Текст книги "Сегодня и всегда"
Автор книги: Кэрил Уилсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
– Старею, – ухмыльнулся он, перемещая ее на своем плече. – Не ругай меня, пожалуйста. У меня и так голова гудит, как пустая жестянка.
В коттедже он уложил ее в кровать и приказал раздеться.
Она села, полная решимости сопротивляться.
– Не буду!
– Раздевайся, не то я сам раздену тебя, и мне не удастся сделать это нежно в моем теперешнем состоянии. – Он стал было снимать с нее платье, но она оттолкнула его руки и сделала это сама.
– Сорочку тоже, – приказал он. Она вспыхнула от гнева, но он поднял руки вверх, как бы показывая свою сдержанность. – Я твой муж, Корт, и знаю все твои штучки.
Она забралась под одеяло, сняла сорочку и отдала ее ему.
– Вот и хорошо. Мне, конечно, очень стыдно, что приходится прибегать к подобным методам, но, по крайней мере, голая, ты далеко не убежишь.
– Я не смогу убежать в любом случае. Я еле двигаюсь. – Она высунула из-под одеяла свою распухшую ногу.
– Что же ты раньше молчала? – Она вздрогнула, когда он стал ощупывать ее ногу. – Не двигайся!
– А… ты окунулся в свою стихию. Тебе нужно было стать доктором, – сказала она, когда он принес лекарства. – Ты так самоуверен.
– Возможно, я стал таким после того, как мы встретились, и я возродил тебя из пепла, – легкими движениями он стал втирать ей в ступню какую-то мазь. Затем он поднял на нее взгляд, и глаза его потемнели.
– Что? – озадаченно спросила она. – Что еще?
– Ты выглядишь такой соблазнительной, твои волосы так красиво обрамляют твое лицо… – Он высвободил ее руки из-под простыни.
– Сейчас не время…
– Самое время, – возразил он, стянул с нее простыню и нежно прошелся большим пальцем вверх между бедер. Она сжала ноги и повернулась набок. Неожиданно он, прервав свои домогательства, разорвал в клочья простыню. На мгновение она подумала, уж не собирается ли он ее связать, но он забинтовал ее лодыжку и вышел из комнаты.
Измученная всем этим, она уснула и спала до ленча. Проснувшись, она увидела Брэндэна, стоящего у окна. Он принес ей блюдо с маленькими сандвичами.
– Потрясающе! Ты не перестаешь удивлять меня своими талантами. Это приготовил ты сам или повар, который прячется где-нибудь в кладовой?
Он отрицательно покачал головой и прилег около нее, наблюдая, как она ест.
– Ты знаешь, – начал он, стряхивая крошку с ее губ, – несмотря ни на что, я все-таки нравлюсь тебе…
– Но ты не посмеешь, – нерешительно начала она, хорошо понимая значение этого взгляда.
– Посмею, – ухмыльнулся он.
Он наклонился, поймал ее губы и запечатлел на них поцелуй. Она отвернулась, когда он начал раздеваться.
Она безуспешно попыталась оттолкнуть его, но он осыпал поцелуями ее шею и спину, и в ней вспыхнуло желание.
– Когда ты исчезла, я чуть было не сошел с ума от гнева и страха за тебя. – Он провел пальцем по ее подбородку, она застонала.
– Пусти! – Она попыталась отстраниться от него, но он притянул ее к себе и прижал к своим бедрам.
– Иди к черту! – закричала она.
– Ага! К черту, но только вместе с тобой. Тебе трудно доверять, но я очень хочу тебя.
Вспыхнувшее в глубине ее желание нарастало. Бороться с этим было невозможно.
– Я не хочу…
– Врешь! Ты хочешь. – Он погладил ее между ногами. – Хочешь, – убежденно добавил он.
Его дыхание обволакивало ее теплыми волнами, его ласки обволакивали ее, как паутина обволакивает беспомощную муху. Наконец она ощутила знакомое напряжение внутри себя и… не могла больше сопротивляться.
Он поцеловал ее в шею.
– Ты стала еще чувствительнее к моим прикосновениям, чем раньше. – Его пальцы скользили по ее телу, вызывая тот ответ, которого он искал.
