Текст книги "Оканогган-Лип"
Автор книги: Кэролин Джилмен
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Когда много лет назад Сьюзен работала в больнице, ей часто приходилось иметь дело с пациентами, которые находились на самых разных стадиях старческого маразма и не могли обслуживать себя, но впервые ей предстояло учить кого-то просто быть человеком. После того как капитан запил водой таблетки, она постаралась попроще и доходчивей растолковать ему назначение остальных своих покупок. Сьюзен показала ему, как сморкаться, объяснила, как работают кишечник и мочевой пузырь, подробно остановилась на необходимости использования воды и мыла. Наконец она закончила, однако растерянность капитана, казалось, только возросла.
– У нас очень немногие знают, какие телесные функции вы предпочитаете скрывать, – сказал он. – И я боюсь, что сделал не одну серьезную ошибку.
– Вы солдат, – возразила Сьюзен. – Так что не драматизируйте, а постарайтесь взять себя в руки и примириться с неизбежным.
Несколько мгновений капитан Гротон молча смотрел на нее, удивленный ее властным тоном. Потом выражение его лица изменилось, стало серьезным и сосредоточенным, и Сьюзен поняла, что – словно перед лицом смертельной опасности – он собрал все свое мужество и решимость.
– Вы были правы, когда упрекнули меня в малодушии, – признался он. – Я сам выбрал свой путь и не должен жаловаться.
Вскоре подействовали седативные и антиаллергические средства, капитан начал клевать носом, и Сьюзен убедила его лечь в постель.
– Если вы поспите, то сразу почувствуете себя лучше, – пообещала она. – Принимайте эти таблетки каждые четыре часа и пейте как можно больше воды. Если почувствуете необходимость избавиться от излишков жидкости, воспользуйтесь горшком. Не старайтесь задержать их в себе, это очень вредно! И обязательно позвоните мне утром.
– Вы уже уходите? – обеспокоенно спросил Гротон.
Сьюзен действительно собиралась уйти, но, увидев огорченное лицо своего подопечного, переменила решение. Удивительно, но теперь мысли и чувства капитана легко читались по его лицу. С каждой минутой капитан все более походил на человека.
Женщина снова опустилась на стул.
– Мне показалось, – осторожно заметила она, – ваши, э-э… компатриоты не особенно вам сочувствуют.
Несколько мгновений капитан Гротон молчал, рассеянно глядя в потолок. Наконец он сказал:
– Им… стыдно.
– Чего же они стыдятся? Вас?
– Не меня, а того, во что я превращаюсь.
– Но ведь вы превращаетесь в человека! Не понимаю, как можно быть таким… нетерпимым!
– Можно, Сьюзен. Вы, наверное, и сами знаете, что в армии зачастую служат не самые передовые члены общества.
Должно быть, подумала медсестра, лекарства развязали ему язык. А может, отпустила мысль о неизбежной смерти. Как бы там ни было, Сьюзен оказалась в весьма деликатном положении – сейчас она была как бы доверенным лицом командира подразделения оккупационной армии. Врачебная этика запрещала ей пользоваться состоянием больного для добывания военных или политических секретов – на этот счет у Сьюзен не было ни малейших сомнений, но как быть с информацией общего характера, со сведениями личного плана?.. Внезапно она приняла решение. Она не станет допытываться ни о чем, что может повредить ему лично. Что до остального, то…
– Я не предполагала, – сказала она осторожно, – что вы, уотес-сунцы, обладаете способностью… превращаться, трансформироваться, принимать облик других живых существ.
– Это возможно только при взаимодействии с биологически близкими видами, – ответил капитан сонным голосом. – Мы не знали, насколько вы близки к нам… По-видимому, сходство между вами и нами даже больше, чем мы считали.
– Но как вы это делаете?
Капитан долго молчал, словно собираясь с мыслями, потом слегка качнул головой.
– Когда-нибудь я вам расскажу… Сейчас же замечу только одно: эта способность очень пригодилась нам при освоении других планет… планет, которые похожи на нашу еще меньше, чем Земля.
– И поэтому вы меняетесь? Чтобы лучше адаптироваться к нашим условиям?
