Текст книги "Галки"

Автор книги: Кен Фоллетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Это серьезный тип, который знает, какие рычаги военной машины нужно нажимать, подумала Флик. Хоть он и самодовольная свинья, но может стать полезным союзником.

– Когда я его прочитал, то понял, что главной причиной поражения стали неверные разведданные.

– Которые предоставила МИ-6! – с возмущением сказала Флик.

– Да, я это заметил, – с мягким сарказмом сказал Чэнселлор. – Очевидно, МИ-6 прикрывала собственную некомпетентность. Сам я не профессиональный военный, но мой отец таковым является, поэтому я знаком с излюбленными трюками военных бюрократов.

– О! – задумчиво сказал Перси. – Так вы сын генерала Чэнселлора?

– Да.

– Продолжайте.

– МИ-6 ни в коем случае не смогла бы отмазаться, если бы на том совещании присутствовал ваш шеф, который мог бы сообщить версию УСО. Не может быть простым совпадением, что в последнюю минуту его вызвали в другое место.

Перси посмотрел на него с сомнением.

– Его вызвал премьер-министр. Не представляю, как МИ-6 могло бы это организовать.

– Черчилля на том совещании не было. Его вел помощник с Даунинг-стрит. А организовали совещание по предложению МИ-6.

– Ну, будь я проклята! – с возмущением сказала Флик. – Они такие змеи!

– Если бы они проявляли такую же сообразительность в сборе разведданных! – сказал Перси.

– Я также подробно изучил ваш план, майор Клэре, по тайному проникновению в шато с помощью группы, замаскированной под уборщиц. Конечно, это рискованно, но может сработать.

Неужели это означает, что ее план будет снова рассмотрен? Флик не смела задать этот вопрос.

Перси пристально посмотрел на Чэнселлора.

– И что же вы собираетесь с этим делать?

– По случайному совпадению сегодня вечером я ужинал с отцом. Я рассказал ему всю эту историю и спросил, что в подобных обстоятельствах должен делать адъютант генерала. Мы были в «Савое».

– И что же он сказал? – нетерпеливо спросила Флик. Ей было все равно, в каком ресторане они ужинали.

– Что я должен пойти к Монти и сказать ему, что он совершил ошибку. – Он скривился. – Для любого генерала это нелегко. Они очень не любят менять принятые решения. Но иногда это нужно делать.

– И что же вы? – с надеждой спросила Флик.

– Я уже это сделал.

– А вы времени зря не теряете! – с удивлением заметил Перси.

Флик задержала дыхание. После сегодняшнего отчаяния казалось невероятным, что она получит еще один шанс, к которому так стремилась.

– В конечном счете он отнесся к этому положительно, – сказал Чэнселлор.

Флик не могла сдержать своего возбуждения.

– Ради Бога – что именно он сказал о моем плане?

– Он его утвердил.

– Слава Богу! – Она вскочила, не в силах усидеть на месте. – Еще один шанс!

– Замечательно! – сказал Перси.

Чэнселлор поднял руку.

– Еще два момента. Первый, возможно, вам не понравится. Командовать операцией он назначил меня.

– Вас? – сказала Флик.

– Но почему? – сказал Перси.

– Когда генерал отдает приказ, его нельзя подвергнуть перекрестному допросу. Мне жаль, что это приводит вас в уныние. Даже если вы мне не доверяете, Монти мне верит.

Перси пожал плечами.

– И какое же второе условие? – спросила Флик.

– Это ограничение по времени. Я не могу сказать вам, когда произойдет вторжение, к тому же дата еще точно не определена. Но я могу сказать вам, что мы должны провести нашу операцию очень быстро. Если вы не достигнете цели к полуночи следующего понедельника, вероятно, будет уже слишком поздно.

– Следующего понедельника! – воскликнула Флик.

– Да, – сказал Пол Чэнселлор. – У нас ровно одна неделя.

День третий
Вторник, 30 мая 1944 года

Глава одиннадцатая

Флик покинула Лондон на рассвете, на мотоцикле «винсент-комет» с мощным двигателем в 500 куб. см. Дороги были пусты. Топливо строго рационировалось, и водители могли получить тюремный срок за «ненужные» поездки. Флик ехала очень быстро. Это было опасно, но восхитительно, что вполне искупало возможный риск.