Он вел ее туда, где их поджидали дьяволы, вел до тех пор, пока ее тело в припадке сладостного напряжения не погрузилось в вихрь такого восторга, что он мог слышать лишь гортанные стоны наслаждения, слетавшие с ее губ.
– Ты такой спокойный, – сказала она позже, проводя пальцем по шраму на его щеке.
– Да я вот думаю… То, что происходит между нами, это уже слишком… хорошо.
– Не задавайся, – проговорила она, касаясь губами его груди.
Он поднялся, добавил дров в камин, бросил ей ночную сорочку.
– На! В таком состояний ты далеко не уйдешь. – Он натянул брюки. – Пойду, раздобуду тебе примочку. Трудно поверить, что балерина может быть такой неуклюжей.
– Как там Шарлотта, Брэнд? – спросила она, когда он взял ее на руки и понес в гостиную.
– Она в Нью-Йорке, но как она туда попала, я не знаю.
У Кортни подпрыгнуло сердце. Итак, Шарлотта ничего ему не сказала.
– Я знаю, как она туда попала.
Брэндэн повернулся к ней.
– Как?
– Сначала пообещай мне, что не будешь на меня сердиться.
Он помрачнел и холодным тоном повторил свой вопрос: «Как?»
– Шарлотта вышла замуж за лейтенанта Уайкэма.
– Это мне известно.
– Ну вот, когда войска двинулись на форт Самтер… – Она замолчала, чтобы собраться с духом продолжить рассказ, видя его явно нарастающий гнев. – Когда они двинулись на Самтер, Шарлотта испугалась за лейтенанта, и мы решили каждые две недели плавать туда по ночам на ялике.
– Куда?! Ты хочешь сказать, что ты и Шарлотта пересекали залив и плавали в Самтер?
Она кивнула.
– Не вдвоем. С нами были еще люди.
– Ты сумасшедшая. Да знаешь ли ты, как опасны такие вояжи!
– Да, знаю. Узнала.
– Что ты имеешь в виду?
– Однажды ночью наш ялик столкнулся с патрульной лодкой, и его разнесло в щепки. Меня слегка ушибло, и после недолгого лечения меня выслали на Север, как и Шарлотту. Так я оказалась в Бостоне.
Он долго сидел молча и размышлял. Его ответ не был для нее неожиданным.
– Именно по этой причине я хотел отправить тебя в Англию. У меня не получается уберечь тебя от неприятностей. Тебя так и тянет ввязаться в смертельно опасную авантюру, рискуя погибнуть ни за грош.
– Ты прав, Брэндэн, но я должна была все тебе рассказать. – Затем она рассказала, как она вытянула нужные сведения из Джордана Купера и передала их федеральным властям. – Я думаю, что все-таки извлекла урок из всего происшедшего, – сказала она в заключение, – я обещаю тебе, что больше ничего подобного, опасного для меня, делать не буду. Он недоверчиво посмотрел на нее.
– А как ребенок Шарлотты? – спросила она.
– По словам твоего дяди Эзры, она еще не родила. Почему же она ничего не рассказала?
– Возможно, по той же причине, что и я, когда колебалась, рассказывать тебе или нет. Она, наверное, решила, что открыла ополченцам свое подлинное лицо.
– Да, пожалуй, ей неизвестно, что тебя уже нет в Чарлстоне, – согласился Брэндэн, – ты должна быть благодарна мне, что я спрятал тебя здесь. Обещаю тебе, что следующие несколько недель будут самыми спокойными в твоей жизни.
Она протянула ему свою руку.
– Давай жить мирно, без лжи и недоговоренностей, Брэндэн, начнем жизнь заново.
– А почему бы и нет? – воскликнул он, беря ее руку в свою, – хотя очевидно, что вся страна настроена на войну, для заключения мира между нами это время ничем не хуже любого другого.
Бежали дни, и Кортни стала замечать, что между ними стала возникать особая близость, не имеющая ничего общего с физическим влечением. Когда зажила лодыжка, она стала сопровождать его к морю, где наблюдала, как он ловит рыбу, помогала ему выкапывать моллюсков. Иногда они выходили на ялике в море. Он сидел на веслах, рубашка его обычно была расстегнута до пояса, брюки закатаны до колен, и при виде этого у Кортни начинало учащенно биться сердце.
Она не заботилась о белизне своей кожи и вскоре сильно загорела.
