Текст книги "Превращение"

Автор книги: Кэрол Берг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц)

Глава 6

На пятый день Дар Хегеда принц стал вести себя как-то странно. Он не мог спокойно сидеть на месте. Он все время барабанил пальцами по подлокотникам кресла. Он ерзал и передергивал плечами под бархатной мантией, словно пытаясь устроиться поудобнее. Он вертел в руках ножик, теребил косу и крутил цепочку на шее, потом он вышвырнул с кресла подушки. Через некоторое время он велел вернуть их на место. Он потребовал принести вина, но пить не стал, и через некоторое время опрокинул бокал на пол, разозлившись на просительницу. Это была почтенная матрона, обвинявшая своего сына в подделке родословной скаковой лошади, подобное преступление в Империи считалось более серьезным, чем убийство. Эта дама едва не упала со своего стула, когда принц вдруг вскочил посреди ее пространной речи и пронзительно завопил:

– Побыстрее, женщина. Ты задерживаешь тысячи других просителей.

Он встал за свое кресло и время от времени ударял кулаком по его спинке, пытаясь ускорить ее речь. Она засуетилась, попыталась говорить быстрее и через минуту стала валиться на бок, хватаясь за сердце. Ее унесли. Один из управляющих подошел к принцу, прошептав ему что-то на ухо, тогда Александр наорал и на него.

– Я великолепно себя чувствую. Проси следующего, если не хочешь отведать кнута.

На следующий день все пошло еще хуже. Принц не мог усидеть на месте более десяти минут, поэтому он выслушивал просителей, бегая туда-сюда по своему возвышению, а пришедшие водили головой, следя за его движениями. От этого они начинали мямлить, и тогда он впадал в ярость. Часы приема шли, принц пытался сдержать себя, он крепко прижимал руки к груди или вцеплялся пальцами в стакан с такой силой, что у него белели суставы. Но и тогда его ноги шаркали по полу, а голова слегка тряслась. Все управляющие и камердинеры тряслись от страха. Он велел выпороть уже двоих из них, когда те осмелились предложить ему отдохнуть, и обещал выпороть любого, кто посмеет посоветовать ему сделать что-либо. В этот день, второй день странного поведения принца, я заметил среди свиты Александра келидца. Белокурый худой человек в малиновом плаще молча стоял за его креслом, поглядывая по сторонам и изредка улыбаясь собственным мыслям, хотя едва ли они были забавны. Я постарался тут же забыть о нем. Какое дело рабу до демона и его забав?

Седьмой день Дар Хегеда, и третий день неведомой болезни принца, начался с чрезвычайно запутанного дела, где глава семьи умер, оставив наследницей всего своего состояния и земель единственную незамужнюю дочь. Александр сидел, вцепившись в подлокотники кресла с такой силой, что я бы не удивился, если бы старое дерево вдруг треснуло и рассыпалось в пыль. Я сидел достаточно близко к принцу, чтобы заметить темные мешки под янтарными глазами. Взгляд его скользил по всем предметам, ни на чем не останавливаясь. Принца предупредили, что двумя сторонами, воюющими за наследство девицы, были два могущественных барона, каждый из которых хотел взять ее в жены. Оба они охраняли самые беспокойные участки границы Империи, и Император ни за что не хотел бы поссориться ни с одним из них.

Один из баронов уже полчаса занудно объяснял суть дела, когда на Александра напала вдруг дрожь. Его руки, ноги и все тело сотрясались, как будто бы он голым сидел на морозе.

– Продолжайте, – бросил он посетителю, когда тот замолчал, уставившись на него. Барон забормотал что-то невнятное. – Я сказал, продолжайте.

Тот продолжил, потом вызвали для ответа вторую сторону. Не знаю, удалось ли Александру вникнуть во все тонкости семейных отношений, старых долгов, воинских клятв, обещаний руки и сердца, словом, во все детали жизни целого клана. Он походил на готовый извергнуться вулкан. Присутствующие качали головами и хмурили в недоумении брови. И среди них, опираясь на косяк двери, стоял Корелий, келидский эмиссар. Он улыбался.