Точно так же она относилась к предстоящей операции – она и пугала ее, и приводила в восторг. Вчера они до поздней ночи просидели за чаем с Перси и Полом, занимаясь планированием операции. В группе должно быть шесть женщин, решили они, так как смена насчитывает неизменное количество уборщиц. Одна из них должна быть специалистом-подрывником, другая – телефонным мастером, которая должна решить, где именно следует разместить заряды, чтобы разрушить коммутатор. Кроме того, Флик хотелось получить одного снайпера и двух хороших солдат. Вместе с ней будет шесть человек.

На их поиски у нее был один день. Группа как минимум нуждалась в двухдневной подготовке – по крайней мере они должны научиться прыгать с парашютом. Это займет среду и четверг. Они высадятся возле Реймса в пятницу поздно вечером и войдут в шато вечером в субботу или воскресенье. Еще один день остается как допуск на ошибку.

Она пересекла реку по Лондонскому мосту.[19]19
  Старейший мост в Лондоне, в 1968 г. демонтирован и продан в США.


[Закрыть] Мотоцикл с ревом промчался по поврежденным бомбами улицам и набережным Бермондси и Ротерхайта, затем Флик свернула на Оулд-Кент-роуд, традиционный маршрут паломников, ведущий к Кентербери. Оставив позади пригороды, она дала полный газ. На некоторое время из ее головы улетучились все заботы.

Не было и шести часов, когда она достигла Сомерсхольма, загородного поместья баронов Коулфилдов. Флик знала, что сам барон по имени Вильям находится сейчас в Италии, где с боями пробивается к Риму в составе Восьмой армии. Кроме его сестры, достопочтенной Дианы Коулфилд, из членов семьи сейчас здесь никто не жил. Огромный дом с десятками спален для гостей и их слуг использовался как санаторий для солдат, выздоравливающих после ранения.

Флик снизила скорость до скорости пешехода и двинулась по аллее, обсаженной вековыми липами, глядя на возвышающееся впереди огромное здание из розового гранита с его пролетами, балконами, фронтонами и крышами, целыми гектарами окон и десятками дымоходов, остановившись на вымощенном гравием переднем дворе рядом с санитарной машиной и несколькими джипами.

В вестибюле сиделки разносили чашки с чаем. Хотя солдаты и относились к числу выздоравливающих, их все равно поднимали на рассвете. Флик спросила домоправительницу миссис Райли, и ее направили в подвал. Флик нашла ее возле печи в компании двух людей в комбинезонах.

– Привет, Ма! – сказала Флик.

Мать крепко ее обняла. Она была еще ниже дочери и такой же худой, но, как и Флик, была сильнее, чем казалось. Флик задохнулась в ее объятиях. Смеясь и хватая ртом воздух, она постаралась высвободиться.

– Ма, ты меня раздавишь!

– Пока тебя не увижу, даже не знаю, жива ли ты, – сказала ее мать. В ее голосе звучал слабый ирландский акцент – сорок пять лет назад она вместе с родителями уехала из Корка.[20]20
  Город на юге Ирландии.


[Закрыть]

– Что случилось с печью?

– Она не рассчитана на такое количество горячей воды. Эти сиделки просто помешались на чистоте и заставляют бедных солдат каждый день мыться. Пойдем ко мне на кухню, я приготовлю тебе завтрак.

Флик очень спешила, но решила, что нужно уделить время матери. Кроме того, ей в любом случае нужно было поесть. Вслед за Ма она поднялась в жилые помещения для слуг.

Флик выросла в этом доме. Она играла в комнате для слуг, носилась по здешним лесам, ходила в сельскую школу, что в полутора километрах отсюда, приезжала сюда на каникулы из школы-интерната и университета. Она находилась в весьма привилегированном положении. Как правило, женщины, занимавшие такой пост, как ее мать, после рождения ребенка лишались работы. Но Ма разрешили остаться – отчасти из-за того, что старый барон был необычным человеком, отчасти из-за того, что она была настолько хорошей хозяйкой, что он боялся ее потерять. Отец Флик был дворецким, но он умер, когда ей исполнилось всего шесть лет. Каждый февраль Флик с матерью сопровождали хозяйскую семью на принадлежавшую ей виллу в Ницце, где Флик и выучила французский.