– Нет. Просто я подумал, что так смогу лучше выполнить приказ. Некоторое время Сьюзен ждала продолжения. Потом спросила:
– Какой приказ?
– Провести эвакуацию местных жителей в назначенные сроки и без каких-либо осложнений. Я считал, что если буду выглядеть как человек, местное население скорее пойдет на сотрудничество. Мне хотелось, чтобы вы считали меня «своим парнем». К сожалению, я не подумал о трудностях, с которыми сопряжен подобный шаг, и вот – поплатился.
– Честно говоря, вы вряд ли сумели бы нас провести, – откровенно сказала Сьюзен. – Я не понимаю одного: почему, когда вы передумали, то не превратились обратно в… в себя?
– Это выше моих сил. Вы просто не знаете… Мимикрия или, лучше сказать, инстинкт уподобления, является частью нашей репродуктивной биологии. Нет, мы не можем «передумать».
Упоминание о репродуктивной биологии заставило Сьюзен вспомнить еще об одной важной вещи:
– Скажите, почему здесь, на Земле, совсем нет уотессунских женщин?
Этот простой вопрос вызвал у капитана неожиданно сильную реакцию. Его лицо, так похожее на человеческое, помрачнело, а голос сделался напряженным и тихим.
– Наши женщины почти всегда умирают во время родов. Мало кому удается выжить, но даже если это случается, такая женщина, как правило, больше не может иметь детей. К счастью, у нас очень распространено многочадие, в противном случае нам было бы тяжело поддерживать численность нашего населения на достаточном уровне. Мы знаем, что ваши женщины рожают сравнительно часто и легко… и завидуем вам.
– Ну, не так уж легко, – заметила Сьюзен. – Еще недавно и у нас немало женщин умирало от различных осложнений и инфекций. Подобное положение, естественно, не могло нас устроить, и мы начали бороться. Мы улучшали медицину, пока нам не удалось добиться значительного прогресса. Теперь смерть во время родов стала большой редкостью.
– У нас, к сожалению, не так, – сказал Гротон совсем тихо, и Сьюзен вдруг поняла…
– Ваша жена… она тоже умерла?
– Да.
Она всмотрелась в лицо инопланетянина.
– Вы, наверное, сильно ее любили.
– Да. Слишком сильно.
– Вы не должны винить себя в ее смерти.
– А кого я должен винить?
– Ваших врачей. Исследователей, которые не сумели найти способ сохранять жизни роженицам. Все ваше общество, которое не уделяет этой проблеме должного внимания…
Капитан Гротон невесело усмехнулся.
– Это было бы слишком… по-человечески.
– По крайней мере мы сумели решить эту проблему.
Он раздумывал над ее словами так долго, что Сьюзен решила – заснул. Но когда она приподнялась со стула, капитан вдруг произнес, не открывая глаз:
– Я думаю, в жизни лучше быть сторонним наблюдателем, которого ничто не задевает и который в равной степени далек от зла и от добра. В особенности от добра, потому что оно очень быстро кончается.
– Не всегда, – мягко возразила Сьюзен.
Гротон открыл глаза и посмотрел на нее затуманенным взглядом.
– Всегда, – повторил он.
Больше капитан не мог сопротивляться сну.
Тем же вечером, когда мальчики ушли спать в свои комнаты, Сьюзен и Том сели в кухне, чтобы выпить немного вина и обсудить последние события. Сьюзен начала с того, что рассказала мужу о болезни капитана. Кое-какие медицинские подробности заставили Тома поморщиться, но в целом он отнесся к ее рассказу достаточно сочувственно.
– Вот бедняга!.. – воскликнул он. – То, что происходит с ним сейчас, похоже на подростковый переходный период, спрессованный в жалкие девять недель.
– Я думаю, ты мог бы помочь ему, Том! – сказала Сьюзен. – Есть вещи, которые ты, как мужчина, мог бы объяснить капитану гораздо лучше, чем я.
– О нет! – Том покачал головой. – Ни в коем случае… Я не могу.
– Но почему? – удивилась Сьюзен. – Или ты хочешь, чтобы я рассказывала ему об особенностях мужской анатомии и физиологии?