Я быстро уткнулся в лист бумаги. Нет, я не позволю ему еще раз заглянуть мне в глаза и увидеть то, что я знаю. У меня нет силы. Я беспомощен перед ним. Были вещи, по сравнению с которыми рабство не значило ничего, и я не хотел встретиться с ними. Демонов привлекает страх. В тот миг, когда я увидел его улыбку, я заметил, что келидец сделал легкое движение рукой. Меня охватило дурное предчувствие. Я обернулся к Александру. Он мотал головой из стороны в сторону, словно пытаясь отогнать насекомое. Что происходит?

– Умоляю, ваше высочество, выслушайте мою просьбу, – начал удивленный ответчик. – Я не стал бы заручаться согласием юной девы, если бы знал о притязаниях барона Юзайя.

– Не обращай внимания, я внимательно слушаю… Продолжай, Кердан. Я осознаю всю важность дела, и я выслушаю тебя, как и обещал, – принц с трудом выговаривал слова.

Следующие полчаса принц, стиснув зубы, продолжал сражаться с неведомым недугом. Записывая все подробности дела, я поглядывал время от времени на принца, а иногда позволял себе украдкой взглянуть и на тощего человека у двери. Вот… он опять сделал едва заметное движение. И принц еще сильнее вцепился в подлокотники кресла, силясь усидеть на месте. Человек в малиновом плаще больше не улыбался.

Когда обе стороны высказались, Александр прикрыл глаза и произнес:

– Я должен уделить вашему делу особое внимание. Верные слуги Империи, вы заслуживаете всяческого уважения. Сейчас я удалюсь в свои покои, а решение вынесу завтра утром.

Такого нечеловеческого самообладания я не встречал ни в ком.

Александр встал, ответил на поклоны обоих баронов и приветствия толпы, и поспешно покинул Зал.

Как только он вышел, присутствующих прорвало:

– Что это с ним?

– Заболел, должно быть. Я ничего такого раньше не видел.

– Говорят, он уже три ночи не спит.

– А, это все оттого, что у него нет стремления править. Не то, что у его отца.

– Он просто недостаточно умен, чтобы править. Вы слышали…

– Помолимся за то, чтобы у него родились достойные сыновья, а сам он умер бы молодым.

Больше всего меня заинтересовала одна бессловесная реакция на уход принца. Когда я убирал чернила, складывал исписанные листы и закрывал книгу, намереваясь сдать ее на хранение управляющему, я еще раз взглянул на келидца. Тот грубо оттолкнул мешающих ему пройти слуг и выскочил из Зала.

Что, дело обернулось не так, как ты ожидал? Подумал я про себя, складывая перья и ножик в деревянную шкатулку. Он крепче, чем ты думал. Он упрямый.

Я рассеяно погладил испачканными чернилами пальцами кожаный переплет книги. Не спит. Ну, конечно! Будет не сложно найти причину болезни принца. Подарок, что-то небольшое, какая-нибудь бронзовая лошадка или фарфоровое яйцо, возможно, нечто, спрятанное под подушкой, кольцо или платок. Но ткань не надежна. Лучше всего подходит медная шкатулка для украшений или блестящий камешек – его можно бросить в цветочный горшок, которых полно в покоях принца. Все, что нужно, это знать, что искать, куда смотреть и как слушать тишину…

Я тряхнул головой, словно прогоняя остатки сна, и задул лампу, освещавшую мои бумаги. Главный Зал для аудиенций был почти пуст. Рабы с метелками убирали грязь и мусор, принесенные за день толпами посетителей.

О чем я думаю? У меня же нет силы. Я лишен оружия. Мне нет никакого дела до Александра. Абсолютно. Он и его люди присвоили себе мою жизнь, разрушили мою личность, истерзали и покалечили мое тело и разум, изломали… о, боги, только не это. Не сейчас. Я перевел взгляд на свою руку, сжимающую книгу. Я заставил себя внимательно рассмотреть ее: длинные, испачканные чернилами пальцы, обветренную от вечного холода кожу, – увидел стальной браслет на запястье, который останется со мной до самой смерти. Затем я представил себе эту же руку с иссохшей старческой кожей. Реальное и воображаемое не совпадали. Пока еще нет. Мне удалось быстро прогнать непрошенное воспоминание, но я так и не смог убедить себя отказаться от собственного намерения.

