Текст книги "Превращение"

Автор книги: Кэрол Берг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)

Обрывки наставлений снова механически завертелись в моей голове.

Всегда клади мясо поперек лепешки. Никогда не смотри гостю в глаза. Рабов бывало казнили за то, что они смотрели гостю в глаза…

…но уж точно не в такие глаза, что я только что видел. Понял ли он, что я узнал его? Знает ли он, что в мире еще остались немногие, обученные видеть то, что он несет в себе? Даже будучи теперь морально искалеченным, потерянным, лишенным своей личности и своей жизни, я все еще мог распознать демона.

Я поставил бутылку бренди рядом с ним и попытался убрать руку, но он схватил меня за дрожащее запястье своими холодными пальцами с гладкой кожей и наманикюренными ногтями. Есть немало причин, по которым может дрожать рука раба.

– Ты тот самый, – произнес он так тихо, что ни принц справа от него, ни дерзиец слева ничего не услышали. Он притянул меня к себе, выкручивая мне руку своими стальными пальцами. Я не отрывал глаз от стола. Потом он коснулся льва и сокола на моих щеках. Холод его пальцев на моем лице был страшнее раскаленного железа клейма. – Ты причина всему этому. Катализатор… – Его взгляд бритвой разрезал мою кожу. – Проклятая собственность. Этот Александр оказался намного умнее, чем мы думали. Притащить тебя сюда, под их взгляды… Великолепно. Опасно, – он обращался к самому себе. – Ладно. Он не узнал меня, он не знал наших имен. Я не хотел ничего делать с ним, ничего.

Наверное, мне следовало попытаться читать в душах присутствующих, чтобы найти хоть одну, достойную спасения. Наверное, мне следовало сосредоточиться и вспомнить, как это делается. Если бы меня волновала судьба хотя бы одного из гостей, я вскочил бы и стал выкрикивать предостережения, позабыв о возможном наказании. Но время научило меня думать о последствиях поступков, болезненных последствиях, превосходящих страдания порки или голода, я не мог позабыть о них даже в присутствии этого воплощения ужаса. Как я хотел оказаться в своей дыре в подвале, в темноте. Спрятанный. Спящий. Одинокий.

– Сейонн!

Келидец отпустил мою руку, а я проклял принца за упоминание моего настоящего имени в присутствии демона.

Я быстро обошел келидца и опустился на колени за спиной принца, склонив голову низко, как мог, но чтобы не коснуться при этом его коленей или тарелки.

– Ваше высочество.

– Я хочу, чтобы ты омыл руки моим дорогим гостям.

– Мой господин… – Я едва успел прикусить язык. Что еще он задумал?

Омовение рук после трапезы было обязанностью молодых рабов, привлекательных женщин или юношей, которых гости при желании могли бы забрать с собой на ночь. Я не выполнял подобных обязанностей после того, как мне минуло двадцать пять, и едва ли мои шрамы могли порадовать взгляд.

– А это используй в качестве полотенца, – он сунул мне в руки полосатый оранжевый кусок шелка. Шарф Сьержа.

Слов у меня не было. Я склонил голову и прочел предсмертную молитву, хотя и не верил больше в силу молитв.

В комнате было шумно от разговоров и звона посуды. Но я едва замечал шум, пока шел в другой конец стола за сосудом с горячей водой, в котором плавали розовые лепестки. Маги создавали в воздухе огненные кольца и гирлянды цветов, а я наливал воду в маленькую фарфоровую чашечку для первого из Дома Мезраха. Я не смотрел на него, но чувствовал на себе его взгляд, пока подносил ему чашку. Он был полон недоумения. Раб-мужчина, молодость которого осталась далеко позади, подносит ему воду для омовения. Две испачканных жиром руки погрузились в чашку, он начал тереть их друг о друга, потом замер. Он заметил клеймо на моем лице. Я стоял теперь прямо перед ним. Его руки дрожали, когда он вынул их из воды. Я выплеснул грязную воду в специальный сосуд и протянул ему кусок шелка. Похожий на рычание возглас вырвался из его груди, когда я коснулся его рук шарфом. Он сжал кулаки. Я ожидал удара, но он не ударил меня. Не смог. Слава дерзийским традициям. Потом я перешел к следующему гостю.

