 29 июня. Вскоре после этого он подписал наспех составленный документ об отречении, отдал шпагу и с совершенно потерянным видом снял свою любимую форму, сдавшись на милость победителям.

Он уже не был государем всея Руси, став просто Петром, супругом императрицы Екатерины, несчастным пленником, чья жизнь была в руках его многострадальной жены, у которой имелись причины воздать ему по всем статьям.

Петр написал Екатерине патетическое письмо, в котором признавал, что дурно обходился с ней, каялся и молил о прощении. Он хотел одного – покинуть Россию и найти прибежище в Голштинии вместе с любовницей и военным эскортом. Панин, свидетель печальной и позорной драмы бывшего императора, поморщился брезгливо, когда Петр, умоляя о пощаде, схватил его руку и пытался поцеловать. Елизавета Воронцова в страхе перед новой императрицей упала на колени, умоляя Панина не разлучать ее со своим низвергнутым повелителем. Однако своим распоряжением государыня недвусмысленно давала понять, что Елизавету Воронцову надлежит отправить в родительский дом, а Петра доставят в его имение Ропшу, где он будет содержаться под зорким оком Алексея Орлова, пока для него не подготовят постоянное место в Шлисельбургской крепости, где до сих пор томился несчастный Иван.

И хотя враждебная власти сила еще не дала о себе знать, ни Екатерина, ни ее советники не были уверены, что Петр не даст повода к новому государственному перевороту. Пусть он и был бесхребетным человеком, но представлял угрозу, потому что сделался символом для тех, кто был недоволен переменами. А если учесть брожение в Петербурге, то самым разумным представлялось упрятать подальше бывшего императора.

После стремительных событий 28 июня политические страсти в столице еще не улеглись. Обычная будничная жизнь заглохла, но зато пьянство и пьяные драки стали повсеместными, и императорским распоряжением были закрыты все кабаки. Гром военных парадов, перезвон колоколов, крикливые захмелевшие гуляки – все это слилось в такой оглушительный рев, что привычная жизнь была попросту невозможна. Да и к победному ликованию примешивались дурные предчувствия. Хотя на каждой улице, на каждой площади были выставлены вооруженные часовые, ни народ, ни солдаты не чувствовали себя в безопасности. Поползли слухи о предательстве Пруссии, и любой, на ком была прусская униформа, был вынужден спасаться бегством. Однажды ночью в казармах Измайловского полка началась настоящая суматоха, когда солдаты были подняты на ноги по ложной тревоге. Кто-то пустил нелепый слушок о том, что прусские войска численностью в тридцать тысяч идут на Петербург, чтобы низложить Екатерину. Екатерине пришлось самой ехать в казармы и лично успокаивать солдат.

6 июля из Ропши пришло известие, что Петр мертв, став жертвой бурной стычки с одним из стражников, князем Федором Барятинским. Начало правления Екатерины было омрачено этой вестью, и призрак тех первых дней будет преследовать императрицу до конца жизни.

По словам Алексея Орлова, пославшего Екатерине письмо из Ропши, это «несчастье» явилось полной неожиданностью, хотя, по всей видимости, к тому шло. Вспыхнула ссора, противники сцепились, в поединке, «мы никак не могли их разнять, и вот его уже не стало». Скорее всего, истина была куда ужасней: Орлов или кто-нибудь из его подчиненных задушили Петра, зная, что оказывают императрице величайшую услугу.

Кто и когда предложил убить бывшего императора – это остается тайной. Екатерине, безусловно, это убийство было выгодно, тем более, что оно произошло на глазах ее главного сообщника Алексея Орлова и верных ему людей. Но приписать смерть Петра лишь чрезмерному рвению Орлова – значит сбросить со счетов решительность самой Екатерины и ее политическую прозорливость, способность предвидеть самое невероятное. Екатерину не заподозришь в излишней чувствительности или же в щепетильности, которые не позволили бы совершить то, без чего никак нельзя было обойтись. Что там говорить о безнравственности того или иного шага, если нужно было удержать власть, которая нелегко досталась. Ведь теперь у нее в руках огромное государство. Возможно, она не давала никаких прямых распоряжений, более того, даже не намекала на то, что желает скорейшей кончины супруга. И тем не менее ее недоброжелатели не замедлили отметить, что никто из участников ссоры не был наказан.