Я решился на этот поступок не ради Александра. Я подхватил под мышку большую книгу и направился в его покои не ради какой-то высокой цели. Для высокой цели у меня не было силы. Я сделал это ради себя. Я не хотел видеть рядом с собой ледяные голубые глаза. Я хотел снова спать спокойно.

– Я принес книгу с записями. Принцу нужны сделанные мною заметки, – заявил я стражнику у двери, который старательно обыскал меня, и теперь не знал, что со мной делать.

– Он не посылал за тобой.

– Да, наверное. Он забыл из-за своей бессонницы, а мы сегодня разбирали очень запутанное дело. Он, кажется, приказал мне принести записи. Наверное, будет лучше, если ты сам спросишь его, ведь ты дерзийский воин. Он не велит тебя повесить за это, ты же не раб. Разве что прикажет выпороть. Но если он меня ждет, а ты меня не пускаешь… – я пожал плечами. – Уж лучше спроси его.

Стражник побледнел и посмотрел через плечо, словно там его уже поджидал кнут.

– Ну уж нет. Если ты сам не понял, звали тебя или нет, сам и расхлебывай.

– Он уже несколько раз приходил сюда, когда принц писал письма, – сказал подошедший камердинер. – Если его вздернут за его собственное упрямство, что с того.

– Действительно.

Они постучали в дверь, приоткрыли ее и втолкнули меня внутрь. Там было совсем темно. Окна были занавешены плотными шторами, на столе горела единственная свеча. Александр пластом лежал на подушках, прикрыв лицо рукой, я мысленно обругал себя. Он спит. Я рисковал головой напрасно.

– Кто там?

Я быстро опустился на колени, пригнул голову и глубоко вдохнул.

– Сейонн, ваше высочество.

Он отнял руку от лица, глаза его походили на черные дыры.

– Что, эззариец, ты всерьез решил умереть сегодня? Я не звал тебя.

– Да, мой господин. Я пришел вернуть тебе сон.

Он резко поднялся.

– Неужели весь мир сошел с ума, как и я? За подобную дерзость я должен отдать тебя на съедение волкам.

В этом я нисколько не сомневался, только надеялся, что усталость не позволит ему сделать это сразу. Я поспешно кинулся объяснять ему суть:

– Прежде чем вы прикажете убить меня, я хочу сказать вам кое-что, и если я окажусь не прав, вы сделаете со мной, все, что захотите. То есть, вы в любом случае сделаете со мной все, что захотите… – Я умолк и снова проклял себя за дурость, потом продолжил.

– Не задолго до того, как у вас началась эта странная болезнь, к вам приходил какой-то гость. Полагаю, что он принес вам небольшой подарок, что-нибудь медное, бронзовое или фарфоровое. Он вложил эту вещицу прямо вам в руку. И вскоре вслед за этим ему захотелось непременно зажечь свечу или взять уголек из камина. Вы могли заметить, а могли и не заметить, фигуру, которую он нарисовал в воздухе пламенем. Скорее всего, его движение походило на обычную жестикуляцию при разговоре, просто он как бы забыл, что у него в руке горящая свеча. Сказать, кто был этот гость? Сказать, какое слово он произнес, когда в его руке оказался огонь?

Принц сидел неподвижно.

– У меня было много гостей, они приносили множество подарков. Если в твоей болтовне есть смысл, скажи, пока у тебя еще есть язык.

Я облегченно перевел дух. Если бы моя догадка оказалась неверна, я уже шел бы к месту казни.

– Если мне удастся найти этот подарок, эту вещицу, согласится ли мой господин выслушать меня?

– Я не заключаю сделок с рабами.

– Это не сделка. Я молю, чтобы меня выслушали и надеюсь, что мои действия придадут вес моим словам.

– Ищи.