– Чарлстонское общество будет шокировано, увидев тебя такой. Ты похожа на цыганку, – сказал он однажды, загружая котел дневным уловом омаров.
– Я никогда не чувствовала себя так хорошо, – ответила она, кидая в котел несколько щепоток шафрана.
Он обхватил ее своими сильными руками, и у нее екнуло сердце. Было удивительно, что они могли жить вместе так тихо и мирно. Он был добр и внимателен, а их близость приносила радость обоим. Как он мог подумать, что она добровольно бросила его? – удивлялась Кортни.
Они занимались любовью везде. И на берегу, где крохотные волны поспешно пробегали по их телам, подобно песчаным крабам, и под деревьями в просветах полуденного солнца, и в ледяной воде океана. И это была любовь, настоящая, восхитительная любовь.
Произошло то, что предсказывала Кэтлин. Она была уверена в этом. Между ними росло взаимное доверие и уважение. Прошлое осталось позади. Впереди была новая жизнь. В их маленьком мирке не было ни войны, ни печали. Была только любовь.
Однажды, после его возвращения из еженедельной поездки в Бостон, она заметила на его лице грусть, которую он безуспешно пытался скрыть. Она, однако, не хотела расспрашивать его, чтобы не нарушить хрупкое равновесие их отношений. После обеда он наполнил водой медный чан.
Наблюдая за тем, как он смывает дорожную пыль, она думала о своих чувствах к нему. Она любит его. Наконец она призналась в этом самой себе.
И они отныне всегда будут жить счастливо.
Она смотрела, как он подошел к огню и стал энергично растираться полотенцем, чтобы согреться в холодной августовской ночи. Она, не отрываясь, смотрела на него, а когда он аккуратно повесил перед огнем полотенце и приблизился к ней, она бросилась в его объятия так, как будто только об этом и мечтала. Он торопливо раздел ее.
– Да я же люблю тебя! – воскликнула она в экстазе, – люблю тебя!
В ответ он что-то промычал и ускорил свой движения, целуя ее, как бы желая сохранить на всю жизнь память о прикосновении ее губ.
Потом он уложил ее у себя на руке. Когда дыхание успокоилось, она уткнулась в его плечо и уснула с ощущением тепла и безопасности.
Брэндэн посмотрел на жену. Ему хотелось, чтобы это никогда не кончалось. Пусть все вокруг, за пределами их мирка, летит в бездну. Это будет удерживать ее с ним рядом. Любил ли он ее когда-нибудь сильнее, чем сейчас, когда она отдала ему всю себя без остатка? И почему именно сейчас она сказала слова любви?
Он с грустью смотрел на ее лицо, мягкое и беззащитное во сне. Он ждал этих слов, казалось, всю жизнь, и надо же было так случиться, что она произнесла их именно сегодня, когда судьба совершает крутой поворот.
Он поднялся» перенес ее в спальню, положил на кровать и направился в гостиную.
– Ты куда? – окликнула его Кортни. – Иди обратно, ты, мошенник! Как ты смеешь бросать меня в такую холодную ночь? – Он вернулся и набросил на нее накидку из енотового меха. – Нет, не то! Я хочу тебя.
– Мне нужно одеться, – грубовато ответил он, – и я готовлю тебе ванну. Через час должен приехать Фэйрфакс.
– Твой адвокат? Нет, не сегодня. Не будешь же ты заниматься ночью бизнесом.
– Не бизнесом. – Он повернулся к ней, стараясь придать своему лицу холодное выражение, чтобы она не догадалась о том, что творится в его душе. – Мы официально будет жить раздельно.
– Что?! – Кортни засмеялась было, но умолкла при виде его серьезного лица. – Расходимся? – Ее голос задрожал. – Ты в своем уме?
Он молил Бога дать ему силы для осуществления задуманного плана. Он обязан защитить ее, но стало совершенно ясно, что в Соединенных Штатах сделать это невозможно. Ее нельзя оставить ни на минуту без внимания, так как она, подобно магниту, притягивает к себе всякие неприятности. Принять такое решение было тяжело, но необходимо.
– Я не думаю, что хоть кто-нибудь, кроме тебя, сочтет меня безумцем. Ты хотела свободы, и ты ее получаешь. Подпиши документы и… с Богом.
