Текст книги "Доброй ночи, мистер Холмс!"

Автор книги: Кэрол Нельсон Дуглас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава одиннадцатая
Визит к Блэкджеку Нортону

– Ты уверена, что Годфри Нортон отправляет столько денег именно на этот адрес в Кройдоне?

– Да, – кивнула я, чувствуя себя предательницей, оттого что заставила Ирен действовать фактически вслепую. Как и просил мистер Нортон, я ничего не рассказала подруге о его откровениях; более того, я собралась с духом и отдала Ирен бумажку с адресом лишь через месяц после нашего разговора с молодым адвокатом. – К чему об этом спрашивать сейчас, после того, как мы уже столько потратили на экипаж и железнодорожные билеты? Если тебя терзают сомнения…

– Нет. – Ирен вздернула подбородок, как это обычно бывало, когда она собиралась запеть. Этот жест, с одной стороны, привлекал внимание, а с другой – демонстрировал непоколебимость ее намерений. – Вполне вероятно, что в результате нашей увеселительной прогулки мы поставим точку в важном деле и раскроем старинную тайну.

– Мистер Нортон щедрый и внимательный. Работать с ним одно удовольствие. Может, не стоит разгадывать старинные тайны за его счет?

– Нелл, не пытайся пробудить во мне чувство симпатии к своему мистеру Нортону. Поздно. Во время нашей с ним встречи он не проявил ко мне ни щедрости, ни внимания. Ты говоришь, ему теперь известно, что мы с тобой вместе снимаем квартиру. Нисколько не сомневаюсь, что он до сих пор считает меня безмозглой надоедой. Думаю, вскоре он поймет, сколь сильно заблуждался.

– В таком случае ты знаешь, чего ждать в «Белом клене» в Кройдоне.

– Не чего, Пенелопа, а кого.

С этими словами Ирен погрузилась в угрюмое молчание, а я стала гадать, отчего на этот раз подруга назвала меня полным именем, что случалось очень редко.

Стояло позднее лето. Из-за просачивавшихся сквозь листья лучей казалось, что лицо моей спутницы прикрывает удивительная кружевная вуаль, сотканная из света и тени. Я понимала: сейчас подруга не станет слушать моих робких возражений – уж слишком много для нее значит наша поездка. И я как никто другой знала, что сейчас Ирен не пойдет ни на какие уступки.

Наш экипаж остановился у вычурных железных ворот. Ограда была высокой и ничуть не уступала по своему внушительному виду той, что окружала Королевский госпиталь в Челси, построенный в семнадцатом веке знаменитым Реном[20]20
  Рен Кристофер (1632–1723) – прославленный английский архитектор и ученый.


[Закрыть]. Однако, в отличие от госпиталя, особняк, который являлся целью нашего путешествия, располагался в сельской местности, напоенной ароматами природы. Стояла абсолютная тишина, которую нарушали лишь крики дроздов и грачей, устроившихся на ветках белых кленов.

На правой стойке ворот висела табличка, извещавшая о том, что мы у цели. Однако наличие привратника свидетельствовало и о том, что, возможно, приехали мы зря.

– Вы по какому делу? – бесцеремонно осведомился он у нас.

Ирен высунулась из окошка экипажа, мастерски наклонившись так, чтобы не свернуть свою серовато-бежевую соломенную шляпку, отороченную голубым бархатом и украшенную пером кремового цвета.

– Мы в гости к одному из постояльцев, – промолвила она тоном, в котором удивительным образом сочетались высокомерие и шарм.

– Тогда вам придется отметиться в регистратуре при входе в дом.

– Разумеется. А вам придется открыть ворота моему кучеру.

Вскоре я услышала скрип петель, что мне показалось странным. Если особняк поддерживается в порядке, откуда взялась ржавчина?

– Большое вам спасибо. До свидания! – Ирен помахала привратнику рукой.

Наш экипаж двинулся дальше по усыпанной гравием дорожке, обсаженной по обеим сторонам платанами.

– Честно говоря, Ирен, – промолвила я, – мне кажется, тебе просто достаточно сказать «Сим-сим, откройся», и дело в шляпе.