– Лучше ты, чем я, – сказал Том.
– Трус! – выпалила Сьюзен.
– Ты чертовски права, – огрызнулся Том. – Пойми, Сьюзен, мужчины обычно не говорят о таких вещах, это… это просто не принято. Сама подумай, как я буду излагать ему эти вещи? А главное – зачем?! Гротон сам виноват, что у него началась эта… трансформация. Ведь он же признался тебе: это была военная хитрость. Он хотел втереться к нам в доверие, хотел манипулировать нами, чтобы мы сами помогли уотессунцам загнать себя в резервацию. А если быть до конца откровенным, то я не понимаю, почему ты ведешь себя так, словно несешь за него персональную ответственность…
В его словах была доля истины, и Сьюзен надолго задумалась. В самом деле, почему она относится к капитану как к пациенту-человеку, а не как к врагу, завоевателю и оккупанту? Не может ли оказаться так, что он сознательно сыграл на чувствах аборигенки с целью обрести в ее лице союзника или даже шпиона?
Ну что ж, решила она, тряхнув головой, поглядим еще, чья возьмет!
До конца лета оставалось еще больше месяца, но никто в городе не думал ни о купании, ни о рыбалке, ни о бейсболе. Жители Оканогган-Лип разбирали имущество и паковали вещи, готовясь к переезду. Сьюзен не была исключением. Бена и Ника она отправила на чердак и в подвал, поручив разобрать и уложить в коробки сваленные там старые вещи. Это, однако, было сравнительно легко; самая тяжелая работа, как и следовало ожидать, свалилась на ее плечи: Сьюзен предстояло решать, что взять с собой на новое место, а что оставить. Она знала: будет трудно, но не подозревала, что начнет испытывать почти физическую боль, перебирая дорогие сердцу вещи. Все это были воспоминания. Старые, облупленные игрушки, рождественские открытки, садовые светильники, сломанные плетеные кресла – все эти предметы, которые она сама, бывало, в порыве раздражения называла хламом, приобрели сейчас новое значение и наполнились смыслом. Из этих никчемных предметов складывалась картина ее жизни – так отдельные точки растра на газетной фотографии создают цельное изображение. И теперь Сьюзен предстояло отделить, нет – с корнем вырвать себя из той почвы, которая с самого детства растила и питала ее.
В жизни города тоже произошло немало навевающих грусть событий. Подъемный кран выдернул из земли и погрузил на платформу памятник героям Гражданской войны, много лет простоявший в парке перед мэрией. В церкви отслужили последний молебен, и рабочие бережно вынимали из рам цветные стеклянные витражи. Перенесли на новое место кладбище, но после того, как мертвые покинули обреченный город, его улицы как будто заполнились призраками.
Между тем обстановка оставалась напряженной. В Ред-Блаффе неизвестный снайпер подстрелил одного за другим трех уотессунских солдат, и оккупационные власти проводили повальные обыски, изымая у населения оружие. В Уокере чуть ли не каждый день проходили демонстрации и митинги; их показывали в программах новостей, и на экранах телевизоров мелькали гневные, иногда заплаканные лица жителей.
В Оканогган-Лип продолжались переговоры между местными властями и оккупантами. И кое-какого успеха людям достичь удалось. Уотессунцы согласились оплатить разборку и восстановление на новом месте трех самых значительных исторических зданий города, а также отстроить в прежнем виде школьный квартал. Кроме того, капитан Гротон продлил срок эвакуации еще на две недели, чтобы фермеры успели убрать урожай, и капитаны, руководившие эвакуацией в Ред-Блаффе и Уокере, были вынуждены, скрепя сердце, последовать его примеру.