Четверо из них вырвали у меня шарф, а я стоял перед ними коленопреклоненный, ожидая с протянутыми руками, когда они вернут его мне. Трое из них едва не переломали мне пальцы. Еще трое хватали меня за ухо и поворачивали мою голову, чтобы лучше рассмотреть клеймо. Оставшиеся семь вовсе отказались омывать руки. Это выглядело несколько странно, но все-таки не нарушало этикет. Никто из них не убил меня. Никто не нарушил законов гостеприимства. Они знали, что сами виноваты. Они потеряли бдительность, когда поддались сладким речам толстяка Фендуляра. Возможно, они признали, что Вейни и впрямь был гадкий и глупый мальчишка, и не стоил того, чтобы ссориться из-за него с наследным принцем или эмиссаром келидцев. Им некого было винить, кроме себя.

К принцу и его келидскому гостю я подошел в конце. Таковы были традиции.

Я с трудом заставил себя снова прикоснуться к изящным пальцам келидца, но, по крайней мере, я мог не смотреть на него. Потом я омывал руки Александра. Он поднял мою голову и хитро улыбнулся мне, словно я был его соучастником, а не тупым орудием.

– Отлично, Сейонн. Разве дерзийцы не самый учтивый народ?

– Да, господин, – прошептал я.

– Ты можешь идти. Никто из моих гостей не пожелал тебя.

Я коснулся головой пола и вышел. Потом я долго блуждал по дворцу, прежде чем выбрался из него. И меня стошнило, едва я вышел в холодный ночной воздух.

Глава 5

В эту ночь я не смог заснуть. Я испробовал все известные мне способы, но никогда еще холод не казался мне таким мертвящим, а от тьмы не веяло таким ужасом. Открывал ли я глаза, закрывал ли их, я непрестанно видел перед собой ледяные голубые глаза келидца, и темнота моего подвала обернулась мраком безумия. Я забивался в угол, я метался от стенки к стенке до тех пор, пока у меня не задрожали колени, и я не смог больше сделать не шага. Я изо всех сил старался не думать, не вспоминать, не видеть. Я уставился в потолок, и глядел в него до тех пор, пока не заметил золотую нить, обрамляющую ведущий в подвал люк, и я схватился за эту нить, как тонущий хватается за соломинку. Я сумел убедить себя, что шаги и голоса, которые я слышу у себя над головой, принадлежат людям, людям, у которых есть душа, чьи глаза не похожи на глаза демона. И когда шаги и голоса затихли, и золотая нить померкла, я застонал и закрыл лицо руками.

Только не неделю, Дурган. Не пять и даже не три дня. Если ты человек, надсмотрщик, не держи меня одного долго, а не то, когда ты в следующий раз отопрешь дверь, ты найдешь здесь жалкого безумца.

Вдруг демон вселится в меня, чтобы питаться моим гневом, который копился во мне, долгое время не находя выхода? Я убеждал себя, что этого не может быть. Не в обычаях демона соединять новую телесную оболочку с той, что ему уже удалось захватить в другое время и в другом месте. Но и это здравое рассуждение ничуть не помогло, когда я, голый, сидел, скорчившись, в темноте и безуспешно пытался заставить себя спать.

Человек может вынести гораздо больше, чем предполагает. На второй день я уже спал, хотя и не так безмятежно. Мне трижды приносили пищу и воду, из чего я заключил, что со дня торжественного обеда прошло три дня, когда Дурган спустил мне лестницу. И хотя я уже овладел своими чувствами, я взлетел вверх по лестнице прежде, чем она коснулась пола.

Надсмотрщик с любопытством оглядел меня, когда я, дрожа, опустился на свежую солому, расстеленную на полу дома. Было раннее утро.

– Что, последние дни дались не так просто, как раньше? Я слышал, как ты стонал.

– Да нет, пустяки, – помещение для рабов было не самым тихим местом для ночного отдыха. У большинства рабов были причины видеть во сне кошмары, у меня их тоже было предостаточно. Однако за малейшими проявлениями безумия тщательно следили. Сумасшедшие рабы опасны. Они немедленно исчезали, и никто не знал, куда.