– Ты хочешь, чтобы я дала согласие на раздельное жительство? Когда я просила тебя о разводе, ты был непреклонен. А теперь ты гонишь меня прочь? Я не понимаю…
– Не надо спорить, Кортни. Если ты не хочешь жить по моим правилам, мы не можем быть вместе.
Она прерывисто вздохнула и подняла голову, как бы желая, несмотря ни на что, сохранить свое достоинство.
– И давно ты это задумал?
– С самого начала, – ответил он, стараясь говорить холодным безразличным тоном, зная, что разбивает ее сердце, причиняет страшную боль и ей, и себе, – надо было сделать необходимые приготовления, и я вынужден был уехать из Бостона. Некоторые из моих кораблей плавают под каперским свидетельством от Джеффа Дэвиса. Я мог попасть в тюрьму и старался этого избежать.
– Почему ты так поступаешь? – Слезы катились по ее лицу. – Что я сделала?
Это было невыносимо. Он ненавидел себя за то, что унизил ее, за то, что причинил ей боль. Он любил ее больше жизни и обязан сделать все, чтобы защитить ее. Он твердил себе, что все это делается ради нее, ради ее безопасности.
– Я не знаю, что страшнее – твое предательство или моя тупость. Я была так уверена, что ты любишь меня и с надеждой ждала от тебя слов любви. Женщины – нежные создания. Я думаю, что им легче произносить эти слова. – Она покачала головой и искоса посмотрела на него. – Каким же надо быть чудовищем, чтобы держать меня в своих объятиях час за часом, день за днем и при этом лгать, скрывать свои подлинные чувства.
– Корт…
– Нет! Не трудись отвечать. Ты хитроумно рассчитал все ходы в своей грязной игре, но мне хотелось бы знать, входило ли в твои расчеты мое признание в любви?
– Все сроки зависели от официальной процедуры. Фэйрфакс был в Филадельфии, когда я разыскал тебя.
– К сожалению…
Он ожидал от нее бурной реакции, но она молча двигалась, одеваясь и упаковывая чемоданы. Ему хотелось обнять ее, сказать, что он обманывает ее, и, быть может, вообще отказаться от этой безумной затеи.
Если бы только она знала, как мерзко у него на душе…
Но он молчал. Уже через полчаса Брэндэн стоял около нее, сидевшей за столом и одетой в платье с высоким воротником. Она дрожащими пальцами перебирала пачку бумаг.
– Что будет после того, как я подпишу бумаги?
– Я заготовил для тебя билет на пароход, идущий из Нью-Йорка в Ливерпуль. У тебя мало времени. Погода…
– Мой отец ждет меня?
– Я телеграфировал твоему брату Маркусу. – Он избегал ее взгляда. – Ты подпиши и можешь ехать.
– А если я откажусь? Я ведь могу все потерять, подписав эти бумаги.
– Ну, это зависит от того, что ты понимаешь под словом «все». Ты права, временно ты утрачиваешь право управления своей собственностью, но лишь в том смысле, что я могу управлять этой собственностью по своему усмотрению. В случае же развода ты действительно потеряешь свою собственность. Но ты увидишь, что я выделил тебе щедрое обеспечение, достаточное для того, чтобы ты могла вести обеспеченную жизнь в Англии.
– И после всего этого ты удивляешься, что я уехала из Чарлстона? Что я немедленно не известила тебя? Ты не человек.
У Брэндэна дернулась челюсть. Он ткнул пальцем в документы.
– Называй меня, как хочешь, но подписывай эти проклятые бумаги. – Он всунул их ей в руки и передал перо и чернильницу.
– Э… м-м… может быть, дать время на размышление? – вмешался Фэйрфакс. – Может быть, она захочет посоветоваться со своим адвокатом…
– Не суй нос не в свое дело, – оборвал его Брэндэн. – Ну, давай же, подписывай, черт побери.
– Все в порядке, мистер Фэйрфакс, – заверила Кортни адвоката. – Я понимаю смысл этих документов и подписываю их в здравом рассудке, действуя по собственной воле.
Брэндэн хмуро смотрел на нее, и, как только она нацарапала свою подпись, смахнул бумаги на пол.
Пока адвокат собирал и прошивал их, Брэндэн вручил жене большой, обшитый бархатом ящик.
