Текст книги "Драматург"

Автор книги: Кен Бруен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Но Симус бы меня не услышал: он не сводил глаз с мужчины. Когда тот ушел, Симус сказал:

– Проклятые воришки.

– Ты его знаешь?

– Нет, никогда раньше не видел.

– Тогда как?

Он посмотрел на меня – в глазах закипала злость.

– Все они воры и вруны, и только Бог знает, какую заразу они могут занести.

Я был так потрясен, что не знал, как реагировать. Глаза Симуса посветлели, он снова заговорил дружелюбно. Спросил:

– Чем я могу помочь, Джек?

Я купил коробку конфет и поздравительную открытку. Он рассказал мне анекдот про священника и ирландское жаркое. Слава богу, я сразу же его забыл. Анекдот был сальным и совершенно не смешным. Симус же был в восторге. Я помню, как он крикнул, когда я уходил:

– Заглядывайте, слышите?

Мы неуклюжие и бестолковые,

одержимые нашим ненасытным

желанием оказаться в другом времени

и в другом месте.

Дэвид Минз.

«Разные разности»

Лил сильный дождь. Один из тех дождей, которые, казалось, направлены лично против тебя, желая промочить тебя до нитки.

Что и произошло.

Я припоминаю, что Билли Коннолли говорил, что нет плохой погоды, есть только неподходящая одежда. Заставьте его прожить шесть месяцев в Голуэе и послушайте, что он тогда скажет. Я залез в автобус и с трудом нашел место, так он был переполнен. Сидел у окна и пытался сообразить, что здесь не так. Ирландский. Все говорили по-ирландски. Я услышал:

– An bhfuil tu go maith?[1]1
  Ты в порядке? (ирл.).


[Закрыть]

– Cen chaoi bhfuil tu?[2]2
  Как ты поживаешь? (ирл.).


[Закрыть]

– Та an aimsir dona.[3]3
  Погода – дрянь! (ирл.).


[Закрыть]

Мне больше всего понравилось высказывание одного молодого человека, который на все это ответил:

– Та sceilin agam. [4]4
  У меня есть анекдот, (ирл.).


[Закрыть]

У него было что рассказать. Перевод не в состоянии передать ту эмоциональную выразительность, с которой он произнес слово «sceilin». Смесь интриги, удовольствия, возбуждения и насмешки знающего человека. Я пожалел, что не слышал всю историю. Непосредственно перед отправлением в автобус вбежала девушка, которой не было еще и двадцати лет, в ветровке небесно-голубого цвета. Оглядев переполненный автобус, она обратилась ко мне:

– Это место что, занято?

Американка.

Я улыбнулся:

– Садитесь.

Она села и заметила:

– Мне нравится, как вы разговариваете.

Когда автобус тронулся, я по старой привычке перекрестился. Девушка пришла в восторг:

– Ух, надо же, как забавно!

Мне нечего было на это сказать. Она продолжала смотреть на меня. Я заметил колечко в ее левой брови и еще одно под нижней губой. Наверное, от этого дерьма больно. Чтобы заставить ее отвести взгляд, я спросил:

– Вы на каникулах?

– Это же типа отпуска, верно? Да, можно сказать и так, но это звучит скучно, вы меня понимаете?

– Почему?

Молодая американка закатила глаза, и я догадался, что так она всегда делает на вечеринках. Она ответила:

– Мой папа, он как тот старик, ему уже пятьдесят два, и он, типа, захотел узнать про мои корни. Типа, поздороваться.

Мне нравятся американцы, их живость меня поражает, свежая энергия кажется мне загадочной. Что касается меня, то я родился усталым. Я решил поддержать разговор и спросил:

– Родные вашего отца из Коннемары?

– Да, правильно, и он об этом уже миллион раз говорил. Так что я остановилась у его сестры, и она, типа, все время беспокоится. Все время волнуется. Ей бы, знаете, не мешало, типа, остыть.

Мне не очень просто было ее понимать. Если она скажет «типа» еще один раз, я взвою. Я спросил:

– О чем беспокоится ваша тетя?

– Типа, обо всем, понимаете?

До большего девушка не додумалась. Мы въезжали в Солтхилл, и мне хотелось посмотреть на залив. Чтобы американка не испортила мне удовольствие, я сказал:

– Чем вы заполняете свое время?

– Заполняете?

– Что вы делаете целый день?