Подруга улыбнулась моему комплименту, воздавшему должное ее силе убеждения, однако предпочла промолчать. Я чувствовала, что она как на иголках от переполняющего ее волнения, причины которого пока оставались для меня непостижимыми. Массивный особняк эпохи короля Якова громоздился справа от нас.

– Насколько я могу судить, средства, перечисленные сюда мистером Годфри Нортоном, тратятся с умом. Погляди-ка, Нелл, как аккуратно подстрижена живая изгородь!

– Ума не приложу, зачем ему эти траты. Он из города носа не высовывает.

Ирен одарила меня загадочным многозначительным взглядом:

– Когда доберемся до особняка, дозволь действовать мне.

– Когда это я тебе мешала? – парировала я.

Мы вышли из экипажа, поднялись по невысоким ступенькам и приблизились к дверям.

Ирен подергала за шнурок. Особняк был таким большим, что я едва услышала донесшийся издалека тихий звон. Со щелчком открылась смотровая щель, и на нас уставилась пара налитых кровью глаз.

– Мы к мистеру Нортону, – без обиняков произнесла Ирен.

Я пыталась хранить хладнокровие, однако, думаю, перья на моей шляпке слегка качнулись, выдав мое волнение. Откуда Адлер знала, что здесь проживает отец Годфри? Я же ни словом не обмолвилась о моем разговоре с молодым адвокатом. Я еще раз поразилась проницательности подруги, и у меня учащенно забилось сердце.

Глаза по ту сторону двери расширились от изумления:

– Так, значит, вы ни о чем не знаете… Сейчас я вас впущу…

– Благодарю. – Ирен с достоинством замерла в ожидании, пока по ту сторону двери лязгали замки и задвижки.

Как только дверь распахнулась, дворецкий (я решила, что раз человек, открывший нам дверь, работает в таком роскошном особняке, значит, он наверняка дворецкий) проводил нас в холл с полом, выложенным в шахматном порядке черно-белой мраморной плиткой – как раз в стиле Рена.

– Мистер Эджвэйт в канцелярии наверху, – промолвил впустивший нас мужчина.

– О чем это мы не знаем? – зашептала я на ухо Ирен. – Почему в частной резиденции есть канцелярия? И вообще: тебе не кажется, что дворецкий ведет себя слишком развязно?

– Он не дворецкий, а обычный швейцар. А эта «резиденция» куда более частная и вместе с тем куда более общественная, чем ты предполагаешь, – ответила подруга и на этом замолчала.

Когда мы вошли, худой сутулый мистер Эджвэйт поднялся из-за стола времен королевы Анны, чтобы поприветствовать нас:

– Присаживайтесь, дамы, прошу вас. Вы впервые в «Белом клене»…

– Именно так, – промолвила Ирен и, мягко зашелестев юбками, опустилась в кресло. – Меня зовут Клитемнестра Сандерс, а это моя двоюродная сестра Генриетта Рашвимпл. Мы приходимся мистеру Нортону троюродными племянницами и лишь недавно узнали, что он проживает здесь.

– Нортону? – Мистер Эджвэйт нахмурился. Тускло поблескивавшая золотая цепочка, тянувшаяся от его карманных часов, прекрасно сочеталась с позолоченной оправой очков на озабоченном лице клерка. – Как жаль, что в отличие от его сына вы не приехали вчера.

– Так, значит, Годфри уже здесь побывал? – обеспокоенно спросила Ирен. – Тогда, если я правильно понимаю, наш дядюшка…

– …представился и ныне находится в лучшем из миров, – торжественно закончил за нее мужчина.

– То есть, попросту говоря, умер? И что, он скончался только вчера?

Деловой тон Ирен явно огорчил мистера Эджвэйта.

– Он был весьма почтенного возраста. В его смерти нет ничего странного. В этом может поклясться его сын.

Ирен ахнула и очаровательно захлопала ресницами, будто пыталась сдержать слезы:

– Но… но как же так… мы проделали такой путь… после столь долгой разлуки… Нам можно… взглянуть на него?