– Подготовься. Сегодня ты пойдешь в Главный Зал для аудиенций. Рядом с креслом принца будет стоять стол. Ты сядешь за этот стол и подготовишь все для письма. Бумагу, чернила и все остальное возьмешь у третьего управляющего. Вопросы есть?

Я спросил, где мне найти третьего управляющего, и что мне придется писать в этом огромном зале.

– Сегодня первый день Дар Хегеда. Будут письма, указы, приговоры и распоряжения.

– Рабам часто доверяют такую работу?

Дурган наклонил голову набок и посмотрел куда-то вдаль.

– Не часто. Вообще никогда. Я слышал, – он уставился на мою левую щеку, – что, скорее всего, его высочество хочет иметь под рукой живое напоминание о последних событиях, когда начнут приходить лорды, – Дурган понял, что проболтался, и покраснел. Ему следовало подумать, прежде чем отвечать мне. Я ведь просто задал вслух вопрос, который не давал покоя ему самому.

– Поторопись и не болтай лишнего.

– Слушаюсь, – я поклонился ему, прежде чем направиться к бочке.

Этим холодным утром мне пришлось сломать корку льда, чтобы добраться до воды. До меня это уже делали другие: на поверхности воды стояла миниатюрная скала, словно выстроенная таинственной рукой. Она состояла из смерзшихся осколков льда, залитых водой, снова разбитых и снова залитых. На тупом ноже для бритья виднелись смерзшиеся остатки волос всех оттенков и видов. Я уже видел тех, кто жил со мной в этом доме. Они бродили по коридорам и кухне, но они, в их фензеях, с выскобленными головами, были для меня не больше, чем марионетки. Во всем дворце было три живых существа: Дурган, который кормил меня и разговаривал со мной, Александр, который держал мою жизнь в своем кулаке, и келидец… демон.

Дурган сидел на полу в дальнем конце комнаты перед небольшой жаровней и точил длинный старомодный меч. Он посмотрел мне вслед, когда я пошел к двери.

– Мне сказали, у тебя есть имя.

Я молча кивнул, приготовившись к худшему.

– Эззарийцы не любят, когда их зовут по имени, – он продолжал методично водить лезвием по серому камню. Это был не вопрос, а утверждение, но он, казалось, ждал ответа. Он сказал не все, что хотел. Это было очень странно.

– Ты кое-что знаешь об эззарийцах, – ответил я в тон ему, уверенный в том, что он не знает ничего, что хотя бы отдаленно напоминало правду. Замкнутость, сдержанность составляли суть нашей натуры.

– Моя семья с юга. Из Кареша.

Кареш был маленьким городком, затерянным среди зеленых лугов Манганара, приблизительно в четырех днях пути от границы Эззарии. Когда я был еще ребенком, мы торговали с Карешем, мне, мальчишке, он казался огромным перенаселенным городом после наших бесконечных и почти безлюдных просторов.

– В Кареше варят лучший в Империи эль, – сказал я. – А наши мельники всегда закупали пшеницу только там.

– Точно, – толстые пальцы прижали блестящее лезвие к камню. Разговор был окончен. Было сказано гораздо больше, чем могли вместить слова.

Я снова направился к двери, потом остановился, прикрыл глаза и негромко произнес:

– Мастер Дурган, не попадайся на глаза келидцу.

Краем глаза я видел, как дернулась его голова, и я чувствовал его взгляд, пока бежал через многолюдный двор к кухонной двери. Я ощущал себя самым большим дураком, когда-либо появлявшимся на свет. Одно доброе слово ничего не меняло. Дурган все равно означал порку.

Зимний Дар Хегед длился двадцать три дня первого месяца года. Каждое знатное семейство Дерзи присылало своего представителя, дениссара, который приезжал, чтобы доставить полагающуюся долю налогов, узнать, сколько людей, лошадей и провианта необходимо приготовить к весенней кампании, разобрать тяжбы с другими семействами, рассказать, какое именно дело нуждается во внимании повелителя. Улицы Кафарны были запружены знатными воинами и их свитой, солдатами с мрачными лицами, сопровождающими обозы с деньгами, людьми, взволнованными встречей с родственниками или детьми, перешедшими после женитьбы в другой клан. Уличные торговцы, лавочники и владельцы постоялых дворов пытались извлечь максимальную выгоду из приезжих, то и дело вспыхивали ссоры и драки, связанные с дележом земель или собственности. Дар Хегед был временем заключения браков, объявления о помолвках, составления контрактов, оформления торговых и юридических сделок всех видов.