Весть о смерти мужа Екатерина встретила спокойно, хладнокровно. Лишь на следующий день дала волю слезам, выплакавшись на плече у княгини Дашковой. Ее тревожили две вещи – как отнесется народ к смерти Петра и как воспримет это событие ее мудрый советник Панин, который, как она опасалась, придет в ужас от содеянного зла и, может быть, попытается отмежеваться от нее. Ведь Панин настаивал на том, чтобы учредить регентство, а вовсе не заменять Петра Екатериной. Возможно, для него смерть Петра – это его собственная крупная ошибка и прямое доказательство того, что Екатерина не способна держать бразды правления.

Несколько часов подряд Екатерина, Панин и, вероятно, двое-трое ее приближенных напряженно обсуждали случившееся. До сих пор не обнаружено никаких письменных свидетельств о том, что говорилось на том совете, который, видимо, стал серьезным испытанием для Екатерины как государственной деятельницы. По словам французского посланника Беранже, Екатерина призвала на помощь весь свой дар красноречия, убеждая Панина, что она совершенно не причастна к гибели супруга. Похоже, он поверил ей и даже помог написать официальное сообщение о смерти Петра.

Согласно этому документу, бывший император страдал от колик, находясь под стражей, и скончался, когда они усилились после обострившегося геморроя. Русскому народу было велено воспринимать эту трагедию как «свидетельство божьего помысла», как некий знак, говорящий о том, что сам Господь избрал Екатерину на престол. Всех подданных призывали взглянуть на тело, которое будет выставлено для прощания в Невской лавре.

Тысячные толпы прошли перед гробом, глядя на бренные останки императора Петра III. Многие в ужасе отшатывались при виде усопшего. Лицо его под огромной треуголкой имело фиолетово-черный оттенок, а шея была прикрыта пышно завязанным галстуком. Люди перешептывались, что галстук нарочно уложен так, чтобы не были видны кровоподтеки, оставленные руками убийцы. Говорили еще, что Петра сначала отравили, а потом задушили.

Надо ли удивляться, что после всего этого волна недовольства, вырвавшись из столицы, пошла гулять по всей России. В провинции, где, в отличие от Петербурга, Петра никогда не считали злодеем, он был искренне оплакан народом. Некоторые провинциальные полки осудили столичных гвардейцев за то, что те возвели на трон Екатерину. Многие осудили Екатерину – кто открыто, кто тайно – за то, что запятнала себя цареубийством и узурпацией.

После похорон императора долго не умолкали возмущенные пересуды. Екатерина отказала супругу в чести быть, погребенным в Петропавловском соборе – усыпальнице российских правителей. Петра похоронили в Невской лавре, вдали от его предков, как бы обрекая его на вечное бесславие. Правду сказать, Петр стоял особняком, отличаясь от царей-предшественников тем, что не был коронован, а, стало быть, лишен божьей благодати, которую дает монарху это таинство. Как бы то ни было, но странные похороны, похоже, подтверждали подозрение по поводу насильственной кончины. И вину за это возлагали на Екатерину, которая даже не была на похоронах: якобы так решил сенат, учитывая ее нездоровье. Суждения русских людей внушали тревогу, но еще больше беспокоили императрицу газетные отклики в западно-европейских странах. Повсеместно Екатерину осудили как варварскую владычицу варварской страны, где власть несла на себе клеймо жестокости и насилия, а гуманные формы правления еще были неизвестны. Для Екатерины, считавшей себя светочем просвещения во тьме невежества и дикости, подобные обвинения были особенно оскорбительны. Сравнения с Иваном Грозным или английской королевой Изабеллой, велевшей убить своего мужа Эдуарда II, не давали ей покоя. Ведь Екатерина видела себя продолжательницей дела Петра Великого или же подобием английской королевы Елизаветы. И тот, и другая были хозяевами собственной судьбы и судьбы своей страны.

Некоторые политики, как в России, так и за ее пределами, были уверены, что правительство Екатерины долго не продержится. Они считали, что любая женщина, которая правит единолично, без мужской защиты и авторитета, не имея государственного опыта, непременно станет жертвой очередного переворота, правительственного кризиса или военного мятежа. Английский посланник лорд Бекингем называл Россию «одной громадной массой горючего материала с поджигателями на каждом углу». Как не согласиться с этим суждением, если в августе взбунтовался Семеновский полк?

Себялюбивые гвардейцы готовы были затеять смуту по всякому поводу – достаточно одной искры.

В полночь барабанная дробь подняла солдат. Схватив спросонья ружья, они бросились во двор казармы, толкаясь и ругаясь. Раздались выстрелы, завязалась потасовка. Весь квартал проснулся, охваченный страхом, – люди решили, что это очередной мятеж. С большим трудом офицерам удалось утихомирить солдат. Весть о происшедшем докатилась до Екатерины, всполошив ее не на шутку.