– Взглянуть на него? Боюсь, что нет. Скоропостижная кончина в «Белом клене» – обычное дело. Наш доктор выписал свидетельство о смерти, и вчера вечером тело мистера Нортона предали земле. Если желаете, можете посетить склеп – он очень красивый, можно сказать наша гордость…

– Да, разумеется. – Ирен вытащила из сумочки платочек и нарочито им взмахнула, – Мы с Генриеттой непременно должны посетить место последнего упокоения дорогого дядюшки. Однако мы проделали столь долгий путь… и что в итоге? Лишь холодная могила… Это неправильно, так нельзя… Коль скоро мы не можем увидеть нашего бедного Нортона, вы не могли бы нам позволить посетить комнату, в которой он жил?

Мистер Эджвэйт посмотрел на мою подругу с выражением лица столь странным, что оно не ускользнуло от нашего с Ирен внимания.

– Или будет правильнее сказать, комнату, в которой его… держали? – поправилась Ирен. – Прошу вас, не бойтесь нас шокировать. Когда мы узнали о том, где находится наш Нортон, мы уже были в курсе его состояния. Мы ведь в приюте для умалишенных?

– Да, для душевнобольных. Ваш родич страдал от старческого слабоумия и расстройства памяти. Даже сына своего не узнавал, поэтому мне сложно винить молодого человека в том, что он бывал здесь так редко. Однако юный Годфри никогда не забывал о своих финансовых обязательствах и всегда своевременно присылал нам деньги. Мы же, в свою очередь, тоже делали все от нас зависящее, окружив пожилого джентльмена теплом и заботой.

Ирен прикрыла лицо руками:

– Нам будет куда приятнее увидеть комнату, в которой он провел столь спокойные годы, чем могилу, ставшую его последним пристанищем.

– Ну что ж, если вы так настаиваете… Нам скрывать нечего. «Белый кедр» – лучшее заведение подобного рода во всем Лондоне и его окрестностях. Прошу следовать за мной.

Мы двинулись за клерком. Миновав несколько аккуратных залов с начищенными до блеска полами и спустившись по сверкающей чистотой лестнице, мы оказались в коридоре со множеством дверей, каждая из которых была оборудована смотровым оконцем.

Именно гнетущий вид этих запертых дверей омрачал общую картину чистоты и покоя. Впрочем, дело было не только в дверях. Крики и стоны, доносившиеся из-за них, будили во мне чувство страха. Со слухом у безумцев все было в порядке: хотя мы шли по коридору почти бесшумно, я различала приглушенные вопли, слышала, как люди скребутся в двери и барабанят в них.

Потом до меня дошло, что незримых обитателей запертых камер беспокоят вовсе не наши шаги, а веселое позвякивание связки ключей в руках надзирателя. Мистер Эджвэйт за все время так и не проронил ни слова, будто ничего не слышал. Ирен выглядела собранной, а ее лицо было абсолютно бесстрастным, будто она позировала для фотографии.

Наконец ключи звякнули в последний раз. Наш сопровождающий остановился у двери с латунным номером «12». Лязгнул замок, и мне показалось, что все заключенные разом взвыли хором в отчаянии, поняв, что пришли не за ними. Дверь бесшумно распахнулась – петли были хорошо смазаны.

Ирен переступила через порог. Ни ковра, способного приглушить шаги, ни занавесок на зарешеченных окнах… Как же я из экипажа не заметила решеток? Кровать с матрасом. Голый стол. Железный кувшин и миска. Даже ночной горшок – и тот из металла.

Ни книг, ни зеркала, ни картины на стене. Пока я не увидела эту голую камеру, я никак не могла понять, почему Годфри Нортон платит за содержание ненавистного родителя в этом приюте такие большие деньги. Меня неожиданно осенило, что сын буквально убил состраданием своего отца.

Ирен подошла к окну:

– Скажите, а дядюшка Джон… У вас здесь такой парк… Ему дозволялось там гулять?

– Ну разумеется. – Казалось, мистер Эджвэйт мог говорить о приюте бесконечно. – Каждого из постояльцев, если позволяет погода, регулярно по расписанию выводят на прогулку. Вашему дядюшке особенно нравилось сидеть у пруда с утками.

