Текст книги "Доброй ночи, мистер Холмс!"

Автор книги: Кэрол Нельсон Дуглас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава восьмая
Расследование заходит в тупик

Скрипка лежала на бархатной обивке приоткрытого футляра. Трубка одиноко ютилась в пустой соуснице. По полу гостиной корешками вверх были раскиданы страницы «Дейли телеграф», напоминая палатки вставшей лагерем захватнической армии.

Когда я увидел квартиру на Бейкер-стрит в таком беспорядке, во мне шевельнулось подозрение. Я стал рыться в ящиках в поисках шприца, которым нередко пользовался Шерлок Холмс в пору апатии и праздности, однако ничего не нашел. Тогда я посмотрел под разбросанными газетами. Результат – тот же.

Опустившись в кресло, я было принялся читать газету, которую мне удалось собрать воедино из отдельных страниц, но тут дверь распахнулась, и я почувствовал, как мне в ноздри ударил запах лука и угля.

На пороге я увидел фигуру сутулого краснолицего мужчины с глубоко запавшими глазами и длинной седой бородой, которая сделала бы честь любому из ветхозаветных пророков.

– Слушайте, сэр… – начал я негодующе, возмущенный столь наглым вторжением.

Шелестя черным нарядом, незваный гость быстрым шагом двинулся в мою сторону, напомнив мне своим видом мрачного ворона из одноименного стихотворения По. Я уж было собрался выставить наглеца, как вдруг заметил в его глазах хитрый блеск.

– Холмс? Где вас, во имя всего святого, носило?

С губ бородача сорвался знакомый смех. Он выпрямился, стащил с головы бесформенную черную шляпу и рухнул в кресло:

– Я только что вернулся из Уайтчепела, дорогой Уотсон. Жаль, что мне больше не удается вводить вас в заблуждение своими нарядами. К счастью, мои подопечные не столь проницательны, как вы.

– Уайтчепел? Что вас могло заинтересовать в этих трущобах?

– Бриллианты, мой друг, соединенные в цепь столь длинную, что ею подпоясывалась сама королева.

– Так вам удалось отыскать бриллианты мистера Тиффани?! Где?

– Насколько я могу судить, вы считаете, что пояс найден и уже передан заказчику. Должен вас разочаровать: все не так просто. Однако мне удалось отследить путь бриллиантов от Парижа до Лондона. Вновь в продаже они не появлялись. Из этого следует, что они сейчас принадлежат тому, кто их изначально приобрел.

– И вам известно, кто это?

– Ну конечно, Уотсон. Выяснить это было не так уж и сложно.

– Значит, вы выполнили поручение мистера Тиффани.

– Не совсем. Мне предстоит разгадать еще одну загадку, куда более сложную. Владелец бриллиантов пропал пять лет назад. Бесследно. Бриллианты исчезли вместе с ним.

– Вы не могли бы рассказать все по порядку? – взмолился я. – А то вы сначала воодушевили, а потом снова разочаровали.

– Все-таки надеетесь заполучить сюжет для очередного рассказа? Не хочу вас расстраивать, однако боюсь, что он окажется недописанным. Вы удивляетесь моему странному наряду, но, думаю, поймете все сами, если я вам скажу, что лучшими знатоками драгоценных камней и всего того, что с ними связано, являются еврейские торговцы бриллиантами родом из Голландии.

– Теперь я начинаю понимать. Вы переоделись в старого раввина.

– Старого мудрого раввина, Уотсон, – подтвердил мой друг. – В таком виде я мог спокойно ходить по торговцам и выведывать у них драгоценные крупицы информации. Кто поверит, что узкие переулки Уайтчепела служат домом не только тряпичникам, проституткам и ворам, но и торговцам, продающим бесценные камни? Христианские государства много веков назад оказали себе медвежью услугу, запретив евреям торговать и оставив им только ростовщичество. Человек может стать великим вне зависимости от своего вероисповедания. В нашем веке это ярко продемонстрировали и Ротшильд, и Дизраэли.

– Но, Холмс, в Уайтчепеле живут лишь беднейшие из евреев. Что можно узнать, опустившись на самое дно общества?