– А, поняла. Чаще я болтаюсь… типа, в молле, смотрю на людей.

– В молле!

Все еще не отводя взгляда от залива, от волн, разбивающихся о скалы, я продолжил:

– Вам нравится?

– Надоело.

Я заметил гостиницу и двинулся вперед, чтобы предупредить водителя. Девушка спросила:

– Что за дела с тростью?

– Я повредил колено.

– Круто.

Я не очень был огорчен расставанием, но все же сказал:

– Будьте осторожны.

– Ага. Типа, как обычно.

Когда я вышел из автобуса, ветер едва не сбил меня с ног. Девушка смотрела на меня в окно, так что я помахал ей, как мне показалось, по-дружески. Она показала мне средний палец.

Гостиница «Берег Коннемары» напоминала мотель, длинный, вытянувшийся по самому краю участка. Я вошел и обрадовался теплу. Нашел комнату для отдыха и там Ридж и Маргарет. Я подошел и сказал:

– С днем рождения.

Ридж поморщилась и повернулась к Маргарет:

– Это он.

Не слишком радостное приветствие. Маргарет протянула руку:

– Я Маргарет, приятно познакомиться.

Не знаю, кого я ожидал увидеть. Если честно, то здоровенного кобла. Маргарет было под пятьдесят, волосы светло-пепельные, подстриженные под мальчика. Карие, широко расставленные глаза, слишком большой нос и прекрасный рот: к таким губам всегда хочется прикоснуться. Одета она была в темный пуловер и джинсы, тело казалось сильным и в хорошей форме. Я остро ощутил свой возраст, свою трость и выпрямил спину. Наблюдающая за мной Ридж улыбнулась. Маргарет сказала:

– Похоже, вы закоченели. Хотите выпить?

И заработала суровый взгляд Ридж. Я понял, она предупредила Маргарет насчет алкаша, поэтому она смутилась. Я сказал:

– С удовольствием бы выпил кофе.

Маргарет встала и ушла. Я обратился к Ридж:

– Она совсем не такая, какой я ее себе представлял.

Это ее позабавило, и она поинтересовалась:

– А что вы ожидали?

Как ответить на такой вопрос? Я остановился на полуправде:

– Враждебности.

– Еще слишком рано.

Вернулась Маргарет с подносом, на котором стоял кофейник и тарелка с бутербродами. Сказала:

– Да, забыла молоко.

И снова ушла. Я оглядел поднос и заметил:

– Мне она уже начинает нравиться.

Тут Ридж наконец сообразила, что было видно по ее глазам и насмешливой улыбке. Она хлопнула в ладоши и воскликнула:

– Поверить невозможно.

Я понятия не имел, о чем это она, и проговорил:

– Я понятия не имею, о чем это вы.

– Маргарет… Господи, вы решили, что она лесбиянка. Это невероятно.

Я почувствовал, как встрепенулось сердце, хотя я и готов был лягнуть себя за такое ошибочное предположение.

– Так она не лесбиянка?

Ридж отрицательно покачала головой:

– Господи, я должна была догадаться, ведь вы – настоящий динозавр.

Вернулась Маргарет с молоком, посмотрела на нас:

– Я что-то пропустила?

Ридж откинулась на спинку кресла и сказала:

– Не слишком много.

Чтобы сменить тему, я достал конфеты и открытку. Маргарет улыбнулась, а Ридж, похоже, удивилась. Она взяла открытку и заметила:

– Видать, вы очень торопились, когда это покупали.

Она подтолкнула открытку ко мне. На открытке было написано: «Папа, с днем рождения тебя».

Мне нечего было сказать. Я не собирался рассказывать им об иммигранте и сахаре. Они бы заметили, что я должен был уйти. Ридж начала открывать коробку с конфетами:

– Спасибо, что подумали о подарке.

Она протянула мне коробку. Я отказался, но Маргарет взяла две конфеты.

Желание сказать «а пошли вы все», пройти к бару и надраться было неуемным. Маргарет налила мне кофе. На мгновение повисла гнетущая тишина. Затем Маргарет обратилась к Ридж

– Когда приедут твои родители?

Я удивился – всегда думал, что у Ридж никого нет. Мне трудно было представить ее в кругу семьи. Вы задаете себе вопрос «Что не так в этой картине?» Было в Ридж, как и во мне, что-то такое, что просто кричало об одиночестве. Она ответила:

– Они могут появиться в любую минуту. Ты можешь подождать?