– Рядом вон с тем большим буком?

– Ну да, он просто обожал это дерево. Как вы догадались?

– Больше ничего особенного отсюда не видно, а бук сразу бросается в глаза. Думаю, человек, сидящий в этой камере, львиную долю времени проводит именно у окна. Вне зависимости от того, насколько ослабел человеческий разум, его все равно будет привлекать нечто особенное. Мы можем наслаждаться закатом каждый день, но почему-то всякий раз его вид приводит нас в восторг. Почему?

– К сожалению, это окно выходит на восток.

– Ну что ж, в таком случае мистер Нортон наслаждался рассветом, – пожала плечами Ирен, – Что закат, что рассвет – полагаю, для него все было едино.

Мистер Эджвэйт нахмурился, будто услышал критическое замечание, суть которого осталась для него непонятной.

– Сударыни, чем я еще могу быть вам полезен, прежде чем вы направитесь в склеп? Кстати сказать, он расположен на противоположном берегу пруда.

– Так, значит, к нему ведет тот прелестный мостик? Как мило! Я рада, что наш дядюшка упокоился в таком очаровательном месте.

Мы вышли из камеры и, громко шелестя юбками, двинулись к выходу. Ирен шла очень быстро, и я едва поспевала за ней. В холле мистера Эджвэйта поджидал еще один посетитель, угловатый джентльмен с ястребиным носом, мерявший шагами черно-белый мраморный пол.

– Доброго вам дня, сударыни, и спасибо за столь человечное отношение к вашему дядюшке, – промолвил мистер Эджвэйт на прощанье, повернувшись к новому гостю в клетчатом пальто с накидкой и охотничьей шляпе. Несмотря на покрытый пылью наряд провинциала, нетерпеливый взгляд джентльмена и его манера говорить выдавали в нем горожанина.

Когда мы двинулись к выходу, он бросил на нас внимательный взгляд. Нельзя сказать, что он нахально нас разглядывал, нет; он смотрел на нас бесстрастно, будто ученый, анализируя, классифицируя, каталогизируя. Ирен прикрыла лицо носовым платком и, будто не в силах сдержать своих крокодиловых слез, оттащила меня в сторону и приникла к стене, изобразив, что тщетно пытается взять себя в руки.

– Ирен, зачем ты ломаешь эту комедию? – прошептала я. – Мистер Эджвэйт на нас уже не смотрит…

– Т-с-с-с… – Она вцепилась мне в горло, будто пытаясь задушить.

– …Холмс, – услышала я резкий голос незнакомца, представлявшегося Эджвэйту. – Сегодня утром я прочел в «Телеграф» некролог и немедленно направился сюда.

– Вы о Нортоне? – уточнил надзиратель.

– Да, именно о нем. Он пропал из виду несколько лет назад, и кое-кто из его старых друзей хотел выяснить, где он провел все это время.

– Давайте пройдем в канцелярию, мистер Холмс, – промолвил Эджвэйт с радушием, которого мы доселе не слышали в его голосе. – Я буду рад сделать для вас все, что в моих силах. Кто знает, быть может, в будущем наши услуги понадобятся даже одному из близких родственников столь уважаемого человека, как вы. Подобного нельзя предугадать. Трагедия может произойти, например, с женой, пусть даже и молодой…

– Я не женат, мистер Эджвэйт, и вряд ли в обозримом будущем свяжу себя узами брака. Мне бы хотелось узнать подробней о жизни мистера Нортона в вашем заведении и о его болезни…

Широкие створки дверей закрылись, и мы так и не узнали, чем закончилась беседа.

– Представляю, сколько мужчин избавилось от надоевших жен, отправив их сюда, – с мрачным видом промолвила Ирен. – Утопающая в зелени тюрьма. Только в Англии роскошный пейзаж может скрывать подобную беспредельную алчность. Но только что здесь делает Холмс? – Помолчав, подруга хмыкнула: – Насколько я понимаю, он тоже продолжил охоту за поясом.