– Сведения о перемещениях Бриллиантового пояса, Уотсон, если этот глагол можно употребить применительно к неодушевленному предмету. – Сорвав накладную бороду, Холмс принялся отковыривать театральный клей, приставший к его впалым щекам.

– Ну и?

– Не терпится все узнать сегодня, Уотсон? Никаких экивоков и уклонений от темы? И вы еще потом смеете обвинять меня в равнодушии к основным политическим проблемам современности! Хотите голых фактов – извольте. Нам известно, что пояс пропал во время революции сорок восьмого года. Восставшие граждане свергли Луи-Филиппа и прикарманили кое-что из королевских драгоценностей. Так всегда поступают восставшие, даже преисполненные самого искреннего праведного гнева. Первым владельцем пояса был Жан-Поль Ренар. Этот хитрый малый сразу же после революции перевез пояс в Лондон. Здесь он отыскал голландского торговца драгоценностями по имени Целлерштейн, который сразу понял, что перед ним предмет огромной стоимости, но продать его в том виде, что он есть, будет очень непросто. При этом Ренар настаивал, чтобы Целлерштейн немедленно нашел покупателя, ясно отдавая себе отчет в том, что из-за подобной спешки цена будет ниже. Если бы Жан-Поль согласился разобрать цепь и продать каждый камень в отдельности, Бриллиантовый пояс был бы уничтожен безо всяких надежд на восстановление. Однако Ренар, видимо из патриотических побуждений, не захотел губить столь выдающийся шедевр французских ювелиров и настоял на том, чтобы пояс продали целиком. Это требование усложнило задачу Целлерштейна и затянуло процесс сбыта. Поведавший мне всю эту историю сын Целлерштейна, который в то время был ребенком, хорошо запомнил пояс. По его словам, он напоминал «кусочки радуги», свитые в одну нить. Так или иначе, благодаря стараниям Целлерштейна о поясе стало известно в определенных кругах аристократов и богатых коммерсантов, которых не смущало происхождение сокровища. В сорок девятом году о поясе ходили самые разные слухи. Кто-то утверждал, что его новым хозяином стал Альфред Крупп, другие указывали на будущего русского императора Александра Второго, или на нашего ныне покойного принца Альберта, или на кого-нибудь еще из великих. Самое странное, что в ряды знаменитых претендентов на обладание бриллиантами затесался никому не известный человек – некий Джон Чаппи Нортон по кличке Блэкджек. Мягко говоря, Уотсон, Нортон был малоприятным человеком. Мерзавец и негодяй, которого едва принимали в приличном обществе. А вот партия ему подобралась – на удивление. Честно говоря, на брак с такой женщиной он даже не смел и рассчитывать: он женился на одной из внучек драматурга Шеридана. Потом, правда, она от него ушла, но почему – никто не знает.

– Ушла от него? Даже в наше время одни лишь авантюристки да актрисы живут отдельно от мужей. Представляю, какой грандиозный скандал разразился в пятидесятых.

– Нет, Уотсон, никакого шума не было. Кстати, она забрала с собой трех сыновей.

– Тогда, получается, ее муж был настоящим чудовищем.

Холмс пожал плечами. Детали семейных ссор его интересовали только в том случае, если имели непосредственное отношение к расследованию.

– Кем бы Нортон ни был, вскоре он стал одержим идеей обладания Бриллиантовым поясом. Я подозреваю, у него появилась любовница. Где незаконно приобретенные бриллианты, там и беспринципные женщины рука об руку с жадными мужчинами. Блэкджек был скорее хитрым, чем умным. Денег у него не водилось, однако его жена, благодаря дедовским связям, стала весьма популярной писательницей-романисткой.

Видимо, я озадаченно нахмурился, поскольку Холмс позволил себе ненадолго отвлечься от основной сюжетной линии своего рассказа:

– Нет, вам вряд ли удастся вспомнить названия ее произведений. В этом нет ничего удивительного. Часто бывает, что десяти лет оказывается вполне достаточно, чтобы публика напрочь забыла писателя, которого некогда превозносила до небес. Нам же хватит и того, что миссис Нортон достаточно быстро сколотила на гонорарах кругленькую сумму, на которую жила вместе с сыновьями. Вот Блэкджек и подал на нее иск.