– Здесь все твои драгоценности. Твоя одежда – в Бостоне. Все остальное я пришлю из Чарлстона при первой возможности. Ежемесячно от моих поверенных в Лондоне ты будешь получать содержание, и, если ты найдешь его недостаточным, сумма может быть увеличена.
– Ты всегда был очень щедр в деньгах, – заметила она, когда он направился к двери, – примерно так же, как мой отец был щедр по отношению к твоей матери. Можешь обо мне не беспокоиться. Как ты понимаешь, я не настолько глупа, чтобы лишить себя жизни из-за такого мерзавца, как ты. Разве что наш корабль потонет, к твоей радости. Тогда это избавит тебя от дальнейших расходов.
Брэндэн выругался и резко повернулся к ней.
– Беспокоиться, мадам? Больше я о тебе не беспокоюсь. Беспокоиться о тебе будет твой отец. Можешь теперь его мучить. – Он взял свою шляпу, не в силах больше смотреть на нее, походившую на раненого зверя.
Когда-нибудь она все поймет. Он заставит ее понять.
– Пошли, Фэйрфакс, наши дела здесь закончены.
14
Кент, Англия
Март 1862 года
– Шон, Шон! Какой красивый мальчик! – Кортни наблюдала, как ее отец рассматривал крошечный сверток в своих руках и светился счастьем. – Кортни, я никогда не пойму, как такое маленькое создание, как ты, могло выносить такого здоровенного парня?
– Так же удивляется и доктор Картрайт. Он будет высоким. – «Как его отец», – подумала она, ерзая в постели и пытаясь устроиться поудобнее. – Ну, что, хорошо я исполнила свой долг?
– Вопреки всем ожиданиям. Ей-богу! Ты стала матерью. Я и вправду не ожидал, что наступит такой день. Подумаешь, балет!
– Твоя радость несколько преждевременна. Ведь отец Шона ничего не знает о его рождении. Он принимал решение о раздельном жительстве, не зная, что я была беременна.
– Ну что ж, можно только сожалеть о его опрометчивом решении, что мы все и делаем, – чуть туманно выразился граф, – но я рад, что ты ушла от этого негодяя. Он никогда не подходил тебе.
«Ушла от него?» – размышляла Кортни. Человек выбросил ее из своей жизни, как старую газету. Если бы он только знал, что в ней растет его ребенок! Если бы, если бы, если бы…
Кортни молчала. Она твердо решила: поменьше разговоров, поменьше поводов для расспросов, поменьше объяснений. Так лучше. Тот отрезок жизни пройден. Ее боль – с ней, а про него – забыть.
В тот день в его суровом взгляде была холодная пустота, такая же бесцветная пустота была и в голосе. Ничего не осталось от страстного любовника, каким он был на протяжении последних недель. Был только человек, одержимый местью, а ей казалось, что она так хорошо его знала.
Кортни упрекала себя за то, что была так глупа, что вбила себе в голову, что он любит ее. Когда он предложил ей содержание, она поначалу хотела отказаться от денег, но, подумав, решила, что ее сын должен хоть что-то иметь от своего отца, как бы жалки ни были эти гроши.
Она не просила Брэндэна о пересмотре его решения. Она не понимала его, что бы ни ждало ее в будущем, она решила достойно выйти из этого двусмысленного положения. Она не покажет ему, как глубоко он ранил ее душу. Когда за ним захлопнулась дверь, закрылась полная боли глава ее жизни.
И все же ее потянуло к окну посмотреть на его быструю походку, его отъезд. И это после того, как выкинуть ее из своей жизни оказалось для него проще, чем прихлопнуть надоедливого комара. Кортни знала, что пройдут годы, а она будет помнить, с какой легкостью он отрекся от нее и своего ребенка, не зная, правда, о его существовании, как легко он отказался от совместной жизни, от брака.
Кортни оцепенело смотрела, как его карета покатилась прочь. Она схватилась за грудь, чтобы ослабить боль в сердце, но ничто не могло ей помочь.
Она обошла вокруг коттеджа, стараясь запомнить каждую деталь их короткой идиллии здесь. Она припоминала каждое мгновение их объятий и, увы, вспомнила о его предательстве.
Никогда ничего этого она не забудет.