Старый барон, отец Вильяма и Дианы, относился к Флик с любовью. Он поощрял ее учебу и даже оплачивал ее обучение в школе. Он очень гордился тем, что она получила стипендию на обучение в Оксфордском университете. Когда в начале войны он умер, Флик была так расстроена, как будто потеряла родного отца.

Сейчас хозяйская семья занимала лишь небольшую часть дома. Кладовая старого дворецкого превратилась в кухню.

– Мне вполне хватит и одного кусочка тоста, – сказала Флик, когда мать поставила чайник.

Игнорируя ее слова, мать принялась жарить бекон.

– Ну, я вижу, с тобой все в порядке, – сказала она. – А как там твой красавец муж?

– Мишель жив, – сказала Флик, усевшись за кухонный стол. От запаха жареной грудинки у нее потекли слюнки.

– Значит, жив? Но очевидно, не совсем здоров. Ранен?

– Ему всадили пулю в задницу. От этого не умирают.

– Значит, ты его видела.

Флик засмеялась.

– Перестань, Ма! Я не должна этого говорить.

– Конечно, не должна. А с другими женщинами он не путается? Если это не военная тайна.

Флик не переставала поражаться ее интуиции. Это было просто невероятно.

– Надеюсь, что да.

– Гм! Ты имеешь в виду какую-то конкретную женщину?

Флик не стала отвечать прямо.

– Ты замечала, Ма, что мужчины иногда как будто не понимают, что девушка полная дура?

Ма презрительно фыркнула.

– Так вот оно что! Как я понимаю, она хорошенькая.

– Ммм.

– Молодая?

– Девятнадцать лет.

– Ты с ним об этом говорила?

– Да. Он обещал прекратить.

– Он может выполнить свое обещание – если ты не задержишься слишком долго.

– Надеюсь.

У Ма сразу упало настроение.

– Значит, ты возвращаешься?

– Не могу ничего сказать.

– Разве ты мало сделала?

– Пока что мы не выиграли войну – значит, мало.

Ма поставила перед Флик яичницу с беконом. Вероятно, это составляло ее недельный рацион. Но Флик подавила протест, готовый сорваться с ее губ. Лучше с благодарностью принять этот подарок. Кроме того, она действительно очень голодна.

– Спасибо, Ма! – сказала она. – Ты меня балуешь.

Мать довольно улыбнулась, а Флик принялась жадно есть. Пока Флик ела, она уныло рассуждала о том, почему Ма безо всяких усилий выудила у нее все, что хотела знать, несмотря на все попытки Флик уйти от ответов. – Тебе надо работать в военной разведке, – с набитым ртом сказала она. – Тебе поручали бы вести допросы. Ты ведь заставила меня все рассказать.

– Я же твоя мать и имею право это знать.

Как раз это не имело никакого значения – Ма могла бы об этом и не говорить.

Глядя, как Флик ест, мать выпила чашку чая.

– Разумеется, тебе нужно выиграть войну исключительно собственными силами, – с нежным сарказмом сказала она. – Ты такая с детства – чересчур независимая.

– Даже не знаю почему. За мной всегда присматривали. Когда ты была занята, рядом всегда было с полдесятка горничных, которые во мне души не чаяли.

– Наверное, я поощряла твою независимость из-за того, что у тебя не было отца. Когда ты хотела, чтобы я что-то для тебя сделала – починить велосипедную цепь или пришить пуговицу, – я обычно говорила: «Попробуй сама, а если не получится, я тебе помогу». В девяти случаях из десяти я больше об этом не слышала.

Покончив с беконом, Флик вытерла тарелку куском хлеба.

– Много раз мне помогал Марк. – Марком звали ее брата, который был на год старше.

Лицо матери помрачнело.

– Правда? – спросила она.

Флик подавила вздох. Два года назад Ма поссорилась с Марком. Он работал в театре режиссером и жил с актером по имени Стив. Ма давно уже поняла, что Марк «не из тех, кто женится», как она это называла. Однако в припадке излишней честности Марк повел себя настолько глупо, что сказал Ма, что он любит Стива и что они с ним как муж и жена. Она смертельно оскорбилась и с тех пор больше не разговаривала с сыном.