Я поклонился, затем встал и поднял свечу. Минута подготовки – я расслабился и по-другому сфокусировал взгляд, что позволяло лучше видеть и слышать – и я начал свой путь по большой комнате. Я освещал каждую поверхность из стекла или металла, вглядывался в каждую бутылку и статуэтку, рассматривал расписные блюда с остатками завтрака, колокольчики, кольца, коробки с фишками для игры в ульяты, украшения, внимательно изучил перевязь меча и меховой плащ принца, брошенные на пол, хлыст и перчатки, оставленные на столе. Мои обычные чувства были отключены, поэтому я не услышал бы его, обратись он сейчас ко мне.

То, что я делал, не было волшебством. Сила моя давно умерла, старательно и последовательно уничтоженная в первые дни нашего завоевания. Но меня с пяти лет обучали видеть и слышать, пробовать на вкус и обонять иначе, различая малейшие колебания в мировых волнах, вызванные заклятием. Постоянно жить с подобной чувствительностью нельзя, иначе все чувства кончатся, испарятся, засохнут, как испаряется и засыхает краска в открытой банке. Поэтому меня научили возвращаться обратно, к обычным ощущениям, используя экстраординарные чувства только при необходимости.

Что это там такое? Я шагнул к маленькому письменному столику у окна, и в моей голове зазвучала негромкая музыка. Ближе. Я высоко поднял свечу и в ее свете, полированная поверхность стола заблестела. Где же? Музыка зазвучала громче, настойчивее, в ней появились режущие слух диссонансы, каждая следующая нота причиняла страдание душе и телу. Скорее, не то она захватит тебя. Музыка демонов съедает разум.

Я открыл ящик и увидел это. Тяжелую медную печать с рукоятью из слоновой кости, которая давала оттиск со львом и соколом, такой же, как кольцо Александра, только больше. Такую печать ставят на документы. Знак будущего величия Александра, когда он будет голосом своего отца, а не просто его сыном. Волны заклятия расходились от изящной вещицы, холодя мою кожу и вызывая боль в позвоночнике. Я взял печать и повернулся к Александру, который стоял за моей спиной, внимательно глядя на предмет в моих руках.

– Вот, господин. То, что дал келидец.

– Что это за магия, эззариец? – Негромко спросил принц. Я не видел его лица в темноте. – Разве ты не прошел Обряды, как мне сказали? Или это что-то более простое?

Глупо было бы надеяться, что он поверит моим объяснениям.

– Я прошел через Обряды Балтара, господин. У меня нет ни силы, ни возможности использовать ее. Но есть навыки, практические навыки, такие же, как верховая езда или танцы… Их Обряды не могут отобрать. Их я и использовал, чтобы найти предмет.

– И как этот подарок связан с моей болезнью? Осторожно выбирай слова, раб. Я не такой дурак, каким кажусь тебе.

Осторожно! Я едва не засмеялся. Шестнадцать лет предосторожностей пошли насмарку в тот момент, когда я переступил порог этой комнаты. Безумец. Жизнь ничему так и не научила меня.

– Я видел и раньше подобные болезни. Я узнал симптомы, проявившиеся в последние три дня. Такие заклятия осуществляются через небольшой предмет и приводятся в действие силой огня. Обычно там, где человек спит, как и в этом случае. Если подержать заговоренный предмет в огне около часа, заклятие будет разрушено.

– И почему ты говоришь мне это? Не вздумай ответить, что из любви ко мне. Думаешь, получишь двойную порцию на ужин? Или шелковую подушку на свою кровать? Или девку в свою постель? Думаешь, если я недоспал несколько часов, я поверю в любой бред, сочиненный трусливым и лживым рабом?

Он толкнул меня, прежде чем я нашелся, что ответить. Падая на пол к его ногам, я ударился плечом об угол стола. Печать выпала у меня из рук и покатилась по ковру.

– Я не верю в магию, раб, – его башмак ударил меня в бок. Я перевернулся, стараясь прикрыть самые уязвимые части тела. – Думаешь, ты очень умный? Да, я знаю. Ты наблюдаешь за мной, ты оцениваешь меня, и вот результат. Я говорил тебе, что ты слишком много думаешь, но ты не внял, – у него были очень тяжелые башмаки, а удары были быстрыми и сильными. – Думал рассказать сказочку дерзийскому дураку? Наплести, что это келидец, которому он и без того не доверяет. Он заснет и поверит, что раб вылечил его. И скажет спасибо. Что, так ты думал?