– Он потребовал ее денег через суд?

– С юридической точки зрения она продолжала оставаться его законной женой. Все, что имела она, принадлежало и ему. Так что суд он выиграл.

– Возмутительно! – вскричал я. – И этот подлец потратил деньги на приобретение Бриллиантового пояса?

– Чего здесь возмутительного, Уотсон? Вы же сами сказали, что лишь авантюристки и актрисы живут порознь с мужьями. Ваши взгляды совпали с точкой зрения суда.

– Да, но в данном случае… А что же их сыновья? Что случилось с ними?

– Ничего примечательного, как, собственно, и с их матерью. Она умерла в семидесятых в той же бедности, которую некогда делила с Блэкджеком. Ее романы вышли из моды, а все деньги забрал супруг.

– А сам Нортон?

Холмс хмыкнул, глубоко затянулся и заговорил, с каждым словом выдыхая маленькое облачко дыма:

– Очень хороший вопрос. Нортон продолжал и дальше выходить в свет. Вел он себя куда заносчивей, будто обладание, пусть и тайное, Бриллиантовым поясом добавило ему уверенности в себе. Он играл в карты, делал ставки на бегах, жульничал и наслаждался плодами трудов своей супруги. Авторские права на произведения жены после ее смерти перешли к нему.

– Какая мерзость, Холмс. У меня буквально вскипает кровь. Поверить не могу, что этот подонок так и остался безнаказанным. Более того, закон был на его стороне. Как такое возможно?

– Похоже, вы вскоре станете сторонником женского равноправия, – язвительным тоном промолвил Холмс и мрачно улыбнулся. – Впрочем, не будем отвлекаться на несовершенство системы правосудия. Это не наша забота.

Я навострил уши и подался вперед, поняв, что сейчас мой друг заговорит о самом главном.

– Короче говоря, Нортон так и жил дальше, не привлекая к себе особого внимания. Вдруг пять лет назад он пропал. Бесследно. Дом в Бромптоне был пущен с молотка. Адвокат, распоряжавшийся доходами от продажи, уже умер. Приятели Нортона никогда больше не видели своего дружка. О поясе тоже никто больше не слышал. На момент исчезновения Нортону было за семьдесят, однако ни на одном лондонском кладбище его могилы нет. Такое впечатление, что он просто растворился в воздухе вместе с бриллиантами Марии-Антуанетты. Именно это мне и придется сказать мистеру Тиффани.

Воцарилось молчание – я переваривал услышанное. Признаться, пока я слушал, мое воображение услужливо соткало драматический образ: несчастная опозоренная женщина, вынужденная бежать от мужа, забрав с собой детей; неожиданный литературный успех, результаты которого обратились прахом, когда подонок отобрал у нее с таким трудом заработанные деньги; смерть бедняжки в нищете. А потом, после долгих лет, все-таки свершается правосудие – великий Шерлок Холмс настигает мерзавца, отбирает у него Бриллиантовый пояс и возвращает его человечеству… Увы, со слов друга я понял, что этому не суждено случиться. Если даже Холмс признал, что находится в тупике, значит, дело действительно безнадежно.

Иногда мне начинало казаться, что мой товарищ не человек, а некий бесчувственный механизм, хоть и одаренный невероятным талантом в дедукции, но при этом напрочь лишенный всякой способности к состраданию. Неожиданно я понял, что его неприязнь к женщинам являлась симптомом куда более глубокой отчужденности. Прославленный детектив чурался человеческих отношений и никогда о них не заговаривал. Пожалуй, из всех людей на белом свете лишь мой друг являлся живым опровержением знаменитых строк Джона Донна[19]19
  Джон Донн (1572–1631) – английский поэт и проповедник, крупнейший представитель литературы барокко.


[Закрыть] «Нет человека, который был бы сам по себе, как остров».

Таким образом, пожалуй, мне стоило позабыть о наивной надежде, что в аскетической жизни моего товарища найдется хоть немного места романтике. Холмс не переставал удивлять окружающих, демонстрируя свои воистину незаурядные способности в сфере логики и криминалистики, однако никаких иных сюрпризов от человека, жившего как автомат, без чувств и эмоций, можно было не ждать. Увы, этот печальный факт должен был стать мне очевидным уже давно.