– Ты упомянула алчность, – тихо заметила я.

Ирен посмотрела на меня скептическим взглядом:

– Холмс, как и я, охотится за поясом не из алчности. Хотя скажем иначе: им, как и мной, руководит одна из высших форм алчности – жажда знания, желание все выведать и понять. Это наш общий с мистером Холмсом грех… А он моложе, чем я предполагала. Какое у него интересное лицо. Мне очень жаль, что он считает ниже своего достоинства замечать женщин.

– Ну как же, он ведь обратил на нас внимание!

– Не более чем на необычный сорт огурца. Думаю, когда-нибудь ему придется заплатить за подобное пренебрежительное отношение, хотя, мне кажется, лично в его случае дело не в предрассудке. Скорее он слишком гордится своим умом и самодостаточностью.

– Кое-кто то же самое может сказать и про тебя.

– Пенелопа, у меня создается впечатление, что ты начинаешь читать мысли. Может, тебя посадить на Кингс-роуд с хрустальным шаром и посмотреть, сколько к тебе придет людей, желающих узнать свою судьбу? – поддела меня Ирен. – Смотри, дело прибыльное, ты на нем заработаешь больше, чем машинисткой.

– Нет уж, спасибо. Кстати, мы можем ехать домой?

– Конечно. Но сперва отправимся на пикник.

– Пикник?

Мы вышли на улицу. В кустах весело щебетали птицы. Цвела сирень, источая аромат, который разносил легкий теплый ветерок. Все было проникнуто теплым янтарным цветом.

– Пикник, – повторила Ирен, направляясь к экипажу. – Предлагаю устроиться возле того большого бука. Кучер, вы не могли бы подать нам нашу корзину? Кстати сказать, у вас случайно нет с собой лопаты?

Извозчик озадаченно на нас посмотрел.

– Может, хотя бы заступ? У вас наверняка имеется что-нибудь в этом роде на случай непредвиденных затруднений в дороге. Боюсь, иначе нам будет сложно открыть консервы с сардинами, – закончила Ирен по-женски беспомощно и так же искусственно, какой была помада на ее губах.

Не проронив ни слова, кучер достал из-под своего сиденья короткую лопатку.

– Превосходно! – воскликнула Ирен, быстро выхватив инструмент у него из рук. – Мы вам отдадим все, что не удастся съесть. – С этими словами она сунула лопатку под крышку корзины. Черенок достаточно заметно выдавался наружу, и потому моя подруга прикрыла его моей лучшей китайской шалью. После этого, взявшись за ручки корзины, мы двинулись по усаженной сиренью дорожке.

Некоторое время я хранила молчание, но потом заговорила, больше не в силах сдерживаться.

– Ирен, – взмолилась я, – неужели ты хочешь сказать, что собираешься раскопать могилу несчастного мистера Нортона?

Подруга ничего мне не ответила.

Глава двенадцатая
Погребенное сокровище

Львиную долю нашей снеди умял кучер мистер Биверхольт. Он ел и одновременно правил нашим экипажем, катившимся по сельской дороге в сени растущих по обочинам деревьев.

В салоне было тесно, и мы с Ирен чувствовали себя как сельди в бочке. Кэб потряхивало, поэтому нам приходилось держаться перемазанными в земле руками за поручни. Вместо корзины с продуктами, которую Ирен отдала мистеру Биверхольту при условии, что он будет «гнать на вокзал быстрее ветра», у наших ног лежал маленький, обитый кожей сундучок, столь же перемазанный в земле, как и наши руки.

– Ты испортила свой лучший наряд! – посетовала я.

– Он мне все равно уже надоел, – ответила подруга.

– А моя шаль! Она превратилась в лохмотья.

– Нам же надо было во что-нибудь завернуть сундук.

– Посмотри на свои ногти! Они теперь как зубья у пилы!

– Ничего, будет удобнее играть на пианино. – Ирен взяла зонтик и постучала ручкой из слоновой кости в крышу экипажа. Кучер хлестнул лошадей, и кэб пошел еще быстрее. В окно я увидела, как вниз полетела пустая банка из-под сардин.

