Текст книги "Мученицы монастыря Святой Магдалины"
Автор книги: Кен Бруен
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)
* * *
– Где ты остановился?
– В «Империале».
– В «Империале», да? Там теперь одни пьяницы останавливаются.
– Ну и хорошо. Я и сам почти что пьяница.
Эндрю Пайпер. «Потерявшиеся девушки»
~ ~ ~
Не мой день.
Я не имею в виду прокисшую пинту «Гиннеса». Я как-то пытался объяснить эту концепцию Кленси, еще в ту пору, когда мы были друзьями. Это такая ледышка в вашем сердце. И это совсем неплохо, потому что ты готов к отпору в последний момент, когда срабатывает чувство самосохранения, когда ты попал в переделку или тебя прижали к стене. Ты даже не подозреваешь, что в тебе это есть, пока не возникает жизненная необходимость.
Тут внезапно звучит голос: «Попробуй только пошутить со мной… ты и представления не имеешь, на какую жестокость я способен».
Кленси покачал головой: «А… все это сплошное безумие».
Он затем превратился в олицетворение моего невезения. Я направился вниз по Тейлорз Хилл, когда снова зазвучал голос: «Вот что, Кирстен, шла бы ты подальше». Я так действительно думал.
Миновав Найл-лодж, я повернул у Скойл Урсы и тут вспомнил, что у меня назначено свидание с женщиной-полицейским. Я ждал этого свидания, во всяком случае, притворялся, что ждал. Нищий пропойца играл на оловянном свистке рядом с местом, где когда-то была лестница «Санта-Мария», у ног его лежала кепка для подаяний. Может, и есть в Голуэе худшее место для собирания милостыни, но я такого не знаю. По этой дороге никто не ходит. Здесь настоящее скопище призраков. Люди при любой возможности стараются избегать этого района. Гостиница сгорела дотла, причем было много жертв.
Я нашел несколько монет в своем обгоревшем пальто и бросил их в кепку. Глаза у «музыканта» расширились, и он спросил:
– Ты горишь?
– Уже нет.
Пропойца провел высохшей рукой по лицу и сказал:
– Я уже решил, что у меня крыша поехала.
Он большим пальцем указал на пепелище за спиной и продолжил:
– Подумал, знаешь ли, что ты оттуда появился.
Алкоголь сделал его лицо пунцовым, все тело тряслось. Я заметил:
– Тут не лучшее место для твоего искусства.
Он понимающе улыбнулся:
– Взгляни на луну, перестань слушать собачий лай на улице.
Вот вам и ответ.
Пагубные привычки одеваются в разные одежды, Я был на грани похмелья, а сейчас встретился лицом к лицу с чистым алкоголизмом. Кубик катится, и никогда нельзя предугадать, что тебе выпадет. На этот раз мне выпало страстное желание заполучить кокаин.
Я представил себе аккуратную белоснежную полоску. Как-то один парень мне сказал:
– Да будет тебе, Джек. Это же давние восьмидесятые.
Как будто меня волнует эпоха или современные тенденции.
Я вообще застрял в семидесятых, когда у надежды было лицо. Две дорожки кокаина, и мир распахивает тебе свои двери. Яркая как молния вспышка в мозгу, ледяные капли в горле. Черт, я почувствовал, как подгибаются колени.
Когда вы вдыхаете кокаин, у вас сразу появляется цель. И еще нирвана, которая убеждает вас в вашем полном безумии. Вам кажется, что вы можете петь. И вы поете. Более безумных желаний не появляется. Но финал ужасен, никто так не страдает, как наркоманы, употребляющие кокаин. После улета вы сразу попадаете в ад, вас ломает, вам плохо, вы становитесь параноиком. Физические последствия тоже плохая реклама для кокаина: потеря зрения, постоянный насморк и эрозия носовой перегородки. Рано или поздно эта перегородка вообще исчезает. Желтая пресса со злорадным удовольствием потопталась на Даниелле Уестбрук, звезде сериалов. Публиковались ее ранние фотографии и затем, крупным планом, изображение разрушенного носа. Вряд ли это кого остановило, но репутацию знаменитостей подпортило.
Я дошел до собора и почувствовал, что мне необходимо посидеть в тиши. Толкнул тяжелую, обитую медью дверь, которая с шумом захлопнулась за мной. Мощи святой Терезы обычно привлекали много зевак, но сейчас в соборе было тихо. Я прошел по боковому проходу и опустился на колени перед алтарем.