– Выше нос, Уотсон, – подал голос великий детектив. – Я с самого начала вам сказал, что считаю поиски драгоценностей скучным и неблагодарным занятием. Я предупредил нашего клиента, что, скорее всего, в результате расследования я вместо бриллиантов раскопаю какую-нибудь нелицеприятную историю. Мне не удалось отыскать этот пояс, однако с этими нечестивыми камнями связано столько грязи и мерзости, что я даже рад умыть руки. Именно это я и собираюсь сказать нашему выдающемуся американцу мистеру Тиффани, когда мы с ним встретимся в четыре часа.

– Однако кое-что вам все-таки удалось узнать.

– Жизнь уготовила нам еще много открытий, куда более чудных, чем те, что связаны с этим поясом. Сегодня прелестный вечер. Как насчет того, чтобы около шести часов прогуляться в клуб «Диоген» – самое необычное заведение во всем Лондоне. Там нас будет ждать мой брат Майкрофт и парочка-другая занятных головоломок.

– Клуб «Диоген»? Брат?! Ни о том, ни о другом я никогда не слышал. Как такое возможно, Холмс?..

Глава девятая
Нежеланные подарки

– Ужас, кошмар, отвратительно!

– Необычно, – согласилась Ирен, приложив предмет нашего спора к плечу и изучая отражение в зеркале.

Мы обсуждали большую брошь из эмали и опалов в форме то ли морской звезды, то ли осьминога, чьи извивающиеся щупальца-отростки были усыпаны жемчугами.

– И это мистер Тиффани подарил тебе на прощанье в знак признательности? – изумилась я. – Боюсь даже представить, что он тебе преподнес бы, останься он недоволен.

– Дизайн этой броши разработал его сын, Льюис, – сообщила мне Ирен.

– Тогда все становится на свои места. В силу отцовских чувств мистер Тиффани просто не желает видеть, что его сыну, мягко говоря, не хватает таланта и вкуса.

– Как сказать. – Ирен закрепила мерзкую брошь на лацкане жакетки и повернулась ко мне с тонкой циничной улыбкой. – В магазине мистера Тиффани в Нью-Йорке есть масса поделок подобного рода по эскизам его сына. Увы, они не продаются, даже не смотря на то, что продавцам дают десять процентов за реализацию каждой вещицы. Никто не хочет покупать. Так что, вручив мне этот подарок, мистер Тиффани убил одной брошью сразу двух зайцев.

– Мог бы просто тебе заплатить, и все. Он должен быть тебе признателен.

– Жаль, что я не смогла ему рассказать ничего конкретного, – вздохнула подруга.

– Мистер Тиффани сказал, что неудача постигла и других мужчин, более опытных, чем ты.

– Да, это так, – рассмеялась Ирен. – Я бы сочла, что у него есть чувство юмора, однако он не шутил, уравняв меня с мужчинами, – просто не обратил внимания на несообразность своей фразы. Кстати, он дал понять, что Бриллиантовый пояс пытался отыскать сам Шерлок Холмс.

– Холмс? Мне где-то уже доводилось сталкиваться с этой фамилией.

– Естественно, ты читала о нем в газетах. Помнишь заметку о сыщике-консультанте? Том самом, который помог поймать несчастного мистера Хоупа.

– Ах да, конечно. Ну что ж, дело закрыто, и теперь ты можешь с чистой совестью забыть о бриллиантах и сосредоточиться на карьере.

– Как и ты, моя милая Нелл, – с очаровательной улыбкой ответила Ирен. – Боюсь, в ходе своего маленького расследования я слишком часто отвлекала тебя от твоих занятий машинописью.

– Вовсе нет. Кстати, сегодня днем у меня встреча с заказчиком на Стрэнде.

– А у меня, – Ирен надела отороченную мехом шляпку, великолепно защищавшую от пронизывающего холодного ветра, – назначена встреча с миссис Стокер на Чейни-Уок. Я собираюсь расспросить ее о местонахождении золотого крестика Оскара Уайльда. – С этими словами она закрепила шляпку угрожающего вида длинной булавкой.