– Марк тебя любит, Ма, – сказала Флик.

– Как же!

– Мне бы хотелось, чтобы ты с ним увиделась.

– Несомненно. – Ма забрала у Флик пустую тарелку и вымыла ее в раковине.

Флик раздраженно покачала головой.

– Ты чересчур упрямишься, Ма.

– Тогда понятно, откуда у тебя это свойство.

Флик невольно улыбнулась – ее часто обвиняли в излишнем упрямстве. Перси называл его «ослиным». Она сделала попытку примирения:

– Ну, я думаю, ты не виновата в своих чувствах. В любом случае я не собираюсь с тобой спорить, особенно после такого чудесного завтрака. – И все-таки она хочет, чтобы они помирились.

Но не сегодня. Она встала.

Ма улыбнулась:

– Как приятно тебя видеть! Я ведь беспокоюсь о тебе.

– У меня есть еще одна причина для приезда. Мне нужно поговорить с Дианой.

– О чем?

– Не могу сказать.

– Надеюсь, ты не собираешься забрать ее с собой во Францию?

– Перестань, Ма! Кто здесь говорил о Франции?

– Полагаю, это потому, что она так здорово обращается с оружием.

– Не могу сказать.

– Тебя же из-за нее убьют! Она не понимает, что такое дисциплина. Да и откуда ей это знать? Она же воспитывалась совсем по-другому. Конечно, это не ее вина. Но было бы глупо на нее полагаться.

– Да, я знаю, – нетерпеливо сказала Флик. Она уже приняла решение и не собиралась обсуждать его с Ма.

– Она уже несколько раз пыталась что-то делать для армии, и отовсюду ее выгоняли.

– Я знаю. – Тем не менее Диана была отличным снайпером, а у Флик не оставалось времени на то, чтобы привередничать. Приходится брать то, что можно получить. Больше всего ее беспокоило то, что Диана может отказаться. Заниматься подпольной работой никого не заставишь, такие вещи только для добровольцев. – Ты знаешь, где она сейчас?

– Думаю, она в лесу, – сказала Ма. – Она рано ушла – охотиться за кроликами.

– Понятно.

Диана любила охоту – на лис, на оленей, на зайцев, на гусей, даже рыбную ловлю. Если делать больше было нечего, она ходила стрелять кроликов.

– Просто иди на выстрелы.

Флик поцеловала мать в щеку.

– Спасибо за завтрак, – сказала она и пошла к двери.

– Смотри не попади под ее огонь! – крикнула вслед Ма.

Из служебного входа Флик вышла в кухонный сад и возле задней части дома вошла в лес. Деревья сияли молодой листвой, крапива была по пояс. В своих мотоциклетных ботинках и кожаных штанах Флик тяжело топала по подлеску. Лучший способ привлечь внимание Дианы, думала она, – послать ей вызов.

Углубившись в лес на полкилометра, она услышала выстрел из дробовика. Остановившись, она прислушалась и крикнула:

– Диана!

Ответа не последовало.

Она двинулась вперед, повторяя призыв примерно каждую минуту. В конце концов она услышала:

– Сюда, шумная идиотка, кто бы ты ни была!

– Иду, только опусти ружье!

Она нашла Диану на поляне – та сидела на земле, прислонившись спиной к дубу, и курила сигарету. Ружье было у нее на коленях, раскрытое для перезарядки, рядом лежало с полдесятка убитых кроликов.

– А, это ты! – сказала она. – Ты распугала всю дичь.

– Завтра она вернется. – Флик внимательно разглядывала свою подругу детства. Симпатичная Диана была похожа на мальчика, с короткими темными волосами и веснушками на носу. На ней была охотничья куртка и вельветовые брюки. – Как поживаешь, Диана?

– Скучаю. Расстроена. Подавлена. В остальном все прекрасно.

Флик присела рядом с ней на траву. Дело может оказаться легче, чем она думала.

– А в чем дело?

– Я тут гнию в английской деревне, в то время как мой брат завоевывает Италию.

– Как там Вильям?

– С ним все в порядке, он участвует в военных действиях, а вот мне никто не даст хорошую работу.

– Вероятно, я смогу тебе в этом помочь.