Машинально начал:
– Glor don Athair…[9]9
Слава Отцу… (ирл.). Начальные слова христианской молитвы.
[Закрыть]
Я учил свои молитвы на ирландском, и они звучали для меня по-настоящему только на этом языке. Разумеется, как и всякий перепутанный католик, я был знаком с латынью. Так было ближе моей крестьянской душе. Собор был построен на месте старой тюрьмы Голуэя. Там сидели не только мужчины, но и женщины. Они получали дикие сроки за мелкие преступления – раннее эхо зла монастыря Святой Магдалины. Краем глаза я заметил священника, который остановился и спросил:
– Не возражаете, если я сяду?
Мне хотелось сказать: «Ваша епархия».
Я кивнул. Священник сел в центре. Ему было слегка за сорок, черты лица говорили о его испанско-ирландских предках. Я все еще стоял на коленях и едва не признался: «Я в последний раз исповедовался тридцать лет назад».
Но он не располагал к откровенности, как многие священники. Наоборот, казался суровым и отстраненным. Он сказал:
– Хорошо воспользоваться моментом.
– Верно.
– Вы полицейский… слегка подгоревший полицейский?
Священник улыбнулся, и я ответил:
– Сгоревший.
Он протянул руку и представился:
– Том.
– Джек Тейлор.
Я не ощутил потребности, вбитой в меня в детстве, назвать его святым отцом. Более того, я был уверен, ему это не понравится.
– Иногда я с трудом заставляю себя подняться с постели, – проговорил священник.
Пришел мой черед улыбнуться:
– Но ваша работа обязывает.
Он поднял глаза к небу. Когда это делает священнослужитель, в этом есть смысл.
– Проповеди меня совсем достали, – признался священник – Приходится учить обычных людей, что им делать со своими жизнями, когда они каждый день сталкиваются с жестокой реальностью.
– Можно сказать правду.
Он не был шокирован, даже не удивился.
– Однажды я так и сделал.
– И что?
– Меня вызвал епископ.
– Ого.
– Спросил, не практикую ли я непослушание.
Я подумал и заметил:
– Совсем как в полиции.
Священник усмехнулся и продолжил:
– Что-то подсказывает мне, что вы не ходите по струнке.
– Верно. Я дал одному мужику в морду.
Ему понравилось. Я спросил:
– Как сейчас церковь относится к самоубийцам?
Священник озабоченно взглянул на меня. Я поднял руки:
– Я не о себе… Мой друг повесился.
Священник быстро перекрестился. Я не знал, следует ли мне последовать его примеру. Он сказал:
– Вы неправильно ставите вопрос.
– В самом деле?
– Не лучше ли поинтересоваться, что думает об этом Господь?
– И что Он думает?
– Лично я думаю, что Господь относится к человеку с такими тяжелыми мыслями с глубоким сочувствием.
– Надеюсь, что вы не ошибаетесь.
Священник встал, протянул руку:
– Мне было приятно встретиться с вами, Джек.
Я пожал ему руку и признался:
– Вы облегчили мне душу… святой отец.
Он широко улыбнулся:
– Это и есть моя работа.
– Что же, прошло немало времени с той поры, как священник мне помогал.
Служитель Господа повернулся, поклонился алтарю и исчез. Я тоже пошел к выходу. Монахиня, складывавшая в стопки брошюры, воззрилась на меня. Я сказал:
– Простите…
– Что вы хотите?
– Как фамилия святого отца Тома?
– У нас нет святого отца Тома.
Я описал его, и она сказала:
– Вы что, оглохли? В приходе нет такого священника.
* * *
При моей жизни нет ничего удивительного в том, что у меня развивается паранойя. Пока я живу, моя мини-паранойя не раз спасет мою жизнь.
Эдвард Банкер. «Воспоминания ренегата»
~ ~ ~
В «Бейли» я вернулся только вечером. Если гуляешь по Шоп-стрит, лучше не спешить. Вы встречаете свое прошлое, остатки сомнительного настоящего и предчувствия темного будущего. Прошлое представлено школьными друзьями, старыми, трясущимися, незаметными. Настоящее танцует в струях дождя, среди беженцев и заблудших пьяниц, будущее видится в мобильных телефонах и иероглифах текста. Общий эффект – обалдевание.