Он продолжал осыпать меня словами и ударами. Слов я уже не понимал из-за головокружения и боли. Я не винил его. Как он мог поверить, что раб действительно хочет помочь ему? Прежде чем провалиться во мрак, я ощутил радость. По крайней мере, сегодня ночью меня не будут преследовать глаза демона.

Глава 7

Нельзя мне было шевелить головой. Но моему закрытому глазу мешало что-то острое и твердое, и я подумал, что если сменить позу, станет удобнее. Острое и твердое (им оказалось кольцо, соединявшее браслет на запястье с цепью) мне больше не мешало, но от движения я окончательно проснулся. И ощутил, что все мои кости и мышцы, все без исключения, отчаянно болят. Мне показалось, что даже волосы у меня покрыты синяками.

Не было необходимости открывать глаза, чтобы понять, где я нахожусь. В подвале было так темно, что открой я глаза, все равно ничего не увидел бы, к тому же открывать их было больно. Было бы чудесно снова провалиться в сон или небытие, или где я там оказался, после того, как принц напомнил мне, что бывает с глупцами, берущимися отделять добро от зла. Раб не должен даже думать о подобных предметах.

Я уже достаточно проснулся, чтобы припомнить все, и тут я понял, насколько меня мучит жажда и как мне холодно. Голода я не чувствовал, во всяком случае, я не мог понять, отчего болит мой живот, от голода или башмаков его высочества. Я крепко задумался, стоит ли вообще двигаться, чтобы найти оставленную Дурганом воду. Жажда победила. Жажда очень сильная вещь.

Должно быть, кто-то прислушивался к звукам, доносящимся из подвала. Когда я со стонами принялся искать жестянку с водой, люк над моей головой распахнулся. В хлынувшем сверху свете я увидел воду на ее обычном месте. Схватив жестянку, я облегченно привалился к стене.

– Спасибо, – слово походило на что-то среднее между карканьем и стоном.

Я помедлил, прежде чем начать пить. Необходимо было растянуть удовольствие. По одному глотку за один раз. Не спеши. Насладись.

Когда я уже почти покончил с водой, сознание покинуло меня. Прекрасный результат.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем люк снова распахнулся. Я пребывал в каком-то странном состоянии. Мне показалось, что квадрат света над моей головой пошел волнами.

– Эззариец, выходи, – хрипло прошептали волны. – Шевели ногами, раб.

Я старательно принялся разглядывать тьму под своим животом, но увидел только пляшущие цветные пятна.

– Я не могу найти ноги.

– Тише, дурень. Иди наверх.

Эти слова показались мне лишенными смысла. Я перевернулся на бок и закрыл глаза. Но прежде чем я снова провалился в небытие, две сильные грубые руки потащили меня из грязной гнилой соломы и поставили на верхнюю ступень лестницы. Солома здесь, наверху, была гораздо чище, и я тут же, у ведущего в подвал люка, полностью зарылся в нее, стараясь согреться.

– Давай, парень, – прошептал человек, вытащивший меня из подвала. – Тебе крепко досталось, но соберись. Держи вот, – он бросил мне что-то. Это оказалось тоненьким одеялом, от него несло конским навозом. Ни разу не видел вещи прекраснее. – Завернись в него и иди сюда, к огню. Надо вычистить тебя. Он ждет тебя через пять минут.

На меня его слова не произвели никакого впечатления, ему пришлось самому волочить меня между рядами спящих людей. Он посадил меня рядом со своей маленькой жаровней и влил мне в горло немного бренди. Я глотнул и закашлялся. Последний раз я пил крепкое спиртное шестнадцать лет назад. Мне с трудом удалось отдышаться.

– Так получше?

– Не знаю, – я больше не каркал, это был хороший бренди.

– Вот, поешь. Я пока приготовлю тебе воду, – он сунул мне в одну руку ломоть мягкого хлеба, а в другую – кусок сыра, а сам ушел. Откусив первый кусочек, я понял, насколько я был голоден. И сыр и хлеб исчезли задолго до возвращения Дургана. Он принес с собой нож.