– Ты служишь в КМСП. – Диана вытащила изо рта сигарету и выдохнула струю дыма. – Дорогая, но я же не могу быть шоферкой!

Флик кивнула. Диана была слишком знатной, чтобы выполнять черную работу, которую предлагали большинству женщин.

– Ну, я здесь как раз для того, чтобы предложить тебе кое-что поинтересней.

– Что именно?

– Это может тебе не понравиться. Это очень трудно и опасно.

– И в чем она заключается? – скептически сказала Диана. – Водить машину при светомаскировке?

– Я не могу многого тебе рассказать, это секрет.

– Флик, дорогая, не рассказывай мне о том, что ты относишься к числу тайных агентов.

– Я получила звание майора не за то, что возила генералов на совещания.

Диана пристально посмотрела на нее.

– Ты серьезно?

– Абсолютно.

– Господи! – Против своей воли Диана была потрясена.

Флик нужно было получить ее добровольное согласие.

– Ну, так ты хочешь заняться кое-каким весьма опасным делом? Я имею в виду, что тебя вполне могут убить.

Диану это не испугало, а, наоборот, привело в радостное возбуждение.

– Конечно, хочу. Вильям рискует своей жизнью, а я чем хуже?

– Ты серьезно?

– Очень серьезно.

Флик постаралась скрыть охватившее ее чувство облегчения. Она решила использовать полученное преимущество.

– Есть одно условие, и для тебя оно, возможно, будет хуже любой опасности.

– Какое?

– Ты на два года меня старше, и всю нашу жизнь ты занимала более высокое социальное положение. Ты дочь барона, а я отпрыск экономки. В этом нет ничего плохого, я не жалуюсь. Ма сказала бы, что так и должно быть.

– Ну да, дорогая, но к чему же ты клонишь?

– Я командую этой операцией, и тебе придется мне подчиняться.

Диана пожала плечами:

– Ну и прекрасно.

– Тут есть одна проблема, – настаивала Флик. – Но я буду давить на тебя до тех пор, пока ты не поймешь. Это предупреждение.

– Так точно, сэр!

– В моем департаменте мы не придаем большое значение формальностям, так что не надо называть меня «сэр» или «мэм». Тем не менее мы подчиняемся военной дисциплине, особенно когда операция уже началась. Если ты об этом забудешь, мой гнев – это самое меньшее из тех неприятностей, которые тебя ожидают. В моей сфере деятельности неподчинение приказам может тебя убить.

– Как драматично! Но конечно, я понимаю.

Флик не была полностью уверена, что Диана действительно поняла, но она сделала все, что могла. Достав из блузки блокнот, она написала адрес в Гемпшире.

– Собери все необходимое на три дня. Тебе нужно будет туда проехать – на поезде до Брокенхерста, который уходит с вокзала Ватерлоо.

Диана взглянула на адрес.

– О, это же поместье лорда Монтегю!

– Большую его часть сейчас занимает мой департамент.

– Какой департамент?

– Межведомственное исследовательское бюро, – сказала Флик, используя привычную легенду.

– Надеюсь, работа интереснее, чем название.

– Можешь держать пари, что это так.

– Когда нужно начинать?

– Тебе нужно попасть туда сегодня. – Флик поднялась на ноги. – Твоя подготовка начнется завтра в полдень.

– Я вернусь с тобой в дом и начну укладывать вещи. – Диана тоже встала. – Скажи мне одну вещь.

– Если смогу.

Диана со смущенным видом склонилась над ружьем. Когда она посмотрела на Флик, ее лицо впервые выглядело откровенным.

– Почему именно я? – спросила она. – Ты наверняка знаешь, что меня отовсюду выгнали.

Флик кивнула:

– Я буду с тобой откровенна. – Она посмотрела на окровавленные тушки кроликов, затем перевела взгляд на хорошенькое лицо Дианы. – Ты убийца, – сказала она. – А мне нужно именно это.

Глава двенадцатая

Дитер проспал до десяти. Он проснулся с головной болью, вызванной действием морфина, но в остальном чувствовал себя хорошо – он был бодр, оптимистичен, уверен в себе. Вчерашний кровавый допрос дал ему хорошую зацепку. Женщина по подпольной кличке Буржуазия с ее домом на рю дю Буа могла привести его к самому сердцу французского Сопротивления.