Маргарет взглянула на часы:

– Я бы с удовольствием, но у меня ранняя смена.

Она встала, наклонилась, поцеловала Ридж в щеку и посмотрела на меня:

– Хотите, я вас подвезу, Джек?

– Вы едете в город?

– Да.

Я взглянул на Ридж. Она покопалась в сумке и передала мне книгу, сказав:

– Поезжайте с Маргарет.

Я не взглянул на книгу, просто сунул ее в карман. Перед Маргарет стояла выпивка, но она ее не тронула. Я спросил:

– Как насчет вашей выпивки?

– Я уже немного выпила. Теперь столько вокруг полицейских, что следует быть осторожной.

Я не стал реагировать и сказал Ридж:

– Я вам позвоню.

– Звоните.

Это была не просьба, это был приказ.

У Маргарет был светло-голубой «эскорт», который выглядел новеньким. Она села за руль, я устроился рядом, пристегнув ремень безопасности. На это ушло некоторое время, так как мешала трость.

– Давайте помогу, – предложила Маргарет.

Когда она перегнулась через меня, я ощутил аромат ее духов. Разумеется, эти духи не имели ничего общего с гордостью Вудуорта. Я почувствовал зачатки желания. Видит Бог, я уже не помнил, когда это случилось в последний раз. Тут Маргарет улыбнулась и включила передачу. Она вела машину хорошо, уверенно и спокойно. Я спросил:

– Вы работаете?

Она удивленно рассмеялась:

– Разумеется, я работаю. Я медсестра.

– Где?

Маргарет бросила на меня короткий взгляд:

– Это допрос?

– Простите, мне просто любопытно.

Она минуту молчала. Мы ехали вдоль верхней части поля для гольфа и приближались к Тейлорз Хилл. Потом подала голос:

– У вас есть десять минут?

– Конечно.

– Мне нравится останавливаться тут, на набережной. Когда такая дикая погода. Вид на залив просто превосходен. Вы не возражаете?

Когда я отрицательно покачал головой, она сообщила:

– Я работаю в «Бон Секурз», раньше госпиталь назывался «Галвия».

Я не сдержался и сказал:

– Лечебница для богатеньких.

Маргарет мое замечание не понравилось, она, безусловно, слышала такое раньше, поэтому возразила:

– Разве они не заслуживают хорошего ухода?

Ее тон задел меня, и я выпалил:

– Конечно, заслуживают, просто они не заслуживают особого отношения.

Она уже парковала машину, причем очень умело. Я подумал, что Маргарет, вероятно, все делает хорошо. Вид на море действительно был великолепным, волны с грохотом разбивались о скалы. Этот вид пробудил в моей душе беспечность. Мне захотелось вернуться назад, ходить по краю, чтобы адреналин бурлил в крови. Я почти на вкус ощущал безумие, но тут сообразил, что Маргарет что-то говорит, и спросил:

– Простите, что?

– Брид говорит, что вы пытаетесь изменить свою жизнь.

– У Брид недержание.

Маргарет это не понравилось, но она продолжила:

– Она думает, что у вас ничего не выйдет и вы снова запьете, как раньше.

Я открыл дверь, с трудом вылез и сказал:

– Спасибо, я лучше пройдусь.

Она попыталась извиниться, но я захлопнул дверь, причем ветер помог добавить этому жесту агрессивности. И я окунулся в дикую непогоду, едва не потерял трость и хотел забросить ее в залив. Я еще не успел застегнуть пальто, как промок насквозь.

Он задумывался,

растет ли проблема зла со временем

и новое зло добавляется к старому

или каждое новое зло приводит мир

ближе к концу всякого зла.

Шон Бюрк.

«Драматург»

Когда я добрался до гостиницы, я был мокрым с головы до ног. Сорвал с себя одежду и встал под душ. В конечном итоге немного согрел свои кости, надел теплую выцветшую рубашку и достал из кармана книгу. Еще один сборник пьес Синга.

«„Удалой молодец, гордость Запада" и другие пьесы».

Я глубоко вздохнул, раскрыл книгу и увидел надпись крупными черными буквами:

ДРАМАТУРГ

Я полистал страницы и заметил, что одно место отмечено красным. Я решил, что нужно запомнить отрывок, по крайней мере попытаться, поскольку что-то подсказывало мне, что это один из элементов загадки.