У меня не было возможности наблюдать за суетой улиц, только за делами принца. Александр сидел в меньшем из двух позолоченных кресел на возвышении в глубине закопченного Зала в обществе десяти советников, представителей старейших фамилий Дерзи. Но они присутствовали здесь только для вида. Император, или в данном случае его сын, имел право сказать последнее слово по любому вопросу. Ряд налогоплательщиков и просителей тянулся через всю огромную залу, вдоль стен которой толпились сочувствующие: домочадцы, слуги и просто зеваки, те, кто сумел пробиться через толпу.

Мой стол стоял справа от кресла принца, под углом и довольно близко, так, чтобы я мог видеть и слышать и принца, и стоящего перед ним просителя. Рядом с моим столом стоял еще один, на нем лежал метр, стояли весы и ряд блестящих медных гирь. Управлялся со всем этим Главный императорский рикка магистрата мер и весов. В каждом городе и деревне, где был рынок, был и рикка, следящий за весами торговцев, проверяющий качество монет и контролирующий сделки.

Наша работа начиналась рано утром и продолжалась до самого вечера. От долгого писания у меня ныла рука, и все пальцы были заляпаны чернилами. Дело каждого посетителя записывалось в переплетенный в кожу огромный том, туда же переписывались все относящиеся к делу письма и документы, оригиналы которых отсылались не приехавшим на Дар Хегед ответчикам.

Присутствие в Зале чужеродца, да еще и раба, возмущало дерзийцев. Они давали мне понять это, проходя мимо или ожидая, пока я закончу оформление их бумаг: до меня доносились высказанные громким шепотом ругательства, проклятия и описания того, какой именно должна быть моя смерть. Наверное, Дурган был прав, меня выставили на всеобщее обозрение с какой-то целью. Я замечал быстрые взгляды и перешептывания, явно касающиеся меня и той роли, которую я сыграл в падении лорда Вейни и гибели лорда Сьержа. Все перешептывания замолкали, когда принц бросал на болтунов хмурый взгляд, но как только он приступал к разбору следующего дела, они принимались за свое.

Несмотря на все это, мне нравились мои обязанности. Рядом со мной пылал громадный камин, передо мной проходило множество новых людей, и, хотя большинство дел было заурядным и скучным, встречались интересные моменты и забавные происшествия. Более того, когда я вернулся в дом после первого дня, Дурган распорядился, чтобы меня больше не запирали в подвал. Зерун, правда, постарался, чтобы о моей дурной репутации стало известно всем рабам – ни один из них не осмеливался говорить со мной – но я был счастлив хотя бы просто слышать дыхание других человеческих существ рядом с собой. Так было гораздо легче отогнать ночные страхи, продолжавшие преследовать меня. Так я мог сопротивляться кошмарам, снова и снова возвращающимся ко мне.

Что же до Александра, он ненавидел свои обязанности. Он сухо разговаривал со всеми посетителями, даже если они приносили с собой набитые богатыми подарками сундуки, предназначенные для отправки в сокровищницы Загада.

– Чем я провинился, что приговорен к сидению на этом стуле? – Воскликнул он на третий день, перед тем как перед ожидающей толпой дерзийцев распахнулись двери. Он ежился и ерзал под тяжелой алой мантией, наброшенной ему на плечи. – Если уж мой отец имеет счастье быть Императором, пусть он несет и полагающиеся Императору обязанности. Ну какое мне дело до того, что Дом Горуш присвоил себе три поля Дома Рыжки? Что мне до дочки Хамрашей и ее приданого? Не хотел бы я увидеть у себя в постели эту уродину даже за три ее приданных! Как мне хочется посоветовать им поджечь все полагающиеся ей поля, а саму девицу швырнуть в огонь!