– Какой чудесный день, Нелл! – прокричала Ирен, перекрывая свист ветра, стук колес и щебет птиц. – Только подумай! Мы обошли самого Шерлока Холмса! Добыча у нас в руках!

Я молча воззрилась на видавший виды сундучок, как вдруг экипаж тряхнуло и окованный угол нашей находки врезался мне прямо в ногу.

– Да что же такое в этом чертовом сундуке? Ради чего мы притворялись, лгали и безнадежно испортили нашу одежду?! – взвизгнула я вне себя от ярости.

Надо признаться, мысль о том, что нам придется потревожить останки мистера Нортона, совершенно лишила меня присутствия духа. Все оказалось куда невиннее, однако раскопки под огромным буком окончательно меня добили.

– Там внутри – сокровище, – озорно улыбнулась Ирен.

– Я все никак не могу понять, откуда ты знала, где именно следует искать сундук.

– Я и не знала, пока не поставила себя на место сумасшедшего. Я попыталась рассуждать так же, как он. Мистер Эджвэйт сам сказал, что окна комнаты… нет, пожалуй, назовем ее камерой; так вот, окна камеры выходят на восток. Джон Нортон страдал старческим слабоумием, поэтому его разум мог зацепиться только за большое дерево – единственный ориентир, который был виден из окна. Нисколько не сомневаюсь, что во время прогулок, пока старик пускал слюни на берегу пруда, санитар витал в облаках и считал ворон…

– Ирен!

– Кроме того, корни того бука расходятся совершенно особенно, подобно солнечным лучам. Это деталь тоже могла привлечь внимание Блэкджека. Не забывай, он не был абсолютно сумасшедшим, а лишь страдал старческим маразмом. При таком заболевании порой наступают моменты прояснения. В один из таких моментов он спрятал самую дорогую для него вещь в сундук, а потом его зарыл.

– Пояс? – Я посмотрела на сундук с б́ольшим уважением. – Ты и вправду считаешь, что Бриллиантовый пояс находится здесь?

– И он достался не мистеру Шерлоку Холмсу, не мистеру Тиффани и не мистеру Годфри Нортону, а мне! – радостно вскричала Ирен.

– Алчность, – с осуждением промолвила я, однако при мысли о том, что мы вскоре откроем сундук, мое сердце забилось быстрее. Наверное, схожие ощущения испытывала и Пандора.

– Не алчность, а триумф, – поддела меня Ирен.

Сама не знаю, как я сумела пережить обратную дорогу до Лондона. Сундук оказался тяжеленным, и его вес лишь распалял наши мечты о сокровище. Нам с Ирен пришлось тащить его вдвоем через весь вокзал Виктория, словно нелепый и ужасно неудобный саквояж. Когда мы остановили кэб, кучер предложил нам разместить «багаж» на крыше. Ирен отказалась столь решительно, что я испугалась: вдруг кучер что-нибудь заподозрит и позовет полицейских?

Наш экипаж, грохоча, обогнул Букингемский дворец, проехал по аллее Молл через парк Сент-Джеймс, пересек Трафальгарскую площадь и выбрался на Чаринг-Кросс-роуд. К этому моменту меня терзало столь глубокое чувство вины, что я бы не удивилась, если бы нам наперерез выехали королевские гвардейцы и, угрожая оружием, изъяли у нас бесчестно добытые драгоценности. В каждом приближавшемся к нам экипаже мне мерещились сыщики Скотленд-Ярда. Каждая остановка в пробке казалась мне неслучайной – вдруг сейчас нас схватят!

– Просто удивительно, до чего удобно расположена наша квартира. Какое счастье, что мы не живем на Бейкер-стрит, – задумчиво промолвила Ирен, когда наш кэб свернул на Нью-Оксфорд-роуд и двинулся прочь от северо-западной части города.

Я ничего не ответила. Мы, конечно, пытались скрыть следы наших раскопок под буком, вот только они все равно не ускользнут от внимания мистера Шерлока Холмса.