– Не стоит ворошить прошлое, – сказала Кортни своему отцу. – У меня, по правде говоря, никогда не было выбора. Брэндэн бросил меня. Но, по крайней мере, у меня есть чудесный подарок от него – мое дитя.
Шон заерзал на руках у деда. Граф сказал хриплым голосом:
– Этот дурак не понимает, что он потерял. Ребенок – точная копия отца. – Передав ребенка Кортни, он открыл ящичек и засунул себе в нос щепоть нюхательного табака.
– Да, – согласилась она, заметив явное неудовольствие графа, – ребенок гораздо больше Блейк, чем Аскуит, – она коснулась губами виска сына, – расскажи мне про Морин Кадделл.
Граф не ожидал такого вопроса. Он пошевелил губами, как бы собираясь начать рассказ, но вместо этого открыл свои карманные часы.
Время летит.
– Брэндэн все мне рассказал. Я тебя очень прошу рассказать мне всю правду.
– Я боялся этого вопроса с той самой минуты, когда узнал, что ты вышла замуж за этого мерзавца, а теперь, когда ты задала мне его, прошлое уже не так тревожит меня. Что он тебе рассказывал?
– Что ты и его мать были любовниками. Что она забеременела от тебя, а ты отказался на ней жениться. Тогда она покончила с собой.
– После всей этой лжи, – начал граф, – пришло время сказать правду. – Граф глубоко вздохнул. – Мне бы надо было все рассказать вам, детям, раньше, но я все думал: еще не время, еще не время. Никогда не знаешь, когда же наконец это время наступит. Знай, что я любил Морин. Когда я ее потерял, я был безутешен. Морин была очень страстной натурой, – продолжал он, – капризная, вспыльчивая, склонная к припадкам обидчивости и меланхолии. Наша страсть постепенно переросла в любовь, и, наконец, дошло до того, что мы не могли жить друг без друга. Она бросила мужа, семью и ушла ко мне.
– Сперва мы вели себя очень скромно. Я поселил ее в Стансуорте, и мы недели проводили не разлучаясь. Когда Морин обнаружила, что беременна, то была в восторге. Она думала, что я уйду от Бренны, что Уинстон даст ей развод, и мы поженимся.
– Она любила тебя, – сказала Кортни.
– Она была совершенно уверена, что я откажусь от всего ради нее, ей удалось убедить и меня, что любовь превыше всего – моей политической карьеры, моего общественного положения. Я любил ее так, как никогда не любил ни одну женщину, ни до, ни после нее. – В его глазах стояла печаль. – Но она плохо разбиралась в людях. Кончилось тем, что, спасая свою карьеру, я отверг ее. Мой развод был, конечно, невозможен.
– Марк знает?
Лорд Гарретт глубоко вздохнул, как бы сбросив тяжкое бремя со своих плеч, бремя, мучившее его двадцать лет.
– Нет.
– Ладно, – заверила его Кортни, – я не скажу ему. Думаю, что бы я ни сказала, это не будет хуже испытанного тобою. Но расскажи…
– О чем?
– Моя мать покончила с собой, потому, что узнала о твоей измене?
– Нет, – решительно ответил он, – я клянусь тебе, что ее смерть не была самоубийством. – Он опять посмотрел на часы. – Я должен вернуться в Лондон. Я жду с минуты на минуту вестей от премьер-министра. Эти колониальные тупицы похожи на твоего мужа – вечно спешат и все без толку. Они пытаются получить от нас поддержку. Я симпатизирую конфедератам, но мы должны действовать осмотрительно. Слишком велики ставки. Неверное решение может быть пагубным. Эти проклятые американцы так и норовят втянуть нас в свои дела.
– Ты что, оставляешь меня одну в этом мавзолее?
– Скоро сюда приедет Марк.
«Что же сулит мне будущее?» – подумала она после того, как закрылась дверь за ее отцом. Марк разрывался между своими фабриками и конторами в различных городах и был редким гостем в Оуклей Корт. Ее отец связан по рукам и ногам своими парламентскими обязанностями, он постоянно должен участвовать в разрешении бесконечных, следующих один за другим политических конфликтов.
Никогда в жизни Кортни не чувствовала себя такой одинокой.
Конечно, она понимала, почему все так запуталось. Во всем виноваты эти проклятые американцы и их война. Обе стороны прилагали все возможные усилия, чтобы заручиться поддержкой Великобритании. Ее отец объяснял это за обедом несколько недель назад. А началось все с замечания, брошенного отцом.