Я ждал его, сперва неуклюже привалившись к бочке за моей спиной, потом просто развалившись на полу. Все мои внутренности болели так, что я был уверен, что никогда уже не смогу пошевелиться.

Дурган покосился на меня, потом посмотрел на нож в своей руке.

– Вставай же. Я уже говорил, что тебя надо почистить.

– Почистить… – Я с трудом поднялся. – Еда… Спасибо.

– Не благодари. Я делаю только то, что мне приказывают, – он сунул мне в руку тупой нож и поставил воду на огонь. – Займись волосами. Я попробую смыть с тебя кровь. Ты весь в синяках. Принц это не любит, – к моему великому сожалению, он снял с меня одеяло.

Должно быть, со стороны сцена выглядела забавно. Высокий толстяк, полностью одетый, и тощий голый человек склонились над крошечным огоньком и шепчутся, стараясь не разбудить сотню спящих рабов. Я соскабливал отросшие за неделю волосы, стараясь не порезаться, а Дурган пытался смыть запекшуюся кровь с моего лба, плеч, рук, ног и спины. Каждый миллиметр моей кожи переливался синим, черным и желто-зеленым. Я был счастлив, что мне не нужно бриться. Когда мы покончили с нашими делами, Дурган указал на стоявшую на огне воду. С трудом веря собственному счастью, я зачерпнул горячей воды и вымыл голову и лицо.

– Хватит, – сказал надсмотрщик через некоторое время и протянул мне тунику. – Иди в покои принца, только незаметно.

– Скажи мне…

– Я ничего не знаю. Ступай. Тебя встретят.

Я пошел через темный пустой двор, утопая по колено в снегу и стараясь успокоиться. Не думай. Не спрашивай. Просто иди. Просто делай. Что будет, то будет. Либо ты выживешь, либо нет. Не так-то просто было следовать собственным советам, когда каждый давшийся с трудом шаг напоминал о последней встрече с принцем. Я чувствовал все свои синяки, которые пульсировали в такт ударам сердца. Как я мог быть таким дураком?

Иди незаметно, сказал Дурган. Это было не просто сделать в доме, где жили тысячи людей, большинство из которых занимались тем, что следили за такими незаметно идущими. Сейчас шел приблизительно четвертый час после полуночи. Наверное, самый тихий час во дворце. Огромные плиты в кухне в темноте походили на надгробья. Огонь в них зажгут только через час. Коридоры и лестницы были пусты, их слабо освещали небольшие лампы. Гуляки спали, обессиленные вином. Любовники вернулись в свои постели. Рабы досматривали свои кошмары. Только стражники за дверями покоев принца стояли прямо, хотя трое его камердинеров все же прикорнули на обитых бархатом скамеечках. Я остановился за колонной у лестницы и задумался, как мне пройти незаметно мимо стражи. Мне на плечо легла чья-то рука.

– Меня отправили за тобой, – произнес одетый в золото дерзиец, быстро отдернув руку и делая попытку вытереть ее о штаны. – Я провожу тебя к другому входу.

Юный дерзиец, ему было не больше пятнадцати, он еще не участвовал в сражениях, о чем говорили не заплетенные в косу волосы, провел меня через лабиринт коридоров в небольшую кладовку, забитую всевозможными светильниками. На пустом столе стояла единственная зажженная свечка. Дверь в глубине комнаты вела не в следующую кладовку, как это обычно бывает, а в лишенную окон гостиную, где были мягкие удобные кресла, лежали горы подушек и стоял одинокий стражник. Вряд ли он караулил светильники. Он стоял неподвижно, глядя прямо перед собой, словно для того, чтобы проходящие мимо не замечали его. Я не слишком удивился, оказавшись прямо в спальне Александра.

Среди мехов и подушек, лежавших на огромной кровати, кто-то спал, но не Александр, если только он не изменил цвет волос с рыжего на золотистый, а его ноги не стали вдруг тоньше и нежнее. Наверное, принц нашел, чем отвлечься от своей болезни.