Или в никуда.

Он выпил литр воды, приняв три таблетки аспирина, чтобы избавиться от утреннего похмелья; после этого он снял трубку телефона.

Сначала он позвонил лейтенанту Гессе, который остановился в той же гостинице, но в номере поменьше.

– Доброе утро, Ганс! Хорошо выспался?

– Да, спасибо, господин майор. Я уже сходил в мэрию, чтобы проверить адрес на рю дю Буа.

– Хороший мальчик! – сказал Дитер. – И что же ты нашел?

– Единственным владельцем и жильцом дома является мадемуазель Жанна Лема.

– Но там могут проживать и другие люди.

– Я также проехал мимо – просто чтобы взглянуть. Там как будто все тихо.

– Через час будь готов к выезду – на моей машине.

– Есть!

– И еще, Ганс, – благодарю за проявленную инициативу.

– Спасибо, господин майор!

Дитер повесил трубку. Он попытался представить, как выглядит мадемуазель Лема. Гастон говорил, что никто из ячейки «Белянже» никогда с ней не встречался, и Дитер ему верил – эту связную никто не должен был знать. Прибывающие агенты знали только одно: где вступить в контакт с этой женщиной. В случае ареста они не смогли бы сообщить никакой информации о Сопротивлении. По крайней мере так было в теории – в мире не существует таких вещей, как идеальная конспирация.

Видимо, мадемуазель Лема не замужем. Она может быть молодой женщиной, унаследовавшей дом от родителей, незамужней женщиной постарше, которая ищет мужа, или пожилой старой девой. Пожалуй, стоит взять с собой женщину, решил он.

Он вернулся в спальню. Сидя на кровати, Стефания расчесывала свои пышные рыжие волосы, над простыней свисали груди. Она неплохо знает, как быть соблазнительной. Но Дитер сумел подавить искушение лечь в постель.

– Мне нужно, чтобы ты для меня кое-что сделала, – сказал он.

– Я все для тебя сделаю.

– Все? – Сев на кровать, он коснулся ее голого плеча. – Ты бы смотрела, как я занимаюсь любовью с другой женщиной?

– Конечно, – сказала она. – Я бы лизала ей соски, пока бы ты занимался с ней любовью.

– Ты будешь, я знаю, – довольно засмеялся он. У него и раньше были любовницы, но совсем не такие. – Но тут дело другое. Я хочу, чтобы ты была со мной, когда я буду арестовывать одну женщину из Сопротивления.

На ее лице не отразилось никаких эмоций.

– Отлично, – сказала она.

Дитеру хотелось выжать из нее какую-то реакцию, спросить, что она чувствует и уверена ли она, что это ей понравится, но он все же решил, что лучше принять ее уступчивость за чистую монету.

– Спасибо, – сказал он и вернулся в гостиную.

Мадемуазель Лема, может, и живет одна, но вокруг дома могут толпиться вооруженные до зубов агенты Сопротивления. Ему нужна некоторая поддержка. Полистав свою записную книжку, он дал гостиничному оператору номер телефона Роммеля в Ла-Рош-Гийон.

Когда немцы только оккупировали Францию, французская телефонная сеть была перегружена. С тех пор немцы обновили оборудование, добавили тысячи километров кабеля и установили автоматические коммутаторы. Система все равно работала с перегрузкой, но стала гораздо лучше.

Он попросил к телефону адъютанта Роммеля майора Гёделя. Мгновение спустя в трубке послышался знакомый отчетливый голос:

– Гёдель.

– Это Дитер Франк, – сказал он. – Как идут дела, Вальтер?

– Дел очень много, – твердо сказал тот. – Так в чем проблема?

– Я тут быстро продвигаюсь вперед. Я не могу сообщить подробности, так как говорю по гостиничному телефону, но я вот-вот арестую по меньшей мере одного шпиона, а может, и нескольких. Я подумал, что фельдмаршал захочет об этом узнать.

– Я ему передам.

– Но мне может понадобиться некоторая помощь. Я работаю всего с одним-единственным лейтенантом. Я в таком отчаянном положении, что мне помогает моя французская любовница.

– Это кажется неразумным.