На этом мы расстались, поспешив по делам: я, как это часто случалось, пешком, Ирен – в экипаже.

Аптекарь на Стрэнде хотел, чтобы я заново перепечатала видавший виды список самых разных химических соединений. Весь день я просидела над заляпанными реактивами бумагами, пытаясь разобраться, что в них написано. Надо признаться, что такие слова, как «хлористоводородный» или «альгинат натрия», равно как и названия трав вроде «мышьяка» и «недотроги мелкоцветковой», мне не всегда удавалось напечатать правильно с первого раза.

Вернувшись домой измученной, с затекшей шеей и головной болью, я обнаружила, что Ирен все еще нет, а в гостиной сидит какой-то странный человек, который явно чувствует себя в нашей квартире как дома.

– Вы, наверное, из агентства Пинкертона, ищете Ирен, – достаточно грубо сказала я, застыв на пороге. – Я так понимаю, миссис Минуччи впустила вас по ошибке.

Молодой человек в простеньком клетчатом костюме кивнул и пожал плечами.

– Я допускаю, что, возможно, у вас важное и срочное дело, однако это нисколько не оправдывает вашего поведения. Почему вы себе позволяете сидеть у нас в квартире в головном уборе и перемазанных грязью ботинках?

– Прошу прощения, – равнодушно буркнул он. Вытащив из одного кармана портсигар, а из другого спички, он закурил папиросу.

Я с многозначительным видом принялась махать руками, разгоняя дым, но тут мне в голову пришла жуткая мысль. А вдруг передо мной не гость, а преступник?

– Я требую, чтобы вы немедленно ушли, сэр, – заявила я. – Это моя квартира, и я желаю знать, по какому праву вы здесь так вольготно устроились! Ну же! Смотрите, вот позову хозяина мистера Минуччи, и он выставит вас вон.

Незнакомец встал. Наконец-то его проняло.

– Никуда я не уйду, – с хрипотцой промолвил он.

– Тогда уйду я. – В голосе мужчины я почувствовала завуалированную угрозу. Попятившись в коридор, я мысленно себя обругала. Зачем я полезла в квартиру, когда видела, что там чужак?

– Пожалуйста, не уходите, мисс Хаксли, – ласково промолвил молодой человек, видимо опасаясь, что я убегу. – Моя добрая подруга Ирен Адлер очень лестно о вас отзывалась. Я и не думал, что вы запаникуете.

– Я и не паникую! – остановилась я на лестничной площадке, чтобы опровергнуть обвинение в трусости. Свою ошибку я поняла слишком поздно.

Мужчина тихо рассмеялся и подошел ко мне, ступая грациозной, уверенной львиной походкой. В тусклом свете одного-единственного газового фонаря я с ужасом поняла, что, если меня кто-нибудь попросит описать незнакомца, я ничего не смогу толком сказать. Рыжие бакенбарды, усы, неброский клетчатый костюм, на удивление невинные черты лица – и больше к этому добавить нечего.

– По крайней мере, сэр, снимите шляпу в присутствии дамы, – резко сказала я, пытаясь воскресить иллюзию обычной беседы.

Честно говоря, я опасалась, что в следующий момент незнакомец проломит мне голову ударом черной трости, а потом ограбит квартиру. Хотя на что у нас с Ирен можно позариться?

Я живо представила, как кубарем качусь вниз по лестнице, ударяясь головой о ступеньки. А потом обо мне опубликуют в газетах скромную заметку: «Трагическое несчастье с пасторской дочкой. Загадочный свидетель скрылся в неизвестном направлении». Воображение услужливо нарисовало Ирен Адлер, горестно заламывающую руки на моих похоронах и клянущуюся пойти на край света, чтобы отыскать злодея.

– Ну ладно, мисс, – несколько грубовато ответил молодой человек. Одной рукой он вытащил папиросу изо рта, а другой одновременно стащил с головы котелок.

На плечи незнакомца обрушился водопад густых каштановых волос.