Надо сказать, что капитана Гротона теперь часто можно было встретить в городе. Он больше не пользовался своим лимузином с тонированными стеклами; вместо этого он взял напрокат джип и целыми днями разъезжал в нем по Оканогган-Лип и окрестностям, контролируя работу подрядчиков или встречаясь с представителями местного населения. Частенько он заезжал в кафе Эрла, чтобы пообедать и поболтать с официантками. В его внешности не осталось почти ничего уотессунского, за исключением разве что неловкости некоторых движений. Всего за пару недель, прошедших с окончания его болезни, капитан Гротон превратился в высокого, подтянутого, привлекательного мужчину чуть старше среднего возраста, с гривой густых, тронутых сединой волос. Его манеры были так же безупречны, как и его платье. На различных собраниях, где ему по долгу службы приходилось бывать, Гротон держался чинно, с достоинством, но порой чувство юмора брало верх над выдержкой. Уловив комизм той или иной ситуации, капитан разражался необидным, звучным смехом, однако за всей его внешней мягкостью и рассудительностью по-прежнему чувствовался несгибаемый, властный характер.
Дело дошло до того, что женщины Оканогган-Лип начали проявлять благосклонность к пришельцу. Время от времени то одна, то другая обращалась к нему с каким-нибудь вопросом, пытаясь вовлечь в разговор. Они делали ему комплименты, шутили, неловко заигрывали, но капитан хотя и слушал вежливо и внимательно, ни разу не сказал ничего определенного. Понемногу люди начали судачить о том, что иноземный капитан слишком уж часто захаживает к Эбернати поужинать – вне зависимости от того, дома Том или нет. Не остались незамеченными совместный поход Сьюзен и Гротона в парикмахерскую и их поездка в большой универсальный магазин в Ла-Кросс. Добродушное спокойствие и незлой юмор Сьюзен, которые она неизменно проявляла, отвечая на самые каверзные вопросы, раздражали городских женщин сверх всякой меры; теперь, где бы ни появилась супруга мэра, за ней пристально наблюдало множество глаз.
– Я уверена, что наша Сьюзен уже целовалась с этой инопланетной лягушкой, – заявила Джувел Хоган из салона красоты. – Иначе как бы он превратился в прекрасного принца?
Это высказывание было подхвачено местными кумушками и очень скоро стало крылатым.
Сьюзен, со своей стороны, ничего не замечала или почти не замечала. Неожиданно для себя она обнаружила еще одну причину, заставившую ее еще больше полюбить жизнь в Оканогган-Лип. В эти последние деньки, за считанные недели до эвакуации, Сьюзен вела сложную, но захватывающую игру, которая внесла новую струю в ее не слишком богатую событиями жизнь. Она была абсолютно уверена, что ее патриотический долг как раз и заключается в том, чтобы, проснувшись еще до рассвета, подолгу лежать в кровати, измышляя новые и новые способы крепче привязать к себе дьявольски привлекательного, интересного мужчину, который не только успел полюбить ее общество, но и привык полагаться на нее во многих важных вопросах, носивших зачастую глубоко личный, почти интимный характер. Иными словами, в последний месяц в Оканогган-Лип жизнь Сьюзен неожиданно наполнилась смыслом, став такой, о какой она всегда мечтала.
Том тем временем выбивался из сил. Ему приходилось не только исполнять обязанности мэра города, но и думать о том, как без потерь перевести свое предприятие из города на новое место. Нередко отсутствовал он и по вечерам, когда капитан Гротон приезжал ужинать, а это давало новую пищу ползущим по городу слухам. Со временем они дошли и до Сьюзен. Ник, отчаянно краснея, признался, что другие мальчишки всячески изводят его намеками на неподобающее поведение матери. Сьюзен внимательно выслушала сына, но про себя решила, что чужая ограниченность и глупость не должны помешать ей довести дело до конца.
– Потерпи немного, – сказала она Нику. – Я веду себя так, потому что… потому что так надо. Вот увидишь, пройдет немного времени, и они увидят, что я была права.
И все-таки этот инцидент заставил ее задуматься, как сделать, чтобы избранная ею тактика скорее принесла плоды.
К этому времени капитан Гротон вполне освоился и с традиционными для Среднего Запада угощениями – тушеными бобами, фруктовым желе, сахарным горошком, – и с общественными мероприятиями, на которых эти блюда подавались, поэтому Сьюзен решила познакомить его с более утонченной кухней. Довольно скоро выяснилось, что в еде капитан отличается куда меньшим консерватизмом, чем ее собственный муж, к тому же уотессунец неизменно хвалил ее кулинарные эксперименты.