Вы трое не увидите наступления возраста смерти; вы, кто составлял мне компанию, когда огни на вершинах холмов были загашены, а звезды были только нашими друзьями. Я вернусь мыслями от той ночи – жаль, хотя жалости нет – ко времени, когда из ваших прутиков и накидок для меня устраивали маленькую палатку под березой, дающей кров, на сухом камне; хотя с того дня мои пальцы будут строить палатку для меня, распуская волосы, пропитанные дождем.

Теперь я знал. Две девушки были убиты практически случайно. И под каждой из них была книга Синга со словом «Драматург», написанным внутри. Так что мне делать и кто мне поверит? Открыв книгу на последней странице, я, разумеется, нашел наклейку, на которой было напечатано: «Дейдре, помешавшаяся от горя, безжизненно упала на открытую могилу». По крайней мере, я мог подтвердить подозрения Стюарта, торговца наркотиками. Сказать ему, что он был прав: кто-то убил его сестру. Но мне было абсолютно не от чего оттолкнуться. Даже если бы было, что бы я сделал – погнался за убийцей? Зазвонил телефон, и я снял трубку. Услышал:

– Джек?

Это был Джефф, голос мрачный. Он сказал:

– Пэт Янг в больнице.

– Что с ним случилось?

– На него напали.

– Кто?

Джефф помолчал, и я догадался, что он осторожно подбирает слова.

– По современной терминологии, как мне кажется, это называется неизвестный или неизвестные.

Сарказм так и сочился из трубки. Я знал Джеффа в разных душевных состояниях, видел, как он борется с болью, отчаянием, но никогда, никогда на моей памяти он не говорил таким тоном, особенно со мной. Я постарался увернуться и спросил:

– Он сильно пострадал?

– Зависит от того, что ты подразумеваешь под «сильно».

Я разозлился, но постарался говорить спокойно:

– Он в сознании?

– К счастью, нет.

Теперь я уже не мог сдержаться и сказал:

– Может, кончим ходить вокруг да около? Что я должен сделать – угадать с трех раз?

– Господи, Джек, не злись. Я не думал, что ты принимаешь близко к сердцу то, что случилось с Пэтом.

Я воздержался от ответа, поскольку Джефф сказал правду. Если я не сдержусь – а мне ужасно хотелось это сделать, – нашей дружбе может прийти конец. Мой язык часто являлся причиной всяческих катастроф, так что для разнообразия я решил не выходить на ринг. Подождал и спросил:

– Он выкарабкается?

– Надеюсь, что нет.

Это был удар ниже пояса, я не мог продолжать разговор.

– Если бы тебя кастрировали, ты бы хотел выкарабкаться?

Джефф почти выплюнул последние слова – столько в них было ярости. Я произнес:

– Бог мой!

– Не думаю, что он имеет к этому отношение.

– А кто имеет?

Теперь его голос затухал, стал безнадежно усталым. Он сказал:

– Я уже тебе говорил. Более того, я говорил тебе дважды.

Что он мне говорил? Я понятия не имел и спросил:

– Что ты мне говорил?

Он выдохнул долго сдерживаемый воздух:

– Ты не слушал. Как говорит Кэти, ты никогда не слушаешь.

Клик.

Я держал трубку в руке, короткие гудки издевались надо мной. Мне хотелось отправиться в паб «У Нестора», посмотреть Джеффу в лицо и выяснить, о чем он, черт возьми, говорит. Но где взять энергию? Улегшись в постель, я почувствовал себя ни к черту. Думал, всю ночь проворочаюсь. Но сразу отключился. И видел очень живые сны.

Моя мать кричала из разверстой могилы: «Джек, я не могу двинуться. Помоги мне!» У меня в руке лопата, и я поспешно сыплю на мать глину. Потом Джефф, с книгой Синга в руке, шептал: «Почему ты не слушал?» И бросил книгу. Как всегда бывает во сне, логика отсутствовала. Книга упала рядом с могилой, и я закричал: «Я не могу это похоронить. Я не понимаю, что происходит!» Потом я хромал вдоль побережья без трости, а Маргарет и Ридж бежали впереди и дразнили: «Эй, догони!»

Я не смог.

Когда я утром проснулся, постель выглядела так, будто в нее попала бомба. Я был весь в поту. Испытывал то, что стали называть эмоциональным похмельем. При этом почти так же погано, как и во время настоящего похмелья. Заставив себя пойти в ванную, я рискнул взглянуть в зеркало.