– О, она вполне надежна. Но от нее вряд ли будет много пользы при столкновении с хорошо подготовленными террористами. Вы не можете дать мне с полдюжины толковых людей?

– Обратитесь в гестапо – оно для этого и существует.

– Они ненадежны. Вы же знаете, что они сотрудничают с нами с большой неохотой. Мне нужны люди, на которых можно положиться.

– Об этом не может быть и речи, – сказал Гёдель.

– Послушайте, Вальтер, вы же знаете, какое значение этому придает Роммель – он поручил мне эту работу, чтобы гарантировать, что Сопротивление не сможет подорвать нашу мобильность.

– Да. Но фельдмаршал ожидает, что вы выполните ее без отвлечения боевых подразделений.

– Я не уверен, что справлюсь.

– Господи, да что вы в самом деле! – Гёдель повысил голос. – Мы собираемся защищать все Атлантическое побережье с горсткой солдат, а вас окружают физически крепкие люди, которые не находят себе лучшего занятия, чем ловить перепуганных старых евреев. Занимайтесь делом и не надоедайте мне! – В трубке раздался щелчок.

Дитер был встревожен – обычно Гёдель не выходит из себя. Несомненно, они все нервничают из-за угрозы вторжения. Тем не менее результат ясен – Дитер должен полагаться только на себя.

Вдохнув, он позвонил в шато Сан-Сесиля и вызвал Вилли Вебера.

– Я собираюсь произвести облаву в доме, где находятся агенты Сопротивления, – сказал он. – Мне могут понадобиться твои тяжеловесы. Ты можешь послать четырех человек на машине в гостиницу «Франкфурт»? Или мне опять нужно звонить Роммелю?

Угроза была ненужной. Вебер и сам хотел, чтобы его люди участвовали в операции – в этом случае гестапо могло записать все успехи себе в актив. Он обещал прислать машину через полчаса.

Работа с гестапо беспокоила Дитера – этих людей он не мог контролировать. Но у него не было выбора.

Начав бриться, он включил радиоприемник, настроенный на немецкую радиостанцию, и узнал о первой танковой битве на Тихоокеанском театре военных действий, развернувшейся вчера на острове Биак. Оккупационные японские войска оттеснили обратно на побережье силы вторгшейся на остров 162-й американской пехотной дивизии. Сбросьте их в море, подумал Дитер.

Он надел темно-серый шерстяной костюм, изящную хлопчатобумажную сорочку в светло-серую полоску и черный галстук с маленькими белыми крапинками. Крапинки были не нанесены на ткань сверху, а вплетены в нее, и эта деталь Дитеру очень нравилась. Немного подумав, он снял пиджак и надел наплечную кобуру. Достав из бюро автоматический пистолет «Вальтер-Р38», он опустил его в кобуру и снова надел пиджак.

Сидя с чашкой кофе в руках, он смотрел, как Стефания одевается. Французы делают лучшее в мире белье, подумал он, когда она надела шелковые трусики цвета густых сливок. Он любил смотреть, как она натягивает чулки, разглаживая их на бедрах.

– И почему только старые мастера не запечатлели этот момент? – сказал он.

– Потому что женщины эпохи Возрождения не носили легких шелковых чулок, – сказала Стефания.

Когда она закончила одеваться, они вышли из номера.

Ганс Гессе ждал возле гостиницы с «испано-сюизой». Молодой человек смотрел на Стефанию с благоговейным восхищением. Для него она была бесконечно желанной и в то же время абсолютно недосягаемой. Это напоминало Дитеру бедную женщину, разглядывающую витрину «Картье».

За машиной Дитера стоял черный «ситроен» марки «траксьон-авант» с четырьмя гестаповцами в штатском. Как мог заметить Дитер, майор Вебер решил приехать сам – он сидел на переднем пассажирском сиденье «ситроена» в зеленом твидовом костюме, в котором походил на фермера, направляющегося в церковь.

– Следуйте за мной, – сказал ему Дитер. – Когда мы приедем, просьба оставаться в машине до тех пор, пока я не позову.

– Где ты, черт возьми, взял такую машину? – спросил Вебер.

– Это была взятка от одного еврея, – сказал Дитер. – Я помог ему бежать в Америку.