На следующую ночь все повторилось: опять подняли солдат по тревоге, опять возникла толкотня на казарменном дворе. На этот раз к мятежным солдатам присоединились несколько офицеров, а те, кто не поддался панике, восстановить порядок не сумели.

Екатерина немедленно приняла меры. Многие солдаты и офицеры были арестованы и в срочном порядке высланы в отдаленные места, где им суждено было прозябать до конца дней своих. И все-таки угроза гвардейского мятежа не была устранена. Нетрудно было понять, что гвардейцы, которые возвели Екатерину на престол, могли с той же легкостью свергнуть ее.

Но у правительства Екатерины, которое едва оперилось, были заботы потяжелее, чем смута среди гвардейцев. Надо было побороть хаос в управлении страной, который достался в наследство от Елизаветы. Одного этого, как считали знатоки, было достаточно, чтобы у государыни и ее советников головы пошли кругом.

Правительство Екатерины оказалось на краю пропасти. Нужно было срочно заниматься налогами. Казна была пуста, государственный долг достиг нескольких миллионов рублей и продолжал расти с головокружительной быстротой. Об иностранных кредитах нечего было и думать, поскольку в Европе Россия потеряла доверие. Правительство задолжало армии. А ведь только на нее оно и могло рассчитывать при нападении чужеземцев, при наведении порядка в стране, при подавлении мятежей, наконец, при сборе налогов.

Правление Екатерины сопровождалось все новыми и новыми несчастьями. Неурожай вызвал голод и неуплату податей. Многие крестьяне бежали от своих помещиков. То тут, то там вспыхивали бунты. Губернские и уездные власти выпустили вожжи из рук. Мятежи грозили распространиться по всей стране.

А тут еще турки и татары то и дело совершали набеги на русские земли, уводя с собой пленных в рабство. Разбойники пошаливали на дорогах. На Волге шайки грабили купеческие суда.

На кого могла положиться Екатерина? На сенат, на губернаторов, сидевших без жалованья, на немногочисленный слой чиновников, которым просто не по силам было держать под надзором необъятные просторы России? Все эти трудности лучше, чем кто бы то ни был, осознавала сама Екатерина. Вот что она писала, вспоминая первые недели своего правления: «Сенат оставался в сонном состоянии, глух к государственным делам. Законодательные органы достигли такой степени продажности и разложения, что их трудно было узнать».

Прекрасно видя, сколь некрепка власть в ее руках, Екатерина обхаживала сенаторов и крупных чиновников, завоевывая их преданность. Она понимала, что никто не хочет взваливать на себя тяжкую ношу управления страной, но зато все охотно подчеркивают собственную значимость.

Екатерина ежедневно просиживала долгие часы со старыми чиновниками, которые давали ей наивные советы, досаждали просьбами и выдвигали неосуществимые прожекты. Она призналась французскому посланнику, что чувствует себя зайцем, загнанным охотничьими псами, и вынуждена метаться из стороны в сторону, несясь то туда, то сюда, чтобы избавиться от преследования.

При всем том Екатерина не собиралась отказываться от начатого, задуманного. Спустя несколько дней после ее восшествия каждому секретарю, каждому чиновнику и министру стало ясно, что власть перешла в надежные руки. Там, где Елизавета проявляла леность, а Петр был пустой марионеткой, Екатерина показывала усердие, хватку, смекалку и просто здравый смысл.

Спозаранку императрица садилась за рабочий стол, читая депеши и отчеты, отвечая на всевозможные петиции, назначая аудиенции. Она писала каждому провинциальному губернатору, каждому окружному командующему, требуя от них регулярных и исчерпывающих отчетов о положении дел во вверенных им ведомствах. Кроме того, Екатерина занималась составлением указов, касающихся буквально всего – от состояния дорог до споров о правах на рыбную ловлю и освящения храмов.

Дабы защитить своих подданных от барышников, наживавшихся на продаже хлеба, Екатерина распорядилась построить в каждом городе государственные зернохранилища. Это позволило ей устанавливать цены на хлеб. Вероятно, вспоминая о тех несчастных умалишенных, которых Елизавета держала при дворе развлечения ради, Екатерина поручила коллегии иностранных дел собирать сведения в европейских странах о том, как там обращаются с душевнобольными. Решено было в России создать дома призрения по лучшим зарубежным образцам.