– Ирен! Ах ты чудовище! Ты представляешь, как меня напугала? – Теперь мы стояли лицом к лицу. Табачный дым клубился подобно туману. – Что этот маскарад означает? Надеюсь, ты не станешь меня уверять, что тебе дали мужскую роль?

– Не стану, – успокоила меня подруга уже своим нормальным голосом и крутанулась на месте, демонстрируя свой наряд. – Ну как, мне удалось тебя провести?

– Да я чуть не померла! Как у тебя получилось так похоже изобразить мужчину?

– Долгие тренировки. Ты просто не представляешь, сколько всего можно добиться, когда на тебе вместо чулок брюки. Плечи такие широкие благодаря специальным мягким вставкам. Мужские руки? С этим посложнее. Тут мне помог театральный клей, на который я насадила волоски. Кстати, как тебе мои накладные бакенбарды? Котелок прикрывает уши, причем его можно натянуть чуть ли не до кашне, благодаря которому шея выглядит толще. Кроме того, это, – она показала дымящуюся папиросу, мастерски зажатую между указательным и средним пальцами, – способно развеять последние сомнения. На людях курят только мужчины.

– Не только на людях, но и вообще, – поправила я.

– Ты и вправду так думаешь? – Загадочно улыбнувшись, Ирен деликатно затянулась. После целого дня за пишущей машинкой среди ароматов реагентов мне едва не сделалось дурно от вида курящей подруги.

– Но зачем тебе все это? – спросила я, встав на пороге и глядя, как Ирен опускается обратно в кресло.

– Сегодня вечером мне нужно обстряпать кое-какое дельце. Мы очень плодотворно побеседовали с миссис Стокер. Теперь настала пора переходить к следующему этапу моего расследования.

– И что, ты вот так просто расспросила ее о крестике Уайльда и она тебя не выставила вон за дерзость?

– С чего ей меня выставлять? Я ей не дерзила.

– Слушай, у меня раскалывается голова, я страшно перепугалась, так что, может, просто расскажешь, что там у тебя сегодня произошло?

– Тогда садись и слушай. Все на удивление просто. – Ирен подняла взгляд к газовой лампе под потолком. – Мистеру Оскару Уайльду может и не понравиться то, что он от меня узнает, однако в том, что Флоренс Стокер не желает возвращать этот дурацкий крестик, нет ничего загадочного или мелодраматичного.

– Но в чем тогда дело? Почему она его не отдает?

– Да потому, что ей нечего возвращать! Она его потеряла, хотя я думаю, его у нее украли. Одним словом, она просто стесняется признаться, что так небрежно обошлась с даром святого Оскара, который должна была хранить как зеницу ока. Представь, как он расстроился бы, узнав о судьбе своего подарка. Для него это стало бы настоящим ударом. А вдруг после этого он целую неделю не сможет придумывать новые афоризмы?

– И как ты думаешь, кто украл этот крестик?

– Хотя муж Флоренс Стокер человек искусства, сама она поддерживает в доме идеальный порядок. Сильно сомневаюсь, что она потеряет даже иголку, не говоря уже о крестике, который стоит гораздо больше. Крестик относится к той категории вещей, которые любят прикарманивать слуги, надеясь, что пропажу никто не заметит.

– Значит, у тебя есть подозреваемый.

– Подозреваемая. Твоя предшественница.

– Моя предшественница? Что ты этим хочешь сказать?

– Я говорю о служанке, которая по воскресеньям подавала чай во время собраний. Полагаю, она намеренно обварила Джимми Уистлера, чтобы ее уволили побыстрее. Из дома пропала масса самых разных мелочей. Брэм Стокер считает, что во всем виноваты эльфы.

– Чего еще от него ждать. Он же ирландец.

– Я тоже, – парировала подруга. – Наполовину.

– Ирен, я вовсе не хотела тебя задеть. На самом деле ирландцы довольно… довольно…

– Милы, но их не понимают, – закончила за меня Ирен. – Знаю, ты в них души не чаешь. Особенно ты обожаешь мистера Оскара Уайльда.