Однажды вечером, когда Том в очередной раз где-то задерживался, Сьюзен снова пригласила капитана зайти. Детям она заказала пиццу, а для Гротона приготовила креветки с диким рисом, кинзой, артишоками и сметаной. Все это она спрыснула лимонным соком и добавила немного жгучего перца. Ужинать сели в столовой. Сьюзен открыла вино, капитан тоже привез бутылку, поэтому в этот вечер оба выпили больше обычного.
За ужином капитан рассказывал, как один из местных жителей – любитель-историк, заведовавший городской свалкой – пытался заставить уотессунцев отказаться от своих планов под предлогом того, что под городом якобы находятся бесценные археологические памятники минувших эпох и, возможно, даже зарыты древние сокровища. В подтверждение своих слов бедняга предъявил обрывок старинной карты на французском языке и фотографию какого-то металлического предмета с выгравированным на нем загадочным значком.
Сьюзен, у которой от вина немного кружилась голова, захихикала.
– Но вы, конечно, не клюнули на эту липу, капитан? – спросила она.
Гротон вопросительно посмотрел на нее.
– Там не было никаких лип, – сказал он серьезно. По-английски Гротон говорил превосходно, и случаи, когда он чего-то не понимал, можно было пересчитать по пальцам.
– Это такое выражение, капитан. Идиома… «Липа» означает, что кто-то хочет вас обмануть, подсовывает вам фальшивку.
– И все это называется «липа»? – с сомнением уточнил Гротон.
– Да.
– А «влипнуть»? Это однокоренное слово? – спросил капитан. Сьюзен на мгновение задумалась.
– Пожалуй, да. Только значение немного другое. «Влипнуть во что-то» означает попасть в неприятное положение. А еще про человека говорят «влип», когда он в кого-то влюбляется.
Несколько мгновений капитан молча обдумывал услышанное.
– Значит, одно и то же выражение используется, когда человек попадает в трудное положение и влюбляется?
– Примерно так, – кивнула Сьюзен, которой ничего подобного никогда не приходило в голову. – Возможно, все дело в том, что когда человек влюбляется, он живет иллюзиями и таким образом сам себя обманывает. Кроме того, положение влюбленного простым не назовешь.
Она перехватила взгляд капитана и поразилась тому, насколько он серьезен. Можно было подумать, что тема, которую она невзначай затронула, очень его взволновала. Сейчас их глаза встретились лишь на мгновение, но этого хватило, чтобы Сьюзен невольно вздрогнула. К счастью, Гротон быстро отвел взгляд.
– А что вы подразумеваете, когда говорите «Оканогган-Лип»? – спросил он. – Любовь или неприятное положение?
– Пожалуй, и то, и другое.
– Но если бы вы подразумевали «обман», «фальшивку», вы бы мне не сказали? – Гротон слегка улыбнулся.
– Я не обманываю вас, капитан, – негромко ответила Сьюзен. И, к своему собственному удивлению, она вдруг почувствовала, что говорит чистейшую правду.
Некоторое время оба молчали, потом Сьюзен бросила салфетку на скатерть и поднялась из-за стола.
– Пойдемте во двор, капитан.
Не говоря ни слова, он вышел за ней в теплую и влажную августовскую ночь. Благоухали магнолии. Ни один ветерок не оживлял своим дыханием неподвижную листву, и только на наружной стене дома вздыхали кондиционеры. Звенели в кронах деревьев невидимые цикады. Все так же молча они прошли по едва различимой в темноте тропинке и остановились под деревьями, где трава была гуще и выше. Сьюзен услышала, как капитан глубоко вдохнул пряный ночной воздух.
– Когда я размышлял о том, каково это – быть человеком, я даже не подозревал, насколько чувствительна ваша кожа, – глухо проговорил он.
– Значит, вам нравится быть человеком?
– В этом есть свои преимущества, – ответил он, пристально глядя на нее.