Много лет назад была популярна радиопрограмма под названием «Дорогая Фрэнки». Фрэнки по голосу напоминала Бетт Девис в отвратительном настроении. Вся страна слушала эту программу. Люди обращались к Фрэнки с вопросами, которые казались простыми и разрешимыми. Ответы ее были едкими, короткими и исключали всякую возможность спора. Время от времени передавали Синатру, прерывая его рекламой. К ведущей не подходило высокопарное определение «совесть нации», но она, похоже, умело сочетала теплый юмор и ехидное злословие. Несмотря на резкость тона, создавалось впечатление, что ей небезразличны судьбы людей.
Уже давным-давно ни про кого нельзя сказать, что ему или ей не наплевать на всё и всех.
Во время ужасных событий, сопутствовавших моему предыдущему делу, передо мной ненадолго словно вспыхнул яркий свет. Я встретил молодую девушку, Лауру, очень молодую, двадцати лет с небольшим. Когда тебе уже почти полтинник, это совсем мало.
Хуже того, она в меня влюбилась.
Не могу сказать, что потерял голову, но, безусловно, Лаура мне очень нравилась. Она сделала почти невозможное – заставила меня хорошо относиться к самому себе. То облегчение, которое давали мне алкоголь и наркотики, даровано дьяволом. С ней все получилось естественно. Кто знает, что из этого могло бы выйти. Я тогда словно висел над пропастью – должен был принять самое трудное в своей жизни решение. К тому же я только что покончил со своим браком.
Разумеется, это все звучит неубедительно, но уж как есть. Ее мать сказала мне при посторонних:
– Как вам не стыдно! Лаура вам в дочери годится.
Разве я воспротивился, начал бороться и объявил, что готов сделать все, чтобы удержать Лауру?
Черта с два.
Я сбежал, как нашкодивший мальчишка. Хуже того, позвонил Лауре и соврал, что встретил другую женщину.
Смелый я мужик, верно?
С той поры я несколько раз видел Лауру, но только на расстоянии. Однажды у супермаркета. Она остановилась, но я развернулся и был таков. Время лечит или, по крайней мере, притупляет боль, дает возможность жить дальше. Господи, как бы мне хотелось, чтобы это было правдой! Сколько бы лет ни прошло, мне не забыть всю позорность моего поведения.
Я попытался сбросить этот груз в кучу другого мусора на обочине моей дороги. Не вышло. Я все равно слышу внутренний голос: «Ты вел себя безобразно».
В своих дневниках Кафка писал:
Человек, потерявшийся в своей собственной жизни, обладает более широким детальным видением. С одной стороны, он пытается оттолкнуть отчаяние, с другой – отмечает все, что может видеть.
Из всего этого я сделал один простой вывод.
Зачастую я веду себя как самая настоящая сволочь.
Когда я вернулся в гостиницу, то едва держался на ногах. Миссис Бейли, сидевшая за конторкой, сказала:
– Я видела сегодня Дана.
Разумеется, можно было ответить членораздельно, но я помахал рукой и направился к лестнице. Подумал: «Надо непременно поспать».
Открыв дверь, я увидел полный хаос. Комната была разнесена вдребезги. Книги разодраны и разбросаны по полу, постель перевернута, в матрасе большие дыры. Всюду раскидана порванная одежда. Из сломанного шкафа доносился сильный запах мочи. Занавески были засунуты в раковину.
Я закрыл дверь, чтобы привести мысли в порядок. Пробрался через разбросанные вещи и проверил пружины матраса. Пистолет исчез. Я еще раньше славно потрудился, приподняв одну доску в шкафу и спрятав там наркотики. Поднял доску и вздохнул с облегчением. Наркотики оказались на месте.
Схватив две таблетки, я проглотил их, ничем не запивая.
Пошел к раковине в поисках стакана. Он был разбит вдребезги. Я вывалил мокрую занавеску на пол. Я нагнул голову и попил из-под крана. Выпрямился, достал сигареты и закурил. Взглянул на груду тряпок. Господи, да хватит ли у меня сил начать все сначала? Потеря великолепного собрания книг едва не довела меня до слез. Книги были не просто порваны, изуродованы, вырваны из обложек. Крутом валялись обрывки этих обложек. Основа любого образования – Мертон, Чандлер, Йейтс.
Поэты, авторы детективов, романисты – все смешались в оргии разрушения. Мне едва ли придумать более удачную эпитафию для собственной жизни.