Милостивый Боже.

Каким же старым я становлюсь? Я мог четко видеть новые морщины на своем лице, глубокие, вечные. Принял обжигающий душ и стал, по крайней мере, чистым, если не обращать внимания на остальное. За кофе решил поохотиться на «Драматурга». Оделся буднично, для работы: выцветшие брюки, теплая рубашка и полицейская шинель. Не могу сказать, что, когда я выходил из комнаты, меня переполняло желание что-либо сделать или я видел перед собой цель. Нет, я просто устал. Миссис Бейли, погруженная в «Айриш Индепендент», сказала:

– Полицейские, полицейские, полицейские.

– Что?

– В Донеголе разразился скандал по поводу взяточничества, унижения, сокрытия фактов, так что после демонстрации общественности в Дублине от работы отстранили семнадцать полицейских. В мое время полицейский мог закрыть глаза на самогон, но сегодня их занесло.

Целая потерянная эпоха заключается в этой фразе: «их занесло». С точки зрения ирландцев, бахвалиться своим общественным положением, считать себя выше общего стада – тяжкое преступление. Это почти то же самое что и «зазнаваться», а это уже последняя ступенька на лестнице тщеславия. Моя собственная тяжелая история службы в полиции совсем не способствовала желанию защищать бывших коллег. Я сказал:

– Других у нас нет.

Миссис Бейли даже перекрестилась:

– Во имя Отца…

Затем добавила:

– Да поможет нам всем Господь.

На этом дело защиты было закрыто. Я оставил миссис Бейли наедине с газетой и положением в стране, спустился к церкви Святого Августина и подумал, не поставить ли несколько свечей. Количество людей, нуждающихся в помощи, явно превышало число свечей, которые я мог зажечь. Я прошел мимо. Рядом с церковью располагался французский ресторан, затем крутая каменная лестница, заканчивающаяся каменной же площадкой. Я встал справа от ступенек и представил себе, как могла упасть та девушка. Сомневаться не приходилось, такое падение могло привести к смерти. Напротив, через дорогу, находится маленький магазин, где продают изделия из серебра. Похоже, они пользовались популярностью. Из магазина вышла женщина, посмотрела на меня, я беспечно махнул ей рукой. Это придало ей уверенности, и она перешла через улицу.

Женщина напоминала цыганку: темные волосы до плеч, темные глаза, худое лицо. На ней была длинная, широкая юбка из тех, что не идут никому. Такие юбки как бы провозглашают: «У меня кривые ноги». Я бы дал женщине лет сорок, если бы не морщины вокруг глаз и в уголках рта. Скорее, больше. Одно можно было сказать точно – она была привлекательна. Женщина сказала:

– Quel dommage, какая жалость.

Французский? Или просто поднахваталась?

Я спросил:

– Вы знали девочку?

– Да, она жила в маленькой квартире на самом верху лестницы.

Я взглянул и удивился:

– Там живут люди?

– Она жила. В этом городе сегодня можно обнаружить квартиры в самых неподходящих местах.

Ее английский был идеальным, хотя акцент слегка слышался. И еще некоторая толика ирландской интонации, которую приобретают люди, изучавшие английский язык в Ирландии. Небольшое смягчение гласных и легкая напевность. Я решил сделать вид, что ничего не знаю, и послушать, что женщина расскажет.

– Я вообще-то не знаю, что случилось.

Она обрадовалась возможности рассказать и начала:

– Ее звали Карен, Карен Лоу, она жила вон там около года, иногда заглядывала в магазинчик. В тот вечер, когда это случилось, она встречалась с друзьями и рассталась с ними около десяти вечера. А без четверти одиннадцать кто-то нашел ее лежащей там, вызвал «скорую помощь» и полицию.

Я постарался сформулировать следующий вопрос как можно более тактично:

– Может быть, она выпила лишнего?

Женщина энергично тряхнула головой:

– Нет, я ее знаю… О, mon dieu, я ее знала. Она иногда ходила в паб, но всегда ограничивалась стаканом лимонада…

Тут она воззрилась на меня:

– Вы не из полиции?

– Нет, нет… Я… из страховой компании.

Женщина чуть не сплюнула и сказала:

– Merde! Они обожают, когда люди платят им деньги, но от них вы никогда ничего не дождетесь. Вы знаете, сколько мне заплатят за магазин?