Здравый смысл подсказывал Сьюзен, что сейчас самым разумным было бы сменить тему. Неплохо, например, расспросить капитана о том, что волновало всех жителей Оканогган-Лип, однако она почему-то не хотела об этом думать. Другие чувства и сомнения одолевали ее. Должно быть, Сьюзен все же выпила чуть больше положенного, иначе она ни за что не произнесла бы вслух того, что вертелось у нее на языке.
– Ну почему, черт побери, такой интересный мужчина обязательно должен быть инопланетянином? Это несправедливо! – экспансивно воскликнула она.
Любой не инопланетный мужчина воспринял бы эти слова как недвусмысленное приглашение, но капитан лишь бережно взял ее за руки.
– Сьюзен, – сказал он негромко, – я должен кое-что вам объяснить, иначе получится, что я подсовываю вам «липу». – Он перевел дух, явно стараясь успокоиться, и Сьюзен, глядя на него, в очередной раз поразилась его самообладанию. – То, что я принял человеческий облик, отнюдь не случайность, – продолжил капитан. – Но это и не мое сознательное решение. Когда на моей планете женщина выбирает мужчину, он становится именно таким, каким она хотела бы его видеть. Для этого и предназначен выработанный эволюцией механизм биотрансформации. Без него мы бы давным-давно вымерли. – Он печально улыбнулся. – Должно быть, природа поняла, что мужчины никогда не станут такими, какими хотят их видеть женщины, если женщины не позаботятся об этом сами.
Сьюзен никак не могла понять, о чем он толкует. Казалось бы, все слова были просты и понятны, но смысл их по-прежнему ускользал от нее.
– То есть ваши женщины как бы сами создают себе мужей? – переспросила она. – Но кто создал вас?
– Вы, – коротко ответил он.
– Вы хотите сказать…
– Это произошло в тот день, когда мы с вами впервые встретились, когда вы пожали мне руку. Теперь вам, наверное, ясно, почему мы избегаем физических контактов с людьми… Одного прикосновения существа противоположного пола достаточно, чтобы запустить этот механизм. Потом в дело вступает физиология… Все дальнейшие физические контакты служили лишь средством биохимической коррекции процесса.
О Господи, в панике подумала Сьюзен. Значит, это из-за нее он пережил сложную межвидовую трансформацию, которая, несомненно, сопровождалась сильнейшим психологическим и культурным шоком.
– Вы должны меня ненавидеть… – тихо проговорила она, опуская глаза.
– С чего вы взяли? Почему я должен вас ненавидеть? – его голос звучал совершенно искренне, но Сьюзен только печально вздохнула. Идеальный мужчина, которого она создала, конечно же, не может ее ненавидеть. Иначе пережитая им трансформация утратит всякий смысл. Интересно, как ей теперь быть? Что делать?
На мгновение Сьюзен ощутила себя пташкой, которая случайно залетела в комнату и теперь бьется об оконное стекло, не в силах вырваться на волю.
– Значит, вы превратились в мой идеал?
– По-видимому, да. Сьюзен снова вздохнула.
– А я-то считала, что мой идеал – Том…
– Том уже принадлежит вам, – ответил капитан Гротон. – И другой мужчина вам ни к чему.
Сьюзен долго разглядывала лицо, которое – словно слепок с ее подсознания – было создано специально для нее. Это не было безупречное, кукольное лицо кинозвезды, но лицо мужчины, иссеченное морщинами опыта и былых печалей.
– Но вы сами, ваша… личность, характер?.. – спросила она растерянно. – Их тоже создала я?
Капитан покачал головой.
– Что мое, то мое.
– Но ведь это главное! – воскликнула Сьюзен. – И это лучшее, что в вас есть!
В густых сумерках она не различала его черт, но по голосу поняла – капитан глубоко тронут.
– Спасибо, Сьюзен, – проговорил он.
Они вели себя в точности как подростки. Как самые обыкновенные подростки, захваченные врасплох бурным выбросом гормонов – этим физиологическим императивом, ответственным за продолжение человеческого рода. Осознав это, Сьюзен испытала шок. Она не собиралась изменять Тому – ни сейчас, ни потом. И вообще никогда… У нее и мысли такой не возникало. Но подсознание, как видно, сыграло с ней злую шутку; во всяком случае, сейчас Сьюзен чувствовала себя так, словно самое страшное уже произошло. Что она согрешила с другим мужчиной. И доказательство ее неверности было перед ней. Сьюзен выдумала себе любовника, не подозревая, что ее фантазии могут облечься в плоть и кровь, но это свершилось. И капитан Гротон стал ей живым укором.