– Естественно, он что-нибудь заподозрит, – кивнула подруга, которая словно прочла мои мысли. – Быть может, он даже пойдет к буку и сообразит, чем мы там занимались. Только что с того? Кого он будет искать? Мисс Сандерс и мисс Рашвимпл?

– Описание нашей внешности…

– Под него попадают тысячи женщин в Лондоне, а быть может, и все полмиллиона. Не забывай, нас здесь окружает четыре с половиной миллиона душ. Кроме того, даже если он нас все-таки отыщет, пояс все равно уже у нас!

Я робко коснулась сундука носком туфельки.

– Ну да, он простенький, даже уродливый, – согласилась Ирен. – Однако порой за скромной внешностью скрывается удивительная внутренняя красота. Мне кажется, нечто вроде этого сказано в Писании. Я не права, Пенелопа? Земля приняла бренные останки старого Нортона и при этом отдала нам лучшую его часть.

– И что ты будешь делать с поясом?

Ирен уставилась на меня несвойственным ей отсутствующим взглядом:

– Слушай, я ведь даже об этом не думала! Все мои мысли были о том, как его заполучить. Заложить его вряд ли получится… А как продать его, я не знаю… пока. Быть может, я стану носить его на сцене. По сравнению с поведением других актрис подобный жест будет выглядеть куда более благородно: им драгоценности достаются от поклонников, а я свои добыла сама.

– Но ты ведь пока все равно поешь в хоре.

– Это же не будет длиться вечно.

– Ох, Ирен! – Я устало рассмеялась, чувствуя себя вымотанной до предела. – Ты такая оптимистка. Может, лучше поставить себе планку пониже и нацелиться на второстепенные роли? Может, брак с уважаемым человеком предпочтительней дурацкого стремления к независимости, а скромные украшения – лучше бриллиантов Марии-Антуанетты? Всего этого ты добилась бы куда быстрее.

– То, о чем ты говоришь, под силу любой женщине – как раз именно поэтому каждая из них почти ничего собой не представляет. Я же достигну большего. По крайней мере, попытаюсь это сделать.

Ирен откинулась на спинку сиденья и отвернулась к окну, наблюдая за тем, как мимо нас проносятся знакомые дома. Мне показалось, что я обидела подругу или, что еще хуже, омрачила миг ее триумфа. На самом деле мне просто не хотелось видеть, как она потерпит неудачу. Ирен всегда пыталась прыгнуть выше головы, и потому мне представлялось неизбежным грядущее фиаско.

– «Человек всегда должен тянуться к недосягаемому. Иначе к чему нам рай?»[21]21
  Слова принадлежат английскому поэту и драматургу Роберту Браунингу (1812–1889).


[Закрыть] – тихим голосом процитировала Ирен.

Не стану описывать, как мы, две слабые женщины, волокли тяжеленный сундук на третий этаж двухсотлетнего здания. Когда мы наконец перетащили чертову ношу через порог, обе готовы были повалиться на пол от усталости. Тяжело дыша, я прислонилась к дверному косяку и отвела в сторону распустившиеся волосы, ниспадавшие мне на лицо. Ирен кинулась зажигать лампы и газовый фонарь.

– Слушай, Нелл, как ты думаешь, у нас получится поставить нашу находку на стол?

– Можно попробовать, – тяжело вздохнула я, снова взявшись за сундук.

Ирен поспешила мне на помощь. После продолжительных усилий нам удалось водрузить его на обеденный стол. Прямо над сундуком горел газовый фонарь, отбрасывая свет на тускло поблескивающие шляпки гвоздей.

– Такое впечатление, что сундук бутафорский – ну прямо из «Венецианского купца», – заметила Ирен.

– Ага, только он такой тяжелый, будто сделан из свинца, – не сдержавшись, добавила я.

Рассмеявшись, Ирен взялась за разделочный нож и попыталась просунуть его в щель под крышкой. Все три пряжки проржавели, а ремни, продетые в них, оказались жесткими, словно китовый ус. Знали бы вы, сколько ногтей мы поломали, прежде чем вытащили ремни!