Камердинер провел меня через завешенную ковром дверь в более привычную для меня комнату, освещенную несколькими свечами и огнем камина. Принц, одетый в голубую свободную рубаху с золотой отделкой, лежал на подушках и беседовал с человеком, на шее которого висел золотой крест в круге, знак королевского курьера. Я опустился на колени прямо у двери и склонил голову. Это оказалось не так-то просто: моя спина была сплошным синяком, было сломано как минимум два ребра, я держался руками за готовый разорваться живот.

– Ты сможешь уехать до зари?

– Я уже приказал приготовить свежего жеребца, – ответил курьер.

– Пока подожди в коридоре. Сгони этих ленивых тварей со скамеек и поспи, если сможешь.

– Я буду ждать вашего зова, ваше высочество.

– И еще скажи этим, снаружи, чтобы больше меня не смели беспокоить.

Дверь открылась и снова закрылась. Краем глаза я увидел прошедшие рядом со мной босые ноги, направившиеся в спальню. Он наверняка не заметил меня. Когда я входил, он как раз смотрел в другую сторону. Кровь бешено пульсировала у меня в висках, и я принялся считать нитки в ковре, мечтая только не потерять сознание.

Расслабься. Не обращай внимания. Что будет, то будет.

До меня донесся тихий разговор, смешок, скрип двери. Легкие шаги. Босые ноги остановились рядом со мной. Я не двигался. Я не буду защищаться или отодвигаться. Хотя бы башмаков на нем нет.

Я мог ожидать от него чего угодно, если бы дал волю воображению, но только не того, что его сильные руки подхватят меня подмышки и медленно и осторожно поднимут меня. Он сразу же отошел, а я остался стоять, не отрывая глаз от ковра, хотя мне очень хотелось увидеть выражение его лица.

– Ты сильно пострадал? – Тон холодный, безразличный. Но он спросил. Очень странно.

– Нет, мой господин. Не думаю, – ребра срастутся, и когда-нибудь острый нож, впивающийся сейчас в мой позвоночник, тоже исчезнет. Если бы меня на время оставили в покое…

Он потянул меня к горе подушек на полу у камина.

– Нет, нет, ради бога, сядь, – сказал он, когда я, морщась, попытался опуститься на колени рядом с ним, дрожа и обхватывая ребра руками. Он сел на такие же подушки напротив меня и обхватил колени своими длинными руками. Я не мог раскинуться на подушках при всем своем желании и просто сидел, наслаждаясь теплом и ожидая, когда он заговорит.

– Почему ты это сделал?

Этот вопрос означал, что он разрушил заклятье. Очень хорошо. Теперь мне только нужно выбраться отсюда без лишних синяков. Но вопрос требовал ответа. Он, кажется, действительно хотел услышать правду. Я поерзал на подушке, мои внутренности тут же заныли, напоминая о том, что было правдой.

Я снова принялся изучать узоры ковра.

– Я служу вам, мой господин.

Мои слова повисли в воздухе. Он ничего не сказал, вопрос оставался без ответа. Он напряженно ждал продолжения. Дрова в камине потрескивали, обращаясь в светящиеся угли.

Я попробовал еще раз.

– Я знаю действие заклятия. Другие слуги не знают. А жизнь… она лучше… когда хозяину хорошо, – раб не должен так нагло рассуждать вслух о собственном хозяине. Но момент был особый, и он требовал особых слов.

– И какой награды ты ожидаешь? Неужели ты ничего не попросишь за услугу?

– Ничего, мой господин, – уголек выскочил из камина, ярко вспыхнул оранжевым, потом померк, оставив черное пятно на навощенном полу.

– И ты сделал бы это снова, если бы такое случилось?

– Да, – я обругал себя за поспешный ответ. Лучше не проявлять эмоций. – Я служу вам, мой господин.

Я почувствовал, как он напрягся. Я взглянул на него, его глаза горели от любопытства.

– Давай начнем сначала. Почему ты это сделал? – В его словах не было угрозы. Он просто хотел знать правду. Он ожидал услышать правду от раба.

Поймет ли он, что это правда, если я скажу ему? Я помедлил, потом немного подвинулся, мои синяки тут же выразили свой протест.

– Что вы знаете о рей-киррахах? – спросил я, наконец.