Государыня попыталась вдохнуть жизнь в главный орган управления – Сенат, который пребывал в сонном состоянии. Она вернула ему все права, ранее отобранные ее мужем, – в первую очередь право издавать законы и рассматривать петиции. Екатерина учредила в Сенате департаменты, каждый из которых отвечал за определенную сферу управления, добавила туда чиновников и секретарей.

Уже многие годы Екатерина пыталась разгадать головоломку, как следует управлять Россией. При помощи Монтескье она уже определила для себя основополагающие политические принципы. «Я хочу, чтобы законы соблюдались, – писала она в одном из своих дневников задолго до того, как стала императрицей. – Но мне не нужно рабов. Моя главная цель заключается в том, чтобы создать счастье, свободное от всей той прихоти, эксцентричности и тирании, которые его разрушают». Екатерина стремилась установить справедливые, гуманные законы, добиваться их соблюдения, поднять государство над враждующими партиями и правителями. Последние приходят и уходят, поколения подданных рождаются и умирают, писала Екатерина, но мудрая, продуманная система управления способна просуществовать века.

Государственные учреждения создаются для того, чтобы утверждать верховенство разумных отношений между людьми, воспитывать в них умеренность и терпимость, а самое главное, возвести бастион против всех тех излишеств, на которые толкает человека его жизненная натура.

Екатерина дала себе слово, что не позволит капризам взять верх над собой, как то случилось с Елизаветой, или же самолюбованию – как бывало с Петром, – или же лени и непоследовательности, что было присуще им обоим. Там, где они холили и лелеяли себя, Екатерина собиралась холить и лелеять державу, превратить управление страной в инструмент прогресса. Более того, она сама станет повивальной бабкой, поможет рождению новой, просвещенной России.

Панин вместе со своим помощником Тепловым составили документ, в котором излагались задачи нового правительства. Отныне посты будут даваться за заслуги, а не за угодничество. Время произвола в управлении кончается. Государыня окружит себя знающими советниками, которые станут ее совестью, помогая ей сдерживать порывы, и тем самым уберегут от сползания к тирании.

Эти благородные цели так и остались бы пустым звуком, не обладай Екатерина энергией, жаждой творить добро и упорядочить государственное правление. Не страдая ненужным фанатизмом, она была безоглядно предана своим целям, а кроме того, обладала терпением, здравомыслием, ровным характером и упорством. Ее личным символом стала пчела, что не зная усталости перелетает от цветка к цветку, собирая все, что может ей пригодиться. Пчела появилась и на ее гербе с девизом «L'Utile», то есть «Полезная».

Для Екатерины неизменным источником вдохновения и примером подражания были деяния Петра Великого. Пришедшие на смену Петру были его недостойны, но она, Екатерина, призвана исправить это. Среди вещиц, которые она всегда носила с собой, была табакерка с его портретом.

«Это побуждает меня, – говорила Екатерина своим советникам, – ежесекундно задаваться вопросом, а что бы он повелел, что бы он воспретил, как бы он поступил, окажись он на моем месте?»

Екатерина чувствовала, что дух Петра Великого витает у нее за спиной, словно взвешивая все ее решения, словно призывая к ответу за все поступки. Петр привел Россию в Европу, вдохнул в нее свою энергию, научил по-новому мыслить, вести активную политику, быть настойчивым, добиваясь перемен. Он бросил вызов всему, что было в российской культуре неподвижным, пассивным, искореняя старые привычки со всей силой своего напора. Екатерина решила, что продолжит все его начинания – начинания, которые, увы, застопорились в пору царствования трех неумелых правителей.

Но Екатерина намеревалась пойти дальше. Петр Великий в первую очередь заимствовал в других странах опыт военного искусства, достижения науки и техники, а Екатерина принесет в Россию ясный свет европейской мысли. Она позаимствует в Европе идеалы человеческой свободы. Она избавит Россию от тяжкого бремени закостенелых обычаев, откроет российским мыслителям богатый мир религиозных идей, освобожденных от многовековых догм. Она добьется того, чтобы разум победил укоренившиеся в народе предрассудки, утвердит новые взгляды на ученье. Она научит россиян работать с идеями, противопоставлять одну другой, взвешивать их, руководствуясь только истиной и достоинством каждой из них, которые в свою очередь определяются коллективным суждением пытливых, образованных умов. Она сделает из российской философии – насколько это будет возможным – слепок с самой себя. А также вылепит из своей персоны – опять-таки в рамках возможного – портрет Вольтера.