Я не хотел рекламировать никакую страховую компанию, но решился предположить:

– Много?

Она яростно затрясла головой, в уголке рта скопилась слюна. Я изменил свое мнения насчет ее привлекательности. Теперь я считал, что у нее не все дома. Она сказала:

– Скажите этим мудакам…

Пауза.

Женщина взглянула на меня:

– Это правильное слово?

Кто я такой, чтобы спорить? Хотя подобного выражения от француженки не ожидал. Я бы скорее рассчитывал на что-то более классное, оскорбительное, но элегантное, как положено французам по праву рождения. Но я лишь кивнул, правда без энтузиазма, и она продолжила:

– Скажите им, пусть платят.

– Обязательно.

И я быстро ретировался. Мгновение назад я подумывал, не пригласить ли женщину куда-нибудь, теперь я считал, что ее следует засадить в психушку. Дойдя до магазина подержанной одежды, я рискнул оглянуться. Она все еще стояла у подножия лестницы, уперев руки в бедра, и кипела от ярости. Я свернул направо и направился к центральному магазину на Эйр-сквер. Интересно, не тот ли это «молл», о котором болтала американская девчонка? Там на первом этаже открытое кафе. Я подошел к прилавку, взял кофе и тут заметил блондина, который давно ходил за мной хвостом. Он помахал рукой, показывая на свободный столик, и сел.

Я заплатил за кофе, и девушка сказала:

– Приятного вам дня.

От неожиданности я сумел только что-то проворчать. Непросто нести чашку с кофе и опираться на трость, так что я не слишком быстро добрался до столика.

Блондин поднялся:

– Позвольте вам помочь.

Взял чашку, поставил ее на столик и снова сел. Вблизи он оказался моложе, не дать больше восемнадцати. Я сел и посмотрел ему прямо в лицо. Что-то было не так с его левым глазом. Парень улыбнулся и сказал:

– Джек Тейлор?

Как будто мы были старыми друзьями. Я возмутился:

– А вы кто, черт возьми?

Улыбка сползла с его лица, как будто он не мог поверить, что я его не узнал. Спросил:

– Вы меня не помните?

– Нет, не помню.

Блондин нахмурился, что подчеркнуло странность его левого глаза. Все его поведение определенно было рассчитано на то, что я его узнаю. С ноткой отчаяния он заявил:

– Я Ронан Уолл.

Я вынул из кармана сигареты очень медленно, потом еще неспешнее достал зажигалку. Его терзало нетерпение. Когда я наконец закурил и выдохнул дым, я сказал:

– Ты так это говоришь, будто это должно что-то значить. Ни хрена это для меня не значит, парень.

Слово «парень» ему не понравилось. Он начал стучать пальцами по столу, затем неохотно произнес:

– Лебеди.

Вот теперь я вспомнил. Несколько лет назад кто-то взялся отрубать головы лебедям в провинции Клада. Общество защиты лебедей наняло меня, чтобы разобраться. Не самый лучший период в моей жизни. Я глубоко завяз в разных неприятных событиях, так что не смог сразу сосредоточиться. Мне пришлось ночью сидеть, согнувшись, у стены, отгоняя лебедей и внутренних демонов. Я поймал преступника. Им оказался шестнадцатилетний парнишка, у которого явно съехала крыша. Он потерял левый глаз во время этих событий. Я припомнил, что он был из состоятельной семьи с влиянием, поэтому дело замяли. Кроме глаза, у блондина не было ничего общего с тем психом, которого я видел раньше. Я заметил:

– Ты изменился.

Теперь он снова воспрянул духом. Выпрямился и сказал:

– Полностью.

В голосе послышалось самодовольство, это был тон человека, который достиг определенных высот и уже не подвержен мелким слабостям. Я загасил сигарету, посмотрел парню в лицо и объяснил:

– Я имел в виду, физически.

Он немного растерялся, поколебался и заявил:

– Я вылечился.

Я не возражал поиграть с ним еще, потому сказал:

– Замечательно. Теперь уже не хочется рубить головы лебедям?

Я увидел, как сжались его кулаки. Недавняя живость исчезла, но он попытался улыбнуться и проговорил:

– Я тогда болел, но мне оказали помощь, самую лучшую, и… теперь я студент, у меня только отличные оценки.