– Я надеюсь, что дело с уполномоченными посланниками южан мы решим до Рождества, – сказал граф.
– Мис-с-мис-стеры Мэйсон и Слайделл? – заикаясь, спросил Марк.
Граф кивнул головой.
– В числе других.
– К-каково состояние вопроса?
– Мэйсон и кто? – спросила Кортни, подняв бровь.
– Как тебе известно, южные порты Америки блокированы с моря, – начал объяснять граф. – Некоторые посланники Конфедерации, в том числе Джеймс Мэйсон и Джон Слайделл из Чарлстона, прорвались сквозь блокаду на контрабандном судне в начале октября. В Гаване они купили билеты на британский пароход под названием «Трент». В начале ноября сторожевой корабль Федерации настиг «Трент» в Багамском проливе и сделал по нему предупредительный выстрел. После этого капитан Уилкс, по всей видимости, придурковатый малый, взял «Трент» на абордаж и арестовал уполномоченных посланцев. Сейчас они находятся в Массачусетской тюрьме.
– Мас-массачусетс? Это т-там, где живет этот п-подлец Блейк? – спросил Марк.
Кортни кивнула.
– Возмутительно! – Марк швырнул на пол свою салфетку, – С-стрелять и б-брать на абордаж английские корабли?
– Недопустимо, – согласился лорд Гарретт, – если северяне откажутся освободить уполномоченых, возможна война. Со дня на день мы ожидаем прибытия в Канаду наших войск численностью в одиннадцать тысяч человек. В полной готовности находится наш флот. Мы предъявили ультиматум мистеру Адамсу, американскому министру, Они должны выпустить уполномоченных и извиниться. В противном случае Британия вмешается в войну, но не на их стороне. – Граф разрезал свой бифштекс и положил себе на тарелку йоркширского пудинга.
– Заварили п-п-проклятую кашу, – согласился Марк.
Дело благополучно завершилось к рождению Шона. Мистеры Мэйсон и Слайделл были освобождены, и им разрешили продолжить свой путь в Англию.
Однажды, когда Шону уже почти исполнилось два месяца, а Кортни восстановила свое здоровье, она заговорила о весеннем бале в Оукли Корт и о своей роли на нем в качестве хозяйки. Отец и Марк в это время играли в шахматы.
– Весенний что? – удивился отец, – бал? Здесь? В своем ли ты уме?
– А п-п-по-моему, х-хорошая идея, – вмешался Марк, изучая тем временем положение на шахматной доске. – П-почему нет? Хорошо д-для бизнеса. М-мы не устраивали балов уже более д-двух десятков лет. С тех пор, как мама…
– И мы можем не делать этого еще два десятка лет без всякого ущерба, как для твоего бизнеса, так и для общественного положения твоей сестры, – настаивал граф, – такое наказание Божье требует подготовки в течение долгих месяцев, а у меня на это нет времени.
– Я все это могу сделать сама, папа. Могу. Я уже устраивала такой бал в Чарлстоне. Положись на меня. Тебя это не коснется. Обещаю тебе.
– Я думаю, что Корт заслужила свой бал, отец. Это встряхнет ее. А то в последнее время она такая печальная.
Граф посмотрел на дочь, обдумывая последний довод Марка.
– Возможно, ты и прав. Хоть это и против моих правил, но я согласен.
Кортни вскочила, подбежала к отцу и крепко обняла его.
– Спасибо, папочка. Ты не пожалеешь об этом.
– Ну, хорошо.
Подготовка празднества оказалась непростой, так как в течение месяца Марк был занят неотложными делами на фабрике в Ланкашире и не мог помогать Кортни. Однако ее опыт организации бала в пользу вдов и сирот в Чарлстоне сослужил ей хорошую службу, и, когда подошло время, все было в полном порядке.
– Вы выглядите очаровательной, – зашептала Мойра, глядя на Кортни, выделывавшую пируэты перед зеркалом, – и золото на платье хорошо гармонирует с вашими изумрудами.
– Ты льстишь мне, Мойра. Я так рада, что ты вернулась в Оуклей Корт из Чарлстона, – говорила Кортни, одергивая платье.