– Итак… – Ирен отвела непокорный локон, упавший ей на бровь. Элегантная дама, представшая передо мной утром, канула в небытие. Сейчас моя подруга больше напоминала перемазанную грязью прачку после долгого рабочего дня. – Итак! – повторила Адлер и рванула крышку.

Она не поддалась. Тогда моя подруга снова взялась за нож и, сунув его в щель, ударила по рукояти основанием ладони. Раздался резкий хлопок, и сундук распахнулся, изрыгнув облачко пыли.

– Похоже, ты как в воду глядела, – разглядывая содержимое, промолвила Ирен, не меняясь в лице. Мгновение спустя она зачерпнула пригоршню маленьких брусочков из серого металла.

– Свинец! – выдохнула я.

Хотя прочие предметы в сундуке оказались легче свинца, они были столь же загадочными. Мы обнаружили коробочку крахмала, связку ключей и кусочек овчины.

Ирен поскребла ножом один из брусков, будто чистила картошку, однако ее надежды не оправдались – перед нами и вправду был свинец, а не замаскированное под него золото.

– Поскреби еще и это, вдруг это Бриллиантовый пояс, – протянула я подруге длинную нить, на которую были нанизаны янтарные шарики.

Ирен поднесла ее к свету:

– Ручная работа, янтарь русский – не скажу, что я от него в восторге… За эту нить можно выручить пару фунтов…

– Ну просто находка века.

– Не язви, Пенелопа, это тебе не идет.

– А ты не расстраивайся. Тебе это тоже не идет.

– Хорошо, давай попробуем рассуждать. По какой-то причине старый Нортон потратил кучу сил, чтобы спрятать все это барахло. Только подумай, сколько дряхлому старику пришлось возиться с такой тяжестью. Значит, он преследовал некую цель.

– Да какую цель, Ирен? Приди, наконец, в себя! Ты еще не поняла, что Нортон был в маразме? Если у него когда-то и был пояс, Блэкджек просто позабыл, куда его спрятал. Все его жалкие старческие «сокровища» перед тобой.

– Думаешь, Нелл, эти предметы – память о прошлом? Овчина может символизировать адвокатский парик, а крахмал ассоциируется с жестким судейским воротничком.

– Не сомневаюсь, что эта нить некогда была ожерельем, которое он стащил у своей несчастной многострадальной жены.

– А свинцовые бруски? А ключи?

– Ключи отпирают дверь в загробный мир, в котором ему предстоит встреча с Создателем и суд за грехи. Быть может, Нортон мечтал о спасении. А свинцовые бруски символизируют тяжесть его грехов – как цепи, что сковывали призрак Марли[22]22
  Пенелопа имеет в виду призрак скряги Джейкоба Марли, который является Скруджу – главному герою повести Чарльза Диккенса «Рождественская песнь».


[Закрыть].

– Превосходно, Нелл! Ты из этой дребедени способна соорудить целую проповедь, однако, боюсь, твои рассуждения чересчур логичны для лишившегося разума старика. Впрочем, ему хватило мозгов нагрузить сундук свинцом – в том случае, если пруд выйдет из берегов и размоет землю, сундук не всплывет, оставшись на дне… – Ирен хмыкнула и захлопнула крышку. – Ладно, будем думать. Лучше уж такая добыча, чем ничего. Она останется нам на память о том, как мы обошли мистера Шерлока Холмса. Быть может, когда-нибудь мы обнаружим еще одну находку, которая объяснит, в чем смысл всех этих вещей.

– Я пошла спать. – Неизменный оптимизм подруги порой выводил меня из себя. – Быть может, ночью прилетит добрая фея, которая превратит янтарь в бриллианты.

Прежде чем задернуть занавески, я бросила еще один взгляд на Ирен. Моя подруга стояла, склонившись над безобразным сундуком и задумчиво разглядывая его, словно Гамлет череп Йорика. Мне подумалось, что наша находка поведает ей не больше, чем череп шута – принцу датскому.

Наутро сундука на столе уже не было. Насколько я понимаю, Ирен спрятала его у себя в спальне под грудой барахла. Больше она никогда о нем не упоминала, однако я знала, что она ни на мгновение не забывала о нем.