На самом деле не так уж и важно, кем по национальности были предки Ирен. Моя подруга родилась и выросла в Америке, и потому ей была непонятна та антипатия, которую я, англичанка, испытывала к обитателям соседнего острова. Решив не углубляться в болезненную тему, я у себя в голове поставила галочку – ага, в роду Ирен были ирландцы. Об этом не следовало забывать. Потом, если потребуется, я воспользуюсь этой информацией, словно свежим носовым платком, доселе лежавшим без дела.

– Надеюсь, ты отправилась в гости к миссис Стокер в обычном виде, – промолвила я.

– Ну конечно. Я сказала, что хочу побеседовать с ней как женщина с женщиной, что оказываю услугу одному нашему общему другу, который слишком стесняется, чтобы обратиться к ней лично. – Ирен едва заметно содрогнулась: – Мистеру Уайльду очень повезло, что он не связал свою судьбу с Флоренс. Очень холодная дама, Нелл, милая, но холодная. Жизнь с такой женщиной с легкостью ввергнет в отчаяние любого.

– Быть может, ты ее неправильно поняла, приняв обычную английскую сдержанность за нечто другое, куда более дурное. Не все из нас разделяют ваше восторженное отношение к жизни.

– Иногда подобное отношение – напускное, вынужденное обстоятельствами, как, например, мой нынешний наряд, – парировала Ирен. – В нем мне предстоит призвать к ответу мерзавку Сару Джейн.

– И где она сейчас?

– Получила должность в одном из домов на Беркли-сквер, чем очень сильно удивила миссис Стокер. Лично я ничего странного здесь не вижу. Дома там богаче, своровать можно больше. Нисколько не сомневаюсь, во время воскресных чаепитий на Чейни-Уок Сара Джейн свела знакомство с одними из самых состоятельных гостей семейства Стокеров.

– Но зачем тебе надо идти к ней именно сейчас, в пятницу вечером?

– Потому что хозяина наверняка не будет дома, и я смогу обо всем поговорить с мисс Сарой, не привлекая лишнего внимания. Пожалуй, скажу ей, что я из агентства Пинкертона. Ты, как всегда, подкидываешь блестящие идеи. – Ирен заколола волосы и, надев котелок, щеголевато заломила его на бок. – Можешь не волноваться, в таком наряде ко мне еще ни разу не приставали.

– То есть ты раньше уже переодевалась мужчиной? – промямлила я.

– Неоднократно, – призналась Ирен. Она замерла на пороге, качнулась назад и заговорщицки подмигнула, словно удаляющаяся со сцены за кулисы певица мюзик-холла: – Настоятельно тебе рекомендую когда-нибудь проделать то же самое.

За окном было темно, и, кроме горящих окон в соседних домах, я видела лишь собственное отражение в стекле. «Можешь не волноваться». Легко сказать! Я представила, как Ирен идет по улице среди толп мужчин, не подозревающих, что перед ними представительница слабого пола, и потому грубых, как грузчики. Интересно, а револьвер она с собой взяла? Я представила, как Сара Джейн со своим дородным подельником (наверняка у нее есть подельник) набрасываются на Ирен, искренне полагая, что перед ними мужчина.

Так прошел вечер. Я закапала в глаза тинктуру белладонны, чтобы снять красноту, и закуталась в теплый шарф из опасений заболеть гриппом после тяжелого дня. Шарф подарил мне благодарный аптекарь, вручив мне его вместе с кучей самых разных, но в равной степени вонючих лекарств.

Шло время. Свет газовой лампы начал блекнуть, а может, мне это только казалось от недосыпа. Наконец я услышала на лестнице звук шагов и бросилась к двери навстречу Ирен:

– Ну как?

Подруга сорвала с головы котелок:

– Нет ничего удивительного в том, что мужчины на улицах постоянно толкаются. В этих дурацких шляпах разламывается голова, и полностью теряешь ориентацию в пространстве. – Она швырнула трость на диван и рывком расстегнула воротник-стойку со скошенными углами, сдавливавший ей шею, благодаря чему у Ирен появлялась хрипотца в голосе.

– Ну же! Как все прошло? – поторопила я подругу.