Кики, моя бывшая жена, пыталась обучить меня философии скоростным методом, заставить меня рассуждать.
Я протестовал:
– Мне меньше всего хочется думать. Как ты полагаешь, зачем существуют моря выпивки?
Она настаивала.
Разумеется, чего-то я нахватался. Я не могу уверенно произнести слово «Кьеркегор», но вот что я запомнил: чем больше отчаяния в жизни человека, тем больше этот человек способен видеть.
Если это правда, то теперь мое зрение должно быть воистину всеобъемлющим. Увы, ничего не может быть дальше от правды. Жалел ли я сам себя? Можете побиться об заклад.
Это, наряду с нытьем, мечтаниями и дерьмовой болтовней, алкоголик делает первоклассно.
Я поплелся вниз и обратился к миссис Бейли. Она мне тепло улыбнулась, и мое сердце упало. Я сказал:
– У меня неважные новости.
– А… только не говорите мне, что вы снова уезжаете в Лондон.
– Нет… нет… Моя комната разгромлена.
– Разгромлена?
– Все перевернуто… кто-то туда вломился. Все переломано.
– Щенки.
– Что?
– А… эти хулиганы, которых сейчас везде полно. Никакого уважения.
– Я заплачу за все, что сломано.
– Еще чего. Пусть платит страховое общество.
– Вы застрахованы?
– Нет. Но мне всегда хотелось произнести эту фразу.
МОНАСТЫРЬ СВЯТОЙ МАГДАЛИНЫ
Самым привычным звуком для прачечной был звук кашля. Как адский хор. Все девушки непрерывно курили. Это помогало им снять усталость и чувствовать себя взрослыми. Пар, наполнявший помещение, смешивался с никотином, вызывал сухой кашель, который, казалось, рвался из самой глубины отчаяния. Когда Люцифер слышала этот кашель, она начинала улыбаться, сама даже того не сознавая. Улыбка зарождалась в уголках ее глаз и распространялась дальше по мере продвижения монахини по помещению. Опустив головы, девушки пытались определить, в каком она настроении. Разумеется, настроение всегда было плохим, но степень ее злобы – разной.
Любимой забавой Люцифера было выбрать девушку и приказать ей подшить стопку занавесок Монахиня сначала говорила с несчастной почти ласково, потом внезапно ударяла ее кулаком, да так сильно, что девушка с визгом отлетала к стене.
– Ты, вавилонская блудница, что ты о себе вообразила? Тут тебе не курорт. Ты здесь, чтобы исправиться, и если я еще раз увижу, что ты улыбаешься, я пошлю тебя драить уборную.
В арсенале ее жестокостей была и такая: обернуть провинившуюся мокрыми простынями и оставить так стоять всю ночь. Это называлось очищением.
Я пошел в банк и встал в очередь. Потратил довольно много времени, чтобы заполнить бланк. Обозначил солидную сумму. Вы удивитесь, но там сидела та же самая кассирша. Я жизнерадостно поприветствовал ее:
– Салют.
Девушка подняла глаза и вспомнила. Нет, она не вздохнула, потому что это запрещено банковскими инструкциями. Но была где-то совсем близко к этому. Я протянул ей бумагу со словами:
– Вероятно, сегодня мне уже не придется доказывать, что я – это я?
Но она могла затянуть процесс. Это есть в инструкции. Кассирша встала со словами:
– Мне нужно это подписать.
– Вы шутите.
– И покурите, раз есть возможность.
– Я не курю.
– Вы меня удивляете.
Я прочитал все насчет кредитов на жилищное строительство, ипотечных кредитов и тому подобного дерьма. Видел, как она советуется с начальником. Он четыре раза посмотрел в мою сторону. Я знаю точно, считал. Вернувшись, кассирша спросила:
– Какими купюрами желаете получить деньги?
– Любыми. И в коричневом конверте.
Она дала мне белый, на что я сказал:
– Сегодня у вас невезучий день.
Я посетил поочередно «Данн», «Оксфам», магазин для пожилых и «Пенни». Купил:
два костюма
три пары джинсов
шесть рубашек
четыре футболки
три пары обуви.
Толстая пачка денег стремительно отощала после этого блицкрига. Остановил такси. Шофер сказал:
– Салют… Джек
– Как делишки?
– Похуже, чем у тебя, видать. Откуда столько пакетов?