Я почувствовал инстинктивную неприязнь к блондину. Всего лишь мальчишка, но чувствовалось уже в нем нечто более взрослое, злобное. Я сказал:

– Что ты изучаешь? Сомневаюсь, чтобы ты захотел стать ветеринаром, или ты изменился… прости, вылечился… до такой степени?

Парень уже полностью был в игре, глаза, вернее, глаз стал напряженным. Он улыбнулся уголком рта:

– Я собираюсь получить степень по искусству.

В моей голове замелькали цифры, соединились точки, и родилось сумасшедшее заключение. Блондин ходил за мной, он раньше привлекался за жестокое обращение, и вот он сидит здесь. Зачем? Я набрал в грудь воздуха и спросил:

– Синг не требуется?

– Что?

– Джон Миллигтон Синг. Будет тебе, ты ведь изучаешь литературу, разве тебе не попадались драматурги?

Если он и был виновен, то ничем это не показал. Мне следовало действовать осторожно. В последний раз, когда я назвал убийцу, я ошибся, и был загублен невинный молодой человек. Воспоминание об этой чудовищной ошибке будет преследовать меня до моих последних дней. Я никак не мог позволить себе еще раз пройти тот же путь. Я пошел прямым путем, просто спросил:

– Зачем ты ходил за мной?

Парень оживился, обрадовался, будто уже не надеялся, что я спрошу.

– Я хотел поблагодарить вас.

– Что?

– Честно. Я был очень болен, мог попасть в настоящую беду, но появились вы, и в результате мне помогли, и теперь я совершенно новый человек.

В его голосе звучала легкая насмешка, поэтому я сказал:

– Давай проверим, правильно ли я тебя понял. Я выстрелил в тебя из шокового пистолета, ты упал в воду, лебеди напали на тебя и выклевали твой левый глаз. Ты за это хочешь меня поблагодарить?

Мое изложение прошлых событий оказало на парня странное впечатление. Его лицо точно осветилось, как будто мой пересказ его взволновал. Он поинтересовался:

– Могу я пожать вашу руку, Джек?

Меньше всего мне хотелось прикасаться к этому парню. Я ответил:

– Ты мне лучше помоги.

На лице его появилось выражение подозрительности и злорадства. Он сказал:

– Я слушаю, начальник.

Я рассказал ему о двух мертвых студентках, смерть которых я якобы расследую для страховой компании. Не мог бы он поспрашивать, ведь он бывает в студенческом городке, узнать, были ли у девушек друзья, добыть нужную информацию. Он полез в карман, достал блокнот и ручку и записал имена и подробности. Я сказал, что заплачу за потраченное время. Парень небрежно отмахнулся. Деньги не были проблемой. Я попросил его дать мне номер его телефона, и он протянул мне визитку. Заметив мое удивление, блондин ухмыльнулся:

– Я весьма организованный человек. Вы дадите мне свою?

– Свою?

– Ну да, визитку. Наверное, на ней написано: Частный детектив. Конфиденциальность гарантируется?

Теперь он издевался надо мной. Я сказал, что визитки у меня нет, и он кивнул, как будто в этом и не сомневался. Я заметил:

– Ты за мной следишь, так что наверняка знаешь, где я живу.

Я встал, ухватился за трость и перехватил его удивленный взгляд. На мгновение я представил себе, что он видит перед собой. Но парень быстро справился с кратковременной потерей контроля и спросил:

– Что случилось?

– Несчастный случай на хоккее.

Я пошел прочь, и он крикнул:

– Знаете, а мы похожи.

Я сказал, не оглядываясь:

– Я так не думаю.

Но последнее слово все же осталось за ним.

– Мы оба пострадали, но продолжаем двигаться вперед – вперед и вперед.

Только музыки не хватает, и вот вам готовый гимн.

Есть такие стороны всей западной

жизни – поддавший-патриот-

ресторатор-продавец, который

женат на сводной сестре священника

и приходится троюродным братом

бесплатному врачу, – которые

ужасны и невероятны. Этот тип

сейчас стоит во главе кампании

за сохранение пастбищ,

организованной Объединенной

ирландской лигой, в то время как они

сами путем махинаций манипулируют

людьми, выкупают их владения

и отправляют целые семьи в Америку.

Дж. М. Синг.