– Мисс Сара Джейн устроилась на работу в один из лучших особняков. Ее можно поздравить с повышением – она стала личной служанкой хозяйки. Понятное дело, на этой должности воровать куда сподручнее. Когда Саре передали, что ее спрашивает некий джентльмен, она немедленно спустилась ко мне. Мы закрылись в буфетной, и там я нагнала на нее страху. В результате… – Ирен принялась рыться в карманах, выгружая на стол разные безделушки – золотую цепь от часов, серебряную брошь, янтарные сережки и гранатовое кольцо. – Это все сокровища мисс Сары Джейн. Она кинулась к себе в спальню в мансарде и буквально завалила меня своей добычей. После этого я заставила ее поклясться, что она вернет новым хозяевам все, что стащила. Что касается этих вещей, мисс Сара не могла вспомнить, где и у кого именно их украла, вот я и решила их конфисковать.

– А как же крестик мистера Уайльда?

Ирен широко улыбнулась и достала из маленького кармашка покачивающийся на тоненькой цепочке маленький кельтский крестик с изящной гравировкой:

– Передам ему при первой же встрече.

– А что ты собираешься делать со всем остальным? – Я окинула взглядом кучу самых разных вещиц, поблескивавших на выцветшем турецком коврике, которым мы накрывали стол вместо скатерти.

– Может, оставим себе в качестве награды? – с надеждой посмотрела на меня Ирен. – Мы вряд ли найдем хозяев, а от мистера Уайльда ничего, кроме комплиментов, все равно не дождешься.

– Ты хочешь оставить себе краденое, Ирен? Это ведь чужие вещи.

– Мне кое-что здесь понравилось, – призналась подруга. Ее пальцы потянулись к горке украшений.

– Это ворованное, – нараспев произнесла я.

– Ну ладно. Тогда отдадим все в церковь Гроба Господня в Ньюгейте. Ее еще называют церковью музыкантов. Будем надеяться, это добро поможет какой-нибудь голодающей безвестной певичке, которая все еще жива лишь благодаря своему острому уму и подруге, блюдущей ее моральный облик.

– Не надо пытаться меня разжалобить. Впрочем, не буду отрицать, я рада, что мистер Уайльд получит обратно свой крестик и больше сюда не придет.

– Будь милосердна, милая Нелл. Милосердие – одна из главных добродетелей. Я проявила милосердие к неизвестным мне беднякам, теперь прояви его и ты к известному, но нелюбимому тобой мистеру Уайльду. Кто знает, быть может, его по-ирландски острый ум когда-нибудь сослужит тебе службу.

Замолчав, Ирен внимательно на меня посмотрела. Ну и зрелище я, наверное, представляла собой в этом дурацком шарфе.

– И у кого ты завтра собираешься работать, милая Нелл? – осведомилась она. – Опять у аптекаря?

– Да, – тяжело вздохнула я. – Снова весь день разбирать его каракули. Вербена, наперстянка… Такое впечатление, что я перепечатываю труд средневекового алхимика.

– Слушай, я давно хотела тебе сказать одну вещь. Руку ты набила, опыта набралась. Пора тебе найти работу поприличнее. Тебе никогда не приходило в голову дать объявление с рекламой твоих услуг? Есть места, где платят больше, да и работа стабильнее.

– И где же находится этот рай?

– Я думаю, в Темпле.

– В Темпле? Но там же адвокатские конторы. У адвокатов есть секретари.

– А они умеют печатать?

– В том то все и дело, что секретари у юристов пишут от руки, чем очень гордятся. Думаю, что в большинстве адвокатских контор даже нет пишущих машинок.

– Можешь брать машинку с собой в футляре, как скрипку.

– С собой? – Я приняла у Ирен чашку горячего шоколада, который она приготовила мне на каминной решетке. Шоколад был густым и пенным. – Пожалуй, ты права.

– Почему бы тебе не повесить объявление? Наверняка в Темпле для этого есть доска. Поглядим, что из этого получится.

– Отличная, дельная мысль, Ирен.

Подруга поднесла кружку с шоколадом к губам и улыбнулась. Тут до меня дошло, кто работает в Темпле.

– Ирен, а с чего ты взяла, что моими услугами воспользуется мистер Нортон?

– У тебя талант, Нелл. Я ни на йоту не сомневаюсь в том, что если ты начнешь работать в Темпле, то вскоре у тебя не будет отбоя от клиентов.