Вспомнив, что она все-таки взрослая, Сьюзен попыталась что-то предпринять.
– О Господи, как же нам теперь быть? – пробормотала она. – Ситуация довольно щекотливая…
– Понятия не имею, – откликнулся он. – Быть может, мы могли бы…
Как раз в этот момент над дверью кухни вспыхнул свет, и они поспешно отпрянули друг от друга, словно влюбленная парочка, застигнутая врасплох. На крыльце стоял Том. Держась за перила лестницы, он сверлил глазами темноту, высматривая во дворе свою жену и ее гостя.
– А вот и ты, Том! Ты уже вернулся?! – воскликнула Сьюзен так беззаботно, как только смогла. – Ты ужинал?..
Она быстро зашагала к дому, капитан последовал за ней.
– Да, – откликнулся Том. – Я заехал в «Бургер-Кинг» в Уокере.
– Ах ты бедняжка!.. Ну, идем, я как раз собиралась варить кофе.
– К сожалению, мне необходимо возвращаться на базу, – подал голос капитан Гротон.
– Вы не останетесь на кофе? – повернулась к нему Сьюзен.
– Нет, к сожалению. Я и не подозревал, что уже так поздно… – Он криво усмехнулся и добавил: – Теперь я понимаю, почему люди постоянно опаздывают.
Оставив Тома в кухне следить за электрической кофеваркой, Сьюзен проводила капитана к парадному выходу. На ступеньках веранды капитан ненадолго остановился.
– Спасибо, Сьюзен, – сказал он негромко, и по его голосу она поняла: уотессунец благодарит ее не только за приятный вечер.
– Вашим женщинам очень повезло, капитан, – проговорила она мягко.
– Нет, – серьезно ответил он. – Не думаю.
– Быть может, они живут не слишком долго, зато они счастливы.
– Надеюсь, вы правы…
Он сбежал по ступенькам и удалился торопливым шагом, словно стараясь убежать от следовавших по пятам воспоминаний.
Когда Сьюзен вернулась в кухню, Том спросил с тщательно разыгранной небрежностью:
– Ну как, удалось тебе добиться каких-нибудь успехов?
– Почти никаких, – ответила Сьюзен. – Долг для него превыше всего…
Пряча глаза, она принялась разливать кофе. Передавая чашку мужу, она впервые за много лет заметила в его глазах легкий огонек неуверенности. Поставив кофе на стол, Сьюзен обняла Тома за шею.
– О, Том! – воскликнула она. – Я так тебя люблю!..
Он ничего не ответил, но, в свою очередь, крепко прижал ее к груди.
Уже ночью, лежа в постели и прислушиваясь к знакомому храпу Тома, Сьюзен снова поймала себя на том, что перебирает в уме вопросы, на которые так и не смогла найти ответов. В ее жизни воцарилась пустота, которой она никогда прежде не замечала. А теперь Сьюзен чувствовала боль, на которую уже не могла не обращать внимания. Компромиссы… Она приучила себя к ним, приучила к жизни, которая хотя и не была в точности такой, как ей хотелось, но все же казалась достаточно… приемлемой. А теперь эта жизнь вдруг перестала быть приемлемой. Сьюзен мечтала о большем, но она знала, что не сможет получить это большее, не причинив боль Тому. Кроме того, она льстила себя надеждой, что не стала любить мужа меньше, узнав, что он не является для нее идеальной парой. Господи, да кто же сомневался, что Том далек от совершенства?! В конце концов, он был всего-навсего человеком…
Слегка приподнявшись на подушке, Сьюзен оглядела накрытый одеялами холмик рядом с собой. Том был ей хорошим мужем; все эти семнадцать лет он безоговорочно доверял ей и был верен сам, и теперь Сьюзен подумала, что не имеет права оказаться неблагодарной. Она должна забыть о своих желаниях, забыть о единственной в своем роде возможности и примириться с тем, что у нее есть. Это ее долг, и, в конце концов, это не так уж мало.