Управляющие принца вздрагивали от его тирад и падали ниц каждый раз, когда наступало время отпирать двери и впускать народ. Но, несмотря на все грубости, высказанные частным порядком, на публике принц был спокойным и вежливым. Он чувствовал, когда ему следует вмешаться и применить власть, а когда лучше предоставить спорщикам разрешать их проблему самостоятельно. Но в большинстве случаев он принимал сторону того, кто приносил больше доходов казне, приводил больше людей и лошадей, или того, чья дочка была красивее. Вполне оправданная позиция, если ты не принадлежишь к слабой стороне и у тебя нет обостренного чувства справедливости. Император должен быть уверен в завтрашнем дне.

Я изо всех сил старался убедить себя, что ничего не изменилось со дня того обеда, но все чаще ловил себя на том, что мои глаза непрестанно ищут в толпе келидского демона. Еще я старался понять, не сказалось ли уже его присутствие на жизни дворца. Дерзийский дворец предоставлял демону массу возможностей, и ни один из эззарианских Ловцов, если таковые еще оставались, не стал бы рисковать охотиться на него здесь. Наверняка, демон появился по нелепому совпадению именно в том месте, где тот, кто знал (и, возможно, последний из тех, кто мог знать), что он на самом деле, был бессилен что-либо сделать с ним. Однако я не замечал в келидце явных следов одержимости. Никакой чрезмерной жестокости. Никаких приступов безумия. Только обаяние и вежливый интерес к происходящему. Почему? Я гнал от себя этот вопрос, но он снова неизменно возвращался.

Ближе к вечеру на четвертый день наши занятия были прерваны неожиданным выходом в город.

Самым влиятельным в Дерзи было семейство Фонтези, оно уступало только семейству Денискаров, Дому самого Императора. Владения Фонтези включали в себя значительную часть северного Азахстана, а также миллионы гектаров земель завоеванных территорий Сенигара и Трайса. Если у других землевладельцев в Кафарне обычно был только огромный дворец, а все их угодья находились где-нибудь в провинции, Фонтези владели двумя третьими собственно территории Кафарны. Купцы и домовладельцы из кожи вон лезли, лишь бы выплатить ренту, рекой текущую в сундуки семейства Фонтези.

С другой стороны, Юрраны были самым обычным Домом. Они не только не входили в Десятку Императорского Совета, но и даже в Двадцатку крупных титулованных землевладельцев. Юрраны были скорее купцами, чем воинским кланом. Но они не бедствовали. Наоборот. Они занимались торговлей специями и весьма преуспели. Но, поскольку их богатство состояло из золота и специй, а не из земель и лошадей, с ними никто не считался.

После обеда, когда Александр едва не засыпал от скуки, выслушивая нудные речи и вникая в пустячные тяжбы, перед ним предстал барон Келдрик, глава Дома Юрранов. Он протестовал против решения Фонтези сжечь часть города к югу от реки. Это был беднейший район Кафарны, заселенный увечными и больными ветеранами войн, одинокими стариками, вдовами, лишенными средств к существованию, ворами, мошенниками и негодяями всех мастей и даже безумцами. Склады со специями, принадлежащие Юрранам, находились как раз посреди этого района.

Александр, зевая, выслушал речь барона и послал за ответчиком, представителем Дома Фонтези. Его приговор был предрешен. Юрраны не смогли бы конкурировать с таким семейством, как Фонтези, но последние совершили одну ошибку. Их дениссаром на Дар Хегеде оказался зеленый юнец, какой-то сын племянника двоюродного брата.

– Где лорд Пайтор? – Холодно поинтересовался Александр у донельзя смущенного и растерянного мальчишки. – Неужели он считает себя настолько важной персоной, что не является по приглашению принца? Или он думает, что я буду его ждать?

– Н… нет… что вы, ваше высочество. Лорду Пайтору просто пришлось уехать как раз сегодня после обеда, – юнец еще не понимал, когда следует просто помалкивать.

– И что же, к лорду Пайтору нельзя отправить гонца с запиской для него? А все остальные высокие особы вашего Дома тоже заняты сегодня? Не могу поверить, что такой сопляк уполномочен вести дела такого почтенного рода.

– Нет, конечно, нет, ваше высочество… Я хочу сказать, мы подумали, ведь это только Юрраны, а не Им… – Парень прикусил язык. – Эта часть города ничего не стоит, ваше высочество. Грязный район, там полно заразы и всякого сброда. Лорд Пайтор хотел сделать его лучше, чтобы он был достоин летней столицы Дерзи.