– Начинаю новую жизнь. Слушай, не мог бы ты завезти все это в гостиницу «Бейли»?
– Ты купил новую униформу для обслуживающего персонала?
Я вытащил купюру и протянул таксисту:
– И купи себе выпить.
Больше никаких вопросов.
Направившись в собор Августинцев, я поставил кучу свечей за упокой Брендана. Интересно, какая разница, одну свечу ты зажигаешь или восемь? Ну да… облегчает совесть. Я не знал, какую молитву надо читать, поэтому просто произнес:
– Мне не хватает тебя, Брендан.
Если не слишком проникновенно, то, по крайней мере, абсолютно честно.
Затем я направился к Чарли Бирну. Конечно, одежда нужна, но без книг я просто не мог существовать. И это мой любимый магазин. Чарли как раз уходил и сказал на ходу:
– Джек, там только что пришло много новых детективных романов.
– Замечательно.
– Я отложил для тебя твоих любимых авторов.
Некоторые люди гордятся тем, что среди их знакомых есть букмекеры, и думают, что это им помогает. Трудно поверить, что букмекеры приберегут для вас хорошую лошадь, но, и это верно, они всегда в курсе насчет фаворитов. Я предпочитаю торговцев книгами. В магазине Винни читал книгу «Встречи с замечательными людьми».
Я спросил:
– Это напоказ… или тебе действительно нравится?
Он широко улыбнулся:
– На серьезный показ. Где ты пропадал? Мы уж решили, что ты покончил с книгами.
Я вытянул руки ладонями вверх:
– Разве можно покончить с книгами?
– Вот это нам приятно слышать.
– Винни, моя нынешняя библиотека пропала.
– Пропала?
– Это длинная история.
– Понял. Итак… ты хотел бы начать все сначала, купить самое основное?
– Мне надо будет просмотреть список?
– Нет. Я знаю, что тебе надо. Где ты обретаешься?
Если Винни и был удивлен, услышав ответ, то никак этого не показал. Я поинтересовался:
– Сможете привезти на днях?
Он писал в блокноте и заметил:
– Я даже прихвачу пиццу.
Я полез за бумажником, но он меня остановил:
– Давай рассчитаемся позже.
В тот вечер я снова вернулся в свою частично восстановленную комнату.
Там все еще царил беспорядок, но разруха была сведена до минимума.
Я спросил у миссис Бейли:
– Кто занимался ремонтом?
– Джанет и я.
– Что?
– Да рабочих надо неделю ждать. Я могу перевести вас в другой номер.
– Нет… не надо… все прекрасно.
Мои покупки доставили. Я принял душ и примерил новый костюм. Мое отражение в разбитом зеркале было зигзагообразным. Те части костюма, которые я мог видеть, показались мне приемлемыми. Лицо было разделено на части, но я посчитал, что виновато зеркало. Самое время идти на свидание с женщиной-полицейским. Миссис Бейли спросила:
– Вы в полицию обращались?
– Нет.
– Я так и думала.
Папа Иоанн Павел II в 1982 году сказал, обращаясь к пилигримам-полицейским:
Задача полиции в современном мире, безусловно, не из легких. Она требует призвания, безоглядной преданности делу безопасности и благосостояния сограждан. Вам необходимо ощущать себя важной и эффективной моральной силой, действующей на благо общества.
Я мог процитировать эти слова наизусть, что и делал порой в самых странных обстоятельствах.
Когда открылась гостиница «Бреннанз Ярд», все отреагировали одинаково. Находясь на углу Ки-стрит, она всегда пользовалась популярностью. Разумеется, гостиница была с претензиями, но не до противного. В бар пускали и в джинсах, но костюм был предпочтительнее.
Я вошел, и услужливый бармен поприветствовал меня:
– Добрый вечер, сэр.
Ну, что я говорил… не без претензий.
Я взял кружку пива и сел в углу. Даму мою было не узнать: она явилась в хлопчатобумажной блузке, короткой черной юбке и туфлях на среднем каблуке. В руке – стакан со спиртным. Я сказал:
– Я бы вас в этой экипировке не признал.
– Можно мне сесть?
– Если только вы не предпочитаете стоять.
Женщина села.
Я взглянул на ее стакан и заметил:
– Хотите, угадаю? Минералка?
– Нет, белое вино.
Я закурил, и она сказала:
– Пожалуйста, не курите.