Из письма Стивену Маккенна

В течение следующих нескольких недель я собирал информацию о погибших студентках. Разговаривал с их друзьями, сокурсниками – и не узнал абсолютно ничего. Упоминал при них Синга и видел пустые лица. Ронан Уолл, лебединый парень, часто звонил мне, но не мог дать ничего, что позволило бы мне догадаться, в какую сторону двигаться. Если он и был Драматургом, я не имел возможности это доказать. В его тоне смешивались ехидство, лесть и надменность. Он даже сказал:

– Кто бы мог подумать, что мы станем друзьями!

Я не мог это так оставить и заметил:

– Ты думаешь, мы друзья?

– О, да, Джек, мы очень близки.

Позвонила Ридж, она сообщила, что нет никаких доказательств, что это было убийство. Когда я упомянул книгу, она призналась, что не может это объяснить. Возможно, просто дикое совпадение, один их тех единственных на тысячу шансов, которые не подчинены логике. Я потерял терпение и спросил:

– Вы сами-то в это верите?

– Разве это важно? У нас больше нет ничего, вернее, у вас больше нет ничего.

– Есть кто-то, затеявший странные игры, кому удается убивать и не попадаться.

Ридж сменила тему и попросила:

– Запишите один номер.

Я взял ручку, и она продиктовала цифры. Я записал их и спросил:

– И что мне с этим номером делать?

Ридж с едва сдерживаемым раздражением ответила:

– Если хватит ума, позвоните. Это Маргарет.

– Маргарет?

– Да. Я не меньше вас удивилась. Что она в вас разглядела, мне никогда не понять. Мне казалась, что ваша предыдущая встреча была не слишком удачной.

Мое сердце забилось чаще, я ощутил нечто похожее на волну радости, хотя не мог пока поверить своим ушам. Не способствовало лучшему пониманию и явное неудовольствие Ридж. Я спросил:

– Она мною интересуется?

Злость Ридж была явной, она сердито проговорила:

– Разве я сказала, что Маргарет вами интересуется? Вы слышали, чтобы я это сказала? Ваша способность делать выводы просто непостижима. Я сказала, чтобы вы позвонили ей, но если станете морочить ей голову, будете иметь дело со мной.

– Господи, Ридж, да вы мне угрожаете.

– Вот именно.

Клик.

Я все-таки позвонил Маргарет, и та ответила мне тепло и, надо же, с симпатией. В молодые годы я не был тем, кого принято называть дамским угодником. Алкоголиков отличает смертельная комбинация эго и полного отсутствия самоуважения. Из-за этого ты постоянно путаешься. Ты выбираешь женщину, которая идет первым номером в твоем списке желаний (тут работает эго), затем отсутствие самоуважения уничтожает все резоны, по которым она могла бы тобой заинтересоваться. Так вы спускаетесь все ниже по списку, пока не доходите до благодарных особ. Их благодарность проистекает из того, что никто вообще не обращает на них внимания. Отсюда двойной урон и обида. Весь ущербный процесс заранее обречен на неудачу. Знакомые парни насмехаются: «Она славная девушка».

По терминологии мачо это означает, что она «не дает». Иными словами, приятель, тебе ничего не обломится. Выпивка скрывает недостатки и трещины в таких начинаниях. В те давние времена вы «прочерчивали линию». Нет, не кокаин. Это было еще до того, как мы научились разбираться во взаимоотношениях. Вы следовали строгому ритуалу: вели ее в кино, затем немного выпивали. Она пила апельсиновый сок, а если оказывалась продвинутой, то «Бейбичам». В баре вы засасывали несколько рюмок крепкого, а потом переходили на пиво и прихлебывали его за разговорами. Следующим этапом были танцы по субботам; тогда играли настоящие джазы, это было время их расцвета. Тут начинался настоящий кошмар. Мое поколение не умело танцевать. Девушки могли подергаться и подвигаться, пока домой не возвращались коровы. Парни же лакали спиртное из запрещенных фляжек, старались придвинуться ближе, иногда осмеливались положить руку на плечо, даже нащупать бретельку, а затем неделю заводиться от воспоминаний. Если вас вынуждали присоединиться к ней в быстром танце, вы с блеском демонстрировали, каким настоящим дитем шестидесятых вы являетесь. Проделывали несколько резких движений, не отрывая ноги от пола, и истекали потом. Это сильно смахивало на самую первую репетицию. Все было так, пока я не влюбился в Энн Хендерсон. Но и от этого остались одни черепки.