– Он собирается улучшить его, спалив дотла?

Юнец решил, что настало время с честью выполнить возложенную на него миссию, он расправил плечи и ударил себя по обтянутой вишневым атласом груди:

– Он собирается возвести там алтарь Атоса, вашего покровителя, ваше высочество.

– Ну, алтарь не займет много места. Что еще он хочет построить там? Скажи правду по-хорошему, не заставляй меня вырывать ее у тебя силой.

– Только дворец, – ответ прозвучал не слишком уверенно. – Небольшой дворец для сына, больше ничего.

– Ладно, – Александр вскочил с кресла, – коль дело такое незначительное, что ответчиком перед представителем Императора выступает мальчишка, я поеду сам взглянуть на спорную землю. Возможно, я найду ей применение.

Дениссар Фонтези судорожно глотнул и побледнел. Дома будут счастливы узнать, что он выпустил из рук земли клана.

Лорд Келдрик низко поклонился.

– Мой господин, Дом Юрранов со смирением примет любое решение вашего высочества. Такая честь для нас, – его речь звучала почтительно и скорбно. Но я сидел близко к нему и заметил его злорадную усмешку.

Так и получилось, что я собрал письменные принадлежности, взял книгу, и поспешил вслед за Александром по улицам города. Он отправился пешком, отослав своего жеребца обратно на конюшню. Неслыханное дело, чтобы люди, подобные ему, ходили пешком. Интересно, хотел ли он шокировать собравшуюся публику, или просто решил размять ноги после четырехдневного сидения на одном месте?

Прогулка оказалась не простым делом. Перед нами выстроилось десять слуг с факелами, свет которых разгонял вечерний сумрак. Факелы сильно чадили. Пятьдесят стражников и столько же прислужников с запасными плащами и башмаками и еще какие-то помощники суетились вокруг, выстраиваясь по рангу. Наконец мы вышли за ворота.

Горожане останавливались, чтобы разглядеть благородного принца, которого большинство из них никогда не видело. Сначала это были хорошо одетые дамы и дети, затем стали появляться купцы, лавочники и чиновники, оставившие свои дела, чтобы иметь возможность взглянуть на живое воплощение власти. Они махали руками и выкрикивали приветствия, славя Империю. Александр не замечал их. А они и не ждали этого. Они, скорее всего, оскорбились бы и потеряли уважение к нему, если бы он улыбался и махал в ответ. И он мрачно шагал вперед, обращаясь только к Совари, капитану своей личной стражи.

После того, как мы перешли через выгнутый дугой мост через реку Гойян, улицы начали становиться все уже и грязнее. Вид зевак тоже изменился. На нас глядели тощие оборванцы, тихие и забитые. Большеглазые дети пугливо прятались за спины изможденных матерей, старики что-то бормотали, шамкая беззубыми ртами. Один из сопровождающих принца начал было, в попытке заглушить все усиливающееся зловоние, размахивать зажженным пучком душистой травы, но Александр велел ему прекратить и заставил выбросить траву в сточную канаву.

– От этого вонь только сильнее. Ты, наверное, думаешь, что я дама, которая падает в обморок от запаха навоза?

Но на самом деле, такого Александр никогда не обонял и не видел, во всяком случае, с высоты собственного роста, а не с конской спины. Его взгляд, обычно спокойный и пристальный, теперь метался от одной мрачной картины к другой. Он сморщил нос от отвращения, когда увидел троих нищих, которые дрались за поскуливающую лишайную собаку, барахтаясь в канаве, полной нечистот. Он шарахнулся от тощей безумно завывающей старухи, стоящей на коленях посреди жидкой грязи и простирающей руки к прохожим. Он заглядывал в переулки и тупики, где горели костры, а вокруг них копошились одетые в лохмотья мужчины, женщины и дети, которые были слишком слабы от голода и холода, чтобы обратить на него внимание.

От группки оборванцев отделились две шлюхи и бесстыдно уставились на принца. Одна из них, симпатичная молоденькая девица с длинными вьющимися волосами, усмехнулась и указала на него пальцем. Александр рассмеялся. Девица послала ему воздушный поцелуй, потом подобрала юбки и отправилась дальше по своим делам.