Наверное, момент действительно был исключительный. Он не стал ничего говорить о дурацких предрассудках, не стал смеяться над варварскими суевериями или проклинать меня за упрямство и нежелание сказать ему правду.

– Демоны? Я слышал истории… воины рассказывали сказки о них, собравшись у костра накануне битвы. Рей-киррахи собираются перед битвой пожирать души умирающих. Солдаты утверждали, что слышали их сладострастное ворчанье и видели, как они смотрят из глаз других людей, выискивая самого напуганного. Рей-киррахи легенда, порожденная войной и страхом.

Ничего другого я и не ожидал от дерзийца. Но он хотел правды, и я решил, то ли оттого, что не мог как следует думать своей больной головой, то ли оттого, что хотел продлить это сидение у огня, вместо того, чтобы возвращаться в свой ледяной подвал, но я решил рассказать ему.

– Мой ответ на ваш вопрос не будет иметь смысла, если вы хоть на миг не поверите мне, мой господин. Я смог предупредить вас о заклятье, потому что оно было сделано демоном. Моя жизнь имеет смысл только тогда, когда я могу говорить и делать то, что разрушает его цели. Ради этого стоит рисковать.

– Даже врываться в комнату вспыльчивого дерзийского принца?

Я посмотрел на его лицо и увидел обычное выражение углубленного в себя человека, к которому привык, пока писал письма в его покоях. И я сказал ему чистую правду.

– Даже так.

Это был конец. Он или забьет меня до смерти, либо объявит меня спятившим варваром, который утверждает, что солдатские сказки говорят правду. Но вместо этого он потянулся за бутылкой, стоявшей на столике, и налил себе стакан вина и снова откинулся на подушки.

– Так ты утверждаешь, что рей-киррах более чем легенда? В следующий раз ты заявишь, что у меня есть дух-хранитель, который скачет радом со мной, защищая меня.

Раз уж я все равно начал, придется сносить насмешки.

– Я ничего не знаю о духах-хранителях. Но демоны вполне реальны.

– Продолжай.

– Они приходят из вечных льдов дальнего севера в поисках теплого укрытия… сосуда… человека, который утолит их голод. Чаще всего они пожирают этот сосуд и двигаются дальше, но их сила и разум возрастают, когда они встречают гостеприимного хозяина, который кормит их больше, чем они нуждаются. Они также реальны, как и люди, мой господин.

– Но человека можно видеть и трогать. Я не верю в то, что не могу увидеть.

На это сложно было возразить. Здесь можно было бы поставить точку в нашем странном разговоре. Но я решил, что имеет смысл сказать кое-что еще. Если келидский демон здесь для того, чтобы погубить принца, я ничего не смогу сделать. Я не смогу ему противостоять. Но я могу предостеречь Александра, и тогда его недоверие и осторожность, возможно, заставят демона или его носителя отправиться прочь из дворца… подальше от меня. Меня рей-кирраху не взять. Я знаю слишком много… бесконечно много из того, что им никогда не понять. И я продолжил.

– Они также реальны, как солнечный свет, который вы не можете удержать в руке, но он влияет на все живое на земле, заставляя его цвести или превращая в выжженную пустыню. Они реальны, как правда и честь, их нельзя увидеть, но вы всегда узнаете их, встретив в человеке. Они как мотыльки, только летящие не на свет, а на силу, страх и насильственную смерть.

Он внимательно выслушал меня, но потом покачал головой.

– Значит, некий невидимый демон прислал мне заговоренную печать, передав руками келидца. Мне кажется, твоя голова пострадала сильнее, чем ты думаешь.

Я ощутил, как пропасть между нами, почти исчезнувшая после прикосновения его рук и всех этих разговоров, снова начала расти. Его мысли по поводу «эззарийских поверий» опять приняли обычное для дерзийца направление. Мы называли это мелидда, превосходящая сила. Настоящее волшебство никогда не имело ничего общего с трюками их магов. Но в словах принца слышался не только скептицизм. Он был разочарован. Он ждал большего, чем просто сказка, в которую он не верил. Происшедшее напугало его, хотя я был уверен, что это слово никогда не пришло бы ему в голову, и ему было необходимо вернуть уверенность. Я вздохнул. Я все равно уже зашел слишком далеко.