– Господи, Ридж, что вы за синий чулок?
– Такой, которому не нравится пассивное курение.
Я откинулся на спинку стула и пристально посмотрел на нее. В толпе вы бы ее не заметили, но мне почему-то показалось, что ее это устраивает. Я сказал:
– Вы хотели меня видеть. Не припоминаю, чтобы вы говорили о каких-то правилах.
Женщина-полицейский отпила глоток вина. Невозможно было сказать, получила ли она от этого удовольствие. В ее глазах горел лихорадочный огонек. Не то чтобы одержимость, но что-то вроде того. Она тихо спросила:
– Почему вам так нравится раздражать людей?
– Не знаю… да и не так это. Давайте скажем, что мне не нравится «раздражать людей». Видит Бог, их сейчас прорва, этих людей. А благосостояние сделало их еще хуже.
– Вы предпочитаете добрые старые времена?
– Не ехидничайте, Ридж, у вас сразу рот сползает набок
Брид Ник ен Иомаре подождала, пока я допил пиво, и сказала:
– Не могли бы вы не напиваться, пока мы не переговорим?
– Зависит от того, надолго ли вы заведетесь.
Она наклонилась вперед:
– Я – хороший работник.
– Я тоже был хорошим полицейским.
Женщина покачала головой и продолжила:
– Я серьезно. Мне нравится работать в полиции. Я отношусь к ней без всякого пренебрежения.
Пауза.
– Как и вы.
Я встал.
– Выпить принести?
– Нет.
Ожидая заказ, я старался справиться с гневом. Слов нет, Ридж меня задела за живое. Я закурил следующую сигарету и проверил, следит ли она за мной.
Нет.
Таращится в окно. Наверное, мечтает о том дне, когда станет шефом полиции. Мне пришло в голову быстренько выпить и отвалить. Оставить ее наедине с высокими моральными принципами. Но я знал, что она не из тех, кто остановится. Наступит день, когда она меня выследит, и мне придется выслушать то, что она собирается мне рассказать. Шумно вошел священник, святой отец Малачи, приятель моей матушки.
Заметив меня, он изрек
– Как всегда, бар подпираешь.
– А ты, как всегда, ведешь себя как последняя задница.
Отец Малачи отступил, моя горечь добралась и до него, но он быстро оправился и сказал:
– Думал, это заведение слегка тебе не по рангу.
– Тебя же они пустили.
– У нас товарищеский ужин. Мы забронировали зал.
– Молитвы окупаются, не так ли?
– Твоя мать больна. Мог бы протрезветь и навестить ее.
Я схватил свою кружку и пошел прочь, сказав:
– Чтобы навестить ее, мне надо в стельку напиться.
Когда я сел, Ридж спросила:
– Он священник?
– Да нет, простое отребье. Так о чем вы хотели мне рассказать?
– О монастыре Святой Магдалины.
– И…
– Голуэй теперь европейский город.
– И что?
– Поэтому многим бы не хотелось, чтобы старые грехи были выставлены напоказ.
– И какое это имеет ко мне отношение?
– Вы разыскивали женщину, которая там работала.
– И откуда это вам известно?
– Мой дядя… он был полицейским.
– Господи, ну и семейка.
– Я могу вам помочь.
– Вы слегка опоздали. Я ее уже нашел.
– Вы меня не слушаете.
– В смысле? Дело закрыто, все в прошлом.
Она глубоко вздохнула:
– Недавно в этом городе были убиты двое юношей.
– Да, я слышал в новостях.
– И это все, что вы знаете?
Мне начало все это надоедать, и я почти закричал:
– Что тут еще знать, черт возьми?
– Их имена!
– Зачем мне их знать?
Ридж откинулась на спинку стула и выдержала паузу.
– Потому что они родственники Риты Монро… Ее племянники.
Я старался переварить эту информацию, даже покрутил головой и пробормотал:
– Вы уверены?
– А вы как думаете?
– Господи.
Я в уме припомнил все, что знал, вернее, думал, что знал, и спросил:
– Зачем кому-то убивать ее племянников?
– Чтобы сделать ей больно.
Тут я вспомнил свою встречу с Ритой Монро. Она тогда сказала: «Я плохо себя чувствую. У нас горе».
Или что-то в этом духе. И она в самом деле была в разобранных чувствах. Я же, разумеется, не обратил на это внимания. К тому же кто-то побывал у нее в ее доме, у меня, кстати, тоже. Ридж заметила:
– У вас такой вид, будто вы привидение увидели.