Вебер недоверчиво фыркнул, хотя это было чистой правдой.

С такими людьми, как Вебер, лучше всего вести себя как можно нахальнее. Если бы Дитер попытался спрятать от него Стефанию, Вебер сразу бы заподозрил, что она еврейка, и мог бы начать расследование. Но так как Дитер выставлял ее напоказ, то подобная мысль у Вебера никогда бы не появилась.

Ганс сел за руль, и они отправились на рю дю Буа.

Несмотря на то что Реймс был довольно крупным окружным центром с населением более 100 тысяч человек, машины на улицах встречались очень редко. Ими пользовались лишь по служебной необходимости – полиция, врачи, пожарные и, конечно, немцы. Горожане передвигались на велосипедах или пешком. Бензин могли получать поставщики продуктов и других товаров первой необходимости, но многие товары доставлялись гужевым транспортом. Главной отраслью здесь было производство шампанского. Дитер любил шампанское во всех видах: более старые марочные вина, более свежие невинтажные легкие сорта, изысканное «белое из белых», полусухие десертные разновидности – даже розовое игристое, любимое парижскими куртизанками.

Рю дю Буа оказалась приятной тенистой улицей на окраине Реймса. Ганс остановился у высокого дома в самом ее конце, с небольшим внутренним двором с одной стороны. Это был дом мадемуазель Лема. Сможет ли Дитер сломить ее дух? С женщинами обычно труднее, чем с мужчинами. Они кричат и плачут, но держатся дольше. С женщинами он иногда терпел неудачу, чего с мужчинами никогда не случалось. Если вот эта его переиграет, расследование провалится.

– Приходи, когда я махну тебе рукой, – выйдя из машины, сказал он Стефании. Веберовский «ситроен» остановился сзади, но гестаповцы остались в машине, как им было приказано.

Дитер заглянул во внутренний двор. Здесь находился гараж. За ним виднелся небольшой сад с живой изгородью, прямоугольными клумбами и хорошо прибранной гравийной дорожкой. Владелец явно отличался аккуратностью.

Перед входной дверью висела старомодная красно-желтая веревка. Потянув за нее, Дитер услышал в доме металлический звон механического звонка.

Открывшей дверь женщине было около шестидесяти лет. Седые волосы были закреплены на затылке черепаховым гребнем. Поверх голубого платья в цветочек был надет накрахмаленный белый фартук.

– Доброе утро, мсье! – вежливо сказала женщина.

– Доброе утро… мадемуазель Лема! – сказал Дитер.

Обратив внимание на его костюм, заметив стоявшую на обочине машину и, возможно, немецкий акцент Дитера, женщина испугалась. В глазах появился страх, она дрожащим голосом спросила:

– Чем я могу вам помочь?

– Вы здесь одна, мадемуазель? – Дитер пристально смотрел ей в лицо.

– Да, – сказала она. – Совершенно одна.

Она говорила правду – он был в этом уверен. Такого рода женщина не сможет обмануть – ее выдадут глаза.

Повернувшись, он поманил к себе Стефанию.

– Моя коллега к вам присоединится. – Дитер хотел обойтись без людей Вебера. – У меня есть к вам несколько вопросов.

– Вопросов? О чем?

– Можно мне войти?

– Пожалуйста.

Передняя гостиная была обставлена отполированным до зеркального блеска темным деревом. Накрытое пылезащитным чехлом, стояло старое пианино, на стене висела гравюра с изображением Реймсского собора. На каминной полке стояли разные безделушки: стеклянный лебедь, фарфоровая девушка с цветами, прозрачный глобус с моделью Версальского дворца и три деревянных верблюда.

Дитер уселся на обитую плюшем кушетку. Стефания села рядом, а мадемуазель Лема устроилась напротив на стуле. Как мог заметить Дитер, она была полной. После четырех лет оккупации полных французов осталось не так уж и много – очевидно, чревоугодие было ее слабостью.

На низком столике лежала пачка сигарет и массивная зажигалка. Открыв крышку, Дитер заметил, что пачка пуста.

– Не стесняйтесь, курите, – сказал он.

Она как будто слегка оскорбилась – женщины ее поколения не пользовались табаком.

– Я не курю.

– Тогда для кого они?