День, на который была назначена эвакуация, уотессунцы рассчитали и распланировали буквально по минутам, как, впрочем, они рассчитывали все, за что брались. Колонны грузовых фургонов, арендованных по всему штату, должны были достичь базы уотессунцев в окрестностях Оканогган-Лип в половине седьмого утра. Ровно в восемь им предписывалось въехать в город и сосредоточиться в заранее определенных местах. Подробное расписание, определявшее точное время и очередность переезда каждой семьи, было опубликовано в газетах, вывешено в магазинах и доставлено по почте в каждую квартиру, в каждый частный дом. В интернете открылся специальный сайт, где можно было что-то уточнить, задать вопрос.
Оппозиция тоже старалась действовать организованно. По городу распространился слух, что в день переезда, ровно в семь утра, все, кто не хочет переезжать, должны собраться в парке напротив мэрии. Лидеры оппозиции собирались провести своих сторонников по Главной улице и заблокировать шоссе в самом узком месте между рекой и обрывом, чтобы не пропустить мебельные фургоны в город.
Когда без пятнадцати семь Сьюзен и Том свернули на служебную стоянку позади мэрии, было уже ясно, что спланированный оппозицией марш протеста привлек множество народа. Местная полиция выбивалась из сил, регулируя движение и выписывая штрафы за неправильную парковку, однако этим ее вмешательство и ограничивалось. Толпы горожан, несших с собой самодельные плакаты, термосы с горячим кофе и легкие складные стульчики, продолжали стекаться к парку. Какие-то люди, которых Сьюзен видела впервые в жизни, пытались наладить портативный громкоговоритель.
У самого входа в мэрию Тома и Сьюзен остановил начальник городской полиции Уолт Нодвей. Он подтвердил то, о чем Сьюзен уже догадывалась.
– К нам в город прибыли активисты сопротивления, – сказал он. – Думаю, это парни из Мэдисона.
– У тебя достаточно людей? – озабоченно спросил Том.
– Хватит, покуда все будет тихо и мирно.
– Ты предупредил их, чтобы они не вмешивались?
– Конечно, – еще раз повторил начальник полиции то, что городской совет долго обсуждал накануне.
Потом к Тому подскочила какая-то незнакомая журналистка.
– Пара вопросов для нашей газеты, мэр Эбернати, – затараторила она. – Верно ли, что вы приехали сюда для того, чтобы поддержать протест жителей города?
– Люди имеют право выражать свое мнение, – ответил Том. – И я готов бороться за это их право вне зависимости от того, согласен я с ними или нет.
– Но согласны ли вы с теми, кто протестует против насильственного переселения?
Сьюзен специально предупреждала Тома, чтобы он ни в коем случае не отказывался от комментариев, но сейчас почувствовала, что ему очень хочется это сделать.
– Видите ли, – задумчиво проговорил Том, – большинству наших граждан нелегко покидать город, где они прожили всю жизнь. Многие из них хотели бы защитить свои дома любой ценой, и я не могу сказать, что осуждаю их…
Он с честью вышел из сложного положения, и Сьюзен незаметно пожала его руку в знак одобрения. Пока Том говорил, подъехали и другие члены городского совета. Собравшись на ступенях перед входом в мэрию, они вполголоса переговаривались, косясь на собравшуюся в парке толпу. Как можно было предположить, митинг начался не в семь, а позднее: часы показывали почти половину восьмого, когда в толпе закашляли, захрипели громкоговорители и кто-то начал выкрикивать популярный в городе лозунг «Не поедем никуда, никуда – уотессунцы, убирайтесь навсегда!», который тотчас подхватили десятки голосов. В толпе засновали активисты, и люди уже начали строиться в колонну, чтобы идти к шоссе, когда с противоположной стороны, минуя полицейские заграждения, к мэрии подкатил хорошо знакомый всем темный внедорожник. Следовавший за ним фургон с затемненными стеклами затормозил на краю парка.