Когда принц со свитой огибал угол какой-то лачуги, ее дверь распахнулась и в дверном проеме появилась женщина с хныкающим младенцем, привязанным за спиной, еще двое детей цеплялись за ее юбки.

– Здесь нет ни работы, ни хлеба, – прокричал ей вслед грубый голос. – Сдохни где-нибудь в другом месте.

Женщина покачнулась и, наткнувшись на факельщика, упала прямо к ногам Александра.

Юный представитель Дома Фонтези, решивший во что бы то ни стало вызвать к себе уважение принца, заорал, чтобы она освободила дорогу и пнул ее так, что женщина растянулась в грязи во весь рост. Один из стражников сгреб за шиворот до смерти напуганных детей и оттащил их в сторону, в грязный сугроб. Дети ревели и порывались бежать к матери, но я удержал их. Я с ужасом наблюдал, как Александр достает из ножен меч, собираясь, как я решил, тут же и зарубить несчастную, осмелившуюся коснуться его ног. Но вместо этого он приставил меч к горлу юного дениссара Фонтези, яростно уставившись на него. Свободную руку он протянул женщине. Она невидяще глядела на него мутными от голода и слабости глазами, ожидая следующего удара, жидкая грязь стекала с ее волос.

– Ну же, – говорил Александр, протягивая бедняжке руку, но стараясь при этом не смотреть на нее. – Держись, поднимайся и уходи отсюда, а не то эти кретины побьют тебя.

Она подняла дрожащую руку, словно собираясь вложить ее в пасть льва. Александр поднял женщину и отодвинул в сторону. Потом он вложил меч в ножны и молча дал затрещину стражнику Фонтези, который обидел детей. Я в изумлении отпустил ребятишек. Они кинулись к матери, и потом вся семья скрылась в переулке. Сколько им осталось мучиться? Недолго, если на улице хоть немного не потеплеет.

Принц молча стоял посреди улицы. Внезапно он заметил меня, как я трясусь от холода в своей тунике без рукавов, ожидая, когда же процессия снова тронется в путь. Он глядел на меня так долго, что я уже решил, что прогневал его даже таким незначительным вмешательством в события. Он оглянулся по сторонам, хотел сказать что-то, потом махнул мне рукой, чтобы я шел рядом с ним. Когда мы пришли на склад Дома Юрранов, принц приказал кому-то из слуг лорда Келдрика дать мне плащ и сандалии, чтобы я мог согреться и нормально писать. Я был поражен.

Принцу понадобилось всего несколько минут на осмотр склада, после чего он вынес свой вердикт. Эту часть города нельзя сжигать. Иначе ее гнусные обитатели расселятся по всему городу, так он сказал. Дениссар Фонтези молчал, время от времени потирая царапину на шее, оставленную мечом принца. Было очевидно, что Фонтези собирались спалить район со всеми отбросами, включая обитателей.

Но это было еще не все.

– Дом Юрранов заплатит за землю, на которой стоит их склад, – продолжал принц. – Не ренту, а полную стоимость участка. Пусть лорд Келдрик принесет мне бумагу о заключении сделки до конца Дар Хегеда. Сейонн, запиши. И пусть следующие двадцать лет Юрраны отправляют свои специи в Азахстан только с караванами Фонтези.

Превосходно. Фонтези лишатся части земли за оскорбление принца. Юрраны лишатся части золота за оскорбление более могущественного клана. При этом они будут вынуждены работать вместе, создавая видимость добрососедских отношений. Это-то было замечательно. А вот то, как Александр обошелся с женщиной, смущало меня. Поступок совсем не вязался с его характером.

Но вскоре все вернулось в норму. В тот же вечер я сидел за письменным столом принца, переписывая депеши, доставленные с северных границ. Александр вышел из своей спальни и, налив себе стакан вина, подозвал одного из камердинеров. Он указал на закрывающую дверь спальни занавеску и покачал головой.

– Что нам с ней делать, ваше высочество?

– Верните ее в ту сточную канаву, из которой ее взяли. Он нее воняет и к тому же она грубее вештарки, Совари был прав.

Камердинер шагнул за занавеску и больше не выходил.

– Куда ты смотришь, раб? Она что, твоя подружка?

Думаю, у него была там та девица с улицы, но я так и не увидел ее.