– Да, миледи, я не могла оставаться на службе у этого сумасшедшего.
– Да, Брэндэн может быть просто ужасен. – Кортни снова одернула платье. – А лиф не слишком низок, как ты считаешь?
– Нет, я видела и ниже, – заверила ее Мойра, поправляя вырез платья. – Эта опушка из норки восхитительна, миледи.
– Изумруды я, пожалуй, надевать не буду, – решила она, снимая их, – с ними связано слишком много воспоминаний. Вполне достаточно будет топаза, подаренного мне отцом.
– Графу будет приятно, – согласилась Мойра.
– Пусть Сполдинг сообщит мне, когда прибудет виконт Стансуорт.
– Да, миледи.
Доктор Картрайт ждал ее в гостиной.
– Вы выглядите великолепно, – сказал он, глядя на нее с восхищением.
– Спасибо, – любезно ответила она, – Марк буквально погряз в делах, но я надеюсь, что он все-таки помнит.
– Он телеграфировал, что будет здесь к началу бала, – сказал доктор.
– Да, Марк перегружен делами, а гости начнут прибывать через час. – С этими словами она стала спускаться по лестнице. – Надеюсь, что он не будет весь вечер хныкать по поводу своей фабрики.
– Ваш брат не первый, кого обстоятельства заставили сворачивать бизнес, – заметил доктор Картрайт, – и не последний, если война в Америке затянется.
Прием в Оуклей Корт имел большой успех, и Кортни испытывала от этого огромное удовольствие. Это было именно то, что ей было так необходимо – забыть тяжелое прошлое и начать думать о будущем.
Даже ее отец остался доволен тем, как лондонский свет откликнулся на приглашения. Об этом он сказал Кортни, вальсируя с ней в танцевальном зале.
– К моему величайшему удивлению, твоя вечеринка привлекла весь свет. Люди, которых я не видел годами или вообще никогда не встречал, приняли наше приглашение, – сказал он.
– Некоторые пришли просто из уважения к нам, другие – из уважения к твоему положению в обществе. Но я полагаю, что большинство из присутствующих пришло поглазеть на твою своенравную дочь, которая когда-то пренебрегла условностями света и гневом страшного графа Лоудена, а теперь возвратилась к родному очагу, как настоящая блудная дочь.
– Да. Твоя жизнь, конечно, дает богатую пищу для всевозможных сплетен и слухов. Несомненно, молодежи хотелось бы поглазеть на женщину, посмевшую нарушить устои. – Он осмотрелся как бы в поисках подтверждения своих слов, – ты вызываешь повышенный интерес к себе, моя дорогая.
– Так ты поэтому согласился быть хозяином этого празднества? Уж не играешь ли ты роль свата для своей замужней дочери? Или для сына?
– А почему бы и нет? У тебя хорошее приданое. Деньги, положение, власть способны заставить кого угодно забыть о грехах твоей молодости, так как все эти лицемеры готовы закрыть глаза на все что угодно, лишь бы это было им выгодно.
– Ладно. Но все-таки ты не забывай, что я еще замужем. Какова бы ни была твоя цель, я тебе благодарна. Я получаю громадное удовольствие.
Время шло, и в Кортни росла тревога в связи с отсутствием брата. Падал легкий снежок, и Кортни боялась, что с Марком что-то случилось по дороге. Она уже терялась в догадках, когда около одиннадцати часов Сполдинг прошептал ей на ухо, что виконт прибыл.
Кортни извинилась перед маленьким баронетом, с которым танцевала, и пошла в вестибюль встретить Марка. Когда открылась передняя дверь, она увидела, что лужайка покрыта снегом, как кружевным одеялом. Швейцар придерживал дверь для Марка и двух прибывших с ним гостей.
– Потрясающий успех, а? – прошептал доктор Картрайт, подойдя к Кортни и протянув ей хрустальный бокал с шампанским. – А, вот и он. Кто это с ним?
Кортни отхлебнула вина, Марк повернулся к ней и приветливо помахал рукой. Затем наклонился к гостям и что-то сказал им, указывая на Кортни.
Что-то знакомое было в огненно-рыжых кудрях прибывшей с Марком женщины, что-то знакомое в кошачьих движениях. Сердце Кортни учащенно забилось, ее бросило в жар. Ярко-рыжая, как…