Вольтеру, этому жрецу европейского просвещения, в год восшествия Екатерины было уже шестьдесят восемь лет. Его труды составили несколько десятков томов. Это – исторические исследования, пьесы, проза и т. д. Любой просвещенный христианин знал о его непревзойденной славе, которую он снискал, пытаясь одолеть невежество, предрассудки, неравенство и гнет. Десятки лет он сражался против тирании клерикалов во имя свободомыслия. Единственным его оружием все эти годы было перо, остроумное, беспощадное слово.

Из своего швейцарского имения в Ферне Вольтер правил всей литературной Европой. Сотни поклонников приходили и приезжали туда, чтобы увидеть живого Вольтера (правда, некоторые удалялись разочарованными, встретив бедно одетого, непричесанного, язвительного и эксцентричного старого аристократа). Тысячи людей писали ему письма, пополняя обширную сеть его корреспондентов. Письма, которые отправлял Вольтер, были более чем личные послания. Каждое такое письмо становилось бесценной реликвией, которая с трепетом передавалась из рук в руки и читалась вслух тем, кто сам не мог этого сделать. Некоторые из писем были опубликованы. Вольтер распространял идеи, высказывал суждения по всем животрепещущим вопросам. Это мнение нередко имело вес в самых высоких кругах. Ибо даже монархам было небезразлично, что говорил и думал Вольтер.

Когда Екатерина стала переписываться с мудрецом из Ферне, она преследовала сразу несколько целей. Прежде всего она хотела начать заочный диалог с человеком, которого именовала своим учителем. Она знала, что если сумеет завоевать его доброе мнение, то это станет противовесом той хуле, что обрушилась на нее после смерти мужа. Екатерина надеялась, что заинтересовав Вольтера своими замыслами по переустройству России, она привлечет внимание всей Европы и завоюет уважение европейцев.

Ее первые письма Вольтеру (она подписывала их именем своего секретаря Пикто, хотя их истинный автор всем был известен) вызывали у того весьма вялый интерес. Но Екатерина была полна решимости, и вскоре между ней и ее учителем завязалась постоянная переписка. Она умоляла его прислать ей самые последние его работы. Она сообщала ему, что некоторые из его пьес были поставлены у нее при дворе. Она превозносила его за то, что он сражался с полчищами врагов человечества – таких, как мракобесие, фанатизм, невежество, интриги, злонамеренные судьи и злоупотребление властью. Екатерина поздравляла его с победами, одержанными на пути прогресса, благодарила за то, что он указал дорогу другим.

Вольтер, неизменно питавший интерес к России как «новой цивилизации», созданной Петром Великим из беспросветного мрака и варварского славянства, не устоял перед искренней, хотя и несколько нарочитой, лестью Екатерины. Он совсем размяк, когда узнал, что Екатерина пригласила его друга Дидро, автора знаменитой «Энциклопедии», в Россию, чтобы продолжить публикацию своих великих трудов (французское правительство наложило запрет на очередные тома, а попытка выпускать их тайком с каждым днем становилась все рискованнее). Екатерина также пригласила одного из сподвижников Дидро, Д'Аламбера, в наставники своему сыну.

Видя, что императрица душой и сердцем предана прогрессивным идеям, Вольтер принялся всячески превозносить ее, называя не иначе как «самой яркой звездой на северном небосклоне». Он даже не удержался от сравнения ее с великим предшественником, Петром Первым. Вольтер был склонен смотреть сквозь пальцы на то, что, избавившись от мужа, Екатерина попрала человеческую мораль («Мне известно, что ее постоянно упрекают какими-то мелочами, связанными с ее мужем, – писал он одному из своих корреспондентов, – но это дела семейные, в которые я не намерен вмешиваться»).

Вот и все, что касается цареубийства. Екатерина в полной мере проявила свой дар трудиться, не щадя собственнике сил и времени. Ей угрожал то очередной бунт, то неразбериха в провинции, то враждебность армии, то дворцовый переворот. Но она – внешне спокойная и уверенная в себе – всякий раз предотвращала беду, выполняя свой долг и делая вид, будто ничего не произошло. Она щедро осыпала своих сторонников деньгами так, словно казна ломилась от избытка. Она умело управляла своими чиновниками, и создавалось впечатление, будто она стоит у руля самой совершенной государственной машины. Она смело строила планы на будущее, словно не было никакой угрозы трону. А для того, чтобы осенить свое долгое и блестящее, как она полагала, правление божественной благодатью, Екатерина решила венчаться на царство в освященном граде Москве, в этом сердце России-матушки.