– Дайте мне подумать.
Имя, которое приходит в голову, некоторый общий знаменатель, разумеется, Билл Касселл. Но ведь он хотел поблагодарить ее, выразить признательность за помощь, оказанную его матери. Я спросил:
– Что вы знаете про Риту Монро?
Ридж открыла сумку, вынула блокнот, полистала его и сообщила:
– Девушки в монастыре звали ее Люцифером, она была дьяволом во плоти. Никто не мучил и не терзал бедных девушек так, как она.
Моя голова пошла крутом. Билл Касселл сказал, что Рита Монро была ангелом, и я ни на минуту в этом не усомнился. Мне даже в голову не пришло проверить его рассказ. Мне так хотелось поскорее избавиться от долга, что я, по сути, стоял на голове.
– Откуда вы все это знаете?
– Дядя посоветовал кое-что проверить.
– А… который полицейский.
– Да.
– С чего это он такой умный?
– Был умным.
– Что?
– Был таким… как вы это сказали… умным. Он умер.
– Сочувствую. Вы были близки?
– А вы?
– Простите?
– С моим дядей Бренданом… Фладом.
– Не знаю, что сказать.
Ридж сделала еще глоток вина:
– Он считал, что из вас мог бы получиться замечательный полицейский. Даже по прошествии времени вы умудрились произвести на него впечатление, занимаясь тем, чем вы занимаетесь, несмотря на…
Она не закончила, и я спросил:
– Несмотря на что?
– Ваши слабости.
– Да, точно, у меня их куча.
– Он тоже так говорил.
Моя кружка уже опустела. Я подумывал еще об одном походе в бар. Ридж посмотрела на меня:
– Дядя велел мне связаться с вами, если он сам вдруг станет «недоступен». Сказал, что вам нужна связь с полицией. Он называл это вашим спасательным тросом.
Мне надо было это спросить, и я спросил:
– Вы удивились… что он так поступил?
– Убил себя?
– Да.
– Я была потрясена, но не думаю, что меня это так уж поразило. Ему всегда нужно было во что-то страстно верить, такой он был человек. Вероятнее всего, вы этого не осознавали.
Я поднял пустую кружку:
– Считаете, я ни во что не верю?
– Алкоголь… вот все, что у вас есть.
– Мило. Вы далеко пойдете в полиции, они там твердолобых уважают.
– Дядя Брендан вас уважал, и мне кажется, вы ему нравились.
– А вам нет.
– Я ненавижу, когда человек растрачивает себя впустую.
– Бог мой, суровая же вы особа.
– Если собираетесь дальше копаться в делах монастыря, то вам полезно было знать хотя бы, что на самом деле происходит.
– Спасибо.
Ридж поднялась, сказав:
– Я делаю это не для вас.
– Верно.
Она положила на стол визитную карточку:
– Здесь мои телефоны, домашний и мобильный. Звоните, если я могу вам чем-то помочь.
– Вы можете заказать мне пиво по дороге.
– Заказывайте сами, – отрезала она.
И ушла.
Я закурил сигарету и пробормотал:
– Твою мать.
Я понимал, что должен разобраться в этой неразберихе, но я никак не мог заставить мозги работать. Рассказ Ридж потряс меня до глубины души. Я встал и подумал: «А ведь я рядом с баром „У Свини"».
Надо было только выйти из двери и свернуть направо к докам. Отсюда слышно, как встревоженно кричат чайки. Логово Билла было рядом. Что я сделаю… или скажу ему?
На этот счет не имелось ни малейшего понятия.
На дорожке стоял присосавшийся к сигарете отец Малачи. Я осклабился:
– На вашей вечеринке не разрешают курить?
– Некоторые из нас уважают мнение других.
Я долго пристально смотрел на священника, пока тот не вскинулся:
– В чем дело?
– Из тебя бы вышел отличный полицейский.
– Во всяком случае, лучше тебя.
– Нет, правда, ты так же скроен.
– Господь призвал первым.
Я пошел прочь, заметив:
– Я не слишком во многом уверен, но тут я точно знаю: Господь здесь ни при чем.
Отец Малачи что-то крикнул мне вслед, но я не расслышал. Уверен, ничего приятного. Если священник посылает вас матом на улице, значит, в вашей жизни наверняка царит полный хаос.
